Текст книги "Три этажа сверху (СИ)"

Автор книги: Александра Ковалевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Алина присоединилась к ним, причём старик переместился к ней поближе, от парней подальше настолько, насколько это позволяла длина кровати. Алина близкий контакт не любила, как и старика, везде совавшего свой нос и осыпавшего похвалами всех. Она едва заметно отодвинулась, вздохнула мученически, и через людей позвала Свету Конторович.

Света влетела недовольная, румяная с мороза:

– Ну, что ещё?

– Раскрути нашего дедушку на откровение, – попросила её Алина, говоря в открытую, без паутины у губ.

Светка обняла старика, плюхнулась рядом на кровать и сказала:

– Дедушка, с ними не говори, они скучные бяки, со мной говори, ты же меня любишь? Кто здесь куколка?

– Ты куколка! – разулыбался Фа Земин. – Хорошо, деточка. Что дедушке рассказывать?

– У меня скоро будет малыш, – подсела на любимую волну Светка, – у Насты, строгой такой, с круглыми глазами, тоже будет анфанчик по-вашему. Потом у Лили, наверное… – Светка хотела приплести сюда и Алину, но поперхнулась и на всякий случай остановила себя.

– И как нашим маленьким анфанчикам расти, если в небе летает непонятный куб? Лёшку чуть не унёс, что за куб, зачем он летает? Откуда он прилетел? А?

– Куколка моя, – зашамкал дед, тая в объятиях Светки. – Куб – это ваш ковчег, он вас подхватил на Земле-1 и продублировал в этом кластере, на Земле-10. Счастливое совпадение, случай! Земля-10 прекрасное место, как я вижу. Жить здесь можно! Рожайте малюток-анфанчиков, прелесть моя, белль.

– Просто праздник какой-то! – буркнула Светка в сторону. – Счастливый кубик выпал на нашу голову!

– Да-да, счастливый ковчег! – не унимался старик. Мы никогда не узнаем, сколько людей погибло, унесённые ковчегами в первобытный океан, или в джунгли, или в пустыни. А сколько слабых не выжили даже в лучших, чем у вас условиях! Например, миннесотская группа…

– А ну-ка, подробнее! – попросил Карнадут.

– Что за группа? Почему погибли? – оживился Краснокутский.

– Ковчег захватил стоянку эээ… техники, работавшей на энергии сгоравших углеводородов.

– Чего стоянку? – потянул Краснокутский.

Алина предположила:

– По-видимому, он говорит про автомобили. Ковчег захватил автомобильную стоянку.

– Хорошо, хорошо, автомобили. Уи, – закивал дед. – Правильно. Это была эра автомобилей, монопланы сменят их лет через сорок.

– Догадываюсь, что автомобильная стоянка была квадратная, и каждый угол указывал на стороны света, – добавила Алина.

Старик дождался перевода и подхватил:

– Конечно! Природа не способна творить геометрически правильные квадраты и ковчеги создавались, чтобы работать только с этими искусственными объектами, иначе у нас было бы много проблем. Миннесотская стоянка с запасом топлива, с магазином, полным продуктов, с цистерной питьевой воды и артезианской скважиной, много взрослых сильных мужчин на двухколёсном маневренном транспорте, немного молодых женщин – и все они не думали о будущем. И когда было съедено и выпито всё, они перестреляли друг друга! Там творились жуткие вещи! Патруль прибыл слишком поздно, когда уже некого было спасать.

– А были ещё группы?

– Конечно, были! Из них состоит население метрополий. Отлично наладили жизнь фермеры из Гаскони. Ковчег выхватил их зерносклады в Гавре, на территории порта, в разгар погрузки зерна. У них были лошади, повозки, лодки и даже фанерный аэроплан. Название "аэроплан" старый Фа Земин не забыл, нет. Я когда-то коллекционировал кубо с аэротехникой всех эпох, и помню название первого экзотического самолёта… Подумать только, он действительно летал!.. Фермеры умели работать на земле и прекрасно обосновались в третьем кластере.

– Они основали метрополию?

