Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Алина хотела что-то возразить. Она разозлилась, ей очень не понравилось, что к ней прикасались, дёргают и приказывают. Но она передумала ставить на место Дениса и, вздёрнув подбородок, серьёзная, стала перелазить за нами через подоконник в лес.

В лесу меж четырёх тлеющих больших костров было тепло. Там заправляли Влад Карнадут, которого уже успели прозвать "Боксёр", Адамчик (он футболист) и Женя Бизонич, тоже боксёр. Его зовут Бизон. С горячими чашками чая сидели на двух стульях, вынесенных из класса, прижавшись боками друг к другу, Ксюша и Матвей, гордые, что их допустили в свою компанию старшие. Детей успели покормить, поэтому у них был довольный вид.

Мы зачерпнули из ведра каждая себе в тарелку уху. С хлебом было бы вообще чудесно, но хлеб съели вчера. В ведре варилась рыба, маленькая и средних размеров, немного грибов, чуть-чуть картошки, попадались крупы из кабинета биологии и мелко порубленный корень петрушки. Там плавал лавровый лист, и всё варево было приправлено солью и даже перцем. Вёдер с супом было четыре – целых четыре закопченных снаружи ведра с едой. И над ними курился пар. Неплохо. Чай вообще показался восхитительным: он был наваристый и сладкий, он уже чуть-чуть остыл, и на поверхности чая плавали упавшие в него комары. Алина раздала по половинке печенья. Эта крошка показалась вкуснее всех тортов, перепробованных в прежней нашей жизни. А из окна уже лезли девятиклассники: их, как и нас, пропустили на обед вперёд. Им предложили вымыть тарелки в ведре с водой, и налить себе супу. Некоторым вымыли свою тарелку девочки – просто из любви к порядку. Кто-то торопливо сполоснул посуду сам, а один мальчишка просто схватил тарелку, плеснул в неё суп и принялся жадно есть. Потом он втихаря налил себе ещё супу.

Мы справились с обедом быстро: пяти минут хватило. Допили чай и уже уходили в школу, когда озверевшая толпа прорвалась сквозь заслон в коридоре и, страшно ругаясь, хлынула через подоконник наружу, к кострам. Лесной бугор здесь вровень с подоконником, и, когда выбираешься из школы, получается, вылезаешь на четвереньках. Мы поняли, что нам лучше не смотреть на безобразие у окна. Получится ли пообедать ребятам Влада Карнадута и команде Дениса? А ещё в лесу оставалась Алина, и мы ждали её возвращение, чтобы узнать, что происходило вокруг костров? Сами благоразумно решили не соваться туда, чтобы не потерять веру в людей.

Мы в школе уже начали беспокоиться, потому что ругня вокруг костров продолжалась, парни орали до хрипоты, а ни Влада, ни Дениса и их друзей не было слышно в этом оре, и в школу они не возвращались. Потом вернулась Алина с детьми. Она водила их искать грибы, и дети нашли несколько красивых и душистых подберёзовиков, и снова были довольны. Выяснилось, что Алина не успела с детьми вернуться в школу, когда навстречу ломанулась голодная орава. Конечно, Алина, как и мы, решила уйти с глаз долой, и подальше. "Голодные взбесившиеся мужики!" – произнесла она, опускаясь на стул, и впервые назвав мужиками вчерашних своих учеников. Мы почувствовали, что, да, вот такая она – новая правда; теперь нас с ровесниками разделяет наша разнополость. Алина рассказала, что эта орава налетела на вёдра с супом, большую часть еды расплескали и опрокинули, немало чая тоже вылили мимо ртов и, передравшись, все остались голодными и теперь ругаются. А Карнадут увёл ребят из четвёртой школы подальше в лес, где у него была припрятана запечённая на углях рыба. Карнадут позаботился о том, чтобы те, кто наводил порядок в толпе и сдерживал стадо, пообедали, для них и припрятал готовую рыбу: Алина ему подсказала подумать заранее об "заградотряде", и он поступил по её совету.

Алина не произносила слово "стадо", но мне почудилось, именно это вертелось у неё на языке.

