Текст книги "Авантюрист и любовник Сидней Рейли"

Автор книги: Александра Юнко

Соавторы: Юлия Семенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Что касается меня, то Борис, который в силу сложившихся обстоятельств не мог находиться вне Парижа, попросил быть его представителем в тех странах, правительства которых продолжают борьбу против новой русской власти. Вот почему мне пришлось помотаться по свету!

Обо всех своих действиях я должен был немедленно информировать Савинкова. Я не умел пользоваться шифрами, псевдоним Железный был уже хорошо знаком агентам ВЧК, которые во множестве рыскали по всему миру, выявляя и уничтожая контрреволюционеров, и Пепита предложила мне взять другую фамилию – Рейли.

– Почему Рейли? – недоуменно спросил я.

– Почему бы и нет? – парировала жена. – Джордж Рейли, разве не звучит?

Черт возьми! Еще как звучит! Внезапно я вспомнил это имя. Конечно же, Джордж Рейли – тот самый социалист, англичанин, с которым меня когда-то познакомили в России соратники по Боевой организации эсеров. Как же я мог забыть? Он здорово помог, нам тогда, переправив из Лондона химикаты для динамитной мастерской. Рейли, конечно же, Рейли. И все-таки…

Не вдаваясь в подробности, я сказал:

– Звучит, но… Я русский человек!

Пепита вздохнула с таким видом, будто она имеет дело с маленьким ребенком:

– Вадим, иногда я поражаюсь твоей наивности… Что сделают чекисты с русским человеком, уличенным в помощи контрреволюционерам, тем более Савинкову?

– Убьют… Могут подстроить, например, автокатастрофу, как это сделали с графом Олсуфьевым…

– Вот видишь… Ты и сам все понимаешь… Немцем ты быть не можешь…

– Не могу…

– Следовательно, ты должен сделаться англичанином. Даже если чекисты выйдут на твой след, они решат, что ты действуешь по заданию «Интеллидженс Сервис», и максимум, на что они решатся, – это облить тебя грязью в их советских газетенках. Убить тебя они не посмеют, арестовать – тем более… А то, что о тебе напишут какую-нибудь гадость, – тебе же на руку. Посмотри, как резко возросла популярность Савинкова после того, что Советы приписали ему массовые убийства…

Все-таки Пепита была замечательно умной женщиной!

– Ты совершенно права, – вынужден был согласиться я. – Хорошо, сделаюсь англичанином. Одно меня смущает: если вдруг что случится, подозрение падет на настоящего Джорджа Рейли…

– Не падет, – заверила меня Пепита. – Дело в том, что этот человек давно умер.

– Откуда ты знаешь?

– Я была с ним знакома… в юности… он погиб во время войны.

– Жаль, – вздохнул я. – Он был славный…

С тех пор письма к Борису я подписывал так: «Дж. Рейли».

«Можете себе представить, что здесь я мобилизовал все и вся. Громадные услуги мне оказал Крамарж. Вы знаете почему? Из-за Вас, потому что я ему сказал, на что пойдет часть денег, которые я зарабатываю. Великолепный старик».

(Из письма Железного-Рейли Савинкову. Прага, 7 мая 1922 года.)

«Приехал я сюда и немедленно должен был заняться поисками денег, и что Вы думаете? Ни один из тех людей, которые… в первые годы войны заработали миллион долларов, не дал мне ни единого цента! Кстати, я подумал о некоем римлянине. (Под «неким римлянином» Вадим имел в виду Муссолини. – Прим, авт.) Вот если бы Вам к нему найти дорогу! Неужели нет путей? Его симпатии, наверное, на нашей стороне».

(Из письма Железного-Рейли Савинкову. Нью-Йорк, 28 августа 1922 года.)

«Вам нужно познакомиться с Вольской. Она вышла замуж за величайшего американского богача и получила от него свадебный подарок – 5 миллионов долларов наличными… Она будет в Париже после 12 сентября… Если бы вы с ней познакомились, вы могли бы увлечь ее на деятельную помощь… Помните, я Вам всегда говорил, что нашему делу недостает подходящей влиятельной женщины».

