Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Лингвопереводчик выдал: «Лекарь Таня влиятельное утверждение – костюм желает быть чистым. Он плохой аромат иметь»

– Да, его давно следовало бы почистить. Как вы это сделаете?

– Мы постираем его в горячей и холодной воде.

– Чистить водой? – задумался старик. Вот уж не знаю… – Лучше ультразвуковая чистка с обеззараживанием в ионизированном потоке. Сгодится и кварцевая лампа. Если у вас есть инженер, я разрешу ему извлечь лингвопереводчик из костюма и стану носить его за ухом.

Хромой паренёк хмыкнул, сгрёб костюм старика и унёс, держа в руках на отлёте.

– Устройство мы вам вернём, – пообещала девушка-руководитель. Фа Земин её не понял, потому что лёгкий скафандр вынесли из комнаты. Но он не обеспокоился. Его спасли, и это само по себе чудо. Летя над землёй, старик не видел свидетельств того, что на этой территории живут люди и не ожидал встретить их в заснеженном краю.

Он оглянулся в поисках заплечного мешка. Ему выдали мешок.

Старик достал из мешка сосуд, напоминающий флягу, отвинтил крышку. Вытряхнул себе на ладонь крупную гранулу в форме боба, дал разглядеть её, а потом спрятал обратно под крышку и мимикой показал, что нельзя трогать и особенно проглатывать гранулу. «Это опасно!» – объяснял он словами и жестами, показывая, как что-то кусает его до смерти.

Юные хозяева переглянулись, и кто-то из них произнёс: «Бактериологическое оружие?»

Старик неожиданно понял и замотал головой «Bactériologique – non!»

И произнёс полузабытое: «Аttention!' и 'Il importe!»

Ребята узнали специфический прононс:

– Это звучит как французский! Кто из наших учил французский?

– Наста.

– Я не впущу сюда Насту! – сказала Алина. – Вдруг гость принёс вирусы? Пусть Игорь или Женя снимут электронную начинку с его скафандра и передадут Пашке. Успеем объясниться с гостем. Пока ясно, что флягу открывать нельзя и трогать содержимое тоже. Но в закрытом виде всё это опасности не представляет.

Вызванные в санчасть Влад Карнадут, Димка Бровь и Вован Краснокутский и без перевода поняли, что перед ними представитель той культуры, по милости которой они здесь оказались.

Фа Земин, глядя на срезанный карман с лингвопереводчиком, вмонтированным между слоями ткани, потерял слабую надежду на то, что это место – научная база одного из ковчегов. Перед ним были аборигены. Ещё не одичавшие и очень молодые, почти дети. Предстояло выяснить, не их ли ковчег завис где-то поблизости? И как давно они здесь, на Земле-10?

***

– … и ваши парни обнаружили ячейку энергосети, двинулись строго перпендикулярно основному направлению и остались живы?

– Да, так и было.

Фа Земин покачал головой:

– Находиться на линиях сети можно, эти линии быстро исчезают или смещаются. Но запрещено оставаться в узлах. И тем более, менять направления в узлах сети. В половине случаев смерть. Словно нырнуть в одну мощную струю, и вынырнуть в противоположном могучем течении. Разорвать может, может смять, всё что угодно может случиться там, где пересекаются временные потоки. Этому посвящена треть инструкции!

– А кто нас знакомил с инструкцией?

«Да, подумал старик. – Детей далеко занесло. Как они умудрились выжить?»

– Из какой эпохи вы? Что было в вашем мире?

Ему ответили наперебой:

– Электричество, электроника, полёты на орбиту, радиотелескопы…

– Гх. Эпоха Рассвета. Она растянулась почти на триста лет. Так я долго буду выяснять, из какого вы времени. Я спрошу иначе. Скажите мне, какие природные и техногенные напряжения ближе к году вашего рождения?

– Напряжения? – все подняли брови.

Старик забубнил, перечисляя:

– Извержение Кракатау, Великая война с фашизмом, Хиросима-Нагасаки, Бикини, Новая земля, Ташкентская и Чилийская тектоническая подвижка, Байконур и мыс Канаверал, Чернобыль…

Все дружно остановили старика:

– Чернобыль – это почти наше время!

