Текст книги "Поединок. Выпуск 7"

Автор книги: Александр Беляев

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Словин,Владимир Рыбин,Геннадий Головин,Иван Макаров,Артур Макаров,Эдуард Хлысталов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)

– Станет твой Генка профессором, если будет поуступчивее, – сказал как–то Колесниковой главный бухгалтер, обычно не поддерживающий разговоры на неслужебные темы.

В свободное время Генка носится по букинистическим магазинам, разыскивая старинные книжки по хиромантии и оккультным наукам, считая, что в них можно найти разумные мысли. Ведь не зря же до нас люди жили тысячи лет, они тоже кое–что знали…

Галке нравится его ученость, особенно когда приезжают родственники и заводят за столом разговоры. Он вновь и вновь объясняет пути решения теории получения информации из веществ, имеющихся на коже пальцев рук. Но когда разговор затягивается, она из кокетства отмахивается, как бы говоря: ну хватит, – не всем интересно. И Гена замолкает, снимает очки, тщательно протирает стекла, виновато улыбается – что, мол, с женщин взять.

В столице он жил уже шестой год. Приехал учиться в институт из отдаленного района Пензенской области, да так в Москве и остался.

– Непутевые вы, молодые, – упрекала его вечером мать Гали, узнав, что он с утра ничего не ел. – Здоровье смолоду беречь нужно.

Сама Екатерина Константиновна была против свадьбы дочери. Парень худой, с характером, а постоять за себя не умеет. Уж больно замухрышист, да еще и без жилья. Она только получила квартиру от депо в новом доме, думала барыней пожить, а тут опять толкаться в тесноте.

– Закончи институт, получи место, тогда и женись, – выговаривала ему будущая теща, надеясь, что, может, отстанет он от дочери. – Жить–то на что будете? На стипендию твою?! Галя всего сотню получает.

– Сейчас живем и тогда не пропадем…

– Уж дотяните до следующего года…

Гена спешил, он боялся тянуть с регистрацией брака даже до осени. К тому времени из армии должен был прийти Галкин знакомый – Аркадий, писавший ей каждую неделю письма с намеками. Хоть не городской и на вид неказистый, а Генка своего добился, победил и переехал к теще в однокомнатную квартиру. Свадьба была шумной. Под хрипящий магнитофон человек пятьдесят студентов, неизвестно как уместившиеся в квартире, пропрыгали всю ночь. Как Екатерина Константиновна ни противилась, а когда дошло до дела, ухлопала на угощение гостей шестьсот рублей, половину заняв у родственников. Только недавно рассчитались.

– Вот молодежь пошла, – бурчала она, раскладывая на столе купленные Генкой со стипендии дорогие конфеты, – ничего не жалеют, все тратят, живут одним днем. – Упрекала для, вида, чтобы показать, что хозяйка в доме – она. А соседям с гордостью рассказывала, как вчера пила чай с трюфелями, принесенными молодым зятем. Постепенно, не сразу, она к нему привыкала.

Галка Колесникова после окончания школы третий год работает кассиром. Зарплата, правда, небольшая. Но место для нее подходящее: выдаст два раза в месяц зарплату, а в другие дни у нее не так много дел. Отнесет утром документы в банк, составит кассовый отчет, и остается свободное время, можно в учебники заглянуть, лекции пробежать. И на занятия главный отпускает пораньше. С другой стороны, бухгалтерский учет на практике узнает, ведь дело нужное: в финансово–экономическом третий курс на вечернем отделении закончила.

***

Проснулся Рудик рано. Сначала тихо лежал, не открывая глаз, делая вид, что еще спит, дожидаясь, пока мать и отец уйдут на работу. За что бы они ни отчитывали Рудика, обязательно напоминали ему об исключении из института. От вчерашней выпивки трещала голова. В самый раз бы выпить бутылку пива, да где ее сейчас возьмешь. А лучше выпить рюмку коньяку. Сразу станет спокойно и беззаботно. Но на все нужны деньги, а у него ни гроша. Последнее время мать в карманах пальто не оставляла даже мелочи, поживиться было нечем.