(Из письма Железного-Рейли Савинкову, Лондон, 31 января 1923 года.)

«Только что встретил Черчилля (не пройдя на парламентских выборах 1922 года, У. Черчилль вынужден был уйти в отставку. – Прим. авт.). Спросил его, не может ли он нам помочь, указав подходящих людей со средствами. Он, по-видимому, был искренне озабочен и просил меня ему написать, т. к. он завтра утром уезжает. Прошу Вас немедленно дать мне схему для письма, кроме того, думаю, что было бы хорошо, если бы Вы приложили собственное письмо…»

(Из письма Железного-Рейли Савинкову. Лондон, 31 января 1923 года.)

«Сейчас отправил Черчиллю Ваше письмо с приложением длинного письма от себя, объясняющего все положение согласно Вашим указаниям. Будем надеяться, что он что-то сделает и скоро ответит».

(Из письма Железного-Рейли Савинкову. Лондон, 5 февраля 1923 года.)

«Муссолини же, по-видимому, взвесив тяжесть положения в Италии, и затруднения в западноевропейской политике, сказал своим энтузиастам: уймитесь, не время».

(Из письма Амфитеатрова Савинкову, Рим, 12 июня 1923 года.)

«Римская комбинация, по-видимому, окончательно померла».

(Из письма Железного-Рейли Савинкову. Лондон, 15 июня 1923 года.)

1979 год Москва, пункт приема вторсырья № 398/2

Вика оглянулась. Поблизости никого не было. И она бочком проскользнула в дверь.

Эдик, лежа на кушетке, читал «Крушение антисоветского подполья в СССР».

– Привет, – сказал он, увидев Вику, и неохотно поднялся.

– Здравствуй, – Вика прошла в свой угол и села, обхватив колени руками.

– Как дела? – Бодягин вложил в книгу закладку.

– Нормально… А у тебя?

– И у меня, – Эдик воткнул вилку в розетку. – Чай будешь?

– Буду…

После беседы в КГБ Вику будто подменили. То она устраивала истерики, то была вялой и безучастной, как сейчас. Ее визиты становились все более тягостными для Эдика. Но он чувствовал себя невольным виновником ее состояния и прекратить отношения не мог.

Чтобы прервать затянувшуюся паузу, Бодягин кивнул на книгу Д. Голинкова:

– Читала?

– Нет…

– Зря, – он старался казаться непринужденным. – Много любопытных фактов. Хотя трактовка… И столько белых ниток торчит из каждого дела. Здесь, кстати, несколько глав посвящено, представь себе, Рейли.

– Ну и что? – Вика равнодушно дула на чай.

– Вообще концы с концами не сходятся. Взять хотя бы биографию. До сорока лет чувак живет в Петербурге так, что вообще никто ничего не знает о его существовании. Скажи, разве так бывает? Да возьмем хоть любого, самого обычного человека. У каждого есть родственники, друзья, сослуживцы. Есть бумаги, документы, заявления, счета… – он потряс пачкой квитанций. – Это в наше время. А раньше? Они же все, как ненормальные, катали письма и воспоминания. Какой-нибудь хмырик, ничтожество – а фигурирует в мемуарах княгини там или графа, потому что они видели его из окна. А тут чувак таскался на балы всю свою жизнь и был знаком со всеми подряд – и до революции о нем никто ни слова, ни полслова…

– Не производил впечатления, – без всякого выражения произнесла Вика. – Или был глубоко законспирирован…

– Ты посуди сама: после революции глубоко законспирированный британский агент открыто идет по улице, со всеми раскланивается, и каждая собака знает, что это известный всему миру шпион Рейли. У него так в визитке и написано: «Шпион». Приложены также домашний и служебный адреса и телефончик.

Вика хихикнула.

