Текст книги "Ричард Львиное Сердце: Поющий король"

Автор книги: Александр Сегень

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

– Рух халла! [96]96
  Вон отсюда! ( араб.)


[Закрыть]

Тот, как ни в чем не бывало, продолжал сидеть и проводить ладонями по лицу, будто умываясь.

– Рух халла, аджель! [97]97
  Вон отсюда! Пошевеливайся! ( араб.)


[Закрыть]– повторил Ричард, замахиваясь на старика Шарлеманем.

– Аллах кирим [98]98
  Аллах свят ( араб.).


[Закрыть], – невозмутимо произнес старик, явно нисколько не боясь ни Ричарда, ни Шарлеманя, ни смерти.

Тогда английский король положил свой славный меч рядом со стариком арабом и встал подле него на колени.

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий! – взмолился он всем сердцем, которое билось как сумасшедшее. – Луке и Клеопе здесь, в Эммаусе, явившийся, дай знак мне, что делать? Явися мне, Иисусе Сладчайший! Дай знак, идти ли мне на Иерусалим или возвращаться домой? Нас ради и нашего ради спасения сшедший с небес, и распятый, и погребенный, и воскресший в третий день по Писанию, Христе Спасе! Яви чудо, дай мне знак!

Он умолк, ожидая, что произойдет дальше. Было тихо-тихо. С улицы стало доноситься, как Гюи что-то говорит, но слов невозможно было разобрать. Вдруг старик, сидящий рядом с Ричардом, промолвил весьма отчетливо:

– Альб-аль-Асад, Риджард, мелек инглизи, ахлан уа сах-лан, ана Иса. [99]99
  Львиное Сердце, Ричард, король английский, я приветствую тебя в своем доме, я – Иисус ( араб.).


[Закрыть]

– Что? Что ты сказал? – Ричард вскочил и внимательно посмотрел на старика. Это был очень древний старик. Глаза его медленно и спокойно рассматривали Ричарда. – Шу? – спросил Ричард. – Инта Иса? [100]100
  Что? Ты – Иисус? ( араб.)


[Закрыть]

– На ам, – кивнул старик. – Ана Иса. Лиф аль ямин, ифтахель баб. [101]101
  Да, я – Иисус. Повернись направо, открой эту дверь ( араб.).


[Закрыть]– Он указал иссохшим пальцем на дверь.

Ричард поднял свой меч, приблизился к входной двери, на которую указывал старик, и распахнул ее.

– Станна шуайя [102]102
  Подожди немного ( араб.).


[Закрыть], – сказал старик.

Сам не зная почему подчиняясь этому древнему сарацину, Ричард стоял в распахнутой двери и смотрел, как там, на улице Эммауса, несколько сарацин с удивлением разглядывают короля Гюи, крепко держащего женщину в голубом, и двух ощерившихся копьями оруженосцев.

– Шуф! [103]103
  Гляди! ( араб.)


[Закрыть]– воскликнул старик, показывая теперь куда-то вверх за дверь. Подчиняясь ему, король Англии посмотрел вверх и увидел белоснежную голубку, спускающуюся с небес прямо к нему. Голубиная почта была хорошо развита у сарацин, и еще в Акре Ричарду много раз доводилось видеть белых голубей, летающих туда-сюда, связуя лагерь Саладина с защитниками крепости. Но это была какая-то совсем особенная голубка, тончайшей белизны, будто сотканная из света, и, когда она вдруг села на плечо Ричарда, он почувствовал, будто это огромная пернатая бабочка, а не птица.

Проворковав что-то, голубка тотчас вспорхнула и полетела прочь. Ричард растерянно посмотрел на старика.

– Шу хада? [104]104
  Что это? ( араб.)


[Закрыть]– спросил он.

– Икрод, Альб-аль-Асад! [105]105
  Беги, Львиное Сердце! ( араб.)


[Закрыть]– приказал старик и махнул рукой, выгоняя короля Англии.

И Ричард послушно вышел вон и вскочил на своего Фовеля.

