Текст книги "Питер - Москва. Схватка за Россию"
Автор книги: Александр Пыжиков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Глава 3.
ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДУМА,
ЧИНОВНИЧЬЕ-БАНКОВСКИЙ ПЕТЕРБУРГ
И МОСКОВСКИЕ ИНТЕРЕСЫ
Революционные баталии 1905 года, приведшие к введению в России конституции и учреждению Государственной думы, остались позади. Однако эти бурные события стали причиной того, что ограничение абсолютной монархии, отвечающее новому этапу финансово-экономического развития России, пошло не по сценарию петербургской бюрократии. Последствием срыва государственного строительства в консервативно-конституционном ключе стало формирование думы по избирательному закону от 11 декабря 1905 года, появление которого было вызвано острейшим политическим кризисом. Как известно, выборы в Государственную думу первого и второго созывов, проведенные по этому закону, привели в нижнюю палату значительное число радикально-оппозиционных депутатов, неизменно нацеленных на конфронтацию, а не на сотрудничество с правительством. В такой обстановке дума как законодательный орган не могла надлежащим образом выполнять свое назначение, что выяснялось довольно быстро (первая и вторая думы просуществовали всего по три месяца). Усилиями альянса кадетов, кичившихся своим либерализмом, с левыми весь пакет правительственных реформ оказался заблокированным[376]376
См.: Никонов В.А. Крушение России. 1917 год. М. 2011. С. 258-260.
[Закрыть]. Поэтому корректировка избирательного закона, произошедшая 3 июня 1907 года по инициативе премьера П.А. Столыпина, была оправдана необходимостью превращения нижней палаты из постоянно действующего антиправительственного митинга в плодотворно действующую площадку для законотворческой работы. Как заметил депутат граф В.А. Бобринский, если первая дума напоминала безрассудный порыв необузданного отрока, вторая – угар юноши, то третья – дожила до возраста зрелости[377]377
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 56 от 29 апреля 1908 года. Стб. 2513.
[Закрыть].
Именно III Государственная дума, сформированная уже по новым правилам, стала тем местом, где либеральные группировки и правительственная бюрократия отстаивали свои политические взгляды на модернизацию страны. Теперь о демонтаже власти как таковой никто не говорил: оппоненты правительства не были заинтересованы в таком исходе. И все-таки либеральные воззрения (с ярко выраженным акцентом на созидательный потенциал общественности и силу свободного предпринимательства) активно противопоставлялись управленческой модели (где в качестве несущей конструкции выступали в первую очередь опыт и компетентность бюрократии, определявшей ключевые векторы модернизации). Примечательно, что соперничество этих политических концепций протекало в русле все того же противостояния Москвы и Петербурга, которое мы наблюдали, рассматривая предшествующий исторический период. Причем Москва, как родина российского общественного либерализма и колыбель думских партий, проявляла заметную агрессивность, нещадно критикуя столичное чиновничество и выставляя его главным тормозом развития, неспособным к чему-либо конструктивному. Купеческое «Утро России» постоянно муссировало эту тему; передовицы газеты именовали Петербург не иначе как искусственным городом, искусственным сердцем России, «канцелярской затеей на болотной окраине», созданной не в государственных, а в личных интересах определенных групп[378]378
См.: Борьба Москвы с Петербургом // Утро России. 1910. 17 сентября.
[Закрыть]. Петербург ест хлеб казенный, это город чаевых, и ему «Москва снова мешает, как мешала она с лишком 200 лет тому назад, когда ее обрили, остригли, разорили».[379]379
См.: Петербург и Москва // Утро России. 1911. 3 апреля.
[Закрыть] Но теперь времена изменились: перефразируя известного публициста М.Н. Каткова, бросившего в 80-х годах XIX столетия лозунг:
«Встаньте, господа! Правительство идет, правительство возвращается»,
«Утро России» в начале XX века заявляло:
«Встаньте, господа! Москва идет, Москва возвращается!»
Причем возвращается на свое первопрестольное место, откуда была когда-то выбита по капризу петербургской бюрократии, и ныне ее голос – это «глас подлинных общественно-народных сил»[380]380
См.: Там же.
[Закрыть].
