Текст книги "Авантюрист и любовник Сидней Рейли"

Автор книги: Александра Юнко

Соавторы: Юлия Семенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

1979 год Москва, площадь Дзержинского

– Вы куда, гражданка? – окликнул дежурный Вику.

– Меня вызвали… – растерялась она. – На три часа.

– Фамилия?

– Лютикова…

Дежурный порылся в бумагах.

– Нет такой. А кто вызывал? В какой кабинет?

– Этот человек представился по телефону Юрием Владимировичем. А фамилия… такая странная… я не запомнила.

– Это ко мне, товарищ лейтенант, – из полумрака коридора выступил молодой светловолосый человек в штатском. – Вы ведь Виктория Валентиновна Лютикова?

Вика кивнула.

– Юрий Владимирович Дрига. Это я вам звонил.

– Пропуск выписывать? – высунулся из окошечка дежурный.

– Нет-нет. У нас просто дружеская беседа. – Дрига взял Вику под локоток и повел к лифту. – …Мы пригласили вас как честного человека, – проникновенно начал Юрий Владимирович, взглянув Вике в глаза. – Только вы можете помочь нам.

Вика комкала в руке носовой платок.

– Но я… чем я могу вам помочь?.. Разве что… в архиве…

– Вы ведь бываете не только на службе, – тонко улыбнулся Дрига. – У вас есть знакомые… друзья… близкие, наконец. И среди них встречаются всякие люди, согласитесь…

– Но среди моих знакомых нет никого, кто угрожал бы государственной безопасности, – возразила Лютикова.

– Это делает вам честь, – похвалил ее комитетчик. – Но, видите ли, Виктория Валентиновна, я не знаю никого, кто вышел бы на Красную площадь и начал кричать, что угрожает нашей стране. А между тем не так уж мало людей, чем-то недовольных. У кого-то не складывается личная жизнь, кто-то считает, что у него слишком маленькая зарплата… И в своих неурядицах они начинают винить не самих себя, а других… Или даже правительство…

Он выжидательно посмотрел на Вику.

Она поправила очки.

Не дождавшись ответа, Дрига продолжал:

– Вот вы, наверное, думаете, к чему он клонит? Ищет врагов народа среди моих знакомых? Бросьте, Виктория Валентиновна, нет теперь такого понятия. Оно осталось в далеком прошлом.

– Ничего я такого не думаю, – хриплым от волнения голосом выдавила девушка.

– Думаете, думаете, – шутливо погрозил пальцем Юрий Владимирович. – И небось ждете, когда я начну вас вербовать. Ведь, признайтесь, была такая мысль?

Вика помотала головой.

– Я вам не подхожу, – на всякий случай сказала она. – У меня плохое зрение. Я очень рассеянная. И все забываю…

– Да никто вам и не предлагает на нас работать, – по-доброму рассмеялся Дрига.

– Зачем же вы меня тогда вызвали? – растерялась девушка.

– Чтобы уберечь от неприятностей, которые вам угрожают. Насколько я понимаю, вы человек доверчивый, простодушный, легко увлекающийся. И ваш знакомый этим пользуется.

– О ком вы говорите? – Вика сделала непроницаемое лицо.

– Вы прекрасно знаете, о ком идет речь. Я имею в виду Эдуарда Самуиловича Бодягина. У вас ведь с ним близкие отношения?

– Разве это карается законом? – с вызовом спросила Лютикова. – Мне казалось, это мое личное дело.

– Естественно, – расплылся в улыбке Юрий Владимирович. – И если бы вся проблема упиралась лишь в ваши интимные отношения, поверьте, Виктория Валентиновна, я не стал бы вас беспокоить. Но мой долг предостеречь, пока вас не втянули в какую-нибудь сомнительную историю.

– Меня никто ни во что не втягивал, – быстро сказала Вика.

– Это вы так считаете. Поверьте моему опыту, человека легко опутать. Вы сами могли не заметить каких-то деталей… Скажите, вы бывали в квартире у Эдуарда Самуиловича?

– Бывала…

– Видели ль его библиотеку? Может быть, он давал вам что-то почитать? Газеты, книги, рукописи?

– Но у Эдика нет библиотеки, – удивилась девушка. – Читать… Что он мог дать мне почитать? Труды по философии?

– Вот-вот, по философии, – кивнул Дрига. – Шестова, Бердяева, Розанова, Даниила Андреева… Есть ли у него эти авторы?

