Текст книги "Ричард Львиное Сердце: Поющий король"
Автор книги: Александр Сегень
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)
– Хотя бы тому, что теперь крестоносцам станет гораздо легче дышать в Святой Земле и, быть может, новые вожди в ближайшем времени возьмут Иерусалим.
– Уж не вы ли с герцогом Леопольдом? – усмехнулся Ричард довольно оскорбительной усмешкой.
– Почему бы и нет? – горделиво вскинул брови молодой император. – Мы не станем совершать ваших ошибок.
– Осторожнее пересекайте мелкие речушки, – продолжал издеваться Ричард. – И когда будете их переезжать, снимайте с себя все доспехи. А вообще я советую вам не завоевывать Святой Град, а подкопить побольше денег и выкупить его у Алафдаля. Торговля у вас получается лучше, чем война.
– У Алафдаля?
– Ну да. Полагаю, он наследовал трон своего отца.
– Да, кажется, нового султана зовут Алафдаль. А знаете, эн Ришар, как именуют вас ваш брат и король Франции?
– Должно быть, как-нибудь очень ласково, – пожал плечами Ричард.
– Очень! Очень ласково! – расхохотался Генрих. – Они называют вас чертом.
– Чертом?
– Именно. Так и говорят: «Надобно не выпускать черта из плена».
– Бедняга Филу! Вкус стал явно ему отказывать. Жан-то всегда был недоумком, а вот Филипп-Огюст некогда считался одним из остроумнейших людей в pax francorum. Стало быть, я черт. А они, можно подумать, ангелы. Дайте мне только волю!.. Ваше императорское величество! Известно ли вам, что Церковь наказывает за притеснения и обиды, причиняемые крестоносцу? Знает ли Папа Целестин о моем бедственном положении?
– Знает. Он знает, что ваше положение отнюдь не бедственное, что вас превосходно содержат, выполняют любые ваши приказания, ни в чем не отказывают.
– Я крестоносец! Я громил врагов христианской веры силой своего оружия. Я отвоевал все побережье от Сен-Жан-д’Акра до Аскалона… И меня за это держат в клетке, как попугая!
– Аскалон срыт до основания благодаря вашей позорной договоренности с Саладином, – хмуро отвечал император. – Вы дважды загубили поход на Иерусалим. Поход, который не мог не быть удачным… Впрочем, не будем сейчас об этом. Суд выяснит, каковы были истинные ваши действия в Святой Земле.
– Что-о-о-о?!! Су-у-уд?!! – воскликнул Ричард, вне себя от гнева.
– Да, суд, ваше величество, – ответил Генрих. – Здесь, в Шпайере, готовится суд над вами, и вам придется отвечать за ваши поступки пред лицом императора Священной Римской империи и высших сановников Церкви.
– Что, и сам Папа Целестин прибудет?
– Не исключено. Вопрос о ваших пагубных деяниях имеет огромное значение. Я докажу, что вы, именно вы, король Англии, несете полный груз вины за то, что Гроб Господень до сих пор находится в руках у врагов Христа.
– Попробуйте докажите, – уныло откликнулся король Англии. – Позвольте мне теперь отправиться в место моего узилища.
Суд и впрямь вскоре состоялся. Там же, в Шпайере. Сначала сын доблестного Барбароссы выдвинул против Ричарда весь перечень обвинений, многие из которых были просто чудовищными. Среди них самыми головокружительными были обвинения в том, что Ричард покушался на жизнь короля Франции, из-за чего тот вынужден был оставить Святую Землю, что он готовился принять мусульманство, ради чего учил арабский и беспрестанно общался с братьями Саладина, что он вошел в вероотступнический сговор с ассасинами и их руками уничтожил Конрада Монферратского, дабы на его место поставить своего племянника. Кроме того, Ричарду ставилось в вину неумелое ведение военных действий, два неудавшихся похода на Иерусалим, чрезмерное увлечение вином, трата походных денег на увеселения, устройство рыцарских турниров и многое другое, уже по мелочам. Судьи рассчитывали на вспыльчивость короля Англии, на то, что, выслушав обвинения, он загорится гневом и не сможет трезво ответить на все, что ему предъявлялось. Но они ошиблись. Ричард выслушал все спокойно, не выдав даже ни единого возмущенного восклицания. Мало того, он встал и начал свою ответную речь с таких слов:
– Любя и уважая государя императора, блистательного Генриха Штауфена, а также всех вас, собравшихся, чтобы установить столь необходимую истину, я понимаю, что выдвинутые против меня обвинения рождены не только ложными слухами, но и той глубочайшей досадой христианского мира по поводу того, что Гроб Господень по-прежнему находится в руках у нехристей, равно как и Крест. Но все же мне хотелось бы позволить себе подробно поведать благороднейшему собранию обо всем, что происходило со мной с того момента, как я покинул родину и отправился к берегам Леванта.
