Текст книги "Питер - Москва. Схватка за Россию"
Автор книги: Александр Пыжиков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Противостояние Государственной думы и петербургской бюрократии, разумеется, касалось не только общих проблем государственного управления. Многочисленные и не менее острые столкновения проходили при обсуждении конкретных вопросов экономической жизни. В этой сфере правительство неизменно выступало на стороне руководимой выходцами из высшего чиновничества питерской банковской группы и иностранного капитала, с конца XIX века широко представленного в экономике. Жесткую конкурентную борьбу с этими предпринимательскими слоями вела купеческая элита, чьи интересы взяла под свой патронаж нижняя палата российского парламента. Общественные борцы за конституцию и парламентаризм, собственно, и задумывали думу как инструмент, с помощью которого можно ограничить влияние бюрократии на бизнес. Самое начало работы III Государственной думы наглядно это продемонстрировало. Ряд депутатов, едва усевшись в свои кресла, попытались повлиять на правительственное решение о крупной концессии на строительство Севе-ро-Донецкой железной дороги. Концессии добивались общество, учрежденное синдикатом «Продуголь», Петербургским международным банком и французским Северным банком. Глава «Продугля» Н.С. Авдаков предлагал продолжить железнодорожное обустройство Донбасса, чтобы облегчить доставку минерального топлива в центр страны, в частности в московский промышленный район[431]431
См.: Соловьева А.М. Роль финансового капитала в железнодорожном строительстве России // Исторические записки. Т. 55. М., 1956. С. 192-193.
[Закрыть]. Осуществление этого проекта ставило крест на планах развития подмосковного угольного бассейна, которые строила московская буржуазия. Экспансия южных добывающих предприятий делала невозможным обретение Москвой собственной сырьевой базы. Депутаты начали оспаривать планы «Продугля». Наиболее ярым противником проекта южных предпринимателей и банков оказался член Государственной думы Н.Л. Марков, ближайший партнер разоренного купеческого магната С.И. Мамонтова. В конце 1907 года он издал специальную брошюру, где доказывал, что постройка дороги отвечает личным интересам ряда иностранных и питерских дельцов, но никаких выгод российскому государству не несет; огромные правительственные льготы позволяют узкому кругу капиталистов рассчитывать на баснословные прибыли[432]432
См.: Марков Н.Л. Несколько слов о бесполезности проектируемой Северо-Донецкой железной дороги с затратой на нее свыше 100 млн руб. при правительственной 5% гарантии. СПб., 1907. С. 18.
[Закрыть]. И все-таки лоббистские возможности этих капиталистов сделали свое дело: правительство оставило без внимания аргументы думцев, предоставив концессию обществу. Его учредители поспешили заявить, что это решение знаменует собой поворот в российской экономической политике: впервые после двадцатипятилетнего перерыва дан «зеленый свет» частному железнодорожному строительству, и в скором времени его ожидает расцвет[433]433
См.: Концессия на Северо-Донецкую железную дорогу // Промышленность и торговля. 1908. №12 (15 июня). С. 734.
[Закрыть].
Согласованное противодействие, которое Государственная дума и купеческая буржуазия оказали еще одной крупной инициативе бюрократии и зарубежных акционеров, оказалось более успешным. Столкновение произошло весной 1908 года, когда иностранные владельцы девяти металлургических заводов юга, входивших в сбытовой синдикат «Продамет», решили образовать трест для усиления своего присутствия на рынке. Купеческая элита квалифицировала их инициативу как прямой вызов, причем не только металлургическому Уралу, но и русской промышленности в целом. Уральские интересы стали своего рода знаменем купеческой буржуазии, понимавшей, какую угрозу для нее представляет затея «Продамета». В борьбу сразу включились депутаты от октябристов и кадетов, заявившие о недопустимости создания подобных трестов. Завидную энергию проявил А.И. Гучков: вместе с коллегами он подготовил запрос в правительство, провел заседание фракции октябристов с осуждением «опасной торгово-промышленной комбинации», организовал подачу соответствующей петиции лично П.А. Столыпину и т.д.[434]434
См.: Каменский П.В. Значение торгово-промышленных трестов на Западе и у нас. М., 1909. С. 5.
