Текст книги "Авантюрист и любовник Сидней Рейли"

Автор книги: Александра Юнко

Соавторы: Юлия Семенова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2
ПЕПЕЛ КЛААСА

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«О, как я их ненавижу! Этих недоучек, выскочек из мелкобуржуазной среды, этих недорослей, тартюфов, этих люмпенов без роду, племени и отечества. А больше всех – картавого недоноска с калмыцкими глазками, властолюбивого и жестокого негодяя, превратившего великую Россию в сборище уродов, выкинувшего за борт истории, уничтожившего самых выдающихся людей моего отечества…

С кем он собирается строить «новое государство»?

С подобными себе честолюбивыми маньяками от революции? С мужиками, которые в Зимнем мочились в вазы и топтали ногами произведения искусства? С потными и похотливыми кухарками?

Это они – Россия?

Нет, господин Ульянов-Ленин! Россия не с вами, а с нами. Здесь, в Париже, Берлине, Лондоне, Шанхае… Россия – это десятки тысяч культурных, просвещенных людей, которых вы и ваши приспешники выгнали с собственной земли, лишив их домов, состояний, будущего… Но вам не дано лишить их России. Она бьется в сердцах подобно пеплу Клааса, она живет в душах, она не дает им погибнуть от нищеты или сойти с ума от безысходности.

Пусть потомок старинного рода граф Ревельский метет по утрам парижские улицы и получает нагоняи от полицейских и домовладельцев, если на тротуарах остается сор… Он не перестает быть графом и с метлой в руках, и вам, господин картавый, до него – как от земли до неба.

Пусть петербургская красавица, дочь банкира Розанова, от голода и нищеты вынуждена выйти здесь на панель. Все равно ваши общественные революционерки никогда не сравнятся с ней в уме и образованности.

Вы выгнали их с родной земли, но знайте же, есть Моисей, который вернет Россию обратно в Россию! И тогда вам не миновать Страшного Суда. Сначала людского, потом Господнего!»

Париж, январь 1919 года

По улице медленно брел высокий и очень некрасивый человек в длинном черном пальто и с тростью в руке. Прохожие старались обойти его стороной: во всей фигуре этого незнакомца было что-то зловещее, нереальное, мистическое, и это «что-то» заставляло прохожих инстинктивно жаться к стенам домов при встрече с ним.

– Борис Викторович!

Высокий человек поднял тяжелый взгляд на затормозивший у тротуара автомобиль.

– Борис Викторович! – из автомобиля с неожиданной резвостью выскочил немолодой плотный господин в добротном пальто и дорогой шляпе. – Здравствуйте! Вы что же, не узнаете меня?

– Господин Сазонов, – без всяких эмоций в голосе произнес Борис Викторович. – Отчего же не узнаю… Портреты министра иностранных дел публиковались в газетах…

– Я слышал, что вы в Париже, – не обращая внимания на его тон, возбужденно продолжал Сазонов, – но, как всегда, инкогнито, и разыскать вас не представлялось никакой возможности…

– Да на что я вам? – усмехнулся Борис Викторович. – Для всех, кто честно и преданно служил Романовым, я, если не ошибаюсь, персона нон грата…

– Времена изменились, дорогой господин Савинков. Теперь мы с вами по одну сторону баррикад… Вы в Париже, я в Париже, вы бежали от большевиков, я бежал от большевиков, вы хотите вернуться, я хочу вернуться… Разве этого мало, чтобы, забыв прежние противоречия, протянуть друг другу руки? – и экс-министр первым протянул Борису Викторовичу свою холеную пухлую ладонь.

Савинков вяло пожал ее.

– А ведь у меня к вам есть одно дельное предложение, – сказал Сазонов.

– Какое же? – спросил эсер без всякого интереса.

– Э, нет, друг мой, – рассмеялся Сазонов. – Тут я вам ничего не скажу! Тротуар – не место для обсуждения важных проблем. Поедемте куда-нибудь пообедать. Или вы спешите?

