Текст книги "Разорванная Земля (СИ)"

Автор книги: Александр Воронич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Глава 34. Отблески

Пожилой седовласый мужчина, сильно сутулясь и с трудом переставляя ноги, двигался наверх по лестнице службы безопасности, в направлении поверхности. Сразу перед ним, испуская холодный чарующий свет, плыла небольшая сфера, размером с голову человека. Она возвращала в это проклятое место законы преобразования энергии, позволяя мужчине двигаться дальше, и вместе с тем не давала ему погибнуть на месте от того непоправимого ущерба, который оказал на него недавний взрыв. Недавний? Интересно, сколько времени вообще прошло? Год? Пять? А может тысяча?

Всё вокруг профессора Беликова казалось нереальным, как будто затянутым неподвижной пеленой. Полупрозрачная жёлто-матовая дымка наполняла коридоры и лестницы, офисные и научные помещения. И даже когда он поднялся выше лабораторного уровня и оказался в тюремном корпусе, дымка разве что стала слегка бледнее.

Эдуард понимал, что случилось нечто непоправимое. Ему не удалось остановить Красный Протокол, как он планировал все эти долгие месяцы. Из силовой сети профессор успел отключить только один её центр – Форт Боярд, когда на него, словно саранча, набежали охранники. Их было чуть больше, чем он рассчитывал. Проклятая верхушка Совета отправила на усмирение заключённых не всех своих ретивых «космолётчиков». Брр, убогие. Беликова-старшего передёрнуло, он всегда презирал этих безмозглых личинусов, но в последнее время начал буквально ненавидеть. Теперь, поднимаясь по лестнице, он встречал некоторых из них. Замершие на месте, в чёрной кевларовой броне, с оружием в руках, теперь они казались беззащитными рыбинами, вытащенными на берег. Попав в радиус действия таинственной Сферы, пульсирующей разноцветными вспышками, сразу трое из них осыпались пылью.

Барионный распад, понял профессор, испытывая в душе некоторое удовлетворение. Ранее от него уже обратились в прах все его коллеги в лаборатории и вся номенклатура, и только он один уцелел. К сожалению, ненадолго. Его как и остальных затронула эта жестокая участь, а то, что он всё ещё жив, это последний шанс, подаренный ему, чтобы отыскать тех, кто избежал наиболее жёсткого излучения.

Профессор прикинул в голове: вероятность того, что ему придётся обыскать пол-Москвы, была весьма велика. Ведь он не мог знать насколько широка зона, образовавшаяся после взрыва коллайдера. Оказавшись в тюремном корпусе, Эдуард почувствовал ещё один импульс со стороны Сферы. Она подсказывала ему, что внутри могут быть те, кто пострадал куда менее, чем он. Профессор вздохнул чуть спокойнее. Если так, то скоро он избавится от этой ноши. Честно говоря, пожилой мужчина уже порядком устал и хотел только одного – закрыть глаза и исчезнуть навеки. А что же будет с его растяпой-сынком, отправленным в глубинку? Надеюсь, он выжил там, с лёгким раскаянием подумал Беликов.

Пустынный коридор, в котором лежало несколько трупов – заключенные и охранники – привёл его к лестнице, ведущей на уровень выше. Неожиданно он обнаружил себя перед незапертой красной дверью. Сфера, очевидно, вела его внутрь. Эдуард к этому моменту совсем выдохся от бесконечных подъёмов и блужданий по Чёрному Лебедю и поэтому припал к стене, чтобы немного отдохнуть. Осталось ещё чуть-чуть, сказал он сам себе и, собрав оставшиеся силы, вошёл внутрь.

Глазам профессора предстало странное зрелище. В центре комнаты, за пластиковым ослепительно белым столом сидел коротко стриженный незнакомый человек с явными признаками альбинизма. На его лице застыла гримаса раздражения. На другой стороне стола были ещё двое. Они как будто сцепились вместе, пытаясь навредить друг другу. Огромная волосатая туша против хрупкого молодого человека. Тонкая кисть последнего была зажата между гнилыми зубами гиганта, но и юноша сумел достать своего противника: вонзил ему в глаз длинный деревянный карандаш.

Сфера испустила зелёную вспышку – и реальность оттаяла.

Пантелеймон?!

Только теперь Эдуард узнал молодого человека. Это был он. Сын старого приятеля профессора, а также тот, кто вызвался помочь ему в этом, как оказалось, безнадёжном деле. Бедный мальчик. Что же он делал здесь в момент взрыва? Неужели он, старый маразматик, виноват и в его участи?

