Текст книги "Разорванная Земля (СИ)"

Автор книги: Александр Воронич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

– Так-то, козёл. И кто теперь в дамках? – злобно сверкая глазами, прошипел бандит. – Будет наперёд наука – не связывайся с чужими тёлками.

Тем временем на отчаянный плач девушки начали сбегаться люди. Одним из первых прибежал Шеварднадзе. Увидев неприятную картину – умирающего солдата и бандита, застывшего с ножом в вызывающей позе – он моментально всё понял. Не раздумывая, капитан выхватил свой табельный пистолет и выстрелил из него два раза – обе пули попали в ноги бандита. Тот, завывая от боли и сыпя проклятиями словно из рога изобилия, повалился на землю рядом со своей жертвой.

Вокруг начало собираться всё больше зевак. Они толпились, возбужденно обсуждая случившееся. Появился полевой хирург. Сначала он бросился к Сайгаку, но через секунду печально покачал головой. Гурам сразу всё понял – его товарищ по множеству боевых миссий истёк кровью практически моментально: удар, нанесённый Оглоблей, был свирепым и мастерским. От охватившего его горя и ярости капитан побагровел. Лишь усилие воли помогло ему удержать свою руку от очередного, последнего, выстрела.

Тем временем хирург приблизился к преступнику и начал оказывать тому первую медицинскую помощь – перевязал жгутом ногу повыше ранения и остановил кровотечение. Теперь у бандита появился стопроцентный шанс дожить до своего суда. Не успел хирург приступить ко второй ране, как к группе людей подбежала маленькая девочка.

– Дядя доктор! Дядя доктор! – закричала она, задыхаясь от бега. – Борису плохо. Ему срочно нужна ваша помощь!

Вместе с ней на опушке леса появился генерал Гробченко, который только теперь соизволил выйти на шум; хмурый, как обычно. Услышав слова девочки, он бросился к ней с лицом, искажённым то ли от гнева, то ли от тревоги.

– Что ты там сказала, малявка? Какой ещё Борис? Акудник?

Эльвира испуганно кивнула. В присутствии генерала, чьи водянистые глаза амфибии требовательно смотрели на неё, она не могла подобрать нужных слов. Гробченко, впрочем, в них не нуждался. Он и так всё понял.

– Оставь этот кусок дерьма, – отрывисто приказал он хирургу. – Бегом к нашему пленнику. Центр-0 не может потерять и его.

Доктор нерешительно замялся, бросая взгляд на истекающего кровью Оглоблю.

– Но… кто же закончит здесь?

– Я закончу…

Гробченко, вскипев от ярости, выхватил пистолет из кобуры и направил ствол на хирурга.

– Бегом, я сказал, – рявкнул он, после чего перевёл оружие на стонущего бандита и сделал один выстрел в упор. – Этого гадёныша нужно было сразу добить, к чёртовой матери!

Люди в испуге отпрянули. Все с изумлением смотрели на очередной труп, внезапно образовавшийся перед ними. Между глаз Жоры Оглобли появилось крохотное отверстие, сквозь которое медленно вытекала его спинномозговая жидкость. Не посмев ослушаться приказа, доктор вскочил на ноги и приблизился к Эльвире Фёдоровне. Девочку просто трясло от ужаса, и ему пришлось воспользоваться ваткой с нашатырём, чтобы она хотя бы немного пришла в себя.

– Пойдём-ка, милая, – ласково, по-отечески сказал он и повёл за собой кроху в автобус для раненых.

Кровожадным взглядом окинув местность, Гробченко стал раздавать приказы с целью очистить площадку от лишней публики. Люди начали расходиться с чувством глубокой неприязни, которая возникла в них к грубому солдафону. Старуха Ада причитала больше других, но даже её реплики были на полголоса ниже, чем обычно, чтобы, не дай бог, генерал ничего не услышал.

Все разошлись. И только трое остались на месте: темноволосая женщина, заливающаяся истерическим плачем у тела возлюбленного, а также Грынь и Колесников. Последний не позволял своему подчинённому броситься к закадычному другу, силой удерживая того под деревом.

– Слушай меня, чёртов дурак, – сердито прошипел Колесо, – не вздумай наделать глупостей. Не хватало ещё, чтобы эти звери и тебя прикончили. Слышишь меня? Держи себя в руках…

Грынь, сквозь слёзы в глазах, посмотрел на главаря.