– Что? Всё? – удивился король Гюи.

– Уходим! – приказал Ричард. – Ее – бери себе поперек седла.

Перекинув заложницу через седло, король Иерусалимский последовал за Ричардом Львиное Сердце. Они снова помчались по улицам Эммауса, и, когда Фовель несколько опережал коня Лузиньяна, стрелы свистели рядом с Ричардом, но ни одна не задела его. Беспрепятственно они выскочили из селения и тут только отпустили несчастную заложницу.

– Ну, теперь дай Бог ноги! – крикнул Ричард и сильнее прежнего пришпорил беднягу Фовеля. За ними некоторое время гнались, стрелы свистели, пытаясь догнать и ужалить, но стрельцы в Эммаусе оказались плохонькие, а вскоре погоня прекратилась.

Спустившись с гор, щадя коней, ехали уже медленно.

– Ну ты и сумасброд, Львиная Селезенка! – сказал Гюи. – Теперь ты можешь объяснить мне, зачем мы туда-сюда гоняли?

– Как зачем? – пожал плечами Ричард. – Просто так. Пошерстить этих гадов.

– А что ты делал в том домишке?

– Хотел встретить Иисуса.

– Встретил?

– Да, встретил, но не Иисуса, а Ису.

– Уж не с ассасинами ли у тебя была встреча?

Ричард усмехнулся и лукаво посмотрел на Гюи:

– Может, и с самим старцем горы, головорезом Синаном.

Глава двадцать седьмая
ЛЮБЕЗНЫЙ АЛАДИЛЬ

Вернувшись в Яффу, Ричард вскоре рассказал о случившемся Беренгарии. Она слушала его, бледная как снег, ужасаясь безрассудству мужа, который запросто мог погибнуть или попасть в плен. Но ни слова упрека не промолвила, когда он закончил свой рассказ.

– Что ты думаешь обо всем этом, Беранжера? – спросил Ричард.

– Думаю, ты напрасно столь грубо искал встречи со Спасителем, потому и не добился ее.

– Но кто же был тот старик, назвавшийся Исой?

– Старик мусульманин по имени Иса, вот и все. Он понимает наш язык, и когда ты молился, он смекнул, как тебя выгнать.

– А голубка?

– Возможно, это просто его голубка, подчиняющаяся его мысленным приказам. Конечно, это был не простой старик, а один из мусульманских праведников. Наверняка и молился он там именно Иисусу, ведь Он у них почитается пророком Аллаха.

– Да, пожалуй, ты во всем полностью права, – поразмыслив, сказал Ричард. – Как хорошо, что у столь безрассудного короля такая рассудительная королева!

Однако как ни была рассудительна Беренгария, но и она не могла дать мужу совет, что делать – идти или не идти на Иерусалим, и Ричард оставался в нерешительности. Между тем закончился октябрь, наступило палестинское лето Святого Михаила, и теперь бы самое время вести войска через вади Ас-Сарар, но Ричард не видел единства среди крестоносцев, большая часть которых вместе с Конрадом Монферратским находилась в Тире, а вскоре стало известно о переговорах, которые Конрад вел с Саладином. Об этих переговорах сообщил Ричарду магистр де Сабле.

– Кто-то, – рассказывал он, – уверил Конрада в том, будто вы собираетесь покидать Святую Землю и ехать воевать против короля Франции. Вот он и решился на сговор с нашим общим врагом. Известно, что он потребовал себе целый ряд городов, а за это обещал не только не воевать против Саладина, но даже и оказывать ему помощь против остальных перегринаторов.

Выслушав магистра тамплиеров, Ричард пришел в ярость, а когда прощался с де Сабле, спросил его:

– Скажите, эн Робер, а где теперь находится ваш сенешаль Жан де Жизор? Что-то его не видно давно.

– В настоящее время сенешаль Жан находится во Франции с осмотром наших западных комтурий, – ответил де Сабле.