[Закрыть] Со своей стороны орган южных промышленников – журнал «Промышленность и торговля» – назвал депутатский запрос:
«ни по форме, ни по содержанию недостойным серьезной политической партии... серьезность запроса выиграла бы, если бы он опирался на фактах, а не на сплетнях и доносах лиц, которых трест лишит многих нынешних синекур».[435]435
См.: Трест и финансы русских железных предприятий // Промышленность и торговля. 1908. №8 (15 апреля). С. 474.
[Закрыть]
В унисон с Государственной думой выступил Московский биржевой комитет, выразивший претензии петербургской бюрократии в ходе визита министра торговли и промышленности И.П. Шипова. По поводу образования металлургического треста с планами подмять всю русскую промышленность бил тревогу глава московских биржевиков Г.А. Крестовников. Он негодовал, что это делается иностранными руками, и предлагал правительству хорошо подумать, прежде чем давать жизнь подобным инициативам. В ответной речи Шипов сказал о неоценимом значении московского купечества, предложил почтить вставанием память Т.С. Морозова и Н.А. Найденова, но о тресте не проронил ни слова, очевидно не желая высказываться по столь острому вопросу[436]436
См.: Министр торговли и промышленности в биржевом комитете // Голос Москвы. 1908. 4 апреля.
[Закрыть].
Заявив о своей позиции, московская промышленная группа этим не ограничилась. В начале 1908 года был заключен договор между торговым домом Вогау и уральскими предприятиями, образовавшими по примеру западных собственников сбытовой синдикат «Медь». Партнерское соглашение предусматривало продажу меди заводами исключительно через эту крупную коммерческую структуру, а Вогау обязывались предоставлять предприятиям ссуду в размере 80% стоимости поставляемой меди, что гарантированно пополняло оборотные средства производителей[437]437
О сотрудничестве уральских металлургических заводов и торгового дома Вогау см.: Вяткин М.В. Горнозаводской Урал в 1900-1917 годах. М.; Л., 1965. С. 198-202.
[Закрыть].
Думцам и московским промышленникам, согласованно выступившим в защиту интересов уральских заводов, противостояли металлурги юга. Через Совет Съездов представителей промышленности и торговли они провели совещание правительственных чиновников разных ведомств для обсуждения положения в отрасли, а по сути – для одобрения трестовой инициативы. Однако устроители этого мероприятия во главе с министром торговли и промышленности И.П. Шиповым и здесь столкнулись со шквалом критики ряда депутатов: В.П. Каменского, В.А. Караулова, Я.Г. Гололобова и других, которые выступили против исключительного положения южной металлургии, поддерживаемой казенными заказами. По их убеждению, создание индустрии региона обусловлено не потребностями рынка и даже не стремлением развивать горную промышленность, а проведением биржевых спекуляций и банковских операций[438]438
См.: Стенограммы совещания о положении металлургической и машиностроительной промышленности. Май 1908 года. СПб., 1908. С. 31.
[Закрыть]. Благодатную тему подхватили управляющие заводов: уральская промышленность является народной, она зависит от массового спроса на изделия из металла, а никак не от сомнительной благосклонности бюрократии, распределяющей казенные заказы. Пафос выступлений думцев заключался в следующем: Уралу правительство «ничего никогда не даровало, несмотря на то что эта промышленность существует двести лет»; в то же время заводы юга получали заказы раньше, чем была куплена земля, на которой они строились[439]439
См.: Там же. С. 88, 200, 202 и др.
[Закрыть]. И теперь народная индустрия, которая не способна противостоять иностранной экспансии, находится под угрозой уничтожения: планируемый южный трест выбросит огромные излишки производительных мощностей для завоевания Урала, Поволжья и Сибири.
«Нам говорят, что югу нужен трест, но мы видим, что тресту нужна вся Россия»,
– восклицал один из ораторов высокого совещания[440]440
См.: Там же. С. 205.
[Закрыть]. В этом контексте звучали требования:
Такой организованный отпор сделал свое дело: создание треста затягивалось, внутренние противоречия между его участниками нарастали[442]442
См.: Гефтер М.Я. Борьба вокруг создания металлургического треста в России в начале XX века // Исторические записки. Т. 47. М., 1954. С. 144-145.
[Закрыть]. В итоге правительство не санкционировало образование металлургического треста, и Государственная дума рассматривала это как свою значимую победу[443]443
См., напр., выступление П.В. Каменского // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 3. Заседание 79 от 13 марта 1909 года. Стб. 671.
