Текст книги "Питер - Москва. Схватка за Россию"
Автор книги: Александр Пыжиков
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
«Россия – это огромный воз, влекомый по скверной дороге тощими клячами – чиновничеством. На возу сидят обыватели и общественные деятели и на чем свет стоит ругают власти, ставя в вину плохую дорогу. Вот этих-то господ следует снять с воза и поставить в упряжку, пусть попробуют сами везти...»[260]260
См.: Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора // Вопросы истории. 1991. №2. С. 118-119.
[Закрыть].
Подчеркнем, что правительство не ожидало больших затруднений в претворении в жизнь консервативного сценария политических преобразований. Самостоятельная инициатива по ограничению самодержавия снизу была крайне слабой; на протяжении многих лет министерство внутренних дел фиксировало активность лишь небольшого круга лиц:
«Либералы играют самую жалкую роль и, ограничиваясь праздной болтовней, не могут решиться, по свойственной им трусости, ни на какой серьезный шаг; исключение составляет только серьезный и достойный уважения кружок, не превышающий 10-15 человек, которые действительно готовы жертвовать и своим состоянием, и своим положением»[261]261
См.: Донесения чиновника МВД по особым поручениям Рачковского. 16-28 октября 1894 года // ГАРФ. Ф. 102.1898. Д. 6. Ч. 47. Л. 75.
[Закрыть].
В итоге инициативу проявило само правительство: в Петербурге в феврале 1896 года с санкции верховной власти было созвано совещание губернских предводителей дворянства. Ничего подобного не происходило со времени отмены крепостного права в уже далеком 1861 году. Дворянские лидеры получили неограниченную возможность высказывать в ходе совещания свои взгляды по широкому кругу проблем общегосударственного значения[262]262
См.: Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX века. Л., 1973. С. 222.
[Закрыть]. Подавляющее большинство участников одновременно являлись также земскими выборными в своих губерниях. В последующие годы уже в этом качестве они продолжили практику совместных встреч для обсуждения насущных вопросов. Кстати, многие участники совещания 1896 года впоследствии стали видными общественными деятелями, депутатами Государственной думы: кн. П.Н. Трубецкой, кн. Б.А. Васильчиков, М.А. Стахович, Н.И. Новосильцев, В.А. Капнист, граф А.А. Бобринский и др. А это означает, что правительство фактически дало толчок развитию тому земскому движению, о котором с упоением повествуют позднейшие историки. Только вот зарождение этого движения никак не получается назвать актом, совершившимся под давлением оппозиции. Его организаторы ратовали за расширение выборного начала единственно ради укрепления самодержавия, ради придания ему посредством выборных механизмов большей устойчивости[263]263
См.: Записка Горемыкина И.Л. о слухах, распространившихся в связи с созывом съезда предводителей дворянства. 15 марта 1896 года // РГИА. Ф. 1626. Оп. 1. Д. 200. Л. 1-2.
[Закрыть]. Какие-либо крамольные намерения у земских деятелей популярностью не пользовались. Как заметил чиновник министерства внутренних дел Д. Н. Любимов, выступления русской общественности той поры были невинны и в большинстве случаев скромны: в них напрочь отсутствовали не только нападки на государя, но даже намеки на них[264]264
См.: Любимов Д.Н. События и люди. Воспоминания. 1902-1906 годы // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 39. Л. 30.
[Закрыть].
Благонамеренно-реформистские настроения власть охотно культивировала. Особенно преуспели в этом «Санкт-Петербургские ведомости». В конце XIX – начале XX века это официозное издание по сути являлось рупором правительственного либерализма: им руководили близкий к Николаю II кн. Э.Э. Ухтомский и А.А. Столыпин (родной брат будущего премьера П.А. Столыпина). С редакцией сотрудничали многие либерально настроенные персоны, например директор элитного Александровского лицея А.П. Соломон, впоследствии автор одного из проектов Основных законов[265]265
См.: Шерих Д.Ю. Голос родного города. Очерк истории газеты «Санкт-Петербургские ведомости». СПб., 2001. С. 160-165.
[Закрыть]. Но самое интересное, что гранки набора «Санкт-Петербургских ведомостей» отсылались в Царское Село и просматривались лично императором; говорили даже, что он выступал в роли редактора газеты[266]266
См.: Колышко И.И. Великий распад. Воспоминания. СПб., 2009. С. 39.
[Закрыть]. При этом на ее страницах часто появлялись такие публикации, на которые решилось бы далеко не каждое издание. «Санкт-Петербургские ведомости» неизменно откликались на юбилейные даты известных либерально-демократических персонажей российского прошлого. Например, здесь восторженно писали о В.Г. Белинском: с его «именем в истории нашего общественного самосознания связана целая эпоха духовного подъема»[267]267
См.: Белинский В.Г. // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 26 мая.