И он стал подробно и красочно описывать события крестового похода, начиная с того дня, как он сел на легкий энек и отплыл в сторону Сицилии. Он говорил твердым и спокойным голосом, красивый и плавный звук которого стал понемногу завораживать слушателей, склоняя их сердца в сторону обвиняемого короля-трубадура. Лишь однажды голос Ричарда дрогнул, когда в большую палату Шпайерского дворца, в которой проходило судилище, вошел высокопоставленный представитель ордена тамплиеров, сенешаль Жан де Жизор. Сделав над собой усилие, Ричард взял себя в руки и продолжал рассказ в том же твердом и спокойном духе. Он не только отклонил все обвинения, но и вполне исчерпывающе объяснил причины их возникновения. Когда он окончил и, поклонившись всем собравшимся, сел в свое кресло, многие стали говорить о нем добрые слова, и стало ясно – судилище провалилось. Однако, когда дошла очередь до Жана де Жизора, на голову Ричарда вновь полились неслыханно лживые обвинения.
– Ваше величество, – сказал сенешаль великого магистра тамплиеров, – смею вам напомнить, что я лично, по вашей просьбе, сопровождал вас и вашего поверенного коннетабля Робера де Шомона к старцу горы Синану в замок Субейба, где вы, уединившись с дьяволоподобным вождем секты убийц, о чем-то долго беседовали. Затем в вашу честь Синан приказал своим фидаинам [147]147
Фидаин – условно принятое наименование ассасинских офицеров. На самом деле в иерархии у ассасинов фидаин – пятый чин, и, в соответствии с троичной системой, фидаинов могло быть только восемьдесят один человек.
[Закрыть]прыгать в пропасть, и они покорно прыгали, покуда после десятого или двенадцатого юноши вы не приказали Синану остановить ужасное зрелище. Так вот, позвольте вас спросить, о чем вы тогда беседовали с Синаном? Не о том ли, как избавиться от своего главного соперника, от Конрада фон Монферрата?
– Ну что же, – промолвил Ричард, и тут впервые за все время лицо его озарила язвительная усмешка, – всем известна старинная байка о том, как кто бы ни приехал в гости к старцам горы, к Хасану ли, к Синану, – им немедленно показывают это приевшееся представление – заставляют прыгать в пропасть несчастных фидаинов, дабы показать, насколько они преданы своему повелителю, что по мановению руки готовы расстаться с жизнью ради него. Если собрать все байки, то этих прыгунов наберется столько, что можно будет населить ими такой замечательный город, как Шпайер. И вы, многоуважаемый сенешаль славного ордена Бедных Рыцарей Христа и Храма Соломонова, могли бы придумать что-нибудь поновее. Допустим, было так. Мы приехали к Синану в Субейбу, и шах-аль-джабаль тотчас принялся целовать меня в разные места тела, как это принято среди особо посвященных в некоторых рыцарских орденах. Потом мы два дня уединенно беседовали, причем конечно же предаваясь содомскому греху, подобно какому-нибудь сенешалю и прецептору, а когда наконец пресытились, то вышли на одну из башен замка Субейба, и, в знак особенной привязанности ко мне, Синан заставил своих преданных фидаинов сигать на луну. И те послушно сигали.