– Ну, можно сказать, и так. К тому времени, когда их обнаружил патруль, у них была самая многолюдная колония из всех поселений в кластерах, и они ни в чём не нуждались: городишки, сельское хозяйство, железная руда, серебро, вдоволь еды, качественное образование и неплохая медицина… Базу хронологов «Одиссей» решили основать неподалёку от их поселений, и эта колония за полвека далеко шагнула по пути прогресса.

– Но вернёмся к кубу над школой, – напомнил Карнадут. – Значит, в нём причина того, что мы оказались на этой копии Земли?

Алина делала знаки Свете Конторович: у Светы получалось выжимать сведения из старика, а вот с остальными Фа Земин не спешил откровенничать. Света в ответ капризно подкатила глаза к потолку, но продолжила «работу», затянула перед Фа Земином:

– Дедушкааа, что нам делать с кубом?

– Куб – это ковчег, хронокапсула, в нём можно жить, только надо держать мембрану на входе закрытой, – признался дед.

– И все поместимся?

– Да, людей многовато. Куб рассчитан на двадцать исследователей.

– А чем питаться?

– Когда куб подзаряжён энергией, он синтезирует готовую пищу.

– Вкусную? – спросила Света.

– Её можно есть. На вид как паста или картон. Вкус… привыкнуть можно.

– А что ещё есть в ковчеге?

– Каждый ковчег – точная копия первого хронолифта. Человечество подошло к порогу освоения четвёртого измерения, но человечество не было готово к тому, что хронокапсула, отправленная в прошлое из лаборатории под Парижем, попадёт не в единственно возможное прошлое планеты, а в слои альтернативной реальности. В то, что могло быть, но о чём мы из своего времени знать не можем, потому что даже осуществившееся прошлое знаем лишь по случайным фрагментам.

Ребята с трудом вникали в смысл, передаваемый электронным устройством.

Им приходилось уточнять непонятное, и разговор получался тяжёлый, вязкий, окольный.

Краснокутский украдкой зевал в кулак. Света порывалась уйти, но Влад Карнадут распорядился остаться, дело важное. Алина поднимала брови и многозначительно моргала Конторович глазами, умоляя двигать беседу. Она чувствовала, что без Светы капризный дедушка замкнётся в себе.

Фа Земин знал, что делал. Ему не хотелось втолковывать юношам из «века рассвета», знакомым только с тремя измерениями, особенности четвёртого.

Жизненный опыт говорил ему, что разум неподготовленных собеседников может не принять сложную доктрину разветвлённого пространства-времени, в котором был запущен в прошлое один хронолифт, а после оказалось, что копии этого экспериментального аппарата блуждают в кластерах, ищут обратный путь и, наталкиваясь в разных эпохах на объекты строго квадратной формы, какой была стартовая платформа, эти универсальные ковчеги рвали пространство и дублировали его там, где уже успели побывать. После чего долго подзаряжались, вызывая возмущения в атмосфере, и даже провоцировали землетрясения.

Фа Земин знал ещё вот что: если его объяснения не поймут, его появление в колонии могут истолковать самым неожиданным образом. И, когда начнётся битва за пустующий ковчег, а она начнётся, рано или поздно, и он узнает об этом первый, – тогда эти милые дети могут стать непредсказуемыми.

Вдруг простая мысль возникла в голове старика: собственно, почему он решил строить объяснение с «рассветными» по классической схеме от теории к практике? Зачем им понимать свойства каналов и ветвей многомерности? Для их благополучия важно знать немного, но вещей практических, например, что произойдёт, когда рейнджеры будут готовы захватить зависшую над школой хронокапсулу, по праву – их хронокапсулу.

Фа Земин даже оборвал свой дотошный и длинный монолог на полуслове, потому что сообразил – а ведь они ему, старому идиоту, об этом и толкуют: они всего лишь хотят знать, что делать!

Света решила, что дедушке стало плохо, и легонько тряхнула старика за плечо.

Тогда Фа Земин уставился в лицо Краснокутского, приготовившись говорить для него. Этот парень точно ничего не понял из сказанного. Что ж, если он поймёт хронолога сейчас, значит, Фа Земин справился.

