Текст книги "Питер - Москва. Схватка за Россию"
Автор книги: Александр Пыжиков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
И все же нельзя сказать, что либеральная бюрократия начала XX века игнорировала московское конституционное творчество. К примеру, с ним посчитал нужным ознакомиться патриарх государственного либерализма Д.М. Сольский. Его продолжительная беседа с тем же Муромцевым состоялась 3 июля 1905 года, накануне очередного земского съезда, где рассматривался его проект Основного закона. Непосредственным организатором встречи выступил директор знаменитого петербургского Александровского лицея А.П. Саломон: он хорошо знал Муромцева, с 1898 года читавшего в лицее курс по гражданскому праву[323]323
См.: Милюков П.Н. С.А. Муромцев. Биографический очерк // Сергей Андреевич Муромцев. Сб. статей. М., 1911. С. 44.
[Закрыть]. С другой стороны, еще лучше Д.М. Сольскому был известен Саломон: он приходился племянником уже покойному министру народного просвещения А.В. Головину – либеральному деятелю эпохи Александра II. На Муромцева встреча произвела большое впечатление, он оценил своего собеседника как человека, «искренно преданного делу народного представительства и достаточно просвещенного в области конституционных вопросов»[324]324
См.: Там же.
[Закрыть]. Сольскому также не могло не импонировать решение московских авторов конституции придать ей консервативный характер: группа Муромцева стремилась обеспечить органичное включение подготовленного Основного закона в общий законодательный свод империи. Конечно, не осталось незамеченным, что отдельные фразы ключевой статьи проекта о государственном устройстве взяты не только из постановления земского съезда, но и из Рескрипта от 18 февраля 1905 года[325]325
См.: Кокошкин Ф.Ф. С.А. Муромцев и земские съезды //Там же. С. 224-225.
[Закрыть]. Неудивительно, что труд Муромцева и его соавторов оказал влияние на текст правительственных Основных законов, правда, не в такой степени, как хотелось бы самим земцам[326]326
См.: Там же. С. 227.
[Закрыть]. Видимо, поэтому соратник С.А. Муромцева Ф.Ф. Кокошкин, оставивший любопытные воспоминания, утверждал задним числом, что Сольский, при всей своей симпатии к земскому движению, не мог побудить правительство пойти ему навстречу[327]327
См.: Там же. С. 226.
[Закрыть]. Этот вывод Кокошкина спорен, поскольку последующие события вокруг земских съездов свидетельствуют как раз об обратном: Сольский оказывал им большую поддержку.
Вспомним, в какой сложной обстановке проходил земский съезд 6-8 июля 1905 года, где и обсуждался, и был принят проект Муромцева. Открытию съезда препятствовала администрация города, заседание было фактически запрещено московским генерал-губернатором А.А. Козловым. На квартиру Ф.А. Головина, где заседало оргбюро, явилась полиция; в день открытия съезда в особняк князей Долгоруких тоже пожаловали полицейские наряды; у ряда участников съезда прошли обыски. Власти опасались, что собрание провозгласит себя учредительным и приступит к формированию альтернативного правительства[328]328
См.: ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 1000. Ч. 1. Т. 2. Л. 48.
[Закрыть]. Ф.А. Головин – будущий председатель II Государственной думы – посетил Козлова, дабы выразить свое возмущение действиями полиции. Но тот в свое оправдание сослался на петербургское начальство.
куда и просил адресовать жалобы. Вместе с тем, видимо в знак сочувствия, он дал явно неслучайный совет: обратиться в столице к Д.М. Сольскому[329]329
См.: Из записок Ф.А. Головина // Красный архив. 1933. № 3 (58). С. 146.
[Закрыть]. Головин, который уже много слышал хорошего об этом высокопоставленном сановнике от Муромцева, именно так и поступил. Встреча полностью оправдала его ожидания. Сольский долго расспрашивал его о земском движении, интересовался съездами и настроениями участников, выразил свое позитивное отношение к законодательному представительству. О конкретной жалобе, с которой и пришел к нему Головин, он обещал поговорить с государем[330]330
См.: Там же.
[Закрыть]. Головин возвратился в Москву преисполненный энтузиазма: полиция зафиксировала несколько частных совещаний земских и городских деятелей, где активно обсуждалась его петербургская встреча[331]331
См.: Докладная Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве в Департамент полиции. 27 июля 1905 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 1000. Ч. 1. Т. 2. Л. 113.