Это сообщение вновь наполнило душу Ричарда колебаниями. С одной стороны, ему было приятно осознавать, что де Жизор далеко и не строит здесь своих гнусных козней. С другой стороны, раз он там, стало быть, он там затевает интриги против короля Англии, способствуя Филиппу-Августу, и кто знает, быть может, стоило бы все же отправиться поскорее домой?..

В начале ноября в Яффу пожаловал не кто иной, как брат Саладина, Аладиль. Тот самый, которому во время битвы при Арзуфе брат поручил привести к Ричарду сказочных скакунов. Теперь он явился в качестве посла для переговоров. Ричард с пышностью встречал его, приветствуя по-арабски, и первым делом принялся с гордостью показывать заново отстроенный город и крепость. Аладиль искренне восхищался стараниями крестоносцев.

– О Всемогущий Аллах! – говорил он уже по-французски, потому что дальше приветствий арабский разговор у Ричарда не задался. – Когда я покидал Яффу, мне казалось, что нужны годы для ее восстановления, настолько мы преуспели в ее разрушении. Но теперь я понимаю, как удалось франкам создать столь могущественную империю. Нам следует завидовать такому усердию.

Когда Ричард усадил его за обеденный стол, зашла беседа о Филиппе-Августе.

– Да, он повел себя неблагородно, – сокрушался Ричард. – Не знаю даже, бывают ли у вас такие случаи подлости и коварства.

– Увы, бывают, и даже часто, – искренне признался Аладиль, чем тотчас подкупил короля Англии, ожидавшего, что тот будет нахваливать своих, противопоставляя их франкам. – Даже в отвратительных чертах мы очень похожи на вас. Точно так же, как теперь нет единства в вашем лагере, так нет единства и в державе моего брата. У него уже вырос старший сын Аль-Афдаль, который перетягивает все на себя и мечтает устранить отца, как некогда Мелек-Риджард Альб-аль-Асад устранил короля Анри, да простится мне сие дерзкое сравнение. О, я не должен был этого говорить!..

– Я нисколько не сержусь на любезного Аладиля, – поспешил успокоить его Ричард, – И я не скрываю, что в свое время вел себя по отношению к отцу столь же коварно, сколь и он по отношению ко мне. Мы в равной мере с ним виноваты в нашей вражде, с той лишь разницей, что он раскаивается в своих грехах пред очами Всевышнего Бога, а я расплачиваюсь за свои мерзости пока еще здесь, в дольнем мире.

– Увы, человек небезгрешен, особенно если это великий человек, – сказал утешительным тоном Аладиль. – У великих людей и грехи великие, не только свершения и подвиги.

– Я рад находить в вас приятного собеседника. Редко встретишь человека, в коем молодость сочеталась бы с благоразумием и вежливостью. Отведайте вот этого блюда. Здесь, в Яффе, его готовят как нигде хорошо. Мне оно страшно нравится, хотя я опять, кажется, забыл его название.

– Куббех машвийех [106]106
  Куббех машвийех – арабское блюдо ливанского происхождения, приготавливаемое в виде котлет из рубленого мяса с луком и особыми специями, обжаренных на горячих углях.


[Закрыть], – с улыбкой подсказал Аладиль.

– Да-да, именно куббех машвийех, – закивал Ричард. – И мне стал очень нравиться ваш язык, хотя, честно признаюсь, поначалу дико раздражал.

– Так всегда бывает, – рассмеялся Аладиль. – Думаете, мне доставляло удовольствие учить французский, которым меня стали пичкать с детства, готовя к войнам против вас? Мне он казался омерзительным, натужным, варварским. Но постепенно я начал находить в нем прелести, а потом и вовсе полюбил. Скажите, я сильно, по-вашему, коверкаю слова?

– Ничуть не коверкаете. Хотел бы и я выучить арабский в той же полноте, в какой вы знаете мой язык. Не согласились бы вы, любезнейший Аладиль, стать моим учителем? Мне кажется, общаясь с вами, я быстрее усвою все сложности и стремительно продвинусь.