– Мой отец появился на свет в день чернобыльского взрыва! Когда я родилась, папе было двадцать пять. Чернобыль в ста километрах от нашего города!

– Что значит толково поставить вопрос! Да-да, я представляю вашу эпоху. В общих чертах, конечно, но представляю. Первая компьютерная эра. Эйнштейн уже открыл теорию относительности. И, если я не ошибаюсь, началось массовое пользование компьютерами.

Все подтвердили:

– Конечно! Глобальная компьютерная сеть, спутниковая связь и всё прочее…

И одинокий голос:

– А вы в каком веке родились?

Фа Земин растерянно поморгал, глядя на спрашивавшего.

– Ээээ… Сложно сказать! – отозвался он.

В лазарете, тесном от набившихся в него людей, зависла тишина.

Краснокутский наклонился к коменданту Карнадуту, показал знаком: «Темнит гость!» Отнял пальцы, растопыренные рогаткой, ото рта. Карнадут подумал, что Вован прав, как никогда. Но лучше, чтобы гость не знал об их сомнениях.

– Мир после нас погиб?! – спросила Таня упавшим голосом.

– Нон, нон! – встрепенулся старик. – Нон! Мир не погиб до сих пор, но мне сложно ответить на ваш вопрос. Видите ли, я покинул Землю очень молодым инженером-хроновиком, а сейчас я совсем старый.

– Откиньте шестьдесят лет, и всё! – предложил Вован.

– Если бы всё было так просто, прекрасный юноша! – вздохнул Фа Земин, и все обернулись взглянуть на «прекрасного юношу» Вована, как будто видели его в первый раз.

– На копиях нашей планеты время течёт по-разному. И по-другому оно длится в закрытых хронокапсулах. Сразу и не объяснишь.

– Тогда скажите, что было после нас?

– Что было на Земле-1? Одиннадцать миллиардов населения, и планета начала задыхаться, ресурсы исчерпались. Затем голод, эпидемии и возврат к семи миллиардам населения, и это количество мы пытаемся снизить ещё хотя бы на два миллиарда.

– И вы научились проникать в прошлое?

– Да, мы делаем это.

– Зачем?

Старик удивился:

– Чтобы заселить кластеры – пустынные копии Земли-1 и спасти человечество от деградации и вымирания.

– А когда вы их заселите?

– О, это долгий процесс! Немного желающих переселяться в кластеры! Это рискованное предприятие, и все это знают. Мы ведём научные исследования, но сведений пока недостаточно, чтобы исключить все риски…

– Вы возвращаетесь в своё время?

– Нон! Это вызывает вихревые возмущения, природа которых нам непонятна. Информацию передаём, но она доходит частично.

Кто-то из слушателей сказал:

– Тоже мне, путешествие в прошлое: для остальных это выглядит как ваша смерть!

Ребята кивнули, соглашаясь.

Старик возразил:

– Вы тёмное поколение, ещё не готовое принять теорию многомерности пространства-времени. Вы придумали смерть. Наши погружения в прошлое – это дерзновение!

– Признайтесь, – прервал его Влад Карнадут, – вы добровольно отправляетесь в прошлое, или вам помогают…

– …умереть?! – несколько голосов закончили мысль за коменданта.

Маленький старичок обиженно пошамкал губами.

Макс Грек разочарованно зачастил:

– Говорил же я сразу, как только мы здесь оказались: небось, второго сентября мы вместе сели в какой-нибудь автобус. И вместе разбились – все, кроме водилы. А вы мне возражали, типа, не было автобуса, не помним мы автобуса, и вообще, мы живее всех живых. Слушайте теперь этого… хроника…

– Хронолог. Он инженер-хрононавигатор.

Макс отодвинулся в толпу и раздосадованно захрюкал, ворочая на языке новое слово.

– Пусть расскажет, как с Земли-1 сюда попадают!

– Да, пусть расскажет!

