Текст книги "Авантюрист и любовник Сидней Рейли"

Автор книги: Александра Юнко

Соавторы: Юлия Семенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

Глава 7
КРЕСТ И ЧЕРЕП

Петроград, 1919 год

Ирина провожает мужа на службу. Сует завернутый в газеты бутерброд и спрашивает:

– Ну что на этот раз? Юденича ты уже разбивал… Диверсантов ловил… Кронштадтский мятеж подавлял… С анархистами схлестывался… Что на этот раз?

Георгий Васильевич целует жену в щеку и кротко отвечает:

– Ей-богу, ничего особенного. Ты же знаешь, сколько мне лет. Теперь я занимаюсь тихой кабинетной работой.

Ирина скептически усмехается. Она знает, что это неправда. И знает, что Реллинский не скажет правды. О том, чем он занимался сегодня, она узнает значительно позже. Из сообщений в газетах. Или от самого мужа, когда он будет в настроении. Но не сейчас.

В июне петроградские чекисты вместе с добровольными помощниками из числа рабочих принимали меры по очистке города от контрреволюционных элементов. Это означало, что нужно днем и ночью проводить массовые обыски в подозрительных квартирах, учреждениях, некоторых консульствах и посольствах…

– Вас, Георгий Васильевич, мы к дипломатам враждебных держав не пошлем, – распорядился Петерс. – Вдруг кто-либо из давних знакомых случайно опознает знаменитого английского шпиона? Рисковать не стоит. Возьмете на себя жилые дома…

Реллинский погрузил свой отряд на автомобили и выехал в заданный район. Рядом с ним пытался вздремнуть на сиденье Резо Дарчия.

– Не спи, генацвале, самое интересное пропустишь, – шутливо подталкивал его в бок Георгий Васильевич.

– Поспать, понимаешь, не дают, – ворчал грузин. – Когда эта нервотрепка кончится? Скоро я уже научусь засыпать стоя, как лошадь…

В уголовном отделе они были самыми старшими по возрасту. Молодые ребята, пришедшие в ЧК по последнему призыву, смотрели на них, как на дряхлых старцев. Но – до первого же дела.

Постоянно сонный Дарчия, тяжело переносивший голод и отсутствие в рационе милых южному человеку овощей и фруктов, в минуту опасности преображался. Однажды он практически в одиночку захватил целую банду, терроризировавшую Петроград. Некий князь (разумеется, самозваный) Эболи вместе со своим подручным Маковским и сообщницей по имени Бритт врывались по ночам в дома мирных обывателей, выдавая себя за чекистов, и грабили квартиры подчистую, унося оттуда все мало-мальски ценное. Каждое такое ограбление получало широкую огласку и вызывало естественное недоверие к ВЧК. Распоясавшиеся бандиты, чувствуя свою безнаказанность, стали порой жестоко расправляться со своими беспомощными жертвами…

Резо тщательно собирал все сведения об этих негодяях.

– Де Приколи! – возмущался он. – Что за имена выбирает себе этот липовый князь? А вот фамилия Найдки… Да он просто бросает мне вызов!

Особенный гнев вызвало у Дарчия сообщение, что при очередном «обыске» Эболи выдал себя за грузина.

– Издевается, да? Бросает тень на мой народ! Ну ничего, недолго ему гулять на свободе: я поймаю князя на наживку!

Не долго думая, Резо договорился с собственными соседями и пустил слух, будто бы у них дома припрятаны большие ценности: золото, валюта, драгоценности… Для достоверности даже принес и развесил у них по стенам несколько реквизированных чекистами картин:

– Пусть думают, что здесь живут буржуи!

Прошло несколько дней… Каждый вечер Дарчия извинялся перед соседями за то, что вынужден их беспокоить, и устраивал в квартире засаду. И однажды бандиты клюнули…

26 февраля 1918 года самозваного князя и его сообщников расстреляли. А Резо ходил именинником. Больше всего его радовало то, что соседи – пожилая интеллигентная пара – стали относиться к нему с огромным уважением.

А Реллинский отругал грузина:

– Ну что за преступная самодеятельность, товарищ Дарчия? И сам мог погибнуть ни за грош, и посторонних людей подставить! Разве можно в нашей работе опираться на импровизацию? Каждая операция должна быть распланирована до тонкостей!