Потом я шила куртку из старого женского пальто чёрного цвета, которое трудовичка Валентина Викторовна начала распарывать для очередного своего творческого проекта, но успела только выпороть воротник из меха "чебурашка". Пальто было немаленького размера, но рукава короткие, требовалось удлинить. Я пришила воротник на место, Алина посоветовала распороть пальто в проймах и расширить линию плеч, и показала, как это сделать. Пришлось повозиться. Потом я пристрочила снизу к рукавам куски гладкого меха, опять таки, из запасов учительницы, забившей большой шкаф в подсобке кабинета старыми вещами, которые служили ей материалом для поделок. Потом я додумалась настрочить сверху на пальто кожаную кокетку, защищающую плечи от дождя. Потом я подумала о лысой голове Дениса, и из четырёх небольших кусков меха скроила вполне достойную шапку. Получилось вполне стильно: чёрное пальто, мех на рукавах, мех на воротнике, и шапка из того же меха…

Я разглядела в шкафу тёмно-серые шерстяные штаны и принялась удлинять их, потому что большинство ребят высокие, и Денис тоже. Я настрочила на штаны кожаные заплатки на колени и сзади, на седло, как сказала Алина. Девочки шили из кусков плотной брезентовой ткани жилеты, утепляя их с внутренней стороны подкладкой, состроченной из мелких лоскутов драпа. Большие куски ткани пока отложили, чтобы после кроить из них одежду.

Мы работали, головы не поднимая, но успели не всё, что задумали, потому что темнеет осенью рано. Алина даже расстроилась, и ругала себя за то, что совсем забыла, что теперь рабочий день будет зависеть от светового дня.

Я решила, что вполне смогу вязать даже при свете костра, и пошла занимать место у огня с начатым шарфиком и спицами в руках.

Костры снова развели в тазах на лестнице и возле спален, чтобы можно было передвигаться. Остальная часть школы погрузилась в кромешный мрак.

Когда все совершили обязательную вылазку в лес перед сном, первые стражи, а дежурить назначили девятиклассников, плотно закрыли окна в кабинете английского, и Алина объявила, что до рассвета, если кому-то приспичит, должен выходить только с разрешения стражников. А стражники должны проследить, чтобы человек вернулся из лесу. Если кого застанут, когда он мочится в угол, будут наказывать.

В темноте делать было нечего, все снова собрались в коридоре на четвёртом этаже, где были временные спальни, потому что до обустройство третьего этажа ни у кого руки не дошли. Уселись вокруг костра, горящего в тазу. Слово взял Владик Карнадут. Он сидел напротив Алины, их разделял огонь. Теперь все смотрели не на Алину, а на Карнадута и на его друзей: на Адамчика и Жеку Бизона, и на сидевших вокруг Карнадута футболистов четвёртой школы во главе с Денисом. Их тринадцать, и у них уверенный вид, чувствовалось, что они – команда и знают, что делать. А остальные парни – сами по себе и, хоть и рыскали по лесу до самого вечера, похоже, мало чего раздобыли, и были злые и голодные. Из голодной толпы кто-то поторопил: "Давай, Карнадут, говори!". Я с удивлением узнала голос Вована Краснокутсткого. Значит, протрезвевшего Вована уже выпустили из кабинета информатики. А мы, девочки, не знали. Мы были очень заняты в кабинете домоводства.

Влад Карнадут сказал, что завтра готов показать, как ловить рыбу в ручье. Карнадут заметил, что голодные сами виноваты – не смогли поделить готовый обед. И он назвал десяток ребят, которые пойдут с ним, и наловят рыбы на всех. Ещё десять человек будут заготавливать дрова для обеденных костров, плюс стаскивать хворост на первый этаж, чтобы было под рукой сухое дерево. Алина при этом довольно кивнула: делать запасы – её любимая фишка. Она просто двинутая на мысли о всевозможных запасах.