– И для чего он это сделал? Зачем убил Оглоблю? Он уже был обезврежен.

– Сделал, потому что может, – свирепо встряхивая товарища, прорычал Колесо. – Ну ничего, братишка. Я обещаю тебе, что мы тоже кое-что сможем. А пока – держи себя в руках.

Глава 33. Шон

Тьма подмигнула ему и расступилась, снова вернув Бориса в недавнее прошлое. Сердце в груди больно заныло. Он уже предчувствовал, чем это может закончиться.

Всё происходящее вокруг него было по-настоящему ужасно. Одна из старшеклассниц словно попала под циркулярную пилу, которая выпотрошила её до основания. Окровавленные кишки тянулись вдоль стены в коридоре. Было похоже, что несчастная пыталась уползти прочь, всё ещё надеясь отыскать спасение. Безрезультатно.

Голова второй девушки лежала в цветочном горшке, оскалившись посмертной гримасой на бледного словно смерть юношу. Это было невыносимо.

Борис отвернулся и пробежал мимо. Единственное, что должно волновать меня сейчас, прошептал парень, это судьба брата. Добравшись до младших классов, он разглядел на полу кое-что странное – то была некая осклизлая масса, которая напоминала кусок оплавленной плоти. Несомненно, воздействие какой-то чрезвычайно сильной кислоты.

О боже…

Он узнал несчастную жертву. Лидия Ромуальдовна. Преподавательница математики в классе его брата. С каждой минутой всё происходящее начинало казаться ему каким-то безумным сюрреалистичным кошмаром.

Пробежавшись по комнатам, молодой лаборант не нашёл нигде ни единой подсказки. Наконец он добрался до дверей учительской, и здесь ему показалось, что он услышал по другую сторону какой-то шум. Неужели кто-то успел спрятаться? Вспыхнувшая в груди надежда заставила его действовать. Борис ворвался в комнату и замер на месте. Внутри было всё как обычно, и лишь покосившийся шкаф для верхней одежды выбивался из общей гармонии. Казалось, что по нему выпустили град пуль, или скорее несколько десятков раз проткнули насквозь чем-то острым, наподобие копья. На ковре, вытоптанном за многие годы использования, лежали древесные опилки. И они были обагрены кровью.

Поддавшись безысходности, юноша бросился к пробитому гардеробу и…

Внутри него всё оборвалось.

Глаза Гриши смотрели на него из глубины шкафа, но больше не видели старшего брата. Маленькое тельце буквально представляло из себя сплошное решето. Несколько ударов пронзили сердце, другие задели руки, ноги и живот. И только тёмная вихрастая голова, казалось, абсолютно не пострадала.

Борис упал на колени. Всё его тело сотрясало рыдание, а мысли полностью покинули голову. Только душевная боль и отчаяние остались глубоко внутри, переплетаясь друг с другом в единое чёрное месиво. На несколько десятков минут он как будто исчез из этого мира, полностью растворившись в своём горе. А затем что-то щёлкнуло в нём и в глазах появилась безумная надежда. Почему он опустил руки? Возможно, его брат ещё жив? Как он может утверждать обратное? Он же совсем не медик. Всегда боялся вида крови. Всё, что ему сейчас нужно, это добраться с Гришей до их отца, и тот обязательно спасёт своего сына. Иначе быть просто не может, он же чёртов гений. Гений во всём.

Подхватив хрупкое тельце на руки, Борис бросился прочь из школы. Быстрее! Быстрее к отцу. Ради спасения младшего.

***

Тьма снова подмигнула ему. На этот раз он перенёсся в институт. Бесконечные извилистые коридоры ВНИИ с десятками фотографий в дешёвых пластиковых рамках сменились пропускным пунктом, где работали посменно два пожилых охранника. Борис уже не помнил их имена. Теперь один из них лежал раздавленный, словно насекомое с неестественно вывернутыми конечностями.

Борис помчался дальше, стараясь не смотреть по сторонам. Трупов вокруг было уж слишком много, чересчур много. Почему они все вовремя не укрылись в бункере под институтом? Почему продолжали оставаться здесь даже во время атаки душманов?

