Текст книги "Поединок. Выпуск 7"
Автор книги: Александр Беляев
Соавторы: Эдуард Хруцкий,Леонид Словин,Владимир Рыбин,Геннадий Головин,Иван Макаров,Артур Макаров,Эдуард Хлысталов
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
Продолжая стоять, Тина предложила:
– Вы садитесь… Устали, наверное.
– Устал, – думая все о том же, признался Родионов. – Тина, а вы Федякину хорошо знали?
– Раиску? А как же… Ну, впрочем, не подруги мы никакие…, Ио видела часто, раза два в гостях у нее была. Светка, соседка наша, с собой приглашала… Она и отчим с ней дружат. А что? Господи…
– Соседка тоже торгует?
– Ревизор она. В командировке сейчас. Но почему… Почему вы так сказали: «знали»? Она… арестована?
– Федякина умерла, – не отводя взгляда, ответил Родионов. – Покончила с собой сегодня ночью.
Тина опустилась на стул, по–бабьи взявшись за щеки. Прикрыла глаза, а открыв, сказала с упрямой силой:
– Это из–за чего же? – И сразу потерялась. – Это… Это вы ее, она – из–за вас?.. Нет?
Родионов покачал головой:
– У меня она проходила как… Как потерпевшая, что ли…
– Ой, вы меня разыгрываете! – с надеждой подалась вперед девушка. – Ведь разыгрываете, верно? Райка и вдруг такое… Да она локоть ушибет – охов не оберешься! Раз простудилась, так разговоров было, как о туберкулезе… Вы не думайте, она вот сидела по глупости, а теперь говорит: «Лишь бы на молочишко хватало, а так – копейки не возьму, будет, поняла, что к чему!» Не–ет, что и случись, так она бы лучше куда угодно, на двадцать лет, но такое – никогда…
Говорила быстро и даже пыталась улыбнуться, но Родионов, отвернувшись, молчал, и она погасла.
Теперь долго молчали оба, и неловкая холодность этого молчания могла стать конечной в их отношениях.
Тогда Тина встала и положила руки ему на плечи.
– Но ведь вы… Вы здесь не виноваты? Я знаю, что нет.
– Спасибо. Только теперь я начинаю думать, что и сам виноват. Медлил. И еще собой любовался! А напрасно.
Не снимая рук, она откинулась, критически разглядывая его:
– Ну отчего же так и напрасно? Вполне представительный мужчина. Даже очень, я бы сказала, да боюсь…
Разрыв между стуком в дверь и появлением Малюгина был так короток, что Тина не успела отстраниться. И, обозлившись, что вздрогнула и что пыталась успеть, еще теснее придвинулась к Родионову.
– Извините. Вечер добрый… Ты собираешься гостя чаем поить? А то я другой раз грею.
Родионов перевел глаза с отчима на девушку, опять посмотрел на Малюгина:
– Спасибо. Но уже поздно и мне – пора. Мне действительно очень надо идти, Тина…
– Хорошо, – кивнув, отстранилась она. – Надо – значит, надо. Я провожу.
– Так вы заходите, – не сразу освободил дорогу Малюгин. – Рады будем, а как же… Надо же вместе хоть чайку попить.
– Вы–то вроде уже хватили… чайку, – фыркнула Тина.
– А ты, девушка, не груби! Грубость, она не для тебя… Знаешь, в чем сила женщины? – поднял палец отчим. – В ее слабости, во как.
– А мужчины – в чем? – агрессивно спросила она.
– Так в силе, – ответствовал Малюгин и выставил ладони, защищаясь. – И точно, я вам доложу, – сообщил он уже Родионову и отступил, давая пройти.
У калитки они оказались скрытыми от взглядов с террасы, и Родионов торопливо взял и держал ее руки.
– Встретимся завтра, да? Вы сможете?
– Я–то смогу… Только лучше – в городе.
– Принято. Чтобы опять вдруг накладки не вышло, позвоните мне днем, хорошо? Двадцать пять – девяносто три, запомните…
– Запомнила.
Она сказала, зажмурившись, приподняла лицо, но было темно, и поэтому он не заметил этого движения. И уже очень торопился.
Выпустил ее руки, пошел, убыстряя шаги, оглянулся, махнул рукой и почти побежал.
А она стояла и слушала, как удалялся и стихал частый стук каблуков.