По залу, где доселе царила в общем-то хмурая обстановка, прокатилась волна смеха.
– На луну!.. Ха-ха-ха!.. Сигали!.. – доносилось отовсюду.
Дав людям посмеяться, Ричард резко нахмурился и продолжал:
– Жаль, что доблестного коннетабля Робера де Шомона уже нет в живых. Его до смерти замучили палачи герцога Леопольда, выпытывая у него место моего нахождения. И вы прекрасно знаете, сеньор де Жизор, что у этого свидетеля рот надежно закрыт. А что касается посещения замка Субейба, то я советую вам, месье сенешаль, получше припомнить, со мною ли вы туда ездили или, быть может, с вашим дорогим другом Саладином ибн-Аюбом? Скажите, а старца Синана вы случайно не прихватили сюда с собой в качестве свидетеля? Нет? Жаль!
По залу снова прокатился смех, а Жан де Жизор воскликнул:
– Вы что же, хотите сказать, что я лжец?
– Именно, – отвечал король Ричард. – Старый, законченный и гнусный лжец, вор, сплетник и негодяй. Если желаете, я могу доказать это в честном поединке. Ну что, дай-аль-кирбаль Тамм-аль-Шабат, хотите сразиться с самим королем Англии?
Жан де Жизор хотел было выдвинуть какие-то новые обвинения, но быстро смекнул, что сердца присутствующих уже на стороне подсудимого, вопрос о поединке был замят, а сенешаль Жан незаметно исчез из зала, а затем и из Шпайера. Суд заканчивался в пользу Ричарда, обвинители дружно согласились, что король Англии сумел оправдать себя, особенно после того, как он признал, что мог совершать грехи и ошибки, но не подлости и не предательства. Император до того расчувствовался, что заключил Ричарда в объятия и заявил:
– Поздравляю вас, ваше величество, вам удалось оправдаться. Жаль, доселе мне не довелось дружить с вами, столь честным и гордым монархом. Я готов выпустить вас из плена при одном условии.
– Молю Бога, чтобы сие условие было выполнимым! – горячо воскликнул Ричард, наконец давая выход своим чувствам.
– Вы должны принести мне ленную присягу, или, как говорят в ваших краях, омаж, – ответил Генрих. – Вы должны поклясться, что отныне мои враги – это ваши враги.
– О горе мне! – ударил себя в грудь кулаком Ричард. – Условие невыполнимо. Ведь ныне ваш главный враг – Генрих Лев, а он – мой друг и свойственник. Дать вам клятву, которой вы требуете, означало бы совершить предательство. Согласитесь, что в таком случае любой из тех, кто сегодня присутствовал на суде, мог бы сказать, что всем моим оправданиям – грош цена. Помиритесь с Вельфом, и я готов буду стать вашим вассалом.
– Миру меж нами не бывать никогда! – тотчас стал суровым император. – Генрих Лев захватывает мои области, он восстановил против меня всю Северную Германию. Помириться с ним означало бы признать свое поражение.
– В таком случае имею честь оставаться вашим пленником, – учтиво поклонился Ричард Львиное Сердце императору Священной Римской империи.
Благородные чувства, которые Генрих стал испытывать по отношению к Ричарду после суда в Шпайере, однако, не помешали ему продолжать требовать за короля Англии огромный выкуп. Он отправил в Англию письмо, в котором была названа сумма неслыханная – пятьсот тысяч марок серебром. В Англии это вызвало взрыв негодования, и многие рыцари поклялись найти, где прячут Ричарда, и во что бы то ни стало освободить его. Даже если для этого потребуется убить самого императора Священной Римской империи. Трубадур Блондель де Нель, который когда-то в юности учил Ричарда игре на лютне, тоже отправился в Германию, имея весьма своеобычный замысел освобождения Ричарда. Дело в том, что некогда они с будущим королем Англии забавлялись в состязаниях, кто кого перепоет, а также соревновались, кто первый услышит издалека пение другого. И вот теперь Блондель уверял, что если находящийся в узилище Ричард услышит песню своего учителя, то он тотчас откликнется на нее громогласным пением и таким образом обнаружит свое местонахождение. Все признали замысел Блонделя остроумным и дали небогатому трубадуру много денег, чтобы он имел возможность поездить по немецким землям и при этом не голодать. Первым делом Блондель отправился в Шпайер, ибо слух о шпайерском судилище успел распространиться. Он попел в самом Шпайере, затем отправился с пением по окрестностям, стараясь не упустить ни один замок, ни одно поместье, где мог бы содержаться сиятельный узник.