– О, охотно, Мелек-Риджард! Для меня это величайшая честь! Если бы знали, как сильно я уважаю вас, как преклоняюсь пред вашей доблестью и полководческим умом, равным уму Кайсара, как мы называем Юлия Цезаря. Я читал, кстати, его «Галльскую войну». Сочинение, почитаемое во всем мусульманском мире.

Ричарду стало совестно, что сам он так и не осилил до конца книгу великого Цезаря. Он поспешил перевести разговор на другую тему. Заговорили о сыновьях Саладина, коих у жизнелюбивого султана было аж семнадцать душ.

– Сколько же лет вашему брату? – спросил Ричард.

– Великому султану Салах-ад-Дину ибн-Аюбу исполнилось пятьдесят три года, – дал ответ Аладиль.

– Сколько? Аддаишь? Уахед уахамси-и-ин?! Пятьдесят три?! – воскликнул Ричард, заодно упражняясь в арабских числительных.

– Да, – улыбнулся Аладиль, – но только пятьдесят три будет «тлатех уахамсин». «Уахед уахамсин» – это пятьдесят один. А что вас, собственно, так удивило?

– Мне показалось, ему только лет сорок, – покачал головой английский король. – Он очень молодо выглядит.

– Потому что крепок здоровьем и не разрушает себя наслаждениями, – сказал Аладиль.

– Забавно, что в ваших числительных, – заметил Ричард, – сначала идет три, а потом пятьдесят, два и двадцать, девять и сорок. У нас же сперва обозначается десяток, а потом то, что сверх него.

– Тут нет ничего удивительного, – пояснил брат султана Египта, – Ведь мы все читаем справа налево, а вы – слева направо. Удивительнее то, что германцы произносят многозначные числительные так же, как мы. Drei und funfzig, zwei und zwanzig, neun und vierzig, und so weiter. [107]107
  Пятьдесят три, двадцать два, сорок девять и так далее ( нем.).


[Закрыть]

– Скажи пожалуйста! – восхитился Ричард, – Вы и немецкий знаете!

– Гораздо хуже, чем французский. Должно быть, потому, что французы больше причиняют нам хлопот, чем немцы.

– Это точно! – рассмеялся Ричард, все сильнее очаровываясь Аладилем. – Говорят, и в переговорах с Саладином Конрад куда сговорчивее меня. Но думаю, если бы Барбаросса не утонул столь глупо, он бы тоже мог вас пощипать. Хотя в битве при Леньяно он проявил себя не лучшим образом. Так что, подружился ваш брат с маркграфом Конрадом?

– Как сказать… Салах-ад-Дин не любит предателей, а Конрад ведет себя предательски по отношению к вам. Как-то раз он даже похвастался, что его терпение иссякнет и он разгромит вас и короля Гюи в крепкой битве, чтобы вы не путались у него здесь под ногами. Правда, потом он сообразил, что хватил лишку, и старался говорить о вас только хорошее. Кажется, против вас лично он ничего не имеет. Но короля Гюи ненавидит люто, вслух желает ему гибели.

– Еще бы! Ведь тогда он станет новым Иерусалимским королем. Хотя у меня какое-то предчувствие, что он добьется трона раньше, нежели Гюи скопытится.

– Скопытится?.. – не понял Аладиль.

– То бишь помрет.

– Надо запомнить это слово.

– Не стоит. Оно довольно грубовато. Когда я был маленький, я воспитывался в грубой крестьянской семье. Таков у нас обычай – благородных детей отдавать на некоторое время на воспитание крестьянам, чтобы они могли с детства окрепнуть. Так вот, обычно моя мамушка Шарлотта так говаривала: «скопытиться». Еще она говорила: «Середка сыта, концы играют». После сытного обеда неплохо бы нам поразмяться. Не желаете ли покататься по окрестностям? Недавно с Кипра привезли мне отменную лошадку. Если она вам понравится, я подарю вам ее.

– С удовольствием принимаю ваше предложение, – утирая губы салфеткой, ответил Аладиль. – Куда мы отправимся?

– Я хотел бы еще раз наведаться в Эммаус.