Добравшись до знакомого стола с недопитой чашкой кофе, Борис остолбенел. На полу с рваной раной в груди лежала Лизонька Борщёва. Прекрасное лицо, некогда пышущее жизнью, теперь смотрело на него с немым укором. Борис не выдержал этого зрелища и бросился бежать по переходу, прижимая к себе тело брата, прямиком к тестовой зоне А1.

Отец! Где же ты? Почему ты не увёл отсюда людей, если опасность была так близка?

Выскочив на площадку, где ещё недавно Павлуша настраивал резонаторы для эксперимента, Борис остановился; в его глазах скрывались лишь боль и тоска.

Отец был здесь вместе с Павлушей. Техника нельзя было узнать, его тело разорвано на части, а вот Акудник-старший казался абсолютно целым, только в области уха имелся небольшой кровоподтек. Тем ни менее, сомнений быть не могло. Они оба были мертвы.

Борис упал на колени, не в силах более удерживать своё туловище в вертикальном положении. Как будто вся тяжесть мира разом придавила его к земле, расплющив не только тело, но и душу. Надежды в нём больше не оставалось, она вся испарилась в один миг.

– Вставай! – знакомый голос заставил его вздрогнуть.

Подняв голову, он моментально всё вспомнил и понял. Все эти ужасы, все страдания уже не принадлежали ему, являясь достоянием давно минувших дней. С того страшного дня прошло больше года.

– Кто ты такой? – с ненавистью спросил он, глядя на мальчика, которого когда-то любил и ради которого двигался вперёд многие месяцы. – Точнее, что ты такое? – голос Акудника казался звериным рыком. Если бы у него сейчас оставались силы, он бы вцепился в горло этому существу.

Белокурый светлый мальчишка с сияющими глазами изумрудного цвета посмотрел на Бориса, как будто с грустью. Если вдуматься, подумал тот, нисколько он и не похож на его Гришу, темноволосого и куда более смуглого. Как же он мог их перепутать, как мог так легко забыть своего настоящего брата?

– Я всего лишь хотел помочь тебе, – ответил Шон на невысказанный вопрос. – Хотел избавить тебя от тех мук, которые выпали на твою долю. Ты так любил его, так оберегал, что не сумел бы справиться с этой болью.

– Как и все люди любят своих близких, – процедил сквозь зубы Борис. – И ничего, справляются. Ты же просто украл у меня мои воспоминания.

Шон мягко покачал головой.

– Не украл, а лишь временно укрыл от тебя, чтобы твоя душа могла успокоиться. Зря ты себя сравниваешь с другими. За эти годы я познал некоторых из вас и… ты непохож на них. Слишком хрупкий. Слишком светлый. Я не мог поступить иначе.

Борис нервно рассмеялся, поднимаясь на ноги.

– Как элегантно ты обозвал меня слабаком…

– Нет, не слабаком, – возразил Шон. – А тем, кто ещё способен чувствовать. Это особый дар.

– Ты мне зубы тут не заговаривай, – снова взорвался юноша. – Я хочу знать, что ты такое и зачем ты всё это устроил? Зачем одурачил меня и моего отца, зачем притворился им и моим братом, хотя они оба были мертвы? Зачем заставил нести себя непонятно куда под предлогом того, что Сферу нужно уничтожить в генераторе плазмы. Я не понимаю, чего ты хотел этим добиться?

– Я никогда не обманывал твоего отца, – резко ответил Шон. – Когда он снял с меня защиту, активированную мной, чтобы избежать манипуляций со стороны Зиверга, я всё ему объяснил. И он согласился с мной, что нужно как-то спасать ситуацию. Это он решил, что ты должен отправиться в Зеленоград-2, просто не успел сообщить тебе об этом лично, потому что душманы ворвались внутрь и убили всех людей в лаборатории ВНИИ.

– Я вижу, – злобно ответил парень, оглядывая тестовую зону А1.

– Однако кое в чём ты прав, – продолжил Шон, – и я хочу извиниться перед тобой за некоторый обман. Я действительно придумал историю с уничтожением моего Сефирота в генераторе плазмы, потому что это немного проще, чем истинное положение дел. Но в остальном я не врал тебе. Баланс на самом деле безвозвратно нарушен, и мир действительно стоит на краю. Более того, несколько раз я пытался намекнуть тебе на истину, слегка корректируя воспоминания о твоём отце.

