Текст книги "Университет языков (СИ)"
Автор книги: Александра Андреева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 49 страниц)
Глава 16. Поражение
В апреле наступила настоящая весна – с солнцем, дождём и набухающими почками. Но у Ниа в этом месяце был новый год. Вернее, новый год был в Матаре, но уже с конца марта каждое занятие начиналось словами Анемоса:
– Скоро новый год!
Для Ниа этот праздник никак не ассоциировался с тающим снегом и распускающимися листьями, но постепенно она прониклась настроением своих студентов. Закончив вязать шарф для Эридана, учительница принялась помогать ребятам клеить из бумаги цветы. Они почти израсходовали запасы госпожи Клави, и теперь вся аудитория была завешана цветочными гирляндами.
Кроме того, Анемос заявил, что на их родине новый год отмечают целую неделю, поэтому – учёба учёбой – но придётся сделать перерыв. Антос и Тэрос поддержали его просьбу. И даже Элафос не стал возражать – новый год был самым любимым праздником в Матаре.
Ниа пришлось снова идти к заместителю ректора и спрашивать разрешения устроить своим студентам недельные каникулы.
– Профессор Вирго, – ответил Доминик Ситис, – они заплатили за год обучения. Что они будут делать в течение этого года – решать им. Могут даже ничего не делать, если таково их желание. Только предупредите, что, в этом случае, мы не возвращаем денег.
Ниа немного обиделась. Послушать заместителя ректора, так её дети какие-то лентяи, а, между прочим, они изучают два языка, а некоторые – даже три! Но главное, разрешение было получено. И учительница с удвоенной силой принялась клеить цветы.
Празднование нового года начиналось в понедельник двенадцатого апреля. С утра Ниа вместе с ребятами готовили национальную матарскую еду. К вечеру комната наполнилась удивительными ароматами. Но Анемос качал головой и повторял:
– Вот если бы мы быть в Матаре!
И всё же блюда оказались очень вкусными, многие студенты предпочли их традиционному ужину в столовой. Когда все немного поели, Элафос раздал пластиковые бутылки с водой.
Ниа стала вспоминать, что писал Антос по поводу празднования нового года, но тут её окатили струёй холодной воды. Девушка взвизгнула и вылила на кого-то содержимое своей бутылки. Где-то в уголке сознания существовала мысль, что эти действия не очень соответствуют её должности, но сейчас Ниа предпочла о ней забыть.
Ребята надели всем на шеи цветочные гирлянды, Элафос взял свой музыкальный инструмент: пришло время песен. Небольшая комната наполнялась студентами. Кто-то пришходил на запах экзотической еды, кто-то – на звуки музыки. В дверь снова постучали.
– Я открою, – сказал Тэрос.
Через минуту он вернулся и наклонился к Ниа:
– Преподаватель, там…
– Что? – она повернулась и увидела стоящего на пороге Солуса Альгеди.
Ниа вскочила и подбежала к двери.
– У… у нас тут… новый год… – виновато пробормотала она.
– Вижу, – сказал Солус, оглядывая её странным взглядом.
Мокрые волосы и одежда, цветочная гирлянда.
– Я…
– Завтра утром мы уезжаем.
Она вся как-то сжалась под его строгим взглядом.
– А на сколько дней? – Ниа подумала о Рои.
– Если всё будет хорошо, мы вернёмся в среду утром, – ответил Солус. – Встретимся в семь часов около университета.
Он поклонился и ушёл.
Ниа пыталась сообразить, что ей сейчас нужно делать. Первое: студенты не должны видеть её взволнованное лицо. Она изобразила самую искреннюю улыбку и, пробравшись через толпу, успевшую набиться в комнате, позвала Элафоса.
– Мне надо уехать на пару дней, но я не хочу, чтобы об этом все знали. Объяснишь потом ребятам?
– Конечно, – кивнул юноша.
– Завтрашнее занятие придётся отменить.
В изучении языка Аин Элафос решил не делать выходных.
– Ничего, я пока буду повторять слова.
– Я пойду. С новым годом!