[Закрыть]. А в знаковом событии политической жизни того периода – открытии 16 августа 1898 года памятника Александру II в Москве – столь близкое к императору издание видело утверждение незыблемости судьбоносных преобразований Царя-освободителя. При этом газета цитировала речь Николая II на открытии памятника, назвавшего их «великим подвигом своего деда, столь необходимым для блага России, который история занесет на свои скрижали золотыми письменами»[268]268
См.: Передовая // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 21 августа.
[Закрыть]. И торжества, по мнению «Санкт-Петербургских ведомостей», не смогли испортить те более или менее «удачливые Аракчеевы, с неимоверной злобой клеветавшие годами на эти реформы». Теперь, считала газета, эти господа вынуждены – не важно, искренне или нет – отдать им всю дань уважения[269]269
См.: Там же.
[Закрыть]. В те же дни состоялось еще одно событие, имевшее большое символическое значение, а именно присвоение звания фельдмаршала одному из ближайших сподвижников Александра II Д.А. Милютину[270]270
См.: Высочайший рескрипт, данный на имя члена Государственного совета генерал-адъютанта, генерал-фельдмаршала Милютина // Русское слово. 1898. 20 августа.
[Закрыть]. Публикации о Царе-освободителе буквально заполонили страницы «Санкт-Петербургских ведомостей»[271]271
См., напр.: По поводу открытия памятника в Москве // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 19 августа; Гольмстрем В.О царственном служении // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 16 августа; Император Александр II в Бессарабии // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 20 августа, и др.
[Закрыть]. Важно еще раз подчеркнуть, что именно власть, а не либеральная общественность внесла определяющий вклад в формирование культа царствования Александра II на рубеже XIX-XX веков[272]272
См.: Селиванов Н. Ответ на открытое письмо кн. Д.Н. Церетелева // Санкт-Петербургские ведомости. 1898.10 сентября.
[Закрыть]. Это подтверждает и количество памятников, установленных императору с конца 1890-х годов: по всей России их насчитывалось несколько тысяч[273]273
См.: Сокол К. Памятники Российской империи. Каталог. М., 2006. С. 87-149.
[Закрыть]. (Это даже напоминает ритуальное почитание советского вождя В.И. Ленина.) Царствование же Александра III «Санкт-Петербургские ведомости» называли, конечно, не реакцией, «а скорее охраной и закреплением того, что было совершено Его предшественником»: лишь благодаря нравственной мощи Александра III реформы не погибли[274]274
См.: Два царствования (передовая) // Санкт-Петербургские ведомости. 1898. 11 августа.
[Закрыть].
Намечая реализацию консервативно-конституционного сценария, власть была уверена в доброжелательном отношении к нему и со стороны отечественных капиталистов. Они никогда не проявляли какой-либо политической самостоятельности; их заветной мечтой была государственная опека, с которой увязывались их коммерческие перспективы. Даже купеческая элита крестьянского происхождения, выросшая без правительственной поддержки на внутренних ресурсах, видела в системе опеки гарантированный способ приумножения своих состояний. Однако стремление России к рынкам международного капитала серьезно изменило экономический климат. Петербургский бизнес, и прежде всего банки, традиционно связанные с иностранным капиталом, могли только приветствовать усилия властей по проведению политической модернизации и повышению инвестиционной привлекательности страны. Но с купеческой буржуазией дело обстояло гораздо сложнее. Приобретя значительную мощь в период царствования Александра III, капиталисты из народа постепенно стали претендовать на «контрольный пакет» в российской экономике: они полагали, что как истинно русские люди имеют на это право.
Вместе с тем невиданный приток иностранных инвестиций застал купеческую элиту врасплох. Руководивший экономической реформой С.Ю. Витте выступал не просто за индустриальное развитие, а за финансовый, биржевой капитализм, при котором первую скрипку играют банковские структуры, располагающие большими денежными ресурсами и способные контролировать промышленные активы и целые отрасли. Характерно, что ключевым советником С.Ю. Витте по этим вопросам стал директор Петербургского международного банка А.Ю. Ротштейн; его называли в то время «главнокомандующим всех соединенных сил столичной биржи и банков»[275]275
См.: Большаков С. Наш новейший «капитализм» // Русский труд. 1898. 25 апреля.
[Закрыть]. Этот банкир стоял во главе дельцов, ратовавших за скорейший переход на золотой рубль, а следовательно – за широкий приток иностранного капитала, ставку на который традиционно делали петербургские банки. Бурный хозяйственный подъем во многом обеспечили тогда именно иностранные инвестиции, хлынувшие в Россию.
