Текст книги "Поединок. Выпуск 7"

Автор книги: Александр Беляев

Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Словин,Владимир Рыбин,Геннадий Головин,Иван Макаров,Артур Макаров,Эдуард Хлысталов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 30 страниц)

В тот день, когда пограничники неожиданно зашли на минное поле, немцы с самого утра вели интенсивный артиллерийский огонь по позициям наших войск. Их артиллерия била из–за болота как по переднему краю обороны полка, так и по объектам в его тылу. Дважды в тот день по правофланговым подразделениям полка, по стыку его с соседом наносила удары авиация врага. Но полк держался стойко. Его батальоны глубоко зарылись в землю. Боевое охранение было начеку. Связь с ним командиры батальонов держали по телефону. На правом фланге, где противник атаковал непрерывно, в боевое охранение было выделено до двух взводов. На левом, защищенном болотом, – всего одно подразделение. В передовом его посту, выдвинутом почти к самому нашему минному полю, находился в тот день красноармеец Квачадзе. Он не боялся, что немцы пройдут через минное поле. Но пристально следил за тем, чтобы они не попытались устроить в нем проходы.

На участке было вес спокойно. И вдруг в лесу раздалось несколько одиночных винтовочных выстрелов. Квачадзе поднял телефонную трубку и доложил старшему:

– Товарищ «Береза», стрельба какая–то началась.

– Где?

– В лесу. Апределенна у самого болота.

– Кого–нибудь видишь?

– Никого не вижу, товарищ «Береза».

– Продолжай наблюдать.

– Апределенна, товарищ «Береза».

Квачадзе смотрел в бинокль, но разросшийся под кронами высоких деревьев пышный, густой подлесок не позволял видеть лес и на десяток метров. К тому же стрельба так же неожиданно смолкла, как и началась, и впереди снова все стихло.

Немного погодя старший сам запросил пост:

– Ну, что там у тебя?

– Все тихо, товарищ «Береза», – доложил Квачадзе. – А кто же, по–твоему, стрелял?

Квачадзе пожал плечами, будто старший мог это увидеть.

– Наверно, немцы. Вы же сами говорили, что наших там нет, – сказал он.

– Я говорил – не должно быть, – поправил его старший. – Но полностью это исключать нельзя. Понял?

– Апределенна!

Он снова поднял к глазам бинокль, и в этот момент ветер вдруг донес до него злобные голоса собак. Квачадзе показалось, что он ослышался. Но визг повторился. А потом послышался и лай. Квачадзе попытался связать воедино и то, что доносилось из леса, и то, о чем предупреждал его старший. Картина нарисовалась сама собой. Собаки, а вместе с ними и немцы явно кого–то преследовали. А кто–то уходил от них и отстреливался.

Он так и доложил старшему.

– Дай точное целеуказание! – приказал старший.

Квачадзе назвал ориентиры:

– Восточная опушка рощи «Густая». Глубже метров триста. Дальше я бы не услышал, ва!

– Продолжай наблюдать, – ответил старший и связался с командиром минометной батареи.

– Слушай, «Дубрава»! Похоже, на участке рощи «Густой» к фронту пробиваются наши. Хорошо бы поддержать их огоньком.

Командир минометной батареи попросил уточнить координаты цели.

– Пока не знаю, – ответил старший.

– В таком случае подготовлю неподвижный заградительный огонь по трем участкам. Пометь на–своей карте, – сказал командир минометной батареи.

Они наметили участки «А», «Б» и «В». НЗО «А» преграждал путь немцам на опушку. «Б» не дал бы им возможность обойти опушку от просеки справа. «В» прижимал их к минному полю.

– Жду команды на открытие огня! – предупредил командир минометной батареи.

Квачадзе не слыхал этого разговора. Но он вдруг услышал взрыв мины. И увидел поднявшийся над деревьями черный султан. Было ясно: кто–то напоролся на минное поле. Но кто? Он по–прежнему не видел. Но зато теперь точно знал, где это произошло, и тотчас доложил об этом старшему. А еще немного погодя доложил и о том, что слышит автоматную перестрелку.

– Понятно, – ответил старший и передал минометчикам: – А ну давай «А». Да побыстрей. А то и опоздать можно…

Квачадзе показалось, что не прошло и пяти минут, как над головой у него вдруг засвистало, завыло, и треск автоматной перестрелки, доносившийся из леса, утонул в грохоте разрывов. Над деревьями поднялись дым и пыль.