Воодушевленный ее реакцией, Бодягин продолжал с еще большим пылом:

– Или эта заварушка с послами. Там все время крутились три-четыре наших Штирлица, любое передвижение каждого участника заговора тут же становилось известным «железному Феликсу». И что? Всех послов взяли за задницу, а широко разрекламированный шпион со всеми адресами и телефонами сделал ЧК ручкой и сказал: «Ребята, чуть позже. Сейчас не могу, по горло занят. Мне срочно нужно к генералу Деникину, он без меня совсем пропадет». А эти козлы из «Свободной Европы», когда читали воспоминания генерала Деникина, почему-то забыли сообщить в эфир о его верном соратнике Рейли. А Савинков? Он же не только метал бомбы. Он книги всю жизнь писал. О себе, между прочим, о своем окружении. По-видимому, только глубокий и неизлечимый склероз помешал ему посвятить хотя бы строчку своему лучшему другу Рейли. А про какую-нибудь Маруську-эсерку не забыл… Опять же Черчилль. Он просто спать не ложился, пока не позвонит агенту «Интеллидженс Сервис»: «Алло, старик, у меня опять проблемы с русскими. Не подскажешь ли, как им насолить очередной раз?» А Рейли ему отвечает: «Нужно устроить экономическую блокаду, изн’т ит?» «Сэнк ю вери мач, – говорит ему Черчилль. – Что бы я без тебя делал? Бай, май фрэнд! Я иду бай-бай!» Наверно, Рейли был очень тайный советник, потому что ни в одной книге о Черчилле его никто даже не упоминает. Видимо, телефон английского премьера не прослушивался.

Вика хохотала.

– А как тебе нравится это покушение на Чичерина? Сидит себе Рейли в Штатах, возглавляет фирму и считает миллионы. Тут телеграмма от коллеги из британской разведки: «Друг Рейли тчк есть оказия кокнуть Чичерина тчк выезжай немедленно Берлин век». Чувак бросает на фиг миллионы, надевает шляпу, целует жену и детей и сваливает. А жена ему вслед: «Милый! Возьми ружье! В Берлине дефицит оружия. И кстати, есть ли у тебя там блат, чтобы подделать документы?»

Скрипнула дверь. Вика перестала смеяться и вся сжалась.

Эдик недовольно обернулся.

– Чего тебе опять? – спросил он щуплого мужичка с пропитой физиономией.

– Едуард! – с неожиданной силой пьянчужка ударил себя в грудь. – Последний раз! Ей-богу, верну! Завтра же! С себя последнее продам, а верну! Это долг чести! А Иван Никанорыч долги чести платит завсегда!

– Сколько? – утомленно спросил Бодягин.

– Восемнадцать… – мужик что-то сосчитал в уме и уточнил: – Тридцать две…

Эдик отсчитал мелочь и ссыпал в пригоршню мужику.

– Спасибо, Едуард, – прислонившись к дверному косяку, Иван Никанорыч зашевелил губами, пересчитывая медяки. – Нет, – вдруг строго сказал он, протягивая своему благодетелю три копейки. – Лишнего нам не надо. Но, – пошатываясь, он сделал шаг к Бодягину, схватился за его плечо и взглянул в глаза:

– Едуард! Я верну тебе все до копейки! Вот получу – и верну. Ты думаешь, я забыл? Дядя Ваня помнит все, девушка, – внезапно переключился он на Вику. – Семь копеек с прошлой недели, еще в субботу одиннадцать, вчера двадцать три и сегодня тридцать две. Едуард! Ты человек ученый, сосчитай на счетах, сколько получится!

– Да ладно, дядь Вань, иди… – Бодягин попытался оттеснить пьянчужку за дверь.

Но тот не сдавался:

– Ты сперва сосчитай, потом я уйду!

Эдик обреченно пощелкал костяшками:

– Итого семьдесят три копейки.

– Едуард! – Иван Никанорыч еще маленько побил себя в грудь: – Ты меня знаешь, бу спокоен! За мной не заржавеет. Семьдесят три. Девушка, ты свидетель. Ешшо никто не мог пожаловаться на дядю Ваню. Он никого никогда не обижает.

– Да уйдешь ты наконец или нет? – психанул Бодягин.

– Едуард! – забулдыга ухватился за косяк обеими руками и попытался подмигнуть. – Иван Ника-норыч все понимает. Он сам был молодой. Меня уже нет!