В концентрированном виде обоснование этой политики содержится в известной записке С.Ю. Витте, адресованной на имя Николая II:
«Очевидно, наша внутренняя промышленность, как ни широко она развивалась, все же еще количественно слишком мала. Она не достигла таких размеров, чтобы в ней могла развиваться животворящая сила знания, предприимчивости, подвижности капитала... Нужно не только создавать промышленность, нужно и заставлять ее дешево работать, нужно в возникшей промышленной среде развить более деятельную и стремительную жизнь... Что требуется для этого? Капитал, знания, предприимчивость... А нет капиталов, нет и знаний, нет и предприимчивости»[276]276
«Всеподданнейший доклад С.Ю. Витте Николаю II о необходимости установить и затем непременно придерживаться определенной программы торгово-промышленной политики империи» // Материалы по истории СССР. М., 1959. Т. 6. С. 181-182 (публ. И.Ф. Гиндина).
[Закрыть].
Мы привели этот программный отрывок еще и потому, что в нем содержится диагноз состояния тогдашней российской экономики: она, как считал Витте, была неспособна к подлинной конкуренции. Все предшествовавшее десятилетие здоровые механизмы рыночного соперничества подавлялись охранительным таможенным законодательством. Встряхнуть эту окостеневшую промышленную среду был способен лишь иностранный капитал с его огромной эффективностью и мобильностью; это по сути был единственный способ быстро продвинуться вперед. Серьезным препятствием на намеченном пути, по убеждению С.Ю. Витте, выступало нежелание местных капиталистов допускать конкурентов на освоенный и привычный внутренний рынок. Российские промышленники были озабочены лишь сохранением монопольных прибылей и ни при каких условиях не собирались менять свое выгодное положение[277]277
См.: Там же. С. 184.
[Закрыть]. Критиковал министр и архаичные формы организации многих российских предприятий, большая часть которых существовала в виде семейных товариществ, тогда как давно устоявшаяся в Европе акционерная форма не пользовалась популярностью[278]278
См.: Там же. С. 185.
[Закрыть].
Высказанное мнение об отечественной промышленности не оставляло сомнений:
С.Ю. Витте не уставал повторять, что покровительственная политика обходится стране в 500 млн рублей ежегодно. К тому же у России нет времени ждать, пока местная промышленность разовьется до необходимого уровня: в этом случае отставание от западных держав примет необратимый характер[280]280
См.: Из дневника А.А. Половцова // Красный архив. 1931. №3. С. 119–120.
[Закрыть]. Согласитесь: перед нами своего рода приговор в косности и некомпетентности, вынесенный министром финансов целой группе отечественной буржуазии. Группе, перед которой еще недавно преклонялись пестовавшие ее М.Н. Катков, Ф.В. Чижов, И.С. Аксаков и И.А. Вышнеградский и которой он сам в свое время отдавал дань уважения, но ныне полностью потерявшей в его глазах былую значимость. Теперь перспективы развития страны соотносились не с народными капиталистами, а с иностранным капиталом, который С.Ю. Витте объявлял панацей от национальных экономических недугов. Без преувеличения, подобного удара купеческое сообщество, выросшее на старообрядческих, конфессиональных корнях, не испытывало давно. Пожалуй, с конца 50-х годов XIX века, когда для включения в одну из гильдий потребовалось либо подтверждать свою принадлежность к православию (в синодальной версии), либо переходить на зыбкое временное (на один год) гильдейское право. Но если тогда ситуацию удалось исправить, выказав верноподданнические чувства, то теперь этого было недостаточно. Такое давно проверенное средство, как демонстрация полной благонадежности, уже не обеспечивало традиционной защищенности. Политика, проводившаяся могущественным министром финансов С.Ю. Витте, вполне могла в недалеком будущем вытеснить московскую буржуазию на задворки российской экономики. Это подтолкнуло ее к активным действиям по дискредитации курса на оплодотворение русской экономики западными финансами. В январе 1899 года Московский биржевой комитет принял постановление о вредной роли иностранного капитала и об опасности расширения сферы его влияния в российской экономике[281]281
См.: Постановление Московского биржевого общества // Московские ведомости. 1899. 22 января.
[Закрыть]. Купечество выступило против насильственного насаждения промышленности руками чуждых зарубежных элементов, равнодушных к тому, что станет с Россией, «когда они, набив свои карманы и истощив источники ее богатств, с презрением ее покинут»[282]282
См.: Там же.
[Закрыть]. Предлагалось, осознав всю серьезность положения, создаваемого открытием России для операций иностранных компаний, законодательным путем установить правила участия их в промышленных предприятиях страны[283]283
См.: Передовая // Русское слово. 1898. 5 августа.
[Закрыть].