Петербургская пресса не оставалась в долгу. «Новое время», например, в противовес неославянофильским публицистическим выпадам развивало на своих страницах такие мысли: Москва настойчиво пытается подчинить общерусские интересы своим, рассматривая «всю остальную Россию как пьедестал для своего „ганзейского“ могущества». Усевшись, как паук, в центре, она считает это положение не просто удобным для себя, но и самым естественным, только и заботится о том, как бы вплести в свою паутину еще лишнюю ниточку. Ей нет дела до того, что неподвижность и косность московского капитала накладывает печать инертности на всю экономическую жизнь страны. Провинция стонет от его гнета, подкрепленного выгодным железнодорожным положением Первопрестольной; развитие страны ныне возможно только за счет уменьшения гегемонии пресловутого «сердца России»[381]381
См.: He-москвич. Московские очерки // Новое время. 1913. 23 апреля.
[Закрыть]. А как злится Москва на ненавистный ей Петербург, когда тот пытается уберечь страну от ее «ганзейских лапок»! Россия интересует Москву главным образом в качестве прекрасной рамки для нее же самой. Между тем облик Первопрестольной за последние два десятилетия сильно изменился: она «ожирела», а главным московским храмом (какого-то неопределенного культа) стал ресторан «Яр» на Тверском шоссе. «Новое время» делало вывод: претензии Москвы на российское лидерство ни в экономическом, ни в духовном смысле не выдерживают никакой критики[382]382
См.: Там же.
[Закрыть].
Такими же «любезностями» обменивались, соответственно, либеральные круги и их союзники в лице купеческой буржуазии, с одной стороны, и представители правящей бюрократии – с другой. Но главное, конечно, не эмоциональная окраска их соперничества, а его содержательные аспекты. Как уже было сказано, III Государственная дума с момента образования стала центром борьбы либеральных и правительственных сил. Главной думской прерогативой было принятие законодательных актов, связанных с государственным бюджетом и сметами отдельных министерств и ведомств. Их руководителям приходилось теперь обосновывать свои запросы, испрашивая согласия на те или иные ассигнования, что, конечно, становилось предметом серьезного торга. Впрочем, для Первой и Второй дум дебаты на финансовые темы были не очень характерны; повестку дня определяли иные темы. Лишь законодатели третьего созыва смогли наконец сосредоточиться на бюджетных вопросах. И надо сказать, было на чем сосредотачиваться. Прежде всего поражали стремительно растущие объемы российского бюджета: если в 1897 году его доходы составляли около 1,5 млрд руб., то за следующие десять лет они увеличились на целый миллиард; еще через пять лет, то есть к 1913 году, бюджетные поступления возросли еще на миллиард – до 3,5 млрд руб.[383]383
См.: Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. Кн. 2. М., 1992. С. 309-310.
[Закрыть] Такой рост стал следствием того, что государство контролировало целый ряд ключевых позиций в экономике: монополии (свыше 25% доходов давала только винная монополия), 70% всех железных дорог, огромный земельный и лесной комплекс. К тому же в ту эпоху власти не имели дорогостоящих социальных обязательств перед населением. Все это превращало российскую казну в крупный источник финансовых средств, особенно в глазах тех, кто еще в недостаточной мере им пользовался. Правительство прекрасно осознавало, чем среди множества планов и дел не замедлит заняться Дума. Поэтому указом от 8 марта 1906 года были предусмотрительно утверждены правила рассмотрения бюджета в новом законодательном органе, согласно которым около 40% всех расходов исключались из ведения законодателей: их нельзя было менять или сокращать[384]384
См.: Высочайше утвержденные правила о порядке рассмотрения Государственной росписи доходов и расходов, а равно о производстве из казны расходов, росписью непредусмотренных. 8 марта 1906 года // ПСЗ-З. №27503. Т. 26. Отд. 1. СПб., 1909. С. 223-224.
[Закрыть].
Третья дума сразу столкнулась с этим препятствием, что вызвало бурю негодования уже на одном из первых пленарных заседаний. Министр финансов В.Н. Коковцов попытался охладить пыл депутатов. Он заявил, что финансовая система государства как плод работы не одного поколения должна находиться в стабильном состоянии и вносить какие-либо резкие изменения в ее уклад недопустимо.
«Всякий раз, – подчеркнул он, – когда увлечения или случайные и скоро преходящие общественные течения вносили резкую ломку в бюджет, результатом их являлся или финансовый кризис, или упорно затягивавшееся на долгие годы финансовое расстройство»[385]385
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 1. Заседание И от 27 ноября 1907 года. Стб. 603-604.
