Текст книги "Авантюрист и любовник Сидней Рейли"

Автор книги: Александра Юнко

Соавторы: Юлия Семенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Понятые расписались под протоколом обыска. Юрий Владимирович закрыл папку и обернулся к Бодягину:

– Мы вас вызовем, Эдуард Самуилович, когда вы понадобитесь. Надеюсь, с вас не надо брать подписку о невыезде? А гражданка Лютикова поедет с нами. Для выяснения некоторых обстоятельств.

Глава 5
КАВАЛЕР ОРДЕНА ПОДВЯЗКИ

Бессарабия, 1923 год

Френсис Барнс неторопливо шел по мощенным булыжником улицам Кишинева.

– Боже мой, ну и дыра! – вздохнул он, отбиваясь тростью от бросившейся на него из подворотни шавки. – Пшла вон, кынеле!

В эти места его забросила отнюдь не ностальгия по полузабытым воспоминаниям детства. И не коммерческие интересы: что делать процветающему американскому бизнесмену на бывшей провинциальной окраине Российской империи, ныне принадлежащей королевству Румыния?

Вот уже целый год Массино шел по горячему следу потерянных царских сокровищ. Легально и нелегально он побывал в Тобольске и Екатеринбурге, повторил маршрут следователя Соколова, вывезшего через Харбин материалы, связанные с расследованием убийства Романовых… И вот теперь он искал человека, который в восемнадцатом году пытался спасти обреченного Николая II…

Поравнявшись с кинотеатром «Одеон», Массино сверился с записанным в блокноте адресом. Где-то здесь… Он огляделся.

Из Александровского сада доносилась музыка – играл военный духовой оркестр. Грохотала по булыжнику каруца. Нарядные дамы конфузливо зажимали носы, когда лошадка на ходу усеивала мостовую конскими яблоками. Мимо пробежала замурзанная девочка и показала Массино язык.

– Эй, есть кто-нибудь? – крикнул Винченцо в полуподвальное окно трактирчика с претенциозной вывеской «РЕСТОРАНЪ «ЯРЪ» Г-НА ЕСАУЛА МАМКИНА». Из окна сильно тянуло недобродившим молодым вином, луком и брынзой.

– Врець чева? – на пороге стоял усатый человек в замызганной белой куртке. – Изволите откушать?

– Это можно, – согласился Массино и нагнулся, входя, под низкой притолокой. – Что вы можете предложить?

– На горячее зама из курицы… – усач предупредительно смел крошки со стола. – Вторые блюда – костица и мититеи на гратаре, сэрмале, кырнэцеи… Рекомендую закуску «Завтрак чабана»… Ну и, конечно, тулбурел… Винцо легкое, приятное, не пьянит, а только кружит голову…

– Пейте свой тулбурел сами, – Барнс грузно плюхнулся на стул. – Сто граммов водки, брынзу с помидорами и костицу… И кувшин холодной воды.

– Слушаюсь, – усач щелкнул стоптанными каблуками. – Сию минуту все подам-с…

Перекусив, коммерсант вынул бумажник. Усач благоговейно принял из его рук доллары.

– Мерси-с… Это не румынские леи… Премного благодарны…

– Послушайте, милейший, – прервал его Мас-сино. – Я ищу капитана Ростовцева… Вы ведь есаул Мамкин, не так ли?

– Мамкин, Григорий Степаныч, – подтвердил усач. – Так точно. Но Алексея Петровича здесь нет-с. Их благородие все тосковали да плакали, а потом вернулись в Петербург… То есть в Петроград, по-нынешнему. А для чего вам нужен господин капитан?

– Десятого июня восемнадцатого года, – мистер Барнс неторопливо отпил воды из кувшина, – группа офицеров попыталась пробиться из предместий Екатеринбурга к дому Ипатьева и освободить царскую семью… Верно?

– Так точно, – лицо есаула сморщилось, словно он собирался заплакать. – Только ничего у нас не получилось… Налетели красные, порубили шашками, весь отряд рассеяли… Алексей Петрович раненые были, чуть не померли…

– Насколько мне известно, – продолжал Массино, – капитан Ростовцев впоследствии занимался поисками пропавших царских реликвий… Я тоже убежденный монархист, господин Мамкин, и тоже следопыт… Мне бы хотелось объединить наши с Алексеем Петровичем усилия.