Московская печать постоянно держала под прицелом работу предприятий, учрежденных на зарубежные средства, причем критика была всеобъемлющей. Например, «Московские ведомости» разразились циклом публикаций о Южном металлургическом районе. Приход англичан, французов, бельгийцев и создание ими предприятий описывались как национальная катастрофа. Вторжение иностранцев, по словам газеты, привело к разорению некогда цветущего края, который превратился в вотчину сомнительных коммерсантов, ищущих легкой добычи; русские собственники стали подвергаться настоящей травле, технический персонал, почти полностью иностранный, нещадно выжимает силы рабочих и т.д.[284]284
См.: Волынец А. Иностранцы и наша южная горнопромышленность // Московские ведомости. 1898. 18; 21; 22; 24; 25; 28; 30; 31 декабря.
[Закрыть] Нужно сказать, эта критика экономической реформы находила отклик и в верхах: там не всем пришлась по душе активность набравшего силу С.Ю. Витте[285]285
Подробнее об этом, см.: Соловьев Ю.Б. Противоречия в правящем лагере России по вопросу об иностранных капиталах в годы первого промышленного подъема // Из истории империализма в России. Сб. статей. М.; Л., 1959. С. 361-380.
[Закрыть]. Одним из недовольных оказался великий князь Александр Михайлович. Он настойчиво пытался дискредитировать инициативы министра финансов в глазах императора, подавая всеподданнейшие записки и обосновывая пагубность курса на неограниченное привлечение иностранного капитала, в частности в нефтяные районы Закавказья[286]286
См.: «Докладная записка в. кн. Александра Михайловича императору Николаю II о нецелесообразности передачи российской нефтяной промышленности на Каспии иностранным компаниям и о мерах по развитию нефтедобычи на участках в Бакинском уезде». 20 марта 1898 года // ГАРФ. 543. Оп. 1. Д. 579. Л. 1-9.
[Закрыть].
Отпор противникам иностранных инвестиций давали издания близкие к правительству. Так, «Торгово-промышленная газета» предложила своим читателям целый исторический экскурс в то, как ведущие европейские державы использовали иностранные финансовые ресурсы для подъема своих экономик. Были предложены детальные обоснования благотворности такой политики и необходимости для России следовать этому проверенному опыту[287]287
См.: Федоров М. Письма о русской промышленности и иностранных капиталах // Торгово-промышленная газета. 1899. 24; 26; 27 января.
[Закрыть]. Образцом для подражания объявлялся Петр Великий, который «стремился овладеть для своей страны знаниями опередившей нас Европы»[288]288
См.: Откровенные ходатаи // Торгово-промышленная газета. 1899. 29 января.
[Закрыть]. Подчеркнутое внимание уделялось угрозам, которые якобы несут иностранные инвестиции. Как убеждал рупор министерства финансов, их просто не существует: приходя на российский рынок, иностранные вложения становятся все более русскими. Издание напоминало об уважаемых в Москве капиталистах, тесно связанных с купеческим кланом: о Кнопе, Вогау, Гужоне, – тонко замечая, что «едва ли Московское биржевое общество смотрит на них как на иностранцев, против вторжения которых оно желает принять меры»[289]289
См.: Там же.
[Закрыть]. Поэтому иностранному капиталу, успешно осваивавшему юг России, мешать не следует. Петербургская пресса описывала перспективы экономического развития региона под началом иностранцев исключительно в восторженных тонах: на берегах могучего Днепра вырастают заводы, возводимые французскими и бельгийскими акционерными обществами; железные дороги и порты переполнены грузами – словом, кипит райская промышленная жизнь[290]290
См.: Авдаков Н.С. Горнопромышленное движение на юге России // Новое время. 1896. 16 августа.
[Закрыть]. Так:
Из всего этого купеческая буржуазия уяснила, что ее конкурентные перспективы весьма призрачны: она не располагала таким финансовым потенциалом, как иностранные компании, и не обладала необходимым административным ресурсом. Об обладании «контрольным пакетом экономики» России пришлось забыть; речь шла уже не о лидирующих позициях, а о непривлекательных миноритарных ролях. Привычные апелляции к верховной власти в данной ситуации теряли смысл. Это означало, что прежняя верноподданническая модель поведения практически исчерпана: она уже не помогает сохранить устойчивость в стремительно меняющемся экономическом пространстве. Осознание этого и предопределило переход московского купечества на новые политические рубежи. Иначе говоря, в начале XX века у этой части российских буржуа появились собственные причины для борьбы за изменение существующего государственного порядка, за ограничение власти и утверждение прав и свобод, устанавливаемых конституционно-законодательным путем; причины, обусловленные жесткими экономическими условиями, а не теоретическими соображениями общего характера.