– Я планировал, – оправдывался Резо. – Мария Прокофьевна согласилась, да и Дмитрия Львовича уговорила. А картины? Разве это не подготовка?

Георгий махнул рукой. Он ценил и любил товарища и прощал ему все «кавказские штучки».

Самого Реллинского в шутку называли Стратегом. Он терпеть не мог приступать к какому-либо делу неподготовленным. Это, утверждал Стратег, лучший способ провалить операцию, даже самую пустяковую.

– Нельзя рассчитывать на случайность, – твердил он подчиненным. – Случайность принесет удачу, случайность расставит ловушку.

Если погибал кто-то из сотрудников отдела, Георгий Васильевич не находил себе места. И винил в случившемся только себя – недосмотрел, не уберег…

Вот и сегодняшней ночью он требовал от своего отряда собранности и бдительности.

– Без необходимости под пули не подставляйтесь!

С собой у Реллинского был список адресов, которые следовало взять под контроль.

– Откройте! Проверка документов! – стучались чекисты в двери. Несколько человек в это время блокировали черный ход.

Чаще всего вынимали «пустой номер». Но в одной из квартир на Обводном канале обнаружили целый склад боеприпасов. Хозяин клялся и божился, будто он и знать не знал, что именно хранится у него в кладовке. Несмотря на все заверения в лояльности к Советской власти, его задержали и отправили на допрос. Оружие было конфисковано.

Светало, когда отряд Реллинского возвращался с задания. Резо тихо посапывал рядом с водителем. Лица у чекистов были серые, осунувшиеся от усталости. У Георгия Васильевича сильно сосало под ложечкой от голода. Про бутерброды, заботливо приготовленные женой, он напрочь забыл.

– Стой! – вдруг хлопнул он по плечу шофера. – Что это там?

Вначале Реллинскому показалось, будто в предрассветной мгле его подвело зрение. Он протер слипающиеся глаза. Нет, ошибки нет! Из-за решетчатой ограды, из пышных крон деревьев торчало… дуло артиллерийского орудия.

– Ничего себе, – пробормотал мигом проснувшийся Дарчия. – Даже не потрудились замаскировать, сволочи!

Чекисты высыпали из автомобиля и окружили подозрительное здание. К их немалому удивлению, это оказалось… румынское посольство.

Несколько мгновений Георгий Васильевич колебался. Но запрет Петерса самовольно проверять резиденции иностранцев явно не относился к такому экстраординарному случаю. К тому же румыны никогда не видели Сиднея Рейли, а потому и опознать Реллинского не могли.

– Че врець, домнуле? – суетился вытащенный из теплой постели посол. – Что вам угодно, господа? Вы не имеете права врываться сюда! Это территория суверенного государства! Я есть неприкосновенное лицо! Вой сынтець бандиць! Это произвол!

– Не кричи, дорогой, – посоветовал румыну Резо. – Скажи лучше, зачем тебе пушка?

«Неприкосновенное лицо» в одних кальсонах попереминалось с ноги на ногу.

– Россия есть варварская страна, – наконец выдавил из себя посол. – Каждую ночь стреляют… Мы должны были как-то себя обезопасить!

– Держать орудие – незаконно, – объяснил румыну Реллинский. – Оденьтесь, пожалуйста. Вам придется дать письменные показания. А пушку мы конфискуем.