Родионов помнил, что Алена Скворцова, за которой ухаживал еще до армии, жила на Вокзальной, в доме одиннадцать, недалеко от музыкального училища… Поэтому, едва показался старый дом с колоннами по фронтону, он вгляделся в нумерацию и тут же сказал таксисту:
– Стоп! Приехали.
Из машины выскочил, сильно хлопнув дверью, а водитель сразу вылетел следом и даже задохнулся от негодования:
– Э! Стой… Ты куда?
– Ну что такое? – нетерпеливо приостановился Родионов.
– Уже в коммунизме живешь? Деньги–то платить надо?
– Ох, простите… Вот. Извините, тороплюсь я.
Горело лишь одно окно из четырех, выходящих на эту сторону, звонок оказался на удивление басовитым., и он, может быть, не решился бы позвонить еще, но за дверью раздались шаркающие шаги. Потом замок щелкнул, показалось сумрачное лицо Талгатова и сразу расправилось в улыбке, едва он увидел Родионова.
– Заходите, – пригласил шепотом. – Вот сюда, на кухню… Нежданно дочка с зятем приехали, сами к друзьям ускакали, а я едва внучку уложил. Так что придется на кухне, извините.
– Это вы меня извините. Но знаете…
– Тут можно уже не шептаться. Я сейчас чаю согрею… Вот сюда садитесь. А может быть, покрепче чего–нибудь? Поужинать? – по–домашнему суетился Талгатов.
– Нет, нет, спасибо… Чаю, хорошо! Я в НТО был, Абид Рахимович… Отпечатки остались только на тех вещах, которыми Федякина пользовалась. А на других – стерты.
– Вот и смотрите, – нимало не удивился Талгатов. – Значит, тот, кто с ней пил, точно знал, что ей посуду мыть не придется.
– Но на шприце тоже следы ее пальцев, а стертостей нет.
– Там уже могли быть перчатки. Преступник нынче грамотный, он и кино смотрит, и книжки читает. Только этот шприц мне все равно не нравится.
– Мне тоже, – согласился Родионов.
– И я сразу внимание обратил, что он под левой рукой лежит! Надо выяснить, была ли она левшой, а если нет, то этак себе укола не сделаешь. Тем более выпив.
Чайник, видимо, был теплым, потому что зафырчал быстро. А пока Талгатов заваривал чай, Родионов постарался пережить очередную свою промашку: под какой рукой лежал шприц, он не обратил внимания… Теперь казалось, что и трагическую смерть продавщицы можно было предотвратить, если бы вместо ликования по поводу того, что оказался правым в начальных своих предположениях, сразу взял бы ее под арест. А то нате какой молодец: показал завидную проницательность в первом же своем деле.
Так сидел и казнился. А Талгатов деликатно помалкивал, разливая чай, ждал, пока Родионов сам начнет дальнейший разговор.
– Вы были правы, что надо найти Илясову, – не глядя на него, сказал Родионов. – И вообще вы были правы, а я упрямился как… как…
– Да не о том ты, перестань. – Хозяин достал с полки чистую консервную баночку с аккуратно загнутыми краями, поставил на стол: – Кури, если хочешь, я окно открою.
– Спасибо, закурю.
– Скажи, Игорь Николаевич… Ты не подумывал о Тихомолове?
– О Тихомолове? – отложил сигарету Родионов….
– Да, да, о нем! Уж если проверять, то обстоятельно… Чего ради он с ней к тебе приходил, раз он – товаровед? Это не его дело. Дальше… Впрочем, дальше можно сделать так: ты займись завтра Илясовой, а я о Тихомолове справки наведу, остались у меня кой–какие связи.
– Мне еще надо этого Якова найти, который парней на палатку навел.
– Сначала – Илясову. Наведайся на почтамт, там о подписках все известно. И хорошо бы кого в помощь себе пристроить из толковых. Надо это дело раскрутить, пока горячо.
– Я с Гундаревым поговорю.
– Гундарев как раз сгодится, – одобрил Талгатов. – Мал кочеток, да крепок. А за упущения себя не казни, Игорь Николаевич! Сейчас тебе уверенность нужна, а уж я чем смогу, как говорят… Давай горячего налью, и варенье бери. Это я сам варил, из собственных слив… Умора!
Отзывчивость Гундарева сыграла с ним очередную шутку: он был завален поручениями Катина. Тем не менее уверил Родионова, что найдет время и для него, потому что Катин теперь беспрепятственно выделял машину по просьбе шустрого инспектора.