[Закрыть]. В нижней палате южные синдикаты «Продамет» и «Продуголь» приобрели устойчивую репутацию неких антинациональных образований. Как считал депутат от Москвы Н.Н. Щепкин, после них осталось учредить еще только синдикаты под названиями «Продадушу», «Продачесть» и «Продасовесть»[444]444
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия 2. Часть 5. Заседание 98 от 30 мая 1914 года. Стб. 63.
[Закрыть].
Во всей этой громкой истории выделяется один аспект. Противники создания треста позиционировали себя яростными защитниками уральской горной индустрии. В этом же качестве наряду с думцами выступила купеческая элита Москвы, продемонстрировав большую заинтересованность в этом деле. И это обстоятельство, конечно, далеко не случайно. Чтобы понять, чем вызвано такое внимание к проблемам Урала, необходимо напомнить, в каком положении находилась его промышленность в начале XX столетия. К 1900-м годам уральские металлургические заводы представляли собой разные производства; в регионе насчитывалось 121 предприятие, из них только 14 принадлежало казне, остальные – частным лицам. Но на самом деле владельцев было гораздо меньше: все частные заводы находились в руках приблизительно тридцати лиц и компаний[445]445
См.: Кафенгауз Л.Б. Синдикаты в русской железной промышленности. М., 1910. С. 13, 17.
[Закрыть]. Заводы владели обширными землями, развитая транспортная система отсутствовала, производства работали на древесном топливе (а не на угле, как на юге), что существенно снижало выплавку. Оборачиваемость капиталов на уральских предприятиях намного уступала южным, не испытывающим недостатка в финансовых ресурсах.
Многие предприятия не один год работали в убыток, на них даже не велась коммерческая бухгалтерия, были неясны ни их стоимость, ни процент на затраченный капитал. То есть все говорило о том, что управление этими производственными активами находится в крайне запущенном состоянии. Конечно, защиту давно изжившего себя патриархального хозяйства вряд ли можно назвать разумной и уместной. Тем не менее Государственная дума и Московский биржевой комитет энергично встали на этот путь. И смысл этого заключался вовсе не в желании поддержать жизнь в дышащих на ладан предприятиях Урала. Банкротство владельцев уральских заводов было очевидно для всех, самостоятельно преодолеть кризисные явления они не могли, поэтому на повестку дня встал вопрос о реформировании обширной региональной экономики. Министр торговли и промышленности В.И. Тимирязев эффектно сравнил Урал со спящей красавицей, которая ждет не дождется, чтобы ее пробудили к плодотворной деятельности[446]446
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 3. Заседание 79 от 13 мая 1909 года. Стб. 643.
[Закрыть]. Пробудить ее, или, говоря иначе, реформировать, должны были уже не прежние владельцы, среди которых преобладали выходцы из аристократии, а новые коммерческие силы, способные улучшить качество управления и эффективно эксплуатировать огромные богатства края. Иными словами, назревал масштабный передел собственности, и основные группы российского бизнеса настраивались на предстоящую схватку. Поэтому московская буржуазия имела свои виды на Урал, рассчитывая реализовать здесь собственные интересы.
Интересно, что и Государственная дума, нейтрализуя экспансию южных капиталистов, не ставила целью оберечь уральских магнатов. Об этом свидетельствуют стенограммы тематических пленарных заседаний[447]447
См.: Друзин М.В. III Государственная дума и проблемы уральской горнозаводской промышленности // Проблемы российской истории. Вып. 8. М.; Магнитогорск, 2007. С. 57-86.
[Закрыть]. Депутаты – защитники уральской промышленности постоянно критикуют владельцев предприятий и правительственное Главное горное управление. Основной мотив выступлений: Урал, закрепощенный небольшой группой лиц, останется в первобытном виде, на старом техническом уровне, потому как эти лица, большую часть времени проживающие вне Урала (в Петербурге или Европе), делом непосредственно не занимаются[448]448
См.: Выступление А.Ф. Бабянского // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание 61 от 7 мая 1908 года. Стб. 130-131.