В ходе июньских обысков было изъято почти семь тысяч винтовок, 142 тысячи патронов, 644 револьвера, пулеметы, бомбы и пироксилиновые шашки. Немало реквизировано было находящихся в розыске драгоценностей и произведений искусства. Но таким редкостным трофеем, как пушка, мог похвастаться только отдел Реллинского.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Опереточный румынский посол, сперва в кальсонах, затем в мундире, с пышными аксельбантами, – фигура скорее комическая, нежели зловещая. И пушку во дворе посольства он, скорее всего, действительно держал из страха перед налетчиками, а не для нападения на граждан «варварской страны». Но сколько у нас еще настоящих врагов – беспощадных, коварных, опасных, готовых в любую минуту вонзить нож в спину! Иной раз я думаю – политика только с виду политика, а копнешь поглубже… Обнаруживается то же извечное стремление урвать свой кусок, только не скромный, как у рядового человека, а кусище размером с полстраны! Я уже не говорю о том, что сейчас, как в любое смутное время, выплыла на поверхность и забурлила нечистая пена – всяческие банды, спекулянты, мошенники. Имея в основном дело с ними, трудно сохранять объективность в восприятии действительности: кажется уже, что вокруг нет ни честных людей, ни идеалов. Самое ужасное, когда какая-нибудь шушера проникает к нам в ЧК. Карьеристы, приспособленцы всех мастей, нечистые на руку махинаторы… Разоблачить их довольно трудно, потому что, как правило, они быстро усваивают революционную фразу и умело ею орудуют для достижения своих низменных, грязных целей. Все вокруг смотрят и знают, что человечишко – дрянь, а бороться с ним бессильны. Разве что за руку схватишь, поймаешь с поличным, как было с Б., когда его разоблачили и с позором изгнали из наших рядов, чтобы не порочил светлую идею борьбы за новую жизнь…

…с трудом засыпаю, без снотворного не ложусь. Участковый врач говорит, что с бессонницей нужно бороться не медикаментами, а прогулками на свежем воздухе и отсутствием тревоги. Легко же ему говорить! Как прикажете жить на этом свете и не волноваться за близких?..»

Петроград, 1920 год

– Не пей больше, прошу тебя, – Ирина умоляюще смотрела на мужа. – Ты губишь себя, Георгий…

– Да-да, ты права, не буду, – Реллинский заткнул бутыль и убрал в буфет. Ополоснул рюмку и поставил на кухонную полку.

– Просто ляг и расслабься, – тихо сказала жена. – И перестань думать о служебных делах.

– Это сложнее всего, – Георгий Васильевич лег и закрыл глаза. Но сон не шел. Он вздыхал, ворочался, вставал, пил воду и снова пытался заснуть. Бесполезно!

Ирина давно мерно дышала, и он старался не шуметь, чтобы не разбудить ее. Когда Реллинский окончательно понял, что сегодня снова повторится бессонная ночь, он потихоньку вышел на кухню, зажег свет и, придвинув к себе листок бумаги, начал набрасывать план захвата «Креста и черепа».

…Ограбление первого склада казалось случайностью. И следователь, ведущий дело, не обратил особого внимания на валяющуюся у входа бумажку с изображением черепа и скрещенных костей. О ней вспомнили только тогда, когда получили сообщение о следующем грабеже. Здесь бандиты не только обчистили складское помещение, но и убили сторожа. «Крест и череп» были насажены на нож, воткнутый в мертвое тело. Дело передали в ЧК.

В городе началась паника. Из уст в уста передавались самые невероятные слухи. Охранники отказывались выходить на ночные дежурства.

На третий раз кроме рисунка на месте преступления удалось обнаружить надпись. Под черепом с костями было намалевано: «Мстители». Рядом, в луже крови, убитый сторож…

После того как прочесали весь квартал, появились свидетели. Кто-то слышал шум мотора, кто-то видел свет фар. Словоохотливый старичок, живший по соседству, утверждал даже, будто видел налетчиков: было их пятеро, все в масках, а у главаря за поясом большущий кинжал… Ему не очень поверили – уж слишком театральный антураж, к тому же впотьмах невозможно было бы разглядеть бандитов. Но была машина… А это уже реальная зацепка.

Георгий Васильевич вспомнил, что в тринадцатом году, перед мировой войной, в Петербурге случилась серия подобных ограблений. Только тогда преступники брали не продуктовые склады, а ювелирные и меховые магазины. Чтобы уточнить детали, он отправился в архивы. Поднял старые подшивки газет. А затем навестил опытного в прошлом криминалиста Николая Афанасьевича Оболенского.

– Да, память вас не подвела, – подтвердил догадку чекиста Оболенский. – Была такая группа. Возглавлял ее некто Брусилович, известный в воровском мире под кличкой Мохнатый. Отличался сей тип обильной растительностью на теле, а брови прямо-таки нависали на глаза… Когда банду взяли, всем ее участникам дали разные сроки заключения. Но потом началась война, затем грянула революция, и что стало дальше с любителями драгоценностей и мехов, никому не известно… Да и живы ли они вообще?