Другой старый знакомец Ричарда, Бертран де Борн, сказал, что нужно ездить по городам Германии и всюду затевать драки, и тогда, во время драки, кто-нибудь из местных жителей непременно проболтается про местонахождение Ричарда. Правда, сам де Борн никуда не поехал, ссылаясь на подагру.
Королева Элеонора принялась рассылать повсюду письма с просьбой собирать деньги на выкуп Ричарда, а королева Беренгария тем временем жила при дворе своего отца, Санчо Мудрого, в Наварре, и желала тоже отправиться на поиски мужа, но беда в том, что Санчо в это время был смертельно болен, и любящая дочь не могла покинуть его в таком состоянии, разрываясь между любовью к отцу и любовью к супругу.
Великий магистр ордена тамплиеров Робер де Сабле внезапно воспылал стремлением направить усилия своих рыцарей на поиски и освобождение короля Англии, о котором вспоминал со все большим восхищением, и всюду говорил о том, как он мечтает вновь увидеть доблестного короля-крестоносца в Святой Земле. Однако недолго он тосковал по Ричарду. Внезапная болезнь свалила де Сабле, и он скончался, а на его место был избран сенешаль Жильбер Эрай, пользующийся сильной поддержкой Жана де Жизора.
Сочинения трубадуров и труверов наполнились возмущением по поводу поведения императора Генриха и молчания Папы Целестина. Все лучшие певцы в своих песнях требовали немедленного освобождения короля поэтов и поэта среди королей. Летописец Амбруаз тоже отправился в Германию на поиски своего государя, уверяя, что определит местонахождение пленника по особому рыжеватому сиянию, которое по ночам можно видеть над домом или шатром, в котором ночует Ричард. Барон Меркадье сопровождал Амбруаза, хотя и признавался, что никогда не видел сияния, о котором вдруг заговорил летописец.
Генрих Лев объявил о том, что, покуда король Англии находится в плену у Штауфенов, он усилит свои действия, направленные на свержение власти императора Генриха. Но особенного рвения в поисках Ричарда он не проявлял, хотя и знал об отказе шурина принести омаж императору.
Даже король Сицилии Танкред Лечче направил своих людей на поиски места заточения короля Львиное Сердце, а сицилийцы сочиняли песни о том, как они присвоили Рикардо прозвище Корлеоне.
Только король Франции Филипп-Август и младший брат Ричарда Жан Сантерр продолжали доказывать всем, что Ричард продал свою душу дьяволу, и называли его не иначе как рыжим чертом. Они требовали нового судебного разбирательства и даже смертной казни короля-трубадура. Обоих еще злило то обстоятельство, что им никак не удавалось достичь значительных успехов в войне против вассалов Ричарда, остававшихся верными Львиному Сердцу.
Но где же в это самое время билось львиное сердце короля Англии? Увы, не там, где его искали Блондель, Амбруаз, Меркадье и прочие поклонники Ричарда, истосковавшиеся по его волшебному пению. Император Генрих поселил своего пленника в замке Трифель, расположенном в Эльзасе на высокой горе Шарфенберг, окруженной прекрасной речной долиной. Здесь в густых лесах в необычайном избытке водилась всяческая живность, шарфенбергские чащобы издавна славились как одно из лучших охотничьих угодий императора, некогда здесь любил пускать стрелу в зверя и птицу сам Карл Великий. Ричарду разрешено было охотиться сколько душа пожелает, чем он с удовольствием и занялся, доселе удрученный безвылазным сидением в Дюренштейне. Почетная охрана из пятидесяти рыцарей постоянно сопровождала короля Англии, следя за тем, чтобы он не совершил побег. Обходились с ним самым любезным образом, он снова начал сочинять песни, на сей раз в жанре элегии, немного подражая Овидию. Первая из написанных в Трифеле начиналась с рассуждения о том, что обидеть пленника так же просто и безопасно, как обидеть покойника, а посему никто этим не занимается, находя сие занятие скучным и глупым.