– Нет, я никуда не спешу…

– В таком случае… – Сазонов гостеприимно распахнул перед Борисом Викторовичем дверцу автомобиля, – прошу! Шофер, к «Максиму»!

Автомобиль взревел и покатил по мостовой, оставляя позади себя клубы черного дыма.

Немного истории

«К весне 1919 года при политической, военной и материальной поддержке империалистов Антанты на территории России сформировалось несколько крупных антисоветских военно-политических объединений, возглавляемых военными диктаторами – монархистскими генералами. На востоке таким диктатором был «верховный правитель России» вице-адмирал А. В. Колчак, на юге – «главнокомандующий вооруженными силами юга России» генерал А. И. Деникин, в районе Петрограда – генерал И Н. Юденич. Политическим ядром этих военно-диктаторских режимов явились монархистские и кадетские организации.

…Бывший царский министр иностранных дел С. Д. Сазонов, исполнявший в Париже обязанности представителя Колчака, образовал там комитет-совещание в составе бежавших из России князя Г. Е. Львова и члена ЦК кадетской партии В. А. Маклакова для работы среди иностранцев в пользу Колчака».

(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)

Париж, январь 1919 года

– Таким образом, дражайший Борис Викторович, мы хотели бы пригласить вас сотрудничать с нами, – выковыривая зубочисткой остатки шпината, Сазонов выжидательно уставился на Савинкова.

– В качестве кого? – меланхолично спросил Борис Викторович.

– В качестве совещательного голоса в комитете и для работы среди демократических элементов… – туманно ответил бывший министр. – Вы умеете убеждать, и у вас такие связи…

– Для успешного исхода дела мне нужны деньги, – голос Бориса Савинкова стал твердым. – Много денег.

– Деньги будут, – поспешил заверить его Сазонов. – Я гарантирую вам…

– Хорошо, – после недолгого молчания согласился эсер.

– Превосходно! Предлагаю отметить это событие! – Сазонов поднял бокал, отхлебнул немного вина и без всякой паузы продолжал: – Для начала вы должны привлечь к сотрудничеству верных людей, находящихся теперь в эмиграции. Они станут вашими помощниками…

– Считайте, что один помощник у меня уже есть. Это Вадим Штейнберг, или Железный – как вам угодно, эсер, надежный и проверенный товарищ, с которым я имею дело аж с девяносто пятого… Он выпускник факультета философии Гейдельбергского университета, занимался правом, имеет связи и люто ненавидит большевиков. Подходит?

– Главное, чтобы этот господин… – Сазонов щелкнул пальцами в воздухе, – Железный подходил вам…

В тот же день Савинков отправил в Берлин телеграмму Штейнбергу:

«Немедленно приезжайте Париж тчк получили товар высшего качества тчк необходимо ваше посредничество тчк».

А Сазонов передал шифровку вице-адмиралу Колчаку:

«Требуется участие в совещании левых элементов. Пока некого взять… Единственный человек из находящихся здесь, который мог бы сыграть эту роль, – Савинков. Его позиция совершенно согласна с нами. По словам его – у него много сторонников в России, среди несоциалистических, но демократических радикальных элементов, а также среди офицерства. Он сам очень желает быть приобщенным к совещанию, о чем прямо заявил… Мы хотим поручить ему агитацию среди демократических элементов и с этой целью для себя используем его спутников. Просим вашего одобрения. Вместе с тем просим все-таки изыскать способ удовлетворения его денежных притязаний».

Лондон, лето 1919 года

После возобновления связи с Савинковым для Вадима вновь началось бурное время. Он мотался по Европе, налаживая отношения с эмигрантскими кругами, привлекая к работе людей, которые могли помочь личным участием в борьбе с новым российским правительством.

Благодаря успехам колчаковской армии в Сибири деятельность Железного продвигалась весьма и весьма успешно. Имя адмирала магически действовало на представителей английских деловых кругов, и Вадим, таким образом, завел связи в весьма высоких сферах.