Улучив момент, Ниа незаметно выскользнула из комнаты. Поднявшись к себе, она быстро сложила сумку, выбрала одежду, в которой поедет, сходила в ванную. Пока не высохли волосы, она машинально перекладывала книги из одной стопки в другую. Потом решила разобрать ящики стола. Она пыталась придумать себе занятие, лишь бы оттянуть разговор с Ливорой. Рассказать ей о поездке Ниа решила давно, но сейчас вся её решимость пропала. Ниа знала, что это бесполезно, что это снова будут оскорбления и боль, но не могла поступить по-другому. Когда дальше ждать стало уже невозможно, она пошла к подруге.
Ливора тоже была в халате – видимо, собиралась лечь спать. Увидев Ниа, она удивилась, но удивление быстро сменилось обидой и презрением.
– Что тебе надо?
– Профессор Альгеди сказал… утром мы уезжаем. Если ты хочешь что-нибудь передать ему…
– То ты сделаешь одолжение и… Мне ничего от тебя не надо!
– Можешь поговорить с профессором Альгеди или с… – Ниа замолчала. Вряд ли Ливора стала бы говорить с Хидори Сатабиша.
– Если хотите играть в ваши глупые игры, пожалуйста! Я в этом не участвую!
– Извини, я просто… извини… – Ниа повернулась и побрела к себе.
***
Будильник всё надрывался, а Ниа никак не могла понять, чего он хочет от неё. Выключив звонок, девушка пошла в душ. Струи воды с шумом разбивались о голубую эмаль, а она всё стояла с зубной щёткой и тюбиком пасты, словно не знала, что с ними делать. «Быстрее! Ты же опоздаешь!» – звучало где-то внутри.
Она не опоздала. Наоборот, собралась на пятнадцать минут раньше. Эти последние минуты перед выходом всегда были для Ниа самыми мучительными. Ты ещё не там, но уже не здесь. Она положила в сумку зеркальце, расчёску, резинку, какие-то мелочи. Потом зачем-то сунула туда пачку печенья, оставшуюся в хлебнице. На столе лежали вишнёвые конфетки, Ниа начала машинально запихивать их в карманы куртки. А когда они стали смешно топорщиться, переложила несколько штук в карманы юбки.
Всё, пора.
Она взяла сумку, ключи, закрыла дверь, и тут из своей комнаты вышла Ливора. Мятый халат, волосы, спутанные бессонной ночью, покрасневшие глаза.
– Передай ему, что я его люблю, – хрипло выговорила девушка.
– Хорошо, – Ниа медленно прошла мимо Ливоры. В какой-то момент ей показалось, что сейчас она всё бросит и никуда не поедет, но тут перед глазами встало лицо Эридана, когда она уходила. Наверное, такое же лицо будет у него, если она не приедет.
Ниа побежала к лестнице.
Профессор Сатабиша уже сидел в машине, Солус рассматривал большую карту. Увидев Ниа, он сложил карту и бросил на сиденье.
– Доброе утро, – тихо сказала девушка.
– Доброе утро, – улыбнулся Хидори. Солус просто кивнул.
– Пусть это будет у вас, – сказал он, – протягивая ей небольшую пластиковую коробку. Сквозь полупрозрачную крышку виднелись пузырьки с таблетками, ампулы и пара одноразовых шприцев.
– Зачем это?
– Для профессора, – коротко ответил Солус.
– Он заболел? – испугалась Ниа.
– Ему восемьдесят семь, и у него больное сердце.
Ниа осторожно взяла лекарства и села на заднее сиденье рядом с Хидори.
В голове всё перемешалось: Ливора, Эридан, профессор Сатабиша. Она не знала, за кого больше волноваться. Профессор всегда казался полным сил, Ниа думала, что ему около семидесяти пяти… Ниа украдкой взглянула на Хидори. Тот откинулся на сиденье и погрузился в себя. В другой раз он бы обязательно побеседовал с Ниа, но сейчас все его мысли были заняты предстоящим разговором с Эриданом. Солус, как обычно, молчал. Зеркальце было повёрнуто так, чтобы видеть лицо Хидори.
Ниа вдруг почувствовала себя лишней. Профессора Сатабиша, Солуса и Эридана связывали долгие отношения. А она находилась в этой машине только потому, что оказалась похожа на сестру Эридана. Даже ему Ниа была не нужна.
Она надела капюшон и прислонилась к окну, за которым мелькал знакомый пейзаж. Машина неслась по освободившемуся от снега шоссе, и девушка задремала.