Хозяин ресторана перекрестился, его выцветшие голубенькие глазки наполнились слезами:

– Упокой, Господи, души великомучеников!.. Святое, благородное дело делаете, господин… Я черкну вам адресок их благородия…

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Купить румынских пограничников, притом задешево, – дело нехитрое… И вскоре я уже был на другом берегу Днестра… В Киеве удалось сесть в поезд, следующий на север… К великому сожалению, капитан Ростовцев не смог сообщить мне ничего нового: все те же отрывочные и малодостоверные сведения… Но я напал на другой след! Сослуживец Алексея Петровича рассказал мне, что примерно год назад, отгружая художественные ценности для Русского музея, он будто бы своими глазами видел саблю наследника цесаревича… Простейшая логика подсказывает, что там же должны быть и прочие сокровища Романовых… Сильно поиздержался, но в случае удачи сорву такой куш, что небесам станет жарко…»

Ленинград, 1924 год

– История вас не забудет, дорогой Дмитрий Иванович, – Ростовцев вынул из портфеля и разложил на обеденном столе бумаги. – К сожалению, вынужден был взять на дом… Срочно готовлю квартальный финансовый отчет.

Бывший белый капитан служил скромным бухгалтером в одной из многочисленных советских контор.

– Увы, – Массино развел руками. – Все мои поиски ничем не увенчались. Представляю, как огорчится великий князь Николай Николаевич, когда узнает об этом…

– Не все еще потеряно, – Алексей Петрович приготовил чернильницу, перьевую ручку и пресс-папье. – Нельзя терять надежды.

– Вы правы, – Винченцо жутко раздражал этот монархист-бухгалтер, но пока что у него не было другого надежного угла. – Рано или поздно режим рухнет, и Романовы снова воцарятся на престоле своего несчастного отечества…

Он сам не верил в эту болтовню, но не говорить же Ростовцеву о том, что розыски пропавших сокровищ он давно уже забросил и теперь понемногу занимался старыми, испытанными махинациями: спирт, кокаин, оружие, купля-продажа… Благодаря нэпу в городе существовало множество подпольных фирм и тайных притонов. Так что и поставщиков, и покупателей у Массино было в избытке. Не брезговал он и ростовщичеством. А для хозяина всегда наготове байка о встречах с заграничными монархистами и неустанных поисках царских реликвий.

Алексей Петрович защелкал костяшками счетов.

– Ну, не стану вам мешать, пойду к себе, – Винченцо прошел в свою комнатушку, бывшую кладовую, и запер дверь. Выдвинул из-под кровати небольшой дорожный баул и вынул из него жестяную коробку от леденцов «Ландрин». Здесь, в уютном ватном гнездышке, лежали настоящие, а не выдуманные сокровища – драгоценные камни. Блестели, играя гранями, бриллианты чистой воды. Матово светились жемчуга. Бросали на потолок кровавый отблеск рубины. Нежно, по-весеннему, зеленели изумруды.

Вооружившись иглой и ниткой, Массино принялся зашивать камушки под подкладку пиджака. Он знал, что рано или поздно нэп отменят и тогда придется немедленно уносить ноги. И к этому нужно готовиться заранее.

– Дмитрий Иванович, можно вас на минутку? – деликатно постучал в дверь Ростовцев.

– Сейчас, только закончу шифровать сообщение для великого князя, – таинственным голосом ответил квартирант, делая последние стежки. – Осталось только воспользоваться симпатическими чернилами. А что, у вас что-то срочное?

– Ничего, я подожду, – экс-капитан снова защелкал счетами.

Винченцо привел комнату в порядок и вышел.

– Простите, что потревожил, – Алексей Петрович держал бланк телеграммы. – Только что принесли. Срочная! Мне пришлось расписаться в получении.