Отношения с оппозиционными силами завязались у купечества не сразу. Это происходило постепенно, во многом в ходе осуществления масштабного просветительского проекта, инициированного представителями московского клана в конце XIX столетия. Как известно, Первопрестольная всегда позиционировала себя в качестве общерусского культурного центра, противостоящего официальной европеизированной культуре Петербурга[292]292
Подробнее об этом см.: Гавлин М.Л. Предприниматели и становление русской национальной культуры // История предпринимательства в России. М., 2000. Кн. 2. С 467-549.
[Закрыть]. Теперь различие культурных оттенков дополнилось ярко выраженным оппозиционно-политическим подтекстом. Он проявился в ряде общественно-культурных начинаний, оставивших заметный след в отечественной истории. Издательства, театры, галереи распространяли либерально-демократический дух, который благодаря новым возможностям проникал в широкие интеллигентские слои и в российское общество в целом. Этот процесс целенаправленно финансировался видными представителями купеческой элиты. Иначе говоря, именно они оплачивали формирование той среды, где утверждались либеральные представления, неприятие чиновничьей опеки и протест против полицейского произвола. Многогранный культурно-просветительский проект купеческой буржуазии в течение каких-нибудь пяти-шести лет серьезно изменил общественную атмосферу в крупных городах страны. Взгляды, ранее принадлежавшие узкому кругу лиц, стремительно врывались в общественное сознание; множилось число тех, кто жаждал отказа от рудиментарного политического устройства. Политическая среда значительно расширялась за счет притока образованных людей, ставших носителями либеральной идеологии.
Но кроме этого следует обратить внимание на еще один важный аспект. Профинансированный купеческой элитой проект фиксировал ее полное размежевание со славянофильскими кругами, которые в течение десятилетий политически обслуживали капиталистов из народа. Теперь они решительно распрощались с иллюзиями относительно возможности дальнейшего развития на верноподданнической монархической почве. Взамен купечество обретало новых союзников – либерально настроенных дворян из земств и научной интеллигенции, также убежденных, что монархия «стала игрушкой в руках бюрократической олигархии», превратилась «в тормоз свободного развития России»[293]293
См.: Шаховской Д.И. Доклад на Учредительном съезде «Союза освобождения». 3-5 января 1904 года // Либеральное движение в России. 1902-1905 годы. М., 2001. С. 69.
[Закрыть]. В начале XX столетия интересы традиционных поборников конституции и ее новых сторонников в лице купеческой буржуазии сошлись. Как вспоминал граф Д.А. Олсуфьев, хорошо знавший купечество Первопрестольной, в середине 1890-х годов московская деловая элита еще находилась во власти консервативно-славянофильских воззрений, а в начале XX века признаком хорошего тона в этой среде уже стала поддержка революции[294]294
См.: Олсуфьев Д.А. Революция (из воспоминаний о 90-х годах и о моем товарище Савве Морозове) // Возрождение. 1931. 27 июля; Он же. Москва и революция // Возрождение. 1931. 31 июля.
[Закрыть].
Благодаря меценатским усилиям московской буржуазии в обществе сформировалась мода на либеральные взгляды. А это, в свою очередь, обусловило интерес к разнообразной политической периодике, впервые ощутившей под собой благодатную почву. Оживившиеся группы интеллигенции наладили выпуск газет, которые отражали их идеологические предпочтения. Примерно с 1903 года наблюдается устойчивое распространение нелегальных периодических изданий, критиковавших самодержавные устои и имперскую бюрократию. В одном из перлюстрированных полицией писем констатировалось, что в российском обществе задают тон такие печатные органы, как «Освобождение» и «Революционная Россия», популярностью пользуются «Искра» и «Заря»[295]295
См.: Копия письма с подписью «Л-въ» в г. Штутгарт г-ну Ф. Цунделю. 2 апреля 1903 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1904. Д. 1860. Л. 8 об.
[Закрыть]. Упомянутые издания перекинули мостик от культурно-просветительского проекта непосредственно к политическому, качественно усилив политизацию общественной жизни. Судя по источникам, это происходило не только в обеих столицах, но и в губернских городах. Так, полицейское начальство, характеризуя обстановку в Нижнем Новгороде весной 1903 года, сообщало о заметной активности разных неблагонадежных лиц, о появлении большого количества крамольных газет и прочей литературы – и местной, и заграничной. Как отмечалось в донесении, «в обществе чувствовалась расшатанность, в силу чего чуть не каждый считал своим долгом проявить свой либерализм»[296]296
См.: Рапорт начальника нижегородского охранного отделения в Департамент полиции МВД. 1 апреля 1903 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1898. Д. 9. Ч. 2. Л. Б. С. 49.