[Закрыть]. Зато они по-прежнему пытаются укрепить свои позиции и активно ходатайствуют о новых займах. Между тем получаемые ими ссуды тратятся главным образом на уплату старых долгов и не используются для модернизации производств. Прямое следствие такого управления – бедственное положение местного населения: заработная плата постоянно снижается, а то и вовсе не выплачивается по полгода (этим хозяева умело минимизируют убытки своих заводов)[449]449
См.: Выступление Н.М. Егорова // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 4. Заседание 105 от 30 апреля 1909 года. Стб. 374-375; Его же // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 3. Заседание 81 от 16 марта 1909 года. Стб. 790.
[Закрыть]. Негодования депутатов не избежали и правления казенных предприятий. Социал-демократ рабочий Н.М. Егоров разъяснял, что на государственных заводах царит произвол административно-технического персонала, из-за чего они:
«обратились прямо в какую-то домашнюю кухню горных инженеров, начиная с управителей, начальников и кончая сторожем; они всецело все силы употребляют на то, чтобы как можно более нажиться»[450]450
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 3. Заседание от 7 мая 1908 года. Стб. 112.
[Закрыть].
Главное горное управление («учреждение заснувшей обломовщины»[451]451
См.: Выступление А.Ф. Бабянского // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 4. Заседание 105. От 30 апреля 1909 года. Стб. 393.
[Закрыть]), призванное пресекать эти безобразия, совсем не выполняет своих прямых обязанностей, но при этом все его чиновники неплохо пристроены у различных промышленников. Образуется «заколдованный круг», когда невозможно определить, «где начинается наше горное управление и где начинается частный горный промышленник»[452]452
См.: Выступление Н.М. Егорова // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 3. Заседание 81 от 16 марта 1909 года. Стб. 799.
[Закрыть]. Конечно, критический настрой думцев по отношению к организации добывающей и металлургической промышленности Урала не означал, что на ее жизнеспособности собирались поставить крест (как заметил кадет В.А. Степанов, такой пессимизм присущ лишь апологетам южной горной индустрии[453]453
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 4. Заседание 105 от 30 апреля 1909 года. Стб. 382.
[Закрыть]). Члены нижней палаты неизменно заканчивали обличения тем, что требовали провести реформу уральской экономики и ограничить влияние собственников горных заводов.
Важно подчеркнуть, что это мнение Государственной думы разделяло и правительство. Тут законодательная и исполнительная власть демонстрировали завидное единодушие. Министр торговли и промышленности В.И. Тимирязев, говоря об ответственности владельцев уральских предприятий за хозяйственную разруху, почти слово в слово воспроизводил депутатские доводы:
«Энергичные предки, насаждавшие горную промышленность на Урале и проживавшие в своих владениях, сменились потомками, переставшими жить на заводах и непосредственно соприкасаться с заводской жизнью. Ослабла забота о своевременном переоборудовании заводов согласно с успехами техники, и стали таять оборотные и запасные средства. Заводы обременились ипотечными долгами, причем вырученные от залога денежные средства не всегда поступали на улучшение заводского дела»[454]454
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 3. Заседание 79 от 13 мая 1909 года. Стб. 644.
[Закрыть].
Правительство предлагало свой рецепт оздоровления экономики региона: передать производственные активы в руки солидных предпринимателей, готовых вложить новые деньги в их модернизацию. Кто подразумевался под этими солидными предпринимателями, было легко угадать – крупные питерские банки, давно присматривавшиеся к богатствам Урала. Столичная деловая пресса, выражая мнение петербургских финансовых кругов, не уставала уверять: краю не дадут погибнуть, но для этого его индустрия должна перевоплотиться и сменить владельцев; нужно дать исчезнуть тому пресловутому «горному гнезду», где все прогнило без инициативы, без людей дела[455]455
См.: Уральцы и их съезд // Финансовое обозрение. 1912. №6. С. 12.
[Закрыть]. В первую очередь питерские банкиры и их иностранные партнеры желали обследовать производство и хозяйства. Министерство торговли и промышленности ввело на заводах более современную систему отчетности, дабы лучше оценить их стоимость. На каждое отдельное предприятие направлялись комплексные ревизии[456]456
См.: Выступление С.И. Тимашева // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 3. Заседание 68 от 10 марта 1911 года. Стб. 301.
[Закрыть]. Интересно, что Государственная дума, наблюдая аудиторскую активность властей, стала все громче высказываться за передачу частных заводов в ведение казны. Но эти предложения нижней палаты не вызывали восторга у правящей бюрократии. Тот же Тимирязев обращался к депутатам:
«Я думаю – и надеюсь, вы согласитесь со мной, – что казенное хозяйничанье в заводском деле представляется далеко не наилучшим способом его ведения, а, пожалуй, как раз наоборот»[457]457
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 4. Заседание 105 от 30 апреля 1909 года. Стб. 363.