Ещё десять ребят, сказал Влад, пойдут собирать орехи. Заросли лещины нашли Адамчик и Женя, но идти туда далеко. Влад предупредил, что собирать орехи надо со всей ответственностью, до самого обеда, и для всех. А ещё, сказал Влад, пять человек останутся в школе, чтобы изобрести орудия для охоты, а через сутки отправятся в дальнюю разведку и, если повезёт, на поиски зверя.

– Вот такие у нас дела, – подвёл итог Карнадут. – Как будем делиться на команды? По жребию, по школам, или добровольно? Да, я забыл сказать: обедают сначала девушки и дети, потом парни из девятого класса, а потом – все остальные. У нас тарелок и ложек на всех не хватает.

– Львы едят первыми! Добытчики всегда едят первыми! – раздался голос одного из гимназистов.

– Так и будет. Но не раньше, чем станем добытчиками. А пока Денис Понятовский и его ребята будут следить, чтобы соблюдали очередь на обед.

Вот так Денис занял комендантскую должность.

– Не слишком-то они проследили! – закричали недовольные.

– Всё идёт как надо! – поднял руку Денис. – Кого надо, того мы сегодня накормили. Завтра вы или научитесь подходить к котлам по-человечески, или снова уйдёте голодные и с синяками.

– А мы выйдем из лесу! – хмуро заметил друг Вована, Толян. – Не удержишь!

– А ты не при, – добродушно заметил ему Вован Краснокутский. – Жрать все хотят. Пускай пока так. Бабы пусть первые поедят, и для нас чтоб посуду помыли, я после чужих слюней есть не собираюсь. И вообще, пусть подносят нам еду и прислуживают: это их бабское дело.

Алина чуть не захлебнулась от возмущения, уставилась на Вована и даже приоткрыла рот, но передумала, только зло цыкнула. А Вован знал, чем её можно достать, и сидел, ухмылялся, на Алину глядя.

Карнадут пропустил выпад Краснокутского мимо ушей. Его заботило, как футболисты разделятся на группы для завтрашних работ. Тогда Алина вскочила с места – тонкая, ломкая, в свете костра глаза блестят, вокруг глаз тёмные круги. Алина выпалила:

– Рабство для женщин значит только одно: вы нам не сможете доверять!

– И чтооо? – потянул Макс и почесался.

– Да, и что вы сделаете? – неожиданно поддержал Макса Елисей, гимназист. Я на него внимательно посмотрела, и мне показалось, Елик срочно ищет себе покровителей и новую стаю. Потому что команде гимназистов он был никудышный лидер, и вообще, бросил своих ребят, был занят исключительно своими планами – как бы втереться в доверие и стать правой рукой Алины. А она дала ему понять, что на охоту Елисей пойдёт как все, и прочие мужские заботы будет разделять с ребятами, а не с девочками. Прозрачно так намекнула. Гимназисты тоже его раскусили, отвернулись от Елика, объединились с девятиклассниками и теперь кучкуются вместе, образовав серенькую, но многочисленную группировку.

Все, затаив дыхание, ждали, что ответит Алина.

А Алина вдруг изменила свою повадку, скинула с плеч пиджак какой-то училки, скрывавший её фигуру, а фигура у Алины красивая, да. И Алина, сама приветливость и обаяние, какой я видела её только один раз, на открытом уроке черчения год назад, – ответила. И, можно даже сказать, промурлыкала:

– Не будем ссориться, нам предстоит выживать вместе. Мы с девочками сегодня приготовили подарок. Не совсем подарок, но, в общем, очень нужные вещи для всех, кто будет ходить на охоту. Мы начали шить тёплую одежду и даже сменную обувь, и кое-что успели сделать, пока не стемнело. Но вы подумайте, как разделить вещи для завтрашней вылазки в лес. Мы сшили девять жилетов, а Настасея смастерила тёплую куртку.