Эдуард сделал шаг и едва не споткнулся о чей-то труп на полу. Какой-то охранник…

Только теперь профессор увидел, что с этими ребятами что-то не так. Они не распались на месте, как остальные. Вероятно, не все барионы в их телах были разрушены. Однако странность заключалась не только в этом: постепенно приходя в себя, они кое в чём изменились, и Пантелеймон, похоже, больше остальных. Зиверг-младший выдернул карандаш из глазницы волосатого громилы, а затем Эдуард Беликов с изумлением стал свидетелем чего-то необычного. По руке юноши молнией проскочила нечто, напоминающее то ли светящуюся сколопендру, то ли какого-то слизня с многочисленными ножками и острыми жвалами. Эта тварь, ловко извернувшись в глазнице, проникла в черепную коробку черноволосого громилы, на теле которого как будто стало ещё больше шерсти, чем раньше. Через секунду она выскочила через его левую ноздрю и упала на белый стол.

Профессор Беликов с любопытством продолжал наблюдать. Он никогда не боялся насекомых, даже самых неприятных среди них. Более того, в некоторой степени ему было присуща страсть энтомолога. Когда-то в детстве, в далёкие нулевые, у него в комнате жил огромный птицеед, которого он кормил сверчками и тараканами, а иногда даже подкармливал мышатами. Прекрасное счастливое детство. Как жаль, что вышло всё так…

Тем временем неизвестный инсектоид шустро преодолел пространство стола и оказался на коленях у альбиноса. Тот только что оттаял от заморозки и попытался сбросить с себя светящуюся дрянь, но был недостаточно быстр. Его ухо оказалось приемлемым отверстием для проникновения внутрь тела. Через секунду он завопил от боли, попытался встать, но тут же упал на пол, и начал кататься по нём, лупя себя по голове. Похоже ему было очень больно, намного больнее, чем волосатому громиле до него. От криков несчастного Эдуарду внезапно поплохело, и он, чтобы не рухнуть, присел на пол и закрыл глаза.

Через минуту всё прекратилось. Старик почувствовал какое-то движение и поднял голову. Перед ним стоял довольный Пантелеймоша и улыбался ему во все свои тридцать два зуба.

– Здравствуйте, профессор, – произнёс Зиверг-младший. – Давненько не виделись.

***

Когда-то отец назвал его «Пантелеймоном», что на древнегреческом означало «совершенство». Это имя с самого начала наложило на него тяжкое бремя, и он не мог ударить в грязь лицом, несмотря на все насмешки и уколы со стороны старших братьев. Вначале они лишь унижали его, но позже, в годы отрочества, когда отец начал выделять его среди остальных, завистливые душонки родственников наполнились настоящей ненавистью.

С той поры жизнь Пантелеймона стала намного хуже. Одним из его хобби было мысленное перечисление бесконечных издёвок со стороны братьев, которые он помнил практически наизусть, как стихи Пушкина. Однажды эти дегенераты перешли всякую грань: подкинули ночью в его кровать ядовитую змею. Да, яд щитомордника не был смертельным, но после укуса ему пришлось провести в больнице около недели, подключённым к аппарату вентиляции лёгких. Вернувшись же домой, Пантелеймон ответил негодяям с удвоенной силой. После множества укусов кольчатой южно-европейской сколопендры, десяток которых он раздобыл у своего приятеля, торгующего в Москве подобной дрянью, их лица и руки опухли, покрытые уродливыми буграми. С тех пор они уяснили, что с ним нужно быть осторожнее, и умерили свои потуги.

Оказавшись в Стазизе, после отречения от него Зиверга-старшего, Пантелеймон почувствовал себя так же, как тогда. Чувство предательства полностью захватило и поглотило его, несмотря на отсутствие физических процессов внутри Аннулированной Зоны. Всё это время Зиверг пребывал в каком-то полубессознательном состоянии, погружённый в свои самые тёмные и кровожадные фантазии. Он не замечал, как течёт время, поскольку мир вокруг не изменялся. Однако сознание, затуманенное пеленой ненависти, продолжало жить своей мечтой о мести.