[Закрыть].
После чего вновь шли разговоры о необходимости ускорить передачу предприятий в сильные частные руки, обладающие нужными финансами.
Передача промышленности в сильные частные руки стартовала на Урале в 1910 году. Она протекала по определенной схеме, движущей силой процесса выступило петербургское финансовое сообщество. Рассмотрим для примера реорганизацию Нижне-Тагильского округа. Основная ее цель состояла в увеличении производства чугуна с 4,5 млн до 8,5-9 млн пудов при одновременном снижении издержек. Эта обширная программа потребовала привлечения средств в объеме 5,2 млн руб. Деньги планировалось получить частично из будущих доходов, а также путем долгосрочного займа, который предоставляли Петербургский международный и Русско-Азиатский банки. Очевидно, что зависимость округа от финансовых структур резко возрастала. Возражения группы старых пайщиков во главе с князем С.С. Абамелек-Лазаревым не были услышаны. Вслед за получением финансирования настал черед организационной перестройки: паевое товарищество превратилось в акционерное общество с выпуском акций – как именных, так и на предъявителя. В результате представители старой аристократии, ранее владевшие округом, были оттеснены на задний план, а в новом правлении постоянно рос вес финансовых дельцов[458]458
См.: Вяткин М.П. Горнозаводской Урал в 1900-1917 годах. М.—Л., 1965. С. 274-282.
[Закрыть].
Аналогичные процессы были запущены практически во всех уральских округах. Так, на реконструкцию Верхне-Исетского округа потребовалось более 4 млн руб.: их привлекли через увеличение основного капитала посредством выпуска новых акций, реализацией которых занялся консорциум в составе компании П.О. Гукасова, Русского торгово-промышленного банка и Волжско-Камского банка. Они же выкупили и основную часть ценных бумаг. После чего отношения финансистов с прежними владельцами изменились: в руках титулованной знати в лице графа Стенбок-Фермора, графа Гендрикова и графа Гудовича осталась меньшая часть акций[459]459
См.: Там же. С. 290.
[Закрыть]. То же самое наблюдалось в обществе «Лысьвенский горный округ наследников графа П.П. Шувалова». При переходе предприятия в новую акционерную форму с капиталом в 16 млн руб., разделенных на 160 тысяч акций, только 10 тысяч оказались у прежних собственников, остальные же попали в руки банкиров[460]460
См.: Отношение правления Соединенного банка в правление Азово-Донского банка о согласии принять участие в синдикате для реализации акций общества «Лысьвенский горный округ наследников графа П.П. Шувалова.» от 2 января 1914 года // Монополии в металлургической промышленности России. 1900-1917 годы. Документы и материалы. М., 1963. С. 311-312.
[Закрыть]. Об активности банковских структур в реорганизации уральской индустрии говорят такие цифры: в 1910-1913 годах ее основной капитал возрос с 63 млн руб. до 125 млн руб.[461]461
См.: Буранов Ю.А. Акционирование горнозаводской промышленности Урала (1861-1917 годы). М., 1982. С. 245.
[Закрыть] Причем в регион хлынул в основном петербургский, а не московский капитал. Сборник «Монополии в металлургической промышленности России. 1900-1917 годы», в котором опубликованы материалы об акционировании уральских заводов, изобилует документацией именно питерских банков. Петербургский международный банк упоминается в сборнике 19 раз, Русско-Азиатский – 24, Азово-Донской – 23, Петербургский частный коммерческий – 10, Сибирский торговый – 9, Русский торгово-промышленный – 6 раз. А вот банки из Первопрестольной представлены только двумя: Московский купеческий (упоминается 1 раз) и Московский банк Рябушинских (4 раза). Из московских компаний лишь торговый дом Вогау, игравший ведущую роль в синдикате «Медь», успел закрепиться на Урале. Приходится констатировать, что купеческая элита не смогла составить конкуренцию столичным банкам: финансовые потоки из Петербурга, усиленные иностранными инвестициями, не оставили шансов на успех московской буржуазной группе.