– Нет.

– Хорошо, – Юрий Владимирович заглянул в какую-то бумажку. – А русская эмигрантская литература? Солженицын, Войнович, Некрасов?

– Некрасова даже в школах учат, – недоуменно напомнила ему Вика.

– Следовательно, не читали, – рассмеялся комитетчик. – А не предлагал ли вам Эдуард Самуилович изучать, к примеру, иврит? Не предлагал ли книги по истории еврейского народа?

– Зачем мне иврит?

– Э-э, не скажите, Виктория Валентиновна, – покачал головой Дрига. – Ваш знакомый давно поглядывает на Запад, то есть на Ближний Восток.

Сердце у Вики дрогнуло. Она не забыла про невесту-иностранку за тысячу долларов.

– Мне ничего об этом неизвестно, – громко сказала она.

– Вам так же неизвестно, что Эдуард Самуилович занимается антисоветской деятельностью, – Юрий Владимирович постукивал пальцами по столу.

– Эдик занимается приемом макулатуры.

– Зачем тогда вы искали в спецхранах закрытые документы, – Дрига снова заглянул в свою шпаргалку, – по восемнадцатому, двадцать пятому и двадцать седьмому годам? Зачем интересовались людьми с фамилиями Розенблюм, Реллинский, Рейли?

Вику бросило в жар. Значит, все это время за ней шпионила начальница филиала Галина Алексеевна, через которую Вика заказывала единицы хранения.

– Поймите, я историк, – непослушными губами выговорила она. – Это моя профессия… мое, если хотите, призвание… В институте я готовлю по этой теме курсовую…

– Которая называется, – в тон ей продолжил комитетчик, – «Организация архивного дела в современных условиях».

Вика закрыла глаза. Ей стало страшно.

– А Эдуард Самуилович, в свою очередь, заказывал в читальном зале Государственной публичной библиотеки имени Владимира Ильича Ленина журналы и книги на соответствующую тему. Что вы скажете на это, Виктория Валентиновна? Что гражданин Бодягин не использует ваш доступ к закрытым документам в своих антисоветских целях?

– Что вы от меня хотите? – глухо спросила девушка.

– Чтобы вы подумали над моими советами, Виктория Валентиновна. Мы ведь просто дружески беседовали… пока. Вы умная девушка и понимаете, что у вас неплохая престижная работа, на которую не так легко было попасть… Вы заканчиваете уже третий курс, и будет очень жаль, если вам не удастся получить диплом… А родители? Вы подумали о своих родителях? Легко ли будет им смириться с мыслью, что их единственная дочь спуталась со старьевщиком, шизофреником, антисоветчиком, лицом, ведущим антисоциальный, аморальный образ жизни? Валентин Осипович Лютиков, ваш отец, насколько мне известно, занимает крупный пост в министерстве цветной металлургии. Скажите, приятно ли ему будет получить взыскание по партийной линии из-за своей дочери?.. А если вы последуете за своим любовником на Запад или на Ближний Восток…

– Я вас поняла! – выкрикнула Вика.

– …то Валентин Осипович, – все так же размеренно и неторопливо продолжал Дрига, – может потерять дочь, и свое кресло, и партийный билет.

– Скажите, а пытки вы практикуете? – Вика задыхалась от ярости. – Может быть, подписать вам протокол, что я шпионка?!

– У вас неверные представления о методах нашей работы, – без улыбки отозвался Юрий Владимирович. – Видимо, о них вы узнали от вашего дружка? Впрочем, – тон его смягчился, – я понимаю ваше состояние, вы взволнованны, вас ошеломили неизвестные вам ранее факты, вам многое предстоит осмыслить…

Вика шла по улицам, ничего не видя. Она натыкалась на прохожих, переходила дорогу на красный свет и не слышала ни визга тормозов за спиной, ни ругательств шоферов. Глаза застилали слезы, руки тряслись. Как жить дальше, да и стоит ли жить вообще, она не знала.

А вокруг нее шумела Москва. Спешили куда-то горожане, бегали по магазинам приезжие, работали фабрики и заводы, неслись куда-то машины, стучали колесами электрички. И с большого плаката во весь торец многоэтажки бессмысленной улыбкой младенца улыбался верный ленинец Леонид Ильич Брежнев.

