Текст книги "Гибель Византии (СИ)"

Автор книги: Александр Артищев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 39 страниц)

ГЛАВА X

Хотя городские улицы не были освещены и ночная темнота почти скрадывала очертания домов, цепкая зрительная память без ошибки подсказывала Роману правильный путь. Свернув в боковой переулок, он быстро прошел вдоль высокого каменного ограждения усадьбы Палеологов и вскоре остановился возле заранее намеченного места.

В немногие из своих свободных дней он присмотрел этот участок в узком проходе между боковой стеной соседнего строения и оградой парка, край в которой был выщерблен на треть. Выпавшие камни валялись тут же, неподалеку. Установив два наиболее крупных обломка друг на друга, он встал на них, ощупывая потрескавшуюся штукатурку и края образовавшегося углубления в стене. Затем, ухватившись за край пролома, подпрыгнул, подтянулся на руках и, перекинув ногу через ограду, соскочил вниз.

Громкий треск оглушил его. Затаив дыхание, он некоторое время выжидал, уверенный, что на шум незамедлительно сбежится добрая половина дворцовой челяди. Но окружающую тишину по-прежнему смущал лишь стрекот цикад, а полутьме между деревьями беззвучно и усердно махали крылами летучие мыши. Успокоившись, он принялся отдирать себя от впившегося в одежду розового куста, в который он так неудачно приземлился. Но только он освободился от колючих объятий, как неподалеку послышались звуки шагов. Роман поспешил укрыться в обветшалой, увитой побегами плюща ротонде. Шаги приблизились, на мгновение замерли и стали удаляться. Роман осторожно развел руками переплетенные ветви – в темноте угадывался силуэт широкоплечего приземистого человека, держащего в руке арбалет со вложенной в него стрелой. Время от времени охранник останавливался и настороженно поводил головой по сторонам, прислушиваясь.

Роман откинулся на пыльной, в опавших листьях скамье и принялся размышлять. Привыкшие к темноте глаза бесцельно блуждали по толстым стеблям плюща, подобно змеям оплетавших белые колонны и поднимавшимся по ним вверх, почти до самого свода крыши. Ему удалось осуществить первую половину задуманного плана – проникнуть незамеченным на территорию парка, принадлежащего имению Феофила Палеолога. Однако вторая часть была туманна и трудноопределима. Ему просто невыносимо сильно захотелось вновь увидеть девушку, поразившую его воображение на пиру у императора. Но он не мог найти предлога без приглашения явиться в дом протостратора, а сама Алевтина нечасто показывалась в обществе, ведя чуть ли не жизнь затворницы.

Отчаявшись, он решился понаблюдать за ней хотя бы издалека, чтобы образ, запечатлевшийся в его памяти, не размыло в водовороте повседневных событий. Чем дольше он сидел на скамье заброшенной ротонды, тем больше в душу его начинали закрадываться сомнения. Ведь не исключено, что та бойкая служанка, с которой он свел знакомство и которая за несколько монет выложила интересующие его сведения о своей госпоже, солгала или не удержала язык и теперь он стал мишенью для острот прислуги Палеологов, а может и не только их. Или привычки Алевтины изменились и она предпочитает теперь вместо вечерних прогулок коротать время за вышивкой или чтением Евангелия? Нельзя так же исключить, что он опоздал и Алевтина отошла ко сну, не подозревая даже, что где-то там, в саду, притаился ее незадачливый воздыхатель. В таком случае перепачканный костюм явится единственным следствием этой ночной прогулке по чужим владениям. Роман закусил губу и беззвучно чертыхнулся.

Но тут его слух уловил дальний, приглушенный расстоянием и стволами деревьев шорох гальки под шагами на аллее. На мгновение ему показалось, что возвращается тот вооруженный арбалетом низкорослый человек, однако вскоре убедился в своей ошибке: звуки доносились с противоположной стороны дорожки. Мышцы его тела непроизвольно напружинились, он подобрался и приник к проделанной им щелке. Среди густого частокола деревьев, то и дело скрываясь в тени, мелькало светлое продолговатое пятно, в котором по мере его приближения начинали угадываться очертания стройной женской фигуры. Роман наблюдал, затаив дыхание.