– Надя вчера вечером звонила, – оставив открытой дверь в комнату, укоризненно сказала мать, зная, что он уже проснулся. – Никакого стыда у него нет. Девка мучается, а ему хоть бы что…

В этом мать была права. Последнюю неделю Надя искала его каждый день. Она ему нравилась. Особенно когда наденет белую кофточку с вышивкой на груди. Он ее даже ревновал. Но с ней скучно. Ходить на эти выставки, концерты – ужасно. Привела его Надя как–то к своим школьным друзьям. Встретили настороженно. С первых минут завели нудный разговор о литературе. А он этих Абрамовых, Астафьевых и Беловых в глаза не видел, ему и вставить нечего. Хорошо, что сели за спасительный стол, поднял рюмку с длинным азиатским тостом, которых знал много, вот тогда он себя показал!

В общении с людьми лучше и уверенней он чувствовал себя в кафе или ресторане. Там всегда можно перевести разговор на закуску, – здесь он был знатоком. Особенно если бывали деньги. Хорошо, когда у тебя их много.

Сколько раз мать с отцом говорили: мол, женись на Надежде, поможем, может, образумишься. Нет, он не такой дурак! Если уж жениться, то только на Ленке Фителевой, из соседней группы. Она не красавица, одна нога короче другой, носит ортопедическую обувь – дефект от рождения, зато ее папа чуть не министр, с дачей, машиной и другими привилегиями. Если уж жениться… Рудик Крайнов всегда считал себя способным на великие дела. Главное, чтобы никто не мешал.

– Разогревай суп! – крикнула ему мать из прихожей. – Да думай насчет работы! – Значит, уходят.

Не успели затихнуть на лестнице шаги родителей, как раздался телефонный звонок. Подниматься не стал, звонить ему в такую рань никто не мог.

Но телефон был настойчив. Звонки звучали длинно и раздражительно. Мужской голос был незнакомым.

– Рудик? Привет, студент! Как кто? Помнишь, у «Мелодии» познакомились, реставратор я… Вот и молодец, что вспомнил,. Есть халтурка, подработать хочешь? Деньги наличными, давай приезжай.

Договорились встретиться у метро «Краснопресненская». Рудик долго ждал, переминаясь с ноги на ногу, всматриваясь в многочисленных прохожих. Лицо своего случайного знакомого он совсем забыл.

– Привет, студент! Как голова, болит?

Он обернулся на голос. Если бы не косой правый глаз, Рудик ни за что не узнал бы реставратора. Одетый в дорогое демисезонное пальто, случайный знакомый криво улыбнулся одной стороной рта.

– Ну, что, грамм по сто за встречу? Я заказываю.

Бокал рубинового вина Рудику был как нельзя кстати. Выпил с достоинством, не торопясь, занюхал кусочком сыра. Сразу поднялось, настроение.

– Как там ваша реставрация? – начал потихоньку Крайнов, не зная, о чем повести разговор.

– Реставрация функционирует со страшной силой, но у меня к тебе другое дело. Ко мне приехал из Одессы друг, кирюха. Вышел на Киевском вокзале с чемоданом, а здоровьем слабоват, инвалид. Пришлось ему оставить чемодан в камере хранения. Вот нужно перевезти его на Курский вокзал. Хочу попросить тебя…

– Что я, носильщик? – взорвался Рудик, сжав кулаки.

– Да ты, студент, не возникай! Знаю, что предлагаю. Тебе полчаса работы, а десятка на земле не валяется, оплата больше, чем профессору. Не суетись… За такую работу любой возьмется. А труд небольшой: отвезти чемодан… Если не хочешь, тогда смотри…

Своим уверенным видом реставратор внушал уважение. Говорил не торопясь, свысока, сквозь зубы, словно делал одолжение. Да и десятка была кстати, как никогда. Рудик немного поломался, потом согласился.

– А квитанцию на чемодан?

– Чемодан лежит в ячейке 678. Шифр наберешь 3711. Понял? На Киевском вокзале положишь его с таким же шифром. Если ячейка будет занята, положи в 876. Другому бы не доверил, а тебе верю. Шифр не записывай, а запомни: он легкий: тройка, семерка, туз – двадцать одно очко. Как ни складывай – кругом двадцать одно. Да, студент… если, – косой взглянул исподлобья, в зрачках мелькнул недобрый блеск, – если что, из–под земли достану. У меня наказание только одно! – и он незаметно для прохожих показал Рудику лезвие опасной бритвы.