Эта машина и ждала их возле почтамта, пока пожилой, дотошный службист исследовал реестры с подпиской.
– Да, один адрес совпадает, – объявил, снимая очки и растирая пальцами переносицу. – Вот: Илясова Э.Ка, улица Подгорная, дом семь, корпус три, квартира тридцать пять. Еще одна Илясова выписывает тоже «Комсомольскую правду», а «Литературную газету» получает Илясов, живущий на проспекте Ленина. Но они, по–видимому, вас не интересуют.
– Совершенно точно, они – нет, – уверил Гундарев.
– Спасибо большое! – обрадованно пожал руку почтового работника Родионов.
– Не за что, – скромно отозвался тот. – Обязанность моя, так сказать…
Пока ехали, Гундарев что–то безмятежно напевал себе под нос, а Родионов был сосредоточен.
– Мы дома за два выйдем, – предупредил он шофера, едва машина свернула на Подгорную. – Это какой дом?
– Три, – перестав напевать, присмотрелся Гундарев.
– Еще немного… Стой! Здесь и ждите. Идем, Павел Семенович.
Но в квартиру Родионов постучался одни – Гундарев остался на лавочке возле подъезда.
Открыла молодая женщина с помятым после сна, быстроглазым лицом. Запахнула на груди халатик, поправив приблизительную прическу, спросила:
– Вам кого?
– Вас, если вы Илясова Э.Ка. Здравствуйте.
– Это я. А в чем дело? – Цепочку с двери она не снимала.
– Я с почтамта, из отдела доставки… Вы получаете «Комсомольскую правду», и позавчера почтальон случайно оставил в ней чужое письмо. А письмо заказное, и могут быть неприятности, – искательно улыбнулся Родионов.
– Позавчера? – пожала она плечами. – Не помню… Да и видела ли я ее? Нет, не помню… Но письма уж точно не видела.
Родионов спешно формулировал следующий вопрос.
– Может, брат знает, – вдруг сказала Илясова, сжалившись. – Кажется, он ее и брал тогда утром…
– А… Он дома?
– На работе, – разочаровала женщина. – Вечером придет., если не задержится… Теперь молодые люди рано не возвращаются.
– Понимаете, это, в общем, моя вина с письмом… Вы не скажете, где его сейчас найти?
– Где вы его в разъездах найдете? Шофер он… Съездите на комбинат, на домостроительном он работает… Только навряд ли.
– Илясов Яков? – Родионов уже начал спускаться.
– Откуда вы взяли? Сергей он… Яков!
Дверь квартиры хлопнула, когда Родионов был уже этажом ниже.
Сергей Илясов с привычным презрением подождал, пока, сопя и отдуваясь, вылезет из машины его «хозяин», выслушал напутствие и указание, когда снова подать машину, и поехал к гаражу.
Загонять машину не хотелось, но пекло изрядно, и, помедлив, он все же въехал в прохладный сумрак, пристроив «козла» между автобусом и стоявшим над ямой «рафиком».
Когда вылез, увидел механика Агамова и рядом с ним незнакомого парня.
– Тут ждут тебя, – буркнул Агамов, спешно уходя, и этот его уход насторожил, хотя сам парень поначалу не вызвал опасений.
– Вот он я! – в ход пошла широкая улыбка–обаяшка. – Чем служить?
Родионов уже увидел настороженность в неулыбающихся глазах, заметил до этого взгляд–прыжок вслед Агамову. Но, главное, он сразу увидел мушку под глазом.
– Илясов… Яков? Вам привет от Раисы.
– Оши–иблись, – шире улыбнуться было бы трудно. – Сергей я… Однофамилец мой во–он ходит, – кивнул он вправо, и, когда Родионов на мгновение отвел глаза, последовал стремительный бросок к близким воротам гаража.
– Спокойно, юноша, – негромко предложил Гундарев. Он стоял перед воротами на самой границе света и тени, солнечный луч из–за его плеча бликовал на вороненом дуле пистолета. – Ваш поезд уже ушел.
В кабинете было сизо от дыма, выходя в окно, он слоился пластами.
Родионов докладывал:
– …Илясов уже совершил ошибку, он только рассмеялся, когда я пообещал очную ставку с Федякиной. Он знает, что этого не может быть…
– Ну, допустим, – проворчал Бакрадзе. – Нет, ты давай, давай, это я как бы про себя.
– Теперь главное, – перевел дыхание Родионов. – Я прошу разрешения на задержание Тихомолова…
Если тишина может усиливаться, то она усилилась. Ненадолго.