5. ВАДИМ ЖЕЛЕЗНЫЙ, ПРАВЫЙ ЭСЕР

Глава 1
БЕГСТВО ИЗ ЯРОСЛАВЛЯ

«В 1919—1920 годах у меня были тесные отношения с представителями русской эмиграции разных партий…»

(Из протокола допроса Сиднея Рейли.)

«Савинков долгое время находился в эмиграции, но после Февральской революции вернулся в Россию и занял непримиримую позицию против большевистской партии. Он был инициатором введения смертной казни для солдат на фронте и вступил в тесную связь с британской разведкой. Здесь-то и произошла его встреча с Сиднеем Джорджем Рейли. Союз заклятых врагов продолжался до последней поездки Савинкова в Россию».

(Из книги Л. Никулина «Мертвая зыбь».)

«Летом 1925 года через финляндскую границу на советскую территорию был переброшен уже известный нам разведчик Сидней Рейли. Он имел при себе паспорт на имя купца Штейнберга».

(Из книги Сайерса и Кана «Тайная война против советской власти».)

«Бунаков показал письмо Рейли. Оно было подписано псевдонимом «Железный».

(Из книги Л. Никулина «Мертвая зыбь».)

Москва, 14 мая 1918 года

– Милая моя, – Иванов поднес к губам и поцеловал тонкую белую руку Иустиньи, – не забивай свою хорошенькую головку подобной ерундой… Ты и без того устала, измучилась… Я не лгу тебе, клянусь!

Женщина усмехнулась. Конечно, в свои «за сорок» она выглядит, как в двадцать пять, но это не значит, что она и мыслит, как девчонка. О, нет! Был только один человек, который сумел обвести ее вокруг пальца, – покойный Джордж Рейли. Но он свое получил. А она тоже получила – хороший урок. Конечно, ей совсем не интересен жалкий юнкеришка, но пусть он не считает, что, бессовестно обманывая ее, сможет волочиться за девицами. Недаром в Иу-стинье Кругловой течет испанская кровь, она. не допустит, чтобы с ней обращались, как с дешевой шлюхой или с жалкой домашней курицей.

– Я никуда не поеду, – ровным голосом повторила она.

Юнкер Иванов приподнялся на кровати. Вид у него был жалкий и беспомощный.

– Ты просто не понимаешь, какой опасности подвергаешь себя! – горячо воскликнул он. – Твоя безудержная ревность, твое дикое упрямство до добра не доведут! Я же не предлагаю тебе покинуть Москву навсегда – на время. Ты не представляешь себе, какая заваруха начнется здесь со дня на день! Бог мой! – он в отчаянии схватился за голову. – Ну что мне сделать, чтобы ты поверила мне?

– Не знаю… – холодно сказала Иустинья. – А впрочем… Где ты был вчера вечером?

– На конспиративной квартире в Малом Левшинском переулке. Ты можешь проверить: дом 3, квартира 9. Там живет пожилой человек, бывший офицер Николай Николаевич… вот фамилия, к сожалению, мне неизвестна… Вот видишь, я все тебе рассказал…

Иустинья, кажется, сменила гнев на милость.

– Ну хорошо, – немного подумав, сказала она. – Я уеду. Но только дай мне время собраться.

– А потом мы никогда уже не расстанемся! – пылко воскликнул юнкер.

Женщина окинула его полным презрения взглядом.

Ярославль, 20 мая 1918 года

Вадим, изнывая от бездействия, ждал распоряжений из Главного штаба. До их получения Борис не велел что-либо предпринимать. Но дни шли, а ни письма, ни шифрованной телеграммы, ни связного из центра не было. Штейнберг начал волноваться. Его тревогу разделяли и остальные члены организации.

Немного истории

Организация «Союз защиты родины и свободы» была основана в начале 1918 года. Во главе ее стоял один из бывших руководителей Боевой организации эсеров, опытнейший конспиратор, комиссар Временного правительства при ставке Главковерха, бывший управляющий военного министерства в правительстве Керенского, участник корниловского мятежа, один из организаторов Добровольческой армии и террористических дружин для покушения на В. И. Ленина и прочих членов советского правительства, человек яркой и трагической судьбы Борис Савинков.

Уже в первые недели своего существования «Союз защиты родины и свободы» превратился в масштабную организацию с отделениями в Казани, Муроме, Ярославле, Рыбинске и других поволжских городах, а также в Челябинске и Рязани. Главный штаб находился в Москве. В программу «Союза» входило:

1. Свержение правительства, доведшего родину до гибели.