В толпе послышался общий вздох одобрения и смешки, и стало понятно, что хитрая лисица Алина умеет не только командовать, выпучив глаза. Она всех просто обезоружила своей медовой вкрадчивостью. Настроение у толпы резко переменилось. Тогда я подумала, что мне будет неприятно, если куртка, которую я шила Денису, достанется кому-то другому. Это будет нечестно, ведь я старалась, чтобы ему было тепло. Если понадобится, пускай потом одалживает одежду своим друзьям, но получить мою первую куртку должен именно он. И я вскочила с места, и распорядилась своей курткой. Я быстро шагнула к парням четвёртой школы и всучила куртку Денису: прямо в руки ему втолкнула, и убежала к девочкам, спряталась за их спины, туда, куда не доставал свет костра. И не видела, как сильно покраснел Денис, и как хлопали его по плечам ребята, и что-то говорили. Потом ещё потратили немного времени, распределяя тёплые жилеты среди завтрашних добытчиков, а потом Алина сказала, что у Тани Гонисевской сегодня День рождения. И Таню поздравляли на разные голоса, и голоса эти тоже были тёплыми. Таня немного всплакнула о том, о чём мы условились не говорить, не вспоминать, и не писать в своих дневниках. Незнакомый парень из чужой школы хорошо играл на гитаре и пел. Он настроил гитару и посвятил Тане именинную песню и нашу любимую, "Три черепахи". Мы подпели. Потом Алина сказала, что пора спать, завтра много работы. И вдруг мы увидели дежурных. Они бросили свой пост и, оказывается, слушали песни, прячась за углом коридора. Алина попилила им мозги, приказала обходить этажи со смолистыми горящими палками в руках, и так – ночь напролёт. И прогнала дежурных.

Парень с гитарой попросил у Алины разрешения спуститься с именинницей Таней вниз, на сторожевой пост, чтобы ещё попеть немного, и чтобы ребятам не было скучно в первую ночь дежурства. И они ушли. За ними двинули за поворот коридора, да там и остались и принялись что-то тихо обсуждать Алина, Влад, лысый Денис в моей дарёной куртке, накинутой на плечи, и Краснокутский (я удивлена!). К ним на цыпочках просочился Елик-гимназист. Я думала, они прогонят Елика. Нет, не прогнали. Вот проныра!

Куда-то подевалась Света, с которой я сплю под одной шторой. Я решила, что она тоже ускользнула вниз, слушать гитариста.

Сопел во сне "наш мужичок" – Матвей. Он спит в нашей спальне под одной шторой с Ксюшей и Алиной. Я скрутилась калачиком, чтобы не так ныл голодный живот, положила голову на подушечку, которую по-быстрому сшила и набила мятой бумагой, и сразу уснула крепким сном.

Дневник Алины. Выживание

Я разрываюсь от необходимости быть везде и сразу.