Когда она открыла глаза, солнце уже стояло высоко. Ниа сжала в руках коробку: а если бы она уронила лекарства? Прогнав сон, Ниа посмотрела в окно. Они ехали по какому-то городу.
– Я позволил себе достать из твоей сумки пропуск, когда мы проезжали через границу, – сказал профессор Сатабиша. – Я положил его обратно, – добавил он с лёгкой улыбкой.
– Извините, я, кажется, задремала, – Ниа смущённо потупилась. Это «задремала» продолжалось, наверное, несколько часов.
– Нам ещё долго ехать, – проговорил Хидори не то с печалью, не то с радостью.
Город сменился пустынными полями, потом был ещё один город и снова поля. Приближаясь к очередному населённому пункту, Солус снова посмотрел на карту. Скоро вокруг них выросли высокие здания, яркие светофоры, мосты. Солус вёл машину медленно, постоянно сверяясь с планом города. Ниа почувствовала, как сильнее стало биться сердце. На лице профессора Сатабиша застыла обычная мягкая улыбка.
Около четырёхэтажного кирпичного дома машина остановилась.
– Мы приехали, – произнёс Солус.
– Выходить? – жалобно спросила Ниа.
– Да.
Он помог профессору, и они вместе поднялись по лестнице. Солус позвонил. Дверь открыл Тоби и молча проводил их в одну из комнат.
Тут на пороге появился Эридан. На нём были простые брюки из коричневого вельвета и тонкая бежевая рубашка. Он стремительно подошёл к Хидори и осторожно обнял его. Они стояли так несколько минут, потом Эридан обнял Солуса. Отпустив друга, он быстро посмотрел на Ниа, и в его взгляде она увидела страх. Во рту стало горько. Ниа поняла, чего он боялся. Боялся всё время с момента их встречи. Что ему просто показалось, и у этой девушки нет ничего общего с его сестрой.
Страх в глазах сменился болью. Потом всё затопило слепое обожание. Он не обнял её и не произнёс ни слова, просто смотрел. С каждой минутой Ниа становилось тяжелее выносить его взгляд. Ещё немного – и она бы спряталась за профессора Альгеди.
– Эридан, – тихо позвал Солус.
Ниа повернулась и увидела искажённое жалостью лицо профессора Сатабиша. Теперь он знал, сколько стоила эта встреча.
– Прости, – легко сказал Эридан, повернувшись на носках. – Сол, побудь здесь с Ниа, а мы с профессором пока поговорим.
Он взял Хидори под руку и повёл в другую комнату.
– Простите за столь скромную обстановку, – Эридан показал на старую дешёвую мебель.
– Я приехал не ради этого, – мягко произнёс профессор.
Эридан улыбнулся немного нервно.
– Хотел сначала отдать тебе одну вещь, – Хидори достал из кармана плаща серебристый блокнот. – Я вписал туда слова из языка Аин, которые появились в нём за последние два года.
– Простите! Не подумайте, что мне не понравился ваш подарок, просто слово, которое я попросил выгравировать на обложке, не очень подходило для того, что я собирался писать под ней… Вы это вряд ли одобрили бы… Поэтому я вернул его, а себе позволил оставить только два слова. Вы не сердитесь, что у преступника имя из вашего языка?
– Ты не преступник, Эридан, – с чувством произнёс Хидори.
– Вы всегда немного идеализировали меня, профессор, – улыбнулся Эридан.
– Возможно, но не настолько. Тот путь, который ты выбрал…
– Я выбрал сознательно. Профессор, я не тот ребёнок, который попал в ваш университет. Я изменился!
– Изменения бывают разными, – печально проговорил Хидори.
– Мир вообще меняется в худшую сторону! – запальчиво произнёс Эридан.
– И что ты намерен делать? – чем больше нервничал Эридан, тем спокойнее становился Хидори.
– Не оставить ему альтернативы! – резко ответил Эридан. – Вы видите, что делает Албалия! Она, как прожорливое чудовище, поглощает всё вокруг. И будьте уверены, это не конец! Когда закончатся земли вокруг, она найдёт маленькую уязвимую страну в другой части материка и начнёт с ней войну во имя благой цели.
– А во имя каких целей собираешься воевать ты?
– Во имя свободы!