Девушка прошла мимо, задумчиво глядя вдоль аллеи; ее длинное светлое платье мягко колыхалось в такт шагам, под ногами тихо хрустели обкатанные морем камешки. Роман следил за удаляющейся фигурой, не имея ни малейшего представления о том, что он собирается делать дальше. Когда силуэт девушки скрылся за ближайшим стволом дерева, он, сделав несколько крадущихся шагов, покинул ротонду и раздвинув руками кусты, решился выглянуть из-за них.

Но тут под его ногой оглушительно лопнул сучок!

Алевтина стремительно обернулась, испуганно вскрикнула, метнулась к раскидистому дубу и замерла там, прижавшись спиной к бугристому стволу.

– Кто там прячется?! Немедленно выходи! – в ее голосе звучал неподдельный страх.

Вместо того, чтобы мчаться во весь дух к спасительному пролому, Роман, как под гипнозом, сделал два шага и оказался на аллее.

– Стой, не приближайся! – девушка еще крепче прижалась к дереву, как бы ища у него защиты. – Еще шаг и я вызову стражу!

Роман застыл, будто пригвожденный к месту.

– Кто ты? Что ты делаешь здесь? – продолжала она уже более уверенно: растерянность незнакомца придала ей смелости.

В ушах у несчастного сотника насмешливым звоном перекликались серебряные колокольчики – он слишком поздно понял, как могла расценить Алевтина появление незнакомого человека в хорошо охраняемом владении. Но и признаться в своем грехе, в подглядывании исподтишка, он был не в силах. Непостижимость ситуации сбила его с толку и он стоял, недвижимый и бессловесный, как одна из украшающих парк статуй. Затем, все же нашел в себе силы сорвать с головы берет и отвесить церемонный поклон.

Алевтина удивленно воззрилась на раскланивающегося человека, которого поначалу приняла за ночного грабителя, затем осторожно приблизилась, не спуская глаз с лица незнакомца.

– Великий Боже, – выдохнула она. – Ведь ты тот самый молодой человек, который сидел рядом со мной на пиру у императора.

Роман почувствовал, как горят его щеки и лицо наливается краской.

– Да, да, сейчас я вспоминаю, твое имя – Роман. И мастер Димитрий называл тебя своим племянником, – продолжала девушка, подходя все ближе. – Но что ты делаешь здесь в столь поздний час? Наверное, ты пришел с донесением к моему отцу? А потом заблудился?

Несмотря на подсказку в ее вопросах, молодой человек ощущал себя так, что если бы в тот момент земля разверзлась под его ногами, он вздохнул бы с искренним облегчением.

– Почему же ты молчишь?

Неожиданно она рассмялась.

– Ты вышел из-за кустов так неожиданно, что у меня от страха отнялся язык.

– Прости великодушно, – Роман нашел-таки в себе силы ответить. – Я сам не знаю, как это получилось. Я возвращался к себе домой и чтобы сократить дорогу, решил пройти через этот парк. Мне не пришло в голову, что это чье-то владение. Я не думал кого-нибудь встретить и даже не мог предположить…..

Он смолк, не сумев продолжить фразу.

Алевтина весело рассмеялась.

– Так значит это не ты, а я до онемения напугала тебя?

Его пальцы судорожно смяли берет и белое перо в нем, жалобно захрустев, переломилось пополам. Улыбаясь, девушка приблизилась к нему вплотную.

– Может быть ты, как и я, любишь прогулки в прохладе и среди вечерних теней?

Роман торопливо подтвердил ее догадку.

– Тогда, если захочешь, можешь сопровождать меня, – Алевтина повернулась и пошла вдоль аллеи, чуть заметным кивком приглашая следовать за собой.

– Ты будешь мне надежной защитой, если вдруг кому-нибудь еще вздумается выскочить из-за кустов.

Сотник низко поклонился.

Уходил он из парка тем же путем. Спрыгнув вниз, он больно стукнулся пятками о неровный булыжник и не сразу распрямился. Когда же он поднялся во весь рост, его поразило поведение случайного прохожего, перед которым он так неудачно приземлился. Отскочив в сторону, тот быстро схватился за левую часть груди, как если бы с перепугу ему сделалось дурно.

Роман рассмеялся и сделал шаг вперед, желая успокоить горожанина.