Они подначивают и поколачивают друг друга, что вполне укладывалось бы в рамки летучих подростковых разборок, но в условиях борьбы за выживание обиженные пугаются, ловят меня за локти и докладывают обо всём случившемся. Они понимают, бесполезно скулить и жаловаться, но им становится легче, и я киваю этим лузерам и бурчу что-нибудь духоподъёмное. Самые проблемные в этом плане девятиклассники. Они задержались в школе между сменами, потому что ждали завуча по воспитательной работе – вручить ей справки о состоянии здоровья, нужные для поездки на оздоровление. Они с диагнозами, от которых у меня волосы на голове встают дыбом. Кроме аллергии и хронического бронхита я и выговорить не могу то, что разобрала в их справках, собрав эти бумажки скорее по привычке, чем по необходимости. Они младше остальных парней на два года и не сплочены в команду, и потому именно на них направлены тычки старших ребят. Я посоветовала девятиклассникам по возможности держаться вместе, всех юбкой не прикрою. Юбки – это отдельная песня. Никогда бы не поверила, что буду несказанно рада такой одежде. Юбки шерстяные, длинные – до середины икры; собранные в складки по талии, синего цвета, с поперечными яркими полосками и с алой шелковой подкладкой. Извлекли мы их из костюмерной на четвёртом этаже. О костюмерной никто не знал, даже я не знала, в какой именно каморке находятся сценические костюмы. В этих юбках мы, молодые специалисты, на смотре самодеятельности отплясывали полечку в первый год моей работы, а через год танцевали кадриль, – тоже на учительском смотре. Отличная одежда в здешнем промозглом климате – народная, временем проверена. Когда открыли костюмерную, я бродила меж перекладин с вешалками-вешалками-вешалками – метра четыре висящих костюмов по обе стороны вдоль стен узкого, но длинного чулана, чувствуя облегчение от того, что хоть одна проблема на время отодвинулась. Я всё время думала, во что одевать, и как утеплять мой народ? Пока у нас самыми упакованными были Ксюша и Матвей: им в начальной школе собрали ворох одежды и обуви из шкафчиков. Кое-что из детского возможно было перешить на тонких девушек. И всё. Парням грозила перспектива ходить легко одетыми и в одной паре обуви. А в костюмерной мы нашли много полезного. Здесь выстроились белые танцевальные туфли всех размеров: удобные, кожаные, с ремешками-застёжками поперёк стопы. Плюс чёрные танцевальные туфли, тоже кожаные и совершенно новые. Плюс ворохи разномастного тряпья в мешках и картонных коробках: мягкие игрушки из гуманитарки, старая шуба из искусственного меха, четыре шинели, военные фуражки, пилотки, шапка из искусственного каракуля, солдатские штаны, два комплекта офицерской формы: китель и брюки, – о, театралы, как я вас уважаю! Нашлось серенькое пальто и фетровые шляпы, костюм Деда Мороза на синтепоне а, значит, тёплый. И, главное, костюм Деда был в комплекте с валенками – настоящими, высокими, белыми новыми валенками! Отдельно от валенок валялись целые и тоже новёхонькие галоши. В костюмерной оказалось столько годного добра, что ко мне ненадолго вернулся оптимизм. Девушки переписали всё, до последнего лоскута. Благодаря энтузиазму коллег-театралов и ещё руководителей кружков, мой народ, полсотни людей, могли выбирать: нарядиться им в костюм Юного инспектора дорожного движения, в форму Юного спасателя-пожарного, или составить гардероб из цветного, но разнообразного барахла КВНовской команды – те вообще ни в чём себе не отказывали, и костюмерная кладовая пухла от разнообразных и случайных вещей, нелепых, но годных. В нашем положении выбирать нам не приходится. Всё стало оцениваться исключительно по степени полезности.

Выздоровела Вероника. Чахнет Ангелина. Она лежит, укрытая ворохом одежды, и всё равно мёрзнет, хоть температура вернулась к нормальной. Когда девушки расходятся на болота или к обеденным кострам, Ангелина переходит в кабинет обслуживающего труда, где работают швеи, скручивается калачиком в двух составленных вместе креслах и дрожит, укутавшись в тряпьё. У неё нет аппетита, и девочки силой вливают в неё жидкую и слабо подсоленую уху – единственную нашу еду, не считая свежих орехов. Нам удалось вырвать из Ангелы признание, что она голодала две последние недели августа – хотела прийти первого сентября в школу с осиной талией. У неё сильное истощение, или авитаминоз, который Таня Гонисевская пытается лечить травами. Ангеле нужна еда, вдоволь белковой еды. Но с едой у нас скудно, рыбы вылавливают много, но и пожирает моё племя немало. Ребята ловят мелких птиц силками, но не доносят – съедают прямо в лесу; научились запекать их в костре, обмазав глиной, и съедают на месте, бессовестные… Впрочем, это бывает редко, им некогда отвлекаться на ловлю мелких птиц.