Налет продолжался недолго, несколько минут. Потом стал слышен глуше. Огонь перенесли в глубь леса. А еще немного погодя Квачадзе разглядел в бинокль между деревьями двух человек, военных, в нашей форме и в зеленых фуражках. Один держал в руках два автомата. У другого на руках был парнишка. Они стояли, оглядываясь по сторонам, словно раздумывая, куда идти. Квачадзе испугался, что они зайдут на минное поле, выскочил из своего окопа и, размахивая пилоткой, бросился им навстречу.

– Стойте! Стойте! – кричал он. – Стойте!

Его услышали и заметили, потому что стали смотреть в его сторону.

– К сосне выходите! К сосне! На опушку нельзя! Там мины! – кричал Квачадзе. – К сосне выходите!

Те, что стояли под деревьями, пошли к сосне. А Квачадзе снова вернулся в свой окоп и доложил старшему:

– Выходят двое, товарищ «Береза», и несут еще одного.

– И это все? – удивился старший.

– Больше никого не видно, – ответил Квачадзе.

– Наблюдай!

– Нэпрэмэнна, товарищ «Береза»!

Квачадзе смотрел внимательно. Но из леса так больше никто и не вышел. А тех двоих он видел в бинокль уже совершенно отчетливо. Оба они заросли щетиной, лица у них были худые, обмундирование было мокрым и грязным, с черными пятнами крови.

– Куда они идут? – спросил старший.

– Ко мне идут! – доложил Квачадзе.

– Не разрешай. Может быть, провокация! – предупредил старший. – Дай команду: пусть выходят к оврагу. Там их встретят.

– Понял, товарищ «Береза». Понял! – ответил Квачадзе. – Только это наши. Самые настоящие наши пограничники!

– Вот когда документы проверим, тогда будут наши! – строго сказал старший.

– Понял! – повторил Квачадзе и закричал вышедшим из леса: – Правее держите. К оврагу бегите! К оврагу…

– К оврагу бегут, товарищ «Береза». Встречайте! – доложил Квачадзе.

Вечером немцы снова обстреляли из артиллерии и минометов боевые порядки полка. На этот раз досталось и левофланговому батальону. Батальон понес потери. Ранило в плечо и Квачадзе. Санитары вытащили его из окопа и доставили на полковой пункт медицинской помощи. Там, уже после операции, Квачадзе снова встретил пограничников. Теперь они были уже выбриты, переодеты во все сухое, со свежими повязками. Они сидели на койке, на которой лежал парнишка, и разговаривали с ним.

– Ты, крестник, не робей. Руки–ноги у тебя целы, голова – на месте. А что малость тебя приглушило, это пройдет, – успокаивал паренька один из них. Он достал из кармана письмо и протянул его парнишке: – Раз уж так получилось, что мы с тобой за эти дни породнились, значит, и дальше надо нам вместе держаться. Я вот тут написал матери своей письмишко. Ты ей его отвезешь. Ну и пока мы воюем, подождешь меня у нее. И ей с тобой веселей будет. Да и ты в чем надо старушонке поможешь. А кончится война – соберемся вместе, решим, что дальше делать. Держи письмо.

Парнишка взял письмо и всхлипнул.

– Все правильно, Борис, – сказал другой пограничник с тремя кубиками на петлицах. – Хочешь не хочешь, а расстаться на время придется. Сам понимаешь: наше место тут, а тебе воевать еще рано. А там, дома у Григория, будешь дальше учиться. Пиши нам. Понял? И мне ведь ты тоже как родной стал…

Парнишка размазал по лицу слезы.

– Все равно я тоже пограничником буду, – сказал он.

– Будешь, – подтвердил старший лейтенант… – Выгоним немцев с нашей земли и снова встанем на свои границы. И ты будешь часовым Родины. Только никогда не забывай о тех, с кем свела тебя война и кого уже нет с нами. Замечательные это были люди. Только таким и можно доверять охрану границы. Помни их поименно И во всем будь их достоин…

– Буду, товарищ старший лейтенант. Обязательно буду, – поклялся Борька. – И никого не забуду!.. Никогда не забуду!

Рассказы

ЛЕОНИД СЛОВИН
СВИДЕТЕЛЬСТВО ЛАБРЮЙЕРА

1

– …Я приехала вместе с мужем. Мы потеряли друг друга!