– Стой там, где стоишь! – звук голоса прохожего напоминал скрежет стали о стекло.

– Кто ты? Кого выслеживаешь?

– Что? – недоуменно переспросил сотник. – О чем ты говоришь? Я здесь прогуливался….

Он замолчал, не желая вдаваться в подробности.

Незнакомец вышел из тени, по-прежнему держа руку у сердца. Это был юноша не старше двадцати лет, одетый в костюм простолюдина. Но что-то неуловимое выдавало в нем человека более высокого сословия. Прохожий бросил взгляд на ограду и вновь повернулся в сторону сотника.

– Я знаю тебя, рыцарь, – произнес он, пока его глаза цепко ощупывали лицо Романа. – Ты родич Кантакузина и принадлежишь к числу командиров его сотен.

– Да, – удивленно согласился тот. – Но я не могу припомнить твоего имени.

– В том нет нужды, – усмехнулся юноша, убирая руку из-за пазухи. – Изволь простить меня, но я спешу и вынужден удалиться. Не гневайся за совет, но помни, что ночи для влюбленных скоро станут коротки.

Быстро качнув головой, что отдаленно могло сойти за поклон, он тут же исчез, растаял в тени близлежащих домов.

– Странный человек, – недоуменно пробормотал Роман, глядя ему вслед. – Его, наверное, следовало проучить за дерзкие слова. Ну да Бог с ним, пусть идет своей дорогой. Незачем портить сейчас себе настроение. Однако, как он напугался меня! И это второй раз за сегодняшний вечер!

Он усмехнулся и пожав плечами, направился к особняку Кантакузина. Но не успев сделать и нескольких шагов, вдруг вздрогнул и похолодел.

"Ведь этот человек мог запросто оказаться шпионом! А я, как малое дитя, позволил себя заговорить и дал тем самым ему ускользнуть. Теперь-то мне понятен его испуг!»

Сотник бросился вдогонку, но юноша как сквозь землю провалился.

– Глупый щенок, – злобно шептал Ангел, по-кошачьи бесшумно пробираясь вдоль темных улиц по направлению к Заливу. – Выскочи ты на мгновение позже и твой родовитый дядюшка никогда больше не увидел бы тебя живым.

Рука его непроизвольно скользнула к левому плечу и пальцы вновь нащупали гладкую рукоять кинжала.

– Ты даже ничего не успел бы понять!

Через полверсты, на неприметной улочке, похожей на узкую тропу в беспорядочном нагромождении строений, его окликнул чей-то приглушенный голос. От стены заброшенного дома отделились две фигуры и, обменявшись несколькими фразами, все трое поочередно исчезли в темноте соседнего переулка.

В ту же ночь, неподалеку от ворот Перамы, на границе Пизанского и Венецианского кварталов, была разгромлена небольшая таверна.

Вооруженные люди, выбив двери и ставни окон, ворвались в помещение и набросились на припозднившихся посетителей. Хотя грозный окрик: «Именем закона!» отчасти и возымел свое обычное парализующее действие, часть из двух десятков человек, находящихся в зале, попыталась оказать сопротивление. Завязавшаяся было под звон клинков, под треск битой мебели и посуды потасовка вскоре завершилась. Нападавшие потеснили в кучу и обезоружили своих недавних противников, затем почтительно расступились перед пожилым, усталого вида человеком с жезлом представителя власти в руке. Один из ворвавшихся в таверну, бородач, заросший волосами почти до самых глаз, выдернул из-за пояса факел, поджег от огня масляной лампы и высоко подняв его над головой, направился к деревянной лестнице на второй этаж. Жезлоносец, в сопровождении трех человек, медленно, вслед за ним поднимался по скрипучим ступеням.

– Нет, нет и еще раз нет! Я не желаю больше слушать. То, к чему призывает нас синьор Бертруччо – ничто иное как измена. Мы никогда не пойдем на это!

Эти гневные слова были обращены к высокому, поджарому как гончий пес, человеку. Скрестив на груди руки, он сидел во главе стола и насмешливо мерил взглядом возбужденного, энергично жестикулирующего толстяка.

– Чем же так возмущен уважаемый нами синьор Адорно? Неужели моим стремлением спасти ваши шкуры от использования не по назначению?