Вчера вернулись рыскуны. Так я назвала разведчиков местности, и слово прижилось. Не я его придумала; до меня тысячи лет рыскунами называли в наших краях тех, кто рыскал – обследовал местность. За несколько дней рыскуны Влад Карнадут, Игорь Ковалёнок и друг Карнадута, Влад Адамчик, – прошли километров тридцать на юг и столько же обратно, держась края дремучего леса и переходя вброд небольшие болотные речки и ручьи. В лес не углублялись, мешал бурелом. Край дикий и безлюдный. Никто из нас не готов к тому, что обычный лес средней полосы без вмешательства людей становится непроходимым. Ребята вынуждены были двигаться только по границе зарослей и болота. Они видели звериные тропы, терявшиеся в чаще, но пройти по ним не решились. Дошли до огромной реки. Возможно, это Днепр, такой, каким он был в первобытные времена. Дальше путь лежал по кромке крутого обрывистого берега. Они не встретили следов присутствия человека, хоть и опасались этой встречи, подготовленные мной к неизбежному: с жителями дикого края нам не сладить, придётся подчиниться. Ребята видели бессчётные стаи уток и гусей, но добыть их оказалось непросто – птицы предпочитали камышовые болота, подальше от края леса. Вскоре выяснилось, кто держит их в страхе: лисы и молодые волки выходят из лесу и охотятся на птиц. Парням пару раз удалось отобрать у лисов жирную утку и устроить пирушку. Они перебивались ягодами и орехами, жарили над костром грибы на прутиках, ловили рыбу – в общем, вернулись живые и здоровые, это главное. Устраиваясь на ночёвку, они стелили на землю свежесрезанный камыш, над настилом сооружали шалаш, скрепляя камыш верёвками (у нас немало верёвок из расплетённых канатов). Ночевали, охраняя по очереди шалаш (в чём я сильно сомневаюсь). Они обнаружили речную старицу. Когда-то это было русло речушки, но теперь оно, перегороженное бобровой плотиной, со стоячей водой, стало ловушкой для рыбы, пришедшей туда во время весеннего разлива. Ребята входили в воду и просто выбрасывали рыбу на травяной берег. Назад они вернулись, искусанные пиявками, но с богатым уловом. Моё племя устроило им радостную встречу, и в этот день у нас был не только обед, но и щедрый ужин – рыбу решили не экономить, да и старица находилась неподалёку. Ребята составили карту местности, отметили места, где жируют болотные птицы, звериную тропу к водопою, соляной камень, от которого отломили три куска. Обозначили место, где встретили медведицу с медвежатами, волков и лосей. Однажды кто-то могучий ломился сквозь бурелом в чаще леса. Решили, что зубр. На обратном пути, то есть, во время третьей ночёвки, Игорь Ковалёнок увидел, как низкие облака на юге приняли опаловый цвет и в просвете странных облаков, словно подсвеченных снизу, полыхнуло кроваво-красное зарево. Это случилось часа через два после заката. Ковалёнок – единственный свидетель странного пожара в небе. На то, что горел город или селение, было не похоже. Так гореть может только половина мира. Остальные разведчики решили, что это были зарницы. Но следующее утро было теплее обычного, болото вокруг школы снова окутал плотный туман; ощущался запах гари, но едва уловимый, мешавшийся с дымом наших кострищ.

Вторая команда рыскунов, отправившаяся на север, доложила, что в двух километрах от нас течёт ещё одна большая река. Я ушам своим не поверила: в этом месте в наше время было русло мелкого Ведрича, притока Днепра, и воды в нём было в самых глубоких местах по пояс. Я валилась с ног от усталости и обилия работ, которые должны быть сделаны немедленно, но заставила себя встать ранним утром в кромешной тьме вместе с разведчиками. Мы оделись потеплее, кто во что горазд и, лишь рассвело, ушли на север, перейдя через болото по намощенной тропе. Тропу сделали сами, для этого ребята утопили в топкое дно железные остовы парт. Остовы стали каркасом для бесчисленных вязанок хвороста и камыша, тоже утопленных в болотную грязь. Камыш рубили и вязали всем племенем, работали, не покладая рук, весь день, до заката, оставив в школе лишь дежурных у обеденных костров. Так мы намостили гать – дорогу по топкому месту. До того, как мы сделали дорогу, Краснокутский потерял здесь в грязи кроссовку и вынужден был взбаламутить болото в поисках своей обуви. Он и настоял, чтобы тропа была сделана, и немедленно, а вечерний Совет одобрил его предложение. Наверняка существовали другие способы мостить тропу по грязи, но без парт нам пришлось бы трудиться дольше и тяжелее, забивая в болото колья, которые и обтесать-то нечем: у нас единственный топор и мы бережём его как зеницу ока. А тропа на север нужна. Иначе каждая вылазка на сухие бугры, тянущиеся до самой реки, начиналась бы и кончалась переходом через болото по пах в холодной илистой жиже…

…Уже достаточно рассвело, когда мы вышли к берегу, и я увидела эту реку.