– Через какое-то время к вам придёт сильная буря, – начал старик. – Магнитная стрелка запляшет. Вода может проявлять странные свойства. Пространство потеряет обычную проницаемость и движение будет возможно лишь в одном направлении. Часы станут показывать разное время. У всех, и у меня тоже, начнутся галлюцинации или стресс. Кто-то может не выдержать и умереть от остановки сердца или других проблем со здоровьем. Всё это случится потому, что в трёхмерности у нас над головами в одном тоннеле с вашим ковчегом окажется ещё одна хронокапсула, чужая, давно выработавшая весь жизненный ресурс. И её команда уничтожит свой ковчег, чтобы завладеть вашим – иначе никак. Им нужен свежий ковчег, чтобы жить на всём готовом ещё лет десять. Им не нужны вы, но они вас уничтожат, если вы окажетесь не в том месте не в то время. А меня они просто вышвырнули, как мусор. Я сначала подумывал, как бы они не вышли на вас через меня. Но вы очень удачно воспользовались моей жизнесетью, порвав её. Если рейнждеров интересовала моя судьба после падения с высоты в шесть тысяч метров, они наверняка получили сигнал от жизнесети, от каждой её части. И для них я уже давно разорван на куски. Хе!

Старик позволил себе перевести дух.

Карнадут заметил:

– Всё это было. За рекой. И мы живы.

– Всё это было отголоском грядущих событий, следствием того, что произойдёт. Вы попали в «волну из будущего». Только я знаю, что вам делать.

– И что делать?! – прогудел Краснокутский. «Наконец-то старый чудила заговорил по делу!»

Фа Земин обдумал свой ответ, хоть предпочёл бы не думать и не заглядывать в будущее. Он знал, как заканчивались для пленников кластера встречи с рейнджерами в момент, когда те ищут себе новый ковчег.

– Есть два варианта: подняться в ковчег и в нём встретить пиратов. И второй – попытаться уйти подальше от аномалии. Тогда ковчег вы потеряете безвозвратно, но есть шанс, рейнджеры не заметят вас и, если это место их не устроит, они удалятся в другой кластер. Но беда в том, что в закрытом ковчеге климат, сезоны, геологические периоды и даже состав атмосферы не имеют значения. Вряд ли пираты захотят перегонять ковчег ещё куда-то, у них нет специалистов по хрононавигации. И хронокапсула останется висеть над вашими головами, и рано или поздно люди внутри заметят вас. Определённый интерес для них представляют девушки. Женщинам уготована судьба лейл, а если не покорятся – их ликвидируют. Впрочем, пираты не склонны мучить свои жертвы, обычно они сбрасывают их вниз, чтобы не пачкать руки и не видеть смерть.

Света проснулась от сонной апатии, которую на неё навевали умные разговоры.

– Кто эти лейлы? – поинтересовалась она.

– Не тупи, а?! – скривившись, закрыл тему Вован.

Он задумчиво потягал себя за волосы на темени и спросил Карнадута:

– Тебя не вставило от такой перспективы?

– Подумать надо, – сдержанно ответил непроницаемый Карнадут и кивнул старику:

– Спасибо, пилот Фа Земин!

Глава восемнадцатая. Гонка преследования

Мясные запасы, как ни растягивали, были прикончены. Внезапно перестала идти в сети рыба, которую совсем недавно добывали из-подо льда в изобилии. Оставался ещё месяц до возвращения птиц на болота, а в племя пришёл голод. Закончилось сразу всё: сахарин и витаминный концентрат Фа Земина, вяленая рыба, сухие грибы, ягоды, и даже Танюшкины травы. Племени не хватило трёх осенних месяцев, чтобы подготовиться к долгой зиме.

Насчёт косуль в загоне никто и думать не смел: две самочки ходили тельные, с круглыми полными боками, а один козлик Бяшка не еда для полусотни человек. Бяша – это на крайняк.

Владислав Карнадут наметил новый поход, пока его люди не ослабели. Задумали идти по Днепру вниз по течению до устья Большой реки, где, по мнению охотников, территория зубров. Если не найдут другую дичь, придётся рискнуть и попытаться добыть телят-одногодок. Собирались посетить деревню на трёх этажах.

Дело осложнялось тем, что девушки в лагере на этот раз останутся совершенно без припасов.

На общем собрании говорили мало; положение сложилось серьёзное, и надо действовать, промедление опасно.