Дня через два косой позвонил снова. Теперь пришлось перевезти два чемодана с Белорусского вокзала на Киевский. Косой делал какие–то темные дела, но делал четко и продуманно, сам ни к чему не прикасаясь.

Сидя с ним как–то в ресторане, Рудик заикнулся насчет икон.

– Не торопись, студент, если брать, то миллион! – испытующе посмотрел на него реставратор и поднял бокал с коньяком.

– А любить, так королеву! – поднялся со стула Рудик, и они звонко чокнулись.

После выпитого коньяка долго рассматривали друг друга, понимая, что их знакомство может многое принести обоим. Еще не было сделано никаких конкретных предложений, не высказаны соображения, но один понимал, а другой знал, что они единомышленники в большом и очень опасном деле. Для Рудика реставрация предметов старины откладывалась до следующего раза.

Ресторан постепенно заполнялся посетителями. На эстраде несколько музыкантов настраивали инструменты, соединяли провода микрофонов с могучими динамиками.

Захмелели быстро. Косой заказывал широко, легко расплачивался и вообще казался открытым человеком, но строгий характер и твердая рука чувствовались во всем. Рудику всегда нравились широкие натуры, он бы и сам не прочь был достать из кармана двадцатипятирублевый «сиреневый туман», но такого у него не водилось, с деньгами было все хуже и хуже.

– У государства денег навалом, – потягивая пиво, рассуждал Крайнов. – Недалеко от нашего дома есть сберкасса. Бывают моменты, когда посетителей там нет. Сидят за метровым барьером всего две женщины, одна пожилая, пенсионерка наверное, другая – молодая девчонка. У них за спиной металлический сейф, набитый деньгами. – Он замолчал, обдумывая, говорить или нет. – Сколько раз в кассу приходил… Думаю, был бы пистолет, направил бы на них, да как рявкнул… Через несколько секунд мешок с червонцами в руках… За угол дома… Там через парк, в такси и тягу… Потом гуляй… – И мысли понеслись далеко, далеко.

Косой впился глазом Рудику в лицо, слушал не перебивая, только чаще стал затягиваться сигаретой.

– Сразу видно, что ты кретин! – неожиданно заскрипел зубами Косой, отодвигая в сторону тарелку с заливной осетриной. – Какие деньги в сберегательной кассе? Одни деньги сдают, другие получают, больше тысячи там не бывает, а провал стопроцентный. Кто–кто, а я знаю. Срок за сберкассу в молодости отбывал… На сберкассы одни придурки нападают, там сигнализация и охрана. И потом, тебя там узнают… Нужно взять в таком месте, где комар носа не подточит, да такой куш, чтобы хватило на шикарную жизнь. Взять нужно тысяч сто!

Вот так жахнул, Рудик даже пиво отставил!

– У кого же такие деньги?

– На заводе одном…

– А как же люди останутся без денег?

– Учили тебя, учили, а видно, зря. Наше государство богатое, есть машины для печатания денег. Кому не хватит денег, включат машину и за час напечатают столько, сколько нужно.

О таком опасном деле Косой говорил спокойно, не меняя тона голоса, повернув голову в сторону и скривив рот, словно обращаясь к другому человеку, и от этого слова его звучали все страшней и страшней, а авторитет в глазах Рудика поднимался все выше и выше.

– Есть у меня один надежный вариант, не то что твоя сберкасса, войдешь в дело – сорок тысяч твои.

От этих слов у Крайнева закружилась голова как от стакана армянского коньяка. Сорок тысяч! Полмешка денег! Несколько лет веселой, беззаботной жизни, такси, рестораны! и не нужно толкаться рядом с Носом и Ударником! Можно все курорты объехать, все девочки твои!

– Но у нас законы строгие: пикнешь, – Косой постучал ножом по тарелке, – пришьем, как собаку!

О таких законах Крайнов слышал на толкучке.