– Эн Ришар!.. – тихонько промолвила Беренгария, которая доселе сидела тихохонько, как мышка, зная обычай сарацин не вмешивать женщин в свои разговоры.

– Не волнуйся, любовь моя, ведь я теперь буду в таком важном сопровождении, – поспешил успокоить ее Ричард.

– Да! – развел руками Аладиль. – Все мы наслышаны о подвиге Мелек-Риджарда и восхищены им. Как раз прознав про ваш набег на Эммаус, Саладин и попросил меня: «Брат мой, – сказал он, – поезжай к Альб-аль-Асаду и вырази ему мое восхищение».

– А многие считают мое приключение безрассудством.

– Смелость часто граничит с безрассудством. Но ведь и вера в Бога безрассудна, ибо рассудок внушает нам, что нельзя верить в то, чего никогда не видел. Однако тут мы благоразумно не подчиняемся рассудку.

– Прекрасно сказано! Истинное бонмо! – восхитился Ричард. – «Благоразумно не подчиняемся рассудку». Амбруаз! Ты записал сии слова?

– Разумеется, ваше величество, я записал это благоразумное рассуждение.

В дороге беседы с Аладилем продолжились. Они ехали рядом, Ричард и брат Саладина, а свита и того и другого держалась чуть поодаль, ибо они хотели поговорить с глазу на глаз. К счастью, короля Гюи в тот день не было в Яффе – он отлучился в Сен-Жан-д’Акр, а не то пришлось бы и его принимать в собеседники, невзирая на то что он частенько бывал неучтив, особенно в разговорах с врагами.

– Скажите, любезнейший Аладиль, – сказал Ричард. – Саладин по сей день гневается на меня за казнь заложников?

– Конечно, гневается, – откровенно признался брат султана. – Он жаждет дня, когда представится случай жестоко отомстить. Но притом он понимает, что ваше злодейство было вынужденным, и уважает ваш праведный гнев. Жаль только, что вы казнили так много заложников. Ведь нам теперь придется зарезать столько же ваших, когда мы возьмем их в плен.

– Стало быть, он относится ко мне двояко? И с любовью и с ненавистью одновременно?

– Так же, как и вы к нему. Лев и тигр, должно быть, лично друг против друга ничего не имеют, но, как гласит египетская поговорка, тигру и льву двоим тесно в огромном Египте.

– Точная поговорка. А как по-арабски «тигр»?

– Нимр.

– Передайте Салах-ад-Дину, что отныне лично я буду именовать его Саладин Тигриное Сердце – Салах-ад-Дин Альб-аль-Нимр.

– Непременно, непременно передам! – восхищенно воскликнул Аладиль.

– И лично я ничего не имею против великого султана, люблю и уважаю его. Но льву и тигру тесно рядом. Кстати, тигров я тут ни разу не видел. Льва однажды довелось увидать в отдалении.

– Тигры ушли на восток.

– Возможно, и Альб-аль-Нимру придется последовать за ними, когда я отвоюю Иерусалим.

– Но до этого скорее Альб-аль-Асаду придется на время уплыть на запад, ибо, как мы знаем, там его королевству угрожает большая опасность со стороны короля Франции и младшего брата, Жана Сантерра.

– Да, – вздохнул Ричард, – хотел бы я иметь таких братьев, как у Салах-ад-Дина Альб-аль-Нимра. Но, увы, детей у меня нет, а единственный брат жаждет моей смерти.

– Великий султан Египта послал меня к вам, чтобы сказать: вы можете спокойно отправляться в свои владения и отстаивать свои права. Салах-ад-Дин готов дать клятву и подписать соглашение о перемирии хоть на год, хоть на два. Клятву – не нападать ни на Яффу, ни на Акру, оставив оба города во временном пользовании крестоносцев. Этот договор был бы обоюдно выгоден. Альб-аль-Асад расправился бы со своими врагами на западе, а Альб-аль-Нимр со своими соперниками здесь, на востоке. И когда лев и тигр снова смогут встретиться для продолжения честной борьбы, никто не будет кусать их в спину.