Сидящие за столом переглянулись. Шестеро выборных представителей от общин, состоящих из выходцев городов-республик Италии и проживающих на то время на территории Константинополя, пребывали в смущении. Человек, пригласивших их на встречу, говорил туманно, намеками, умалчивая именно о том, что больше всего волновало старейшин. Забрасывая его вопросами, они пытались выяснить, чьи интересы он представляет, какие силы стоят у него за спиной и что подпитывает ту уверенность, которая звучит в каждом его произнесенном слове. Но Бертруччо ловко уходил от ответов и потому делегаты от общин чувствовали себя весьма неуверенно.

– Я все еще не понимаю, какую выгоду ищет для себя представитель Сената Генуи, как он сам нам отрекомендовался, и почему он озабочен защитой наших интересов, – произнес венецианский банкир. – Наши республики никогда не отличались взаимной приязнью и это не секрет ни для кого из присутствующих. Поэтому логичнее было бы предположить, что…..

Бертруччо оборвал его:

– Оставим логику в стороне, мы сейчас не на философском диспуте. Повторяю, после получения вашего согласия, я ознакомлю вас с документом, в котором ясно сказано о моих полномочиях, значительно превышающих права, предоставленные мне Сенатом. Этот документ был вручен мне лично одним из капитанов Лиги, организации достаточно влиятельной, чтобы в скором времени вершить судьбами народов.

– Не мешало бы уточнить цели и задачи этой Лиги. Которую вы уже не раз упоминали в разговоре. Кто создал её? И кто возглавляет ее сейчас?

Вопросы остались без ответа. Негоцианты переглянулись.

– Пытаетесь продать кота в мешке? – язвительно осведомился чей-то голос. – Напрасно, синьор загадочный посланник. Вы имеете дело с опытными банкирами. А они, как известно, не терпят неясностей в любого рода сомнительных сделок.

Собрание довольно закудахтало. Бертруччо закусил губу.

– Я устал от вашей чрезмерной подозрительности. Мы бесцельно тянем время. Все это неоднократно было обговорено с каждым поотдельности и каждый раз мне приходилось начинать сызнова. Ваши советы старейшин настолько не доверяют друг другу, что на заключительные переговоры отрядили не подест, а их доверенных помощников, чьи подписи под предполагаемым договором будут выражать лишь частное мнение данных лиц.

– Это не суть как важно, – возразил венецианец. – Если составленный договор удовлетворит совет общины, любой подеста, вне зависимости от своих пристрастий, обязан будет подписать его.

– Но это только в том случае, – поторопился добавить он, заметив, какими взглядами обменялись присутствующие, – если представитель выразит согласие с доводами синьора Бертруччо. А эти доводы пока весьма неубедительны.

– Риск недопустимо велик, – важно закивал головой флорентиец. – Да и ширма, за которой действует наш синьор…. Какая-то лига, генуэзский сенат…. Ничего не понятно!

Ободренный поддержкой, Адорно, гражданин Генуи и житель Галаты, вновь заявил о себе.

– Отказать в кредитах самому императору, да еще в столь сложное время? Нет, синьор Бертруччо, это невозможно. На следующий же день все торговые дома и принадлежащее им имущество будут конфискованы властями, а мы сами – изгнаны за пределы Византии.

– Да и где гарантии, что все общины пойдут на этот шаг? – подхватил его сосед. – Достаточно одной колонии проявить лояльность василевсу, в то время как остальные усядутся на свои сундуки – и все льготы, вся торговля и доходы перейдут в ее руки.

– Не тут ли кроется изюминка? – венецианец переводил прищуренный взгляд с Бертруччо на Адорно. – Поступив таким образом Генуя одним ударом может поразить сразу несколько целей: устраняются конкуренты, резко усиливается роль Галаты, а следовательно расширяется торговля с Крымом и Левантом. И при наличии сильного отряда лигурийских наемников во главе с Джустиниани, можно даже предположить захват Константинополя изнутри, споследующей «великодушной» передачей его в руки турок.

– А пока что синьоры Адорно и Бертруччо усердно лицедействуют перед нами, разыгрывая между собой сцену вражды и непонимания, – подхватил представитель пизанской общины.