[Закрыть]. Последствия визита не заставили себя долго ждать. Уже 15 июля 1905 года Первопрестольная получает нового генерал-губернатора П.П. Дурново. (Правда, в молодости, в начале 70-х годов XIX века, он уже был московским губернатором, отметившись громким конфликтом с городским головой купцом И.А. Ляминым.) В мемуарах Витте прямо говорится, что это назначение состоялось благодаря протекции Д.М. Сольского, который покровительствовал Дурново (и в частности, обеспечил его вхождение в Государственный совет). Заметим, что новый московский генерал-губернатор имел устойчивую репутацию либерала[332]332
См.: Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 2. С. 549.
[Закрыть], и она оправдалась уже 3 августа 1905 года – во время его официального представления в должности. П.П. Дурново много говорил о готовящейся конституции, о народном представительстве и призвал всех оказать поддержку новым начинаниям правительства[333]333
Си:. Джунковский В.Ф. Воспоминания. М., 1997. Т. 1. С. 67.
[Закрыть]. Лично он такую поддержку продемонстрировал: во время службы Дурново в Москве прекратилось давление на земцев. Так, подготовка и проведение их очередного съезда в середине сентября 1905 года впервые обошлись без каких-либо эксцессов, что не осталось незамеченным устроителями мероприятия[334]334
См.: Кокошкин Ф.Ф. С.А. Муромцев и земские съезды // Сергей Андреевич Муромцев. Сб. статей. С. 240.
[Закрыть].
Столь же важным для земского движения, как назначение П.П. Дурново, оказался визит в Москву сенатора К.3. Постовского. Он был послан по высочайшему повелению для выяснения обстановки после июльского съезда. Николая II встревожило оглашенное на нем обращение земцев к населению. К тому же существовала опасность сближения земских кругов с революционными элементами. Заметим, что Постовскому были даны четкие указания: не устраивать ни допросов, ни тем более преследований[335]335
См.: Земцы и сенатор Постовский // Освобождение. 1905. 18(5) сентября. С. 506.
[Закрыть], – и общение получилось вполне благожелательным. Один из земцев, В.И. Вернадский, писал:
«"Постовский и его помощники" убедились в полной нашей легальности. В действительности из всех ныне существующих политических групп мы как раз являемся наиболее умеренными в форме нашей деятельности, а по программе своей представляем настоящую государственную группу»[336]336
См.: Выписка из письма В.И. Вернадского к Е.А. Короленко в Петербург. 27 июля 1905 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 1000. Ч. 1. Т. 2. Л. 160.
[Закрыть].
Такую самооценку, прозвучавшую из уст видного съездовского деятеля, следует признать вполне справедливой. Примечательно, что земцы решили до окончания миссии сенатора воздержаться от какой-либо активной политической деятельности: если вдруг она будет расценена как незаконная, участники съездов могут лишиться возможности быть избранными в думу[337]337
См.: Докладная записка Отделения по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве в Департамент полиции. 29 июля 1905 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 1000. Ч. 1. Т. 2. Л. 159-159 об.
[Закрыть]. По поводу обращения к народу, так встревожившего власть, земские деятели уверяли, что оно преследовало единственную цель – успокоить народ. С долей обиды они указывали на воззвания к тому же русскому народу, которые беспрепятственно распространялись господами Шараповыми и Грингмутами (редактор промонархической газеты «Московские ведомости»)[338]338
См.: Письмо И.И. Петрункевича к сенатору К.3. Постовскому // Архив русской революции. Т. 21. С. 459.
[Закрыть]. Вообще приверженцы либерализма старались не отставать от ура-патриотической пропаганды: к примеру, прием земской делегации Николаем II они сделали поводом для целой агитационной кампании. Десятки тысяч печатных сообщений о высочайшей аудиенции распространялись по губерниям, а кое-кто, как, например, князь П.Д. Долгорукий, лично объезжали волости в Московской губернии, чтобы поведать крестьянству эту радостную весть[339]339
См.: ГАРФ. Ф. 102. 00. 1905. Д. 1000. Ч. 1. Т. 2. Л. 69, 165.
[Закрыть].