Когда профессор вошёл в комнату переговоров и Зиверг очнулся, он испытал уже знакомое ему желание наказать врагов, как было некогда с его братьями. За долю секунды эта жажда оформилась в нечто странное и пугающее. Сколопендра вырвалась из плена и погрузилась в мягкую плоть Грязнова, но милостиво не стала его убивать, а лишь парализовала основные центры, подчинив себе волю и разум. Зато на Дьяченко он отыгрался сполна: полосовал его нутро своими жвалами так долго, пока от того не осталось абсолютно ничего, даже отблеска прежней мысли. И только тело продолжало существовать, словно безвольная марионетка. Затем Зиверг вернулся в своё родное тело и получил в распоряжение две покорные пешки.

Когда Беликов поделился с ним откровением, Пантелеймон был потрясён и не мог поверить в то, что рассказал профессор. Однако артефакт явил себя, и ему пришлось принять правду. Сфера хотела, чтобы он выбрался за пределы Аннулированной Зоны и отыскал некоего профессора Акудника. Якобы только он мог разобраться с неконтролируемой Фрагментацией, которая грозила гибелью всему миру. Поначалу молодого Зиверга убедили, что так будет лучше для всех, но когда он с Энгельсом и Грязновым покинул «Чёрный Лебедь», течение его мыслей изменилось. Зачем он должен отдавать кому-то артефакт, если его можно использовать по другому? Как? Ну например, вновь и вновь проникать в Москву, чтобы пополнять своё войско. Оказавшись снаружи, он довольно быстро понял, что не сможет мирно ужиться с людьми. Только не теперь, когда он изменился и приобрёл свою силу. А байки о конце света оставьте детишкам.

Кстати, о силе. Его пешки тоже изменились. Грязнов, в соответствии со своей кличкой, превратился в огромного маститого зверя. Его сознание не было полностью вычищено, как у Дьяченко, он всё ещё мог издавать пусть и рычащие, но членораздельные звуки, подобные на человеческую речь. Энгельс напротив замолк навеки, и Зиверг наслаждался его унижением. Запретив альбиносу носить одежду, он словно мстил ему за прежнее высокомерие. В свою очередь его способность оказалась довольно полезной для вновь созданной группы душманов, непримиримых врагов оставшегося человечества.

Однако клятая Сфера обладала собственным разумом и не желала служить обычным инструментом в чужих руках. Каждый раз, когда Зиверг пытался вернуться в Московскую Зону, его выталкивало наружу. Тогда он пошёл на хитрость – согласился с условиями артефакта взамен на одну ходку в Зеленоград. Сфера согласилась, и вскоре он заполучил ещё троих – своих прежних знакомых – Клубня, Гаврилу и Карло. С новыми сторонниками ему стало повеселее – ведь они служили ему добровольно, чего нельзя было сказать ни про Мишутку, ни про Энгельса.

Однако, получив желаемое, Зиверг нарушил условия договора – и это стало концом их сотрудничества: спустя три года Сфера полностью отключилась и даже отказывалась теперь общаться с ним. Такой исход не устраивал Пантелеймона. В его глазах артефакт был его собственностью, и он был намерен заставить его сотрудничать любой ценой. В мире, где люди постепенно, словно муравьи, снова стремились подчинить себе Землю, Зивергу требовалось множество союзников, таких как его душманы. И желательно не пять-шесть, а сотни. Только так можно было остановить человеческую плесень, которая снова расползалась по планете, ведя свои бесконечные войны друг против друга.

Однако Сфере было начхать на его мечты, и тогда Зиверг вспомнил кое-что сказанное профессором Беликовым перед смертью: только его ученик мог разобраться в тонкостях управления Сферой. Это значило, что у него ещё был шанс восстановить статус-кво. Что ж, если эта проклятая штуковина так хочет попасть к некоему Акуднику, пусть будет так. В конце концов он всё равно вернёт её себе, и никто из людишек не сможет ему помешать.

Прошло ещё несколько месяцев, прежде чем душманам представилась такая возможность. В тот раз они схлестнулись с крупным отрядом полковника Метисова. Вырезав всех солдат, Зиверг лично преподнёс полковнику подарок, снабдив его пояснительными указаниями о взаимном сотрудничестве. Глупые людишки заглотили наживку.

С тех пор прошло долгих три года. Всё это время Пантелеймон терпеливо ждал, периодически выходя на связь с генералом Гробченко, который курировал в ССВЛ проект «Сфера Римана». Как только душман почувствовал, что генерал начинает юлить и подбирает слова, он понял, что время пришло. Пора ему было забрать свою «прелесть» обратно.