– Брехливый пес! – возопил Адорно, выхватывая из-за пояса стилет. – Я выпущу тебе кишки!

Все шестеро вскочили на ноги, сжимая в руках кинжалы.

– Перестаньте, дурачье, – прорычал сквозь зубы Лодовико. – Не гневите Всевышнего своей глупостью.

Громко ворча, итальянцы расселись по местам, не сводя друг с друга ненавидящих взглядов.

– Османская армия со дня на день готовится выступить в поход, а вы всё забавляетесь, подобно драчливым мальчуганам. Задумайтесь на мгновение, куда идут ваши деньги. На оборону города? Верно. И чем труднее султану будет овладеть им, тем больший гнев обрушится на горожан, к которым вы, синьоры, торговцы и банкиры, имеете честь принадлежать.

– Тут кто-то упомянул про темницу, – продолжал он, – но даже в этом, крайне неблагоприятном случае, можно утешиться тем, что под замком сидеть приятнее, чем на колу. А турки, надо сказать, большие любители этой потехи. Вы много рассуждаете о карах со стороны василевса, а это значит – в главном вы со мной согласны. Вас удерживает лишь страх перед наказанием…..

Генуэзца прервали возмущенные выкрики. Он успокаивающе поднял руку.

– Я не хотел никого обидеть. Я лишь пытаюсь объяснить вам, что ни один правитель в здравом уме не станет перед лицом опасности преследовать своих союзников, на деньги которых содержится лучшая часть его войска. Более того, большинство наемников – выходцы из тех же республик, что и вы, и за хорошее вознаграждение предпочтут защищать имущество своих сограждан, а не кусочек земли нищего государя.

Он резко стукнул кулаком об стол.

– Отступничеству одной из сторон помешает договор, скрепленный печатями и подписями каждой из общин. Именно для этого он и предназначен.

– У кого же он будет храниться?

– Договор будет составлен в шести экземплярах и каждая колония получит в свои руки документ, уличающий возможную отступницу. Гарантией вашей неприкосновенности, я повторяю, являются отряды наемников. Получив согласие всех сторон, я на следующий же день начну переговоры с кондотьерами.

В комнате повисла тишина. Старейшины не отрывали глаз от поверхности стола.

– Предложение весьма необычно, – осторожно начал флорентиец.

– Его необходимо тщательно обдумать и взвесить, – подтвердил Адорно.

– Это ваше право. У вас еще есть время на раздумье. Пока еще есть…..– предостерег Бертруччо.

Вдруг он насторожился и по-птичьи склонив голову к плечу, вслушался в слабые и неразборчивые звуки, доносящиеся с улицы через закрытые ставни окон.

– Что? Что такое? – обеспокоенно зашевелились собравшиеся.

– Показалось, – отмахнулся Бертруччо, однако черты его лица напряглись более обычного.

– И все-таки я не понимаю…, – флорентиец оборвал себя на полуслове.

Внизу, на первом этаже, раздались звуки сильных ударов, треск ломающегося дерева и встревоженные крики. Итальянцы вскочили со своих мест, лица многих перекосились от страха. Один Бертруччо не двинулся с места, на его губах прыгала презрительная усмешка.

– Что это? Что там происходит? – выкрикнул один из старейшин.

– Что происходит? – переспросил он. – По-видимому, ромейская полиция жаждет встречи с вами.

Он громко расхохотался.

– Великий Боже, как я был глуп! Ведь если даже место переговоров вы не могли сохранить в тайне…..

– Это ты нас подставил! – закричал Адорно, вновь обнажая стилет. – Завлек в ловушку, чтобы выдать затем властям!

– Смерть провокатору! – вторили ему остальные, выстраиваясь полукругом и отрезая проход к двери.

Опрокинув табурет, Лодовико отскочил к слуховому окну, единственному в скате крыши. В каждой руке у него блестело по кинжалу.

В его голосе зазвучала откровенная насмешка.

– Я притомился, беседуя с глухими. Выкручивайтесь из этой переделки сами. А я на время покидаю вас….

Он сделал резкое движение ногой и тяжелый табурет полетел в сторону высунувшегося вперед пизанца. Его противники поспешно отпрянули.

– ….. и этот негостеприимный город тоже.