– И поэтому ты предлагаешь им один единственный выбор?
– Профессор, к сожалению, у нас нет времени выбирать, – с нажимом произнёс Эридан, словно объяснял урок непонятливому студенту. – Через несколько лет, а может, и меньше, Албалия станет так сильна, что её будет не остановить. Её примитивная культура уже заполонила весь мир. Поймите, ваш язык прекрасен, но вы потратили десятки лет, создавая его, и потратите ещё столько же. Возможно, когда-нибудь люди бы и оценили ваш труд, но человек с сознанием, которое воспитывает Албалия, посмотрит на все ваши слова – и не увидит ничего! Он просто потеряет способность различать что-либо, кроме количества нолей в цене на товар! В отличие от вас, я реалист. Да, мой способ более жёсткий, но его можно реализовать.
– Это не мой язык, – сказал Хидори, – поэтому столько времени затрачено на его создание. А что касается ещё нескольких десятилетий, ты мне явно льстишь. Я столько не проживу. Но это не важно, работу продолжат другие. Возможно, пройдут века, прежде чем люди начнут говорить на нём, но именно поэтому у этого языка есть будущее. Я никого не заставлял учить его. Ради него не нужно забывать свой родной язык. Аин – лишь средство общения, способ объединить людей, пробуждая то настоящее, что ещё осталось в них.
– Мой язык – тоже средство объединить людей, которые не хотят быть поглощёнными Албалией! На нём уже говорит в сотни раз больше людей, чем на Аине.
– А что будет с теми, кто не примет твоё средство? – тихо спросил Хидори.
– Оружие – необходимая предосторожность, – ответил Эридан, опустив глаза. – За мою голову назначена награда, моим именем пугают детей. Я должен защищать себя и людей, которые доверились мне. То, что каждый день передают по всем албалийским каналам, – ложь. Я не взрываю базы и не уничтожаю гражданские объекты, чтобы заставить отказаться от вступления в Албалийскую Республику. Я просто создаю свой мир. Мир, который будет сильнее Албалии. Дети, рождённые в нём, не будут понимать лживые и пошлые слова, льющиеся из каждого приёмника. Я выберу для них самые светлые, самые радостные сказки и переведу на свой язык. Это будет чистый и счастливый мир, профессор.
– Ты никогда не был реалистом, – с печальной улыбкой сказал Хидори. – Такой мир не создать за несколько лет с помощью одного только языка. Ты можешь попытаться оградить их от влияния Албалии, но ты не сотрёшь их прошлое. Албалия кажется тебе источником всех несчастий. Возможно, сейчас это, действительно, самая опасная страна. Но чудовище есть в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше.
– Да, Алголия тоже чудовище. Но за всё уже заплачено, – красивое лицо исказила ужасная усмешка.
Хидори побледнел.
– Ну, что, всё ещё хотите спасать мою жизнь? – с вызовом спросил Эридан, а в глазах был страх.
– Я всегда буду защищать тебя, – наконец, сказал Хидори, – поэтому и приехал сюда. Эридан, ты говорил о времени. Но у тебя его может оказаться ещё меньше, чем у меня. Олеум Нафта не будет просто смотреть на твои попытки помешать его планам. И эти люди не смогут спасти тебя.
– Мы сможем постоять за себя, у нас достаточно средств.
– А если деньги не помогут, ты возьмёшься за оружие?
– Если не будет другого выхода, – мрачно проговорил Эридан.
– Но дети, для которых ты собираешься переводить самые светлые сказки, смогут ли они стать счастливыми, зная, что их отцы погибли под пулями?
– Зато они будут свободными, – печально ответил он. – Знаю, вы хотите, чтобы я вернулся. Но я не вернусь, профессор.
– Прошу тебя, подумай…
– Нет! – мучительно вскричал Эридан. – Нет, – проговорил он тише, – даже ради…
Хидори понимал, какой выбор делал сейчас Эридан и что лежало на его весах.
– Нет, – прошептал он.
– Хорошо, – глухо сказал Хидори. – Тогда послушай, что я скажу.
Он подошёл к Эридану и заглянул ему в глаза. Именно ради этих слов он приехал сюда.
– Когда всё закончится и ты останешься один, вспомни, что есть люди, которые всегда будут любить и ждать тебя. Возвращайся к нам.