– Вы разминулись здесь, на вокзале? – спросил Денисов.

– В городе… – Женщина хрустнула переплетенным: пальцами. – Не могу представить, что с ним сейчас творится! Он с ума сойдет.

Выстекленное до самой крыши здание вокзала было заполнено людьми, они неслышно двигались, словно в огромном аквариуме. Было поздно. Где–то совсем близко завыл поломоечный комбайн, отъезжавшие ночным скорым подтягивались к выходу.

За стеклом простирался февральский перрон, неохватный, как взлетное поле. Мела поземка.

– Откуда вы? – Денисов внимательно ее изучал.

– Из Красного Лимана.

– Недавно прибыли?

– Еще днем… – Появление вокзального инспектора уголовного розыска, который неожиданно подошел к ней и представился, явно обескуражило женщину.

Денисов поправил куртку. Миниатюрный микрофон, скрытый под одеждой, был теперь рядом с воротником – в любую минуту Денисов мог связаться с дежурным.

– В столице проездом?

– Нет, мы в Москву приехали.

– А билеты?

– Кажется, выбросила…

На вид ей можно было дать не больше двадцати – крашеная блондинка, у переносицы миленький шрамик…

Денисов заметил ее колебание, не ускользнувшую от наблюдательного глаза потерянность захваченного врасплох человека – они, собственно, и побудили его заговорить.

– Хотя нет, вот они… – Она поискала в плоском чемоданчике. – Пожалуйста…

«Спальный вагон прямого сообщения, двухместное купе… – прочитал Денисов на билете. – Компостер. Дата». – Он редко ошибался и, если подходил к кому–то, для этого оказывались, как правило, веские причины.

Проездные документы были в порядке. Денисов извинился.

– Желаю вам и мужу скорее встретить друг друга.

Блондинка облегченно перевела дыхание.

Был третий час ночи. Денисов отошел к дверям. За стеклом тесной группой прошли ревизоры поездов дальнего следования. До посадки на скорый оставалось совсем немного.

– …Провожающие! – В ретрансляторах что–то щелкнуло. – С восьмого пути отправляется…

Дикторша мягко смыкала губы. «С восьмого пу–ти–м… – получалось у нее. – Повторяю–м…»

Денисов прошел вдоль поезда: ничего особенного. Несколько десятков провожающих, старуха цветочница. Восьмой путь упирался в Дубниковский мост – двухпролетный, слабо освещенный, с неподвижными красными огнями внизу.

– «Двести первый»! – неожиданно окликнул по рации дежурный. – Где находитесь? – В голосе слышалась тревога.

– На посадке, – Денисов поправил микрофон.

– Сообщение с Казанского: крупные неприятности.

– Кража?

– Еще с вечера. А заявили только сейчас.

Впереди медленно поплыли освещенные окна скорого.

– На большую сумму! – Дежурный, капитан Антон Сабодаш, нервничал. – Разыскивают по вокзалам женщину и мужчину…

– Что похищено?

– Все! Документы, деньги, билеты… Портфель!

Три хвостовых огня прорезали темноту в горловине станции. С уходом скорого морозные электрички, ночевавшие у платформ, показались Денисову чернее обычного. Сбоку слепил глаза стеклянный куб нового вокзала.

– Как с приметами? – Денисов нажал на скрытый в рукаве регулятор.

– Должны сейчас передать.

– Что еще?

– По Москве? Ничего. Кража в Свиблове, брачный аферист…

Сквозь освещенные окна Денисову была видна нешумная суета нового здания, по облицованным серым парадным мрамором лестницам струился людской поток.

– …Сейчас это самое крупное происшествие на узле! Как понял? Прием…

– Иду на стоянку такси. – Денисов посмотрел на часы. – Оттуда в залы…

На стоянке такси людей оказалось мало, в основном провожавшие. Денисов переговорил с диспетчером, повернул в вокзал.

Он прошел в центральный зал. Женщина, прибывшая из Красного Лимана, сидела на том же месте. Она первой заметила инспектора, но не подала виду.

– Все еще не нашелся? – Денисов остановился рядом.

– Наверное, теперь до утра…

Ей хотелось поскорее от него отделаться

– Впервые здесь?

– Да.

– А муж?

– Он москвич…

– И вы не знаете адреса?

Она смутилась:

– Мы женаты недавно.