Шло время, наступила осень. Однажды утром Ричард проснулся от того, что где-то далеко звучал знакомый голос, поющий знакомую песню:
Когда Римбаут без ответной любви
Устал в этом мире жить,
Тогда Римбаут смертью решил
Любви конец положить.
Это была любовная кансона трубадура Блонделя, в которой рассказывалось о том, как влюбленный юноша покончил с собой от неразделенной любви, надеясь, что за порогом смерти кончаются любовные муки. Но оказалось, что с того света предмет любви Римбаута выглядел еще привлекательнее, да к тому же девушка, узнав о смерти своего воздыхателя, стала все больше думать о нем и полюбила его. И вот теперь она ответила на его чувство, но они снова не могли воссоединиться.
Вскочив, Ричард подбежал к окну, распахнул его настежь и громко запел в ответ:
Если это ты, Блондель де Нель,
Поешь под моим окном,
Знать, не октябрь теперь, а апрель
И мир перевернулся вверх дном.
Он замолчал, ожидая, что будет дальше. Прошло немного времени, и голос Блонделя вновь зазвучал, но теперь он был громче и веселее:
Теперь-то я знаю, где соловей
В клетке своей сидит,
И теперь птицелов гораздо скорей
Соловушку освободит!
Чувствуя, как сильно бьется сердце, Ричард пропел еще громче невидимому другу:
После этого все стихло. Спустя некоторое время в комнату Ричарда постучались и спросили, что это было за пение.
– Какой-то бродячий трувер из Пикардии пел о том, как тяжко ему с похмелья, – ответил Ричард.
– Но там пелось про соловья и клетку, – с недоверием возразил барон фон Мурбах, один из главных охранников Ричарда в замке Трифель.
– К сожалению, дорогой Вольфрам, – отвечал Мурбаху король Англии, – вы не вполне владеете куртуазным языком, на котором соловей, томящийся в клетке, означает душу, которая мается от похмелья.
– Не хитрите, ваше величество, – возразил с улыбкой барон. – Вы в ответ пели про то, что дочь Санчо Мудрого должна скорее узнать, где ваша клетка. При чем тут похмелье? Вы дали знак одному из ваших друзей-трубадуров. А я-то, дурень, спросонья не понял, в чем дело! Немедленно прикажу пуститься на поиски певуна.
На другой день Ричард полюбопытствовал, удалось ли схватить того, кто пел вчера на заре под окнами замка, и Вольфрам фон Мурбах со вздохом ответил, что, к сожалению, погоня и поиски не увенчались успехом.
К концу осени уже все знали, что король Ричард Львиное Сердце содержится в левобережной Аламаннии, в замке Трифель, и император хотел было перевести пленника в другое место. Но в это время Папа Целестин вспомнил наконец, что с пленением Ричарда нарушена священная неприкосновенность крестоносца, притом одного из вождей крестоносцев; он потребовал от Генриха, чтобы тот резко снизил требуемую сумму выкупа, и объявил, что если к следующей Пасхе король Англии будет оставаться в неволе, то императора Генриха и короля Франции Филиппа ждет временное церковное отлучение. Оставив Ричарда в Трифеле, Генрих сначала снизил сумму до трехсот тысяч, а после Рождества согласился на сто пятьдесят тысяч марок серебром, что и так было несказанно много, и Генрих в итоге получал втрое больше, чем он заплатил за Ричарда герцогу Леопольду. Он все же склонил Ричарда к принесению омажа, но при одной оговорке, что Ричард сохраняет за собой право никогда не воевать против Вельфов.