– Ну, что вы, профессор, – проговорил Эридан, отстраняясь. – Такого не случится, не волнуйтесь.
– Прошу, запомни то, что я сказал.
– Спасибо за подарок, – Эридан помахал блокнотом. – Кстати, как он у вас оказался?
– Ниа подарила на Новый год, купила в каком-то книжном магазине в Сайфе… Странно, правда?
– Да, странно… – пробормотал он.
– Ты простишь меня? – прошептал Хидори.
– Ну, что ж, кажется, мы всё обсудили, – сказал Эридан, не услышав вопроса. – Не попросите меня назвать вам какое-нибудь слово на прощание?
– Попрошу, но потом.
– И что же это за слово? – улыбнулся Эридан.
– «Поражение».
Глава 17. Иллюзии
Когда дверь за Эриданом и профессором Сатабиша закрылась, Солус Альгеди опустился на стул и замер. Ниа тоже попробовала присесть, но не выдержала и нескольких минут.
Встав, она нервно заходила по комнате, машинально поправляя неровно лежащие предметы. Сквозь полупрозрачные занавески ярко светило солнце. Ниа сняла куртку и положила на диван рядом с сумкой. Немного посидела, потом снова встала, взяла какую-то книгу. Полистала, закрыла, взяла вторую, потом третью.
– Ниа, успокойтесь и сядьте, – раздражённо сказал Солус.
Девушка вздрогнула и послушно вернулась на диван, сев так, чтобы он не мог видеть её. Пусть и она теперь видела только его спину, зато можно было смотреть, сколько хочешь. Похоже, ему не было жарко, он так и остался в своём сером плаще. Волосы казались ещё более чёрными на фоне светлой ткани. Как ему удаётся выглядеть таким спокойным? А ведь он очень беспокоится о профессоре и Эридане. «Ну, хоть обо мне никому не надо волноваться», – подумала про себя Ниа.
Мысли носились в голове, от некоторых хотелось вскочить и бежать, но она сидела, как пришитая. Наконец, дверь открылась, и вошёл Эридан.
– А вот и я, – попытался как можно бодрее произнести он. – Как у вас тут дела?
– Прекрасно, – ответил Солус. – А у тебя?
Он продолжал сидеть на стуле, и теперь казалось, что Эридан – студент, пришедший на экзамен к строгому преподавателю.
– Не так хорошо, как хотелось бы… – чуть виновато проговорил экзаменуемый. – Слушай, ты не зайдёшь к профессору?
– Конечно.
Ниа не услышала, а скорее почувствовала в этом слове упрёк.
– Спасибо. Он в комнате в конце коридора.
Когда Солус ушёл, Эридан сказал:
– Здравствуй, Ниа.
– Здравствуйте, – ей почему-то стало очень жалко профессора Сатабиша и Солуса.
– Как ты, наверное, догадалась, я ответил профессору «нет», – он хотел произнести это с гордостью, но получилось почти с вызовом.
Девушка кивнула.
– Может, после этого ты захочешь уйти? – вызов прозвучал ещё сильнее, а вместе с ним – огромная тоска.
– Я приехала не из-за профессора Сатабиша, а потому что обещала вам, – сказала она и вдруг подумала, что профессор наверняка знал, что Эридан так ответит. Значит, их сегодняшняя встреча всё равно последняя. Зачем же он позволил ей приехать?
– Тогда сделай одолжение, не говори мне «вы», – с мальчишеской улыбкой попросил Эридан.
– Хорошо, – согласилась Ниа, – это несложно.
– Как твои дела?
– Ничего… Спасибо большое за одуванчики! – вспомнила она. – Это было… просто удивительно! У нас ещё снег лежал, а тут…
– Рад, что тебе понравилось, – он довольно улыбнулся.
– Я тоже привезла… Вы… ты просил, – она раскрыла сумку и достала завёрнутый в обёрточную бумагу свёрток. – Это тебе.
– Спасибо, – сказал Эридан, разворачивая бумагу. – Это тебе Солус подсказал? – быстро спросил он.
– Что? – не поняла Ниа.
– Ах, да, он же с тобой не разговаривает.
– Не то, чтобы совсем не разговаривает, – начала объяснять Ниа. – Когда я спрашиваю, он обычно отвечает… А в чём дело?