2. Установление твердой власти, непреклонно стоящей на страже национальных интересов России.

3. Воссоздание национальной армии на основах настоящей воинской дисциплины (без комитетов, комиссаров и т. п.). Восстановление нарушенных прав командного состава и должностных лиц. Некоторым изменениям должны быть подвергнуты только уставы внутренней службы и дисциплинарный.

4. Продолжение войны с Германией, опираясь на мощь союзников.

К началу лета 1918 года численность членов «Союза» достигла 5 тысяч человек. Среди участников организации были народные социалисты, эсеры, левые кадеты, анархисты, офицеры царской армии, работники советских учреждений, в том числе те, которые занимали высокие должности в штабах Красной Армии, в органах военного контроля, на военных складах. Например, некий Ведерников возглавлял весной 1918-го Московскую продовольственную милицию, где другой член «Союза» Покровский (он же Парфенов) командовал кавалерийскими частями.

Вступающий в организацию давал клятву хранить в тайне все, что ему известно о «Союзе», который строился по принципу «пятерок», когда каждый знал имена только четырех других членов организации. Разглашение тайны и измена карались расстрелом.

Москва, 15 мая 1918 года

В Иустинье пропадал сыщик. Переодевшись в ситцевую юбку и простую холщовую рубаху, надвинув повязанный по-крестьянски платок на самые глаза, с корзиной в руке, она семенила по улице за юнкером Ивановым, который, сославшись на неотложные дела («О них тебе уже известно, дорогая…»), торопливо шагал на самую окраину города. Вдруг он остановился и взглянул на часы. Вероятно, ему было жарко, потому что юнкер распахнул пиджак и принялся обмахиваться кепкой. Иустинья наблюдала за ним, спрятавшись за угол дома.

На противоположной стороне улицы появилась миловидная молодая женщина в элегантном костюме. Иванов бросился к ней и пылко приложился губами к ее руке. Он что-то сказал женщине. Иустинья не разобрала, до нее долетели только слова:

– …потерял надежду…

Женщина рассмеялась, взяла юнкера под руку, и парочка, мило воркуя, свернула в Малый Левшинский переулок.

Иустинья, соблюдая конспирацию, поспешила за ними. Иванов, кивнув дворнику, вместе со своей пассией скрылся в темноте подъезда.

Подождав немного, Круглова тоже подошла к дому и, словно в нерешительности, потопталась около входа.

– Эй, бабка! – окликнул ее дворник, здоровый широкоплечий мужик с окладистой бородой. – Ча-во ты тут ошиваесси?

Иустинья шмыгнула носом и пропела елейным голосом:

– Не подскажешь ли, братец, Николай Николаевич не тут живут?

– Который такой Николай Николаич? – нахмурился дворник.

– Фамилии вот не упомню, – сокрушенно покачала головой женщина. – Пожилой такой, из благородных…

– Нет тут никакого Николай Николаича, – отрезал мужик. – Нет и не было. Иди, бабка, куды шла…

Иустинья сдвинула назад платок, обнажив высокий чистый лоб, и взглянула на дворника своими огромными черными глазами.

– Э-э-э… – заметно смягчился мужик. – Да ты не бабка вовсе… Чаво ж ты уродоваешь себя?

У «разведчицы» задрожал голос.

– А как же иначе, братец? Путь-то мне неблизкий был… Мало ль теперь лихих людей на дорогах… А с бабки чаво возьмешь? Только… – она утерла слезу со щеки, – где ж мне Николай Николаича искать? Сестра ентот адрес дала: Малый Левшинский переулок, 3…

– Да нет тут такого, – сочувственно повторил дворник. – На что тебе он?

– У нас голод в деревне, – Иустинья размазывала по лицу настоящие слезы. – Не прокормиться… Сестрица сказывала, иди, мол, к Николай Николаичу, я у него в кухарках ходила, он человек хороший, может, в прислуги возьмет… Ну как же нет Николай Николаича? Я адрес хорошо запомнила: Малый Левшинский переулок, 3, квартира 9…

– Тьфу, – сплюнул дворник. – Какой же там Николай Николаич? Там, как госпожа Милютина съехала, новый хозяин из начальников публичный дом устроил…

– Как ето публичный дом? Для чего?