Наконец, первого февраля 6702 года от сотворения мира, или 1194-го от Рождества Христова, Ричард Львиное Сердце был освобожден из плена, в котором пробыл четыреста шесть дней и который был не столько тяжелым, сколько томительным, ибо плен все равно есть плен. Прощаясь со своими стражами, ставшими ему верными друзьями, Ричард плакал, вспоминая разные случаи на охоте и особенно то, как они раньше времени сняли с него епитимью, наложенную епископом Бове. Епископ, столь люто возненавидевший Ричарда, посетил его однажды в замке Трифель, остался недоволен тем, как вольготно содержится пленник, наговорил Ричарду множество благоглупостей, а потом принялся склонять его к тому, чтобы король покаялся в своих содомских грехах. Ричард долго крепился и сохранял вежливость, но тут не выдержал и разломал скамейку о лысую голову епископа. Через пару недель после отъезда Филиппа Бове из Трифеля в один прекрасный день Ричарда схватили и посадили на цепь, увешав тяжелыми чугунными веригами. При этом ему было зачитано письмо императора Генриха, в котором тот извинялся перед Ричардом, но писал, что ничего не может поделать – таково требование оскорбленного и ушибленного епископа. Ричард смирился и вытерпел несколько часов, пытаясь сочинять сирвенту о табуретке, обладающей ретивым нравом, ибо она была сделана из дерева, посаженного некогда одним знаменитым драчуном; кто ни сядет на эту табуретку, его так и подмывает стукнуть кого-нибудь по башке; и лишь когда король Англии ударил деревянной забиякой епископа Бове, та, осознав святость епископской головы, раскаялась и рассыпалась в щепки. Замысел был остроумный, но сирвента все никак не клеилась, покуда Ричард не понял, в чем причина. Он вспомнил про огромного кабана, который появился недавно в шарфенбергских лесах и которого он и его рыцари-стражи собирались сегодня затравить. Он зарычал и принялся стыдить своих охранников, напоминая им о кабане. Тогда они образумились, избавили его от епитимьи раньше назначенного императором срока и стали готовиться к охоте.
Теперь, вспоминая об этом, все смеялись и утирали тайком слезы, жалея, что приходится расставаться.
Первое, что сделал Ричард по освобождении, конечно же послал гонца в Святую Землю к Анри Шампанскому и всем князьям Иерусалимского королевства, уведомляя их, что как только он поправит свои дела и наведет порядок в собственных владениях, то сразу же соберет новое ополчение и вернется в Левант, дабы предпринять новую попытку к освобождению Гроба Господня. Однако обещанию Ричарда не суждено было исполниться, поскольку дома его ждала новая вереница междоусобных войн, из сетей которых невозможно было выпутаться. Начинать пришлось с подавления восстания в Англии, где главными помощниками короля явились верный барон Меркадье и архиепископ Кентерберийский. Расправившись с бунтовщиками и заговорщиками, Ричард созвал совет в Ноттингеме, лишил должностей огромное множество шерифов и комендантов крепостей, ввел суровый налог с духовенства и рыцарства и потребовал сурового суда над Джоном Лэклендом, то бишь – своим родным братом, Жаном Сантерром, как именовали его по-французски.
Когда относительный порядок в Англии был установлен, Ричард высадился в Нормандии и начал вести войну против тех, кто не желал видеть его государем континентальных владений английской короны. Вскоре состоялась долгожданная встреча с Беренгарией, которая наконец похоронила отца и могла воссоединиться с обожаемым мужем.
Танкред Лечче, король Сицилии, бывший сначала врагом, а потом другом Ричарда Львиное Сердце, скончался в год освобождения короля Англии из плена. Смерть его была таинственна, как и смерть Раймона Тулузского, скончавшегося в том же году. Обе эти смерти Ричард без сомнения приписывал деятельности одного и того же человека – Жана де Жизора, который после неудачи на суде в Шпайере подвизался при дворе Филиппа-Августа в качестве одного из самых доверенных лиц короля Франции.