– Что ты делал? – возмутился Борис.

– Помнишь наш разговор перед костром? Мы обсуждали с тобой, откуда появился артефакт.

Борис нахмурился.

– Ты говоришь о той бредовой идее про антивселенную? Хочешь сказать, ты существо, прибывшее оттуда, чтобы закончить начатое?

– Это лишь часть правды, – глухо ответил Шон. – Я не просто существо. Чтобы понять это, тебе нужно уметь мыслить иначе, чем доступно обитателям этой реальности.

– Только не говори мне, что ты чёртов бог альтернативного мира…

– Бог? – улыбнулся Шон. – О нет. Такие сущности просто не могли бы возникнуть у нас.

– Не понимаю, – признался парень.

– Попытаюсь объяснить, но вряд ли это получится. Вот смотри, жизнь в вашем мире возникала, идя от простейших форм к сложным, постоянно эволюционируя и приобретая всевозможные качества, необходимые вам для победы в игре. Чтобы мотивировать подобные процессы, должны были работать законы дарвинизма, а это значит вам жизненно необходимо требовалось ощущать свою разделенность, отличие от остальных, хотя по сути своей это всё фикция, чистейшая иллюзия. Даже здесь жизнь это сложная система, в которой каждая клеточка выполняет свою функцию в едином организме, даже считая себя чем-то уникальным, независимым, со сложной мотивировкой и целеполаганием.

Борис хмуро пробормотал:

– Что-то запахло индуизмом. Все боги есть аватары высших богов, а люди – аватары низших. Всё есть игра одного сознания, разделённого на бесчисленные отражения друг друга для получения личного удовольствия от жизни.

Шон насмешливо кивнул:

– А ты полагаешь, что ваши древние были совсем глупыми и городили одну чепуху?

Акудник не нашёл слов для ответа.

– Так вот, в моём мире жизнь развивалась иначе. Мы никогда не были так сильно разделены: одно сознание и воля всегда являлись продолжением другого сознания и воли. На вашем языке вы могли бы назвать нас Эфириалами. Вместе с тем, мы не являемся и чем-то абсолютно целым: у нас тоже существует борьба между отдельными идеями. Всё как у вас. Вы, люди, примыкаете к тому или иному учению, становитесь его апологетами и верите до зубовного скрежета в свои идеи, не осознавая, что они сражаются между собой вашими руками. Коммунизм, капитализм или чучхе.

Борис с трудом понимал собеседника. Всё, что тот говорил, казалось по-настоящему нелепым. В описанный мир было невозможно поверить. Или же нет?

– Допустим, всё это так, – кивнул Акудник. – И что заставило тебя… вас… прийти на эту сторону, к нам, жалким разделённым существам?

– Ну-ну, не стоит себя так унижать. До того, как «Я-Мы» оказались здесь, мы не могли представить себе организацию жизни, подобную вашей. Вы безусловно другие, но вы столь же жизнеспособны, как и мы, если, конечно, ваш коллективный «неосознаваемый» вами сверх-разум не идёт на поводу одного единственного человека или группы людей, обретших сверх-силы. В вашем мире такое, к сожалению, возможно. Ты уже знаешь, о чём я.

– Не очень…

– Я говорю об открытии вами хромоплазмы. До того, как вы сделали это, один единственный человек не мог вызвать такой катаклизм в масштабах макрокосмоса, и даже самый жестокий тиран пасовал перед необъятностью вселенной и инертностью вашего общества. Однако потом всё поменялось. Теперь даже какая-то незначительная единица способна разрушить всё сущее. Причём, не только с этой стороны, но и с другой, о которой вы практически ничего не знаете.

– Антимир?

– В каком-то роде. Тебе известно, что каждая вселенная это точка на абстрактной вероятностной сфере, если хочешь, макро-сфере Блоха-Римана-Акудника[1]? И эта точка имеет своё симметричное отражение, связанное с ней фундаментальными законами.

– Сфера… Акудника?

Светловолосый мальчик кивнул.

– Я так назвал модель макро-вселенной в честь твоего отца, потому что он первым в вашем мире догадался, как приблизительно связаны наши миры. На самом высоком макроуровне все работает так же, как и на микроуровне – квантовым образом. Но речь не об этом. Сейчас нас интересует, какое взаимодействие оказывают друг на друга миры с противоположным спином – такие как твой и мой.