– Известное дело, для чаво. Целыми днями парочки шасть – туды, шасть – сюды… И днем, и ночью. И таперь одни пришли. А давеча, позавчерась, ентот господин с другою девкою был…

– Прохор! – донесся сердитый женский голос откуда-то из подвального окна. – Про-охор!

– Иду! – отозвался дворник и снова обратился к Иустинье: – Я и околоточному уж сколько раз докладал, а он только рукой машет… Говорят, дескать, я все придумываю… А чаво я придумываю? Глаза ж есть, все вижу: кто, когда, с кем…

– Прохор! – женщина в подвале, кажется, начала выходить из себя.

– Иду-иду! – дворник торопливо направился к лестнице. – А ты ня стой тут, иди, откель пришла.

– Ах, мерзавец, – прошипела Иустинья, с ненавистью глядя в черное чрево подъезда. – Ну ничего, он у меня еще увидит!

Она решительно стянула платок, тряхнула волосами и направилась в центр города. Прямо в Кремль!

Немного истории

«В середине мая 1918 года одной из сестер милосердия Покровской общины было сделано заявление командиру латышского стрелкового полка в Кремле, что в ближайшие дни в Москве ожидается восстание и особенно жестоко будут расправляться с латышскими стрелками. Об этом ей рассказывал влюбленный в нее юнкер Иванов… Этому заявлению нельзя было отказать в серьезности. Заявление было передано в ВЧК.

Последняя немедленно установила наблюдение за Ивановым…

В этой квартире постоянно собиралось много народу, поэтому было решено провести обыск во время одного из сборищ. В квартире было обнаружено 13 человек… На столе среди прочих бумаг был найден набросок схемы построения пехотного полка и небольшая сумма денег, от которой все отказывались. При личном обыске была обнаружена программа «Союза защиты родины и свободы», перепечатанная на машинке, картонный треугольник, вырезанный из визитной карточки, с буквами О. К, пароль и адреса в г. Казани…»

(Из «Красной книги ВЧК».)

Ярославль, 30 мая 1918 года

Ночью в квартире Вадима Железного раздался условленный стук в дверь. Замирая, от предчувствий, Вадим накинул на себя халат, подошел на цыпочках к двери и спросил:

– Кто?

– Боюсь, я ошиблась адресом, – произнес женский голос. – У вас нет родственников в Рыбинске?

– Жду вестей от брата, – отозвавшись на пароль, Вадим распахнул дверь. – Входите.

Вошла женщина в длинном темном платье и повязанном под подбородком платке.

– Здравствуйте, – незнакомка сняла платок и аккуратно его свернула. – Я из Главного штаба…

– Наконец-то, – выдохнул Вадим. Не зажигая света, пододвинул незнакомке стул. – Садитесь, ради Бога. Что случилось? Почему так долго не было никаких распоряжений? Ах, извините, я не совсем одет…

– Ничего, – серьезно сказала незнакомка. – Все равно темно.

– Лучше не включать лампу, – оправдываясь, произнес Железный. – Опасаюсь любопытных соседей. Но если вы желаете…

– Нет-нет, – быстро сказала женщина. – Мне знакомы правила игры.

Вадим сел на краешек кровати.

– Ну говорите же, говорите… Мы тут все с ума сходим от неизвестности…

– Ситуация очень непростая, – вздохнула женщина. – Арестован штаб московской организации…

– Бог мой! – Вадим потер себе виски. – Я чувствовал, что произошло нечто ужасное! Когда это случилось? как?

Незнакомка рассказала все, что ей было известно о захвате конспиративной квартиры в Малом Левшинском переулке.

– А Борис? – в голосе Вадима звучала тревога. – Где он?

– К счастью, его в тот вечер вообще не было в Москве. Он приехал лишь на следующий день. Борис принял решение перебазировать центральный штаб организации и часть личного состава в Казань. Решено одновременно организовать восстания в двадцати трех городах Поволжья и в Москве. Таким образом, будут созданы условия для объединения союзников, дислоцированных на Севере, с частями Чехословацкого корпуса… Это поможет нам выполнить свою главную задачу.

– Но… это же… это же безумно дорого…

Женщина пожала плечами:

– Если бы неоткуда было взять денег, Борис не размахивался бы на такую широкомасштабную операцию. Нам помогут французы. Посольство пообещало Савинкову 2 миллиона. Через Виленкина из английского посольства мы уже получили некоторую сумму, достаточную для эвакуации московского гарнизона в Казань. Да, еще Масарик передал 200 тысяч рублей…

– Когда решено организовать восстания в Поволжье? – деловым тоном спросил Железный.