– Нет, это поразительно, до чего способный у нас появился работник! – восхитился Катин. – Из такой ерунды и во–он какое дело… Ах, молодец. Этак о нас громкая слава пойти может!
– А кто против славы? – удивился Бакрадзе. – Я совсем не против. Та–ак… Ну а Тихомолов сюда каким же боком?
– Помимо его странной участливости в деле Федякиной удалось установить и такое… – Родионов с тнхим торжеством оглядел собравшихся. – Три с половиной года назад Тихомолов работал на ткацкой фабрике и уволился полтора месяца спустя после крупной кражи из сейфа накануне зарплаты…
– Есть у нас такая висячка, мы еще тогда кассиршу отрабатывали, – тихо сказали в углу, и Катин покосился туда.
– …Затем он работал в системе пищеблока и уволился год назад, после аналогичного ограбления.
– Это дело, к сожалению, тоже висит! – прицокнул языком Бакрадзе. – Правда, товарищ майор?
Катин шумно засопел, наливаясь краской.
– Должен сказать, – тоже потупился Родионов, – что я мало чего смог бы добиться, если бы не советы и помощь Абида Рахимовича Талгатова…
Он хотел еще продолжить, но Бакрадзе шлепнул ладонью по столу:
– Значит, насколько я понимаю, вы вошли в контакт с человеком у нас ныне не работающим, с пенсионером?
– Да.
– Я же говорю – у него вообще методы работы странные, – встрепенулся Катин.
– Подождите! – пресек Бакрадзе, – продолжая: – И Талгатов так же настроен по поводу Тихомолова?
– Да.
– Тогда вот что, Родионов… – Бакрадзе встал и, обойдя стол, подошел к нему: – Тогда бери–ка ты карты в руки и шуруй. Надо помочь будет – говори чем. Мне говори! Если ты до этих дел докопаешься… В общем – действуй. Только помни: что кому дано, с того и спрос… Все, товарищи!
Талгатов зашел в бывший свой кабинет, когда Родионов сидел, прижав к уху телефонную трубку. Так с трубкой и встал, здороваясь.
– Не Тихомолову? – спросил Абид Рахимович, садясь.
– Ему, – шепотом подтвердил Родионов. – Второй раз звоню. И опять никого…
– Не лучше бы съездить за ним?
– Не хотел так официально. Он ведь пока…
И тут же Родионов прервался и закивал – трубку в торге подняли. – Товарищ Тихомолов? Здравствуйте, Родионов опять беспокоит… Да, все знаю, именно поэтому хочу попросить вас подъехать. Сейчас, если можно… Да нет, формальности кое–какие. Да… Да. Хорошо, жду.
Повесив трубку, серьезно посмотрел на Талгатова и вздохнул:
– Ну, завертелось… Сейчас Илясова приведут.
– Он уже в коридоре. Я просил конвойного не вводить, извините… Хотел сначала повидать вас одного.
– Разумеется. Вот, – Родионов полез в стол, – вот перчатки… Нашли под сиденьем машины.
– Ну–ка, ну–ка, – полюбопытствовал Талгатов. – Почти новые.
Он задумчиво вертел перчатки в руках, разглядывая. Вид у него стал отрешенный, и Родионов, – уже зная его, понимал, что старый профессионал встретился с новой мыслью.
– Пусть пока у меня побудут, – полуутвердительно спросил Талгатов и сунул перчатки в карман. – Что ж, давайте начнем. Магнитофон подготовили?
– Да, в порядке. Илясова! – крикнул Родионов.
И ввели Илясова.
Он держался независимо, войдя, остановился в позе весьма непринужденной, светлые, нагловатовые глаза с легкой насмешкой оглядели Родионова, но на Талгатова взглянули настороженно.
– Садитесь, Илясов, – предложил Родионов, закуривая. – И давайте прямо к делу… Итак, вы утверждаете, что незнакомы с Раисой Федякиной?
– Так, конечно, утверждаю.
– А Коробова и Дзасохова знаете, так?
– Это они со стройки, что ли? Раза два поддавали вместе…
– Но ведь это именно вы кинули им мысль потревожить продуктовую палатку… Значит, вы знали палатку и не могли не видеть продавщицу. Что скажете?
– Палатку видел, когда к ним на работу шел. А что до мысли, так ничего не кидал, а просто пошутил по пьянке… И нечего им зря меня марать!