Все перечисленные выше эпизоды очень важны для понимания всего, что случилось позднее в 1905 году. Они совершенно не укладываются в стереотипное представление, будто царизм был нацелен на консервацию самодержавных порядков и на дух не переносил земских преобразовательных устремлений. Тем не менее шаги, предпринятые властью до октябрьско-декабрьского обострения, свидетельствуют о стремлении правительства включить движение, развивающееся снизу, в свой конституционный сценарий. И это стремление отнюдь не было утопическим, что подтверждают итоги очередного общероссийского съезда земских и городских деятелей, состоявшегося в середине сентября 1905 года. На этом крупном мероприятии обсуждалось отношение оппозиционной общественности к Высочайшему Манифесту, обнародованному б августа. Конечно, конституционное творчество верхов никого не могло оставить равнодушным, но что касается земцев, то большинство из них склонилось к поддержке булыгинской думы. Профессор М.М. Ковалевский объяснял это тем, что:
Земское движение, занимавшееся проблемами государственного строительства, не поддержало бойкот совещательной думы, призвав участвовать в предстоящих выборах и войти в будущую думу сплоченной группой. Интересно, что весомым аргументом в пользу такого решения стало для земцев исключение из числа избирателей представителей остальных слоев общества. В докладе В.Е. Якушкина прямо подчеркивалось, что по условиям изданного избирательного закона из тех, кто мог бы выступать с самостоятельной программой, только земские и городские деятели не устраняются от выборов. А потому участие в избирательной кампании становится для них крайне ответственным делом и приобретает особый смысл[341]341
См.: Доклад В.Е. Якушкина на Общероссийском съезде земских и городских деятелей в Москве. 12-15 сентября 1905 года // Либеральное движение в России. 1902-1905 годы. С. 404.
[Закрыть]. При этом в докладе говорилось о дальнейшем усовершенствовании как самой Государственной думы, так и порядка избрания в нее. Подход, обозначенный в Манифесте от 6 августа, объявлялся руководством к будущим действиям[342]342
См.: Там же.
[Закрыть]. Радикальным же элементам, настойчиво призывавшим к коренной ломке государственного строя, адресовался упрек в недостаточной сплоченности и организованности[343]343
См.: Там же. С. 406.
[Закрыть].
Подобная думская конструкция совсем не устраивала новых приверженцев конституционных ценностей – купеческую буржуазию. Не ради таких итогов она делала ставку на либеральный проект. (И это ключевое обстоятельство недостаточно оценено исторической литературой, включая современную[344]344
Хотя здесь начали происходить позитивные сдвиги. Наиболее ярким примером является монография польского ученого Э. Вишневски, специально изучавшего московское купечество и его участие в первой русской революции. Автор не соглашается с краеугольным тезисом советской историографии о контрреволюционности крупной русской буржуазии. См.: Вишневски Э. Капитал и власть в России. М., 2006. С. 297.
[Закрыть].) Заметим, купеческая элита не принимала активного участия в партийном строительстве промышленников (хотя партийная горячка охватила тогда всех). Инициатива принадлежала Петербургу, откуда правительству была направлена просьба привлечь представителей биржевых комитетов к обсуждению законодательных проектов[345]345
О попытках буржуазии создать свою партию см.: Шепелев Л.Е. Царизм и буржуазия в 1904-1914 годах. Л., 1987. С. 77-82.
[Закрыть]. Но приезд в Москву 4 июля 1905 года одного из организаторов торгово-промышленной общественности, В.И. Ковалевского, лишь заставил купечество продемонстрировать острое недовольство совещательной думой в земледельческом облике. На этом заседании представители биржевых комитетов центра, Поволжья и Урала высказались за введение конституционного строя, за снятие всех ограничений для развития промышленности и за крестьянские реформы, способствующие росту народного благосостояния[346]346
См.: ГАРФ. Ф. 63. 1905. Д. 793. Л. 30-31.
[Закрыть]. Глава московских биржевиков Н.А. Найденов, испугавшись всплеска эмоций, даже попросил всех покинуть помещение биржевого комитета; заседание продолжилось в доме П.П. Рябушинского[347]347
См.: Там же. С. 39-40.
[Закрыть]. Уже тогда можно было почувствовать, что воинственный порыв купеческой элиты сильно отличался от настроений, преобладающих среди тех же земских деятелей. Правительству политические дебаты доморощенных буржуа радости, конечно, не доставили, и тем не менее оно не ожидало от них серьезных угроз, а тем более срыва консервативно-констиционного сценария. Власти были уверены: купеческие претензии растворятся в инициативе петербургской буржуазной группы, не помышлявшей действовать вне правительственного курса; и эти ожидания полностью подтвердились. Промышленники Петербурга и Юга России решили избегать политических дебатов и сконцентрировались на деловой проблематике. В результате возникла идея вместо партии создать экономическое объединение. Вскоре оно и появилось под названием «Совет съездов представителей промышленности и торговли». Кстати, московская деловая элита осталась в стороне и от этой предпринимательской организации.