Течение гнало свинцово-серую воду, закручивая буруны; водовороты отмечали глубокие ямы на дне, ветер вздувал рябь, волны беспокойно плескали в глинистый берег. Что-то мне напоминал этот берег… Я вспомнила, что у Ведрича, каким я его знаю, высокий правый берег порос сосновым лесом, и жители микрорайона зимой там катаются с горок на лыжах: с уступа на уступ древней речной террасы. Значит, когда-то, миллионы лет назад, река была и широка, и глубока, метров шесть глубиной, судя по крутизне берегового склона; потом река мелела, и уровень воды опустился на два-три метра, и так повторялось ещё и ещё, пока не остался ленивый поток. Чтобы могучая река к двадцать первому веку иссякла, одной мелиорации окрестных земель мало – должны пройти сотни тысяч лет, – вот о чём думала я, кутаясь в большой платок, потому что холодный ветер не стихал уже несколько дней и был над рекой особенно пронзительным. Ещё бы, здесь сходятся две великие реки: Днепр-то небось, никуда не делся, течёт километрах в пяти на восток от места, на котором стою. Есть где разгуляться сырым ветрам! Сколько же тысячелетий отделяют эту молодую и полноводную реку от мелкого Ведрича? Куда нас занесло?

Одновременно в голове крутилась одна навязчивая мысль. Она касалась пространственной ориентации нашей школы. Всё время я задавалась вопросом: почему именно школа попала во временную петлю? Не сыграл ли тот факт, что школа – компактное квадратное здание и точно указывает углами на четыре стороны света? Дело в том, что я знала ещё одно такое место: как раз за рекой, над которой сейчас стою, коченея на ветру и стуча зубами. Но расположено оно километрах в пятнадцати на север, на днепровском берегу. Двухэтажные корпуса летнего лагеря 'Солнечный' тоже были квадратными и тоже ориентированы по четырём сторонам света, – я знала это совершенно точно. Ещё студенткой, работая в этом лагере, я не раз проводила игру на местности с ориентацией по компасу, и знала все направления, размеры строений 'Солнечного' и их взаимное расположение. Лагерная территория, обнесённая высоким забором, – даже эта территория была строго квадратной в плане. Вряд ли вокруг лагеря когда-нибудь находились болота. Восточной стороной он выходил на древнюю речную террасу, и место для лагеря на берегу выбрано высокое – оттуда хорошо просматривался лесистый край и заречные низины. Чем была заманчива эта мысль и почему не отпускала? Лагерь ведомственный, хорошо финансируемый. С лета и до лета он пустовал, но отапливался круглый год: котельная с запасом солярки грела добротные корпуса. Там были цистерны для питьевой воды, артезианские скважины, насосы, генератор, система канализации и электросистема. И всё было рассчитано и на автономный режим (иногда буря повреждала электролинию, запитывающую лагерь). Был кухонный блок с электроплитами, стальными кастрюлями и другой не убиваемой и очень большой посудой. Там были кровати, матрасы, мебель, постельные принадлежности и полотенца в больших количествах, – тысячи полторы комплектов белья, – потому что в лагере отдыхали одновременно за смену пятьсот детей. Там было много стали, железа (одна ограда чего стоила: по периметру – километра полтора хорошо прокрашенных толстых железных прутьев двухметровой длины!) В смысле жизненно необходимых вещей, сырья и выгодного расположения это настоящее Эльдорадо, и оно могло бы обеспечить нам век железа до конца наших дней.

Вечером я выложила свои соображения в племени.

Объяснила, почему есть слабая надежда, что летний лагерь, как и нашу школу, выдернуло из одного времени и зашвырнуло в другой. Если петля времени прошла на определённой высоте и смела наш нижний этаж, – сказала я, – то местность, на которой стоит лагерь, наверняка находится выше этой отметки. Шутников из гимназии, вспомнивших о кривизне земной поверхности, я попросила не сорить мыслями: лагерь и нашу школу на окраине города отделяли каких-то восемнадцать километров, кривизну можно не брать в расчёт.