Все звучало довольно логично, и все же, знай Илясов, что последует дальше, он бы держался иначе.
– На очную ставку с Федякиной согласны?
– Валяйте, – Илясов ухмыльнулся. – Интересно будет послушать, что она плетет.
Родионов достал из стола обрывок «Комсомолки», развернул и разгладил его.
– Газета ваша? Можете взять, посмотреть…
Илясов молчал. Лицо его почти не изменилось, но он молчал.
– Вспоминаете, где ее оставили? У Федякиной дома вы ее оставили, Илясов. И еще я вам помогу не врать дальше: одна из соседок видела в окно, когда вы шли к ней в гости, и довольно точно вас описала…
Илясов все еще молчал. Сейчас он, как шахматист, молниеносно просчитывал варианты ответов, версий и доказательств. Легкая бледность проступила у него на лице, лишь на скулах краснели пятна, выдававшие возбуждение… Он перебирал, взвешивал, отбрасывал и снова перебирал.
– Что же, Илясов, тогда придется…
– Был я у Раисы, – быстро сказал Илясов. – Знаком с ней, верно, и был у нее.
– Так, хорошо, – одобрил Родионов. – Когда были? Что делали?
– Позавчера. С неделю, как познакомились… Ну, – он криво усмехнулся, – поладили… А позавчера она пригласила, а я зашел. Посидели, выпили… В общем все было как положено, сами же не маленькие, понимаете, что как бывает!
– И что же вы – ушли, остались?
– Ушел, конечно.
– Почему – конечно? – быстро спросил Родионов.
– А чего же мне было там оставаться? – заглаживая промах, горячился Илясов. – Наше дело такое, раз–два и домой.
– Ну, положим, не сразу домой, – усомнился Родионов. – Еще надо было свою рюмку протереть, вилку, ножик, словом все, чего касались…
– Это зачем же?
– Чтобы следов не оставить, естественно. Но это вы сделали уже после того, как убедились, что Федякина мертва.
– У–у, что вы мне мажете, – протянул Илясов, морща складки на переносице. – Хорошее дельце!
– Видите, вы даже не удивились, что вашей подруги нет в живых!
Илясов покусал губу. И не нашелся.
– Все там будем, – угрюмо пробурчал он.
– Однако то ли в спешке, то ли спьяну, но кое–что вы не учли. Вот здесь, – Родионов положил руку на папку, – здесь факты, утверждающие, что Раиса Федякина не была левшой. И здесь же заключение экспертизы, гласящее, что укол в правую руку не мог быть сделан левой, даже владей она ею, как правой… Не под тем углом вошла игла, понимаете?
Илясов отреагировать не успел.
– И еще одно, – сказал Талгатов. Забывший о его присутствии Илясов вздрогнул при звуках этого голоса. – Тут еще кое–что, посмотрите…
Поворачивался Илясов всем телом, медленно. В руках у Талгатова были перчатки.
– Многое учли, – продолжал Талгатов. – Многое… Только дырочку на шве проглядели. А по краям разрыва налипло всякое… Думаю, что экспертизе не составит труда определить, что случилось, когда вы стол прибирали.
– Врете! – крикнул Илясов и перешел на шепот: – Врете… Нет там ничего!
– Как же нет? Вот, – растянул и показал отверстие на перчатке Талгатов. – На безымянном.
Разом ссутулившись, Илясов перевел взгляд на Родионова, обратно на Талгатова, снова на Родионова… Потом на вошедшего Гундарева. Тот сказал что–то на ухо Родионову, выслушал такой же тихий ответ, кивнул и вышел.
– Тихомолова доставили, – намеренно громко бросил Талгатову Родионов.
Илясов привстал и снова сел, глядя на дверь.
– Я… – вымученно улыбнулся он. – Я ее… из ревности, значит… – Тут же лицо его окаменело в решимости. – Но больше за мной ни–че–го, слышите? Ни–че–го! Уж как хотят… Теперь мне бояться нечего, теперь пусть меня боятся…
Он впал в нервный транс, и Родионов обеспокоенно посмотрел на Талгатова. Глазами показав на дверь, тот произнес беззвучно шевеля губами:
– Ти–хо–мо–лова…
Родионов подошел к двери, открыл:
– Прошу вас.