В зале, кроме бешено звучащих динамиков, других голосов не было. Перед музыкантами на блестящем паркете в такт кривлялись несколько пестрых пар. Между ними пробирался молодой, со вкусом одетый мужчина. Он небрежно вытащил из кармана десятирублевую купюру и протянул ближнему музыканту.

Через минуту в зале объявили:

– Дорогие друзья! Сейчас оркестр исполнит для нашего дорогого гостя из прекрасной Армении его любимую песню.

– Видишь, деньги – самое главное в жизни, – Косой показал большим пальцем в сторону музыкантов.

За соседним столом сидели черноволосые смуглые мужчины, громко разговаривающие на своем языке. Не принять вызова они не могли. Один из них подошел к оркестру и положил на эстраду купюру. Все ясно: «сиреневый туман».

– Для наших дорогих гостей из солнечной Грузии оркестр исполнит известную всему миру песню «Тбилисо», – крикнул в микрофон один из музыкантов.

Еще не закончилась мелодия, а к оркестру между столиками и танцующими пробирался могучий мужчина со шкиперской бородой, с трубкой во рту, в меховой душегрейке и унтах.

– Давай «Увезу тебя я в тундру», – рявкнул он, вытащив купюру.

После паузы к музыкантам опять подошел первый заказчик и положил «сиреневый туман». Состязание продолжалось.

Косой по–хозяйски осматривал заставленный закусками и бутылками стол.

– Деньги – это навоз, сегодня нет, а завтра воз. Сходи, студент, и закажи «По диким степям Забайкалья», – он протянул пятерку Крайнову. – Мы тоже деньги имеем!

– Звать–то вас как? А то сидим… – робко спросил Рудик.

– Звать–то? Зови просто – Иван Иванович, а что?

– Не нужно денег, уберите их, Иван Иванович… Раскрутка это все. Здесь каждый вечер так… «Гость» из Армении у музыкантов – подставной человек. Деньги ему сами оркестранты дают, ну, чтоб раскручивать других…

Иван Иванович сжал кулаки, заскрежетал зубами, потом отошел. Его пьяное лицо налилось свекольным цветом, трудно было понять – доволен он чем–то или, ист. Однако Рудик чувствовал себя должником этого человека, который берет все, что хочет.

Несмотря на то что выпил много, на улицу Иван Иванович вышел твердыми шагами. Провожать не разрешил.

***

Есть в центре Москвы старинный парк с высокими столетними деревьями по краям спокойного ленивого пруда. Здесь в течение всего дня сохраняется относительная тишина и покой. Отдыхающих много, приходят с детьми. У воды люди бросают диким уткам кусочки хлеба, но те мало обращают на них внимания: держатся поближе к домикам, где собираются вывести потомство.

Недалеко от пруда современная танцверанда. По установившейся традиции здесь танцуют только бальные танцы. Поэтому сюда по вечерам собираются истинные любители потанцевать, приезжают часто с другого конца города, тщательно одеваясь. Ходят сюда годами, большинство хорошо знают друг друга. В отличие от других танцевальных площадок, здесь собираются люди разных возрастов: юные девушки и парни, стройные офицеры и знающие себе цену женщины. Здесь нет–нет да и увидишь танцоров за семьдесят лет. Сюда без стеснения приходят и одинокие женщины, без партнеров не остаются. Только не отказывай приглашающим, танцуй, а в танце все равны. Одна здесь не будешь – с тобой все.

Еще до знакомства с Генкой школьницей бегала Галка на эту веранду. Больше всего на свете она любила танцевать. И не только любила, она умела танцевать – страстно, с выдумкой. Как только раздавалась ритмичная музыка, Галка вопросительно поднимала лицо, потрясая кистями рук, подбирала ногами ритм, и сразу ic ней приходили легкость и возбуждение. Корпус держала прямо, чуть откидывая назад голову, припадая в такт музыке. Равновесие поддерживала тонкими, изящными руками, которые дополняли танец самыми неожиданными движениями. Ее руки то извивались лебедем, то взвивались лезгинкой, то порхали крыльями синей птицы. В эти минуты, выписывая в ритме танца самые простые движения» Галя казалась еще изящней и очаровательней.