Он сошелся с генерал-майором Альфредом Ноксом, с которым его познакомили еще в Петербурге, где генерал вплоть до начала 1918-го был военным атташе при посольстве Великобритании; подружился с членом палаты общин английского парламента С. Хором, разыскал известных ему по России чиновников Форин Оффис Питерса и Липпера… Все они неоднократно уверяли Вадима в своей ненависти к большевикам и поддержке эмигрантских кругов в борьбе с ними. И действительно, уже весной 1919 года в Омск из Лондона была направлена специальная комиссия во главе с профессором Бернардом Цэйрсом, которая должна была разработать обширную программу реконструкции России в военном, экономическом и социальном планах. Летом 1919-го по Карскому морю через Обь и Иртыш в Омск прошли II судов с ледоколами: эта экспериментальная экспедиция должна была разведать новый торговый путь из Англии в Россию.

«…Боевой материал, – писал позже в своих воспоминаниях князь Евгений Трубецкой, – стал прибывать из Англии в таком изобилии, что Добровольческая армия не успевала его разгружать. Англичане жаловались на медлительность разгрузки».

Развивший бурную деятельность Вадим самоуверенно приписывал себе многие успехи колчаковского движения. Чувство собственной значимости, пришедшее на смену мучившим его юношеским комплексам, возвышало его в глазах окружающих, и теперь с ним пытались завязать контакты не только представители эмигрантской элиты, но и члены весьма уважаемых в Англии фамилий. Его стали приглашать на приемы в богатые дома.

На одном из таких приемов Железный познакомился с генералом Френчем, другом военного министра Уинстона Черчилля. Френч пообещал свести Вадима со старым приятелем. Свое слово генерал сдержал: в начале лета Уинстон Черчилль назначил аудиенцию «правой руке Савинкова», как называл себя Штейнберг-Железный.

Министр принял русского эмигранта в своем кабинете.

– Разумеется, мы должны спасти Россию от большевизма, – важно кивнул он в ответ на горячие рассуждения Вадима о том, что красные привели его родину к полному краху. – Мы лично заинтересованы в свержении Ленина, ибо он совершил предательство по отношению к союзникам, заключив мирный договор с Германией. Выход России из войны – акт убийства. Мы всячески будем поддерживать антисоветское движение, и я скорее подам в отставку, нежели соглашусь отозвать английских солдат из армии Колчака!

Завершив таким образом аудиенцию, министр распрощался с Железным, напоследок еще раз заверив его, что Вадим может обращаться лично к нему, Черчиллю, если возникнут какие-то сложности в общем деле.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Я искренне верил, что так оно и будет, о чем неоднократно писал Савинкову. Борис, мотаясь между Парижем, Прагой и Варшавой, также находился в состоянии эйфории. Могли ли мы предполагать тогда, как все обернется на самом деле!

Как-то раз поздно вечером в моей лондонской квартире раздался звонок в дверь. Я уже лег спать, и этот поздний визит без всякой предварительной договоренности меня встревожил. Звонок повторился. Он был долгим и настойчивым – вероятно, посетитель наверняка знал, что я дома.

Накинув на плечи халат, в карман которого на всякий случай был положен пистолет, я осторожно вышел в прихожую. На лестнице, видимо, услышали мои шаги, потому что из-за двери раздался требовательный и властный женский голос:

– Откройте!

Отворив дверь, я едва не упал от неожиданности. На пороге стояла Пепита Бобадилья собственной персоной!

– Не ожидал? – она слегка улыбнулась и проследовала мимо меня в гостиную.

Признаться, нет. Мне и в голову не могло прийти, что давняя возлюбленная, о которой я почти и не вспоминал, разыщет меня в Лондоне! Конечно, я знал непредсказуемый характер Пепиты, но чтобы такое…

В полной растерянности последовал я за ней. Моя гостья уже сидела в кресле и с любопытством озиралась по сторонам.

– А ты неплохо устроился, – заметила она, раскачав китайского болванчика, который украшал чайный столик. – Совсем не похоже на эмигрантскую нору… И сколько ты платишь за эту квартиру?