– Здравствуйте…
Осекшись, Тихомолов некоторое время не мог оторвать взора от лица Илясова. Затем с трудом отвел глаза, но Илясов, вскочив, забормотал сбивчиво:
– Глядишь? Грозишь? Не–ет, раз меня на вышку тянут, мне и черт не страшен! И…ым не… ашен и… ет… уда… очет!
Последние его слова было невозможно разобрать за отчаянным вскриком Тихомолова:
– Что это? Он сумасшедший… Сумасшедший! Уберите его!
В комнату влетел Гундарев, следом вбежал конвойный милиционер. Тихомолов отступил от двери. А Илясов смолк, тяжело дыша.
– Уведите его, – решительно показал на Илясова Талгатов. – А вы, – обратился к Тихомолову, – вы тоже подождите за дверью.
– Пожалуйста… Но я… Я не понимаю, что происходит!
– Сейчас объяснимся. Гундарев, заберите пока гражданина Тихомолова к себе… Идите.
А когда они остались вдвоем, Талгатов вплотную подошел к слегка ошеломленному Родионову.
– Ах как везет тебе, как везет! – сказал с горестным и завистливым восхищением. – Надо же, до чего заманчиво все складывается…
– Да, – растерянно улыбнулся Родионов. – Только как я опять эту дырку на перчатке проглядел?
– Проглядеть проглядел, но сейчас не в том суть, – отмахнулся Талгатов.
– Как не в том?
– Так. Есть нечто более важное, понимаешь? – Талгатов взял Родионова за лацканы пиджака, и теперь тот поглядывал на него с некоторым опасением. – Ты слышал, что Илясов говорил?
– Ну, бормотал он там что–то, что не боится…
– Бормотал! Он говорил, а не бормотал, это Тихомолов так орал, что не слышно было… Чтобы слышно не было, понимаешь?! Вот в чем дело… Ну–ка, промотай ленту назад.
Родионов нажал клавишу магнитофона, снова щелкнул.
– Теперь на другую скорость… Дай я сам! Слушай.
– «…не–ет, раз меня на вышку тянут, – густо и медленно раздалось с хрипением на фоне отдалившегося вопля Тихомолова, – мне и черт не страшен и арым не трашен и усть идет уда очет…»
– Ну? – лицо Талгатова было почти молодым и азартным: – Понял? «Мне и черт не страшен, и Карым не страшен и пусть идет куда хочет!» А–а, ничего ты пока не поймешь! Звони скорее Бакрадзе, чтобы для нас время нашел… Звони!
Выбежав из проходной, Тина бросилась к автоматной будке напротив, закрыв дверь, опустила монету. После двух наборов аппарат издевательски крякнул и выдал гудок. Со второй монетой хитрый агрегат поступил также.
Выйдя из будки, она беспомощно осмотрелась и в отчаянии топнула ногой: поблизости других автоматов не было. Стрелки часов двигались к шести, и тогда она опять побежала к проходной, дернула ручку двери, ведущей в помещение вахтера.
В небольшой комнатке, сидя прямо на полу, пил чай красивый старик с белой бородкой, и, видимо оберегая покой гостя, вахтер накинулся особенно рьяно:
– Ты зачем? Что надо? Сюда разве есть ход?
– Можно от вас позвонить? Ну, пожалуйста…
– Служебный это, нельзя! Автомат есть.
– Не работает он…
– В другой иди!
– Да опаздываю же я! А бежать далеко, и монеты кончились. Разрешите, очень вас прошу!
Вахтер уже надул щеки для гневной тирады, но старик дернул его за полу кителя и укоризненно покачал головой.
– Звони, пожалуйста, – разрешил вахтер.
Старик улыбнулся Тине и кивнул.
– Спасибо вам, – схватилась она за трубку. – Спасибо… большое… пребольшое… Родионова будьте добры!
Все смотрели на него, и, прикрыв трубку ладонью и отвернувшись к стене, Родионов говорил едва слышно.
– …Никак не могу ранние… Нет, лучше не там. Да. Когда? Хорошо, понял. Пока.