После ухода дяди Вани стало пусто и скучно. Сжавшись в своем уголке, Вика наблюдала за Эдиком. Он запер дверь, достал из ящика стола простыню, небрежно раскинул ее на кушетке и начал раздеваться.

Вика молча сняла с себя свитер и погасила свет.

Глава 4
ПОКУШЕНИЕ В ГЕНУЕ

Лондон, март 1922 года

Пепита прихорашивалась перед зеркалом, примеряя новое боа. Несмотря на возраст, который, кстати, до сих пор никто не мог определить, она оставалась удивительно хороша собой – ни вертикальных складок от крыльев носа до кончиков губ, ни целлюлита, словом, ничего из того, что заставляет мужей с грустью отмечать: «Увы, она постарела…» Вадим, только вчера вернувшийся из очередной поездки, растянувшись на диване, штудировал присланный с оказией из России номер «Известий».

– Какая ложь! – периодически восклицал он, прочитывая очередное сообщение об успехах советской власти. – Какая гнусная ложь!..

Супруга не обращала на него никакого внимания.

– Пепита! – вдруг Вадим сорвался с места так, будто его ужалила оса. – Пепита! Ты только посмотри, что они пишут: «Единый бандитско-черносотенный фронт. Контрреволюционная сволочь, давясь от ненависти, предпринимает все новые и новые шаги для борьбы с молодой Советской республикой. Ярый антикоммунист и человеконенавистник, шпион английской и польской разведок, ставленник мирового империализма Борис Савинков, организовавший массовые зверства на территории России и Белоруссии, отчаявшись от того, что мировой пролетариат и все прогрессивные круги отвергли его притязания стать диктатором России, бросился в объятия новых друзей. Это Муссолини и его пособники, фашисты, душители трудового народа, которые, преследуя свои гнусные цели, хотят развязать новую войну. Савинков, этот осколок старого режима, встречался с Муссолини в Риме…»

Пепита перекинула боа через левое плечо и обернулась к мужу:

– Вадим, тебе не надоело?

Железный осекся.

– Что именно?

– Все это, – сказала Пепита. – Меня, например, тошнит от этих газет…

– Все правильно. У нормального человека и не может быть другой реакции на советскую прессу. Но согласись: здесь, – он потряс газетой над головой, – нет ни единого слова правды. Во-первых, Савинков никогда лично не встречался с итальянским диктатором…

– Какое это имеет значение, встречался – не встречался… Мне абсолютно все равно. Главное, чтобы он регулярно выплачивал тебе жалованье… Мог бы повысить, кстати, ведь ты для него добываешь такие деньги…

– Сколько раз тебе говорить, – Вадим раздраженно отшвырнул «Известия» в сторону. – Я добываю деньги не для него, а для нашего общего дела. Святого дела, – он мельком взглянул на себя в зеркало и гордо приосанился. – Когда мы освободим Россию…

– Боже, опять этот бред, – театральным жестом Пепита приложила пальцы к вискам. – Ты болен, Вадим, ты просто нездоров.

– Я бы…

Но Пепита не дала ему договорить.

– Тебе надо думать о будущем! О ребенке! Мальчик уже взрослый, а его отец, которого я с таким трудом разыскала, вместо того чтобы заняться образованием сына, играет в бирюльки!.. В детские игры! Он борется с коммунистами! Коммунисты далеко, они не имеют к тебе никакого отношения! Оставь свои бредни, отрезвей! Послушай, – она села на кровать и похлопала по покрывалу, приглашая Вадима сесть рядом, – тебе нужно делать капитал. Политика из тебя не получилось. Но может получиться литератор. Я прочла страницы из твоих дневников…

– Ах, вот как! – заорал Вадим, снова вскакивая. – Ты шпионишь за мной?! Лазаешь в мои бумаги?! О, теперь я знаю… я знаю, откуда чекистам становятся известны все наши планы! У тебя богатый опыт…

Пепита тоже вскочила и со всего маху дала мужу пощечину:

– Мразь!