***

Когда Борис выбежал из кабинета отца, направляясь в школу, Лев Вениаминович также поспешил прочь, только в другом направлении. Сейчас все его мысли были прикованы к лаборатории. Сторонний наблюдатель мог бы подумать, что профессор весьма чёрствый человек, однако это было не так. Он тоже волновался за Гришу, но не мог позволить себе проявить неблагоразумие и сорваться. Акудник-старший знал, что сейчас именно от него и других лаборантов зависит, завершится ли успехом их миссия длиной в несколько лет или же мутанты победят и заберут Сферу Римана обратно. Не хотелось бы, чтобы это произошло, ведь теперь он гораздо лучше знал, что собой представляет таинственный артефакт. Относительно недавно ему удалось пообщаться с ним, и Сфера многое поведала ему из области того, во что солдафоны никогда бы не поверили. Этих глупых, заскорузлых в своём невежестве людей в принципе не волновали проблемы вселенной, они верили только в красные линии и превентивные удары. Именно такой подход восемь лет назад стал началом всеобщего конца. После массированной ядерной атаки, которую их Родина инициировала против Европы и Штатов, рассчитывая на прикрытие Красного Протокола, надеяться на благоразумие подобного контингента было попросту невозможно.

Оказавшись в зоне для тестирования артефакта, Лев Вениаминович увидел Павлушу, который заканчивал настройку резонаторов.

– Ну что? Всё готово?

– Да, профессор, – сосредоточенно ответил тот. – Но скажите, что там происходит? Мы слышали сирену.

– Ничего такого, с чем не справились бы наши доблестные войска. Не беспокойся, Метисов разберётся со всем. А теперь сбегай за Лизонькой. Нам не помешает, если кто-то ещё будет стоять за пультом.

Павлуша покинул зону А1, но вскоре вернулся с миловидной розовощёкой девицей.

– Начинаем, – сказал Акудник-старший. – Нужно успеть провести синхронизацию браслета и Сферы, используя финальную выборку данных.

– Главное, чтобы не вышло как вчера, – рассмеялась девушка. – Борис так расстроился, когда вы на него накричали. А ведь он был ни в чём не виноват.

– Мы уже с этим разобрались, – отрезал профессор и приблизился к небольшой консоли, из которой торчал гибкий провод. Подсоединив его к неказистому карбоновому браслету на своей руке, он запустил процедуру инициализации.

Павлуша сосредоточился на огромных коробках с резонаторами, издающих неприятное жужжание, а девушка погрузилась в изучение тестовых логов, которые строка за строкой бежали на дополнительном терминале.

– Включай, – приказал профессор Павлуше, и тот поочерёдно дёрнул несколько рубильников.

Дополнительный поток энергии заструился по проводам к небольшому пятачку, укрытому за тремя пластиковыми перегородками. Сфера взлетела чуть выше, а затем начала светиться. Профессор с радостью почувствовал через браслет, как она откликнулась на его призыв. Перед мысленным взором учёного появилась виртуальная панель управления. Однако уже через секунду что-то пошло не так, и она исчезла. В одном из трансформаторных ящиков заискрило.

– Отрубай, отрубай, – рявкнул Лев. – Пока не взорвалось.

Павлуша выполнил приказ.

– В чём дело? – промычал профессор, изучая показатели в мониторе. – У меня всё нормально. На этой фазе не должно быть никаких девиаций.

Одновременно с этим, он мысленно ругал себя за вчерашний поступок. Если бы не его саботаж, у них уже имелся бы готовый контур. Но кто же знал, что душманы атакуют город. Такого никто не мог предсказать. Слишком уж это звучало фантастично. Неожиданно Елизавета, погруженная в чтение тестовой информации, радостно взвизгнула:

– Я поняла, Лев Вениаминович. Всё дело в неправильном порядке синоптических соединений.

Профессор сразу же переключился на код. Действительно. Похоже, эта ошибка осталась со вчерашнего дня.

– Сейчас исправлю, – пробормотал Акудник, быстро внося изменения. – Пробуем ещё. Павел, включай.

Поток, усиленный резонаторами, снова устремился к Сфере. Профессор сжал кулаки, чувствуя нарастающее напряжение. Сейчас не оставалось времени для ошибок. Артефакт снова ожил, засветившись ярко голубым светом. Лаборанты затаили дыхание, ожидая завершения синхронизации.

– Сделано! – торжествующим голосом воскликнул Лев, после чего сразу же оторвал провод от браслета. Теперь он больше не требовался. Сфера обязана была подчиняться каждой команде оператора не только в лаборатории, но и за её пределами.