– Благодарю, – Массино пробежал глазами текст: «Пятьсот литров по десять завтра утром». – Это код, – сказал он на тот случай, если Ростовцев прочитал телеграмму. На самом деле речь в ней шла о партии спирта. – Необходимо срочно дать ответ. Придется его продублировать. Алексей Петрович, не в службу, а в дружбу… Отнесете на почту, а?

– А как же отчет? – растерялся Ростовцев. – Ладно, посижу над ним ночью…

Через десять минут он вышел из дома. А еще через полчаса сдал на почту две телеграммы. Одна из них содержала ответ Массино на предложение купить партию спирта: «Согласен вашу цену». Другая была адресована в Лондон, Пепите Бобадилья: «Дожидайся моего возвращения тчк ничего не предпринимай тчк везу подарки тчк всегда твой». Бухгалтер-монархист был счастлив служить правому делу.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«…Вложилась в мою поездку и теперь имеет право получить обратно часть накопленного. Разумеется, я себя не обижу. Но и с Пепитой ссориться невыгодно. Она соавтор моих самых блестящих операций. Я смело назвал бы ее финансовым гением, если бы такой комплимент мог польстить все еще хорошенькой женщине. И какого черта ей взбрело в голову связываться с этим ничтожным эсером? Судя по ее словам, он фанатик, таким людям я не доверяю. Они готовы жертвовать не только собой, не только своими близкими, но и целым миром ради достижения бредовых целей. Чего он добивается, этот ее муженек? Если уж арестован сам Савинков, если он раскаялся и зарекся бороться с Советами… Кто такой в этом случае Железный? Ничтожная персона, всю жизнь в тени Савинкова, эдакий несостоявшийся Наполеон… Что нашла в нем Пепита, почему вышла за него замуж? Между ними нет ничего общего. А ведь она могла бы сделать блестящую партию, получить все мыслимые и немыслимые богатства, да еще и титулы – у них в Англии это важно. А может быть, все дело в том, что ее сын – не от меня, а от Вадима?»

Ленинград, весна 1925 года

– …Есть также картины и иконы, – прошептал Петренко. – На Западе идут нарасхват.

– Лучше не надо, – покачал головой Массино. – Не хочу связывать себе руки. Меня интересуют исключительно малые объемы… То, что не требует особой транспортировки. Понимаете?

– Могу предложить вот это, – оглядевшись по сторонам, Петренко положил на садовую скамью между собой и своим собеседником небольшую изящную вещицу, похожую на небольшую книжку. – Походный трехстворчатый образ Богоматери.

Винченцо взвесил вещицу на ладони. Презрительно выпятил губу:

– Серебро… И тянет всего граммов на четыреста…

– Семнадцатый век, – обиделся Петренко. – Раритет… Практически бесценный образ…

– Бесценный – это значит: не имеет цены, – съехидничал Массино. – Ладно, беру, места все равно много не займет.

Он расплатился и сказал:

– Идите в одну сторону аллеи, а я – в другую, чуть позже… На всякий случай предупреждаю: мы с вами незнакомы и никогда не встречались…

Петренко, все еще сохраняя на лице выражение оскорбленного достоинства, удалился. Он ведал сортировкой реквизированных художественных ценностей и оказал Массино немало услуг. Но теперь, когда вопрос с отъездом был решен, церемониться с посредником не имело смысла.

Винченцо сунул новое приобретение в карман. Рассмотрит его дома: здесь, в саду, это делать опасно. Неужто и впрямь этот образок – настолько редкая штука?

Он вышел на улицу и сел в трамвай. Предстояло нанести визит одной даме.

– Что вам угодно? – резко спросила Елена Шарлевна.

Коммерсант молча разглядывал ее. Постарела, подурнела. В руке дымится папироса, папильотки на голове, из-под халата виднеется подол ночной сорочки.

Женщина близоруко сощурилась.

– Боже мой! – она неожиданно узнала своего бывшего квартиранта. – Винченцо! Это ты?

Довольный произведенным эффектом, Массино сделал шаг в прихожую. Она показалась ему маленькой и темной.