– Признаться, я ждал подобного предложения и даже думал о том, чтобы самому его сделать, но опасался, что Салах-ад-Дин решит, будто я просто вознамерился бежать из Святой Земли, ограничившись победой при Арзуфе и взятием Акры и Яффы. Однако, полагаю, я не должен прямо сейчас дать ответ на ваши предложения?

– О нет, конечно нет. Вы все обдумаете и взвесите, а я приеду к вам в гости еще раз через дней десять.

– Так и поступим.

Больше в этот день разговор о перемирии не возобновлялся. Миновав Лидду и Рамлу, король и принц поднялись в горы по уже изведанной Ричардом тропе и на сей раз без каких-либо треволнений подъехали к Эммаусу. Когда въезжали в селение, Аладиль обучал Ричарда правильно строить арабское предложение. Имея такого учителя, король Англии схватывал все на лету.

– Если так пойдет дело, я скоро стану сочинять кансоны по-арабски, – веселился Мелек-Риджард Альб-аль-Асад.

– Об этом можно только мечтать, – улыбался Аладиль.

– Вот и Эммаус. Сожалею, что в мой прошлый приезд сюда мне пришлось раскроить череп одному из яростных защитников селения и взять в заложницы ни в чем не повинную женщину, – каялся Ричард. – А это и впрямь тот самый дом, в котором Лука и Клеопа встретились с воскресшим Христом?

– Да, – подтвердил Аладиль, – тот самый. Хотя мы и считаем эту встречу легендой.

– На то вы и мусульмане! – рассмеялся Ричард. – А кто же был тот старик, с которым я повстречался тогда, желая повстречаться с Иисусом?

– О, это был один знаменитый сеид Ахмад ибн-Дауд Касим ас-Сагаб, – отвечал Аладиль с благоговением. – Мелек-Риджарду посчастливилось встретиться с этим святым человеком. Он дервиш, а некоторые даже не стесняются называть его махди [108]108
  Сеид – потомок Мухаммеда от дочери Фатимы; сеиды составляли особую касту среди мусульман; махди – человек, обновитель веры накануне Страшного суда, своего рода мессия; по верованиям мусульман, вероятнее всего им должен стать пророк Иса, то есть – Иисус Христос; дервиш – член мусульманского суфийского братства, бродячий проповедник, непременно нищий.


[Закрыть], хотя, конечно, он не махди. Когда Салах-ад-Дин ехал на битву при Хиттине, Касим ас-Сагаб повстречался ему в вади Эль-Аджам и сказал: «Когда ты будешь проходить мимо гор Эш-Шех, набери снега с одной из вершин. Снег растает, превратится в воду, и этой водой ты напоишь врагов, взятых тобою в плен». Мой брат послушался его совета и действительно напоил талой водой с вершин Эш-Шеха короля Гюи де Лузиньяна, разбойника Рене де Шатильона, великого магистра тамплиеров Жерара де Ридфора и многих других, взятых в плен при Хиттине.

– Я наслышан об этом, – кивнул Ричард. – Стало быть, это тот самый. Но почему он сказал мне, что он Иса?

– Не знаю, – пожал плечами принц Аладиль. – Знаю только одно: сеид Касим ас-Сагаб ничего не делает просто так.

– И еще голубка.

– Голубка?

– А про голубку вы ничего не знаете?

– В первый раз слышу.

Ричард рассказал Аладилю, чем закончилась его встреча с дервишем, называвшим себя Исою. Аладиль задумался, потом сказал:

– Вероятно, значение этого выяснится когда-нибудь позже. Мы можем войти в дом.

– А Касим ас-Сагаб уже не в Эммаусе?

– Нет, он нигде не останавливается более одного дня, и где он теперь, я даже не знаю. Говорят, что, если он где-нибудь пробудет дольше одного дня, его настигнет ангел смерти Азраил, идущий за ним по пятам.