В этот момент со стороны офиса до него донеслись странные звуки, усиленные артефактом. Похоже, там кто-то кричал. Лев Вениаминович активировал Картограф и наложил на него фильтр, убирая лишние точки.

– Что такое, профессор? – поинтересовался Павлуша, с удивлением наблюдая как переменился в лице начальник.

– Вам срочно нужно бежать отсюда, – прошептал Лев. – Мутанты уже здесь.

– А как же вы? – нахмурилась девушка, не желая бросать его.

– Обо мне не нужно беспокоиться. Кыш отсюда. Уходите через южный выход, а я активирую систему безопасности!

Павел схватил Лизоньку за руку и потащил её за собой, не обращая внимания на попытки вырваться.

– Какой же я мерзкий и подлый человек, – поздно раскаялся профессор. – Неужели они все из-за меня погибнут? Из-за одного только моего глупого желания закончить начатое.

Быстрее, они уже идут…

Чужая мысль проникла в мозг Акудника-старшего, пронзив его раскалённой иглой. Лев Вениаминович вздрогнул и активировал сейф-ловушку, экранированную свинцовой плитой. Там тебя никто не найдёт, пробормотал он, не беспокойся. Главное, чтобы Борис догадался, когда окажется в лаборатории. Но это было уже не в его, Льва, власти.

Двери в зону А1 резко распахнулась, и внутрь вбежал Павлуша. Его взгляд был затуманен ужасом, а руки окровавлены. Профессор понял, что Лизонька погибла, и сердце его снова похолодело от чувства вины. Следом за Павлом в помещении показался звереподобный мутант. Мишутка Гризли! Профессор слышал о нём. Вообще-то он слышал о них всех. Отъявленные преступники и кровожадные убийцы. Вся банда душманов неторопливо вошла в лабораторию; на их лицах ухмылки, в глазах нетерпение.

Мишутка, словно играюче, подскочил к упавшему на пол Павлуше и одним махом когтистой лапы разодрал его. Одна рука отправилась в полёт, но её успел подхватить Клу – и теперь медленно пожёвывал её, хрустя человеческими костями.

– Этого не трогать, – велел Зиверг, выступая перед остальными.

Лев Вениаминович почувствовал, как ему отказали ноги, и, чтобы не упасть, прислонился спиной к терминалу. Ему было известно о том, что главный душман по кличке Изверг, в миру Зиверг Пантелеймон Иванович, может менять свою внешность. Однако это не помешало профессору почувствовать мистическое изумление, когда он разглядел знакомое лицо – Валерьян Домовой – один из ведущих профессоров ВНИИ, представляющий кафедру холодного синтеза.

– Где она? – отрывисто спросил лже-Домовой. – Верни её мне, человек. Поигрался, и хватит.

Акудник собрался с духом и покачал головой.

– Её забрали люди из отдела безопасности. Или ты думаешь, что генерал Гробченко не предусмотрел ваше нападение?

– Всё ты врёшь, – уверенно сказал Зиверг. – Но ничего, сейчас узнаем.

Профессор догадался, что душман собирается проникнуть в его тело, и кто знает, возможно, он сумеет прочитать его мысли. Эта догадка заставила его действовать быстро. Лев Вениаминович бросился к коробке с подключённым резонатором и, забыв о себе, обеими руками схватился за оголённый провод, оставленный Павлушей из-за нехватки времени.

– Остановите его, – только и успел воскликнуть Зиверг, прежде чем профессор погиб на месте.

Мишутка оттащил мёртвое тело подальше от провода, и Зиверг не стал тратить время: сразу же покинул тело Домового и через ухо проник в голову Акудника-старшего. Профессор задёргался, словно в конвульсиях, а затем поднялся и мутными глазами посмотрел на свою банду.

– Здесь ничего не осталось, – устрашающим голосом, напоминающим визг, сообщил он. – Найдите мне кого-нибудь другого.

– Но мы всех убили на пути сюда, – поведал Гаврила Крокодайл, и это вызвало у Зиверга неконтролируемую вспышку ярости.

Его истерика длилась какое-то время, а потом он покинул труп Льва и вернулся в тело Домового. Тот был всё ещё жив, а душману было комфортнее находиться в живом теле.

– Он сказал, что артефакт забрали люди Гробченко, – задумчиво произнёс Карло. – Может нам стоить догнать их?

– Он всё врал, – убеждённо ответил Пантелеймон.

– Тогда, что будем делать?

Зиверг несколько секунд молчал, глубоко задумавшись. Наконец он принял решение:

– Пока что отступим в город, но будем внимательно следить за флуктуациями. Как только они активируют Сферу, мы придём за ней, где бы она ни была.