[Закрыть].
Место думы в бюджетном процессе Коковцов сравнил с положением врача, который впервые подходит к пациенту, не проявляющему признаков какого-либо серьезного заболевания: в этой ситуации требуется спокойное обследование, а не панические действия[386]386
См.: Там же. Стб. 632.
[Закрыть]. Однако депутаты не приняли предложенную им логику. Забронированность целого ряда бюджетных позиций стала для них камнем преткновения, и бурные прения по росписи неизменно вращались вокруг этой темы. Так, октябрист А.В. Еропкин напоминал, что государственная роспись – это счет, который правительство обязано обосновать, а дума – проверить, но навязанные думе правила делают проверку попросту неосуществимой[387]387
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 1. Заседание 11 от 27 ноября 1907 года. Стб. 636-637.
[Закрыть]. П.Н. Милюков указывал, что бронирование статей, относящихся к операционным расходам по монополиям, казенным железным дорогам и т.д., оставляет львиную долю бюджета по-прежнему исключительно в руках чиновников. Законодателям не предоставляли целый ряд крайне важных документов, в том числе кассовый отчет Министерства финансов, годовой отчет Государственного банка, отчеты Дворянского и Крестьянского банков. В этих условиях, по убеждению лидера кадетов, роль Думы в бюджетном процессе сводилась к нулю.[388]388
См.: Там же. Стб. 668-669.
[Закрыть]
Уже в конце 1907 года за подписью сорока депутатов Государственной думы был внесен законопроект по расширению прав нижней палаты при рассмотрении бюджетной росписи. 12 января 1908 года с думской трибуны этот документ представил кадет М.С. Аджемов. Он начал с того же, о чем шла речь прежде: закон от 8 марта не позволяет депутатам исполнить свой долг перед избирателями. Правила рассмотрения бюджета – продукт бюрократического творчества – приняты за полтора месяца до созыва думы. Они не только по содержанию, но и текстуально восходят к разработкам того времени, когда о законодательном органе еще и речи не было. Оратор напомнил, что согласно проекту несостоявшейся Булыгинской думы 1905 года при возражении думцев по поводу выделения каких-либо средств и при согласии с их претензиями профильного министерства предполагалось исключать соответствующую статью расходов из росписи. В случае же отсутствия ведомственного одобрения ассигнования, выделенные даже по Высочайшему повелению, считались условными, «висящими в воздухе». Таким образом, заключал депутат, проект законосовещательной думы давал ей более широкие права при формировании бюджета, чем те, что имеются у законодательной думы сейчас[389]389
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 1. Заседание 19 от 12 января 1908 года. Стб. 1161-1162.
[Закрыть].
М.С. Аджемов указал и на одно любопытное обстоятельство: правила от 8 марта 1906 года не одинаково оберегали различные министерства от вмешательства депутатов. Более молодые ведомства оказались менее защищенными. Например, по отношению к недавно созданному Министерству торговли и промышленности или Главному управлению землеустройства и земледелия Думе предоставлены довольно широкие полномочия, тогда как Министерство внутренних дел, Министерство иностранных дел, Святейший Синод великолепно забронированы[390]390
См.: Там же. Стб. 1168-1169.
[Закрыть].
Особое раздражение вызывала невозможность обсуждать государственные займы и кредиты. Ссылка на сохранение государственной тайны не признавалась обоснованной:
«Под видом тайны могут делаться расходы, которых мы не знаем. Но кроме этого, кто же, спрашивается, устанавливает понятие тайны в конкретном применении – это есть целая область таких гаданий, которых быть не может в той стране, где имеется народное представительство»[391]391
См.: Там же. Стб. 1170.
[Закрыть].
Выход из такого ущемленного положения виделся авторам законопроекта по расширению бюджетных прав думы в следовании западному опыту, где законодательства предоставляли парламентам возможность обсуждать любой вопрос, как, например, во Франции[392]392
См.: Выступление М.С. Аджемова // Там же. Стб. 1165-1166.