Вещей при ней не было – плоский чемоданчик с блестящим запором, плащ, ветка мимозы.

– Может, хотя бы улицу знаете? – спросил Денисов.

– Измайловское шоссе, по–моему… Это далеко?

– Порядочно. – Она все больше интересовала его. – А номер дома?

– В пяти минутах от метро – так он говорил.

Денисов украдкой рассматривал блондинку: пальто с капюшоном, отделанное золотистой нутрией. Мода, прочно утвердившаяся прошлой зимой. Подвернутые джинсы, сапоги.

– Может, поискать через адресный стол? – предложил он.

На ее лице напряглись мускулы:

– Не хочу.

– Муж догадается, что вы остались на вокзале?

– Я просто уверена. – По какой–то причине разговор был ей неприятен.

– А если объявить по радио? Может, он здесь? Как его фамилия?

– Иванов, – ответила она не сразу. – Иванов Павел.

«Когда не хотят назвать подлинную фамилию, – подумал Денисов, – всегда называют Иванова либо Смирнова. В Москве их тысячи».

– Объявлять тоже не стоит, – сказала она.

– Почему?

– Я бы не хотела… – Она снова замкнулась.

– У вас документы с собой?

– Все у Павла.

– Вы тоже Иванова?

– Тулянинова… Я не меняла фамилии. Людмила. Можно Люда. – Теперь она добавляла в каждую фразу одно–два лишних слова. – Приехать с милицией! Нет уж, увольте! – она решительно отвела эту мысль. – Предпочитаю вокзал. У себя, в Лимане, тоже работала на станции.

– Транспортница?

– Официанткой в железнодорожном ресторане…

Кто–то показался за дверью со стороны перрона. Тулянинова насторожилась.

Вошел старшина. Он коротко взглянул на инспектора, на женщину, отошел к лестнице. Денисов понял: если ему придется отойти, Тулянинова останется под присмотром.

– И никакого другого адреса? – на всякий случай спросил Денисов. – Друга или родственника?

Тулянинова подумала:

– Разве в Донецке? 91–159…

– Кто там?

– Они вместе учились, Шульман Слава. Я звонила, чтобы пригласить его на свадьбу… – Тулянинова неожиданно всхлипнула, сказала глухо: – Молодой семье, наверное, не следовало бы так начинать жизнь…

Что–то отстраненное послышалось Денисову в этой фразе, ее как бы произнесла другая женщина.

– «Двести первый»! – просигналил крошечный манипулятор под курткой.

– Извините.

Денисов вышел на площадь, зябко поежился. Мела поземка. На перроне еще стояли лужи, а здесь, на площади, снег лежал бурый, влажный, как нерастворившаяся кофейная масса. Над стеклянным кубом текли бесформенные зимние облака.

– «Двести первый» слушает, – сказал Денисов в микрофон.

– Казанский передал приметы преступников, – Антону будто прибавилось растерянности. Мастер спорта, человек исключительной физической силы и выдержки, капитан Сабодаш ничего не боялся, кроме ЧП. Поэтому именно в его дежурства все и происходило. – На мужчине коричневый бархатный костюм, плащ. Женщину как следует не рассмотрели: молодая, среднего роста…

– Понял.

– Обрати внимание! Могут скрыться у нас…

– Молодая, среднего роста… – повторил Денисов. – Мужчина в бархатном костюме… – Он подождал, раздумывая. – Тут дело такого рода… – и рассказал о Туляниновой и ее муже.

– Да ты!.. Ты знаешь? – Сабодаш даже задохнулся от волнения. – Ты представляешь, что может за этим скрываться?! И документов нет?! Повтори телефон в Донецке!

– Квартира?! Алло, квартира?! – кричал в трубку Антон. – Донецк?

Телефонистка междугородной «умыла руки»: сразу же отключилась, ничего не слышала, не пыталась помочь.

– Донецк?!

Денисов слушал дежурного по аппарату внутренней связи и смотрел в центральный зал: на исходе третьего часа непрекращавшееся движение пассажиров немного стихло.

– Слушаю, – раздалось наконец ответное из Донецка. – Вам кого?

– Из Москвы это! – обрадовался Антон. – Шульмана! Славу! Ну и спите вы! Здравствуйте…

– Кто говорит? – спросил мужской голос.

– Шульмана можно?

– Шульмана?!

– Славу.

– Кто это?! – мучительно допрашивал мужчина в Донецке.