–  Но ведь ты уехал за границу… – все еще не веря собственным глазам, Елена Шарлевна шла за нежданным гостем. – Так мне, по крайней мере, говорили…

– Тут нет никакой ошибки, – решил напустить туману Винченцо. – Я здесь проездом. Заключил с Советским правительством договор на концессию… Разработка платины и прочих драгоценных металлов…

Женщина всплеснула руками:

– То-то, я смотрю, ты так одет… Как лорд Керзон!

– Я не лорд, – скромно отозвался Массино. – Всего только пэр… Но орден Подвязки получил… из рук самой королевы…

Елена Шарлевна ахнула и закатила глаза.

– Какой ты стал важной персоной! Сама королева… Мне приятно, что ты не задираешь нос и не забыл старых друзей, – с тяжеловесной игривостью заметила она.

– Из знакомых мало кто здесь остался, – вполне искренне ответил делец. – А ты даже на другую квартиру не съехала.

– Куда уж мне, – женщина со вздохом стала жаловаться на свою трудную, полную лишений жизнь, на нынешнюю дороговизну и маленький оклад жалованья…

Чтобы не поддаваться жалости, коммерсант повторял про себя: «Эта сука продала меня чекистам… Донесла на меня, сволочь…»

– А как твоя личная жизнь? – приветливо улыбалась Елена Шарлевна. – Ты женат?

– А как же! – мистер Барнс отвечал не менее обворожительной улыбкой. – Моя супруга… дети… родовое поместье… особняк в Лондоне… светские обязанности так утомительны…

– Ах, как живо я представляю все это! – воскликнула женщина. – Подумать только, а ведь твоею женой могла быть я… Я так любила тебя, Винченцо! Безумно… Я боготворила тебя… Когда ты бросил меня так внезапно, я чуть с ума не сошла от горя!

В порыве чувств Елена Шарлевна обвила руками шею Массино. Он удивленно отстранился и еще раз напомнил себе: «Она украла у меня колье… И пыталась слямзить бумажник! Старая грымза!»

А вслух сказал:

– Я так рад, что вырвался на полчаса повидать тебя, золотко. К сожалению, должен ехать… Сегодня вечером у меня встреча в Москве с министром цветной металлургии…

Массино шагал по улице, чувствуя себя человеком, который окончательно расплатился по старым долгам. Еленочка чуть ли не платком ему вслед махала. «Безумно любила!» Вот стерва!..

Он подошел к трамвайной остановке. У людей были тусклые, погасшие лица, одежда на них висела мешковато и казалась неглаженой и нечистой.

– Ничего, скоро меня здесь не будет! – сказал себе Винченцо. Он взобрался на заднюю площадку трамвая и стоял, глядя через стекло на блестящие в свете уличных фонарей рельсы. Ему казалось, что он уезжает домой.

Рядом дышал перегаром какой-то гражданин.

Массино брезгливо отодвинулся. Но ужасный запах окружал его плотным облаком.

– Послушайте, товарищ, вы не могли бы немного отойти в сторону? – с внезапным раздражением обратился коммерсант к пассажиру. – А то дышать нечем…

Пьяный угрюмо смотрел на него. Это лицо показалось Винченцо смутно знакомым. Взгляд исподлобья, тяжелый подбородок с ямкой… Где, когда он мог видеть этого нетрезвого гражданина?

– Извиняюсь, – пробормотал незнакомец. – Перебрал немного, – и неверными шагами двинулся по проходу между сиденьями.

В голове Винченцо словно молния блеснула. Он вспомнил.

Семнадцатый год… Арест у Еленочки… Мрачный чекист, возглавлявший отряд… И еще, через год, в Латышском клубе, тот же человек, в добротной визитке, дружески хлопает по плечу английского моряка… Тот же переодетый чекист!

Пьяный в проходе обернулся. Взгляд его выражал подозрительность. Следит! А пьяным просто притворяется. Рубаху облил водкой для запаха…

Мистеру Барнсу показалось, что он уже слышит, как за ним с жутким лязганьем закрываются двери тюремной камеры…

Не помня себя, он в панике спрыгнул с трамвая на полном ходу. Больно ударился о камни и потерял сознание…

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«В Советской России есть громадные художественные ценности. Выкрасть их из музеев не представляет особого труда, нужны только деньги. В Европе и Соединенных Штатах произведения искусства имеют неограниченный сбыт… В цивилизованных странах украденное из страны большевиков считается спасенным, а не похищенным.