– Пятьдесят фунтов стерлингов в месяц… – пробормотал я.

– Ого! – с уважением произнесла Пепита. – Из этого я могу сделать вывод, что ты отнюдь не бедствуешь, как другие… А, собственно, на какие средства? Тебе удалось вывезти из России драгоценности? Или ты стал членом английского парламента?

– Послушай, – не выдержал я. – Что это за допрос? В конце концов это ты свалилась как снег на голову… Откуда ты взялась? Как ты меня разыскала? То ты вдруг исчезаешь и пропадаешь неизвестно где годами, то…

Пепита рассмеялась.

– Пойди оденься, – повелительным тоном сказала она. – Обрати внимание, у тебя гости. А кроме того, я в некотором роде дама, если ты соизволил заметить…

Когда я вновь вернулся в гостиную, Пепиты там уже не было. Зато из кухни доносились умопомрачительные запахи и слышался звон посуды.

– Я проголодалась, – заявила она мне, стоя у плиты. – А так как хозяин ты не слишком гостеприимный, я сама решила за собой поухаживать… – и она ловко перевалила бекон с яичницей со сковороды на тарелку.

– Ты надолго? – поинтересовался я, смирившись с тем, что на другие вопросы ответов все равно не получу.

Пепита пожала плечами.

– Еще не знаю, – произнесла она с набитым ртом. – Как сложатся обстоятельства.

– У тебя в Лондоне дела?

Гостья кивнула:

– И очень важные. Я собираюсь замуж.

– Вот как? Очень рад… И кто же этот счастливчик?

– Ты…

Несколько мгновений я стоял, словно оглушенный. Вид у меня, должно быть, был весьма глупый, потому что Пепита, отставив тарелку в сторону, начала хохотать.

– Испугался… – заливалась она хохотом. – Ой, не могу! Эсер сраный! Стрелять не боишься, а женщины испугался! С ума сойти!

– Ты… это… серьезно?.. – наконец я вновь обрел дар речи.

– Конечно, – Пепита перестала хохотать. – Иначе зачем бы я разыскивала тебя по всей Европе и добиралась сюда из Москвы?

– Как – из Москвы? – нет, эта женщина приносила мне сюрприз за сюрпризом.

– Очень просто. Проснувшись однажды утром, я поняла, что не могу без тебя жить. Это было в Мадриде несколько лет назад. Я почувствовала себя полной идиоткой: ведь был рядом человек, который любил меня, как сорок тысяч братьев… Кстати, кто из великих это сказал?

– Шекспир… – пробормотал я, совершенно сбитый с толку.

– Впрочем, это неважно. Так вот, был такой человек, который мог составить мое счастье, а я этого не разглядела. И тогда я кинулась в Гейдельберг. Но тебя там, конечно, уже не было… Берлин, Лондон, Париж… Я шла по твоим следам, словно ищейка. Друзья сказали, что ты в Петербурге. Я – туда. Не нашла. Отправилась в Москву… А тут – эта ужасная революция… Война… Я не смогла уехать: наш поезд на Украине был расстрелян то ли красными, то ли какой-то бандой… Пришлось возвращаться в Москву… Ты не представляешь, что я пережила! Врагу не пожелаю… Опять-таки нужно на что-то существовать… Я пошла сестрой милосердия в Покровскую общину…

– Как – в Покровскую общину? – насторожился я.

– Очень просто… Почему тебя это пугает?

– Скажи, не была ли ты знакома с неким юнкером Ивановым, который находился там на излечении? – даже из застенков ВЧК члены московской организации «Союза защиты родины и свободы» сумели передать на волю весть о том, что их провал произошел из-за юнкера Иванова, чья возлюбленная, сестра милосердия, донесла чекистам о его подпольной деятельности. Мы приговорили юнкера к расстрелу, но за нас это сделали чекисты…

– А при чем тут Иванов? – пожала плечами Пепита. – Мало ли кто мне встречался в это время…

– Это ты сообщила чекистам о собраниях в Малом Левшинском переулке? – в упор спросил я.