– Кто-то наверняка жив, – возразил Георгий Васильевич. – Может быть, и сам главарь. Ведь Брусилович тоже всегда оставлял на месте преступления автограф – череп и кости. Об этом писали в газетах.

– Я бы не отважился проводить такую параллель, – покачал головой старый криминалист. – История с арестом Мохнатого наделала немало шуму. Кто-то мог воспользоваться его примером для устрашения. К тому же череп и кости – довольно распространенный символ… Припомните пиратские флаги!

Но Реллинский решил не отказываться от своей версии. В архивах он отыскал полицейское описание Брусиловича и его подручного, грабителя-рецидивиста Аграмяна.

Одновременно шли поиски автомобиля. Ведь он обязательно числился при каком-либо учреждении или предприятии.

И вот сейчас, сидя на кухне, Георгий Васильевич сводил воедино все, что ему удалось узнать. Оказалось, что человека, похожего на Мохнатого, видели в разных концах города. Теперь он был совершенно лысым, но в остальном приметы совпадали. И самое главное – двойник Брусиловича передвигался на автомобиле!

Приметы Мохнатого и его сообщника распространили по Петрограду. Всех, кто их заметит, просили немедленно сообщать в уголовный отдел ЧК. Сведений о подозрительном гражданине «с очень волосатыми руками» было больше чем достаточно. В одном из донесений указывался адрес, по которому его видели, – Леонтьевский переулок, 12. За домом в Леонтьевском переулке установили круглосуточное наблюдение…

В десять часов утра прилично одетый гражданин появился в Леонтьевском переулке. Он постучал в дверь дома № 10 и сказал вышедшей на порог хозяйке:

– Я хотел бы снять в этом районе недорогую квартиру. Вы не сдаете?

Женщина ответила отказом, но не поскупилась на объяснения. Из разговора с ней Реллинский – а это был именно он – не только выяснил, где поблизости можно снять угол, но и получил дополнительную информацию об обитателях и посетителях дома номер 12. И опять здесь фигурировал автомобиль!

Хозяин воровской «малины» Евгений Михайлович Пряхин, как оказалось, служил в «Главсахаре». У него была служебная машина, которой он частенько пользовался сам, поскольку умел водить.

И еще на один факт обратил внимание Георгий Васильевич – банда грабила продуктовые склады, а «Главсахар» как раз и распределял по ним свои товары.

– Надо брать, – сказал он Резо. – Пока мы не нашли еще один труп и записку.

– Будем брать! – обрадовался экспансивный грузин. – Недолго этим субчикам гулять на свободе!

К вечеру наблюдатели доложили, что у дома № 12 в Леонтьевском переулке заметно некоторое оживление. Какие-то неизвестные люди приходили туда и уходили, автомобиль постоянно стоял у крыльца. Следовало действовать незамедлительно.

Из поступавших в ЧК сведений было известно, что за прошедший день товары из «Главсахара» развезли на три крупных склада. На каждом из них устроили засаду. А на соседней, рядом с домом номер 12, улице незаметно притаился автомобиль с чекистами…

Когда стемнело, на крыльцо дома вышел человек.

– Пряхин! – шепнул Дарчия Реллинскому. – Я видел его в «Главсахаре».

Громким голосом, ничуть не таясь, хозяин с кем-то разговаривал. Тот в ответ громко захохотал.

– И не боятся ничего! – негодовал Резо. – Едут, понимаешь, грабить и убивать, а смеются, как честные люди!

В тусклом свете, падавшем из окна, можно было различить, что второй человек лыс.

– Мохнатый! – догадался Георгий. – Так… Как только они тронутся, тихонько выезжаем следом. Дальше все по плану…

– Я сам все открою и все вам отдам, только не убивайте! – умолял сторож. – Помилуйте, господа хорошие!

– Ты меня видел? Больше не увидишь! – Бру-силович занес волосатую руку с ножом.

Но ударить не успел. Выскочившие из засады чекисты обезоружили его и других участников банды. Одному из них удалось вырваться. Он побежал по улице. В ночной тишине гулко отдавался стук каблуков.