Борис стоял, с трудом осмысляя слова мальчика. Для того, чтобы понять их, явно было недостаточно того курса физики, который ему преподавали в институте.

– Данное воздействие безусловно существовало всегда, – продолжил Шон. – Так называемые цветовые частицы свободно проникали туда и обратно. В этом никогда не было никакой опасности, поскольку вещество и антивещество взаимно аннигилируются при столкновении, не вызывая особых парадоксов или сайдэффектов. Однако в тот момент, когда вы запустили Красный Протокол, вы создали источник потрясающей нестабильности. На уровне вашей терминологии, его можно представить себе как сверх-чёрную дыру, затягивающую обе вселенные в одну точку. Так и должно было случиться, если бы Эдуард Беликов не испортил условия для реализации идеального протокола. К счастью, будучи величайшим физиком вашего мира, он вовремя понял, что должно произойти и вмешался в процесс, отключив из системы синхронизации полей один из её центров.

Борис начал немного понимать, о чём идёт речь.

– Ты говоришь о Форте Боярд в Зеленограде-2?

– Да. Поступок профессора спас нас. Однако мы все оказались в странном замершем положении. Одна малюсенькая ошибка – и мы в одночасье перейдём за черту сингулярности[2], которая предшествовала Большому Взрыву. Из-за огромного количества высвободившихся кварков и антикварков они не способны аннигилировать так же, как раньше, что порождает многочисленные сайдэффекты в обеих вселенных. Среди вас появляется всё больше существ, которых вы называете Искажёнными, потому что они наполовину принадлежат чужому миру.

– Всё это, конечно, очень интересно, – язвительно фыркнул Борис. – Но я никак не могу понять, зачем ты это мне рассказываешь, и как это должно оправдать твои действия против меня. Думаешь, я – «маленькое разделённое существо» – должно беспокоиться о поломке основных космологических законов? С чего бы? Я не властен над ними, но зато я властен над своими мыслями и желаниями, и уж поверь мне, я нисколько не желаю помогать тебе… или Вам.

Шон замолчал, словно размышляя над словами Бориса, а потом с уверенностью сказал:

– Ты сейчас не серьезно. Я вижу тебя глубже, чем ты думаешь. Тебя давно не интересуют собственные шкурные интересы. Ты человек мира и науки, а также ты сын своего отца.

– Вот только не надо мне снова говорить о нём, – взвился Борис.

– Твой отец понимал, что времени у нас всех осталось немного. Возможно, считанные мгновения. Тотальная дестабилизация происходит повсеместно, на всех уровнях, и очень скоро абсолютное ничто поглотит обе наши вселенные, схлопнув их вероятности. И только мы с тобой можем остановить подобный исход. Для этого нужно проникнуть в Форт Боярд и активировать генератор цветовых вихрей вручную, предварительно освободив из моего Сефирота всё принесённое антивещество. Это стабилизирует линии и позволит Третьей Волне пройти успешно.

– Что? – юноша не поверил своим ушам. – Так ты признаёшь, что твоя цель – освободить ещё больше первичной материи.

– Я никогда этого и не отрицал.

– Но ты же сказал, что Красный Протокол едва не уничтожил нас? И теперь ты предлагаешь мне повторить его?

– Не повторить, а закончить, – ответил Шон. – В прошлый раз у вас было слишком мало антивещества, чтобы осуществить безопасный контроль над линиями, что в итоге привело к появлению аномальных лакун, так называемые Аннулированные Зоны первого типа. Поэтому в моём мире было решено организовать необходимое количество для отправки сюда. Мы предполагали, что как только Сефирот окажется здесь, случится Вторая Волна, которая завершит сопряжение обоих миров. К сожалению, мы не учли уровня деградации линий. Я понял это сразу, как только появился здесь, в странном местечке под названием Москва.

– Погоди, ты хочешь сказать, что готов был пожертвовать собой ради спасения вселенных?

Шон слабо улыбнулся.

– Все мои со-напсы были готовы. Однако наша жертва ни к чему не привела. Проникнув сюда, Я-Мы были обречены остаться в этой чужой для нас вселенной до самого конца. Однако, кое в чём нам повезло: наш Сефирот оказался возле профессора Беликова-старшего. К сожалению, он, как и другие в той подземной лаборатории, был необратимо повреждён на ядерном уровне. Агрессивное излучение в момент, когда профессор испортил Протокол, повыбивало глюоны из их ядер, разрушив почти все барионные связи. Вот почему все в той комнате при моём появлении обратились в пыль, и только его, профессора, я успел удержать путём концентрации всех своих способностей. Однако я знал, что у нас имеется всего несколько часов, и за это время мы должны были отыскать ответ, что делать дальше.

Борис Акудник, против своей воли, внезапно снова увлёкся рассказом Шона. То, что тот говорил, казалось безумием, и вместе с тем, чем-то логичным и естественным.

– Так ты пообщался с ним?

– Именно так. Более того, он позволил мне просканировать свою память, чтобы я подобрал оптимальный вариант для нашего спасения.

– И что же это за вариант? – тихо спросил юноша.

– Обратиться за помощью к твоему отцу, – ответил Шон, – потому что только он в этом мире обладает наиболее полными знаниями, как осуществить Третью Волну. Однако попасть к нему в руки мне удалось не сразу. Несколько лет Я-Мы занимались какой-то ерундой вместе с Зивергом и его нелепой бандой. Зиверг поначалу согласился, а затем отказался передать Сефирот людям. Он искал собственную выгоду. И мне пришлось полностью закрыться. Эти душманы, создания вашего мира, совсем обезумели, почти как и Хобот в нашем…

– Что ты сказал?

Борис не на шутку удивился, и это дало ему знать, что он перестал испытывать к этому странному существу ту невероятную злобу, которая ещё несколько минут назад отравляла его разум. А ещё, похоже, он наконец смирился с тем, что произошло за последний год.

– А ты разве ещё не понял? Хобот такой же как и я. Он-Они. Эфириал. Однако его задача отличается от моей более, чем полностью.

– Разве ты не воплощаешь всех… эээ, со-напсов из твоего мира?

Мальчик звонко рассмеялся.

– Думаешь, мы прибыли к вам всей вселенной? Конечно, нет, глупый. Я был сформирован для этой задачи в тот момент, когда возникла потребность. А Хобот появился как мой антипод, преследуя противоположный концепт.

– И какой же? – в голосе Акудника появился страх.

– Не дать мне провести синхронизации линий и позволить дестабилизации завершиться. К счастью, он появился здесь чуть позже, чем Я-Мы, и поэтому мы успели ускользнуть от него. Иначе, Я-Мы безусловно проиграли бы ему это сражение.

– Почему же?

– Он гораздо сильнее, – пожал плечами Шон. – В нём находится почти сотая часть всех со-напсов из моей вселенной, а это в тысячу раз больше, чем во мне. И он может передвигаться самостоятельно, без человеческой помощи. Чего, как ты видишь, за мной не наблюдается. Я привязан к вам, биологическим существам этого мира. Довольно неудобно, надо сказать.

– Но как же…

Борис замолчал, разом растеряв все слова.

– Если хочешь, я покажу тебе «отблески», которые впитал с тех пор, как появился здесь?

– Отблески? – удивился Акудник. – Это что ещё за дрянь?

– Можно сказать, что это воспоминания некоторых людей, с которыми я взаимодействовал на всём пути. Их немного, но может быть, это позволит тебе кое-что понять.

– И что, среди них есть и воспоминания Льва Вениаминовича, моего дражайшего папочки?

– Несколько, – кивнул Шон, и Борис нетерпеливо облизал пересохшие губы.

Больше всего на свете он желал отыскать в себе силы, чтобы простить отца, но для этого ему нужна была некая сторонняя помощь. Не так-то легко даётся человеку способность прощать, величайшая среди всех, в какой-то мере нивелирующая разницу между разделёнными существами Земли и объединённым «нечто» из чужой пугающей вселенной.

[1] Сфера Блоха – способ представления чистых состояний кубита в виде точек на сфере. Названа в честь Феликса Блоха

[2] Космологическая сингулярность – предполагаемое состояние Вселенной в начальный момент Большого взрыва, характеризующееся бесконечно большой плотностью и температурой вещества, иначе говоря, некая абстракция, означающая границу, за которой заканчивается возможность описания в контексте действующих представлений и законов.