[Закрыть]. А ведь всего четыре-пять лет назад ничего подобного не наблюдалось: в городе тогда существовало всего несколько кружков из студентов, преподавателей и лиц без определенных занятий, которые устраивали чтения и беседы, мало кого интересовавшие[297]297
См.: Там же.
[Закрыть].
Разумеется, для властей такая популяризация либеральных устремлений стала неприятным сюрпризом. Особенно пугало то, что эти веяния глубоко укоренялись в образованных слоях, чего прежде не происходило. Общество все отчетливее осознавало себя движущей силой политического реформирования. Эта тенденция вызывала в верхах противоречивую реакцию. До осени 1904 года основной была точка зрения В.К. Плеве: правительство не должно выпускать преобразовательную инициативу из своих рук. Любые попытки общественности примерить на себя руководящую роль в этом процессе следует пресекать, а «не плыть по течению, стараясь быть всегда впереди»[298]298
См.: Любимов Д.Н. События и люди. Воспоминания. 1902-1906 годы // РГАЛИ. Ф. 1447. Оп. 1. Д. 39. Л. 71.
[Закрыть]. Однако после гибели Плеве от рук террориста возобладала другая концепция, продвигаемая С.Ю. Витте, который считал нужным пойти навстречу растущему общественному движению – и овладеть им. Эту политику попытался реализовать новый министр внутренних дел князь П.Н. Святополк-Мирский. Будучи довольно слабым руководителем, он сразу подпал под влияние Витте. По свидетельству В.Н. Коковцова осенью 1904 года ни дня не проходило без встречи между ними[299]299
См.: Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1903-1919 годы. М., 1992. Кн. 1. С. 58.
[Закрыть]. Князь Святополк-Мирский провозгласил новую политику, вошедшую в историю под названием «курса взаимного доверия власти и общества». Этот шаг вызвал широкий общественный резонанс – канцелярия министерства не успевала фиксировать поступающие телеграммы. Всех охватило воодушевление, за исключением, правда, самого министра, которого все происходящее испугало[300]300
См.: Менделеев П.П. Воспоминания // ГАРФ. Ф. 5971. Оп. 1. Д. 109. Л. 188-189.
[Закрыть]. Беспокоился он не зря: задуманный курс уже не мог укрепить авторитета власти, окончательно подорванного культурно-просветительским проектом купечества. Все большим спросом пользовались альтернативные сценарии утверждения конституционализма снизу. Обуздать или тем более возглавить либерально-реформаторские порывы, расцветавшие в обществе, не удавалось. Конкретным результатом «политики доверия» стало усиление общественного подъема; страна буквально наводнилась оппозиционной печатью (как заметил автор одного перлюстрированного письма, «теперь все интересные книги вышли в легальной литературе, так что нет смысла читать нелегальщину»[301]301
См.: Выписка из полученного агентурным путем письма с подписью «Лена» к Н. Плотниковой в Псковскую губернию. 7 июня 1905 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 24. Л. 38.
[Закрыть]).
Стержнем «политики доверия» стало взаимодействие министра внутренних дел князя П.Н. Святополк-Мирского с земскими деятелями, которые тогда шли в авангарде либерального движения. С начала октября 1904 года он начал приглашать их на беседы, и те с готовностью воспользовались новой возможностью влиять на государственную политику. Кстати, к этому времени относятся и первые случаи открытого участия лидеров московской купеческой группы в оппозиционном движении. В череде частных собраний, посвященных конституционному переустройству, принимали участие С.Т. Морозов, В.П. Рябушинский, С.В. Сабашников, А.И. Гучков, С.И. Четвериков и др. Эти мероприятия подготовили Первый съезд земских представителей, не без трудностей, но все же легально прошедший 6-9 ноября 1904 года в Петербурге. Земцы, разумеется, не удержались от требований конституции и реформ; они считали эти требования результатом собственной работы, и это вполне понятно: таким образом оппозиционные силы обретали внятную политическую перспективу. Легальный выброс реформаторской энергии произвел отнюдь не умиротворяющий эффект. Даже сами участники съезда характеризовали его не иначе как «начало первой русской революции»[302]302
См.: Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля. Прага, 1934. С. 355.
[Закрыть]. Московская буржуазия – уже не частным образом, а публично – поддержала общественно-либеральное движение. Так, 30 ноября 1904 года гласные только что избранной Городской думы перед обсуждением сметы на будущий год заявили: единственным выходом из создавшегося положения «представляется установление начала законности как общегосударственного условия плодотворной деятельности и создания законов при постоянном участии выборных от населения»[303]303
См.: «Заявление 74 гласных, рассмотренное и единогласно принятое в собрании Московской городской думы». 30 ноября 1904 года // ГАРФ. Ф. 63. Оп. 14. Д. 50. Л. 2 об.-З.