[Закрыть]. Это утверждение, прозвучавшее из уст европеизированного кадета Аджемова, на самом деле выглядит весьма странным. В европейских странах того периода законодательные права парламентов немногим отличались от думских. Как установили современные исследователи, в царской России из-под власти депутатов выводилась примерно такая же часть бюджета, что и в других развитых государствах (за исключением упомянутой Франции, которая, между прочим, являлась республикой, и потому сравнивать с ней Россию было не очень корректно). Более того, российские расходы на армию и флот вотировались в Думе ежегодно, а не на определенный длительный период, как в той же Германии или Австрии[393]393
См.: Куликов С.В. Народное представительство Российской империи в контексте мирового конституционализма начала XX века: сравнительный анализ // Таврические чтения. 2009. СПб., 2010. С. 91.
[Закрыть]. Именно это имел в виду В.Н. Коковцов, утверждая, что столь не полюбившиеся депутатами правила в действительности предоставляют им немало созидательных возможностей. Однако судить об этом Дума сможет, только когда приобретет опыт работы по этим правилам и сформирует определенное мнение. А предъявлять правительству выводы о достоинствах и недостатках предложенных правил спустя всего месяц после открытия Думы по меньшей мере несерьезно[394]394
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 1. Заседание 19 от 12 января 1908 года. Стб. 1173-1174.
[Закрыть].
Состоявшиеся дискуссии практически не повлияли на позиции сторон. Орган деловой Москвы «Утро России» продолжал настойчиво повторять:
«До тех пор пока не будут устранены хотя бы главные несообразности правил 8 марта, до тех пор обсуждение нашего бюджета будет иметь какой-то ненормальный характер, противоречащий не только духу конституционализма, но и самым насущным интересам налогоплательщиков государственных налогов»[395]395
См.: Передовая // Утро России. 1910. 4 сентября.
[Закрыть].
Со своей стороны, Министерство финансов всячески препятствовало прохождению законопроекта о расширении думских бюджетных прав. Тем не менее его обсуждение и принятие все-таки состоялись в мае 1911 года. Правительство не принимало участия в прениях, ограничившись подтверждением прежнего взгляда на правила 8 марта 1906 года. В то же время в речах его оппонентов слышались новые ноты. Оппозиционные ораторы учли прозвучавший двумя годами ранее упрек Министерства финансов о недопустимости делать какие-либо выводы, не располагая конкретным опытом. Теперь они приступили к критике существующих правил со знанием дела, обогащенные практикой участия в бюджетном процессе. Не случайно тон выступлениям задавал кадет Н.Н. Кутлер, служивший до начала думской карьеры в финансовом ведомстве, а значит, обладавший нужной компетенцией. Он заявил, что недоверие к народному представительству со стороны правительства не дает возможности правильно осуществлять государственное строительство. Обрести же необходимое доверие можно, если следовать примеру западноевропейских стран и не копировать японскую конституцию, откуда и заимствованы частично бюджетные правила 8 марта.[396]396
См.: Выступление Н.Н. Кутлера // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 4. Часть 3. Заседание 110 от 11 мая 1911 года. Стб. 3999-4000.
[Закрыть] Характерно, что хотя бы ради справедливости депутат не упомянул о другом: японская конституция создавалась по образцу прусской и воспроизводила многие ее нормы, в том числе и по порядку рассмотрения бюджета. Очевидно, это выглядело неуместным напоминанием на фоне призывов ориентироваться на западные конституционные образцы. Кутлер поднял также тему некомпетентности чиновничества. Анализируя бронированные расходы, он говорил об их формальном отнесении к данной категории. В течение десятилетий копились законодательные документы, которые сегодня можно считать мусором. Правительство само плохо ориентируется во всем этом законодательном материале, «точное соблюдение которого оно ставит в обязанность законодательным учреждениям»[397]397
См.: Там же. Стб. 4002.
[Закрыть]. Кутлеру вторил социал-демократ И.П. Покровский, заявивший, что бюрократически-кре-постнический уклад старого строя остается неприкосновенным. А Дума – выразительница обновленного строя – благодаря действующим правилам вынуждена охранять это ветхое здание[398]398
См.: Там же. Стб. 4030.
[Закрыть]. По словам главы бюджетной комиссии Государственной думы М.М. Алексеенко, многие ведомства затрудняются обосновать имеющиеся расходы, а существуют даже Высочайшие повеления о тех или иных тратах, которые не были не только обнародованы, но и отпечатаны в типографии. Заметим, что Алексеенко все же признал нужным учиться у бюрократии, поскольку опыт Думы еще крайне мал. В этой связи он назвал первоочередной задачей согласование бюджетных правил с духом Основных законов[399]399
См.: Там же. Стб. 3985-3986.