Война между Англией и Францией, разгоревшаяся после того, как Ричард расправился со своими врагами внутри королевства, заслуживает отдельного и объемного описания, но для этого нужна еще одна книга, а где ее взять?
Насидевшись в плену, доблестный Ричард рвался в бой с ненавистным Филиппом-Августом, который, в отличие от многих, сначала был его другом, а потом сделался врагом. Сняв осаду Руана и отбив французские полки от этого важного города на севере Нормандии, английский король погнал неприятеля на запад, туда, где на расстоянии восьми лье друг от друга располагались два города с ненавистными для Ричарда названиями – Жизор и Бове. Наступил день битвы при Фретевале, в которой Ричард, действуя столь же блистательно, как против Саладина при Арзуфе, не только наголову разгромил войско французского короля, но и сумел овладеть его архивами и казной! Продолжая отступать, побитые воины Филиппа подошли к Курселю, где их ждало бургундское подкрепление, и Филипп решил дать повторное сражение. В этих краях Ричарду уже приходилось воевать. От Курселя до Жизора было не более одного лье, равнина, раскинувшаяся между этими двумя городами, часто бывала местом сражений. Она как бы манила соперников сойтись именно на ней и оросить ее свежей кровью.
Сколь ни было крепким пополнение, пришедшее к королю Франции, а и здесь его ожидало сокрушительное, страшное поражение. Великолепный король Англии мужественно вел свои полки за собой, сидя верхом на Фовеле – коне, подаренном Ричарду на Кипре Аресом и Афродитой. Правым и левым крыльями войска Ричарда командовали доблестные маршалы Лувар и Меркадье, они били отступающего врага, нанося ему все больший ущерб. Филипп-Август уже мечтал только об одном – переправиться через Эпту на правый берег и укрыться в Жизорском замке.
Приподнимаясь в стременах, Ричард имел возможность увидеть заключительный миг сражения. Полки Лувара и Меркадье с двух сторон подошли к мосту через Эпту, взяв в кольцо жалкие остатки уничтоженной армии короля Франции и добивая их. Сострадания он не испытывал слишком велика была подлость Филиппа, затеявшего войну здесь, когда Ричард был еще там, в Святой Земле.
Он хорошо видел самого Филиппа, который с горсткой своих самых лучших воинов сумел все же прорваться на мост, скача впереди всех, являя столь несвойственную ему отчаянную отвагу. И тут свершилось непредвиденное – старый мост затрещал и обрушился под тяжестью закованных в стальные латы всадников.
– Божья кара! – ликовал Ричард, устремляясь на Фовеле к берегу реки. – Позорный провал предателя и подлеца!
Очутившись на берегу, король Англии наблюдал за тем, как король Франции, все же оставшись невредимым, выползает на правый склон и в смертельном ужасе карабкается наверх, к замку. Лишь трое из его рыцарей спаслись вместе с ним – остальные утонули в Эпте. Лучники уже натягивали тетивы, чтобы поразить стрелой главного врага, но Ричард остановил их:
– Пусть живет! Это все равно его конец. Больше он нам не опасен. А если залижет раны и снова захочет помериться с нами силами, так не раньше чем года через три, и тогда мы снова покажем ему нашу несокрушимую мощь.
На другой день Ричард послал в Жизор письмо, в котором уведомлял Филиппа-Августа, что не собирается захватывать замок, ибо считает Жизор самым гнусным местом во всем мире, так что король Франции может отсиживаться в нем хоть до глубокой старости вместе со своим любезным ассасином, именующим себя христианским именем Жан.