Фа Земин слушал их, почти прикрыв глаза морщинистыми веками, положив ладони на бёдра, и кивал головой в задумчивости. Но на самом деле, он был само внимание. Он отозвался:

– Дети Рассвета, вы забыли, что до вашего рождения дальние путешествия для многих были дорогой без возврата. И так было тысячи лет. Люди уходили, уплывали, и не имели возможности послать о себе весточку. Умирали или обретали новый дом – без разницы, – они навсегда отрывались от земли предков и от своих родных.

Да, мы не возвращаемся обратно, но взамен мы получаем новые земли. И свободу выбора. Мы свободно перемещаемся в слоях пространства-времени.

– И сколько этих слоёв?

– Пока нам доступны четырнадцать кластеров Земли, каждый со своими слоями времени.

– А может быть больше?

– Может, может, – закивал старик. – Их может быть бесконечное количество. Но у нас мало ковчегов и мало людей, чтобы узнать это наверняка. Эту задачу человечество будет решать очень долго.

Любознательные остались возле старика, требуя подробных объяснений: что он имел ввиду под словами «пространство-время»? Они отложили выяснение обстоятельств своего попадания в дикий край, который старик назвал Земля-10. Потому что Фа Земин признался, что не готов объяснить им это. Ему нужны данные. А данные собирает квантовый мозг хронокапсулы – ковчега. Только с помощью компьютера можно делать выводы, почему провалилась во времени квадратная территория школы и лагеря.

О возвращении обратно – к родителям, школам, магазинам и холодильникам – никто в племени не помышлял. Уставшие от необходимости сражаться за каждый прожитый день, они, тем не менее, понимали, что обратной дороги нет, как нет возврата в детство. Они чувствовали, что стали другими, и прошлая жизнь им уже не подходит. Когда стало известно, что Елисей получил звонок от матери, и мама ничего не знает о потере сына, все потратили несколько вечеров, бурно обсуждая этот факт, и пришли к выводу, что они – дубли тех, кто остался и живёт ТАМ (так они называли своё прошлое). Им уже не прижиться на прежнем месте.

Старый Фа Земин одобрительно кивнул, выслушав их рассказ:

– Чуете время – поток уносящий, бесстрашно в потоке скользите!

– Заговорил как мастер Йодо! – шепнул кто-то. Но лингвопереводчик среагировал и перевёл. Старик улыбнулся и приосанился:

– Да, я был мастер слагать стихи! Как вы говорите, йодо? Не знаю такую форму. Я больше силён в французском сонете: «Ты, Хроноса стрела, веди меня вперёд от дома к дому…»

Ребята, развалившиеся на кроватях в лазарете, зевнули.

– Дед Фа Земин, нам бы заиметь с тебя информацию, которая поможет выжить. Стихи мы читаем исключительно по воскресеньям, и только если на сытый желудок.

– Не спешите. Двигайтесь в потоке времени. Ваш дедушка Фа Земин думает, как объяснить всё, что знает сам. Разговаривать с молодыми тёмными мне не приходилось.

– Ладно. Мы можем подождать. Недолго. Тогда скажи, какую опасную штуковину ты носишь с собой в мешке?

– Опасную? Нет-нет! Это очень нужная субстанция! Но её нельзя кушать, иначе она скушает вас без остатка.

– Как мило! – фыркнула Алина. – Что же это?

– Это моя еда.

Игорь Шабетник сказал:

– Офигеть! Дедушка ест то, что готово сожрать нас с потрохами!

Елисей встрял:

– А я не удивлён. У нас полно таких примеров в пищевой цепочке, человек ест тех, кто при случае съест его. Кабан, например.

Старик махнул сухонькой, как птичья лапка, рукой:

– То, что я прихватил с собой, называется пищевой биоконцентрат – бийон. Ему нужна биосреда, которую он использует для собственного роста. Он переработает всё, что окажется на расстоянии шестидесяти метров: человека, зверя, насекомое, растение.

Старик пальцем описал окружность.

– Но бийон имеет предел распространения и срок жизни всего лишь сто дней. Поэтому главное – это использовать его по инструкции!

Фа Земин важно поднял указательный палец, а Таня Гонисевская отметила, что надо немедленно подстричь дедушке ногти.

– Если всё делать по инструкции, тогда бийон не опасен. Следить надо, чтобы в него не попали дети или домашние животные – он переварит их и станет непригодным для употребления.