Когда подошла очередь высказаться, Алина встала со своего места и сказала:

– Мы уже знаем, что нужно мужество, чтобы пережить трудные времена. До сих пор нам везло, потому что все мы старались. Давайте так и продолжать. Завтра девушки пойдут жечь хворост на берегу, там, где мы нашли устиц. Может, что из этого выйдет. Если растопим грязь, удастся накопать ракушек. Если ничего не получится, – то бесполезный опыт тоже опыт. Ещё мы проверим сети в лунках. Не может быть, чтобы мы не поймали хоть десятка два рыбёшек. Вот и еда. И так каждый день. Как-нибудь продержимся. Отправляйтесь на охоту и постарайтесь прокормиться сами. Не волнуйтесь за нас, мы, по крайней мере, в тепле, значит, даже неделю на скудном питании перенесём. Всех собак забирайте с собой, вряд ли мы их прокормим.

– Один охотник должен остаться с девушками, – сказал Карнадут и заметил, как побледнела Наста и лицо у неё сделалось неподвижным. Света Конторович, наоборот, беспокойно задёргалась, подняла глаза к небу, но смолчала. Она беспокоилась за Вована, у того только недавно зажила рука и плечо, но перелом напоминал о себе перед непогодой.

Утром, построив отряд, Владислав кивком подозвал Матвея. Предстояло тянуть «горячий» жребий.

Младший мальчик сорвал с головы шапку ушанку, обнёс по кругу. Каждый охотник опустил в неё шашку с инициалами: у каждого десятка – своего цвета. Влад Карнадут достал из ушанки Матвея тёмно-серую шашку с выцарапанными буквами «ДС». Такие инициалы были только у Димы Сивицкого.

– Димон, ты теперь один за всех! – произнёс комендант. Он не ожидал, что выбор падёт на младшего десятника. Почему-то был уверен, что с девушками останется кто-то из старших, но горячий жребий распорядился по-своему.

Карнадут подумал, что вот только теперь очевидно, что Димка с ролью десятника неплохо справлялся. А ведь совсем ещё молодой… Ладно, справится и в лагере. Нужно поставить во главе его девятиклассников Жеку – младшие парни с ним хорошо ладят…

Диме сказали: «Бывай!» – и парни заскользили на лыжах мимо Сивицкого, оставив его, огорошенного, стоять над своей поклажей, тщательно уложенной для похода.

Проезжая мимо, шутили:

– Расти большой!

– Ращу! – заученно отвечал Дима и добавлял им в спину:

– Не прикалывает!

Вскоре девушки в сопровождении Димки ушли в другую сторону. Им предстояло обойти лагерь слева, спуститься к реке, пройти вверх по течению и обследовать под снегом грязный берег речной заводи. Если кабаны за осень всё не перекопали, то вдоль берега могло что-то найтись.

Стопнога поковылял за девушками, убедив Алину, что идти недалеко, как раз поход для него. Может, он на месте придумает чего полезного. В «Солнечном» оставили хозяйничать дежурную Иванку, младших детей – Ксюшу и Матвея, да ещё дед Фа Земин топтался по жилому корпусу.

Как только все ушли, Иванка обнаружила, что пропал Матвей.

– Вот вредник! – возмутилась Иванка. – Делать мне нечего, только искать его!

И велела Ксюше найти Матвея.

Ксюша прибежала быстро, она волновалась, и на ресницах дрожали слёзы:

– Метлушечка, Матвейчик сбежал! Он ещё ребёнок, ему нельзя на охоту! Он погибнет, не выдержав трудностей! – Ксюша была склонна к драматизации.

Иванка ответила:

– Спокойно, ребёнок. Ты почему решила, что он побежал за взрослыми?

– Потому что он готовился с вечера! А я тогда не знала, что он делает, а сейчас посмотрела в его любимое прятальное место, а там нет лыж! И самых тёплых вещей! И шпагу взял!

– Может, всё-таки за Алиной увязался? – предположила Иванка, которой сделалось тревожно. Она знала, что суровая жизнь сделала всех чуткими и наблюдательными, и можно не заметить намерения кого-то, с кем пересекаешься реже, но сейчас совершенно другой случай: младшие дети ходят всегда вместе, как те попугаи-неразлучники. Если Ксения волнуется, то, скорее всего, Матвей действительно задумал бежать, и сейчас догоняет охотников. А на лыжах этот мальчишка ходит отлично: родители возили его на трамплины в Раубичи, и он – один из немногих, кто технично бегает по лыжне.

Рассуждать Метлушке было некогда. С каждой минутой Матвей уходил всё дальше от лагеря. Бежать к Алине сообщать о случившемся – только время терять.

Иванка оглянулась, увидела поклажу Димки Бровь, и решила, что рюкзак небольшой и ей лучше захватить его в путь. Она тоже хорошо ходит на лыжах и догонит мальчишку.

Когда через несколько часов вернулись девушки, в лагере были только Фа Земин и Ксюша, близкая к истерике. Девочка так расстроилась, что даже не подбрасывала дрова в печки, тепло выдуло в трубы, в жилых комнатах и особенно на втором этаже стало холодно, остыл кипяток в кухонной кастрюле.

У девушек опустились руки. Дима Сивицкий выслушал всхлипывающую Ксюшу и, ни слова не говоря, рассовал по карманам пару «зубочисток» – так он обозвал ножи, служившие девушкам (его охотничьи ножи остались в рюкзаке). Взял из неприкосновенных запасов грамм двести бензина в пластиковой бутылке, скруток берёзовой коры и драгоценный коробок спичек (его трут и зажигалку тоже увезла Метлушко). И поехал догонять Иванку, догонявшую Матвея, догонявшего охотников.

Метлушко ехала по раскатанной свежей лыжне, но нигде не видела Матвея. На её пути лыжня несколько раз расходилась в стороны: охотники обследовали территорию, разделяясь на группы. Метлушко не сворачивала и двигалась, держась правого высокого берега необъятной реки.

Она проехала странные нагромождения льдин. Происхождение их было непонятно. Метлушко подумала, что, может, деревья, притопленные в реке, останавливали льдины и как-то так получилось…

Она не знала, что будет делать, если не догонит Матвея. Как вернётся одна в лагерь? У неё не было часов, она от них совершенно отвыкла. В лагере часы не нужны, там дежурные отмечали каждые тридцать минут ударом по дырявому ведру. И отбивали часы количеством ударов.

Погода стояла бессолнечная, ветер, всегда ощутимый на реке, дул Метлушко в спину. Иванка волновалась. Сколько времени она гонится за беглецом, непонятно, и она всё не могла решиться повернуть и поехать обратно, навстречу ветру, и скользила по лыжне, надеясь, что за новым изгибом реки увидит Матвея.

Она объезжала очередное нагромождение льда, как вдруг правая лыжа вильнула, Иванку занесло, она упала, снег под ней двинулся вниз, и она скатилась по наклонной поверхности в щель во льду и упала ещё раз – в полутёмное пространство, где чувствовалось холодное и сырое дыхание воды и запах сероводорода – гнилостный запах, скапливающийся подо льдом.

Иоанна попала в западню между полутораметровым льдом и понизившимся уровнем воды в реке. В её распоряжении была полоска суши у берега; над головой нависал ледяной потолок и единственный выход – достаточно просторная щель, в которую она проскользнула даже с лыжами на ногах. Но щель эта была высоко. Иванка, встав на цыпочки и подняв обе руки вверх, только и смогла, что коснуться края пальцами. Даже если она схватится за край, подтянуться не получится, мешает ледяной свод. Выбраться наверх можно только если подняться на уровень щели, лечь грудью на лёд и выползать по-пластунски.

Иванка вспомнила все вечерние разговоры в кругу семьи о выживании в экстремальных обстоятельствах. Продышалась, чтобы унять панику, и стала оглядываться.

Подо льдом было теплее, чем наверху, но сыро. Иванку трясло. «Это нервы! – сказала она себе. – Нужно мужество, чтобы выжить. Спокойно, спокойно, спокой… А почему спокойно? Может, наоборот, полезно покричать? А если охотники где-нибудь рядом, задержались в этом месте, собирают топливо для костра и услышат её, стоит только хорошенько пошуметь?»

Ей сразу сделалось легче, это был хоть какой-то план.