– За кого ты меня принимаешь? – Пепита гордо вскинула голову. – А впрочем… – внезапно сменила она тон. – Что тут такого? Я бедная, мне нужно на что-то существовать… В общине нас только кормили даром, а денег не платили. А я хочу одеваться, хочу жить… В конце концов, если появилась возможность продать ценные сведения, почему бы ею не воспользоваться?

– Они заплатили тебе? – ахнул я. – Эти, с трезвыми головами и чистыми руками?..

– Достаточно для того, чтобы я могла выбраться из этой жуткой Москвы…

У меня началась истерика. Я хохотал, как сумасшедший. Так вот, оказывается, как они работают, эти нищие рабочие и крестьяне! Вот почему провалилась блестящая затея с «Союзом»! И из-за кого? Из-за женщины, с которой я в свое время спал! Из-за Пепиты Бобадилья!

Я все хохотал и не мог остановиться.

– Психопат, – ледяным тоном произнесла Пелита, и я замолк. – Прекрати истерику!

Я мгновенно отрезвел. Стало очень холодно, и руки мои покрылись гусиной кожей.

– Вернемся к моему предложению… – женщина строго посмотрела на меня.

– О чем ты говоришь?! – я был возмущен до глубины души. – Ты хочешь, чтобы я женился на женщине, которая предала дело моей жизни? Которая продалась чекистам? Во! – и я, словно мужик из дворницкой, поднес кукиш к самому ее носу.

– Ну что ж, – Пепита оставалась абсолютно спокойной. – Я так и передам твоему сыну…

– Какому сыну? – оторопел я.

– Нашему с тобой сыну, – все тем же ровным голосом повторила она. – Сэмьюэлу Бобадилья, которому я хотела дать фамилию отца.

Я не верил ей. Ни одному ее слову. Конечно, она не могла родить… Во всяком случае, от меня. Но все же…

– Меня не купишь… – впрочем, прежней уверенности во мне уже не было. – Сколько ему лет?

– Тринадцать… Он родился в сентябре шестого года.

Я подсчитал. Мы с Пепитой встречались в Гейдельберге с лета по декабрь девятьсот пятого… Ну да. Она исчезла из моей жизни тридцать первого декабря, в самый канун Нового года.

– Но… – совсем смутился я. – Но… чем ты можешь это доказать?

Вместо ответа Пепита вынула из сумочки фотографическую карточку. Я уввдел худого и некрасивого подростка.

– Это же твое лицо… – тихо сказала женщина.

– Но… – все еще не мог поверить я, – отчего же ты не сообщила об этом раньше?

– Я искала тебя… – глаза Пепиты наполнились слезами. – Но не думала, что ты… встретишь меня так… что политика…

Она закрыла лицо руками.

Сын! Господи, у меня есть сын! Я даже представить не мог, что когда-нибудь у меня будет сын!

Через неделю мы с Пепитой обвенчались по католическому обряду…»

Немного истории

«В конце января 1919 г. колчаковская армия потерпела сокрушительное поражение. Даже командование Чехословацкого корпуса, оказавшегося в Сибири по воле Антанты, сочло необходимым отмежеваться от колчаковцев…

4 января 1920 г. «верховный правитель» отрешился от власти и издал «указ» о назначении своим преемником еще не добитого Деникина, а до вступления последнего на этот «пост» передал военную власть… бандитствующему атаману Семенову.

5 января в Иркутске произошло восстание, но власть захватил эсеро-меньшевистский «Политцентр». 6 января 1920 г. в Красноярске сдались в плен остатки колчаковской армии (20 тыс. человек). Эшелоны чехословацких легионеров, под охраной которых находился Колчак, оказались отрезанными.

15 января чехословаки передали Колчака «Политцентру».