Вторично побывав в доме, где когда-то давно произошла встреча учеников с воскресшим Господом, Ричард и на сей раз не удостоился Божьей благодати увидеть или услышать Спасителя. Но он уже и не рассчитывал. Его радовало, что все же тот старик не был Исой, а оказался просто дервишем, хотя и знаменитым.

Пробыв некоторое время в Эммаусе, король и принц спустились назад в вади Ас-Сарар и там, вблизи Рамлы, расстались как старые и добрые друзья.

Возвращаясь в Яффу, Ричард обдумывал значение состоявшихся переговоров. У него родился замечательный, по его мнению, замысел – продолжать эти переговоры, выдвигать новые благородные условия и предложения, усыпить, убаюкать ими Саладина, а потом, когда султан менее всего будет готов к войне, внезапно совершить львиный прыжок на Иерусалим. Конечно, подобное коварство разъярит Саладина, но оно же и вызовет в нем восхищение, ибо таков Восток: любезность, смешанная с коварством, здесь любимое лакомство.

Он никого не посвятил в свой замысел, даже Беренгарию, хотя все вокруг требовали от Ричарда объяснений, чего он хочет и как намеревается действовать далее. Ричард увиливал от ответов, всеми способами оттягивая новый военный совет, на котором должно было решиться, когда же идти на Иерусалим.

На второй неделе Рождественского поста Аладиль вновь приехал в Яффу с подарками от себя и от султана Саладина. Он ехал верхом на той самой лошади, которую в прошлый приезд Ричард подарил ему, и круп лошади был покрыт тигриной шкурой. Король Англии снова устроил ему пышный прием и отдарился щедрыми подарками. Правда, теперь пришлось делить общение с недавно прибывшим из Акры королем Гюи, который был чрезвычайно удивлен столь роскошным приемом, оказываемым брату заклятого врага. Еще более он удивился и рассердился, когда Ричард и Аладиль некоторое время разговаривали по-арабски. Прошлые уроки пошли на пользу, и Ричард уже гораздо увереннее строил предложение. Наконец, к облегчению Лузиньяна, английский король вытер со лба пот и сказал:

– Пощадите, ваше высочество, больше не в силах общаться с вами на вашем великолепном языке. Устал. Вы должны меня понять.

– Конечно, конечно! – закивал любезный Аладиль. – Да и я мечтаю поговорить по-французски. За те две недели, что мы не виделись, у меня не было такой возможности.

И они стали говорить по-французски. Лишь в завершении обеда, во время которого Аладиль особенно восхищался тунцами, приготовленными по-марсельски, Ричард позволил себе заговорить о предложениях Саладина и выдвинуть свои, новые:

– Я все обдумал и соглашусь с тем, что предлагает великий султан Салах-ад-Дин. К весне, когда можно будет, не подвергая себя опасности, пуститься в морское путешествие, я все приготовлю к отплытию, и мы заключим договор на два года.

– Ты все же решил отчалить? – спросил Ричарда король Гюи.

– Увы, мой друг, – вздохнул король Англии. – Только что я получил известие о том, что подлый Филипп-Огюст осадил Ле-Ман, колыбель моего покойного отца.

– Ай-яй-яй! – покачал головой Гюи.

– Какое бесстыдство! – возмутился принц Аладиль.

– Да, неслыханное, – снова тяжко вздохнул Ричард. – Так вот. Теперь я более чем уверен, что мое присутствие там необходимо, и весной мне придется плыть на родину – воевать с Филиппом-Огюстом. Так вот, любезнейший Аладиль, получив ваши благородные предложения, я долго думал и решил расширить рамки наших условий, обязательств и соглашений.

– Вот как? – вскинул брови Аладиль. – Я весь превращен в ухо. Слушаю вас, Альб-аль-Асад.

– Вы знаете о моей сестре, вдовствующей королеве Сицилии, Жанне. Она сейчас находится в Триполи и, конечно, тоскует по своему покойному супругу, Гийому Доброму. Я беспокоюсь о ней и хотел бы найти для нее достойную замену.

– И каковы же итоги ваших поисков?