Но вершиной ее мастерства были классические, бальные танцы. Подойдет к ней партнер, с достоинством поклонится, приглашая на вальс–бостон, она присядет в знак согласия, с великодушием королевы положит ему на плечо левую руку, слегка вздернет подбородок, сразу становясь царственней и прекрасней, привстанет на цыпочках и через секунду, скользя в широком пластичном шаге, поплывет по залу.

Генка если что и умел, так это под музыку переминаться с ноги на ногу. Ну, мог еще пройти но кругу в ритме танго. А всякие там ча–ча–ча, полонезы, вальсы–бостоны танцевать не умел, и сколько Галка с ним ни мучилась, ни пыталась научить, ничего не получалось. Слуха музыкального нет – медведь на ухо наступил. Поэтому он танцевальную веранду не любил и приходил с Галкой сюда только для того, чтобы ей удружить. Она танцевала с другими.

На танцы Галка надевала такую коротенькую клешеную юбчонку, подрезать которую невозможно было бы даже на полсантиметра. От этого ноги ее казались еще длиннее и красивее. Генка сразу занимал скамейку в углу, плотно садился и исподтишка поглядывал на танцующих. Иногда он делал вид, что смотрит на оркестрантов, а сам любовался Галкой, ругая себя последними словами. Сколько ни старался он себя уговаривать, переубеждать, все равно его злили мужчины, приглашающие Галку танцевать. Здесь ее знали все и приглашали нарасхват. Если других Генка еще терпел кое–как, то пожилого гражданина в старомодном черном костюме с узкими брюками возненавидел. Стоит ей только сменить туфли на легкие босоножки – он тут как тут. «Разрешите?» Еще не доходит до их места, а его сморщенное старческое лицо метров за десять расплывается в елейной улыбке. Эта улыбка больше всего раздражала Генку. Танцевал старик легко, успевая еще что–то наговаривать Галке на ухо, при этом слащаво улыбаясь. А у самого очки в роговой оправе, диоптрия минус десять, не меньше. Танцуя с Галей, он говорил ей что–то смешное, она качала головой и смеялась от души. «Тоже мне танцор, – невесело думал Генка, рассматривая старика. – Рассказывает, наверное, анекдоты девятнадцатого века… Сидел бы лучше дома, внуков нянчил! Тоже мне, дедушка русского танца!»

– Вам, молодой человек, – нужно учиться танцевать, – подводя к Генке раскрасневшуюся Галю, галантно раскланиваясь, с улыбкой произнес пожилой кавалер. – А то отобью…

Скольким прощал, а этому Генка простить не мог.

– Ну, насчет отбить–то я не позволю! Главное дело настоящего мужчины – работать головой, а не ногами, – обозлился он: – А выделывать ногами разные кренделя – большого ума не требуется.

Впервые за весь вечер он не выдержал, сдерзил. Встал, чтобы уйти с танцверанды, но Галка схватила за руку, удержала. Дедушка не обиделся, многозначительно хмыкнул и отошел в сторону. Тогда Галка набросилась на него:

– Он же пошутил, зря ты злишься. Михаил Абрамович прав, учись танцевать! А головой он, кстати, работает больше тебя, да еще как! Известный ученый! – и она назвала фамилию человека, по учебникам которого Генка занимался в институте.

– У–че–ны–й! – но слогам, повторил Генка. Теперь наступила его очередь удивиться.

Сегодня у Галки было радостное настроение, и она от души смеялась над Генкой. Над городом висело темно–фиолетовое небо. Они взяли контрамарки и вышли в парк. По прохладной аллее подошли к пруду. В его зеркале, умножаясь на поверхности воды во много раз, плясали золотом и драгоценными камнями тысячи разноцветных огней, придавая парку вечернюю торжественность, нарядность и непередаваемую красоту.

Они остановились, словно зачарованные. Гена молча смотрел вверх на звездное небо, согревая ее плечи ладонями.

– Знаешь, без фона звезды не светят, – голос его звучал серьезно, так, будто он открыл нечто важное и наконец понял смысл жизни.