[Закрыть]. Московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович тут же опротестовал это заявление, однако Думу поддержал Московский биржевой комитет[304]304
См.: Ерманский А. Крупная буржуазия //Общественное движение в России в начале XX века. СПб., 1910. Т. 2. Ч. 2. С. 63-64.
[Закрыть]. (В этом, правда, не было ничего удивительного, поскольку ряд авторитетных гласных думы одновременно заседали и в биржевом комитете.)
Нарастающее не по дням, а по часам общественное движение не замедлило объявить своей крупной победой издание указа от 12 декабря 1904 года, которым власть провозгласила начало политических реформ в стране. Повсюду развернулись дискуссии по этой животрепещущей теме, особенно в Москве, утверждавшейся в роли оппозиционного центра. В домах Ю.А. Новосильцева, князей Павла и Петра Долгоруких, неподалеку от храма Христа Спасителя, регулярно собирались земцы: обсуждали переустройство страны, устраивали земские съезды, на которые более правые дворяне-земцы уже перестали являться[305]305
См.: Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Париж, 1988. С. 285.
[Закрыть]. Подобные мероприятия проводились и в купеческих особняках. Как сообщали очевидцы, «масса людей захвачена этим, везде и всюду только и разговоров, что об этих собраниях»[306]306
См.: Выписка из полученного агентурным путем письма к А. Самойловой в г. Казань. 1 апреля 1905 года // ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1905. Д. 1000. Л. 9.
[Закрыть]. Среди интеллигенции популярностью пользовались встречи у известной купчихи В.А. Морозовой на Воздвиженке. Будущий кадет А.А. Кизеветтер вспоминал, что «этот дом вообще играл важную роль в общественной жизни», либеральная профессура и журналистика многим были ему обязаны[307]307
См.: Кизеветтер А.А. На рубеже веков. Воспоминания. М., 1997. С. 168.
[Закрыть]. Ежедневно сюда стекалось до трехсот человек, которые вели не только теоретические дебаты, но и планировали создание комитета пропаганды с целью свержения самодержавия. В стенах этого дома раздавались призывы вынудить Николая II отречься от престола с передачей прав малолетнему наследнику, а в случае отказа – истребить царскую фамилию[308]308
См.: ГАРФ. Ф. 63. 1904. Д. 806. Т. 2. Л. 10.
[Закрыть]. В мае 1905 года здесь прошел учредительный съезд Союза союзов. Лидеры земского движения считали, что на Воздвиженке собирались, как деликатно выразился князь П.Д. Долгорукий, «элементы с наиболее отзывчивым темпераментом... до последнего времени воспитывавшиеся на конспиративных нелегальных организациях»[309]309
См.: Съезд «Союза земцев-конституционалистов» в Москве. 9-10 июля 1905 года //Либеральное движение в России. 1902-1905 годы. М., 2001. С. 364.
[Закрыть]. Еще одно излюбленное место радикальной публики – особняк М.К. Морозовой (невестки В. А. Морозовой) на Смоленском бульваре.[310]310
См.: Донесение Московского градоначальника в Департамент полиции. 29 апреля 1905 года // ГАРФ. Ф. 63. 1904. Д. 806. Т. 2. С. 43, 72-73.
[Закрыть] Здесь проявили себя многие известные в будущем деятели Государственной думы. Тут же состоялась и громкая политическая дуэль П.Н. Милюкова и А.И. Гучкова по польскому вопросу, ставшая впоследствии «первой чертой водораздела между кадетами и октябристами»[311]311
См.: Милюков П.Н. Воспоминания. Т. 1. С. 282.
[Закрыть].
Царизм начал движение в сторону трансформации абсолютной монархии в конституционную – весной-летом 1905 года это ни у кого не вызывало сомнений. Но отношение к этому повороту в разных слоях общества было далеко не одинаковым. Правительство собиралось идти навстречу тем, кого устраивал конституционно-монархический сценарий развития страны, и одновременно выдавливать на политическую периферию остальные группы. Один из идеологов такой модели поведения власти, Д.Ф. Трепов, любил повторять:
Поэтому речь шла о вовлечении в правительственный конституционный проект участников земского движения и профессуры. Этим высокообразованным слоям давалось понять, что их заветные либеральные чаяния осуществимы только при взаимодействии с властью. Иначе говоря, их подлинным союзником выступает именно власть, а не те деятели, которые предпочитают внутригосударственную конфронтацию с малопредсказуемыми последствиями. И надо заметить, что у многих сторонников либеральной идеологии весной-летом 1905 года сотрудничество с правительством отторжения не вызывало: вооруженные методы выяснения отношений с властью в земской и профессорской среде явно не пользовались популярностью.