[Закрыть]. Явно компромиссный настрой главы бюджетной комиссии вызвал недовольство кадетов: его речь о корректировке правил 8 марта 1906 года была названа «благодушно-безразличной»[400]400
См.: Выступление Н.Н. Кутлера // Там же. Стб. 3991.
[Закрыть].
В конце концов думский проект, хотя и в более мягкой форме, чем первоначальный, был принят Думой. Она не вняла призывам правых депутатов и не выяснила, как вопрос о компетенции народного представительства соотносится с вопросом о государственном строе, в рамках которого функционирует это представительство. Правый лагерь считал, что без выяснения этого вопроса нельзя обсуждать расширение компетенции Государственной думы в бюджетной сфере. Как заметил один из депутатов, в деле государственном, в подзаконном деле нельзя проповедовать беззаконие[401]401
См.: Вступление А.М. Бакалеева // Там же. Стб. 4017,4025.
[Закрыть]. Государственный же совет, куда поступил принятый Думой законопроект, поступил именно так. Верхняя палата благополучно похоронила творчество коллег, сведя на нет их усилия.
Со столь же твердых позиций либералы намеревались обсудить статус Государственного контроля. Этот правительственный орган имел большое значение для всей управленческой системы и мог использоваться нижней палатой в качестве инструмента серьезного воздействия на правящую бюрократию. Неслучайно лидер кадетов П.Н. Милюков сразу после открытия III Думы провозгласил, что Государственный контроль должен стать первым другом и помощником народного представительства. Только с помощью этого ведомства:
«мы можем следить за игрой интересов, за борьбой всех этих поставщиков, подрядчиков, чиновников с личным влиянием и связями, за всевозможными тонкими формами обхода законов»[402]402
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 1. Заседание 11 от 27 ноября 1907 года. Стб. 670.
[Закрыть].
Поэтому в данном случае стержнем политики оппозиционной части Думы стала борьба за независимость Государственного контроля от исполнительной власти. Интересно, что первой бюджетной росписью, которую рассматривала нижняя палата, оказалась как раз смета контрольного ведомства. Оппозиционные круги считали это «в высшей степени счастливым предзнаменованием»[403]403
См.: Выступление А.И. Шингарева // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 38 от 18 марта 1908 года. Стб. 638.
[Закрыть]. Они представили развернутое обоснование в пользу полной самостоятельности Государственного контроля с предоставлением его руководству права самостоятельно входить с отчетами и заявлениями в нижнюю палату. Депутаты напомнили, что требование это не ново: прежде за него ратовало просвещенное чиновничество в лице графа П.Д. Киселева и министра финансов А.М. Княжевича. В 60-х годах XIX века за независимость этого органа выступал первый российский государственный контролер В.А. Татаринов, изучивший европейскую ревизионную практику. Однако заложенные им традиции не получили развития: ведомство пребывало в составе кабинета министров, что существенно снижало эффективность его работы, абсолютно не отвечающей условиям обновленного государственного строя[404]404
См.: Выступление И.В. Лучицкого // Там же. Стб. 626.
[Закрыть]. А Совет министров, включавший в себя контрольное ведомство, даже окрестили «кладбищем для ревизий»[405]405
См.: Выступление И.В. Лучицкого // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 3. Заседание 79 от 23 марта 1910 года. Стб. 1607.
[Закрыть].
После такого исторического экскурса ораторы занялись недостатками существовавшего контроля. Во-первых, таким недостатком они посчитали медлительность, с которой осуществляется ревизионная деятельность. Проверки ведомств, ведающих громадными хозяйствами, происходили с пяти-шестилетними задержками. Прежде всего это относилось к винной монополии, железным дорогам, казенным заводам; в военной сфере к моменту обсуждения этого вопроса в Думе все еще не приступили к ревизии Русско-японской войны, обошедшейся бюджету в 2,5 млрд руб.; более того, были не завершены проверки счетов по Русско-турецкой войне 1877-1878 годов![406]406
См.: Выступление А.И. Шингарева // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Стб. 641-642.