Она заглянула ему в лицо, стараясь понять, откуда пришли к нему такие слова. Генка отрешенно молчал, что–то обдумывая. Стараясь не мешать, Галка любовалась им. Профиль его лица сейчас напоминал древнего ученого. Стоит и ждет чего–то небывалого и таинственного.

Наконец, не выдержав, она обняла его, подняв к нему свои карие глаза, лицо ее посерьезнело.

– Я люблю тебя, Гена, – словно для себя, тихо сказала она и прижалась щекой к его плечу.

Эти слова она ему сказала впервые. А он, очнувшись, тоже строго посмотрел ей в глаза, стиснув ладонями ее голову, и стал поцелуями осыпать лицо, волосы, шею, грудь. Она не отталкивала его, не боялась, что увидят… Она была счастлива.

– Знаешь, Галя, как я тебя люблю?! Я не говорил тебе раньше об этом, ну, стеснялся… Без тебя я просто парень, а с тобой я сильный, должен бороться… Я ответствен не только за себя… Без тебя я теперь жить не смогу.

На танцверанду они не вернулись. Пройдя по главной аллее, они вышли на шумную московскую улицу, в мир рвущихся вперед нетерпеливых машин и спешащих прохожих. Потом долго гуляли по вечерним улицам. Возвратились домой поздно. Тихо открыли входную дверь и, не включая свет, на цыпочках раздевались.

Он залюбовался Галей, когда она, сняв кофточку, села перед зеркалом, распустила по тонким, еще девичьим плечам длинные волосы и тщательно расчесывала спутавшиеся концы. В темном зеркале отражалось ее радостное улыбающееся лицо, и она шепотом без конца говорила о своей любви, говорила, говорила. Он прикладывал палец к губам, кивал в сторону спящей Екатерины Константиновны и манил к себе.

Она хотела рассказать ему о своей тайне, но боялась, еще не до конца уверенная. Она будет матерью, а ее Генка–очкарик – отцом! Заснула с улыбкой.

***

– Дело у меня к тебе, студент, есть… – заговорщическим тоном заявил Иван Иванович, когда они встретились на площади Маяковского. Его острый кадык вылезал из ворота рубашки. Он опять, как всегда, говорил, глядя в сторону и вниз, будто обращаясь не к нему, а к кому–то другому, стоящему за спиной. Руки Косой прятал, они заметно дрожали – верный признак необходимости опохмелиться.

В ресторане сели за столик в углу. Время послеобеденное, посетителей еще мало. Из кухни в зал проникал сизый, пахнущий поджаренным мясом и луком дым.

Иван Иванович, с трудом удерживая рюмку, выпил водку. Крайнов молчал, наблюдая, как тот торопливо поддевает вилкой салат. После второй рюмки водки руки его окрепли, пальцы перестали дрожать: он приходил в форму, на лице появился румянец.

– Ну как, на дело пойдешь? – левый глаз впился в лицо Рудика.

Сколько раз он ждал этого момента, но не думал, что все это будет так обыденно и просто.

– Смотря что, – стараясь скрыть охватившее волнение, потянулся он к графинчику. – Любить – так королеву, украсть – так миллион!

– Ну, миллион не миллион, а тысяч семьдесят будет…

– Сам–то чего?

– К тебе бы не обратился, да возраст не тот… Нужны, крепкие ноги. Вот хочу предложить дело в паре с тобой… Дело надежное.

Рудик заволновался, тоже налил себе вторую рюмку водки, залпом выпил, запил пивом и затих, ожидая, что дальше скажет шеф. Для совершения опасного дела он был готов давно, но осуществить его не хватало храбрости, нужна была поддержка, участие, легкий толчок твердой руки.

– Хочу тебя на одном деле проверить. На один завод из Госбанка привозят зарплату. Деньги везет кассирша, девчонка… Вечером встретил ее на улице. Стою на тротуаре, дорогу не уступаю. Она обходит, я ей дорогу загораживаю, она в сторону. Я для смеха потопал ногами, попугал, она как дунет бежать, только и видел ее… Такую припугнуть ножичком, а лучше пистолетом – до смерти напугаешь, все до копейки отдаст, овца! – Лицо шефа в этот момент стало жесткое, глаза сузились, кадык дернулся, такие не шутят… – Помни, чем чаще овец стрижешь, тем быстрее они обрастают…

– А как же охрана?