Брать следует не то, что выставлено в залах. В некоторых музеях установлена сигнализация, есть соответствующая охрана. Это ненужный риск. Существуют запасники – там, в упакованном виде, спрятаны величайшие шедевры, которых никто не видит и не знает. Взять их гораздо легче, да и продать тоже. Вся проблема только в том, как организовать их отправку за границу. Можно использовать дипломатические каналы, но для этого нужны связи в посольствах. Есть и другой путь – нелегальный вывоз, с помощью профессиональных контрабандистов. За небольшую оплату эти люди протащат в обход пограничных кордонов все, что угодно, хоть целый паровозный состав. Главное – чтобы они не знали, что именно транспортируют. Тогда у них не будет искушения присвоить себе то, что добыто нами с такими трудностями…

Брать нужно следующие произведения:

1. Офорты старых голландцев, прежде всего Рембрандта.

3. Гравюры французских и английских мастеров восемнадцатого века с необрезанными краями. Миниатюры XVIII и начала XIX века.

3. Монеты античные, золотые, не стершиеся, с четкой чеканкой.

4. Итальянские и фламандские примитивы.

5. Холсты голландцев, испанцев, итальянцев…»

Глава 6
ПОСЛЕДНЯЯ АВАНТЮРА

Ленинград, 1925 год

– Ну, как ваша голова? – сочувственно спросил Ростовцев. – Сильно болит?

– О-о-о! – Массино попробовал приподняться и не смог. – Что со мной? Я ранен?

– Нет, – бывший капитан сменил компресс у него на лбу. – Спрыгнули на ходу с трамвая и расшиблись… Как это вас угораздило?

Винченцо начал припоминать последние события дня.

– За мной была слежка, – простонал он, держась за виски. – Надо было оторваться… Даже ценой собственной жизни.

– Понимаю, – сообщнически закивал Алексей Петрович. – Спасали всю организацию. Вы, Дмитрий Иванович, настоящий герой!

– На моем месте и вы поступили бы так же, – за-скромничал Массино, наплетший бухгалтеру-монархисту историю о якобы организованной им группе по отысканию царских реликвий. – А какое сегодня число? – вдруг спохватился он.

– Двадцать шестое, – взглянув на отрывной календарь, сообщил Ростовцев.

– О-о-о! – взвыл мистер Барнс. – Все пропало!

– Почему? – удивился экс-капитан. – Вы скоро выздоровеете.

– Вчера я должен был перейти границу, – понизил голос Массино. – С той стороны, в Финляндии, у меня назначена встреча… с курьером от великого князя Николая Николаевича. Представьте, курьер ждет, а я здесь валяюсь и даже не могу подняться.

– Не беда, – успокоил его Ростовцев. – Как только вам полегчает, вас проведут.

– Кто проведет? Где я буду искать человека, с которым договаривался? – искренне волновался Винченцо.

– Да лягте, не пытайтесь встать! – урезонивал его Алексей Петрович. – Я свяжусь с одним моим знакомым… Он иногда промышляет контрабандой… Сам служит на границе, понимаете? Здесь неподалеку, около Парголова. К нему можно обратиться в любой момент.

– Свяжитесь с ним немедленно! – взмолился Винченцо. – Я чувствую себя лучше! Я совсем здоров! Нельзя терять ни минуты! Курьер его высочества не может ждать!

Про курьера он приплел для пущей внушительности.

– Хорошо, – немного поразмыслив, согласился Ростовцев. – Я скоро вернусь. А вы пока не вставайте и не снимайте компресс.

Но сразу же после его ухода Массино попытался приподняться. И тут же со стоном опустился на подушки. Голова кружилась, сильно тошнило.