– Мне кажется, я уже нашел соискателя ее руки. Что, если вы возьмете ее в жены, дорогой Аладиль?

Гюи так и поперхнулся кебабом.

– О, благодарю вас, Мелек-Риджард, – с трепетом отвечал Аладиль. – Но…

– Что? Вам разве не хотелось бы породниться со мной? Разве это было бы плохо, если б сестра льва вышла замуж за брата тигра?

– Львы и тигры не скрещиваются! – фыркнул Гюи.

– Это было бы прекрасно, – отвечал Аладиль на вопросы Ричарда, не обращая внимания на развязный тон Лузиньяна. – Но у меня уже есть две жены.

– Но ведь никто не воспретит вам иметь третью?

– Мне – никто, а вот захочет ли ваша сестра? Да и к тому же как на это посмотрят крестоносцы?

– Крестоносцы нисколько не возмутились, когда Конрад Монферратский объявил, что сотрет в порошок меня и короля Гюи. – Говоря это, Ричард многозначительно посмотрел на Лузиньяна, и тот мгновенно обиженно надулся:

– Да уж, да уж… Кстати говоря, кстати говоря…

– Так вот, – продолжал Ричард. – Конечно, Конрад и его присные поднимут шум. Но мне наплевать на это. А что касается моей сестры, то, конечно, не исключено, что она воспротивится идти за вас в качестве третьей жены, но вы такой красавец и столь благородны, столь изысканны… Чутье подсказывает мне: вдоволь поломавшись, она согласится. А? Гюи! Согласится Жанна быть женою такого молодца?

– Согласится, эн Ришар, – прищурившись, хрюкнул Гюи. – Если ее еще и как следует подпоить.

– Ваше величество, вы несносны! – захохотал Ричард.

Потом, провожая Аладиля, Ричард улучил мгновенье, когда их никто не слышал, и сделал принцу еще одно, совсем уж головокружительное предложение:

– Слушайте меня, дорогой Аладиль. Вы не представляете, как я люблю вас. Мне и впрямь хотелось бы породниться с вами и вашим братом через мою сестру, но не только породниться семьями, а породниться и в государственном смысле.

– Как? Не понимаю!

– Не перебивайте меня, я не хочу, чтобы кто-то услыхал нас, и спешу объясниться. И вы и я прекрасно отдаем себе отчет в том, что Иерусалим-аль-Кодс является постоянным предметом раздоров. В лагере крестоносцев назрела страшная вражда между Гюи и Конрадом, которая вот-вот выльется в вооруженное столкновение. В лагере султана Саладина тоже идут споры о том, кому обладать Аль-Кодсом. Мы предложим дерзкое, но благоразумное разрешение всех споров. Вы женитесь на моей сестре, и я объявляю вас королем и королевою Иерусалима.

– Аллах кирим!

– А Саладин объявляет вас иерусалимским эмиром. И после этого мы все вместе затыкаем рты недовольным. Кто бы ни возмутился – мысотрем их в порошок. Это будет неслыханное объединение двух миров. Востока и Запада. Мира, стоящего за спиной у Ричарда, с миром, подвластным султану Салах-ад-Дину. Что вы думаете об этом?

– Я потрясен подобным предложением! Скажите, Мелек-Риджард, могу ли я пересказать наш разговор Салах-ад-Дину?

– Да, конечно, ради этого я и заговорил с вами.

– Что, опять рассыпаетесь в любезностях? – спросил подкравшийся Гюи. – Опять делаете друг другу предложения?

– Я предложил султану Саладину поохотиться вместе, – поспешил соврать Ричард.

– О, это было бы великолепно! – захохотал Лузиньян. – Конрад захлебнется в собственной желчи. Что, Аладиль, захочет ли Саладин войти в наше охотничье сообщество?

– Полагаю, захочет, – улыбнулся принц, но по лицу его было видно, насколько он удивлен, озадачен, растерян и не знает, дурачат его или все это не шутки.

В такой полурастерянности-полурастроганности он и простился с Ричардом Львиное Сердце.