Был ещё план номер два: придумать подставку для ног из двух лыж, но лыжи ломать – последнее дело и она на это не решилась.

Иванка закричала, повернувшись к дыре. Потом она свистела в свисток, который нащупала в рюкзаке Сивицкого, и лязгала железом о железо, колотя ножом о крепление на лыжах. На какое-то время это отвлекло её от мрачных мыслей, но вскоре она устала и заметила, что подо льдом темнеет гораздо раньше, чем наверху. Она может развести огонь, но что здесь жечь? Лыжи?

Она прошлась подо льдом – довольно длинная полоса вдоль берега позволяла гулять вдоль воды, дальше путь перегораживал плавник – притопленные деревья, старые, без ветвей. Возможно, Иванка могла бы пролезть между ними и ледяным куполом и пойти дальше, но не сейчас. Исследовать берег ей было некогда. Деревья эти от долгого нахождения в воде сделались крепче железа, в этом она убедилась, ковырнув их ножом и ударив маленьким топориком Димы Сивицкого. Она пошла в другую сторону, торопясь обследовать всё, пока совсем не стемнело. Она нашла мокрые сучья, такие точно не загорятся. Разве что задымят… Иванка отрезала от рюкзака Сивицкого наружный карман, чиркнула зажигалкой, подожгла ткань, стараясь, чтобы язычок пламени облизал сырое дерево. Коряжка слегка пустила дым к радости Иванки, понадеявшейся, что дерево всё-таки загорится. Но дальше дело не пошло. Зато Иванка услышала плеск в воде, поводила над чёрной, как смоль, водой догорающим ошмётком брезентовки, и вдруг различила рыбью голову.

Иванка, у ног которой стоял топорик, схватила своё оружие и ударила, целясь в голову рыбе, но попала по воде, и чуть не уронила топор. Сонная рыба вильнула в сторону, азартная Иванка ударила ещё раз, попала по хребту, рыбина трепыхнулась, а Иванка точным движением ступни поддела рыбу снизу под брюхо и отфутболила на берег. Рыба была большая, длиннее предплечья, и это – не считая головы и хвоста. Иванке пришлось добивать её топориком, и она справилась, с остервенением отрубив речной стерляди голову. И почувствовала, что правый лыжный ботинок, носки, гетра, штанина – всё мокрое почти до колена и холодит тело.

Итак, у неё была еда, но не было топлива для огня. Из щели сверху заметно сквозило. Неприятный запах, встретивший здесь Иванку, давно улетучился. В полутьме Иванка принялась ощупывать землю, находила крупные и средние камни и решила, что знает, чем займётся в темноте: она будет нащупывать и стаскивать камни под дыру, к утру соберёт кучу камней и по ним выберется наверх. Нужно только отметить место строительства, скоро невозможно будет что-нибудь разглядеть. Обшаривая берег, она нащупала ветки, показавшиеся ей достаточно сухими. Они вмёрзли в землю, и Метлушко сражалась с ними, пока не нарубила жалкую кучку хвороста. Тогда она снова отрезала наружный карман рюкзака, откромсала подкладку, примерилась, сколько сантиметров может отрезать от шлеек, и подожгла. Костерок занялся. Дым метнулся по пещере, заставив закашляться, а затем повалил в отверстие. Иванка засуетилась: пока горит огонь, нужно было разыскать больше топлива для костра. Она додумалась поджечь ветки, торчащие из береговой глины, осветив ими берег. Но понимала, что слабого этого огня хватит ненадолго, а впереди длинная ночь. Она заметила, что рыб привлёк её огонь, и они подплывают к кромке воды. Иоанна суетилась, выискивая дерево, примечая подходящие камни и одновременно поглядывая на рыбу, полусонно плескавшуюся в воде. Ей удалось провести так час, не меньше, в мокром башмаке, с мокрой правой ногой. Когда погасли даже угли, у Иоанны запекалась в чешуе первая рыбина и ждали выпотрошенными ещё три, которые она, вытянув руки перед собой, просто выгребла из воды, держа поперёк лыжу и подгоняя лыжей рыб к берегу. Она намочила при этом два рукава, но ни о чём не жалела. Она хотела есть, и сейчас будет есть горячую рыбу. А потом станет собирать и складывать в кучу камни.