– Супер вывод! – возмутился Карнадут. – Типа, сожранный ребёнок и безнадёжно испорченное угощение – это вещи одного порядка!

Алина успокоила:

– Владислав Олегович, он общается через лингвоустройство. Это не первая нелепица, которую мы слышим от электронного переводчика. Ничего, прорвёмся, научимся понимать друг друга.

Фа Земин наслаждался обществом заинтересованных собеседников. Он не спеша рассказывал, шелестя голосом:

– Бийон сначала напоминает грибницу и растёт и под землёй и на поверхности. Если его не собирать, он проработает впустую, умрёт и оставит после себя безжизненное углубление в истощённой земле.

– Опасный ништячок!

– На безлюдных территориях Земель бийон разрешён как основной источник питания. На месте бийона останется только лунка с выработанной породой, потом она станет или мелким озером, или зарастёт травой и шрамы земли лет за десять затянутся без следа. А в колониях это произойдёт и того быстрее: место после бийона удобрят, и оно восстановится уже на третий год. Охота, которая кормит вашу колонию, вредит больше.

– И как вы употребляете бийон? – поинтересовалась практичная Алина.

– О, это особый продукт! И он разный в зависимости от времени сбора! Бийону нужны внимание и любовь, и он будет радовать вас каждый день. Прежде всего, нужен человек, который будет следить за фазами развития бийона и очень точно определять сроки, когда и как его использовать. На десятый день развития бийона его ещё мало, по вкусу он сладкий и есть его надо сразу. На двенадцатый день он ещё сладкий, но твердеет. На четырнадцатый день он становится ещё суше и теряет сахаристость в течение тридцати дней. Собранный в этот период, он годится для хранения. Из него делают муку. Затем бийон размягчается и становится вязкой массой, как тесто. И в это время приходится хорошенько следить за ним, чтобы не завязли насекомые и мелкие животные. Зато вы испечёте из теста бийона всё, что угодно. Печёности из бийона неплохо хранятся, и вот у вас уже вдоволь сухарей.

А потом… очень трудно подловить эти двенадцать часов, когда бийон становится брагой. После этого старый отработанный бийон снова превращается в твердеющее желе, выделяя растительное масло. Масло собирают. А под конец цикла бийон по вкусу напоминает большой маслянистый овощ, и его опять можно сушить для хранения.

Пашка воскликнул:

– Мне уже нравится бийон! А в цветочных горшках он развивается?

– Добрый юноша, я огорчу вас. Бийон синтезировали со строго заданными свойствами. Ему нужно солнце и открытая среда. Вкус бийона зависит от состава почвы и температуры, которая была, пока он рос. Я не упомню, чтобы пиво из бийона разных лет было одинаковым. Так же и сухари, и хлеб: всегда чуть-чуть иные.

– Вы поделитесь своим продуктом? – поставила вопрос ребром Алина.

– Старый Фа Земин поделится, конечно, – кивнул старик. – Мне одному не справиться с таким количеством еды, да и следить за развитием концентрата, и собирать бийон – это труда требует! Он разный от краёв к середине, потому что расширяется, пока растёт. И стареет начиная с середины. Разобраться с бийоном – это наука! В колониях его используют почти со стопроцентной пользой, но вы в первый раз испортите половину продукта, уж я знаю новичков!

Алина подумала: «Я лично буду возиться с твоим бийоном, если он хоть наполовину такой чудесный. Это может стать нашим спасением».

Димка Сивицкий поинтересовался:

– Когда можно высаживать ваш бийон?

– Не спеши, решительный юноша! Когда земля освободится от снега, тогда присмотрите место и посадите.

– Эх! – выдохнули слушатели, зачарованные рассказом Фа Земина. – Придётся маяться без коржиков до весны!

Старик спросил:

– У вас туго с едой?

– Да уж, негусто. – вздохнула Таня. – Животные мигрировали или залегли, и добыть их в снегах не получается. Мороз был минус пятьдесят, теперь потеплело, минус восемнадцать. Ребята долбят лунки на реке, рыба ловится неплохо, но нас много…

Фа Земин пошамкал губами. Алине показалось, он был смущён, что стал ещё одним иждивенцем. Она приободрила старика:

– Дедушка, мы дотянем до весны. С рыбой на столе ещё никто не умирал от голода. У нас есть мороженая ягода, сухие груши, шиповник и ветки малины.