Остановимся на малоизвестных фактах, свидетельствующих о желании властей и оппозиционных сил нащупать точки взаимодействия. В мае-июне князь Андрей Ширинский-Шихматов (его родной брат Алексей недолгое время в 1906 году был обер-прокурором Св. Синода) по протекции сестры императрицы Елизаветы Федоровны (вдовы убитого в феврале великого князя Сергея Александровича) получает высочайшую аудиенцию. Он обстоятельно информирует Николая II об общественных настроениях в Первопрестольной. В итоге ему поручается отвезти в Москву собственноручное письмо государя и посоветоваться там с некоторыми видными деятелями по поводу составления проекта конституции. Он проводит ряд встреч, на которых присутствовали Д.Н. Шипов и другие земские представители[313]313
См.: Графиня Комаровская Е.А. Воспоминания. М., 2003. С. 144-145.
[Закрыть]. Поручение этой специальной миссии А.А. Ширинскому-Шихматову явно неслучайно: другой лидер московской либеральной общественности проф. С.А. Муромцев испытывал к нему большее личное расположение (в свое время Муромцев даже сватался к сестре князя, но получил родительский отказ; привязанность к своей возлюбленной он сохранил до конца жизни)[314]314
См.: Там же. С. 60-61.
[Закрыть]. Однако переговоры Ширинского-Шихматова по конституционным проблемам не получили развития: их содержание получило огласку через зарубежную прессу, что вызвало недовольство в верхах. Тем не менее вариант проекта Основных законов, подготовленный земцами и профессорами, увидел свет. Известно, что это стало упреждающим действием на ожидающееся обнародование проекта конституции с совещательной думой, который разрабатывался у министра внутренних дел А.Г. Булыгина. Как откровенно признавался И.И. Петрункевич, было «важно заменить чем-нибудь проект Булыгина»[315]315
См.: Общероссийский съезд земско-городских деятелей в Москве. 6-8 июля 1905 года // Либеральное движение в России. 1902-1905 годы. М., 2001. С. 277.
[Закрыть].
Суть проекта Муромцева и его соавторов также сводилась к эволюционному переходу от абсолютизма к конституционной монархии. В нем предусматривалось учреждение Государственной думы, состоящей из двух палат: народного представительства и земской. Если первая избиралась бы всем населением страны, то вторая – земскими губернскими собраниями и городскими думами. В этом контексте монархическая власть приобретала ограниченный характер, но в то же время выступала верховным гарантом права и законности[316]316
См.: Там же. С. 279-280, 286.
[Закрыть]. Как опытный юрист, Муромцев пытался сочетать стремление к коренным реформам с умеренностью при обсуждении тактических вопросов[317]317
См.: Из записок Ф.А. Головина // Красный архив. 1933. №3. С. 143.
[Закрыть]. Он подчеркивал: после государя первое лицо в государстве – председатель Государственной думы. Особое отношение было у него к провозглашению политических прав личности и общества; соответствующий раздел проекта разработан подробно и тщательно[318]318
См.: Записки Ф.А. Головина // Красный архив. 1926. №6. С. 132.
[Закрыть]. Московские либеральные круги высоко оценивали появление проекта, поскольку его наличие лишало власть монополии на инициативу при трансформации неограниченной монархии в конституционную. Конечно, оппозиция жаждала закрепить роль инициаторов преобразований и посредников между старой и новой Россией за собой[319]319
См.: Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Лондон. 1990. С. 246-247.
[Закрыть]. Но позднее, в эмиграции, некоторые видные оппозиционные деятели той поры невысоко оценивали свою правовую работу в сравнении с работой либеральной бюрократии. Например, В.А. Маклаков спустя двадцать с лишним лет откровенно указывал на беспомощность общественности и непригодность «тех собственных конституций, которые она в составе лучших своих сил приготовила»[320]320
См.: Маклаков В.А. Власть и общественность на закате старой России (Воспоминания современника). Париж, 1936. Т. 3. С. 558.
[Закрыть]. Хотя современные исследователи именно проект Муромцева считают теоретической основой последующего конституционного движения в России[321]321
См.: Медушевский А.Н. Сергей Андреевич Муромцев // Российские либералы. М., 2001. С. 277.
[Закрыть]. Примечателен такой факт: в 1905-1906 годах, когда возникла практическая потребность в наработках конституционной мысли, Государственная канцелярия выпустила специальное издание по этой проблематике. В нем содержались обширные выдержки из трудов А.Д. Градовского, Н.М. Коркунова, Б.Н. Чичерина, а вот работы поборников общественного либерализма из московских ученых и правоведов там отсутствовали[322]322
См.: Самодержавие. История, закон, юридическая конструкция. Б. м., б. г.
[Закрыть].