В ответ Филипп написал, что готов заключить с Ричардом мирный договор. Через несколько дней оба короля съехались у того места, где некогда рос исполинский жизорский вяз, священное древо, коему в древности поклонялись друиды, а в последнее время нередко устраивались ковены по всем правилам сатанинской науки – с плясками, принятием колдовских зелий, пролитием крови, беготней и свальным грехом. Шесть лет назад под сенью жизорского древа Ричард и Филипп-Август, будучи тогда неразлучными друзьями и союзниками, заключили мирный договор со своим врагом – королем Генри Плантагенетом, отцом Ричарда. Тогда же объявили о том, что принимают на себя крест и собираются идти в Святую Землю в качестве крестоносцев. Потом была снова война с отцом, и снова съезжались под жизорским вязом для мирных переговоров, а когда отец произнес роковые слова о том, что не уступит ни пяди своих земель, доколе стоит сей могущественный вяз, Филипп-Август объявил, что в таком случае срубит проклятое дерево. На другой же день здесь произошла знаменитая Жизорская битва, во время которой Филипп и Ричард весело срубили многовековой и таинственный вяз.
Сейчас, подъезжая к широченному, уже гнилому пню, Ричард вспоминал, каким грохотом и треском сопровождалось падение великого жизорского вяза. Цепляясь за свою жизнь, Ормус – таково было у вяза имя – лишил жизни нескольких славных рыцарей, которые в пылу сражения не заметили падающего на них исполина. Но такое древо и не могло уйти без жертв. Зато как было весело! Теперь, вспоминая тот радостный день, Ричард не испытывал никакой злобы по отношению к королю Франции и, когда они съехались, обратился к побежденному врагу доброжелательным голосом:
– Здравствуй, Филу! Вот мы опять здесь, у жизорского вяза. Точнее, у его пня. Помнишь, как мы срубили этого Ормуса?
– Да, – отвечал Филипп, – а теперь ты срубил меня, Уино.
– На войне как на войне, Филу. Но ведь ты знал, что когда-нибудь я разгромлю тебя, когда начинал воевать со мной? Или ты надеялся управиться до того, как я возвращусь из Святой Земли? Напрасно. Я великий государь, а величие государя заключается прежде всего в том, что у него надежные люди, и когда монарх отсутствует в своих владениях, их, эти владения, есть кому защитить без него.
– Каковы будут ваши условия, король Англии? – спросил Филипп-Август мрачно. – Графство Блуа? Герцогство Бурбон? Пикардия? Фландрия? Быть может, графство Вермандуа?
– Нет, – покачал головой Ричард, – Оставь все перечисленное себе. Мне не нужны твои земли. Их у тебя и без того раз в пять меньше, чем у меня.
– Что же тогда? Деньги?
– Денег можно было бы содрать с тебя. Не бойся, я возьму меньше, чем тот выкуп, который был уплачен за мое освобождение императору Генриху. Брать с тебя какие-либо клятвы бесполезно, ибо ты законченный клятвопреступник. Что же мне еще взять? Пожалуй, заберу у тебя этот пень. Пусть он отныне принадлежит мне на память о моей блистательной победе.
– Можешь забрать себе и Жизор, который ты подарил мне во время крестового похода.
– Нет, Филу, Жизор мне не нужен. Поганое место. Оставь его себе.
Закончив войну с Францией и восстановив границы своих владений, Ричард отправился в обитель Фонтевро навестить свою мать Элеонору. Она была страшно рада видеть его и хвасталась тем, что наконец-то стала христианкой. Она, всю жизнь уклонявшаяся от совершения таинств святого причастия, на склоне лет все же обратилась душой к Господу.
– Ты помнишь мамушку Шарлотту? – спросил ее Ричард.
– Это была твоя воспитательница в детстве, так? – стала припоминать Элеонора.
– Да, так.
– А почему ты о ней вспомнил?
– Однажды я спросил у нее: «А почему моя мама никогда не ходит к святому причастию?»
– И что же она тебе ответила?
– Она сказала так: «Потому что ваша матушка, светозарная королева Элеонора, на самом деле птица, а птички – создания Божии, им причащаться и не полагается, они и так при Боге живут. Вот как-то раз ваш батюшка, доблестный король Анри, топнул ножкой и говорит: „Немедленно причастите ее насильно!“ А она тут обернулась в свое птичье обличье, взяла всех своих детушек под крылья, да и вылетела в окошко».
– Милая Шарлотта! – рассмеялась Элеонора. – Жива ли она?
– Нет, я узнавал, она умерла, когда я был в Святой Земле.