– Куда?! – Дарчия бросился следом. – Врешь, не уйдешь!

– Догоните его! – приказал Реллинский двум молодым сотрудникам.

Погоня продолжалась недолго. Вскоре чекисты ввели беглеца с заломленными за спину руками. За ними маячила сияющая физиономия Дарчии.

– Это он! – переводя дух, выпалил Резо. – Аграмян… Думает, я армянский акцент не узнаю, да? У нас в Тифлисе каждый мальчишка говорит самое меньшее на пяти языках…

И он, усиленно жестикулируя, обратился к задержанному. Георгий Васильевич не понимал ни слова. Арестованный так же темпераментно отвечал, но размахивать руками не мог – они были связаны.

– Тоже тифлисец! – огорчился Дарчия. – Ты что, Мкртыч, позоришь наш город? Ой, как некрасиво!

– Погоди, Резо, – оборвал друга Реллинский. – Потом будешь его стыдить! Ты что, ранен?

На гимнастерке грузина расплывалось темное пятно.

– Порезал, собака, – удивленно оглядел себя Дарчия. – Эх ты, а еще земляк!

В суматохе погони и схватки Резо даже не заметил, что истекает кровью. Срочно вызвали карету «скорой помощи» и отправили чекиста в госпиталь.

Арестованных доставили в тюрьму.

Таких дел было много…

Глава 8
«ВАС ОЖИДАЕТ ТОВАРИЩ ПЕТЕРС»

Петроград, 1922 год

Да, уголовных дел было немало. Но много было и других, о которых Реллинский не любил вспоминать. Потому что опять начиналась бессонница. Он гнал от себя память о кронштадтском мятеже, в подавлении которого пришлось участвовать… Он был делегирован на X партсъезд и вместе со всеми его участниками 17 марта двинулся на штурм Кронштадта по льду Финского залива. Это была настоящая война… Как кричал тот молоденький матрос!

– Снова ты пьешь, – с укором говорила жена. – Побереги здоровье, не пей.

Георгий Васильевич согласно кивал. Но не пить он не мог. Потому что за ним числилось дело «кооператоров», которых он сумел поймать за руку, а приговорили их как изменников и антисоветчиков. А еще была «Петроградская боевая организация»… К ее ликвидации Реллинский тоже приложил руку. Он выслеживал белых офицеров, а потом увидел на скамье подсудимых старого профессора Тихвинского, своего знакомого еще по временам работы на нефтяных предприятиях Нобеля… Михаил Михайлович не мог быть антисоветчиком, не мог быть врагом! Георгий слишком хорошо знал его. Рядом с Тихвинским сидели другие профессора, теперь совершенно не академического вида, а в зале тихо плакала старушка жена…

Реллинский снова налил себе водки.

– Ну что ты так на меня смотришь? – сказал он Ирине. – Я противен сам себе. Не смотри, уходи.

– Ну что ты пьешь? – жена покачала головой. – Хоть бы в радость… Так нет же! Не праздник нынче…

– Есть повод, – угрюмо отозвался Георгий. – ВЧК больше нет. Мы теперь Государственное политуправление.

– Знаю, – Ирина досадливо поморщилась, – ты уже полгода, как в ГПУ, а все отмечаешь. Не нравится тебе твоя работа – уходи. Есть образование, специальность… Устроишься на службу, не пропадем. Я работать стану…

– Ну да, – Реллинский сделал глоток и закашлялся. – Не понимаешь сложной международной обстановки. Как я уйду? Капиталисты и белогвардейские недобитки только того и ждут.

– Не читай мне политинформацию! Можно подумать, без тебя рухнет мир! – жена с досадой хлопнула дверью и ушла спать.

Георгий Васильевич залпом допил водку.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Я конченый человек. Горько сознавать такое в пятьдесят. Но никто, кроме меня, не в состоянии оценить степень моего падения.

Вчера иду по коридору и слышу позади гнусный шепоток:

– Рожа помятая, видать, с перепою…

И хихиканье.

В кабинете посмотрелся в зеркало. Вид и впрямь неважный.

Ирина ушла к матери. Резо несколько раз пытался меня увещевать, но потом махнул рукой.