Вдруг она услышала человеческий голос у себя над головой и вздрогнула от неожиданности.

Человек наверху замер. Потом робко позвал: «Эй! Кто здесь?»

Иванка закричала:

– Матвей, осторожно! Я провалилась под лёд, там дыра! Не ходи! Стой на месте!

– Это кто? Ты, Метлушка? – с сомнением спросил Матвей.

Им приходилось кричать, чтобы слышать друг друга.

– Да! Да! Стой на месте, а то провалишься!

– А как ты там?! – спросил Матвей, и она поняла, что он плачет.

– Я хорошо! – закричала Иванка и подумала, что за чушь она несёт. Но, с другой стороны, не умирает же она, жива, и даже с богатым ужином…

– Здесь сухо, у меня есть рыба, только дров нет! И я не могу вылезти наружу! Но вылезу завтра! Соберу камней и по ним вылезу!

– А можно мне к тебе?! – заголосил Матвей. – Я боюсь! Тут звери!

– Подожди, Матюша, не паникуй! Ты сюда дошёл, а назад в лагерь на лыжах не дойдёшь? Ты устал? Лыжи целые?

– Я… – он рыдал в голос. – Я боюсь! Я устал! Пусти меня к себе!

Иоанна подумала, что Матвею не дойти назад в одиночку – ветер будет дуть ему в лицо. Ещё она подумала: «Что его так напугало?» И предложила:

– Матюша, может, ты сначала хоть какие дрова соберёшь? Нам же с тобой тут ночевать придётся, а?

– Я… я… соберу… – прошептал Матвей, понимающий, что суровая жизнь диктует свои правила. И ушёл в лес, тихо плакать и собирать годное дерево. Но забыл сказать про своё намерение Иванке, и она сидела, переживая – что случилось, и куда делся мальчишка? Она вся изнервничалась и, навострив слух, пыталась понять, что происходит на льду. И только когда заскрипел снег и голос Матвея раздался возле дыры, вздохнула с облегчением.

Он спросил:

– Иванка! Куда бросать дрова? Под эту льдину?

– Да, да! Бросай!

Сучья полетели вниз, ей на голову.

Иванка вдруг закричала:

– Матвей, не лезь под лёд! Подожди пять секунд! Надо попробовать, может ты мне поможешь вылезти отсюда, и мы вдвоём вернёмся домой!

– Я, кажется, лыжу сломал… – неуверенно ответил Матвей. Ему очень хотелось спрятаться как можно скорее, ему казалось, что подо льдом очень неплохо, лучше, чем наверху, тепло и совсем не страшно. Он боялся, что Иванка попросит его ещё раз сходить за дровами.

Иванка тем временем приплясывала под дырой и соображала – как подать Матвею верёвку? Ну что же это такое, ведь было время подумать, пока Матвей собирал хворост, а она так бездарно его профукала на глупые страхи…

– Матвей! Отойди подальше, я брошу к тебе топорик!

Она швырнула вверх топорик с привязанной к нему тонкой, но прочной лавсановой верёвкой. Топор прилетел обратно и ударил Иванку по ступне, хорошо ещё, не рассёк ногу. И тут она почувствовала, что ступня, намокшая в воде, онемела и не чувствует боли. Она сделала ещё несколько попыток забросить топор, не видя толком, куда бросает. Матвей снаружи выл и торопил её. И она сдалась, и позволила мальчику спуститься вниз, но велела поставить лыжи у входа в их пещеру, прикопать в снегу, чтобы были заметны.

Матвей, молодец, съехал осторожно, ему удалось даже чуть задержаться на краю, свесить ноги и потом он свалился к Иванке, которая честно предупредила, что не словит его, такого тяжёлого.

Они обнялись и пропели друг другу нежное: «Ми-ми-ми!»

Потом развели костерок, вдвоём съели остывшую большую рыбину, положили на угли остальной улов, и собирали и складывали камни под входом в нору, пока не кончились подходящие камни на их участке берега. Получилась небольшая кучка. Иванка сказала, что положение уже не так безнадёжно, утром Матвей вылезет хоть даже по её плечам, вытянет верёвку, и они начнут выбираться.