– Ни в чём, – ответил Эридан, в глазах плескались боль и счастье. Он обмотал тонкий шарф вокруг шеи. – Спасибо!
И вдруг порывисто обнял её.
Ниа стояла, замерев.
– Прости! – сказал он, также стремительно отпустив её. – Я не обидел тебя?
– Наверное, нет, – жалобно произнесла девушка.
– Прости, Ниа, я не хотел…
– Ничего, – вздохнула она. – Знаешь, сегодня утром я видела Ливору. Она просила передать… что… она очень любит тебя.
– Милая Ливора, – легко улыбнулся Эридан.
– Она очень…
И тут раздался ужасный грохот, Ниа подумала, что у неё что-то с глазами, потому что стены начали падать, словно кто-то разбил кучу игрушечных кубиков, потом всё потемнело.
Ниа пришла в себя от саднящей боли в ноге и взволнованного голоса, который повторял её имя. Она попыталась открыть глаза, отплёвываясь от налипшей на губах пыли. Вокруг ничего не было видно, кроме камней и сломанных балок, а потом всё заполнило белое лицо Эридана.
– Ниа! – его губы дрожали.
– У тебя кровь на лбу, – она хотела поднять руку, но помешали куски то ли шкафа, то ли стола.
– Да при чём тут… Как ты?
– В порядке… Левая нога немного ноет. А что случилось?
– Не шевелись, я сейчас, – он немного отполз.
Ниа услышала какой-то шум.
– Всё, теперь осторожно передвинься на моё место… Хорошо, теперь вперёд.
Ниа послушно делала то, что он говорил, пока они не оказались у небольшого отверстия в полу. Эридан подполз к его краю и спрыгнул.
– Делай то же самое, осторожно, я тебя поймаю.
– Да уж, опыт у меня есть, – пробормотала девушка. Она подползла к дыре и прыгнула.
– Поймал, – улыбнулся Эридан. Он пытался казаться спокойным, но держащие её руки дрожали.
Ниа посмотрела по сторонам: они были в пустом квадратном подвале, освещённом светом единственной лампочки, свисающей из стены.
– Думаю, я смогу стоять сама, – сказала Ниа.
– Выбираю безопасное место, – ответил Эридан, внимательно разглядывая потолок.
– Понятно… – протянула девушка. Интересно, долго он будет его выбирать?
– Наверное, здесь… – он отнёс её к одной из стен и бережно посадил на пол. Потом опустился рядом.
– Так что случилось? – снова спросила Ниа.
– Нас взорвали.
– Что? – она вскочила. – А профессор Сатабиша? Профессор Альгеди? Где они?
– Я не знаю, – ответил Эридан. – Они находились в другом конце здания. Взрыв был не сильным, может, они не пострадали…
– А может… – Ниа боялась продолжить.
– Там был Сол, значит, с ними всё в порядке, – с нажимом, словно стараясь убедить самого себя, произнёс Эридан.
– Нужно выбраться отсюда и найти их!
– Я не могу разобрать завал снизу, придётся ждать. Сол обязательно найдёт нас, – он повторял имя друга, как магическое заклинание. Ниа вспомнила, как профессор рассказывал ей, что, попав в университет, Эридан сначала ни с кем не разговаривал, кроме Солуса Альгеди.
Похоже, самим им, действительно, не выбраться, можно сделать только хуже. Её переживания ни профессору Сатабиша, ни Солусу не помогут, а на Эридане и так лица нет. Если она будет ещё причитать…
Ниа вернулась к стене и села рядом с ним.
– Значит, будем ждать профессора Альгеди, – сказала она и робко взяла Эридана за руку.
– Если бы ты умерла, я не стал бы выбираться оттуда, – глухо произнёс он.
– Глупости! – Ниа тряхнула его руку. – С чего это тебе из-за меня умирать? Ты меня второй раз видишь! А как же профессор Сатабиша? А твой друг?
– Если с ними что-то случится, я тоже умру, правда, чуть позже.
– Перестань, пожалуйста, перестань! – она заставила его посмотреть на себя, и в глазах Эридана снова разлилась боль. Ниа испуганно отстранилась.
– Всё будет хорошо, – с усилием прошептала она, глядя в пол. – Нас обязательно найдут, и всё будет хорошо.