Поражение Москвы в борьбе за участие в финансово-организационном переустройстве индустрии Урала усугубил итог конкурса на проведение железнодорожной линии, которая должна была связать Центральный регион страны с Уралом. Заметим: речь шла не о прокладке очередной ветки, а о строительстве магистрали, имеющей определяющее значение для развития российской экономики в целом. Контроль над такой транспортной артерией был равноценен обретению связки ключей от Уральского региона. И потому за право строить эту дорогу разгорелась острейшая борьба, получившая помимо экономического и политический оттенок. Конкурировали два основных проекта, подготовленные петербургской и московской деловыми элитами. Первый предполагал маршрут Казань – Екатеринбург, а второй – Нижний Новгород – Екатеринбург. От Петербурга в конкурсе участвовал хорошо известный в банковской среде партнер А.И. Путилова Н.К. фон Мекк, уже возглавлявший правление Московско-Казанской железной дороги. Группу капиталистов Москвы представляли Ф.А. Головин, А.Н. Найденов и А.А. Тарасов. Причем кадет Головин (бывший председатель II Государственной думы) ради участия в этом деле даже сложил с себя депутатские полномочия. Первопрестольная справедливо рассчитывала, что получение концессии серьезно расширит ее влияние в качестве центра отечественного предпринимательства. Поэтому участие в этой борьбе преподносилось как заветное чаяние всего российского купечества. Правда, конкуренты из Казани оспаривали это, возражая против того, чтобы мнению части купеческой буржуазии придавался всероссийский масштаб. Казанцы, при поддержке столичных деловых кругов, призывали к беспристрастному рассмотрению вопроса. Состоявшееся летом 1911 года на Нижегородской ярмарке голосование они не считали справедливым, так как там преобладали заинтересованные нижегородцы и их московские союзники[462]462
См.: Письмо Казанского биржевого комитета к министру торговли и правительства С. И. Тимашеву. 4 ноября 1911 года // РГИА. Ф. 23. Оп. 10. Д. 231. Л. 260-260 об.
[Закрыть]. То, что согласно питерскому проекту железная дорога связывала Урал именно с Казанью, имело гораздо большее значение, чем это может показаться на первый взгляд. Речь шла не просто о выборе того или иного города для реализации выгодного железнодорожного проекта, а об определении центра, который в недалеком будущем сможет оспорить ведущую роль Первопрестольной на внутрироссийском рынке. Залогом такого развития событий служило выгодное территориальное расположение Казани. Через этот крупный поволжский город пролегали удобные пути на Урал, в Сибирь и Среднюю Азию. Как провозглашалось в те годы, в Казани «должно видеть окно, дающее промышленный свет на азиатский Восток»[463]463
См.: Записка «Значение железной дороги Казань – Екатеринбург» // Там же. Л. 86.
[Закрыть]. Понятно, что все это угрожало московско-нижегородским интересам. Забегая вперед, скажем, что взращивать из Казани московского конкурента начал крупнейший в России Русско-Азиатский банк: его глава А.И. Путилов пошел на союз с местной купеческой фирмой Стахеева, превратившейся в форпост экспансии петербургского капитала на внутрироссийский рынок.
Соперничество петербургского и московского проектов развернулось в коридорах власти. Ожесточенные баталии происходили в рамках комиссии по новым железным дорогам, в работе которой приняли участие видные представители российской купеческой элиты, ориентированные на Москву: Д.С. Сироткин, Н.В. Мешков, А.С. Салазкин, член Государственной думы А.А. Савельев и другие[464]464
См.: Журнал комиссии о новых железных дорогах по вопросу о сооружении железнодорожной линии в Северозаволжском и Прикамском крае. Март – апрель 1911 года // РГИА. Ф. 23. Оп. 10. Д. 232 Л. 403-404.
[Закрыть]. Их активность принесла свои плоды: большинство членов комиссии поддержали проект Головина[465]465
См.: Заволжская дорога // Финансовое обозрение. 1912. № 2. С. 14.
[Закрыть]. Однако в Совете министров, где дискуссии разгорелись с новой силой, премьер В.Н. Коковцов, занявший пост после гибели Столыпина, решительно высказался за петербургское предложение. В его глазах неоспоримым преимуществом была дешевизна: столичный проект стоил 123,4 млн руб., московский – 140 млн[466]466
См.: РГИА. Ф. 23. Оп. 10. Д. 232. Л. 19 об.