– Никакой охраны нет.

– Значит, двери или сейфы нужно ломать? – недоуменно спрашивал Рудик, никак не понимая, почему в таком простом деле Косому самому не взять деньги, зачем делиться с ним.

– Ломать ничего не нужно, все будет открыто.

– Пистолет–то где взять? – еще не до конца понимая сделанное ему предложение, спросил Крайнов.

– Не твоя забота. Стрелять умеешь?

Он хотел сознаться, что стрелять приходилось только из детского ружья, но, пугаясь колючих глаз шефа и его решительного вида, неожиданно произнес обратное.

– Ты что так испугался? На тебе лица нет. Времени спереди еще много, не завтра же идти, нужно хорошо подготовиться, – и Косой дружески похлопал по плечу.

Рудику холодный расчет шефа нравился. Имея большие деньги, Иван Иванович даже с официантом расплачивался просто: не жадничал, однако «на чай» давал не больше пятерки. О будущем деле говорил мало, но со знанием, это нравилось больше всего.

***

К операции готовились основательно. Дважды ездили за город тренироваться в стрельбе. Косой вытащил из–за пояса сверкнувший вороненой сталью пистолет. Показал, как снимать с предохранителя, как целиться и стрелять.

– Экономь патроны. Нажимай плавно… Пойди положи на пень пустую бутылку…

В заросшем кустарником глухом овраге они были вдвоем, и пистолет в руках шефа был страшен. Вдруг наведет на него и скажет: «Ну, прощайся, гад, с жизнью!» Только и останется – упасть в ноги и упрашивать о пощаде.

Рудик прицелился, выстрел прогремел неожиданно, руку резко отбросило назад. Гильза, сверкнув, звякнула в стороне.

– Правый глаз не закрывай, – зарычал Косой, хватая его за руку с пистолетом. – Целься лучше, нажимай плавней, понял? – И опять выстрел прозвучал неожиданно. Зато бутылка разлетелась на части.

Повеселел. Неожиданно пришла веселая мысль: наставить пистолет па Косого. Интересно, как он себя поведет? Но шутить с шефом побоялся: этот не простит.

Привыкая к мысли, что скоро у него будут большие деньги, Рудик становился все увереннее в успехе операции. Будущие деньги ему почему–то виделись в тугих пачках, перевязанных накрест бумажными лентами. Ну, пусть шеф немного перегнул, пусть будет не тридцать пять, пусть тридцать тысяч его доля, но ведь это какие деньги! Он уже рассчитал, как хорошо можно их потратить. Первым делом купит проигрыватель «Феникс» – стерео–001 за девятьсот семьдесят один рубль двадцать копеек. Даже не раз прикидывал, куда его поставит. В своей комнате даже место для него освободил. Положит фирменный диск, чувихи умрут: «Где взял? Где достал? Сколько стоит?» Он посмотрит на всех свысока, многозначительно промолчит – пусть знают: все, что он захочет, – все будет иметь.

А план шефа был прост и гениален. Два раза в месяц на завод привозят деньги для выдачи рабочим. Это происходит в первой половине дня. Из Госбанка кассира сопровождает охрана. Но как только деньги кладут в сейфы, охрана снимается. Зарплату начинают выдавать после обеда, поэтому час или два кассир остается одна, подготавливает деньги к выдаче. Именно это время шеф решил использовать для нападения и захвата денег.

Касса завода, где выдавалась зарплата рабочим и служащим, находилась на втором этаже трехэтажного административного здания. Вход был со стороны проходной. Войти туда постороннему человеку нельзя, нужен пропуск. Однако с глухой стороны здания вокруг грузового лифта имелась лестница. На нее и был расчет. На завод Рудик проникает через лаз в заборе. Их соучастник, работник завода, незаметно заранее откроет дверь с лестницы в коридор. От этой двери до кассы по коридору метров двадцать. Он пройдет по коридору и подойдет к кассе. Если в коридоре будет кто–нибудь – дождаться, пока уйдет. Войти в кассу.