[Закрыть] К тому же явственно прослеживалась неспособность органов контроля прекращать всякого рода нарушения. В связи с этим ведомству предлагалось предоставить помимо независимого статуса всю полноту следственной власти, а его чинам – пользование судейской несменяемостью[407]407
См.: Выступление И.П. Покровского // Там же. Стб. 650.
[Закрыть]. Во-вторых, ораторы констатировали крайне низкий уровень сотрудничества Государственного контроля с народным представительством, из-за чего ревизионный опыт не мог быть использован для реорганизации государственного строя. Доказательством служил такой факт: от Государственного контроля в нижнюю палату поступили только два тома цифровых отчетов, в которых неспециалисту разобраться было невозможно. Более понятные материалы, включавшие всеподданнейшие доклады и отчеты, в думу вообще официально не направлялись; с ними можно было ознакомиться только в частном порядке[408]408
См.: Там же. Стб. 647-648.
[Закрыть]. (Некоторые особо активные избранники народа требовали предоставлять им всю документацию по Государственному контролю, хотя это означало ежегодную доставку материалов объемом примерно в 60 вагонов[409]409
См.: Выступление И.М. Коваленко // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 3. Заседание 79 от 23 марта 1910 года. Стб. 1597-1598.
[Закрыть].) Исправлять же то ущербное состояние, в котором, по мнению депутатов, находится российский контроль, следовало испытанным способом: настойчиво воспроизводить западные образцы ревизионной практики, и чем быстрее и успешнее, тем лучше для всей отечественной управленческой системы. Иные рецепты либеральные круги признавали негодными или лишенными смысла.
Приведенные аргументы звучали на думских сессиях с завидным постоянством. Однако правительство выступало категорически против выделения Государственного контроля из состава Совета министров, так как это подрывало саму идею объединенного кабинета; к тому же Государственный контроль с момента своего образования обладал и управленческими функциями, что ставило его в один ряд с другими ведомствами[410]410
См.: Соловьев К.А. Законодательная и исполнительная власть в России: механизмы взаимодействия (1906-1914 годы). М., 2011. С. 316-317.
[Закрыть]. Позицию правительства отстаивал с думской трибуны руководитель Государственного контроля П.А. Харитонов. Он, несмотря на свою репутацию либерала, к использованию европейского опыта относился не столь страстно и безоговорочно, как его думские оппоненты. Прежде всего, он старался привлечь внимание к тому, что на Западе формы контрольного надзора не являются единообразными. Существенные различия в организации контроля не случайны: они складывались исторически, в соответствии как с учреждениями страны, так и с характером бюджета и даже населения. Все эти факторы, считал чиновник, в полной мере относятся к России, и не учитывать их было бы не просто неосмотрительностью, а большой ошибкой[411]411
См.: Выступление И.М. Коваленко // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 3. Заседание 79 от 23 марта 1910 года. Стб. 1591.
[Закрыть]. По мнению Харитонова, главный недостаток отечественного контроля – отсутствие единства приемов ревизии и возможность у подотчетных учреждений избегать исполнения требований проверяющих. Именно это очень затягивало ревизионные производства и делало их непродуктивными. Недостатки планировалось устранять в рамках специального ревизионного устава, который должен был обязательно включать в себя перечень конкретных мер взыскания за несвоевременное предоставление требуемых контролерами данных. Относительно приравнивания чинов Государственного контроля к судьям глава ведомства напомнил: воплощение этого заманчивого предложения потребует решить вопросы с образовательным цензом, служебным стажем, что сопряжено с трудностями кадрового подбора необходимого количества контролеров. Легче утвердить практику направления контрольных дел в случае выявленных нарушений непосредственно в суды[412]412
См.: Там же. Стб. 1592.
[Закрыть]. Но главная мысль, которую глава Государственного контроля пытался донести до думцев, жаждущих немедленных преобразований, звучала так:
Эти слова ясно показывают различие между доктринерством, пусть и облеченным в яркие либерально-прогрессивные одежды, и профессиональным подходом, основанным в первую очередь на целом комплексе конкретно-исторических факторов, а не на отвлеченной идее.