[Закрыть] Оппонентом финансового ведомства выступило Министерство путей сообщения: мол, при более глубоком, неформальном рассмотрении вопроса преимущества питерского проекта не выглядят такими уж очевидными[467]467
См.: Там же. С. 21.
[Закрыть]. Тем не менее правительство поддержало проект, представленный Н.К. фон Мекком, и концессия досталась петербургским предпринимателям. Разочарование купечества было велико. «Утро России» возмущалось: казалось, здравый смысл возобладает и головинский проект будет принят, но в чисто хозяйственный вопрос искусно вплели политические интересы. Столичная пресса цинично намекала на подоплеку московского проекта, имеющего цель поддержать кадетскую партию. «Москву намеренно вытеснили с этого пути в пользу Петербурга» – заключало издание[468]468
См.: Москва – Сибирь // Утро России. 1912. 29 апреля.
[Закрыть]. Итоги конкурса напоминали тендер 1868 года на эксплуатацию Николаевской железной дороги, когда купеческая группа, несмотря на все усилия, тоже потерпела обидное поражение. Любопытно, что и тогда купечество встретило непреодолимое препятствие в лице именно министра финансов (М.X. Рейтерна), который действовал вопреки мнению Министерства путей сообщения. Спустя сорок с лишним лет история повторилась. На Нижегородской ярмарке 1913 года в ходе визита В.Н. Коковцова купечество высказало ему свои обиды. Но премьер пояснил, что много раз беседовал по поводу строительства железной дороги с городским главой Нижнего Новгорода Д.С. Сироткиным, «в большинстве случаев расходясь с ним во мнении». И выразил уверенность, что у города «будущее славно, сколь и славно прошлое»[469]469
См.: В.Н. Коковцов на Нижегородской ярмарке // Утро России. 1913. 17 августа.
[Закрыть].
Однако вернемся к Государственной думе, где депутаты рьяно выступали против создания синдикатов и трестов в различных отраслях экономики. Выше уже говорилось, что 1908 год прошел в Думе под знаком противостояния с южными промышленниками, намеревавшимися создать мощный металлургический трест для упрочения своего положения на российском рынке. После этого конфликта, в мае 1909 года, правительство учредило специальную комиссию по урегулированию деятельности синдикатов и трестов, которая приступила к их обследованию с целью выявления и устранения различных злоупотреблений. Примером того, как следует налаживать контроль над деятельностью промышленных объединений, служила Германия[470]470
Журналы межведомственного совещания для обсуждения вопроса о синдикатах и трестах находятся в РГИА. Ф. 1276. Оп. 9. Д. 173.
[Закрыть]. Заметим: московское купечество и его союзники, потратившие немало сил на противодействие планам создания металлургического треста, не проявили большого интереса к итогам трудов комиссии. На заключительном заседании не появились ни Крестовников, ни Рябушинский, ни Кноп, ни кто-либо из думских оппозиционеров. Зато присутствовали руководители «Продамета», «Продугля», а также представители ряда министерств и ведомств[471]471
См.: Совещание о синдикатах и трестах // Речь. 1910. 25 июня.
[Закрыть]. Этот факт не остался незамеченным. Как указало «Новое время»:
Но на самом деле речь не шла о самоустранении купечества от решения важных проблем. Просто оппозиционные силы считали, что правительственная комиссия – не то место, где можно эффективно противостоять различным синдикатским комбинациям. Центр этой борьбы неизменно находился в Государственной думе. Не было ни одной сессии, где бы в повестке дня не возникали вопросы противодействия монополизации в экономике. Можно даже сказать, что эта сторона деятельности стала своего рода «визитной карточкой» нижней палаты.
Например, в марте 1909 года, когда только-только улеглись страсти по поводу металлургического треста, Министерство торговли и промышленности внесло в нижнюю палату законопроект об изменении правил проведения съездов мукомолов. По замыслу правительства, съезд должен был стать общей площадкой для обсуждения отраслевых проблем (существовавшие ранее губернские съезды упразднялись как не отвечающие растущим нуждам мукомольной промышленности). В новой, уже всероссийской организации, предполагалось участие с правом решающего голоса всех владельцев мельниц; для них вводился обязательный, иными словами – принудительный, сбор на нужды съезда, поскольку «в России добровольные сборы поступают чрезвычайно плохо»[473]473
См.: Выступление С.П. Беляева // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 2. Заседание 69 от 5 марта 1909 года. Стб. 3125-3126.