– Я хочу спросить про Павла! про Иванова Павла! – Сабодаш не хотел называть себя.

На том конце провода совещались. Потом трубку взяла женщина, Денисов услышал те же подозрительные нотки:

– Вас кто все–таки интересует?

– Павел Иванов, – сказал Антон.

Женщина подумала:

– Не знаем такого. – А Шульмана?

Женщина повесила трубку.

– Денис!.. – Антон скрипнул зубами. – Ты слышал?! Телефон, который Тулянинова, или кто она там в действительности, дала в Донецке, просто липа! – Сабодаш кипел от возмущения. – Никакого Шульмана и никакого Иванова… А может, наоборот?! Может, в Донецке что–то заподозрили?!

Денисов не успел ответить.

– Переговорили? – ангельски проворковала вновь появившаяся телефонистка. – Отключаю, мальчики.

– Будьте на дежурном приеме, «двести первый»! – передал Антон уже по рации. В эфир он выходил только официально – «двести первый». «Денис» годилось для непосредственного) общения. – Наблюдайте за тем, как будут развиваться события…

В старой, не подвергавшейся реконструкции части вокзала пассажиров было меньше – лепные потолки привлекали людей постарше. Здесь же находились междугородные телефоны, почтовое отделение. Мимо стеклянных кабин связистов Денисов служебной лестницей поднялся на антресоли. Теперь он сверху смотрел в центральный зал.

Тулянинова стояла у бокового стекла, смотрела на площадь – высокого роста, застывшая в напряженной позе.

«Молодой семье, наверное, не следовало бы так начинать жизнь…» – вспомнил Денисов. Наивная фраза, ровным счетом ничего не доказывающая, и все–таки…

«Наивная фраза…» – Что заставило его снова к ней возвратиться? Может, когда–то он слышал ее от своей жены?!

Денисов одернул куртку, вошел в медкомнату.

– Что–нибудь случилось? – спросил дежурный врач.

– Все в порядке.

– У нас тоже, – он постучал по столешнице.

Денисов подошел к телефону:

– Я позвоню?

– Ради бога.

Денисов набрал номер и, дождавшись ответа, попросил:

– Красный Лиман, пожалуйста.

Пока его соединяли с Красным Лиманом, он успел переговорить еще с двумя абонентами в Москве.

– Бюро несчастных случаев? Это из транспортной милиции, Денисов. Несчастные случаи зарегистрированы? С мужчинами…

Отвечала женщина:

– Один.

– Где именно? – Денисов превратился в слух.

– Улица Затонная, территория восемьдесят четвертого отделения милиции. – Женщина отвечала скороговоркой. – Пострадавший госпитализирован в Институт Склифосовского.

– Пострадавший – москвич?

– Сведений нет. – Денисову показалось, что она спешила повесить трубку.

– Минуточку! Что с ним?

– То ли упал, – она вздохнула устало, – то ли по голове ударили.

– Молодой?

– Лет тридцати.

– Когда это произошло?

– Не знаю. Госпитализирован в час сорок два.

В восемьдесят четвертом отделении трубку снял помощник дежурного:

– Инспектора уголовного розыска? – этот по крайней мере не спешил. – Нет его. Дежурного? Оба выехали. ЧП у нас!

– Обстоятельства известны? – спросил Денисов.

– Пока неясно. Подробности должны скоро сообщить.

– Одежду пострадавшего знаете?

– Об одежде не говорили, – вопрос, по–видимому, его озадачил. – Может, это несущественно?

– Бывает, что несущественно, – согласился Денисов. – Но все–таки узнайте. А как состояние потерпевшего?

– Тяжелое. Идет операция, допросить пока нельзя…

– В карманах что–нибудь обнаружили?

– Карманы пустые.

В разговор вмешалась телефонистка:

– Москва! Кого вызывать в Красном Лимане?

– Я тебе еще позвоню, извини!.. – крикнул Денисов помощнику дежурного. – Девушка, пожалуйста, железнодорожный ресторан…

– Не знаю, есть ли там кто–нибудь… Алло! – сказала она кому–то через секунду. – Ответьте Москве! Говорите!

– Аллё. – В Красном Лимане отвечала пожилая женщина, страдавшая одышкой. – Слушаем…

– Директора, пожалуйста, – Денисов не надеялся найти никого, кроме сторожа, в лучшем случае уборщицы. – Директора или зама!