…21 января власть в Иркутске перешла в руки образованного большевиками ВРК. 22 января 1919 г. ВРК сообщил начальнику 30-й стрелковой дивизии А. Я. Лапину, которому были подчинены все партизанские части, действовавшие в районе Иркутска, что Колчак и его «премьер-министр» Пепеляев находятся в тюрьме, золотой запас России, захваченный при задержании Колчака, перевозится в кладовые Госбанка».

(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)

В России постановлениями ВЦИК и СНК была отменена смертная казнь.

В морозный день 7 февраля 1920 года красноармейцы под конвоем привели к реке и развернули спиной к проруби арестованных Колчака и Пепеляева и расстреляли их. Тела погибших упали в ледяную воду. Такую смерть принял российский вице-адмирал, участник обороны Порт-Артура, командующий Черноморским флотом в 1916–1917 гг., талантливый писатель, личность незаурядная во всех отношениях, Александр Васильевич Колчак.

Весть о гибели Колчака Вадим Железный воспринял как личную трагедию.

Глава 3
ПТИЦА ФЕНИКС

Варшава, январь 1921 года

Давно не видевшийся с Савинковым Вадим отметил про себя, что Борис очень постарел. Да и характер у него изменился: он стал сдержаннее и рассудительнее, внимательнее к собеседнику и мягче в высказываниях.

Они встретились в штаб-квартире Русского политического комитета в Варшаве, которым руководил Савинков. Железный приехал в польскую столицу по его вызову: Борис по-прежнему оставался весьма деятельным человеком и лелеял мечты о смене власти в России.

– Мысль моя такова, – втолковывал Борис Вадиму, – чтобы попытаться придать более или менее организованную форму зеленому движению и вызвать обширное и массовое крестьянское восстание. С этой целью и следует послать в Россию эмиссаров. Посмотрите…

Он разложил на столе перед посетителями отпечатанные документы.

– Это, – Савинков взял одну из бумаг, – схема соподчинения боевых отрядов. Согласно моим планам, каждая волость должна составить отряд, во главе которого заблаговременно ставится начальник, являющийся руководителем организации. Волостные организации объединяются уездным руководителем, уездные руководители – губернским… Им вменяется в обязанность создание дружин специального назначения… Кстати, товарищ Железный, эти свои мысли я уже изложил в письмах господам Черчиллю и Сосновскому, военному министру Польши…

– Замечательно, – задумчиво сказал Вадим, просматривая бумаги. – Ну и что они?

– Сосновский, с легкой руки маршала Пилсудского, обещал помочь военной силой. А Черчилль молчит… Именно поэтому я и вызвал вас сюда – чтобы вы стали представителем центра в Лондоне и связались с Черчиллем. Вы ведь, кажется, лично знакомы?

– Знаком – это сильно сказано, – усмехнулся Вадим. – Я был у него на приеме в позапрошлом году… Вряд ли английский военный министр помнит о моем существовании…

– А вы напомните, – тоном, не терпящим возражений, сказал Савинков. – Когда заходит речь об интересах России, полагаю, требуется на время забыть о приличиях и ложной скромности… Вы согласны со мною?

– Во всяком случае, мне нечего возразить…

– Вот и хорошо. Ваша задача – сделать так, чтобы англичане возобновили интерес к русскому вопросу и выделили нам субсидии. С моей стороны, я приложу все усилия для составления единого и однородного отряда, до 5 тысяч штыков и сабель, чтобы он мог поддержать восстание в России. Между прочим, в лагерях и казармах Польши обосновались остатки армий Булак-Балаховича и Перемыкина, по моим подсчетам – около 15 тысяч человек. Думаю, их можно будет мобилизовать на новую войну…

Железный с восхищением посмотрел на Бориса. Вот кто времени даром не терял! Савинков – как птица Феникс, каждый раз возрождается из пепла. И откуда такая воля, такая уверенность, такая надежда в этом человеке?! Как ему удалось сохранить все это, несмотря на страшные поражения, через которые ему довелось пройти?