Старик кивнул.

– Верните мой костюм! – попросил он. – Я вспомнил, что там должен быть концентрат углеводов, и поливитамины, кажется, я их не съел.

– Ох! – выдохнули девушки, подозревая, что костюм уже замочили в воде.

– Где всё это лежало?

– Где-где – в задних карманах! – пробурчал старик.

Димка Сивицкий по кивку коменданта сорвался с места и помчался спасать положение.

– Они лежат в двойных герметичных упаковках, и немного накачаны воздухом – потому как если пилот падает на крестец, воздушная прослойка упаковок очень даже кстати. Вы встревожились? Вы всё-таки чистите мой костюм водой?

– У нас сломалась ультрафиолетовая лампа! – съязвил Карнадут. Он с недоверием принял появление упрямого деда.

Жека подхватил:

– И ультразвуковая чистка – следом. Обе сломались пять месяцев назад: накрылись одновременно со всеми благами цивилизации.

Фа Земин хлопнул себя по лбу и вежливо промолчал, только по-стариковски тряс головой.

Вернулся Димка Сивицкий с десятком фольгированных пакетиков в победно поднятой руке и с улыбкой во весь рот. Он рассказывал и хохотал:

– Что там было! Наста, Вероника и мелкие (он имел в виду Ксюшу и Матвея) стояли вокруг ванны и смотрели, как форма деда всплывает из воды задними карманами кверху. У них челюсти отвисли, когда форма стала шевелить ягодицами: то одна вспухнет, то другая, и туда-сюда! А потом пффф… запах, и форма пошла под воду. Вовремя я успел, по-моему, ништяки деда не успели размокнуть!

Глава семнадцатая. Средизимье

По настоянию Елисея, про которого Рома Виницкий сказал: 'У Бога не было велика и он приехал на Елике", – сорок дней траура выдержали как положено. Потом в колонии начали готовиться к празднику. У девушек был свой секрет: Алина закрыла в сейфе восемь упаковок овсяных хлопьев по семьсот граммов каждая, и приказала забыть об этом неприкосновенном запасе до солнцеворота. Алина считала, что солнцеворот самое значительное в их положении событие, это надежда на лучшее, тёплое и сытное время. Но солнцеворот пропустили из-за траура. Морозы не давали и носа высунуть, и с едой было совсем скудно, и даже не рискнули идти в деревню за припасами грибов и клюквы. По такому снегу на дорогу в один конец ушло бы два дня, плюс в округе слышали вой волков.

Но праздник был необходим. И он наступил. Решили назвать его Праздником Средизимья.

Заготовили факелы и высушенную берёзовую кору в рассчёте на долгое гуляние, чтобы огня хватило часов на пять. Из центрального зала столовой вынесли лишние столы и стулья, вдоль стены установили восемь больших железных крышек от мусорных контейнеров, приподняв их над полом на тротуарных плитках. В эти крышки, ставшие поддонами, сложили дрова для костров. Обеспечили вытяжки над кострами: соорудили из металлосайдинга короба, выходившие в кухню, а в кухне имелись вентиляционные ходы.

Столовую облюбовали для ремесленных занятий мастера, но их железки и инструменты вынесли, а камин в центре зала слегка переделали, чтобы девушки прямо на месте приготовили своё угощение, которое полуголодные жители колонии ждали, как дети ждут чуда.

Сашка Реут, гитарист, был готов веселить. В тумбочке, явно занятой когда-то музыкальным руководителем, нашлись ноты песен, которые Сашка не знал, но наиграл на пианино, стоявшем в кинозале глубоко за кулисами, и вдохновился. Детские песенки были написаны в ритме блюза и рэгги, и Сашке понравились.

Ангелина обещала мини-спектакль, который она репетировала с младшими детьми.

Парни готовились показать «чумовое шоу», содержание которого они скрывали.