Мутанты кивнули своему главарю и отправились за ним к выходу. А вскоре, минут через двадцать, в тестовую зону вбежал Борис, с истерзанным телом брата на руках. Увидев Павлушу и профессора, он затрясся от ужаса и упал на колени. Оставив Гришу, он подполз к их отцу и неловко снял с его руки хорошо знакомый браслет. При этом затуманенный взгляд парня был прикован к чему-то невидимому. Сфера уже рисовала для него свои картинки, стирая и подчищая суровую реальность.

***

Борис резко вдохнул и выдохнул. Отец, который только что разговаривал с ним, внезапно превратился в неподвижное тело на полу с кровавой полосой под левым ухом. Рядом с ним стоял светловолосый мальчик, с сочувствием и сожалением смотревший на юношу.

– Теперь ты знаешь всё, – тихо сказал он, – и должен решить, что будешь делать дальше.

– Я всё уже решил, – стиснув зубы, ответил Акудник. – В тот момент, когда пришёл сдаваться солдатам.

Шон покачал головой.

– Нет. Ты лишь убедил себя, что у тебя нет выбора, что ты слишком мал и ничего не можешь. Так знай же – это всё ложь. Прямо сейчас ты самое могущественное существо в обеих вселенных. Это что-то да значит.

– Что за чепуха.

– Только от тебя зависит, чем всё закончится. Исчезнем ли мы все в пучине сингулярности, или получим крохотный шанс на спасение. Всё в твоих руках. Решай…

В этот момент Борис почувствовал, как его всего затрясло, а затем услышал чьи-то перепуганные и раздражённые голоса. С каждой секундой они всё нарастали, нарастали, пока не сделались слишком громкими и невыносимыми. Он не понимал, что происходит, и потому крепко закрыл глаза, словно маленький ребёнок.

– Очнись… Очнись, парень, – голос полевого врача и лёгкие хлопки по щекам возвратили Бориса в реальность, в которой к нему вернулась тупая ноющая боль. Рядом с ним почему-то собралась куча людей. Да я тут важная птица, с кривой ухмылкой подумал Акудник.

– Он пришёл в себя, – раздался радостный и звонкий голос Эльвиры. Доброе дитя.

– Так и есть, малышка, – подтвердил хируг. – Похоже, самый опасный период прошёл. Теперь с ним всё будет в порядке. Но на всякий случай я положу рядом ещё одну ампулу с диазепамом. Если приступ повторится, вы знаете, что делать.

– А с тобой что, солдат? – Борис, даже в своём полуобморочном состоянии, понял, что слышит самого Виктора Гробченко. Мерзкий отморозок…

– Я уже в норме, товарищ генерал-майор, – раздался слабый голос Шурочкина. – Позвольте мне вернуться к выполнению своих обязанностей.

– Вот видишь, Метисов, – усмехнулся Гробченко, – наши бойцы самые надёжные. Только благодаря таким парням мы всё ещё держим оборону. Молодец, солдат. По возвращению прикажу представить тебя к награде.

– Рад служить, товарищ генерал-майор, – голос Шурочкина стал немного бодрее.

Гробченко снова обратил взгляд на Бориса и увидел кое-что, что его заинтересовало.

– А эта штука у него откуда? – спросил он у хирурга.

Тот слегка смутился и тихо ответил:

– Полковник Метисов велел поставить. Кажется, её притащил один из крестьян.

– Понятно, – кивнул генерал. – Ну и правильно, не пропадать же добру.

Когда толпа покинула автобус, Шурочкин начал одеваться. Штаны и куртка цвета хаки висели рядом.

– Ты как, Валерка? – спросил Фёдор.

– Лучше, чем вы, профессор, – несколько грубовато ответил солдат, а затем, смутившись, поспешил исправить это, – простите, я не хотел.

– Можешь не извиняться. У меня есть к тебе одна просьба. Ослабь немного ремни на этом бедолаге. Не дай бог, задохнётся ещё.

Солдат кивнул и выполнил просьбу профессора. Борис этого даже не почувствовал. Он снова погрузился в глубокий сон, на этот раз без самоистязаний и тягостных видений. Шурочкин в последний раз окинул взглядом их крохотный закуток и молча вышел наружу. А вскоре автобусы и фургоны снова тронулись в путь. Сегодня им нужно было преодолеть изрядный кусок пространства, чтобы уйти от возможных преследователей.