– …считаю необходимым внедрять своих людей в Красную Армию, – продолжал между тем Борис, – с целью создания военных противосоветских организаций, а также для проникновения в советские учреждения. Своим агентам я настоятельно рекомендую не просто проникать в армию и партию, но и стараться расти в них по служебной лестнице. Мною уже посланы люди в Петроград, Москву, Минск, Чернигов, Харьков, Киев, Курск…

До позднего вечера находился Железный в роскошном номере отеля «Брюль», где располагалась штаб-квартира Русского политического комитета. Он обнаружил, что, несмотря на многочисленные провалы эмигрантского и белогвардейского движения, от которого Вадим на время отошел после краха колчаковской армии и бесславной гибели адмирала, возглавляемая Савинковым организация активно действует. Это явствовало даже из непрекращающихся телефонных звонков и бесконечного потока посетителей, настроенных весьма по-деловому.

Только около десяти часов они с Борисом вышли наконец на свежий воздух.

– Я чертовски проголодался, – вдруг вспомнил Савинков, – по-моему, последний раз я ел только за завтраком.

И они направились в маленький ресторанчик, находившийся неподалеку.

– Все-таки русская водка лучше, – заметил Железный, поставив на стол опорожненную стопку из-под старки.

– Все русское лучше, – глубокомысленно вздохнул Борис. – Но где она, наша Россия…

Он немного помолчал, а потом вдруг спросил:

– Не находите ли вы, что настало время для возобновления деятельности «Союза защиты родины и свободы»? Теперь-то мы учтем прежние ошибки и не допустим провала.

Вадим замялся. Он не хотел вспоминать о «Союзе», ибо в том, что большевики раскусили блестящий савинковский замысел, оказалась виновной его жена… Правда, об этом никто, кроме самого Штейнберга, не знал.

– Отчего же вы молчите? – Савинков пристально смотрел на него.

– Право, не знаю… Я как-то не думал об этом…

– А я думал. И пришел к выводу, что теперь все можно повернуть вспять. Надеюсь, вы примете предложение стать членом «Союза»?

–‘Несомненно… – Вадим очень хотел перевести разговор на другую тему. – Я слышал, вы решили снова вернуться к литературе?

– Да, – небрежно бросил Борис. – Написал роман…

– О чем же?

– О революционной борьбе. На основе личных впечатлений и воспоминаний.

– Как любопытно! – восхитился Железный. – Я тоже, знаете ли, занимаюсь сочинительством. Немного для заработка, немного для себя… Но, чувствую, таланту маловато… А как называется ваш роман?

– «Конь бледный»…

– Попахивает декадентством…

– Ну и что? Но сам текст вполне в реалистическом духе.

– Дадите почитать?

– Ради Бога… Если хотите, можете перевести на английский.

– Вы это серьезно?

Савинков пожал плечами:

– Почему бы и нет?

– Ну что ж, я с удовольствием попробую…

Вернувшись в Лондон, Железный и в самом деле взялся за перевод савинковского романа, тем более что издатель, к которому он обратился, с энтузиазмом откликнулся на предложение и выплатил неплохой аванс. К своей работе Вадим подключил нового приятеля Поля Дюкса, который недавно вернулся из Петрограда, где, как говорили, он вел разведывательную деятельность по заданию «Интеллидженс Сервис». Такую дружбу, как справедливо рассудил Вадим, следовало укреплять общими интересами.

Немного истории

Занятый возобновлением контактов с деловыми и политическими кругами Англии и переводом савинковского романа, Железный не нашел времени выехать на съезд возобновленного «Национального союза защиты свободы и родины», который состоялся в июне 1921-го в Варшаве. На съезде присутствовал 31 человек, среди делегатов были и представители иностранных держав: офицеры французской, английской, итальянской и американской военных миссий в польской столице и офицер службы связи между министерствами иностранных дел и военным министром Польши Сологуб. После недолгих дебатов участники съезда пришли к единому мнению: использовать террор как средство для деморализации коммунистов и как повод для прекращения притока свежих сил в РКП (б). Обязанности по финансированию организации взяли на себя второй отдел польского генерального штаба и французская военная миссия.