– В первых числах июля.

– Но это невозможно! – Вадим нервно вскочил, и, в темноте натыкаясь на мебель, забегал по комнате. – Невозможно! Почему вы так поздно сообщили? Сегодня какое число?

– Тридцатое мая…

– Нет, это совершенно нереально! Нужно собрать людей, проверить готовность войск, провести работу среди жителей, отпечатать листовки, наконец! Нет… – он резко остановился. – Необходимо немедленно связаться с Борисом и перенести сроки восстания хотя бы на месяц…

Небо за окном посветлело. Контуры предметов в сером предутреннем свете казались расплывчатыми.

Вадим скорее угадал, чем увидел выражение лица связной из Главного штаба.

– Товарищ Железный, – холодно сказала она, – вы находитесь в Ярославле уже третий месяц. Неужели за это время вы ничего не сделали? По-моему, человек с вашим опытом должен сам помнить о тех условиях, в которых нам приходится действовать. Ваши люди должны быть постоянно готовы к тому, чтобы в любую минуту выполнить приказ Главного штаба.

– Но… – попытался было возразить Вадим.

– Никаких «но»…

Женщина поднялась со стула и направилась к двери.

– Уже уходите? Погодите! – спохватился Штейнберг. – Сейчас я оденусь и провожу вас!

– Не стоит, – не оборачиваясь, ответила связная. – Помните о конспирации. Я сама доберусь до вокзала и уеду первым же поездом. Прощайте. И ждите сигнала.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«…как ее зовут…

Эвакуация штаба и личного состава была назначена на 31 мая. Но, вероятно, в наших рядах находился изменник. Аресты начались в ту самую ночь, когда я получил из центра приказ к подготовке восстания. 100 человек были схвачены чекистами и упрятаны в застенки. К счастью, Борис и на сей раз оказался неуязвим. У него сумасшедшая интуиция, и он покинул свою конспиративную квартиру ровно за час до того, как туда явились красные твари. Потом я узнал, что Бориса приютили сотрудники английского консульства, которые помогли ему бежать в Поволжье.

К моей чести, ровно через три дня после визита ночной гостьи все члены ярославской организации были готовы к восстанию».

Немного истории

«6 июля, около двух часов утра, совершенно неожиданно для советских кругов в городе начали появляться небольшие группы подозрительных лиц. Одна из этих групп обезоружила милицию, другие же приступили к захвату важнейших учреждений: банка, почты и телеграфа, советских учреждений. Выяснивши из документов, найденных в Совете, адреса активных советских работников, белогвардейцы начали обход квартир и арест советских деятелей. Арестованных немедленно расстреляли. Так погиб председатель уездного исполкома Закгейм, бывший председатель губисполкома Доброхотов, губернский военный комиссар, левый эсер Душин, военный комиссар округа Нахимсон и другие.

…Все инструкторы, бывшие офицеры перешли на сторону Белой гвардии, передав ей пулеметы и броневой автомобиль. Во главе белогвардейцев встал полковник Перхуров…

К 14 июля положение у Ярославля представлялось в следующем виде. Окраины города были почти совершенно выжжены. Советских частей в это время было далеко не достаточно для того, чтобы можно было вести более или менее активную работу с мятежниками… Напротив, положение противника к этому времени сложилось благоприятное… Во главе контрреволюционных отрядов находились опытные военные руководители, которые действовали по плану и указаниям белогвардейского штаба… Притом белогвардейцы распространились далеко по левому берегу Волги; в Волжском монастыре (в 13 верстах от Ярославля) они обосновали свой тыловой штаб и базу для орудий и продовольствия…»

(Из «Красной книги ВЧК».)

Ночь на 18 июля

С начала восстания Вадим спал урывками, по 3–4 часа в сутки, а последние две ночи вообще не смыкал глаз. С приходом подкрепления красные вновь перешли в наступление. Окружной военный комиссар Геккер был опытным командиром: немедленно по прибытии он стал сжимать вокруг мятежников кольцо с севера, взяв железнодорожную станцию Филино, пригодные слободки Урочь и Тверцу.