Наиболее мощные атаки на правящую бюрократию предпринимались Государственной думой в ходе ежегодного рассмотрения сметы Министерства внутренних дел. Заседания, посвященные этому вопросу, проходили крайне напряженно, эмоции буквально захлестывали нижнюю палату. Роль главного оппонента Министерства внутренних дел с энтузиазмом выполнял один из кадетских лидеров В.А. Маклаков. В своем выступлении в апреле 1908 года он сразу заявил, что было бы непростительным формализмом при обсуждении министерской сметы ограничиться бухгалтерской сверкой цифр и титулов и простым одобрением доклада бюджетной комиссии. По его глубокому убеждению, миссия Думы простирается гораздо дальше. Ведь роль Министерства внутренних дел в системе исполнительной власти намного значительнее, чем может сказать его название. Неслучайно обывательский язык додумской эпохи обозначал политические периоды именами министров внутренних дел[414]414
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 56 от 29 апреля 1908 года. Стб. 2390.
[Закрыть]. Традиционную ведомственную политику Маклаков определил предельно четко: это не управление, а война – власть борется с обществом, используя приемы воюющей страны. И несмотря на то что государственный строй обновился, в этом – изменений не произошло, а какие-то новые тенденции, по мнению Маклакова, можно было обнаружить лишь в Таврическом дворце. Он выглядел неким экстерриториальным владением, потому что «все начала исчезают, забываются, как только мы выходим за его стены»[415]415
См.: Там же. Стб. 2394.
[Закрыть]. Причем происходящее «за стенами» оратор проиллюстрировал на примере Москвы. Там в декабре 1905 года была введена и уже в течение трех лет действовала чрезвычайная охрана, хотя по закону она могла действовать только полгода. На Первопрестольную обрушивались репрессии, здесь закрывались газеты, арестовывались партийные агитаторы, перехватывалась корреспонденция и т.д. Этот чрезвычайный режим прикрывался борьбой с эксцессами, а в действительности, как утверждал Маклаков, его сделали нормой государственного управления[416]416
См.: Там же. Стб. 2396-2397, 2398.
[Закрыть].
Выводы Маклакова нашли горячий отклик во многих выступлениях думцев. Его соратник по партии О.Я. Пергамент призвал посмотреть не только на Москву, но и на всю Россию: страна «заштрихована» – она находится на чрезвычайном положении, а многочисленное чиновничество поддерживает этот внутренний режим удивительно согласованно[417]417
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 57 от 1 мая 1908 года. Стб. 2618-2619.
[Закрыть]. Депутат от Варшавы Р.В. Дмовский вообще сравнил правительственную власть в Царстве Польском с оккупационным режимом, недавно завоевавшим территорию[418]418
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 56 от 29 апреля 1908 года. Стб. 2438.
[Закрыть]. Была приведена интересная цифра: в Российской империи на 180 взрослых жителей приходился один полицейский чин, и это не считая агентов охранных отделений. Огромная репрессивная мощь Министерства внутренних дел была отражена в смете. Хотя она и охватывала разнообразные предметы, но самое значительное увеличение расходов, по утверждению депутата, было связано именно с полицейскими статьями[419]419
См.: Выступление Н.С. Розанова // Там же. Стб. 2488, 2490.
[Закрыть]. Большую неприязнь у думцев вызывал институт генерал-губернаторства; его предлагалось вовсе упразднить – благо появились выборные депутаты, находившиеся ближе к населению и осведомленные о положении на местах гораздо лучше, чем высокопоставленные чиновники, назначаемые из Петербурга[420]420
См.: Выступление П.В. Синадино // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 57 от 1 мая 1908 года. Стб. 2564.
[Закрыть]. К тому же государева служба последних весьма щедро оплачивалась из казны: наместник на Кавказе обходился в 100 тыс. руб. в год, московский генерал-губернатор – в 76 тыс. руб., другие чуть меньше[421]421
См.: Выступление И.П. Покровского // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 1. Часть 2. Заседание 56 от 29 апреля 1908 года. Стб. 2476.
[Закрыть]. А ведь все эти высшие чины являлись потомственными дворянами, шталмейстерами, камер-юнкерами, то есть, говоря иначе, богатыми собственниками. Депутаты требовали также освободить Министерство внутренних дел от некоторых функций, поскольку оно втискивало в рамки полицейского усмотрения все сферы жизни. Например, Министерство торговли и промышленности во многом являлось просто вывеской: рабочий вопрос, вопросы судоходства и портов – все это решалось в Министерстве внутренних дел. Или Министерство народного просвещения, которое не могло самостоятельно назначить ни одного служащего – от учителя до профессора университета – без справки из полиции и предварительного согласования с органами внутренних дел. Подчеркивая их всемогущество, социал-демократ Т.О. Белоусов перефразировал известные стихи: Министерству внутренних дел – «ему, как любви, все ведомства покорны»[422]422
См.: Выступление Т.О. Белоусова // Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 2. Заседание 57 от 21 февраля 1909 года. Стб. 2159-2160.