Оценивая партийные начинания российской буржуазии, следует признать их политическую несостоятельность: оппозиционность отечественных капиталистов в публичной сфере не была серьезной. Но вместе с тем именно здесь находится узловая точка всех последующих перипетий 1905 года. Если у питерских буржуа, ориентированных на правительство, инициативы политического характера, едва обозначившись, быстро иссякли, то капиталисты из народа двинулись иным, не публичным путем. У них имелся собственный сценарий, который не ограничивался созданием торгово-промышленной партии и должен был нарушить планы властей по избранию совещательной думы. В конце июля 1905 года представители крупной московской буржуазии еще раз, теперь в узком кругу, вернулись к вопросам, поднятым на совещании биржевиков 4 июля. На мероприятии в доме фабриканта И. А. Морозова (сына В. А. Морозовой, обычно собиравшей радикальные элементы в своем особняке) присутствовало около тридцати видных промышленников. По сведениям полиции, они занимались согласованием конкретных действий на тот случай, если Государственная дума будет объявлена лишь законосовещательной, а не законодательной. Предлагалось противодействовать такому правительственному решению; звучали угрозы приостановить фабрики и заводы для создания массового рабочего движения, препятствовать реализации внутренних займов, отказаться платить промысловый налог и т. д.[348]348
См.: Там же. С. 68-69.
[Закрыть] Очевидно, что купеческую элиту занимали не конституционные искания в стиле Муромцева и его группы, а практические шаги по противодействию правительственным планам. В августе обсуждение было продолжено в Нижнем Новгороде, во время проведения ярмарки. Участники этой встречи сосредоточились (что очень примечательно) на состоянии рабочего движения[349]349
См.: Там же. С. 94.
[Закрыть]. По сути, был взят курс на социально-политическую конфронтацию. Для этого у московского купечества имелись не только денежные средства, но и необходимые связи в тех кругах, которые были способны предельно обострить ситуацию. Включившись в борьбу за конституционный строй, купеческая элита не ограничилась посещением земских съездов, понимая, что реформаторского порыва дворянско-интеллигентской публики будет недостаточно для того, чтобы заставить власть осуществить чаемые перемены, и потому предусмотрительно обратилась к наиболее радикальным деятелям. Таковые концентрировались в кружках социал-демократов и социал-революционеров. Они делали ставку на силовое выяснение отношений с царизмом: требования конституции и свобод под аккомпанемент взрывов и выстрелов звучали куда более убедительно. Тогда ни для кого не являлось секретом, что многие из купеческих тузов завязали и поддерживали отношения с крайними экстремистами.
К осени 1905 года купечество оказалось не только чрезвычайно заинтересованным, но и наиболее подготовленным участником развернувшегося преобразовательного процесса. Имеющиеся у купеческой верхушки связи во всех кругах оппозиционного движения обеспечили ей особое положение в спектре социально-политических сил того времени. Согласимся: каждая существовавшая в тот период оппозиционная группа действовала в конкретной политической нише, не имея большого влияния за ее пределами. Поэтому эскалацию напряженности, переросшую в массовые беспорядки, осуществлять было просто некому, кроме купеческой буржуазии, обладавшей разносторонним коммуникативным и широким финансовым ресурсом. Любопытно отметить, что до осеннего обострения в Москве проправительственные круги слабо представляли, кто разогревает оппозиционные силы. Главным образом им виделся след иностранных врагов, стремившихся создать внутренние затруднения во время военных действий. О японских усилиях на этой ниве (связь с эмиграцией, средства на покупку оружия) власти были неплохо осведомлены[350]350
См.: Павлов Д.Б., Петров С.А. Тайны русско-японской войны. М., 1993. С. 53-55.
[Закрыть]. Эти сведения дополняли разоблачения англичан, якобы финансировавших рабочее движение. И.о. московского градоначальника Руднев распространял среди населения слухи и листовки такого содержания: сочувствуя забастовкам, русские люди играют на руку злейшим врагам родины – англичанам. Посол Великобритании даже выражал по этому поводу протест российскому МИДу[351]351
См.: На чей счет содержатся революционные шайки? // Московские ведомости. 1905. 19 марта.
[Закрыть]. А вот о роли московской буржуазии в дестабилизации обстановки до декабрьского восстания говорили мало. Ее заинтересованность в революционных событиях власть осознала гораздо позже. Впоследствии сообщалось даже о случаях шантажа именитых купцов, когда различные авантюристы вымогали у них крупные суммы за неразглашение сведений о пожертвованиях на организацию беспорядков осенью 1905 года[352]352
См.: ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1912. Д. 56. Т. 1. Л. 35.
[Закрыть].
Московское обострение, или, как говорили советские историки, высший подъем первой русской революции, представляет собой короткий отрезок времени, во время которого был сорван конституционный сценарий власти и инициатива перешла от правительства к оппозиции. Здесь уместно привести прогноз, сделанный в свое время В.К. Плеве:
«Революция у нас будет искусственной, необдуманно сделанной так называемыми образованными классами, общественными элементами. У них цель одна: свергнуть правительство, чтобы самим сеть на его место, хотя бы только в виде конституционного правительства. У царского правительства, что ни говори, есть опытность, традиции, привычка управлять. Заметьте, что все наши самые полезные, самые либеральные реформы сделаны исключительно правительственной властью, по ее почину, обычно даже при несочувствии общества... из лиц, из общественных элементов, которые заменят нынешнее правительство, – что будет? – одно лишь желание власти, хотя бы даже одушевленное, с их точки зрения, любовью к родине. Они никогда не смогут овладеть движением. Им не усидеть на местах уже по одному тому, что они выдали так много векселей, что им придется платить по ним и сразу идти на уступки. Они, встав во главе, очутятся силою вещей в хвосте движения. При этих условиях они свалятся со всеми своими теориями и утопиями при первой же осаде власти. И вот тогда выйдут из подполья все вредные преступные элементы, жаждущие погибели и разложения России, с евреями во главе»[353]353
См.: Любимов Д.Н. События и люди. Воспоминания. 1902-1906 годы // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 39. Л. 72-73.
[Закрыть].
Эти мысли Плеве высказал в ходе спора с Витте в октябре 1902 года. Сила его предвидения не может не поражать.
Результатом осенних событий 1905 года стало вынужденное, противоречившее планам властей учреждение законодательной думы. Своего рода девизом этих беспрецедентных событий может служить восклицание нового председателя Московского биржевого комитета Г.А. Крестовникова на приеме у С.Ю. Витте:
В организации этих московских перипетий явно чувствуется «купеческая рука». Как известно, всероссийская октябрьская стачка началась в конце сентября. Первыми выступили московские печатники и булочники, точнее, типографии И.Д. Сытина и пекарни Д.И. Филиппова. Одновременно с ними активизировались и представители пищевой отрасли: недаром «молочный король» Первопрестольной А.В. Чикин каждое воскресенье отправлял работников за город выслушивать пламенные речи ораторов-социалистов – Скворцова-Степанова, Лядова, Красикова и др.[355]355
См.: Малашкин С.И. В поисках юности. М. 1983. С. 44. Будущий советский писатель Сергей Малашкин (уроженец Тульской губернии) в начале XX века подростком начал работать в фирме московского купца Чикина, и был хорошо знаком с политическими пристрастиями хозяина. Кстати, компаньоном Чикина являлся родной брат известного в Москве адвоката Н.В. Тесленко, ставшего видным членом кадетской партии.
[Закрыть] Современные исследователи, специально занимавшиеся этими эпизодами, утверждают, что забастовки всячески провоцировали сами хозяева: они подогревали ситуацию, выплачивая рабочим зарплату в стачечные дни, и с этих предприятий забастовочная волна покатилась дальше, захватывая железные дороги[356]356
См.: Островский А.В. Сентябрьские события 1905 года в Москве // Политическая история России первой четверти XX века. СПб., 2006. С. 137-142.
[Закрыть]. Параллельно с нарастанием забастовки активизировался Московский биржевой комитет. От его имени в Министерство финансов было направлено обращение, извещавшее о намерении остановить фабрики, что еще больше осложнит положение в городе[357]357
См.: Письмо министра финансов В.Н. Коковцова к Д.Ф. Трепову. 9 октября 1905 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 2555. Л. 159-159 об.
[Закрыть]. Причем в этом обращении не ощущается никакой тревоги, скорее – слышны ноты угроз в адрес правительства: мы закроем предприятия, выставим людей на улицу (т.е. усилим забастовочную волну), а там посмотрим, как вы справитесь. О настрое фабрикантов можно судить и по их специальному заявлению, опубликованному прессой в разгар стачек[358]358
См.: Заявление выборных от фабрикантов г. Москвы к Московскому генерал-губернатору // Русское слово. 1905. 16 октября.