– Шлюха! Вспомнила о сыне… А где он, мой сын? Ты избавилась от него, сунула в закрытый пансион, чтобы он не мешал тебе делать грязные делишки! Да-да! Я знаю, именно для этого, а не для того, чтобы дать ему образование!

– Тьфу!

Вадим утер плевок с лица и вдруг, как это случается с нервическими натурами после большого выплеска энергии, как-то сразу обмяк. Он опустился на кровать и закрыл лицо руками.

– Тряпка, – презрительно сказала Пепита.

В дверь позвонили.

Женщина еще раз взглянула на себя в зеркало, поправила волосы и как ни в чем не бывало пошла открывать.

Уставший и разбитый Вадим поплелся в гостиную на зов супруги.

В кресле сидел Борис Савинков собственной персоной.

«…После того как «зеленое движение» потерпело крах, Савинков сделал ставку на террор. Вильям Браун, защитивший диссертацию о Борисе Савинкове в университете Джорджа Вашингтона, писал о том, что Савинков и Рейли планировали организовать покушение на Чичерина. После того как эта попытка провалилась, Савинков 13 апреля 1922 года был задержан в Генуе. У него был обнаружен план гостиницы, где останавливалась советская делегация во время Генуэзской конференции».

(Из книги Л. Шкаренкова «Агония белой эмиграции».)

«…И тут появился в Париже представитель «Интеллидженс Сервис» Рейли, тесно связанный с Савинковым. Он поддержал план покушения на советскую делегацию и обещал свое содействие в Берлине, где делегация должна была задержаться по пути в Геную. Рейли поручил резиденту «Интеллидженс Сервис» в Берлине русскому эмигранту В. Орлову оказать содействие террористической группе. Орлов достал для приехавших в Берлин Эльвенгрена и Савинкова пять револьверов, фотографические карточки членов советской делегации, два фиктивных паспорта и другие принадлежности для террористической работы.

Недели через две в Берлин явились вызванные Савинковым из Варшавы три савинковца, а из Гельсингфорса прибыл вызванный Эльвенгреном бывший полковник Озолин. Все они включились в работу, им было выдано оружие.

Вскоре в Берлин прибыл и Рейли. Эльвенгрен характеризует его приезд как «инспекторский». «Как-то мне позвонил по телефону Орлов, – показал он при расследовании, – и сказал мне, чтобы я передал Савинкову, что хозяин приехал… Я очень удивился и не знал, кто это может быть. На мой вопрос Орлов ответил, что Савинков поймет. Потом Савинков сказал, что это приехал Рейли, и что Орлов так его называет. Савинков быстро собрался для встречи с ним». Рассказывая о встречах с Рейли, Эльвенгрен продолжал: «Первая встреча была на квартире Орлова, Савинков рассказал Рейли о положении, о том, что до сих пор ничего не удается, о затруднениях с приездом сотрудников и т. д. Рейли спрашивал, доволен ли он помощью Орлова, надеется ли он все же что-нибудь сделать, в чем главное затруднение и т. п. Савинков сказал, что будет пытаться, но не особенно рассчитывает, так как средств совершенно недостаточно… что не знает, как с оставшимися деньгами дотянуть до конца».

Таким образом, подготовка террористического акта проходила под общим руководством и при помощи сотрудников «Интеллидженс Сервис» Сиднея Рейли и других. Савинков и его друзья были лишь исполнителями воли «хозяев».

Террористы сделали все приготовления к покушению на членов советской делегации, вели слежку за прибывшим в Берлин наркомом иностранных дел Г. В. Чичериным, но им все же не удалось осуществить свои преступные замыслы. Средства, отпущенные террористам, иссякли, и они разъехались по домам».

(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)

«Покушение не состоялось лишь потому, что советская делегация задержалась на приеме».

(Из книги Л. Никулина «Мертвая зыбь».)

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«О, жалкие, ничтожные людишки! Они пытаются представить нас бездушными и кровожадными марионетками, выполняющими чью-то злую волю! Они меряют нас по своей мерке, пытаясь доказать, что за нашей спиной была мощная поддержка. Между тем единственным человеком, который нас поддержал, был Орлов. Он изготовил мне паспорт на имя британского подданного Джорджа Рейли.

И вообще, все было не так, совсем не так… Мы приехали в Геную вдвоем и остановились в гостинице «Риц». В связи с ожиданием большого числа людей, которые прибудут на конференцию, в первую очередь журналистов, нам предоставили не самые лучшие апартаменты, зато с видом на море. Мы записались в книге гостей как коммерсанты из Англии. Но Борис наотрез отказался пользоваться псевдонимом. Я же поставил росчерк с завитушкой: Джордж Рейли.

Вечером, когда, нагулявшись по набережной, мы вдоволь надышались мягким южным воздухом, когда поужинали в маленьком ресторанчике макрелью по-итальянски, запивая нежное мясо ароматным вином, Борис поднялся ко мне в номер.

– Вы волнуетесь? – спросил он.

– Как вам сказать… Мне не приходилось еще убивать людей, даже тогда, когда я состоял в рядах Боевой организации эсеров…

– Ленин – не человек, – злобно отрезал Савинков. – Сотни тысяч, миллионы людей вздохнут свободно, когда вы сотрете с лица земли это мерзкое чудовище. А это, – он подбросил на ладони пистолет, – будет храниться в Британском музее в назидание потомкам…

Я почувствовал, как легкий холодок поднимается по моей спине. Мне казалось, что и Борис слышит, как бьется мое сердце. Наконец-то после стольких лет работы, после стольких лет безвестности (если, конечно, не считать нескольких десятков эмигрантов, в среде которых я пользовался популярностью), наконец-то я совершу ДЕЛО. И плевать, что потом меня могут найти, поймать, арестовать, приговорить к расстрелу… Вероятнее всего, большевики приложат все усилия, чтобы отомстить за своего главаря, как это уже было с эсеркой Каплан, с десятками людей, поплатившихся за убийство Урицкого, – пусть. Пусть я погибну, но после моего выстрела жизнь в России изменится. Моя многострадальная родина снова станет мощной державой и займет достойное место в мире!»

Генуя, апрель 1922 года

Хоть рассмотреть его сначала…

Когда-то, еще в самом начале революционной деятельности, Вадим был немного знаком с тем человеком, которого теперь весь мир знает под именем Ленин. Железный был тогда молод, горяч и бесконечно увлечен идеями Маркса. Некоторое время он даже водил дружбу с социалистами из группы «Спартак», одна из активисток которой, Роза Люксембург, и познакомила его с начинающим журналистом из России, редактором подпольной газеты «Искра» Владимиром Ульяновым.

– Вы не представляете себе, товарищ Железный, что это за личность! – восхищенно воскликнула Роза, указывая на невысокого молодого человека с хитрым прищуром раскосых глаз. – Герой! Мученик! Был в ссылке в Шушенском… глушь, Сибирь… комары… Условия ужасные… крестьянский дом… никакой связи с внешним миром… Несмотря на то, что получил право проживания лишь во Пскове, не побоявшись филеров охранки, инкогнито поехал в Петербург… Ах, товарищ Владимир, ваши страдания должны окупиться…

Ульянов польщенно улыбнулся:

– Наши ст’адания, това’ищ Люксембу’г, наши ст’адания… Все мы п’иносим свои жизни в же’тву одному общему делу…

Вадим хмыкнул: ему еще не приходилось встречать картавых Демосфенов. Интересно, какими такими пламенными речами он увлекает за собой массы?

Вообще Ульянов ему не приглянулся. Так, весьма средний человечек с замашками весьма среднего российского буржуа. Многословен и властолюбив – это видно с первого взгляда. А газета, которую он редактирует, – сплошные лозунги и ничего кроме… Единственное, что тогда еще поразило Железного, – бешеная работоспособность Владимира. И когда он успевает строчить статейки да еще активничать в революционном подполье?