– Черт меня дернул прыгать с подножки! – в отчаянии воскликнул коммерсант. – Помстилось, вот и все… Почему я решил, что пьянчуга – переодетый чекист? Расплачивайся теперь сотрясением мозга!

Вернулся капитан.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Винченцо. – Договорились?

– Этот человек вас проведет.

– Сегодня? Да говорите скорее, голубчик, не томите душу!

– Послезавтра!

– Но это невозможно! Курьер не будет ждать столько дней!

– Раньше вы все равно не сможете подняться на ноги и тем более осилить весь путь, – возразил Ростовцев.

Алексей Петрович был прав. Ничего другого не оставалось, как подчиниться обстоятельствам.

«В ночь с 28 на 29 сентября четверо контрабандистов попытались перейти финскую границу. В результате двое были убиты. Третий, оказавшийся финским солдатом, арестован, а четвертый умер в результате тяжелого ранения».

(«Известия», октябрь 1925 года.)

«На границе, близ деревни Ала-Кюль, инсценирована перестрелка, шум, разыграна сцена, будто бы Рейли и его сопровождающие наткнулись на заставу и в завязавшейся перестрелке убиты».

(Из книги Л. Никулина «Мертвая зыбь».)

«Вспоминая про инсценировку, Петров начисто обходил молчанием свою собственную роль в ней и объясняет происхождение только одного «трупа» – роль «трупа» играл «двойник» Рейли, облитый заранее приготовленной кровью. Финская стража с той стороны (метрах в двухстах) наблюдала за всей перестрелкой и последующим «опознанием» трупа при свете автомобильных фар… Интересно бы знать, кто были те трое, которые одолжили свои трупы пограничникам для инсценировки?..»

(Из очерка Р. Пименова «Как я искал шпиона Рейли».)

Ленинградская область, 28 сентября 1925 года

Дорожный баул был набит так плотно, что ремни затянулись с трудом. Туда вошло многое из того, чем разжился Массино в России. В чертежном тубусе лежали плотно скатанные рулоном пожелтевшие от времени рисунки (Петренко клялся и божился, что два-три из них принадлежат Рембрандту, но правда ли это, выяснится только за границей), толстенькой колбасой были увязаны римские золотые и медные монеты, в отдельном свертке хранились предметы культа, в том числе трехстворчатый образ Богоматери семнадцатого века, змеей извивалась массивная золотая цепь, в жестяной коробке из-под леденцов «Ландрин» позвякивали кольца и перстни… Все остальное Массино нес на себе: камушки были вшиты под подкладку, а самые мелкие он суеверно спрятал в ботинки под стельки – повезло же в Мюнхене в пятнадцатом году, авось пронесет и сейчас…

Ростовцев был молчалив и сосредоточен, словно бы сам собирался на рандеву с мифическим курьером великого князя. Поездом они доехали до станции Парголово. На перроне уже ждал человек в пограничной форме.

– Здорово, Алексей, – он крепко пожал руку бывшему белому капитану и цепко осмотрел Мас-сино. – С нами пойдет еще один гражданин.

– Но позвольте… – запротестовал было Винченцо, однако пограничник прервал его:

– Мы договорились с ним заранее. Так что желаете вы или нет…

Массино решил не спорить. Главное – пусть переведут, а уж сколько будет попутчиков, все равно. Простился с Ростовцевым и по знаку Деревщи-кова – так назвался проводник – сел на телегу, где уже ждал, нахохлившись, другой человек.

Колея была размыта дождями, сильно трясло. Винченцо терпел, прижимая к груди заветный баул. Снова разболелась голова.

Деревщиков чмокал губами, понукал лошадь, но та ничуть не ускоряла шаг. Ехали молча, как на похоронах. Наконец проводник нарушил молчание:

– Слезайте. Дальше идем пешком.

Он бросил поводья, и лошадка, как ученая собака, сразу же затрусила обратно.

Идти было трудно, ноги разъезжались в грязи. Массино ощущал тошноту, хотелось отойти в кусты и вырвать, но он понимал, что это невозможно.

– Сейчас выйдем на берег, – тихо сказал Деревщиков. – Там нас встретит финский друг. Он переправит вас на другой берег. Давайте деньги.