На территории России и Белоруссии «Союз» создал ряд губернских комитетов, которые, в свою очередь, организовали уездные и городские комитеты и ячейки в советских учреждениях и на предприятиях. Ставка была сделана на крестьянские восстания.

– Огромное большинство России – крестьянская демократия, – мотивировал направление деятельности «Национального союза» Савинков. – Не очевидно ли поэтому, что, пока вооруженная борьба с большевиками не будет опираться на крестьянские массы, иными словами, пока патриотическая армия не поставит себе целью защиту интересов крестьянской демократии, и только ее, большевизм не может быть побежден в России…

Но времена изменились: Савинков не учел того, что уставшие от войны, запуганные красным террором, изголодавшиеся люди хотят только одного – покоя. Вот почему в его отряды ринулись не крестьяне, казалось бы, кровно заинтересованные в решении своих проблем, а люмпены, бездельники, бандиты… Их «акции» превращались в зверство, массовые убийства, поджоги.

Командовавший одним из таких отрядов полковник Павловский регулярно совершал со своей бригадой рейды из Польши на советскую территорию. Во время первого рейда отряд Павловского ворвался в город Холм, где бандиты убили 250 и ранили 310 человек. Отступая в направлении Старой Руссы, они прошли через Демянск, разгромили там все советские учреждения, выпустили из тюрьмы уголовников и убили 192 человека.

При втором рейде в районе Пинска головорезы захватили в плен 14 молодых людей из отряда ЧОН и заставили рыть себе могилы, после чего полковник Павловский лично расстрелял их. Потом его «орлы» ограбили банки в уездных центрах Духовщина, Белый, Поречье и Рудня.

В следующий раз головорезы, совершив налет на погранзаставу, убили спящих после дежурства десятерых красноармейцев, повесили беременную жену начальника заставы.

4 июля 1921 года Советское правительство направило Польше ноту с требованием ликвидировать на территории страны организации, действующие против Советской России, Белоруссии и Украины, изгнать их руководителей.

«В ноте подробно характеризовалась враждебная Советскому государству деятельность савинковских организаций и приводились многочисленные факты связи их с польской разведкой. В ноте говорилось также о том, что польский генеральный штаб содействовал отправке в Россию яда с целью массового отравления красноармейских частей в момент восстания. Так, например, 2-й отдел польского генерального штаба за подписью майора польского генерального штаба Бека выдал агентам Савинкова документ на провоз в Россию якобы для исследовательских целей двух килограммов яда».

(Из книги Д. Голинкова «Крушение антисоветского подполья в СССР».)

В октябре 1921 года между советским и польским правительствами был подписан протокол, по которому руководители антисоветских организаций должны были покинуть территорию Польши. Но Бориса Савинкова к тому времени уже не было в польской столице.

Из «БЛОКЪ-НОТА» неизвестного

«Обосновавшись в Париже, Борис благоразумно рассудил, что ему следует на время уйти в подполье. Однако это вовсе не означало, что он сложил руки. Напротив, Савинков продолжал работать еще активнее. Я всегда поражался его неуемной энергии и великолепным организаторским способностям. Если бы он когда-либо решил разбогатеть, то стал бы самым богатым человеком мира. Он умел раскрутить колесико так, что оно продолжало вертеться с бешеной скоростью и очень долгое время без его последующего участия.

Начав в Варшаве выпускать газету «Свобода» еще в лучшие времена работы Русского политического комитета, Борис продолжал руководить изданием и после своей высылки из Польши. Он сумел привлечь к делу журналиста и писателя А. Амфитеатрова и профессора литературы Д. Философова, которые приложили все старания, чтобы газета не скатилась до уровня обычного желтого листка, каких теперь много, а продолжала оставаться рупором русской прогрессивной эмиграции. Философову даже после высылки из Варшавы удалось получить под издание субсидию от министерства иностранных дел Польши.