[Закрыть]. В нем сказано, что рабочее движение вызвано не экономическими, а политическими причинами, и выражен категорический протест против введения военного положения в городе (оно названо «трудно поправимым бедствием»). Рецепт же успокоения, по мнению купечества, состоит совсем в другом – в безотлагательном удовлетворении требований общества «по устроению нашей жизни на началах, вполне ограждающих нас от возможности возврата к старым формам, приведшим Россию на край гибели». К числу таких начал в первую очередь отнесено расширение прав Государственной думы и превращение ее в законодательный орган, а также пересмотр закона о выборах[359]359
См.: Там же.
[Закрыть].
Здесь следует вспомнить, что забастовочному движению предшествовали попытки Московской городской думы добиться вывода из города расположенных в нем казачьих войск. Об этом некоторые гласные начали говорить уже в конце сентября 1905 года[360]360
См.: Письмо Председателя Московского биржевого комитета Н.А. Найденова к Московскому генерал-губернатору П.П. Дурново. 21 сентября 1905 года, // ЦИАМ. Ф. 143. Оп. 1. Д. 235. Л. 24-24 об.
Найденов, двадцать пять лет возглавлявший Московский биржевой комитет, с трудом принимал перемены, происходящие в купеческой среде, в частности ее переход к конституционно-либеральным ценностям. Особенно это стало заметно в 1905 году, в период обострения отношений с правительством. Найденов опасался поддерживать радикальные инициативы купеческой элиты, но никак не мог им противостоять. Он скончался в ноябре 1905 года.
[Закрыть].
Кроме того, дума поручила городской управе обратиться к военному ведомству с просьбой о предоставлении помещения Манежа, находящегося напротив Александровского сада, для народных собраний[361]361
См.: Письмо Московского градоначальника к Московскому генерал-губернатору. 28 сентября 1905 года // ЦИАМ. Ф. 16. Оп. 139. Д. 45. Л. 111.
[Закрыть]. Требования вывести казачьи войска усилились после беспорядков в день похорон Н.Э. Баумана (20 октября), а кроме того, городская дума настаивала, чтобы казаки до их удаления из города не привлекались к полицейской службе[362]362
См.: Там же. С. 103.
[Закрыть]. Однако военные власти не собирались выполнять подобные просьбы и наотрез отказались предоставлять для собраний Манеж, сославшись на ремонтные работы[363]363
См.: Письмо Штаба Московского военного округа к Московскому генерал-губернатору. 12 ноября 1905 года // Там же. С. 115.
[Закрыть]. Совершенно очевидно, что описанные действия ряда гласных московской думы напрямую связаны с планами предстоящих решительных действий. Надеемся, никто не возьмется утверждать, что думские инициативы осени 1905 года – это продуманная тактика большевиков, готовивших вооруженное восстание. На самом деле они, конечно, были не в состоянии влиять на то, что происходило в буржуазной городской думе.
Еще более явно роль купечества прослеживается по источникам в декабрьском вооруженном восстании – предмету особой гордости советских историков. Как нас уверяли, большевики планировали дать бой царизму в Москве, хотя социал-демократы планомерно наращивали силы в Петербурге. Кстати, В.И. Ленин, приехав в Россию из Швейцарии, сразу обосновался именно в столице, развив там бурную деятельность. Московский совет, образованный по аналогии с петербургским, в развертывании боевых действий ориентировался на столичную инициативу. Уже в канун вооруженного восстания москвичи постановили:
Здесь следует вспомнить и решение ЦК РСДРП назначить IV (объединительный) съезд партии в те же дни – только не в Москве, а в Петербурге. Понятно, что в указанный срок он не открылся: чуть раньше вспыхнули московские беспорядки и прибывающие на съезд эсдеки, естественно, стремглав кинулись туда. К этому любопытному эпизоду относится письмо М. Горького к Е.П. Пешковой: он сообщает о своем прибытии в Петербург на съезд и срочном – после полученных известий – отъезде к месту начавшихся боевых действий[365]365
См.: Письмо М. Горького Е.П. Пешковой. 2 декабря 1905 года // Горький М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1954. Т. 28. С. 396.
[Закрыть].