Спросили деда Фа Земина: будет ли он участвовать? Дед через переводчика спрашивал, что от него требуется?

Наконец, настал праздничный вечер. Солнце село в молочную дымку у горизонта и скрылось за дремучим и седым от инея лесом. Дежурные выстучали по ведру сигнал «Приготовиться!» и всем был дан час свободного времени на праздничные сборы.

Деду Фа Земину впервые предстояло выйти на мороз после дней, проведённых в лазарете. Лётная униформа деда после стирки заледенела на морозе и с рукавов, штанин, крыльев и хвоста его комбинезона свисали толстые сосульки, вросшие в снег. Никто не знал, выдержит ли костюм, если его переломят, чтобы отодрать от верёвки, на которой он сушился? Решили, что деду всё равно летать не на чем, и костюму лучше висеть до наступления оттепели.

Девушки спорили, во что одеть старика, потому что о госте, вернее, о его верхней одежде, никто не подумал. В конце концов, отпороли уши от костюма зайца на поролоне, и получился вполне тёплый комбинезон подходящего для дедушки размера. Некоторые опасались, что старик оскорбится и начнутся международные и даже межгалактические осложнения, но Таня сказала, что её волнуют только возможные осложнения в бронхах. В сопровождении Лёшки она понесла деду жизнерадостно-жёлтый меховой костюм и протянула на вытянутых руках с поклоном.

Фа Земин стоял у кровати, по-стариковски держась за спинку, словно боялся оторваться от опоры. На самом деле, он шустро ходил по корпусу и уже успел надоесть всем, появляясь везде, и всегда неожиданно.

Фа Земин восхитился обнове, принял костюм и мелко-мелко раскланялся, сгибаясь в груди.

– Императорский жёлтый цвет! – он прицокнул языком. – Спасибо за приглашение! Когда выходить?

– Да через десять минут и пойдём, – ответила довольная Таня.

– А это далеко?

– Нет, сто метров. Двести шагов. Я тоже наряжусь, а вас поведёт Лёшка, – пообещала она.

– Счастливчик Лёша! – радостно воскликнул Фа Земин, имея в виду Лёшкины с Таней отношения.

Девушки пришли, когда в зале потеплело от костров. Ребята встретили их аплодисментами и одобрительным гулом: девушки принарядились, одев яркие шапочки с подвесками и пелерины, тоже яркие, цветные, расшитые тесьмой в несколько рядов. И даже подкрасили губы, брови и ресницы, отчего белобрысые бесцветные Ангелина и Лиля стали сногсшибательными красавицами.

Ужин разлили по мискам и раздали: это был поднадоевший бульон с кусками мяса размером больше обычного раза в два – пировать, так пировать! Алина сказала, что вскуснятину подадут позже, чтобы опять не заснули от переедания. Но зато сегодня будет выдан последний хлеб. Каждый получил четвертинку ломтя чёрного хлеба, сухого и твёрдого, как дерево, и пустил сухарь плавать в горячем бульоне.

Праздник уже удался!

А на камине, приспособленном под плиту, разогревался грушевый компот с сахарином от деда Фа Земина, «балдёжный компот», «улётное пойло», как говорили о нём ребята, стосковавшиеся по сладкому. Груши из подслащенного компота стали такой ценностью, что их раздавали под счёт. Кое-кто стал использовать дикие груши, сваренные с сахарином, как монету при обмене внутри племени. И вот тогда неожиданно разбогател Матвей. Он наврал девчонкам, что груши – это его страсть, и они дарили ему по груше. Плюс Ксюша отдавала ему половину своих груш, она их терпеть не могла, ела только потому, что приказывала Таня. Матвей пристрастился к меновой торговле и получил кличку «мелкий жучара». Алина на всё смотрела в перспективе, огорчалась, и всё время думала, как скоро они, цивилизованные люди, одичают окончательно и станут ходить в ожерельях из груш в семь рядов. И мысленно обзывала себя занудой.

Ребята встряхнулись от сытого оцепенения, и началось представление.