Что со мной? Когда, в какой момент жизни исчез прежний Реллинский и появился вот этот – запойный пьяница?

К операциям меня не допускают. Сижу за столом, разбираю дела: это на доследование, это в архив… Стараюсь их не читать. Если взгляну на страницу, становится не по себе. Наверно, я не создан для работы в ГПУ. Тем более что к химии она не имеет никакого отношения. Нет во мне этой святой уверенности, что надо беспощадно карать, карать и еще раз карать… Я видел множество невинных людей, расстрелянных или осужденных ни за что, по ночам я не могу спать… А если задремлю, просыпаюсь от самых настоящих слуховых галлюцинаций: крики, стоны, выстрелы…

…очень болен. Говорят, долго не протянет. Что тогда станет со всеми нами, с нашим карающим органом? Ведь на нем все держалось. «Чистые руки, холодная голова и горячее сердце» – эти слова об идеальном чекисте Феликс Эдмундович сказал о себе.

…Мне показалось, что я сошел с ума. Но нет! Прислушался. По радио передавали: «В ночь с 28 на 29 сентября четверо контрабандистов пытались перейти финскую границу. В результате двое были убиты. Третий, оказавшийся финским солдатом, арестован, а четвертый умер в результате тяжелого ранения… Установлена личность одного из убитых. Им оказался капитан Сидней Джордж Рейли, сотрудник английского разведывательного центра «Интеллидженс Сервис».

Я схватился за голову. Не может быть! Разведчика Сиднея Рейли не существует! Есть я – Георгий Васильевич Реллинский, который под этим именем вошел в доверие к Роберту Брюсу Локкарту, в результате чего возник «заговор послов»…

Но даже если бы я закричал об этом в полный голос, меня никто не услышал бы. Не доверять официальным сообщениям никто не осмеливается. Все решат, что это пьяный бред.

Но если я – вот он, живой и здоровый, то откуда на финской границе мой труп? Кто там лежит, что за человек? И для чего, кому понадобилось его убивать? Вопросы, вопросы, неразрешимые вопросы, на которые никто не даст ответа».

Москва, октябрь 1925 года

– Рад вас видеть, Георгий Васильевич… – глаза у Петерса по-прежнему острые, зоркие, от него ничего не скроешь. – Хорошо выглядите… А я слышал, будто бы у вас нелады на службе…

– Это дело прошлое, Ян Христофорович. Я пил, сильно пил. Жена от меня ушла. А теперь – все, завязал.

– Жена? – улыбка у Петерса неприятная. – Это какая же – Ирина Станиславовна? Та самая? Славная женщина. Тогда, в восемнадцатом году, мне с трудом удалось спасти ее от ареста.

– Как? – Реллинский не поверил собственным ушам. – Значит, вам все было известно? И Ирину не арестовали благодаря вашему заступничеству? Спасибо, Ян Христофорович…

– Не стоит… Срок ей грозил небольшой, в общей картине дела участие вашей супруги не имело никакого значения. А для вас, Георгий Васильевич, все обстояло иначе… Верно?

– Верно, – Реллинский опустил голову. – Виноват… Я должен был обо всем вам доложить.

– Что было, того не вернешь, – развел руками Петерс. – Помиритесь с женой, не теряйте ее. Поверьте, она вас очень любит и поможет вернуться в строй. Это особенно важно теперь, когда вы нуждаетесь в помощи близкого человека.

– Да, конечно… Но я записался к вам на прием совсем по другому вопросу, Ян Христофорович…

– По какому же? – Петерс нетерпеливо взглянул на часы. Такие же, как у Реллинского, серебряные, из реквизированных, с дарственной надписью на крышке.

– Я слышал сообщение о перестрелке на финской границе… Там был убит человек… Ну и, в общем…

– А-а! – Петерс засмеялся. Волосы у него по-прежнему длинные, как у семинариста. А седина почти не видна. – Вас, вероятно, здорово удивило, что одним из погибших оказался ваш тезка – Сидней Рейли?

– Да, признаться, я был поражен. Столько лет прошло… И вдруг снова… Но я – вот он я, жив-здоров… Кто же это был?