Положив трубку, виновато огляделся, и Бакрадзе подмигнул неожиданно:
– А жизнь идет своим чередом, да? Это хорошо! Но вернемся к нашей печке… – и склонился над бумагами перед собой. – Что же мы имеем кроме неприятностей? Вот что: фамилия – Барыбин, имени тут почему–то два – Анатолий и Борис, – будем считать Борис Владимирович; по одним данным – тысяча девятьсот двадцать первого, по другим – двадцать пятого года рождения, место рождения не указано… Впервые осужден в тысяча девятьсот сорок третьем году. Затем – кража, налеты. Приговорен к полному сроку, совершил побег… Новые и очень дерзкие дела, все перечислять не стану! Опять судимость… Освобождается по амнистии от тысяча девятьсот пятьдесят третьего, поскольку актируют как больного, а в пятьдесят четвертом снова получает срок. И вот пожалуйста: в пятьдесят шестом году получает срок. И вскоре его останки обнаружены в тундре. Вроде бы все! Есть, правда, еще документик… Вот он: некто Зайцев в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году показал, будто случайно встретил Барыбина. Затем от показаний отказался. Фотографий Карыма нет. Теперь – все.
Бакрадзе поднял голову и посмотрел на Родионова.
– Вот такой он, Карым… Барыбин то есть.
– Роскошная биография, – согласился Родионов. – И вы думаете…
– Нет, брат, это уж ты думай, – предложил Бадкрадзе. – Тебе – думать и рассуждать, а мне – выводы делать, поскольку я – много опытней. Хотя скажу сразу, что уже имею соображения по поводу некоторых повисших по нашему ведомству дел… Ну, ждем вас, Родионов!
Тот нашел глазами Талгатова, затем оглядел остальных.
– Вы допросили Тихомолова, Павел Семенович?
– Да, – отозвался Гундарев. – Возмущался задержанием, знакомство с Илясовым отрицает. Грозит, что будет жаловаться.
– Понятно…
– Что же – понятно? – нетерпеливо поинтересовался Бакрадзе.
Родионов достал и отложил сигарету.
– Илясов тоже теперь отрицает знакомство с Тихомоловым. Начисто! Убить – убил, из ревности, а кто такой Карым – в первый раз слышит… Не произносил этакого, ошибаемся мы, показалось нам!
– Он и будет отрицать, чего ему терять? – вздохнул Катин.
– В ближайшее время – будет… Тихомолов тоже не пойдет на откровенный разговор, а улик против него пока нет. Если Карым существует, то, узнав об аресте своих сподвижников, времени терять не станет, постарается исчезнуть. Мне кажется, – Родионов опять посмотрел на Талгатова, – что завтра придется извиниться перед Тихомоловым и отпустить его. Но затем еще и еще перепроверить! И кроме того, – параллельно работать с Илясовым, другого пути не вижу.
Все молчали, салютуя друг другу клубами дыма. Катин откашлялся:
– Не знаю, поможет ли тебе это, Родионов, но есть данные, что днями некто приобрел несколько крупно выигравших лотерейных билетов. Данные у меня… Нет ли тут связи с билетами, похищенными из палатки? Пораскинь, подумай.
– А что, найдем мы ту кассиршу с ткацкой фабрики? – ни к кому не обращаясь, спросил Бакрадзе. – Тогда можно поднять дело той кражи и заново сопоставить кое–что.
– Не найдем, – подал голос Талгатов. – Ее машина сбила в прошлом году… В больнице скончалась. Похоже, что они убрали ее.
– Илясов опять заговорит, такое у меня впечатление, – сказал следователь по особо важным делам Будницкий. – Все обдумает и может дать дополнительные показания.
– Возможно. Только не сразу, в этом Родионов прав, – откликнулся Катин. – А время – золото.
Снова дымом повисло молчание.
Десяток людей, собравшихся в этой комнате, знали больше, больше умели и рассчитывали быстрее, чем Илясов. И, если бы мысли, сменяясь, щелкали, как костяшки счетов, здесь бы стоял неумолчный треск.
– Тогда Родионов прав, предлагая отпустить задержанного, – вздохнул Бакрадзе. – Как ты считаешь, Абид Рахимович?
Теперь все смотрели на Талгатова. А он вместо ответа обратился к Родионову, и тот испытал прилив гордости.
– Завтра суббота… Может быть, Тихомолова сегодня отпустить, Игорь Николаевич?
– Не думаю. Пусть ночь поразмыслит, опасений наберется, авось оттого потом какую промашку допустит… Я убежден, что он в этом деле далеко не посторонний.
Талгатов кивнул, соглашаясь. Бакрадзе тоже цокнул утвердительно, перед тем как сказать:
– На том и порешили. А если вдруг дойдет дело до расширенной операции, то людей у нас негусто… Надо будет взять из райотделов кого половчее. Держите меня непрерывно в курсе дела… Ну, как говорится, вперед и выше!