Массино и неизвестный попутчик расплатились. Где-то невдалеке слышался уже плеск речной воды.

Пограничная застава в 17 км от станции Парголово, 28 сентября 1925 года

Ване Извекову выпало идти в дозор со старым солдатом Василием Черновым. Но у Чернова так схватило живот, что его пришлось увезти на станцию. Василий сильно стонал, и Ваня боялся, как бы он не помер по дороге. Путь-то неблизкий до Парголова – семнадцать верст… Чернова увезли, а Извекову дали напарника, такого же зеленого новичка, как он сам. Но Ваня держался бывалым воином и свысока поучал Куделина:

– Ты как, Сашко, винтовку повесил? Неправильно… Вдруг лазутчик аль шпион ползет… Пока ты расчухаешь, что к чему, он уже к нам в тыл проникнет…

– Ага, – виновато шмыгал носом Куделин и вешал оружие на плечо, как полагается. – Мы ж непривычные…

Болтать в дозоре запрещалось уставом, но ехать верхом и словом не перекинуться было и скучно, и боязно, поэтому разговор продолжался.

– Ничего, обвыкнешься… Тут, на кордоне, чему только не обучишься! – Извеков придержал Орлика, чтобы Сашко ехал рядом. – Лазутчик – он не дурак. И следы путает, и коровьи копыта на ноги надевает, и задом наперед ходит… Но мы ученые… Из каких местов сам будешь?

– Тамбовские мы…

– А я курский. Деревня Покровское Щигровского уезда… Слыхал?

– Не-а, – Куделин пристыженно шмыгнул носом. – Я, окромя нашей деревни да Тамбова, нигде не бывал. Ну, еще в Ленинграде… Только не видел ничего, потому как ночью привезли и ночью увезли…

– М-да… Темный ты, как я погляжу, – снисходительно откликался Извеков. – Деревенский, а на лошади кулем сидишь… Тс-с-с… Слышишь?

– Вода журчит…

– «Вода-а»! – передразнил Ваня. – Это река, Сестра называется.

– Чудное имя…

– Ничуть не чудное. Граница тут. С этой стороны – мы, а на том берегу – финляндцы. Народ они ничего, смирные, работящие… Трепать языком не любят… И ты никому ни слова, понял? А то нехотя какую-нибудь военную тайну расскажешь. Бдительность и еще раз она же. Болтун – находка для шпиона. Слыхал такую поговорку?

– Ага…

– Заагакал… Отвечай четко, по уставу: так точно, есть, служу Советской родине! Тс-с-с… Слышишь?

– Река Сестра журчит…

– Сам ты журчишь, – сердито оборвал напарника Ваня. – Голоса… Люди идут.

Они замолчали и прислушались. В самом деле, прямо к ним кто-то двигался.

– Ой, мамочки! – Куделин вжал голову в плечи. – Шпиены…

– Не трусь, Сашок! – храбрился Извеков, до боли сжимая винтовку в руках. – Нехай только сунутся… Подпустим поближе, вдруг кто свои?

По шороху кустов можно было определить, что люди уже близко. Голоса звучали все отчетливее.

– Стой, кто идет? – звонко крикнул Ваня. – Стрелять буду!

«Шпиены» ответить не успели. Куделин, наверно от страха, начал стрелять. В кустах кто-то упал. Извеков, чтобы не отставать, тоже принялся палить в темноту. Голоса стихли. Шорохи тоже.

Пограничники растерянно переглянулись. Все инструкции, как вести себя в таких случаях, напрочь вылетели из головы.

– Помогите… – прошептал кто-то в кустах. – Мы свои… Раненые…

Сашко сделал было шаг вперед, но Ваня удержал его и громко сказал:

– Свои дома сидят, а не через границу шастают.

– Вот дурень! – ругнулся раненый. – Если переорал, беги на заставу, подмогу зови… Всех пострелял, стрелок хренов!

Извеков свесился с Орлика и осторожно раздвинул руками прибрежные заросли. Людей было четверо. Трое лежали неподвижно, один шевелился, внутри у него что-то булькало.