– Да… – тихим эхом отозвался Эридан.
Ниа осторожно потрогала синяк на коленке, выглядывающий сквозь порванные колготки. Кажется, в сумке у неё был пластырь…
– Моя сумка! – Ниа снова вскочила и в отчаянии посмотрела наверх. – Там же документы и деньги! Что мне делать? И куртка!
– Прости, – вымученно произнёс Эридан, и она сразу остыла. Бог с ними, с вещами, лишь бы у него не было такого лица.
– Да, ладно, – сказала она, садясь на пол. – В кошельке было всего сто коэнов, а пропуск… Профессор Сатабиша попросит заместителя ректора сделать мне ещё один.
Они оба замолчали, подумав об одном и том же.
– А куртка мне вообще не нужна, скоро ведь лето, – добавила Ниа. – Ой! У меня ведь есть конфеты. Держи, – она достала из кармана вишнёвый леденец.
– Спасибо, – грустно улыбнулся Эридан.
– Расскажи о себе, – попросила Ниа.
Несколько минут он ничего не говорил.
– Мои родители были членами парламента Алголии, – сказал Эридан, наконец. – Власть и деньги часто портят людей, но они всегда использовали и первое, и второе для блага своей страны. Моё детство прошло в богатстве и роскоши. У меня были все игрушки, которые я хотел, люди тянулись ко мне, считая меня очаровательным ребёнком. Я жил в чудесном мире, где всё одинаково радостное, яркое и цветное. Когда родилась Сорора, мир изменился. Мне тогда ещё не было трёх. Ты можешь не верить, но я помню, как родители вернулись с ней на руках. Я тогда думал, что они принесли очередную игрушку. Но эта игрушка отличалась от других. У неё были большие словно залепленные серой плёнкой глаза, и серые волосики торчали из почти лысой головы. Она постоянно плакала, и мне казалось, что ей очень больно. Её колыбель стояла в комнате родителей. Но я постоянно вылезал из своей кроватки, чтобы посмотреть на неё. Сначала родители заставляли меня уйти. Они не знали, как я отнесусь к тому, что больше не являюсь единственным ребёнком. Но потом разрешили сидеть с ней. Когда я находился рядом, она переставала плакать.
Первым словом, которое она произнесла, было моё имя. Я специально попросил родителей научить меня читать и считать, чтобы потом самому учить Сорору. У нас были общие друзья, и мы почти всё время проводили вместе.
Когда мне исполнилось семь лет, я должен был идти в школу. Помню, я устроил настоящую истерику, потому что Сороре не разрешили пойти туда вместе со мной. Несколько часов уговоров ни к чему не привели, отцу даже пришлось накричать на меня. А потом ко мне подошла Сорора и сказала, что в школе я смогу узнать много интересных историй, о которых буду потом ей рассказывать. А она тем временем научиться печь такой же вкусный яблочный пирог, как мама. Соблазнённый куском шарлотки и возможностью поразить сестру своими блестящими знаниями, я согласился пойти в школу один.
Мне, действительно, понравилось ходить туда. Я возвращался домой и рассказывал Сороре о своём дне. Ей было интересно всё: как зовут моих одноклассников, какие у них лица, какую одежду они носят, о чём говорят со мной. Вечером, после того как отец заходил в комнату и напоминал об уроках, я начинал делать домашнее задание, а Сорора садилась рядом и смотрела, как я пишу.
Через три года она тоже пошла в школу. Каждый, кто посмел хотя бы слово сказать о её внешности, имел дело со мной. Одного мальчишку я вытащил из окна третьего этажа и не отпускал, пока он не извинился. Клянусь, если бы он не сделал этого, я бы отпустил его руку.
После уроков мы вместе шли домой. Когда время не совпадало, ждали друг друга. Мы вместе делали домашнее задание, а потом бежали играть с друзьями.
По вечерам мы собирались с родителями в гостиной, и они рассказывали нам таинственные, печальные, счастливые истории об Алголии и других странах. И отец, и мать были очень заняты, но всегда старались найти для нас время.