– А это, Георгий Васильевич, государственная тайна, – негромко и значительно ответил Петерс. – Одному вам скажу, товарищ Реллинский… Тот человек, которого застрелили на границе, – страшный враг Советской власти и нашего государства. И он заслужил смерть. Вы удовлетворены?..

– Спасибо, Ян Христофорович, за исчерпывающую информацию… за доверие…

– Вот еще что, – Петерс встал, это означало, что беседа подходит к концу. – Из партии вас исключили за моральное разложение, то есть за пьянку. С такой формулировкой восстановить вас в большевистских рядах мы не имеем права. Но раз вы, Георгий Васильевич, осознали свое недостойное поведение и к старому больше не вернетесь, пишите заявление в кандидаты. Я лично дам вам рекомендацию.

Реллинский стоял как громом пораженный.

– Служу Советскому Союзу! – отчеканил он, расправляя плечи.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Выйдя на улицу, я все еще чувствовал крепкое рукопожатие тов. Петерса. Я вдохнул полной грудью пыльный московский воздух. Хотелось, как в детстве, кричать от радости, прыгать, куда-то бежать. Но мне за пятьдесят, и поэтому я только ускорил шаг. Мир был прекрасен! Единственное, что несколько омрачало мое ликование, было известие о том, что состояние здоровья товарища Дзержинского еще больше ухудшилось. Сказывались годы, проведенные в царских застенках. Неужели мы потеряем этого кристального человека, Дон-Кихота революции, которого враги с опаской и уважением называют «железным Феликсом»?

Вернувшись в Ленинград, я немедленно позвонил Ирине. Она отвечала мне односложно, недоверчиво. Но я был настойчив, и в конце концов жена согласилась повидаться со мной. Я знал, что у нее никого нет. Сведения были вполне достоверными, у чекиста масса возможностей навести справки. Человек даже не заподозрит, что за ним ведется наблюдение! Мы провели чудесную ночь, как юные любовники, и к утру совершенно помирились…»

«Находясь в СССР, Рейли ведет свою гнусную работу. Ему удалось под видом уроженца России «товарища Реллинского» пробраться в ленинградский уголовный розыск и пролезть в кандидаты партии. Здесь его и настигла карающая рука ОГПУ».

(Из книги В. Минаева «Подрывная деятельность иностранных разведок в СССР».)

Ленинград, 14 декабря 1927 года

– Ну что, скоро ты? – нетерпеливо спросил Реллинский.

– Оставь, – дернул его за рукав Дарчия. – В такой день… Пусть Ирина Станиславовна приведет себя в порядок. Она, конечно, и без помады красивая, но ты же знаешь женщин…

Наконец Ирина вышла из дамской комнаты – нарядная, оживленная, подкрашенная. Глядя на нее, Георгий Васильевич впервые подумал об их почти двадцатилетней разнице в возрасте и ощутил нечто вроде ревности, наблюдая, какие взгляды бросают на его жену молодые чекисты.

Народу в Мариинском театре было много. Все фойе были заполнены до отказа. Радостные группы людей толпились на лестницах. Костюмы и френчи мужчин подчеркивали светлые цветастые платья их спутниц.

– Не зря мы с тобой работали, Стратег, – Резо улыбался обаятельной грузинской улыбкой. – Орден Красного Знамени дали не только всему управлению, но и нам с тобой лично.

– И нас, многострадальных жен, не забыли! – звонко рассмеялась Ирина. – Что бы вы делали без жен, а, Резо?

Дарчия галантно поцеловал ей руку. И снова Георгий Васильевич ощутил укол в сердце.

Они протиснулись на свои места, приветствуя коллег по уголовному отделу. Все затихли, когда на сцене появился президиум.

– …Постановление Президиума ЦИК СССР о награждении ОГПУ орденом Красного Знамени! – провозгласил председательствующий. Зал разразился аплодисментами. – Слово для торжественного доклада предоставляется заместителю председателя Государственного политуправления товарищу Ягоде.

Снова овация.

– Во втором отделении будет концерт, – шепнул Резо Ирине Станиславовне. – Это поинтересней, чем доклад.

– Мне не скучно, – женщина просияла. – Это ведь говорят о вас, дорогие мои.

В перерыве Реллинский предложил зайти в буфет. Дарчия сразу насторожился.