Некоторые ребята знали этот лагерь, и они поддержали моё предложение. Наше существование зависело от того, насколько тщательно мы исследуем местность вокруг, поэтому все высказались за поход. Через два дня решили отправить поисковую группу, которая попробует переправиться через реку. Все почему-то не хотели отождествлять реку с Ведричем и назвали её Большая река.

'Большая река'. Может быть, мы дичаем и язык наш беднеет?

Я решила не заморачиваться подобными мыслями.

Предстояло день и ночь коптить и вялить пойманную в Большой реке большую рыбу.

Выловили её волейбольной сетью. Лёха Стрельченя и Вован Краснокутский проплыли в ледяной воде метров пятнадцать, натянули сеть между берегом и торчавшей из воды корягой и несколько раз плавали выбирать попавшуюся в сеть рыбу, загоняя в реку других парней: им нужны были помощники. Я тащила домой на плече прут с нанизанными через глазницы осетрами и щуками, хвосты которых тянулись чуть ли не до земли. Тянула, обливаясь потом, на пару с Еликом: ему здорово досталось на той рыбалке. Краснокутский догнал его, убегавшего от воды, и закинул в реку, не слушая воплей Елика, голосящего, что не умеет плавать. Оказалось, умел. Елик барахтался вдоль сети, стуча зубами, ярко синея большими глазами, и выбрасывал рыбу на берег. Домой он шёл ошалевший, в мокрой одежде, лишь чуть подсушенной над костром, и молчал. Впервые в жизни речистый Елик молчал. Взгляд его выдавал обречённость и нездоровую решимость. Но я чувствовала, что внутри него произошёл перелом: наш нежный гимназист прошёл посвящение в мужчины.

Через пару сотен метров, изнемогая под тяжестью рыбы и прикинув, что её ни за что не донести за раз, парни отправили меня в школу, и я тянулась домой по неприветливому болоту, думая о наваристой ухе для бледной немочи Ангелины, и отправила на помощь рыбакам отдохнувших людей. Богатый улов доставили в школу, но это был праздник, как в дедушкиной песне поётся, "со слезами на глазах". Мы, мокрые, вымотавшиеся, замёрзшие, с обветревшими лицами и красными руками в цыпках, ещё раз убедились, что, возможно, не умрём от голода, но и покоя в холодном этом краю нам не видать.

***

Мы сидели и обсуждали, как переправимся на другой берег. Я только открыла рот, чтобы предложить соорудить плот, взяв за основу для него деревянные скамейки из спортзала, но Влад Карнадут сказал, что не нужно всё это: лодка у него есть.

– Так это ты её стащил?! – зло буркнул Краснокутский, не стеснявшийся в выражениях.

Влад Карнадут огрызнулся:

– В курсе, что это лодка моего отца?

Вован задел-таки нашего Боксёра за живое.

Краснокутский плевать хотел, чья это лодка. И на сыновьи чувства тоже. Однажды наложив на лодку лапу, он мысленно считал её своей. Краснокутский взревел:

– Да мне пофиг! Я за неё навешал сначала Греке, потом Толяну, – мы ругались полдня!

Они, и правда, устроили жёсткие разборки на второй день после временной петли, и никто не знал причину разлада в группе Вована. Оказывается, вот из-за чего тогда у них мокрое горело: они украли в комнате физруков надувную лодку. Лодка была импортная, клёвая, компактно упакованная. Эти гопники договорились толкнуть её 'налево' и уже решили, кому сбудут лодку. Но случилось то, что случилось. Пока накачивались спиртным, а потом страдали с похмелья, лодка пропала, и Вован был уверен, что перепрятал её кто-то из своих. Три этажа отрезало от мира, о лодке пришлось забыть, и Краснокутский забыл. Вспомнил только, когда Боксёр, Владк Карнадут, признался, что лодка – у него, и это – его лодка.