К публике вышел Саша. К нему подкатили пианино. Игорёк и Жека толкали инструмент, который поставили на грузовую тележку: на ней лагерный грузчик подвозил ящики с продуктами с крыльца на кухню, тележка выдержала нешуточный вес инструмента. Верхом на пианино ехал девятиклассник Юрик, и Алина увидела, для чего её просили нарисовать на картоне лошадиную голову. Пианино стало лошадью Юрика.

Комендант Карнадут встал и произнёс, трогая молодую бородку:

– Всем петь! Это приказ!

С подачи Сашки нестройно спели под гитару 'Выйду в поле с конём', потому что текст местами был невообразимо переделан. Юрик лицедействовал вокруг своего «коня», открывал клавиатуру инструменту и глядел "коню" «в зубы». Но вот голову лошади убрали и прикрепили голову верблюда. Вован собственной персоной изображал султана верхом на верблюде. Вокруг паясничали трое ребят в роли его жён, закутанных в покрывала, Макс Грек кокетничал, показывая из-под покрывала мосластые волосатые и синие от холода ноги. Девушки махали на него руками: «Спрячь скорее!» Сашка гитарист даже прервал песню, чтобы наигранно-строго произнести: «Фатима, перестань! Застудишь детородное место!»

Потом над пианино подняли растянутый на жердях парус из белой простыни с нарисованным черепом и костями. Иванка запищала: «Не дам больше простыней! Кто рисовал, тот пусть на этом и спит!»

Саша завёл свежевыученную песню:

«Вился сумрак голубой в парусах фрегата

Провожала на разбой бабушка пирата.

Пистолеты положила, и для золота мешок.

И ещё, конечно, мыло, и зубной порошок»

Карнадут играл Бабушку, Адамчик изображал Пирата. «Бабушка» держала в зубах трубку и лихо крутанулась вокруг шеста с парусом.

Объявили выход почётного гостя Фа Земина и на импровизированную сцену Матвей и Ксюша вывели деда в жёлтом костюме зайца. Всем стало весело от одного вида cтарого раскосого зайца с оторванными ушами. Деда приветствовали бурными овациями, стоя. И дед не подвёл: он включил то, что было похоже на гибкую доску из пластика. Таня и все, обследовавшие дедовский рюкзак, видели этот чёрный плоский прямоугольник, но что это такое, они и представить не могли.

Прямоугольник в руках Фа Земина засветился, как экран планшета. На нём замелькали изображения разных мест. Все повскакали из-за стола и столпились вокруг деда, и остро почувствовали, что стосковались по экранным изображениям, по информации, идущей быстрым потоком, по яркой картинке…

Фа Земин позволил вдоволь порассматривать пейзажи и схемы, а потом сложил пластину по невидимым сгибам, и получилась треугольная призма без верха и низа. Он повернул треугольник вертикально, и над геометрической фигурой возникло голографическое изображение: объёмное и очень качественное. Теперь панорама поверхности планеты неслась на зрителей с огромной скоростью, некоторые не выдержали и отшатнулись. Они смотрели на Землю, а это была, несомненно, Земля, и узнали приближавшуюся реку, речную долину, занесённую снегом, всё ближе, ближе… в камеру ударил снег, изображение погасло.

Фа Земин разложил лист, опять сложил, образовав совсем небольшой параллелепипед с четырьмя гранями, и следующая голограмма зависла в воздухе и обрела ещё и звук. Речь звучала как искажённый французский, но и эта запись, показавшая внутренности белоснежного когда-то, а теперь поточенного ржавчиной и плесенью помещения с лесом фасеточных колонн, быстро прервалась.

– Ещё! Ещё! – требовали зрители.

Фа Земин раскланялся и объяснил, что костюм пилота израсходовал весь ресурс, спасая ему жизнь, и видеосистема отдала всю свою энергию, сохранив только самые последние записи. Здесь подзарядить камеру невозможно.