– Нет их, – добрым голосом сказала женщина, страдавшая одышкой. – Отдыхать пошли…

– Тогда метра!

– Климентины Максимовны тоже нет.

– А Туляниновой Люды?

– Такая, милый, у нас не работает.

– Не работает?!

– Рассчиталась! Замуж вышла! Да за кого! За дипломата… Уехала, милый! – Женщина не без труда перевела дыхание. – Да, в спальном вагоне, в двухместном купе! Билеты влетели в копеечку! Теперь, милый, ты Люду не догонишь.

2

– Мой Павел? – Тулянинова задумалась. – Молодой, энергичный… На вид не старше тридцати–тридцати одного…

– Русый?

– Брюнет.

Денисов достал блокнот.

– Как он одет? – Денисов пока не записывал.

– Однотонная серая сорочка, носки и галстук под цвет… Куртка кожаная.

В зале было совсем тихо. В конце третьего часа зал для транзитных пассажиров окончательно замер. Было слышно, как постукивает эскалатор, перегоняя по кругу складывающиеся гармошкой ступени.

Тулянинова пригладила жесткие, как иглы, ворсинки на воротнике.

– Что у него было при себе? – спросил Денисов.

– У Павла? Что вы имеете в виду?

– Ценности, например. – Следовало осторожно, не вызывая ни малейших подозрений, расспросить обо всем, что касается пропавшего Иванова.

– Совсем без денег. Только ключи от машины, ножик.

– У вас машина?

– «Жигули» последнего выпуска.

– Конечно же ваш муж мог где–то застрять… – Денисов кивнул. – У товарища, например. Не отпустили, или что–то помешало…

– Вы не знаете Павла! – Тулянинова переставила чемоданчик, теперь Денисов мог занять место рядом.

– Спасибо.

– С Павлом что–то случилось! Без меня он никуда не ушел бы. – Туляниновой было жарко, она расстегнула пальто, под ним оказалась темная, с глухим воротом кофточка, желтый янтарный кулон.

– Сильное чувство? – спросил Денисов.

Она покраснела:

– Труднее всего исцелить ту любовь, которая вспыхнула с первого взгляда! Это сказал Жан де Лабрюйер, – фамилия далась Люде с запинкой. – Французский писатель конца семнадцатого века.

– Не читал, – сказал Денисов.

– Я тоже. Все Павел!

– Начитан?

– Работник Министерства иностранных дел! Поэтому я и не хотела, чтоб через милицию, а потом по радио…

– Сколько времени вы вместе?

– Неделя.

– Поздравляю, – Денисов неловко поклонился.

– Это такое счастье… – Она покраснела. – Я говорю вам, как постороннему, с которым больше не встретишься. Этот приезд, Москва, этот прекрасный вокзал – все Павел!

– Куда вы пошли сначала?

– С поезда? В камеру хранения, сдали вещи, потом – в город. Павел смеялся: «Домой поведешь ты!» А я и Москвы еще не видела… Такой теплый сегодня день! Заметили? И солнце. У метро торговали мимозами…

Денисов взглянул на букет.

– Круглая полная женщина. – Он знал всех вокзальных цветочниц. – Седая… – Он видел ее у поезда.

– Павел сказал: «Цветы для новобрачной, мадам!»

– И она пожелала вам долгих безоблачных лет…

– Я вела Павла какими–то улицами.

– К центру?

– Разве я знаю?! Павел шел радостный, светлый…

«Восемьдесят четвертое отделение, – подумал Денисов, – даст ориентировку, когда поступят подробности из Института Склифосовского. То есть примерно через полчаса…»

У него еще оставалось время.

– Молодой семье… – начала Тулянинова.

Это была идея фикс не одной только Туляниновой – с чего и как длжно начинать молодоженам.

Из крошечного манипулятора под курткой Денисова неслись негромкие ввиду расстояния позывные: преступника в бархатном коричневом костюме теперь уже искал весь железнодорожный узел.

– Свадьба, по–видимому, будет здесь, в Москве? – поинтересовался Денисов.

– В «Праге».

– Вы и ресторан знаете?

– Двадцать восьмого, в четырнадцать… Павел уже заказал банкетный зал и музыку. Вообще–то он звонил из Красного Лимана не в ресторан, а сослуживцу. Тот и заказал.

– Понимаю.