Когда мне было девять лет, родители… погибли. Нам сказали, что это автомобильная катастрофа. Помню лицо Сороры, из него словно выпили все краски, остались только огромные серые глаза. Она смотрела на меня, словно я мог что-то изменить. Но я не мог. Она поняла, подошла и погладила меня по голове. Просто погладила по голове…
Других родственников у нас не было, меня с Соророй отправили в приют. Он был бедным, грязным и холодным. Со временем мы привыкли к бедности и к грязи, но к холоду было привыкнуть сложнее. Каждую зиму дети заболевали. Сорора пережила пять таких зим, а на шестую… Мы лежали с воспалением лёгких: она на одной кровати, я на другой – и держались за руки. И вдруг она отпустила мою руку.
Эридан замолчал.
Ниа обняла его и прижала к груди, словно ребёнка. Он схватился за её рукав, пытаясь спрятаться от боли.
– В ту зиму умерло много детей, – глухо произнёс Эридан. – Приютом заинтересовались журналисты и выяснили, что одной из них была дочь Регимуса и Викари де Сомни. Чтобы избежать ещё большего скандала, меня решили отправить куда-нибудь подальше. Университет языков показался им подходящим местом.
Я не хотел возвращаться в приют, поэтому вёл себя тихо. Но и учиться тоже не собирался. Мне показали мою комнату, я лёг на кровать и повернулся к стенке. Мир вокруг мало интересовал меня. Меня вообще ничего не интересовало.
Тогда заместителем ректора уже стал Доминик, но все вопросы, как обычно, решал Хидори. Ему рассказали мою историю, и он послал ко мне Сола.
Сол не пытался, как другие, заставить меня говорить. Он говорил сам. И когда он закончил, я разрыдался у него на коленях. Сол просидел около меня всю ночь, а утром сказал, что сегодня мой первый урок.
Я пошёл только для того, чтобы не расстраивать его, но учиться по-прежнему не собирался. Моим первым и в то время единственным преподавателем был Хидори. Он спросил меня: «О чём бы вы хотели, чтобы я сегодня рассказал вам?» Я ответил: «Ни о чём, я вообще не собираюсь вас слушать». А он сказал: «Понимаю, но я преподаватель и поэтому должен о чём-то рассказывать». Я пожал плечами и лёг на парту. Я пролежал так пять часов, а он все пять часов говорил. Я не слушал Хидори, но его слова мешали мне думать. Когда занятия закончились, он улыбнулся и сказал: «До завтра».
Вечером ко мне заглянул Сол. Он хотел узнать, что интересного рассказал мне профессор, но я не мог ответить. Сол сказал: «Жаль…» И тогда мне стало… не знаю… я вспомнил Сорору… Если бы она слышала меня, то ей было бы также грустно, ведь она очень любила интересные истории. На следующий день я снова почти всё время провалялся на парте, но немного послушал – на случай, если Сол спросит. Он, и правда, спросил. И постепенно… занятие за занятием… я привык к рассказам Хидори. Как-то задал ему вопрос, потом другой и сам не заметил, как уже разговаривал с ним. Эти люди…
Наверху раздался треск, и кусок доски почти закрыл отверстие в потолке.
– Теперь точно остаётся только ждать Сола, – пробормотал Эридан. – Профессор и Сол, они стали для меня чем-то вроде семьи. Я учился, чтобы порадовать их… и Сорору… У меня оказался талант к изучению языков, через три года я уже начал сам преподавать. А ещё через год в университет пришла Ливора. Она была милой и… Ниа, что с тобой? – взволнованно спросил он, почувствовав, как бешено застучало сердце девушки.
– Я… я боюсь… замкнутого пространства, – с трудом выговорила Ниа. Её кожа побелела и стала почти прозрачной, на руках набухли голубые жилки.
– Ниа, посмотри на меня! Всё будет хорошо! Мы обязательно выберемся отсюда!
Она пыталась смотреть на него, но перед глазами всё поплыло. Откуда-то сзади накатывала тьма.
Сверху снова раздался шум, а потом Солус Альгеди сказал кому-то:
– Они должны быть там.
– Сол! Мы в подвале, под комнатой! – закричал Эридан.
– Подождите, сейчас мы вас вытащим, – он пытался говорить спокойно, но в голосе послышалось такое облегчение, словно все эти балки лежали на нём самом.
– Быстрее, Ниа плохо!
– Мы и так стараемся, – вздохнул рабочий.
– Держись, – прошептал Эридан, беря Ниа за руку. Её пальцы были холодными и влажными.