[Закрыть].
Интересный анализ деятельности Министерства внутренних дел находим у октябриста С.И. Шидловского. Во главу угла он поставил мысль о большой разнице между администрацией и полицией. Если одна из них стремится заменить другую, то в общем развитии происходят сбои. Сейчас, объяснял Шидловский, огромное ведомство все больше приобретает полицейский характер и начинает смотреть на другие отрасти управления полицейскими глазами. Ныне Министерство внутренних дел можно с большим основанием назвать Министерством полиции, так как полицейские функции заслонили все другие (правда, такое положение сложилось уже давно). Положение усугублялось еще тем, что сама полиция и качество ее работы, как утверждал депутат, находились в ужасном состоянии[423]423
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв Ш.Сессия 1. Часть 2. Заседание 56 от 29 апреля 1908 года. Стб. 2520-2521.
[Закрыть]. В этой ситуации Шидловский предлагал дать ход широкой инициативе и лишь затем применять предписанные законом карательные меры:
Однако столыпинский кабинет строго придерживался своей политической программы и был готов взаимодействовать с Думой только на своих условиях. Твердая позиция премьера разочаровала либеральных деятелей нижней палаты, которые отказывались видеть что-либо позитивное в работе властей. Отсюда все усиливавшийся скепсис относительно законодательной работы в целом. Тот же В.А. Маклаков заявил:
«Мы находимся в том положении, когда мы не можем заставить верить в себя, потому что в свое собственное дело мы сами перестали верить... нужен какой-то перелом»[425]425
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 4. Часть 2. Заседание 66 от 25 февраля 1911 года. Стб. 2844.
[Закрыть].
Кстати, в дальнейшем депутатские выпады против Министерства внутренних дел все чаще адресовались лично премьер-министру и министру внутренних дел П.А. Столыпину. Об этом с думской трибуны откровенно говорил товарищ министра П.Г. Курлов[426]426
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 2. Заседание 60 от 25 февраля 1909 года. Стб. 2366.
[Закрыть]. Депутат М.С. Аджемов, в частности, раскритиковал известный столыпинский принцип: сначала успокоение, потом реформы. По его мнению, под успокоением власти понимают главным образом завинчивание гаек, и страна все сильнее зажимается в тиски[427]427
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 2. Часть 2. Заседание 57 от 21 февраля 1909 года. Стб. 2138.
[Закрыть]. Ему вторил соратник по кадетской партии Ф.И. Родичев:
С Родичевым был связан любопытный эпизод. Депутат Н.Д. Сазонов (брат министра иностранных дел С.Д. Сазонова, женатого на родной сестре супруги Столыпина) на одном из пленарных заседаний Государственной думы произносил очередную речь в защиту премьера. Предрекая тому место в истории, он прибег к художественному сравнению: птичий двор необходимо оберегать от хищников, поэтому хозяин натянул над ним защитную сетку, и пернатые вздохнули свободнее, почувствовав себя в безопасности. Хотя нашлись петухи, недовольные принятыми мерами[429]429
См.: Государственная дума. Стенографические отчеты. Созыв III. Сессия 3. Часть 2. Заседание 52 от 20 февраля 1910 года. Стб. 1922.
[Закрыть]. Таков, по убеждению Сазонова, был смысл действий российского премьера и реакция на них нижней палаты. Этот образ весьма сильно задел оппозицию. Ф.И. Родичев возмутился сравнением России с курятником, а по поводу хозяина, натянувшего сетку, едко заметил: он натянул сетку вовсе не для того, чтобы кур и петухов не поклевали коршуны; птицы знают, «что настанет для них час, когда их понесут на кухню и изжарят»[430]430
См.: Там же. Стб. 1925.
[Закрыть]. Вот, по словам Родичева, действительный смысл этого красочного сравнения, наиболее полно выражающий отношение правительства к народу.