Ударной силой вооруженного восстания стали рабочие ряда московских предприятий. Внимательный взгляд обнаруживает в действиях мятежного пролетариата некоторые странности. Если следовать здравому смыслу, что должны были бы делать рабочие, доведенные своими хозяевами до отчаяния? Очевидно, выступить против непосредственных виновников своего бедственного положения. Однако в декабре 1905 года ничего подобного не произошло. Восставшие бросили силы не на хозяев-кровопийц, а на полицейских и прибывших им на помощь солдат. Это разительно отличается от поведения крестьян, которые, видя в помещиках источник всех своих бед, жгли усадьбы и захватывали их земли. В Москве же отряды рабочих формировались и вооружались непосредственно на фабриках, принадлежащих крупным купцам. Наиболее преуспели в этом Прохоровская мануфактура и мебельная фабрика Н.П. Шмидта. Как следует из допросов арестованных дружинников, владельцы названных фабрик играли определяющую роль в организации боевых групп на собственных предприятиях. На Прохоровской мануфактуре этим занимался административно-управленческий персонал: его усилиями устраивались собрания рабочих в специально отведенных помещениях, приглашались агитаторы от партий социал-революционеров и социал-демократов. Так, инженер Н. Рожков постоянно интересовался сходками, давая указания вовлекать в них побольше народу. Рабочие депутаты, посетив самого Н.И. Прохорова, совместно с ним решили остановить производство, после чего:
Участникам дружин, сформированных на Пресне, выплачивались деньги (из расчета средней месячной зарплаты в 30 рублей), выдавались винтовки и револьверы[367]367
См.: Протокол допроса А. Папе. 20 января 1906 года // Там же. Л. 250.
[Закрыть].
Факты, изложенные в протоколах полицейских допросов, подтверждаются анонимными сообщениями, которые поступали в охранное отделение. Автор одного такого письма делился информацией о преступной деятельности мастеров Прохоровской фабрики, которые, по его утверждению, руководили строительством баррикад, раздачей денег и оружия, а после подавления мятежа отправляли активных участников дружин по Московской губернии для укрытия[368]368
См.: Анонимное письмо о преступной агитации, ведущейся на фабрике «Товарищества Прохоровской мануфактуры», в Московское охранное отделение. 14 января 1906 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 785. Т. 2. Л. 180-182.
[Закрыть]. (Кстати, в Московском биржевом комитете тоже активно обсуждали роль Н.И. Прохорова в создании боевых дружин во время декабрьских боев[369]369
См.: Письмо И.Н. Дербенева братьям. 14 декабря 1905 года // ГАИО (Государственный архив Ивановской области). Ф. 154. Оп. 1. Д. 609. Л. 114.
И.Н. Дербенев – крупный фабрикант г. Иваново-Вознесенска, городской голова, член Московского биржевого комитета.
[Закрыть].) Н.П. Шмидт, молодой хозяин мебельной фабрики, также расположенной на Пресне, оплачивал покупку оружия для рабочих как своего предприятия, так и других. Деньги же, по его свидетельству, он снимал с текущего счета своего родственника фабриканта А.В. Морозова в Волжско-Камском банке (А.В. Морозов – родной брат матери Н.П. Шмидта)[370]370
См.: Протокол допроса Н.П. Шмидта. 21 декабря 1905 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 839 Л. 53.
В ходе следствия Н.П. Шмидт объяснял, что закупал оружие из чисто оборонительных соображений: он опасался нападения на его фабрику черносотенцев и просто старался защитить свою собственность. Рабочие использовали оружие в других целях, но его вина лишь в том, что он легкомысленно доверился их обещаниям не употреблять оружие иначе, как против «Черной сотни» (там же. Л. 39).
[Закрыть]. Как известно, эта фабрика стала ареной яростных сражений с правительственными войсками и была полностью разрушена. Интересно, что после ареста и гибели Н.П. Шмидта в тюрьме его тело не выдавали матери и сестрам, настаивая на приезде А.В. Морозова. Московский градоначальник барон А.А. Рейнбот лично предупредил дядю погибшего об ответственности за соблюдение порядка во время похорон и потребовал поручиться, что беспорядки в городе не повторятся. На это А.В. Морозов ответил, что он не ведает полицией, а потому за порядок пусть отвечает тот, кто ею руководит[371]371
См.: Андриканис Е. Хозяин «Чертова гнезда». М., 1975. С. 211-212.
[Закрыть].
Во время декабрьского восстания купеческая буржуазия занималась и другими, более свойственными ей делами. Лидеры московского клана не преминули использовать эти бурные события в коммерческих целях, во всяком случае, они попытались получить доступ к ресурсам Государственного банка России. С 1897 года эта ключевая финансовая структура действовала по новому уставу, который предусматривал возможность выдачи кредитов крупным частным обществам. Не надо объяснять, насколько ощутимой была для них такая поддержка. Однако воспользоваться ею могли главным образом заводы и банки, тесно связанные с правительственными и придворными кругами, а также с иностранным капиталом. Об этом свидетельствует перечень ссуд на начало 1904 года: крупнейшими получателями значились петербургские предприятия тяжелой индустрии, «Лензолото», принадлежавшее англичанам, Московский торговый дом Полякова, с начала XX века находившийся под контролем столичного чиновничества, и т.д.[372]372
См.: Погребинский А.П. Очерки истории финансов дореволюционной России. М., 1954. С. 212-213.