– Да ты не волнуйся, – успокоил его Георгий Васильевич. – Я уже третий год – ни капли. Все, друг, с этим покончено навсегда. Хочу Ирине пирожных купить и лимонада.

– Это другое дело, – с облегчением сказал Резо.

Они заняли очередь в буфет.

– Вон там столик освободился, – показал жене Реллинский. – Ты пойди сядь пока.

Он смотрел, как Ирина ловко лавирует между стульями, и снова что-то сжалось в груди.

«Я старею, – вдруг понял Георгий Васильевич. – А она все так же хороша. Нет, даже лучше, чем когда мы встретились впервые. Это было… да, девять лет назад. В доме в Шереметьевском переулке, куда меня привел Френсис Аллен Кроми, Фрэнк… Он умер, а я так счастлив».

– Может, пива возьмем? – вывел его из задумчивости голос Резо.

– Нет, – отказался Реллинский. – Ты как хочешь, а на меня не рассчитывай.

– Ладно, – Дарчия повернулся к буфетчице. – Сделай нам, золотая, три пирожных, бутылку лимонада и кружку пива…

– Товарищ Реллинский? – к Георгию Васильевичу подошли двое сотрудников из другого отдела. Он знал их в лицо, а фамилий не помнил. – Можно вас на минутку?

Прозвенел звонок.

– Ты куда, Стратег? – Резо растерянно стоял с подносом. – Времени мало!

– Я сейчас, – Реллинский помахал рукой жене. – Найду вас в зале. Что за вопрос у вас, товарищи?

Коллеги отвели его в сторону.

– Сюда, пожалуйста… Вас срочно хочет повидать товарищ Потере.

– Ян Христофорович? – удивился Георгий. – Я как будто не видел его в зале. Разве он не в Москве?

– Товарищ Петерс ждет вас в фойе.

Торопливо, почти бегом они спустились вниз по лестнице.

– Где же Ян Христофорович? – Реллинский оглядел пустое фойе. – Это какое-то недоразумение…

– Только тихо, – внушительно шепнул один из коллег. – Без шума. Понятно?

Георгий Васильевич оторопел.

– Я что – арестован? Но почему? За что? В такой день, в таком месте…

– Я сказал – тихо! – с угрозой повторил коллега. – Не порть людям праздник.

Реллинский замолчал. Он ничего не мог понять.

«Какая-то ошибка, – успокаивал он самого себя. – Сейчас все выяснится, и я вернусь в зал, на концерт».

Больше всего он беспокоился за Ирину.

«Что до самого Петерса, то в 1930 году мы находим его сердитую и крикливую статью в номере «Известий» от 19 декабря – тринадцатилетний юбилей существования ВЧК—ОГПУ. Дифирамбы Дзержинскому… заполняют большую часть одной страницы газеты, на другой – статья Петерса о негодяях, которые едва не погубили молодую большевистскую Россию, и только бдительность ВЧК, Дзержинского и его самого, Петерса, спасла Россию от восстановления монархии и капитализма. Тут среди самых злейших врагов названы Черчилль и Пуанкаре, Локкарт, Рейли и Вертемон, замышлявшие гибель революции и раздел России, подкупавшие подонков из русского населения, готовившие восстания, взрывы мостов и железных дорог, которые окончательно лишили бы и Москву, и Петроград снабжения и обрекли бы население на голодную смерть… А через семь лет Петерс, вместе с Лацисом и другими помощниками Дзержинского и сотнями сотрудников ВЧК—ОГПУ—НКВД, был расстрелян по приказу Сталина сменившими их на время работниками этих учреждений, которые позже также были ликвидированы. Об этом можно прочесть в «Бюллетене оппозиции» (1938 г.) Троцкого в статье, где он пишет о первых после Сталинской конституции выборах в СССР: «В последние минуты перед подсчетом голосов выяснилось, что 54 кандидата партии исчезли. Среди них называли зам. председателя совнаркома Валерия Межлаука, шесть членов правительства, генерала Алксниса, командующего воздушным флотом, семь других генералов, а также Лациса и Петерса, служивших в ВЧК с первого дня ее существования».

(Из книги Н. Берберовой «Железная женщина»,)