И кто бы мог подумать…

Сидя за столиком у окна в вокзальном ресторане, Вадим наблюдал за перроном. Часы показывали уже половину третьего, а поезда из Санта-Маргарето, где разместили советскую делегацию, все еще не было. Между тем конференция начинается ровно в три…

Без двадцати…

Железный начал волноваться. Неужели их привезут во дворец Сан-Джорджо на автомобилях? Нет, вряд ли… Красных не удостоят такой чести…

Наконец раздался гудок паровоза. Стрелки на часах дрогнули: без одной минуты три… Ай да большевики! Ай да правительство! Опоздать на конференцию, где собрались представители крупнейших мировых держав, где Ленин и его клика впервые будут представлять новую Россию, – такого еще не было!

Из вагона вышло несколько человек. Ага, Литвинов, представляющий Россию в Великобритании, этот, в безупречном смокинге, кажется, нарком иностранных дел Чичерин – Вадим знал его по фотографиям в газетах, рядом с ним, наверное, Красин… А это кто? Воровский? Бог его знает – Вадим не запомнил всех членов русской делегации, хотя их фамилии были опубликованы в прессе.

Но где же Ленин?

Железный еще раз внимательно оглядел небольшую группу на перроне. Ленина там не было.

Поезд вздохнул, дернулся и медленно покатил дальше. Делегаты направились к автомобилям, дожидавшимся их, чтобы отвезти во дворец Сан-Джорджо.

Немного истории

Генуэзская конференция 1922 года считается первой победой советской дипломатии. Возглавлять делегацию из России должен был Ленин, но чуть ли не в последний момент перед тем, как русские отправились в Италию, он отказался от поездки, передав свои полномочия Чичерину.

Георгий Чичерин был одним из образованнейших людей нового российского правительства. После Февральской революции он входил в лондонскую делегатскую комиссию для содействия возвращению политэмигрантов на родину. Летом 1917 года английская полиция арестовала нескольких активных членов комиссии, в число которых попал и Чичерин. В январе 1918-го Советское правительство обменяло Чичерина на Бьюкенена, который много лет был послом Англии в царской России.

В своей речи на Генуэзской конференции нарком иностранных дел говорил о возможности мирного сосуществования двух систем – капиталистической и социалистической, ратовал за разоружение и за созыв всемирного антивоенного конгресса.

Говорил он по-французски.

«В этом французском было лексическое богатство, как и красота звучания, подсказанная красотой французского слова… Речь, прервавшая блокаду… Зал все понял: он сполна воздал русскому делегату – вряд ли такие аплодисменты когда-либо раздавались в стенах дворца Сан-Джорджо».

(С. Дангулов. «Заутреня в Рапалло».)

В то время, когда зал рукоплескал Чичерину, Борис Савинков оперативно принял новое решение: совершить террористический акт в отношении наркома иностранных дел.

Генуя, апрель 1922 года

– Таким образом, – рассуждал Борис, нервно расхаживая из угла в угол, – мы убьем двух зайцев: заставим большевиков вспомнить о том, что мы не сложили оружие и не собираемся этого делать, а также уничтожим популиста Чичерина, который набирает очки России не столько своими реальными делами, сколько краснобайством. Вы согласны? – он повернулся на каблуках и посмотрел на Железного. Вадим чувствовал себя глубоко разочарованным. Чичерин – это не Ульянов, это следствие, а не суть, это симптом, а не болезнь. На его место найдут другого – мало ль ренегатов, блестяще образованных и со знанием языков, осталось на службе у красных тварей?

Он вздохнул.

– Но ведь по плану… – начал было Вадим.

– План остается прежним, – прервал его Савинков. – Здесь ничего не меняется. Повторим… – он вытащил из кармана исчерченный листок бумаги. – Вот схема отеля «Палаццо д'Империале» в Санта-Маргарето. 2-й этаж… Номера русских – вот по этой линии, справа. Крестиком обозначен номер, где должен был остановиться Ленин. Вместо него здесь живет Чичерин…

– Откуда вам это известно? – перебил Савинкова Вадим.