[Закрыть].
Однако правительственные планы вызвали серьезное противодействие думцев: они опасались, что съезды в скором времени превратятся в мучные синдикаты; большие нарекания вызвал и принцип принудительного обложения. Депутат Т.О. Белоусов квалифицировал законопроект как очень непростой: он, по словам депутата, был направлен на образование синдикатов, трестов, картелей, то есть тех промышленных структур, которые создаются не для удешевления производства и не ради потребителей, а для выколачивания прибылей посредством удорожания продукции и взвинчивания цен. К тому же правительство предоставляло съезду право юридического лица и право самообложения, что фактически подразумевало принудительное вступление в союз всех мелких мукомолов[474]474
См.: Там же. Стб. 3127.
[Закрыть]. Таким образом, заключил Белоусов, это откровенная регламентация синдиката с признанием необходимости идти навстречу частному промышленному объединению. И это в тот момент, когда агенты правительства душат самодеятельность народа, разгоняют съезд кооператоров в Москве![475]475
См.: Там же. Стб. 3130.
[Закрыть] Те же мысли развивал националист И.М. Коваленко. Обращаясь к Думе, он заявил, что в утверждении законопроекта заинтересована лишь небольшая группа мукомолов:
Он подчеркнул, что вступление в организацию будет носить принудительный характер: власти предлагают не только легализовать синдикат, но и одобрить методы принуждения по отношению к тем, кто не желает находиться в его рядах. Ведь законопроект предусматривает взыскивание сбора за участие в союзе одновременно с выборкой промыслового свидетельства; в случае отказа от уплаты взыскание поручается полиции. Что это за союз, спрашивал депутат, если правительство насильно обязывает в нем участвовать? Примечательно напоминание Коваленко о том, что Дума совсем недавно отвергла инициативу создания треста в металлургии. После этого нижняя палата, считал выступающий, не может поддерживать подобные же планы в мукомольной промышленности[477]477
См.: Там же. Стб. 3133.
[Закрыть]. Именно так и произошло: правительственный законопроект был Думой отвергнут.
Не менее острый характер приняло рассмотрение еще одного правительственного начинания – законопроекта «О мерах поощрения русского сельскохозяйственного машиностроения». В этом случае дискуссия также вышла на синдикатскую проблематику. Министерство торговли и промышленности, по причине огромного значения техники для земледельческих отраслей, не хотело, чтобы на ввозимые в страну машины были установлены повышенные таможенные ставки. Кроме того, для стимулирования собственного производства сеялок, косилок и прочего были предложены следующие меры: беспошлинный импорт оборудования, необходимого для заводов по производству сельхозмашин; освобождение от некоторых налогов заводов и торговых предприятий, занимающихся машинами для земледелия, предоставление им кредитов на льготных условиях и т.д. Эти предложения крайне возмутили думскую оппозицию, и когда докладчик финансовой комиссии стал перечислять их с трибуны, его слова потонули в общем усиливающемся шуме[478]478
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 5. Часть 2. Заседание 68 от 15 февраля 1912 года. Стб. 2189.
[Закрыть]. Суть претензий сформулировал А.И. Шингарев: законопроект поощряет крупные предприятия, содействует образованию синдикатов и трестов, вводит обложение, обременительное для малоимущего населения. Кадетский оратор напомнил, что сельское машиностроение давно уже находится в руках американского треста, построившего под Москвой огромное предприятие. А значит, всеми перечисленными льготами в первую очередь воспользуется этот индустриальный гигант.
«Устраивая это покровительство, – констатировал Шингарев, – вы, в сущности, покровительствуете не широкому развитию машиностроения в России, а централизации, концентрации капитала в этой области, усиливаете власть наиболее крупных, наиболее сильных заводов»[479]479
См.: Там же. Стб. 2200.
[Закрыть].
Для них предусмотрены премия и освобождение от налогов, но едва ли это приведет к удешевлению продукции: цены могут снижаться только в одном случае – когда появляется конкуренция. Однако правительство, продолжал депутат, делает все возможное, чтобы минимизировать этот благотворный производительный фактор. К тому же объявленные налоговые льготы скажутся на поступлении государственных доходов. Как известно, прямое обложение в России и без того чрезвычайно скромное:
