Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

Парень по имени Женя сказал мне, поглядывая на Влада, словно ожидая его разрешения:

– Мы прошли километра три по краю болота. В лес мы не совались – туда не влезть, деревья поваленные лежат, завалы из веток – полно завалов. Новости не очень. Вокруг безлюдно, лес слева, болото справа до самого горизонта.

Я кивнула, хоть смысл слов плохо доходил до меня, взъерошенной.

Женя опять переглянулся с Карнадутом.

– Густой туман только в этой низине, над болотом. Школы за сто метров не видно. А дальше тумана нет, видимость неплохая, хоть дождь моросил всю дорогу.

Влад Карнадут негромко добавил:

– Алина Анатольевна, мы все – за вас.

Я опустилась на подкосившихся ногах на пол, зачем-то подобрала фантик от конфеты, положила себе на колени. Мокрые-мокрые щёки и нос, надо бы вытереть, а нечем, – разве что рукавом блузки…

Яростные ведьмы ушли в самую глубину души. Некому бросать Алину Анатольевну на амбразуру…

Пока разбирались с пьяной свитой Краснокутского, из класса осторожно высунул голову восьмилетний Матвей. Прислушался, прошмыгнул через коридор на лестничную клетку. Женя метнулся за Матвеем и вернулся, держа под круглое брюхо щенка овчарки. Матвей приплясывал рядом, не спуская с собаки восхищённых глаз. У меня явно был невменяемый вид, потому что друзья Карнадута снова представились мне и растолковали, что Женя Бизонич – не футболист. Он боксёр, как и Влад Карнадут. Живёт в Днепровском микрорайоне, в центре города. К нам его занесло, потому что договорился встретиться с Владом, вёз ему щенка и заодно собирался поболеть за второго друга, Влада Адамчика, футбольного нападающего из команды первой школы.

Появление щенка вызвало у всех новый приступ оживления. Одни предлагали съесть собаку (и это после недавнего перекуса!), другие высказывались насчёт того, что на охоте пёс пригодится.

Вечер наступил слишком рано, сумерки сгустились, и вскоре школа погрузилась в непроглядную темноту. До сих пор мы не осознавали, до чего же привыкли к огням и разноцветным сполохам города. Влад Карнадут тихо совещался с Жекой, называл его Бизон. Обсуждали судьбу щенка. Жека Бизон не соглашался, но потом они что-то решили.

Старшеклассники

Утром, когда в окнах чуть начало светлеть, Влад неслышно прошёл среди спящих ребят, спустился этажом ниже к кабинету информатики, в котором вчера сам же запер буйного Краснокутского.

Там были две двери, причём внутренняя – металлическая решетка в металлической раме, на совесть вмонтированной в дверной проём, закрывалась на висячий замок, и для изолятора это было именно то, что надо.

Вован Краснокутский спал, свернувшись калачиком на кафедре.

По кабинету были разбросаны выдернутые из учительского стола ящики; их содержимое – исписанные листы, – Вован использовал, вытряхнув на холодный пол и устроив себе на них постель.

Карнадут тихо позвал Краснокутского.

Тот поднялся со своего лежбища и, расслабленно почёсываясь, подошёл к решетке, разделявшей их.

– Ключ принёс? Пшёл нах, боксёр! – широко зевнул Вован.

– Ключ не знаю, где. Не спрашивал. Найду – открою, – немногословно пообещал Влад.

Протянул Краснокутскому сквозь крупные ячеи решётки поскуливающего пса:

– Мне с ним возиться некогда. Пацаны могут повредить собаку, жалко будет. Если ты скажешь, что он твой – никто не посмеет тронуть.

Краснокутский, слегка покраснев, принял щенка, нюхнул собачью холку, сказал с ухмылкой:

– Я натравлю его на тебя, жопу отгрызёт, Карнадут!

– Натрави, – легко согласился Влад. И добавил:

– Только вырасти из него толкового пса. Есть хочется.

– лять! – отозвался Вован.

– Кишки крутит! – признался Влад. – Женик подскажет, как воспитывать щенка, там всяких запретов много, нужно знать, как с псом правильно обращаться.

– Ладно, – буркнул Вован. – Кликуха у пса есть?

– Ты назови. Твоя собака. Никому не давай, ладно? Алина сказала, пока щенок растёт, хозяин у него должен быть один.

– Алина… Чего вы все под неё?..

– А под кого?

– Ну… – протянул Вован, многозначительно качнув головой.

Но уверенности в этом его "ну" не было ни на грош, и Влад это почувстовал.

– Ты будешь возиться с младшими, за всё отвечать и помнить обо всех и сразу? А как быть с девушками? Они уже злые и ноют, что им не хватает всякого, женского. И посинели от холода.

Вован ухмыльнулся:

– Прокладки, небось, кончились.

Он не спустил щенка с рук, держал в больших красивых ладонях.

Осклабился, глядя на Влада Карнадута:

– Бабам можно помочь одним тыком – и прокладки надолго не понадобятся. Заодно и согреются.

– А потом будешь смотреть, как они умирают в родах?

– лядь! – неожиданно разъярившись, рявкнул Краснокутский.

Зачем-то щёлкнул неработающим выключателем и ушёл вглубь кабинета, унося собаку.

Пять минут назад он хотел требовать к себе Свету Конторович, но после слов Карнадута резко передумал. Хмурил лоб, разглядывал щенка, подставлял ему ладони, позволяя покусывать пальцы прорезающимися клыками.

Щенок был потешный, с вислыми нежными ушами, тёплый, круглобрюхий, крепколапый.

"Интересно, чем вчера кормили пса? А сегодня? А если кормили неподходящей ерундой цуцык сдохнет, и кто будет виноват? Он, Вован? Тоже мне, подкинули подарочек! Пускай выпускают скорее, надо потолковать насчёт собаки с этим, Жекой…"

Щенок покружился, устраиваясь поудобнее, и затих, прижавшись к бедру сидящего на ворохе мятых бумаг Краснокутского. От щенка было тепло ноге. Школа и болото за рассветным окном до краёв были наполнены пугающей, чужой тишиной.

"А Карнадут на говнюка не похож!" – подумалось Вовану. И стало стыдно за то, что ночью он отлил прямо в шкаф, на бумаги, на какие-то предметы, наверное, нужные сейчас, в их-то положении…

Хроники Насты Дашкевич. Как это было

Алина сказала, что для жилья лучше подойдут классы начальной школы на третьем этаже. Потому что четвёртый этаж – это для третьего дополнительная защита от холода, и окна в кабинетах начальной школы совсем недавно поменяли на новые стеклопакеты, и теперь в кабинетах на третьем этаже нигде не дует из щелей. Алина настаивала, чтобы обустраиваться начали немедленно, потому что в местном климате скоро школа выстынет и мы не обогреем огромное здание.

Она рассердилась, когда узнала, что окна второго, нижнего, этажа закрыли неплотно, хоть она вчера распорядилась следить за окнами.

Утром в коридоре нашли двух больших ужей.

Змеи растянулись вдоль плинтуса, так и лежали.

Матвей подбежал и схватил ужа, он думал, это кусок провода, и хотел нести наверх (Алина сказала собирать всё, что валяется, и сносить в кладовую в музее: там разбирались, куда положить так, чтобы потом не затерялось).

Матвей завопил, когда змея свилась кольцами у него в руке. А рядом с Матвеем всегда ходит Ксюша, потому что Алина приказала им не разлучаться. Алина вообще тревожный тип личности, хоть Таня Гонисевская говорит, что это неправда, и что Алина умная и прозорливая.

Когда Матвей испугался ужа, за компанию с ним испугалась Ксюша, и двое младшеньких подняли такой визг и крик, что мы летели со всех концов школы – все: и девочки, и ребята. Прыгали по лестницам вниз, на второй этаж, и мысли у нас в головах были самые чудовищные: что на детей напали местные вурдалаки, что в школу проникли хищники… всякое передумали, пока бежали.

Скоро в коридоре вокруг Матвея и Ксении стало тесно от народу, но пока разобрались, что к чему, змеи уползли и теперь их надо отловить.

Алина сказала, что, раз все собрались, нужно обсудить план действий на сегодня и на завтра.

Алина держится за главную, но почему-то, как только она начинает распоряжаться, мне становится тревожно. Всё-таки, было бы спокойнее, если бы нами командовал какой-нибудь солидный и сильный дядька. Физрук, например. Наших физруков в этой роли я не представляю: они старые, нервные и не кажутся сильными. Нет, наши учителя физкультуры были бы хуже Алины. Но я видела, были другие мужчины, которые приехали с футболистами. Пусть бы они командовали ребятами.

Что теперь думать? С нами только Алина.

Алина мелкая, некоторые девочки выше её. Она умеет ставить людей на место, она правильно говорит, но она какая-то слишком дерзкая и наступательная, и я замечаю странный блеск в глазах всех этих футболистов, когда они смотрят на Алину, когда она без остановки отдаёт распоряжения.

А хуже всех дружки Краснокутского.

Они уселись на пол отдельно и демонстративно докуривают последние сигареты. Я слышала, как они обсуждали возраст Алины, и один сказал, ей двадцать два года, и это точно – ему говорил Вован.

Вчера пьяного и буйного Краснокутского затащили в класс информатики и закрыли решетку. Решётка вставлена в дверной косяк, по типу, дополнительная дверь, и закрывается на висячий замок. Кабинет информатики на третьем этаже, то есть, в нашем случае – на втором, но Краснокутскому некуда бежать: прямо под окнами топкое болото. Видимо, ужи просочились из болота по стенке в северное крыло школы и разлеглись, прикинувшись шлангами. А ещё на окне видели распластавшуюся по стеклу лягушку…

Так вот, мы сбежались к орущим младшим детям и остались послушать очередные Алинины инструкции.

Все сидят группами, своими командами. Девятиклассники из нашей школы держатся вместе, отдельно от одиннадцатиклассников и ближе к нам. А мы, девочки, рядом с Алиной, за её спиной, и почему-то всегда у стеночки. И я гоню от себя мысль, что будет, если однажды Алине скажут в лицо: "А пошла бы ты!.." И начнут поступать по-своему. Я боюсь этого "по-своему", потому что, мне кажется, "по-своему" – это что в голову взбредёт.

Мне не нравится гимназист, который вертится вокруг Алины, и во всё суёт свой нос, как будто без него не обойдутся. И мне не очень-то нравится, как посматривает на меня тип из четвёртой школы: тот самый бритоголовый типчик, который вчера выпрыгнул в окно и завяз в болоте. Я сама не видела, но все об этом говорили. Он кое-как отмылся и ходит в этой своей затрапезной футбольной форме до сих пор. Немного жалко его, конечно, – во что он может переодеться? – но чего он на меня вечно смотрит? И со своими ребятами переговаривается. Разбойник какой-то. И лысый.

Вчера вечером мы расположились спать в классах: вынесли парты, настелили на пол толстый слой макулатуры – газет и книжных листов. Перед этим сосчитали все шторы, жаль, их не очень много, в большинстве кабинетов висят дурацкие бесполезные жалюзи. Но на наше счастье шторы кое-где завалялись в шкафах и мы собрали тридцать штор – это как раз всем укрыться, если лечь спать парами, нас пятьдесят четыре человека. Алина распорядилась, что один класс будет спальной комнатой для девочек, один – для девятиклассников, и два класса пусть занимают себе под спальни «взрослые», это она имела в виду футболистов. Но футболисты сами собой разделились не на две, а на три группы, и заняли три класса. Друзья Вована – отдельно, и оставшиеся двадцать человек поделились неравномерно: с Карнадутом и его друзьями набралась группа тринадцать человек, они заняли кабинет русского языка. Семь гимназистов с Еликом, своим капитаном, перетекли в кабинет истории. Я записываю это так подробно, потому что Алина поручила мне вести 'бортовой журнал'. Случай нетипичный, сказала она, нужно делать записи и беречь их. Кроме того, она внушает нам мысли об ответственности. Мы должны иметь документ, который в будущем будет доказательством в спорных вопросах. В каких именно, она не стала приводить примеры. 'Мы выпали не только из времени, – сказала она. – Мы выпали из привычного правового поля'. Таня Гонисевская кивнула. Таня заодно с Алиной.