Борис усмехнулся;

– Деньги, дорогой друг, деньги и умение общаться с прислугой… Между прочим, эта информация стоила не очень дорого… Однако вернемся к гостинице. Видите кружочек? Это вентиляционная шахта. Вы остаетесь там до возвращения Чичерина. Когда они все будут проходить мимо вас, стреляете и по этой вот линии выбираетесь наружу. Вы попадаете на хозяйственный двор, далее через эти продуктовые склады выбираетесь на дорогу, пересекаете ее и оказываетесь в Рапалло, где находится резиденция немецкой делегации. Там полно людей, и вам легко будет скрыться в толпе… Поезда ходят часто, вы возвращаетесь в Геную еще до рассвета. Я буду ждать вас в ресторане вокзала Принчипо, откуда мы первым поездом отправимся в Рим. Я все подсчитал: между прибытием локомотива из Рапалло и отправлением поезда в Рим – один час двенадцать минут. Вы успеете даже в том случае, если рапалльский состав придет с опозданием… Единственная ваша задача – выбраться из Санта-Маргарето. Да, и еще… Будьте предельно осторожны: в связи с прибытием делегации охрана проверяет абсолютно все помещения отеля «Палаццо д’Империале». Обход начинается в половине двенадцатого. Но, думаю, к этому времени все уже будет кончено.

Санта-Маргарето, апрель 1922 года

Притаившись в вентиляционной шахте, Вадим ждал. Он растянулся во весь рост и лежал, прижавшись щекой к холодному каменному днищу узкой и бесконечно длинной трубы. Уши словно ватой заложило: все доносящиеся снаружи звуки казались глухими и далекими. В правой руке Вадим ощущал холодную сталь браунинга.

Благодаря подкупленной Савинковым прислуге из русских эмигрантов Железный пробрался в шахту давно, вскоре после полудня. Теперь уже вечер. Вот-вот должны вернуться с заседания члены советской делегации.

Вадим заблаговременно положил свой брегет прямо на уровне глаз и теперь коротал время, наблюдая за минутной стрелкой. Половина одиннадцатого. Пора бы… Но за стеной, в коридоре, не слышалось ни шагов, ни голосов.

Одиннадцать. Пять минут двенадцатого… Пятнадцать… На какое-то время Вадиму показалось, будто он слышит отдаленный смех. Он весь напрягся, приготовившись к выстрелу. Но смех исчез и опять стало тихо.

Двадцать минут двенадцатого. Русские не появились. Зато через десять минут придет охрана… Черт возьми! Неужели все впустую?

Через две минуты, опасаясь быть схваченным ни за что, Железный ползком двинулся к выходу.

Чертыхаясь, он наконец спрыгнул в хлипкую грязь под вентиляционным отверстием, а далее все сделал согласно плану Савинкова. Через два с половиной часа он был уже на вокзале Принчипо в Генуе.

Сидевший за угловым столиком ресторана Савинков читал газету, время от времени отхлебывая кофе. Вполне добропорядочный господин. Он казался совершенно спокойным, но Вадим знал, какие бури бушуют в его душе.

– Вы позволите? – Железный присел за его столик.

Борис поднял на него тяжелый взгляд:

– Что?

– Ничего, – тихо ответил Вадим, но в его голосе прозвучали агрессивные нотки, – Они не пришли.

– Как? Почему? – лицо Савинкова стало растерянным.

– Не знаю. Я убрался оттуда в двадцать две минуты двенадцатого.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Борис.

– Я тоже…

Стеклянная дверь отворилась, и в полупустой зал вошел полицейский. Оглядев посетителей, он направился к столику, где сидели русские. Вадим покрылся холодным потом.

– Господа, – вежливо козырнул карабинер, – проверка документов. Предъявите ваши бумаги.

Савинков полез за документом. Железный протянул поддельный паспорт на имя британского подданного Джорджа Рейли.

Полицейский внимательно все изучил, снова козырнул и вернул бумаги мужчинам:

– Благодарю вас. Все в порядке.

– А в чем дело? – небрежным тоном поинтересовался Борис.

– Обычная формальность, – улыбнулся блюститель порядка. – Во избежание недоразумений… Теперь в Генуе представители высоких иностранных держав… Мы обязаны усилить внимание…

И, еще раз откозыряв, он подошел к другому столику.