Не выпуская из рук оружия, он с кошачьей ловкостью протиснулся в узкий лаз и исчез в темноте. Только слышно было, как загрохотали по черепице его сапоги.

Отталкивая друг друга, старейшины бросились к окошку. Они не помышляли о погоне, каждый из них думал об одном: как можно скорее скрыться до прихода полиции. На первом этаже звуки схватки начали стихать: по-видимому телохранители, по трое от каждой общины, прекратили сопротивление.

– Назад, назад, – шипел флорентиец, отпихивая от окошка всех прочих, – Вы что, не понимаете: уйти нам не удастся.

– Вытащите его, – он указал на пизанца, чей увесистый зад с дрыгающими ногами плотно застрял в узком проеме.

– Слушайте все….

Громкий стук в дверь на мгновение парализовал их.

– Именем закона!

– Слушайте меня, – захлебываясь в словах, продолжал флорентиец. – Чтобы не выложить все на дознании, мы должны условиться…..

В дверь застучали настойчивее.

– ….. говорить правду, но только одну ее половину….. если не хотим сгнить в казематах. Об общинах упоминать нельзя! Запомните, мы преданы василевсу и вступили в сговор с генуэзцем лишь для того, чтобы выведать его замысел и лиц, стоящих за ним…..

От мощного удара дверь раскололась пополам.

– ….. и вывести затем на чистую воду….

Комната заполнилась вооруженными людьми.

Ангел бежал огромными скачками; ему казалось, оттолкнись он посильнее – и легкое тело, подобно птице, взмоет ввысь и понесется по воздуху, как на крыльях. Исперщеренная ломаными тенями, улица летела под ногами; незрячими глазницами окон мелькали проносящиеся мимо дома; позади затихал завывающий лай потревоженных дворняг. Радость бега, радость преследования кипели в крови и ему приходилось стискивать зубы, чтобы не выпустить рвущийся из груди крик восторга и полноты жизни.

Бегущий впереди человек, путающийся ногами в полах плаща, оглянулся, увидел настигающую его фигуру, заверещал от страха и припустил с новой силой. Расстояние между ними сокращалось быстро и юноша, желая растянуть удовольствие, слегка замедлил шаг. В это время бегущий вновь обернулся, оступился на камне и покатился кувырком по мостовой. Одним прыжком Ангел оказался рядом и пнул его ногой в грудь. Вскрикнув от удара, беглец свалился в грязь и больше не делал попыток подняться.

Ангел обнажил кинжал и приставил лезвие к горлу упавшего.

– Синьор Лодовико? – вежливо осведомился он.

Сквозь сипение и всхлипы слышались невнятные слова. Похолодев от внезапного предчувствия, Ангел схватил пленника за волосы и повернул лицом к свету. Серебристый лунный диск высветил испитые сморщенные черты лица и черный провал рта с редкими корешками порченых зубов. Эта физиономия преждевременно состарившегося бродяжки никак не могла принадлежать итальянскому дворянину.

Чуть не взвыв от досады, он ударил рукоятью кинжала в это потасканное, гримасничающее от ужаса лицо.

– Говори, – потребовал он, приподнимая бродягу за ворот рубахи.

– Я ничего не знаю, господин, – всхлипывая, ныл тот. – Этот человек дал мне новый плащ, пять монет и пообещал еще столько же, если я дождусь его.

– Почему же ты бежал?

– Я….. я испугался….. думал, плащ краденный….

– Скотина….

Удар по скуле повалил бродягу навзничь. Юноша распрямился и спрятал кинжал на груди.

Шпион вновь, как и несколько месяцев назад, перехитрил его. Ангел посмотрел на звезды: до рассвета оставалось не более трех-четырех часов.

Дальнейшие поиски едва ли принесли бы успех: найти беглеца в лабиринте улиц Константинополя было бы не легче, чем иглу в стоге сена. Но Ангел отступать не желал. Под самое утро удача отчасти улыбнулась ему, однако трудно было бы назвать ту улыбку иначе как саркастической – в одной из многочисленных ночлежек, расположение которых он знал назубок, ему указали на человека, недавно сбывшего с рук новехонький плащ. Это был второй двойник, нанятый Бертруччо.

Самого же генуэзца и след простыл.