Сашка занял место на сцене с гитарой наготове и с тарелками-ударниками под рукой. Взрослые парни куда-то вышли. Сашка принялся музыкально шуметь, импровизируя на ходу, и в зал ворвались на скейтах бывшие футболисты. Они спрыгивали со скейтов, кувыркались через спины друг друга, делали колесо и стойку на руках, в общем: «Угар и чад и полный движняк!» – с завистью прогудел Краснокутский и потрогал незажившее предплечье. Ребята из десятка Краснокутского лихо проехались на велосипеде и распылили свежий снег на зрителей. Костры зашипели: снег попал в огонь. По гулкому залу пошёл гулять визг и крики; хорошо было только Фа Земину, упакованному с головой в жёлтый костюм. Старым сморщенным китайским божком он восседал во главе стола, напротив коменданта Карнадута и вид у него был, что ни говори, комичный.

Когда все успокоились, Алина с Настой бросили в кипяток драгоценную овсянку, а Саша объявил, что следующая песня посвящается уважаемому гостю – Фа Земину, пришельцу из другого времени.

И снова запели весёлую абракадабру на знакомый мотив:

Пусть бегут, неуклюжи,

Волки с лужи на лужу,

Им неясно, что с неба упал

Не балык, не колбасы,

Не филей распотрясный,

А пилот в передрягу попал.

Снег кружится, снег кружится,

Аномально за рекой.

Нам не спится, не лежится -

Это ху такой?

(на самом деле, в этом месте пелось нечто не совсем приличное)

Прилетит к нам волшебник, он в прикиде пилота,

И бесплатно подарит бийон.

С днём рожденья поздравит,

И наверно, оставит

Нам крутых ништяков миллион!

Пели вдохновенно, Фа Земин даже прослезился, хоть лингвопереводчик не успевал за песней, выхватывая только отдельные слова «бежать»– «снег за рекой» – «маг» – «поздравить» – «подарить». Впрочем, всё было понятно даже по отдельным словам.

***

В один из дней старик узнал, что Лёшка поднимался в зависший над школой куб, он некоторое время сидел молча, переваривая эту новость. Потом кивнул:

– Уи! Завис ковчег на месте. Знать, дозаправлен он.

Карнадут внимательно наблюдал за стариком. Фа Земин, по-видимому, это чувствовал. Он называл коменданта генералом, но когда Карнадут ходил по корпусу, дед Фа старался улечься в постель и сделать вид, что крайне утомлён.

В этот раз Влад, подслушавший слова старика, вошёл в лазарет и учинил Фа Земину пристрастный допрос. Света Конторович попалась ему на глаза, и он отправил её быстро сгонять за Краснокутским.

Карнадут уселся перед старым хронологом, всем своим видом давая понять, что не уйдёт, пока не получит ответы:

– Как заправляется летающий куб? К чему это приведёт?

Фа Земин попытался увильнуть от объяснений, но в комнату вдвинулся Вован. Он тоже с подозрением смотрел на старика, повернул тумбочку и оседлал её, разведя могучие стёгна и заняв собой полкомнаты.

Атмосфера стала накаляться.

Ребята, не дураки, быстро научились делать свою речь неразборчивой для лингвопереводчика: для этого надо было всего лишь поднести металлическую пластинку или фольгу ко рту. Искать фольгу не было необходимости, стены бывшей кружковой комнаты были увешаны поделками из крученой фольги. Там висели шары и паутины на каркасе, на них сидели бабочки и пауки, тоже из фольги, и эти пустяковины отлично сбивали с толку лингвопереводчик деда. Одну такую паутину прихватил с собой Краснокутский, поспешивший на зов коменданта.

– Колется? – поинтересовался он у Карнадута, имея в виду деда.

Тот дёрнул бровью:

– Нет.

Вован поднёс поделку из крученой фольги ко рту. В другое время и в другом месте это было бы комично, но колонисты давно привыкли к нелепостям своего существования: меховым шапкам в виде Белочки и Медведя, курткам «лунтиков» весёлой расцветки, силкам из детских скакалок, к вёдрам с надписью «Туалет» и «Администрация», в которых подносили с реки мелкую рыбу…

Паутина в руках Большого Вована заглушила его слова:

– Говорил я сразу, это старый засланец. Фиг его знает, что он приволок и нас снимает и передаёт на их базу. Может, там реалити-шоу из нас делают, лядь. «Остаться в живых». Или эксперимент. Тряхнуть деда, что ли?

– Тряхнуть – это крайняк. Надо Алину сюда, пусть попробует разрулить.