Первым делом он должен закрыть на задвижку входную дверь, чтобы никто не мог зайти. В перегородке – внутренний замок. Удар плечом – и он у сейфа. Потом забирает деньги, складывает их в спортивную сумку и выбегает к лифту. Несколько секунд, чтобы спуститься во двор. Там забежать за железобетонные панели, мимо них, ближе к цистерне, где дырка в заборе, доски – сверху прибиты, а внизу нет – откидываются свободно.

За забором старый пустой дом. Заскочить туда через выставленное окно и как можно спокойнее выйти с противоположной стороны на улицу. В машине ждет шеф. Они уезжают в другой конец города, делят деньги – и с концами…

***

Встретились недалеко от площади Марины Расковой ровно в десять. Косой остановил машину метрах в двадцати от него, из кабины осмотрелся по сторонам и кивком пригласил к себе. Посадил на заднее сиденье.

– Не трусишь? – повернувшись назад, спросил хрипловатым голосом и заглянул в глаза. – «Сиреневый туман» нас ждет!

Взгляда Крайнов не отвел, приободрился сколько мог, но после вопроса неприятно заныло под ложечкой.

– Помни, студент, завалишь дело, пришьем как собаку! – Косой неторопливо достал сигарету, размял табак, щелкнул зажигалкой, прикурил, картинно выпустил дым колечком.

Резко кольнуло под сердцем. «Сбежать! Отказаться!» Но до конца побороть себя не смог. Да и деньги нужны до зарезу. Тщательно подготавливаясь к нападению, он все больше верил в реальность захвата огромной суммы денег. Иногда ему казалось, что он их владелец, просто временно они лежат не у него дома, а в другом месте. Даже набрал в долг под будущие тысячи.

Нет, теперь отступать нельзя. Да и рисковать недолго, несколько минут – и деньги в кармане…

– Тридцать тыщ за несколько минут – куш немалый! – шеф опять затянулся сигаретой. – Такие прибыли не снятся даже миллиардерам! Еще раз все продумай, а мне пока нужно позвонить…

Косой вышел из машины, застегивая на ходу пиджак. По тому, как он осторожно шел, поворачивался, боком входил – в телефонную будку, незаметно поддерживая внутренние карманы, Крайнов догадался, что пистолет у него при себе. Шеф по памяти набрал номер телефона, с минуту поговорил. Наблюдая за ним через стекло машины, Рудик чувствовал приближение самой главной минуты в его жизни, и поэтому тщательно скрываемое волнение прорывалось наружу. Толчками застучало сердце, отдаваясь пульсом в висках. Как и всем азартным людям, ему нужно было только начать дело, только разогнаться – и тогда он был готов на все.

– Ну, еще раз спрашиваю, не струсишь? Деньги на месте, доставлены копеечка в копеечку! – садясь на место водителя, невозмутимо произнес шеф. – Обошелся бы и без тебя, да возраст не тот. Здесь крепкие ноги нужны…

– Скорей бы… – Рудик ощутил в горле неприятную сухость. Уверенность Косого в благоприятном исходе дела гипнотизировала. Какая–то невидимая сила побеждала трусость, подталкивала, подсказывала, что успех обеспечен, шеф не такой простак, чтобы пойти на неразумное мероприятие.

– «У государства денег много, оно не обеднеет. Если не хватит кому – включит машины и напечатает недостающие», – пытался сострить Крайнов, цитируя любимое выражение Косого. – Автомашина у тебя надежная? – перешел он на деловой тон, как равный.

– А от кого нам спасаться? Все рассчитано, обойдемся без автомобильных гонок. Вот, надень, – и шеф передал ему свернутую рабочую спецовку. – Безопасней, да и незаметней будешь на заводе…

Рудик безропотно выполнял все указания Косого, подчиняясь его внешнему спокойствию и рассудительности. В машине поверх спортивных трико натянул рабочие брюки. На свитер надел темно–синюю хлопчатобумажную куртку.

– Возьми еще вот это, – Косой передал ему темно–вишневый пропуск.

– Что такое? Зачем?

– Васи Лагуткина пропуск на завод. Его самого, беднягу, уволили за пьянство. Бросишь около забора, чтобы отвести след. Пусть потом его милиция ищет. Еще раз договариваемся, как действовать…