– Зови на помощь, – велел Ваня Куделину. – Да гони побыстрее, пока шпиен не помер!..

Вскоре прибыл грузовик с кордона. При свете включенных фар Извеков увидел лужи крови под двумя неподвижными телами. Раненым оказался свой же старшина, Серега Деревщиков. А четвертый, белобрысый финн, вообще был целехоньким – ни царапины. После оклика: «Стой! Кто идет?» он бросился ничком на землю и потому ничуть не пострадал.

– Ну, Ванька, натворил ты делов! – сердито кричал начальник заставы. – Тут же «окно», твою мать, проход был плановый…

– Откуда же мне знать? – оправдывался Извеков. – Мы слышим, люди идут… Действовали строго по уставу…

– По уставу! – начальник склонился над Деревщиковым. – Держись, Серега, сейчас тебе сделают перевязку…

Носилки тронулись с места. Белобрысого финского «шпиена», не пострадавшего в перестрелке, усадили в кузов. Он все еще молча трясся.

– Операцию завалили, – бормотал начальник, ощупывая труп и рассматривая в свете фар документы. – Глянь, Штейнберг, купец… Железный… Этот должен был уйти на ту сторону! Теперь с меня голову снимут!

– Простите, Афанасий Тимофеич… – заныл Извеков. – Меня никто не инструктировал…

– А ты и не должен был ничего знать, – сердито отозвался командир. – Чернова предупредили, угораздило его загреметь в лазарет… Погоди… А это что еще за тело?

Покойник, в хорошем костюме и крепких ботинках, крепко прижимал к груди кожаный чемоданчик, перетянутый ремнями.

– Откуда только взялся? – с досадой сказал начальник заставы. – Эх, Деревщиков, на буржуйские деньги клюнул! Если выживет Серега – под трибунал пойдет… – Он раскрыл бумаги «незапланированного» трупа. – Так-ак… Любопытно! Френсис Барнс… Винченцо Массино… Дмитрий Иванович Таукчи… Важная, видать, птица! Может, зачтут это нам? Эх…

На финском берегу тоже поднялся переполох. Вспыхивали огоньки фонариков, слышались голоса…

– Гаси фары! – распорядился командир. – Грузи тела! Уходим немедленно…

Ленинград, 30 сентября 1925 года

– Ответите по всей строгости закона! – кричал Мессинг. – И ты, Петров, и ты, Вяхья!

В такой ярости Афанасий Тимофеевич видел полномочного представителя ОГПУ по Ленобласти впервые и понимал, что тот сам напуган до полусмерти.

– Так точно! – четко отвечал начальник заставы. – Под суд пойду! Искуплю вину перед родной Советской властью!

– А я не согласен, Станислав Адамович, – мягко возразил белобрысый «шпиен» Тойво Вяхья. – Почему я должен садиться за решетку из-за чужих грехов? Моя задача была – встретить «гостя» и переправить его через реку… Так бы я и поступил, если бы пограничники не начали пальбу…

– Трибунал разберется, кто за что должен отвечать, – Мессинг, успокаиваясь, потер свой бритый наголо череп. – И определит степень вины каждого. Из-за вашей халатности поставлена под удар большая группа засекреченных товарищей. Ладно… Идите. И ждите… А я еду в Москву…

Станислава Адамовича самого вызывали «на ковер». Подчиненные не были посвящены во все детали. Но он-то знал, чем грозит ему срыв операции. Вадим Штейнберг по плану должен был беспрепятственно перейти границу и вернуться в Хельсинки. Так велел сам Артузов. Теперь – хана. Отстранят от дел. Уволят с должности. Посадят в тюрьму. Ушлют, куда Макар телят не гонял. И дернул же черт дозорных проявить бдительность в самый неподходящий момент!

И все же Мессинг надеялся на лучшее. Он вез в столицу козырь – ценности, найденные в бауле Массино, и камни, зашитые в его вещах. Преступная жадность, проявленная Сергеем Деревщиковым, может оказаться спасительной. А вину свалить не на кого… Деревщиков скончался от раны, полученной в перестрелке.