Так вот, вечером мы все в обязательном порядке "сходили до ветру", по словам Алины. Перелезали через подоконник кабинета английского в сосновый лес, который стоит над болотом и корнями растёт чуть ли не из подоконника.

Снаружи было промозгло и холодно, так холодно и сыро, что зубы сами по себе принялись стучать. И темно – хоть глаз выколи. Лес тревожно шумел. Было жутко, и я старалась не всматриваться в темноту. Никогда не думала, что деревья так сильно раскачиваются и скрипят, а в их кронах громко воет ветер; не просто воет, а высвистывает, и потом, разогнавшись над болотом, шумит камышом и кажется, это буря шумит…

Мы вернулись в школу и поднимались наверх с таким чувством, как будто вернулись домой. В школе было тепло по сравнению с тем, что творилось за стенами. В пролётах западной лестницы, по которой нам идти на четвёртый этаж, горели аккуратные маленькие костерки из деревянного хлама: какие-то спинки от стульев, дощечки. Костерки бросали свет на ступени. Другого освещения у нас нет. У Алины есть свечи, она их хранила для вощения бумаги и создания разных эффектов во время рисования, но Алина заявила, что будет беречь свечи на случай непредвиденных обстоятельств.

А ещё в школе нас много, и от этого уютнее, и не страшно, и пахнет людьми. Хоть в основном, это запах кое-чьих носков.

Бритоголового футболиста из команды четвёртой школы зовут Денис. Он к ночи переоделся в чистые спортивные штаны и ветровку, правда, ветровку напялил на голое тело. Он подкараулил меня в коридоре возле спальни девочек. Он затаился в нише у двери класса и, когда я проходила, тихо позвал: "Наста, послушай!" – и взял меня за руку, не очень резко, но достаточно сильно потянул в нишу. Я остановилась возле него, хоть и не собиралась. В нескольких метрах от меня, в жестяном тазу, в котором технички разводили летом краску для полов, в этом тазу горел костерок. Сновали люди, всем что-то нужно было выяснить перед тем, как разбрестись по спальням. Мне нечего было опасаться, и я стояла в тёмной нише, недолго, пока Денис называл своё имя и дышал, и молчал. У него горячая рука, а кожа ладони обветрела – значит, стирал одежду в холодной воде ручья, вот руки на ветру и обветрели и стали шершавыми. Он уже пах немного, чуть-чуть, по-мужски, непривычно, резко и тревожно. Нам всем пора принять душ. Я стеснялась. Вдруг и я уже пахну ему – понимаете… Мне было неловко, я хотела уйти скорее к девочкам, на нашу территорию. Нам, девочкам, лучше отдельно… Я выслушала его имя и сказала, что мне пора, и отодвинулась. Думаю, Денису просто нечего было сказать мне; о чём нам говорить? А теперь он с меня глаз не сводит.

Утром я встретила его уже несколько раз, хоть время ещё раннее, восемь часов утра. Я подумала над этим и, выбрав момент, сказала Алине, что один парень слишком старается обратить на себя внимание.

Алина спокойно посмотрела мне в лицо серыми глазами. Если бы я почувствовала, или просто уловила любопытство или насмешку, или тень любопытства и насмешки в её глазах, я бы, наверное, перестала ей доверять. Но она смотрела на меня очень серьёзно. Она меня выслушала и сказала, как всегда, конкретные слова:

– Настасея, я бы тебя попросила сшить этому Денису что-нибудь тёплое. Завтра ему идти на охоту, добывать пропитание. Ты умеешь шить?

Я научилась строчить на машинке, но не знаю, как шить тёплые вещи на парня. Но я люблю вязать, и я сказала об этом Алине.

Она ответила:

– Умеешь вязать? Это здорово. Спицы есть, полно. Есть и нитки. Выбери себе нужные спицы и пряжу. Ты первая говоришь мне, что умеешь вязать. Знаешь что, собери всю пряжу, какую удастся найти, и пусть это добро станет твоей заботой. Ты будешь распоряжаться нитками и спицами. Иметь своё имущество в любых обстоятельствах неплохо. Если бы ты согласилась взяться за вязание ковриков из всякой бросовой ерунды – тоже было бы супер. Нам нужны спальные коврики. Ещё всем нужны тапки, подумай, как бы связать их из чего-нибудь, что не будет истираться. Обувь мы не умеем делать, поэтому ту, что на ногах, надо поберечь. Ребятам придётся сушить свои кроссовки, пусть бы у них было что-то, во что они смогут переобуться дома.

Я услышала слово 'дом' и шмыгнула носом, и слёзы сами набежали глаза.

Потом она сказала, что в кабинет домоводства пойдём после обеда. Я кивнула. Почему-то я ей благодарна. Они видит всё наперёд. И она права.

Я стала ждать послеобеденное время. Не знаю, из чего и как мы будем шить тёплую одежду, но это интересно. Этим хочется заняться. Надоело кутаться в шторы. Мы с девочками одеты, как древнегреческие коры: по совету Алины завернулись в льняные шторы, на плече завязали концы полотнища большим мягким узлом, перепоясались ремешками, хоть и без ремешка штора неплохо держится на фигуре и не слишком сковывает движения, особенно если слегка распустить её, чтобы неплотно спеленала туловище. Так и ходим. Выглядим не слишком страшно, и телу тепло. А то уже начинали дрожать в своих нарядах делового стиля "светлый верх – тёмный низ". Можно было одеться в пиджаки учительниц, собранные по кабинетам, но мы не готовы кутаться в чужие вещи. Да и пиджаки учительниц всё равно для нас большие, и немодные.

Парням проще: они в спортивных костюмах, у них есть спортивные трусы и футболки, с длинным рукавом футболки, между прочим. На ногах у них кроссовки, а в кроссовках ступням удобно и тепло, как раз по сезону. Они прихватили футбольные бутсы, тоже неплохо. У них есть кепки, у кое-кого трикотажные шапочки. У некоторых есть куртка или ветровка. Да, их одежда практичнее наших нарядов…

Но потом я представила, что футболисты выберутся в лес в дождь и туман и, наверное, уйдут на рассвете, ведь охота, кажется, всегда происходит ранним утром. Им нужно будет сидеть в засаде, наверное, они промокнут. Часть парней собираются в разведку – осмотреть окрестности, и уйдут далеко, и могут не вернуться до ночи и остаться ночевать в лесу или посреди болота, на ветру… Я содрогнулась. Я поняла, что должна сшить Денису хорошую тёплую вещь. До обеда нечего терять время, от меня пока ничего не требуется, я вполне могу начать вязать тёплый шарф прямо сейчас. Пригодится. Даже если успею связать совсем короткий шарф – всё равно, пригодится, у кое-кого шея будет в тепле.

Очень занимал мысли будущий обед. Мы все страшно голодные. Голодные, немытые и заношенные, хоть прошли всего-то одни сутки. Мы сидим в коридоре, в котором двое детей видели двух ужей. Мы сидим вокруг Алины, и смотрим ей в рот. И ждём решение наших проблем.

Нет Владика Карнадута и его друзей, Адамчика и Жени: тех, которые завалили вчера пьяного Краснокутского и его дружков. Я бы, пожалуй, сшила одежду Карнадуту. Но всё свидетельствует о том, что о Карнадуте с радостью позаботиться практически каждая девушка. Вот и пусть… Денис на вид сильнее Карнадута, и он – капитан команды четвёртой школы. И он, я уже проследила, не общается с друзьями Вована. Я это одобряю.

Алина рассказала о том, что против долгих холодных зим у людей было одно средство: жить вместе, просто потому, что так теплее и легче. Времена бывали разные, бывало, мужчины уходили из селища, а возвращались не все и не сразу, и снега заметали все пути и даже входы в дом; и люди болели, слабели, и если запаса дров не хватало, обогреть жильё как следует им не удавалось. Поэтому было спасением жить большой семьёй и заботиться друг о друге.

– Дикарство! Я не хочу, не хочу, не хочу! – хлюпнула носом Вероника и уткнулась лицом в коленки.

Алина поднесла Веронике под нос фартучек, взятый из кабинета домоводства. Вероника влажно высморкалась, а Алина сказала:

– Ээ, у тебя, кажется, поднимается температура.

Все заволновались. Скоро на нас накинутся болезни, мы умрём, ослабевшие, голодные, холодные, потерянные и забытые, от какой-нибудь чумы!

– Надо отделить эту, она заразная! – завопил Макс, друг Вована.

Вероника забилась в истерике:

– Не трогайте меня! Я не заразная!!!

Алина сказала ей:

– Я никому не позволю тебя обидеть. Сейчас распределим работы, и я за тобой поухаживаю. А ты, Максим, научись принимать ситуацию. Ваш иммунитет позаботится о вас ещё лет пятнадцать, вы переживёте все болячки. Конечно, если…

Её голос потонул в общем пессимистическом хоре. Кто-то крикнул:

– Как это, лет пятнадцать?! Мне будет тридцать два, и что? И конец иммунитету? Я подохну не сейчас, а через пятнадцать лет? У меня дядя – ему тридцать три, он по дискотекам ходит, и на байдарке загребает…

– Ты будешь жить долго и счастливо, – ворчливо отмахнулась Алина.

Раздались нервные смешки, но, чувствовалось, все хотят её слушать. Она говорит обыкновенные вещи, но это как-то успокаивает нас.

– Мы должны пережить без потерь первую зиму, возможно, год. А потом вы сами увидите, как уверенно заживём и многому научимся. И, я надеюсь, нас отпустят.

– Как в игре. Переведут на другой уровень, – догоняли Алину голоса со всех сторон

– Почти, но немного не так. Мы будем играть свою игру, не ту, которую нам могли бы навязать. Может, мы здесь ненадолго. Но жить надо так, как если бы мы здесь оказались навсегда. Ко всему человек привыкает. Мы всё-таки не в пещере, а в крепких сухих стенах, у нас полно сокровищ в виде мебели и вещей, и нас много…

– …пока много… – недовольно буркнул себе под нос гимназист, но вовремя смолк, заметив, как зло и настороженно покосились в его сторону. Всех грызла тревога. Все боялись думать о завтрашнем дне. Алина одна не боялась планировать будущее и знала, что делать сейчас.

Алина сглотнула.

– Лекарства, которые мы собрали, прибережём для раненых. (Все вздрогнули). Еду добудем охотой и рыбалкой. Сегодня решим проблему с водой: воду из ручья нужно кипятить, хранить отдельно только для питья и не загрязнять. У нас проблема с сохранением тепла; нужно утепляться и утеплять классные комнаты, которые мы превратим в жилые. И главная проблема: если что-то должно быть сделано, то каждый обязан делать это без возражений. Если что-то запрещено, то запрещено безусловно. Я не стану спрашивать, кто вчера закрывал окна второго этажа, и почему они оказались приоткрытыми. Но зимой из-за такой мелочи мы можем погибнуть. И змей теперь придётся выловить и выдворить, иначе они окажутся где угодно, даже в постели.

Все загалдели, переваривая неприятную перспективу проснуться с гадом на теле.

Алина дала нам пошуметь.

– Предлагаю назначить караул. Стражам особенно тщательно контролировать нижний этаж, окна, и следить за огнём в светильниках на лестнице. Пока костерки будем разводить в тазах, но в ближайшее время нужно слепить небольшие печурки. Кто найдёт поблизости глину и камень – окажет нам неоценимую услугу. Заступать в караул будем все, по очереди. Думаю, дежурить надо парами; пока никакой угрозы нет, вполне достаточно двух человек, чтобы наблюдать за порядком. Стражам глаз не смыкать – ни днём, ни ночью.

Потом Алина сказала, что в школу легко попасть через крышу, это минус. На крышу выходят окна спортзала и технические выходы со всех четырёх лестниц. Окна спортзала нужно утеплить, иначе холод проникнет в спортивный зал, а зал у нас – внутренне помещение и имеет общие стены со всеми этажами. Если не утеплим спортзал, скоро станет холодно везде, а нам нужно греться и сушить вещи. Желательно укрепить окна, которые выходят на крышу, или лучше заложить их чем-то, и понадёжнее. И для этого снова нужна глина. Технические выходы с лестниц на крышу сейчас закрыты на замки, поэтому важно, чтобы они всегда оставались закрытыми.

Некоторые ребята стали шуметь, что мы обсуждаем меры защиты от Кин-Конга. Алина невозмутимо продолжала:

– Медведи хорошо лазят по деревьям. На восточном холме деревья растут вплотную к стене и медведь-шатун вполне может оказаться на крыше. Местные люди тоже могут воспользоваться этой дорогой и проникнуть к нам, если не в окна, так через верх. Мы же не знаем, кто хозяин в этом краю. Но сегодня не крыша главное. Послушайте, котятки (она говорит "котятки", когда на уроке хочет приструнить класс, и её "котятки" – это когда строго сдвинуты брови и голос угрожающий), половина ребят будут каждый день уходить за добычей, иначе нам не прокормиться. И ещё нужно делать припасы на зиму.

Алина глянула на нас, девочек.

– Девочки займутся собирательством. Будем искать всё, что можно съесть или сохранить. Мы не знаем, когда выпадет снег. Мы не знаем, в какой сезон нас занесло, но, чувствуете, здесь заметно холоднее, чем было… хм, там… в нашем вчера. Таня, у биологов надо найти сведения о лекарственных растениях. Пригодятся учебники, журналы, доклады, гербарии: ищите информацию везде, она есть в кабинете биологии, я уверена. Слава Левант и Игорь Ковалёнок, о вас сказали, что вы мастера, поработайте с дверями, которые пока не удалось открыть. Всё, что найдёте – под опись.

– Я перепишу всё! – подскочил с места гимназист.

– Ты, Елисей, запишешь всё, – с нажимом повторила, глядя на него снизу вверх, Алина Анатольевна и мне показалось, что она тоже не симпатизирует гимназисту.

– Сегодня ты, завтра другой побудет смотрителем казны. Казны у нас нет, но всё, что отыщем – наше добро, а добро счёт любит. Ребята поставят тебя в график на охоту и на рыбалку в другой день.

Гимназист фыркнул и даже скривился: его не устроила перспектива, обрисованная Алиной. По-моему, он скоро начнёт возражать и ругаться с ней. Он не хочет ходить в лес, и кто-то из девочек слышал, как он верещал от страха, когда с куста ему за шиворот пролилась вода, а под ногами шевельнулась, взметнув опавшую хвою, гнилая палка.

Максим, друг Вована Краснокутского, крикнул:

– Жрать когда будем?

– Когда добудете рыбу или дичь, я так понимаю.

– Сама себе лови! – засмеялись друзья Краснокутского и некоторые ребята из команд разных школ. – Мы себе наловим!

Алина медленно, словно в раздумье, повернулась к Максиму, и негромко, с расстановкой, покусывая губу и глядя куда-то в угол, поверх голов, произнесла:

– Мы, женщины, и мы не сможем охотиться. Если не будет мужчин, готовых делиться с нами, мы умрём первыми. Так было всегда. Не потому, что мы не хотим охотиться, нам просто не по силам эта работа. И ещё. Кому-то нужно варить мыло, стирать и поддерживать чистоту, иначе запаршивеем и будем маяться от инфекций. Нужно готовить еду, обшивать людей, чинить одежду, сохранять тепло. Придётся лечить – будем лечить раненых. Принесёте детёнышей животных – будем ухаживать за ними.

Потом она переменила тон:

– А насчёт обеда я вас обрадую. Сейчас на холме в лесу варят на кострах всё, что удалось найти и добыть. Будет суп, даже с солью, и будет сладкий чай – вдоволь чая. Так что обедаем в последний раз вместе, а потом разделимся для работ…

Все заволновались, в коридоре поднялся шум, и кое-кто рванул в сторону кабинета английского языка, через который мы выходим в лес. Но бритоголовый Денис и его команда неожиданно встали на пути этих шустряков, и не дали им бежать к кострам за обещанной едой. Даже возникла небольшая потасовка. Из западного крыла, где мы заседали, путь в кабинет английского только один – по узкому коридору, метра полтора шириной, потому что сюда выходит задняя стенка спортивных раздевалок, вот почему в этом месте коридор очень узкий. У команды четвёртой школы легко получилось перекрыть его, и они явно заранее приготовились сдерживать толпу.

Все вели себя по разному: девятиклассники галдели, однинадцатиклассники спорили и наскакивали, и я расслышала, что некоторые совещаются – не отделиться ли им, заняв часть школы? Другие обсуждали что-то, но тихо, и девушки, похоже, входили в их планы, потому что они всё посматривали в нашу сторону.

Я сбегала на четвёртый этаж за одеялами, Алина попросила.

У нас есть два одеяла – тёплые, настоящие, немного заляпанные краской, но это пустяки. Так вот, когда я вернулась с одеялами в руках, я увидела толпу как бы со стороны: взгляды и выражения лиц. Я даже немного задержалась на ступенях лестницы, внимательно изучая людей в коридоре. И парни показались мне какими-то прозрачными в своих намерениях, потому что я смотрела на них словно глазами постороннего. Я как будто научилась понимать их сущность. Вон те – робкие. А у этих – в голове ветер. А этим не нравится подчиняться…

Сделав такое открытие, я протолкалась к Алине, к Веронике и другим девочкам. Вероника истерила: рыдала в голос, открыв рот и откинув назад голову, не стесняясь своего насморка. Алина почему-то от её рёва рассердилась, замахала на девочек фартучком, которым утирала Веронике нос, и погнала нас в сторону кабинета домоводства, как маленькое стадо. А спина у Алины была неестественно прямая. Денис и его парни расступились и пропустили нас, потому что путь в кабинет домоводства тоже шёл по узкому коридорчику, хоть идти до двери нам всего три метра.

– Алина Анатольевна! – вдруг крикнул, спотыкаясь на отчестве "Анатольевна", Дима Сивицкий. Наверное, он, как и все мы, в уме называл учительницу по имени и раздумывал, как к ней обратиться: по имени, или по имени с отчеством. Сивицкий сказал:

– Я пойду на охоту и буду делиться… – Дима покраснел, слова дались ему с трудом, а парни вокруг смеялись: "Делиться и размножаться!"

Дима вытерпел их насмешки, потому что заметил, что Денис и его команда не смеются над ним.

Он договорил:

– Распоряжайтесь, Алина Анатольевна! Нам самим заседать будет некогда. У вас лучше получится, вы у нас одна такая… предусмотрительная. – Сивицкий оглянулся на парней:

– А что? Она говорит по делу!

– Мне нужны полномочия! – громко и решительно заявила Алина и вернулась от двери в кабинет домоводства в толпу парней.

Мы, девушки, остались в кабинете, потому что футболисты четвёртой школы держали коридор, да и не хотелось нам обратно в толпу. Но мы слышали всё через раскрытую дверь.

– Это матриархат! – петушиным тенорком кукарекнул кто-то. – Я не согласен!

– Собери свою команду несогласных, потолкуем, – мрачно посоветовал ему Денис.

– Мы – команда! – заявил Макс из компании Краснокутского.

– Вы команда на охоте, или на трёх этажах?

– Мы – банда! Отбираем добычу у тех, кто принесёт добычу! – Макс сказал это не слишком уверенно и хихикнул. Типа, клоун я, чего с меня взять? Вчерашние собутыльники, наверное, ткнули Макса в бок, потому что он стал ругаться и отмахиваться.

Пока в коридоре выясняли отношения, из лесу в школу вернулся Адамчик, которого с утра не было.

Мы столпились в дверях. Адамчик, который на самом деле Влад, но Владов у нас несколько, и потому их зовут больше по фамилии, чем по имени, так вот, этот Влад Адамчик кивнул нам. Подошёл к Денису и негромко сказал, что обед готов, женщины могут идти к кострам.

Он назвал нас женщинами, мне было неловко слышать такое о себе. Впервые меня кто-то назвал "женщина".

Девочки тоже закраснелись и немного поартачились. Но деловой Денис скомандовал нам идти и энергично помахал ладонью Алине Анатольевне, а когда она, недоумевая, придвинулась ближе к нему, он подхватил её под локоть и с извинениями вытащил из толпы, силой заставив присоединиться к нашей стайке.

– А власть делить будете после обеда, – буркнул он Алине на ухо, чтобы никто в толпе парней не слышал.