– Развил бурную деятельность… – Впервые с начала их знакомства Люда улыбнулась. – Последний холостяк на курсе. Чуть ли не весь выпуск собирает… Конечно, без тех, кто за рубежом.

– Ему дали отпуск?

– Сначала для вступления в права наследства: у него умер родственник в Красном Лимане. А с сегодняшнего дня – очередной. В отделе Павел общий любимец…

Она о чем–то вспомнила, лицо ее потускнело.

– Вы не все рассказываете. – Денисов внимательно наблюдал за ней. – Разминулись с мужем, так бывает. Встретитесь. А что еще вас беспокоит?

Тулянинова совсем сникла.

Высоко, под рифлеными сводами крыши, висели мощные светильники, однако внизу было неярко, скорее пасмурно. Какие–то военные с каплями растаявшего снега на фуражках разговаривали по другую сторону двери.

– Ему грозили!

– Грозили?!

– Я нашла письмо, – голос ее дрогнул. – «Мы рассчитаемся, Паша! От меня не уйдешь!»

– Как же все–таки вы потеряли друг друга? Только подробно… – помолчав, спросил Денисов.

Она беззвучно всхлипнула, но тут же взяла себя в руки.

– По дороге к МИДу Павел завез меня в такси на телеграф. Все так глупо… Договорились: если он не появится через час, значит, уехал к шефу. В этом случае мне следует спуститься в метро, ехать до платформы Коломенская и там ждать.

– Почему Коломенская?

– Там живет шеф.

Денисов искал ясности.

– А зачем на телеграф?

– Я же сказала: пригласили много гостей. Надо было дозвониться до Ельца, потом в Сыктывкар…

– Дозвонились?

– Сыктывкар не отвечал. С Ельцом не было связи до семнадцати.

– Номера телефонов сохранились?

– Порвала. – Она махнула рукой.

– Дальше.

– Мне объяснили: нужно доехать до «Варшавской», перейти на железнодорожную платформу Коломенское…

– Вы так и сделали?

– Да.

Она не видела разницы в терминах «платформа» и «станция» в том смысле, в каком их употребляют москвичи: для поезда пригородного сообщения – платформа, в метро – станция.

«Возможно, он ждал ее в метро, на станции «Коломенская», а она – на одноименной платформе Московской железной дороги. – Денисов вынул блокнот. Посмотрел схему. – Затонная улица, откуда пострадавшего доставили в Институт Склифосовского, и метро «Коломенская»… Один район!»

– Вы говорили об этой записке с угрозой. – Он снова положил блокнот в карман. – Вы ее сами читали?

– Конечно.

– И помните содержание?

– Я могу ее показать.

– Записка с вами?

Она поставила чемоданчик себе на колени, щелкнула запором.

– Да вот! Пожалуйста.

Денисов взял конверт осторожно, хотя отпечатки пальцев автора, скорее всего, были уничтожены.

«Донецк, Главпочтамт, до востребования.

Иванову Павлу».

Почерк был средней выработанности. Судя по штемпелю, письмо отправлено из почтового отделения здесь же, на вокзале, пятого апреля, десять дней назад. Вместо почтовой бумаги автор использовал стандартный телеграфный бланк с тем же фиолетово–жирным индексом.

«До Красного Лимана, – подумал Денисов, разглядывая конверт, – муж Туляниновой заезжал в Донецк. Писавший анонимку знал это. Знал и то, что Иванов будет получать корреспонденцию на Донецком главпочтамте до востребования. Это сужает круг подозреваемых…»

«Мы рассчитаемся депломат от меня не уйдеш».

Тулянинова ошиблась: Иванова называли в письме не «Пашей», а «депломатом».

«Извечная история, – подумал Денисов. – Анонимщик старается скрыть грамотность: вместо безударного «и» ставит «е», знаки препинания отсутствуют… Но он не в состоянии показаться грамотнее, чем есть на самом деле! – Ошибка в слове «уйдеш» показалась Денисову не запланированной. Письмо писалось на вокзале и, по всей вероятности, в ночное время. Денисов снова положил письмо в конверт. – Днем, когда вокруг суета, люди смотрят – не освободилась ли ручка, стул, – такое на телеграфном бланке не напишешь!»

Тулянинова молча следила за ним.

– Я очень волнуюсь, – она сплела руки в замок. – С ним обязательно что–то случилось!

– Он не упоминал о Затонной улице?