[Закрыть] Московский же клан в основном оставался в стороне от этого ресурса: ему никак не удавалось по-крупному зачерпнуть из государственного денежного источника.
Революционные события осени привели к тому, что российское правительство, оказавшись перед угрозой финансового краха, попыталось получить заем в размере 100 млн руб. у французов. И в этот момент, сославшись на небывалый ущерб, который им нанесли революционные события, московские воротилы попросили власти предоставить их банкам субсидии в размере 50 млн рублей. Их мотивация была проста: беспорядки привели к нарушению экономической жизни и хорошо бы возместить убытки за государственный счет. Ради этого Московский биржевой комитет повел переговоры с Министерством финансов и Государственным банком о создании консорциума банков для предоставления им гарантий от правительства. Переписка по этому вопросу обнаруживает крайне любопытные детали. Так, ряд московских финансистов потребовал для предполагаемого консорциума права юридического лица: в этом случае Государственный банк, фактически предоставляющий свои ресурсы для создаваемого объединения, по сути превращался в простого исполнителя его поручений[373]373
См.: Письмо управляющего московской конторой Государственного банка управляющему Госбанков С.И. Тимашеву. 19 января 1906 года// РГИА. Ф. 587. Оп. 40. Д. 1161. Л. 124-125.
[Закрыть]. Причем когда чиновники Госбанка ознакомились с заявками на кредиты, они обнаружили, что некоторые ходатайствующие фирмы испытывали финансовые затруднения еще задолго до осенних событий 1905 года[374]374
См.: Письмо управляющего московской конторой Государственного банка управляющему Госбанком С.И. Тимашеву. 28 января 1905 года // Там же. Л. 158 об.
[Закрыть]. Получалось, что московские банки решили просто поправить свое положение за счет государства. Да и весь этот эпизод оставляет впечатление скорее закамуфлированного шантажа, нежели паники в связи с революцией. Поэтому, как только (к февралю 1906 года) острота экономического кризиса начала спадать, премьер-министр С.Ю. Витте незамедлительно пресек все разговоры о возмещении ущерба московским дельцам[375]375
См.: Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 168.
[Закрыть].
Итак, курс на формирование конституционной монархии в России не был плодом усилий общественно-либеральных слоев, как это традиционно изображалось историками. Планы правящей бюрократии по политической модернизации являлись логическим следствием проводимых ею экономических реформ, целью которых было вхождение страны в сложившийся рынок мирового капитала. Общественно-либеральные круги, со своей стороны, использовали эту ситуацию для повышения собственного политического капитала, попытавшись отобрать у власти роль модератора при переходе от самодержавия к конституционной монархии. Но главной особенностью этого процесса стало участие в нем московской буржуазной группы. Ранее она не проявляла никакого интереса к либеральной проблематике, однако ставка царизма на иностранные инвестиции кардинально преобразила экономический ландшафт страны. Коммерческие позиции купечества серьезно пошатнулись, и это обстоятельство стало отправной точкой в пересмотре его отношений с властью. В переходе от верноподданничества к либерализму капиталисты, вышедшие из народа, видели способ ограничить самодержавие и обуздать всесилие правящей бюрократии. Присоединение купеческой элиты к либеральному общественному движению превратило его в мощную политическую силу и вызвало далеко идущие последствия.
До сих пор роль купеческой группы в общественном подъеме начала XX столетия оставалась традиционно недооцененной; считалось, что эта группа лишь следовала либо за пролетариатом, либо за либеральными силами. Такие взгляды историков были обусловлены общим непониманием причин политических метаморфоз, происшедших с московским кланом в этот период. Истоки его оппозиционности, равно как и заинтересованность в переформатировании государственного строя мало соотносились с теми экономическими проблемами, с которыми столкнулась купеческая буржуазия на рубеже веков. Она не пожелала довольствоваться уготованной ей миноритарной ролью в российской экономике и выступила одним из последовательных организаторов общественного подъема. Утверждение конституционной монархии в России совпало с ее оппозиционным дебютом на отечественной политической арене.