Даже здесь, за толстыми монастырскими стенами, Вадиму слышны были отдаленные взрывы: город обстреливался красной артиллерией. Красноармейцы словно озверели: они врывались в дома, убивали ни в чем не повинных мирных жителей, брали в плен каждого, кто вызывал у них подозрение.

– Невозможно воевать с дикарями, – полковник Перхуров склонился над схемой, – это варвары, ублюдки, убийцы… – Он поднял голову и прислушался. – Вот, опять бомбят…

Вадим нервно закурил. Он чувствовал себя ответственным перед мирными жителями Ярославля. В начале восстания, когда войсковые части «Союза» и примкнувшие к ним белогвардейские отряды составляли оперативный план действий, первоочередное внимание уделялось именно тому, чтобы в случае боев как можно меньше пострадали жилые кварталы. Большевистские варвары, напротив, ни перед чем не останавливаются, преследуя свои гнусные цели. Они дотла сожгли все постройки на городских окраинах. Их аэропланы только за два дня сбросили на город 12 пудов динамитных бомб. Обезумевшие женщины, старики, дети прячутся в подвалах. Хорошо, если кто успел захватить с собой съестное и запасы воды…

– Товарищ Железный! – в монастырскую трапезную, где располагался штаб, заглянул часовой. – Вернулись разведчики…

– Немедленно проси… – распорядился Вадим.

Офицеры Ремизов и Первухин принесли невеселые вести: кольцо вокруг Ярославля сомкнулось, город занят красными, чекисты развесили на столбах и руинах зданий объявления следующего содержания:

ПРИКАЗ

чрезвычайного штаба Ярославского фронта

Чрезвычайный штаб Ярославского фронта объявляет населению города Ярославля:

Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов со дня объявления сего оставить город и выйти к Американскому мосту. Оставшиеся после указанного срока в городе будут считаться сторонниками мятежников. По истечении 24 часов пощады никому не будет, по городу будет открыт самый беспощадный ураганный артиллерийский огонь из тяжелых орудий, а также химическими снарядами. Все оставшиеся погибнут под развалинами города вместе с мятежниками, с предателями, врагами революции рабочих и беднейших крестьян.

Полковник Перхуров грязно выругался.

– Теперь они направляются сюда, – докладывал между тем Ремизов. – Однако возникла некоторая заминка, поскольку восемь их броненосных платформ сползли под откос, загородив собой путь. Вследствие этого прервана связь между частями в Ярославле и войсками на противоположном берегу Волги. Однако это временное явление.

– Что будем делать, господин полковник? – повернулся Железный к командующему группой войск Северной Добровольческой армии. – Держать осаду бессмысленно. Нас здесь слишком мало…

– Бессмысленно, – согласился Перхуров. – Надо удирать.

Железный поморщился.

– Ну, если хотите, отступать, – раздраженно поправил себя полковник. – Это сути дела не меняет.

– Между прочим, – ни к кому не обращаясь, сказал Первухин, – Борис Викторович уже бежа-ли-с…

– Савинков? – изумился Вадим. – Откуда вам это известно?

Первухин тонко улыбнулся.

– У меня везде свои люди, товарищ Железный, даже в ВЧК…

– Ирония теперь неуместна, – нетерпеливо прервал его Вадим. – Пожалуйста, конкретно…

– А если конкретно, то, узнав об операции, которую готовят чекисты во время эвакуации Главного штаба в Казань, Борис Викторович испарился. Через несколько дней он объявился в Казанском монастыре и сообщил, что скрывался у друзей в английском консульстве. Позавчера, запасясь подложными документами, он уехал из монастыря в Москву, чтобы оттуда пробраться в Белоруссию, а затем в Польшу. Бежать ему помог тот самый сотрудник ВЧК, который меня об этом информировал.

– Это не провокация? – с тревогой в голосе спросил Перхуров.

– Нет, господин полковник. Мы вместе воевали и не раз ходили в разведку. Я доверяю этому человеку, как самому себе…

– Впрочем, теперь не время беспокоиться о судьбе Савинкова, – сказал Ремизов. – О себе надо думать…

Все вопросительно посмотрели на Перхурова.

– Нужно каким-то образом прорваться к Волге, – сказал командующий. – В километре отсюда я велел на всякий случай приготовить небольшой пароходик. Если с ним все в порядке…

– Вы гений, господин полковник! – восхищенно воскликнул Ремизов.

Железный, ни слова не говоря, сгреб со стола все бумаги и запихал их в портфель.