– О Затонной? Не помню. Вы что–то узнали?

– Есть платформа Коломенское, и есть одноименная станция метро, – Денисову не хотелось огорчать ее еще больше. – Там парк рядом, река. Вы плохо договорились.

Она была готова заплакать:

– Думаете, он еще у метро?

– Вряд ли… Больше не заметили ничего подозрительного? – Денисов показал на конверт.

– Нет…

– Ни в Москве, ни в пути?

– Ни разу.

– А если б на него напали?

– Даст отпор! Не сомневайтесь: он каратист. И ножик с ним!

– Большой?

– Сувенир. На ручке маленькое копытце.

– Охотничий… А как с вещами? – Денисов постарался ничего не упустить. – Их много?

– Чемодан, сумка.

– Все в автоматической камере хранения?

– Да.

– А шифр?

– Мы записали. Я еще хотела подсказать ему, чтобы был осторожнее. Понимаете? Вокруг люди, все видят… Записку с шифром Павел сунул в верхний карман. Вытащат, потеряет!

Денисов задумался.

– Шифр помните?

– Только номер ячейки: 5103.

– Если бы у вас был паспорт, – сказал Денисов. – Боюсь, что у дежурного по камере хранения будут вопросы.

– Как же теперь быть? – она подняла голову.

– Я поговорю. Напишите заявление, перечислите вещи…

– Все?

– Хотя бы то, что сверху.

Тулянинова задумалась.

– У Павла кофта на четырех пуговицах. В сумке халат, бигуди. Бутылка шампанского.

– Я узнаю и вернусь, – Денисов поднялся.

Она остановила его:

– Я хочу, чтобы вы приехали в «Прагу» двадцать восьмого… – теперь Тулянинова выглядела побледневшей, глаза блестели.

– На вашу свадьбу?

– Да. С женою или один. Я даже не спросила, женаты ли вы. Тяжелая ночь. Вы столько сделали для меня…

– Спасибо. Право, не знаю.

– Должна быть интересная компания. Не пожалеете.

В автокамеры можно было попасть служебным проходом, минуя пищеблок. Денисов предпочел пройти перроном. Старое здание выглядело с перрона архаичным: острый конек крыши, круглый цоколь – начало века, смешение архитектурных стилей.

– Двести первый! – окликнул по рации Антон. – Какие новости?

– Пока ничего.

Заканчивался третий час. Мороз прихватил основательно – то в одном, то в другом месте асфальт стягивала глянцевитая предательская корка льда. Безлюдный перрон был по–прежнему залит пронзительным неживым светом.

– Иванов не появлялся? – спросил Антон.

– Нет.

– Я так и думал, – Антон вздохнул. – Звонили из восемьдесят четвертого отделения… Нас никто не слышит?

– Тулянинова в зале. Никто.

– Мужчина тот на Затонной улице…

Денисов заволновался:

– Умер?!

– Только что передали.

– Личность установлена?

– Не знаю, просили связаться позже. – Кто–то вошел в дежурку. Сабодаш поспешил закруглить разговор: – Ты где?

– У камеры хранения.

– Находитесь на дежурном приеме…

«Умер, – Денисов на секунду приостановился. – И все же ориентировки из восемьдесят четвертого отделения нет. «Позвоните позже». Видимо, у них своя версия, и они не спешат просить о помощи…»

Дежурный по камере хранения, молодой парень, сидел в застекленной будочке, не зажигая света, – по–видимому, спал. Денисов постучал по стеклу, дежурный тут же выскочил и, ни о чем не спрашивая, пошел следом. В отсеках пассажиров не было, большинство ячеек с вечера оставались открытыми.

– Проверим вот эту, – Денисов обернулся к дежурному.

– Что–нибудь случилось?

– Еще не знаю. – В другое время Денисов не преминул бы переброситься несколькими словами о хоккее: оба были болельщиками. – Сейчас увидим. Открывай.

Дежурный отвинтил контрольный винт, раздался звонок:

– Абсолютная пустота… Вещей нет… Хотя! – Дежурный попытался что–то вынуть, но Денисов перехватил его руку.

В дальнем углу ячейки блеснуло укутанное станиолем горлышко бутылки шампанского.

– Пусть пока стоит!

Дежурный посмотрел недоумевающе.

– На бутылке могли остаться отпечатки пальцев преступника. – Денисов осторожно прикрыл дверцу. – Запирай.