Матвей тоже успел порыбачить: маленькой шпагой, оружием всех мужчин в племени, умудрился пронзить несколько рыбин. Теперь они были обеспечены не только ужином, но и завтраком.

Как только догорел костёр, у них над головой раздался голос Димы.

Дима Сивицкий мчался мимо составленных лыж, заметил знак, остановился и начал осматриваться и аукать в сторону леса. Но быстро заметил провал под льдиной, из которого тянуло дымом, и склонился над дырой:

– Кто жив?

Ему ответили в два голоса.

Дима с облегчением вздохнул. Он выяснил ситуацию, и стал вытягивать своих людей. Сначала ему подали ранец и наловленную рыбу, затем Дима спустил под лёд рыболовную сеть, лежавшую в его ранце тугим свёртком, и по сети выкарабкался наружу Матвей. Потом Иванка отказалась вылезать: она в темноте не могла нащупать топорик. Дима, которому тоже было жалко отличной секиры, зажёг и бросил Иванке горящую ветку. Топорик нашёлся, и Метлушко вскарабкалась по сетке наверх. Под ветром у неё моментально стала покрываться ледяной коркой правая нога и кончики рукавов.

– Да ты мокрая, Ванятка! – сказал обеспокоенный Димка. – Ты что же это не переобулась? У меня в ранце лежат сменные бурки!

– Представь, у меня реально не было времени!

– Ты сколько часов там просидела? И не нашла времени переобуться? – бурчал Димка, усадив Иванку и доставая из рюкзака сменную пару обуви. – Признайся, ты там хозяйство развела? Свой лагерь оборудовала да?

– Ага!

– А ещё к ней рыба приплывала! На свет! Можно было брать руками! Рыбы там – завались! – сказал Матвей.

– Вот куда вся рыба ушла!

Дима стянул с ног тёплые толстые носки: Наста Дашкевич связала. Заново перемотал портянки. Носки и запасные бурки протянул Иоанне. Иоанна влезла в его носки, но на бурки только взглянула:

– И как, по-твоему, я пошлёпаю в них? – кивнула мелкая Метлушко на большие бурки. У Сивицкого, пока худого и невысокого, были длинные ступни – верный знак того, что парень будет рослый.

Дима серьёзно посмотрел на неё.

– В мокрых ботинках потерпишь? Силы остались на лыжах двигать?

Они прошли метров двести, не больше. Иванке что-то мешало, она говорила: «Сейчас-сейчас, приспособлюсь…» А сама тормозила. Потом призналась, что не чувствует правую ногу и, кажется, ещё чуть-чуть, и нога омертвеет полностью, она уже и в колене сгибается с трудом, и боль поднимается выше и отзывается в бедро.

Дима посуровел. Так они проехали ещё метров двести. Они не успеют в лагерь, даже надеяться нечего. А лагере не осталось не только еды, но и лекарств. А у Иванки, похоже, что-то серьёзное с ногой, и она начинает гореть. Это жар. Надо возвращаться, нарубить хвороста, залезть под лёд и ночевать там. Но завтрашний день ничего не изменит – они втроём будут так же далеко от лагеря. Матвей напуган, он видел что-то огромное, ходившее за рекой, потому и повернул назад и на обратном пути заметил дымок Иванкиного костра, вытекавший из-подо льда. Теперь Матвея в лагерь одного не отправишь, даже днём при хорошей погоде. И в лагере парней не осталось, некому идти выручать их. Правильнее будет догонять охотников: там костры, лекарства кой-какие могут оказаться. Их стоянка, должно быть, недалеко, ближе, чем «Солнечный» раза в три, это точно.

Дима обдумал ещё одну мысль, и она не показалась ему лишней. «Охотники потом пойдут в школу. Над школой, как рассказывал Лёха, висит куб, который дед назвал ковчегом. И это их ковчег. Они не решились бросить лагерь и уйти в хронокапсулу, дед сказал, что там может быть опасно, их могут захватить. И разделиться на две группы парни не захотели: вдруг, попав в ковчег, обратно не вернутся? Они отложили эту проблему. Но теперь, если на крайняк, Дима поднимется в ковчег и поищет лекарства для Иванки, она уже раскашлялась и вид у неё никуда… совсем его матрёшка расклеилась».