Пока добежал до остановки и, запыхавшись, обозрел сквер, на часах уже было девять с минутами.
Тины нигде не было видно.
Неужели ушла из–за трехминутного опоздания? Родионов не мог понять, на кого больше досадует, на себя или на нее, хотя это он опоздал уже второй раз.
Тина вышла из автоматной будки под деревьями, и Родионов не сразу узнал ее, привыкнув лишь к рабочему и домашнему виду.
– Слишком уж кавалеры наседали, – кивнула девушка на двух явно разочарованных появлением Родионова юношей. – Делала вид, что звоню… И вообще не знала, куда время деть.
– Занят я был. Очень.
Родионов сказал это просто, не извиняясь, не оправдываясь, и поэтому она особенно поняла, что да, был занят, и занят очень. И взяла его под руку:
– Куда же мы теперь? Пройдемся…
– Есть я хочу до чертиков, просто сил нет… Знаете, пойдем–ка и мы посидим где–нибудь. Принято?
– В это время во всех заведениях не питаются, а ищут… счастья. И веселья. Куда бы нам пойти? – Тина смешно приложила палец к носу, решая. – Давайте–ка на вокзал… Там тоже не без музыки и танцев, но кормят лучше.
– Смотрите, а вы оказывается, знаток злачных мест.
– Знаток – слишком сильно сказано, но ведь не все вечера я дома сидела, до того как вы появились.
Сначала эта откровенность резанула, потом он нашел в ней доверие и простоту, а пока это все осаживалось, шли молча. С другой стороны, совсем не в молчанку играть летел он опрометью, боясь опоздать… И что, в конце концов, за трагедия? Ну, девчонка как девчонка, ветер в голове, долго ни с кем не встречался, вот и накрутил себя чуть не до влюбленности! Чушь это все, и надо быть проще, раз сама она дает тому запев.
Но, покосившись, увидел рядом такое строгое и печальное лицо, что даже слегка защемило внутри.
– Вот и пришли почти, – сказала, останавливаясь, Тина. – Не раздумали?
– Совсем нет… Прогулкой сыт не будешь. Идемте–идемте, еще перед дверями настоимся.
Но с этим как раз обошлось. Уже с порога их встретила разноголосица кудреватых молодцов из ансамбля, в котором каждый стремился петь как можно выше и лиричнее. Стол нашли сразу, официантка подбшла быстро и не очень огорчилась, приняв заказ с одной бутылкой сухого вина. Зато принесла все сразу: и вино, и закуски, и горячее.
Родионов и впрямь проголодался изрядно: потягивая вино, Тина, улыбаясь, следила, как шустро он расправлялся со своей порцией. Почувствовав ее взгляд, он поднял глаза и спросил:
– Чему это вы?
– Так… Вот еще есть один нетронутый шницель. И – вам не кажется, что вы меня спаиваете? Я пью, а вы только закусываете…
– Я вообще не пью, – отложил вилку Родионов и взялся за свой фужер. – Никогда. Но сейчас чуть–чуть выпью… За вас.
– О, какие жертвы… Спасибо. Вам надо выпить, а то вон вы какой озабоченный. Все думаете и думаете о чем–то.
– Что поделаешь, раз думается. Но вы правы, надо и отойти… Расскажите что–нибудь про себя.
– Ну что же я вам расскажу? Как я живу – видели, где работаю – тоже… Так все и идет.
– Ваш отчим, мне кажется, не слишком рад нашему знакомству. Я не ошибся?
Тина задумчиво накрутила на палец прядь волос у виска:
– Рад не рад, во–первых, это не имеет значения, а во–вторых… Вот я его с десяти лет знаю, а не видела, чтобы он радовался или злился. Очень уравновешенный человек. Маме, наверное, трудно с ним было… Она от гриппа умерла, мама моя. Глупо, правда?
Родионов промолчал. Она опять нравилась ему все больше и больше, и в то же время он видел в ней нечто закрытое, спрятанное ото всех и от него тоже. Или просто казалось ему?
– У меня ведь тоже никого нет. Только брат. Мы с ним и с бабушкой остались, а мать с отцом и сестрой в район, на свадьбу отправились. На такси… Попался навстречу пьяный шофер на самосвале, и остались мы втроем. Потом бабушка умерла… Что–то невеселый у нас разговор пошел.
– Так ведь про жизнь, – отозвалась Тина.
– Ну, это вы бросьте! Что за настроение в ваши годы…
Она рассмеялась: