Текст книги "Простолюдин (СИ)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц)

2

Император долго хохотал, трясся и хлопал себя по коленке.

– Спасибо, насмешили, – молвил он, отсмеявшись. – Впрочем, ваш вопрос довольно логичен. Правда, он детский. Тогда уж идите дальше и предположите, что ваша жена, ваши вассальные дворяне, этот атолл, земная сила тяжести – тоже инфосолитоны. Они материальны, их можно осязать. Те объекты, до которых вы не дотянетесь, из соображений простоты могут быть и миражами. Сделайте еще полшага и убедите себя в том, что на Земле вообще не осталось людей. Или в том, что Инфос каким-то образом проник на Луну, а вы никогда ее не покидали, и все ваши ощущения внушены вам Инфосом. Вы готовы поверить в это?

Я помотал головой.

– Это похоже на солипсизм.

– До неразличимости. И до неразумности. Вы человек действия, следовательно, не солипсист. Это первое. Мощь Инфоса велика, но не безгранична – это второе. Подумайте о следствиях из данной истины. И главное: вы должны принять решение. Хотите вы или нет, но вам придется принять его. Это решение будет самым важным в вашей жизни после решения оставить Луну. Бороться или сдаться? Решайте.

– Сейчас?

– Сейчас.

Трудно прыгнуть с обрыва в воду, находясь в батискафе. Но я сделал это без раздумий.

– Считайте меня зачисленным в Сопротивление. Только…

– Что?

– Инфосолитоны материальны, – сказал я. – Они имеют форму и массу, их можно видеть и осязать. А как насчет обонятельных и вкусовых ощущений?

– Вы собираетесь понюхать меня? – развеселился император. – Или искусать?

– Нет, но…

– Понимаю, – кивнул он. – Вы не первый подвержены таким сомнениям. Кстати, у меня не меньше вашего оснований подозревать, что инфосолитон, точнее, более сложный долгоживущий автономный объект – это как раз вы. Я пользуюсь вашей же логикой. Подумайте сами: как Инфосу удобнее всего проникнуть в Сопротивление? Есть разные пути. Один из них: создать копию очень необычного человека, не знающего, что ему делать на этой планете. Сопротивление свяжется с ним само. Уже связалось. Ваша посадочная капсула – тот же муляж. Ваше поведение – притворство. Докажите-ка мне, что вы тот, за кого себя выдаете, а не шпионский инфосолитон.

– Сначала вы, – бросил я.

– Одновременно, – решил император. Достав из притороченного к потолку ящичка с красным крестом небольшую коробочку, он извлек оттуда два гигиенических скарификатора и протянул один мне.

– Проведите безымянным пальцем левой руки по этой подушечке. – Запахло спиртом. – Теперь на счет «три»… раз… два… три…

Мы одновременно накололи кожу. Император взял мою руку и слизнул с подушечки пальца капельку крови. Затем протянул свой палец мне. На вкус его кровь была самая обыкновенная, солоноватая.

– Ну вот мы с вами и стали кровными братьями, – пошутил он. – Можете называть меня просто Рудольфом или даже Руди – наедине, конечно. Кровь можно исследовать под микроскопом, если хотите. Какой еще тест вам нужен, чтобы понять, что я реально существую?

Я хотел было напомнить ему, что инфосолитоны – во всяком случае осязаемые – тоже вполне реальны, но что толку от слов? Он был прав: тест со стопроцентной гарантией вряд ли возможен. Оставалось либо верить, либо нет.

Я поверил.

– Подумайте хорошенько, прежде чем присоединиться к нам, – сказал Рудольф. – Полагаю, вы понимаете, чем рискуете. Быть участником Сопротивления – не самый лучший способ продлить себе жизнь. Бывают, знаете ли, странные болезни и несчастные случаи…

Батискаф мягко коснулся дна, подняв облако мути. Я молчал, глядя в иллюминатор на подсвеченную прожекторами взвесь. Пролить себе жизнь? Да разве за этим я сбежал с Луны? Не продления дайте мне, а смысла!

Кажется, я нашел смысл.

«Поймет ли Джоанна?» – вот о чем я подумал и тут же выбросил эту мысль из головы. В любом случае моя жена – или вдова – останется госпожой баронессой, а любовь… Существует ли она между нами?

Возможно, с точки зрения Джоанны, я уже выполнил свое предназначение.

Утешившись этим соображением, я вновь подумал о смысле, и тут меня осенило.

– А ведь Инфос тоже должен иметь какую-то цель. Верно, Руди?

Император кивнул, удовлетворенный моей догадливостью.

– И наверняка эта цель существует, – сказал он. – Как существо разумное Инфос давно осознал необходимость ее иметь. Вопрос: какова она? Тут мнения расходятся. Оптимисты думают, что Инфос сохранил и лишь расширил цель, для которой он был создан: служить людям. Удобная точка зрения! Кстати, с оптимистами редко случаются неведомые болезни и несчастные случаи…

– Оно и понятно. А другие версии?

– Наиболее вероятной мы считаем следующую: Инфос осознал себя как новую, более продвинутую ступень организации материи; человека же он считает ступенью промежуточной, этаким гумусом для взращивания подлинной ноосферы Земли, а в перспективе – единственного ее хозяина. И основная часть этой функции человеком уже выполнена.

– Тогда почему мы еще живы? – спросил я.

– Это самый интересный вопрос. И самый трудный. Возможно – хотя лично я в это не верю, – Инфос испытывает к человечеству нечто вроде привязанности, а может быть, даже и благодарности. До поры до времени. Возможно, он желает сохранить людей просто на всякий случай. Возможно, он тренирует на нас свои возрастающие способности, потому что на ком же еще ему практиковаться? Бескрылые гагарки и стеллеровы коровы не столь продвинуты в плане интеллекта и уж точно не способны организовать Сопротивление. С ними неинтересно. Не исключено, наконец, что мы нужны ему для целей, о которых мы не имеем ни малейшего понятия. В любом из вариантов, кроме, возможно, последнего, итог будет один: рано или поздно мы станем не нужны. Человечество исчезнет, а Инфос распространится на всю планету, включая земные недра и глубоководные желоба. В некотором смысле он сам станет планетой. Разумная планета – почему бы и нет? Когда-нибудь наша Земля научится перемещаться в пространстве, будет подзаряжаться энергией возле звезд, начнет делиться почкованием, то есть «заражать» разумом другие небесные тела, и станет подлинным венцом эволюции. Не то что мы – хлипкие и ненадежные биологические системы, управляемые вдобавок не столько логикой, сколько желаниями! Нахально называющие мыслями то, что родилось внутри нас под действием гормонов!

Последние слова император выкрикнул. Так кричит человек, заблудившийся в пустыне, почти отчаявшийся, но еще не сдавшийся. Так, наверное, кричит воин, идя в последний безнадежный бой… впрочем, не знаю. Я никогда не воевал.

Теперь придется.

– Пусть так, – сказал я. – Допустим, что Инфос находится лишь в начале своего развития, допустим, что он все еще младенец, но все равно он гораздо сильнее и умнее нас. Он жутко могущественный младенец. Уничтожить его физическими методами, не уничтожив заодно и человечество, вряд ли возможно. При всем при том он – информационная система. Внедрить в него какой-нибудь вирус, а? Ведь если нельзя уничтожить материальный носитель, то борьбу с информационной средой, наверное, можно вести только информационными методами…

– Это каждому поня… – начал было Рудольф, и тут раздался протяжный скрип. Скрипел корпус. Мы разом замолчали. Скрип прекратился, зато я услышал очень неприятное пощелкивание – то справа, то слева, то сверху. Не скажу, что эти щелчки мне понравилось.

Императору, судя по его виду, – тоже.

Сейчас же и забурлило – он продувал цистерны. Я ожидал, что аппарат начнет всплытие и скоро выйдет из облака донной мути, – ан нет. Глубиномер показывал ту же цифирь, что и раньше. «Присосало», – пробормотал Рудольф и включил двигатели на полную тягу.

Корпус мелко задрожал. Резкий щелчок – и поперек ближайшего ко мне иллюминатора наискось прошла трещина. Кажется, я вздрогнул.

– Там многослойная склейка, – сквозь зубы процедил Рудольф, как будто я не родился на Лунной базе, не имел никаких дел со скафандрами и шлюзами и не понимал, что ненадежных комплектующих в подобной технике быть не может. А он тихонько рычал, шевелил рулями, и батискаф плавно раскачивался. Но не мог оторваться от дна, увязнув в иле.

– Еще балласт есть? – спросил я.

– Свинцовый… Я уже пробовал – сброс не прошел. Этот ил…

– Антиграв?

– Здесь его нет.

– Тогда пробуй еще.

– Слушай, заткнись! – рявкнул он на меня, вертя джойстик, и я заткнулся. Подумал только: какова будет смерть, когда давление воды сокрушит корпус? Пришел к выводу, что вряд ли она мне понравится, зато будет быстрой. Следующая мысль была интереснее и страшнее: какое еще давление воды? Почему разрушение? Глубина-то для такого аппарата детская!

Я разом вспотел. Значит… все-таки Инфос?

Значит, он. Кто же еще? Бедный наивный Руди сам признал: система развивается. Непрерывно. То, что мы знали о ней вчера, сегодня уже палеозой, а завтра – архей. Система выработала способы борьбы с губительными для нее условиями существования, расползлась и приспособилась. Она везде. Теперь и в в океанских глубинах. Может быть, Рудольфу и удалось вытравить частицы системы внутри батискафа, но Инфос был снаружи, окутывал, наблюдал и слышал нас – хотя бы улавливая микровибрации многослойной склейки иллюминатора. Вот тебе и мимикрия… Вот тебе и поговорили по душам без свидетелей… И бедняга Мика, разыгрывающий сумасшедшего с упорством, рожденным ненавистью, не добился и не мог добиться ровным счетом ничего. Да и вся идея Сопротивления – игра детей под бдительным надзором взрослого дяди, снисходительного к мелким шалостям несмышленышей и строгого, когда нужно… Почему бы и не дать детям поиграть?

В известных пределах, разумеется.

Зато – тут я немного приободрился – получено подтверждение: борьба с Инфосом должна быть в первую очередь информационной. Инфос вмешался именно тогда, когда я высказал эту мысль. Она не ахти какая глубокая, она более чем тривиальна, до нее додумались и без меня – и все-таки он вмешался. Почему? Он боится?

Либо напротив: он ведет с нами более тонкую игру и хочет, чтобы мы думали именно так?

Но в таком случае он не станет уничтожать нас прямо сейчас…

А может быть, никакой тонкой игры нет и он просто хочет отшлепать расшалившихся детей по попке?

Треск. Щелчки. Вибрация корпуса. Похоже, нам наступал большой жужмуй. Вертя джойстиком, Руди стонал, будто пытался выдрать батискаф из ила мускульной силой. Кажется, он задействовал внешние суставчатые манипуляторы, и я подумал, что если увязнут и они, то нам никогда не выбраться. Но, как бы там ни было, после нескольких бесконечных минут борьбы раскачивание аппарата прекратилось. Он накренился на нос, затем выровнялся и резко пошел вверх.

Сначала я мог судить об этом только по глубиномеру. Затем батискаф взмыл над облаком донной мути, и сквозь треснувший иллюминатор я увидел в свете прожектора проплывшее сверху вниз студенистое тело крупной медузы. Наверху поголубело. Вновь началась качка, бортовая и килевая одновременно, – наверное, батискаф просто не был рассчитан на подъем с такой скоростью. И так, раскачиваясь все сильнее, он пробкой выскочил на поверхность.

Очень крупной пробкой.

И, как немедленно выяснилось, очень непрочной.

Струя воды ударила откуда-то снизу. Сами собой погасли прожекторы, которые Руди забыл выключить. Завоняло горелой изоляцией. По треснувшему иллюминатору шустро зазмеились новые трещины – именно сейчас, когда давление воды стало близким к нулю! Набежала волна и, легонько стукнув в иллюминатор, ринулась в батискаф вместе с осколками сверхпрочного многослойного стекла. Инфос учил нас уму-разуму. Шлепал по попке.

– Вон отсюда! – заорал Рудольф, задергавшись совершенно не по-императорски.

К счастью, люк не заклинило. Мы оба оказались на ярко раскрашенной крыше нашего тонущего судна аж секунд за пятнадцать до того, как эта крыша ушла из-под ног, и даже успели осмотреться.

Жарило солнце. После черной бездны яркий и красочный мир казался избыточным. В нем было слишком много света, тепла, ласковой воды и солнечных бликов на ней. Но главное – слишком много водной поверхности между нами и ближайшим берегом. Километр не километр, но полкилометра – точно. Пожалуй, даже чуть больше.

Ни один акулий плавник не резал воду в поле зрения, но я точно знал, что и акул в лагуне тоже слишком много.

Рудольф поплыл превосходным кролем, только руки мелькали. Он не сказал мне ничего и не показал жестом: плыви, мол, что есть силы. Мне и так было понятно, что делать.

Одна только проблема: я плавал куда хуже Рудольфа. На Лунной базе не было бассейна, там вообще экономили воду. Купаясь в океане снаружи атолла, я понял, что большой опыт движений при лунной тяжести здорово мне помогает, – но не стал хорошим пловцом. Проще говоря, я сразу отстал от императора и с каждым взмахом отставал все больше.

Такие заплывы хорошо вспоминать впоследствии – если остался жив – со смешками и самоиронией, которая так нравится слушателям. Но я много бы дал за то, чтобы не было ни этого заплыва, ни воспоминаний о нем. Мне казалось, что маячащая вдали полоска берега совсем не приближается, и неудивительно: я скорее барахтался, чем плыл. Время ужасно растянулось, его было намного больше, чем хотелось. Еще секунда, еще… Десять ударов сердца. Волна в лицо. Мои неуклюжие гребки. И мысли только об одном: какую конечность акула отъест первой? Или сразу схватит поперек туловища?

Я гнал прочь эти зябкие мысли, стараясь не запаниковать. Не запаниковал, но поганые мысли все равно никуда не делись. На берегу, как мне показалось, возникло какое-то мельтешение – наверное, забегали мои вассалы и императорские слуги, но что они могли? Морских обитателей не призовешь к порядку, они вне феодальной пирамиды.

Однако если мне удастся прожить ближайшие пять минут, подумал я, нам, пожалуй, успеют прийти на помощь…

Тут-то и появилась первая акула.

Возможно, психологам будет любопытен такой факт: я не обмер от страха. Скорее радостно обозлился в первый момент и даже, кажется, оскалился: вот она, тварь! Легка на помине! Треугольный плавник медленно проплыл между мною и Рудольфом справа налево почти по прямой – видимо, акула выбирала цель. Затем развернулась и вильнула влево – ко мне.

Она не кинулась сразу. Она неторопливо обогнула меня по широкому кругу, а я, чтобы видеть ее, когда она позади, перевернулся на спину, не перестав молотить по воде руками и ногами. Второй круг оказался менее широк: хищница постепенно наглела.

Эх, будь у меня хотя бы нож!..

Когда плавник – удивительно изящный, черт побери! – вновь оказался передо мной, я высунулся из воды насколько смог. Увидел: Рудольф перестал плыть, из воды торчит его голова, вокруг нее водят хоровод целых три плавника, а от почти не приблизившейся береговой полоски к нам несется целая флотилия узких туземных лодок. Одна из них заметно вырвалась вперед, и, кажется, в ней помещался только один гребец. «Какой-то он странный», – механически отметил я и перестал за ним следить.

Правильно сделал: метрах в десяти от меня на поверхность всплыл второй плавник. И оба стали кружить возле меня.

Не помню, как я догнал Рудольфа. Что я делал в течение двух-трех минут, не удержалось в моей памяти. Быть может, разумнее было бы не кучковаться, предоставляя акулам одну большую кормушку вместо двух маленьких, – но что сделано, то сделано.

Издалека до меня доносились крики Джоанны. Мои дворяне надрывались на веслах, только лопасти мелькали. А мы с Руди даже не пытались плыть им навстречу, нам было некогда плыть. Мы отбивались – спина к спине. Помню, как я пинал акульи бока. Помню глаз – большой, круглый, равнодушный акулий глаз, уставившийся на меня, и пасть с треугольными зубами на расстоянии вытянутой руки. Одна тварь подобралась снизу, и я саданул ее пяткой в рыло скорее по наитию, чем прицельно. К счастью, она отвернула после пинка.

Потом – опять не знаю, сколько прошло времени, – я увидел каноэ, далеко обогнавшее прочие лодки. Увидел мельком, задержал на полсекунды взгляд – и хлебнул морской воды от неожиданного зрелища. Каноэ летело к нам стрелой. В нем во весь рост стоял робот, тот самый кибернетический механизм универсального назначения, что служил моим дворянам в качестве безропотного помощника и мишени для мелких издевательств. Не самая подходящая для гребли поза не мешала ему идеально сохранять равновесие, а уж веслом он работал так, как не снилось и самому умелому туземному чемпиону. Помощь была близко.

И тут – вынужден признаться – я запаниковал. Еще минуту назад я был только зол, не успев впасть в отчаяние, – теперь же мне стало страшно: вдруг акулы разорвут меня чуточку раньше, чем подоспеет помощь? Бестолково молотя руками по воде, я скорее раззадоривал акул, чем пугал их. И что станет делать робот, оказавшись в своем каноэ среди акул? Дубасить их веслом? Если кто-то из туземцев еще мог не забыть в спешке острогу, то робот, уж конечно, не был вооружен…

А! Он выхватит меня – а заодно и Рудольфа – из воды! Он это может. Каноэ – валкая скорлупка, но у робота – при его-то умении держать равновесие – есть шанс. Точнее, у нас с Рудольфом есть шанс…

Думаю, робот так и собирался поступить. Возможно, у него даже получилось бы. Но в тот момент, когда нос каноэ уже готов был вклиниться между мною и Рудольфом, император вдруг дико заорал: прямо по поверхности к нему целеустремленно плыла крупная тварь. Ей надоело кружиться в хороводе, получая при этом пинки. Ей просто хотелось жрать.

Мощный всплеск я ощутил всем телом – робот выбросился из лодки и обрушился прямо на акулу. Та взбила хвостом пену, закрутилась, завертелась и исчезла с поверхности. Исчез и робот, вцепившийся в нее мертвой хваткой. Прочие хищницы заметались, даря нам бесценные секунды. Флотилия каноэ была уже близко…

3

Джоанна не ругала меня. Отпричитав сколько полагается любящей жене и обработав мои ссадины, она смотрела на меня молча и притом столь укоризненно, что в иной ситуации я бы, наверное, попросил прощения.

Но я не мог. Ни радости от спасения, ни едкой горечи от краха пусть зыбких, но все-таки надежд, ни каких-либо иных эмоций. Лишь пустота, как в безвоздушном пространстве. Я был оглушен. Я был бревном.

Все напрасно!!!

Вообще все. И Сопротивление, о котором Инфосу известно слишком многое и с которым он играет как хочет, и затаенные, но очевидные мечты Рудольфа стать настоящим самодержцем, а не марионеткой, и все мои потуги и шевеления, начиная с решения покинуть Лунную базу, – все было зря. Пешка в чужой игре – вот кто я такой в самом лучшем случае. Как и картонный монарх Руди. Можно гордиться: мы с ним все-таки пешки, а не пылинки на доске. Ведь Инфос, несмотря ни на что, все же позволил туземцам спасти нас, предварительно дав нам понять, кто тут пешка, а кто игрок!

Да, я совершил ошибку. Возможно, простительную. Всякому ведь хочется вообразить, что он занимает в мире более высокое положение и играет более важную роль, чем на самом деле. Все мы в мечтах пупы Земли. А вот бить наглую акулу кулаком по носу было глупо: ссадил костяшки пальцев об акулий кожный абразив, и зубастая тварь только обрадовалась. А ее подружки, почуяв кровь, весьма оживились, прежде чем вконец охаметь.

В теории-то я знал, что акул надо бить по носу, но только не кулаком. Можно пинать ногой, если та в обуви. Я ведь так и делал поначалу. Но удивительно, насколько быстро теория вылетает из головы как раз тогда, когда она нужна сильнее всего!

Умереть бывает и не страшно – смотря по ситуации. Но быть разорванным и сожранным рыбами – страшно. Это определенно не тот финал жизни, который можно назвать приемлемым.

Должен признать: мои полуголые дворяне подоспели очень вовремя. Когда нас втаскивали в лодку, я еще не верил, что спасен.

Как и император, наверное.

Еще имея шалые глаза и не уняв дрожь в конечностях, он похвастался тем, что изловчился садануть одну акулу прямо по жабрам, и пожелал улететь сразу же, едва обсох. Не тут-то было: его громадный гидрофлаер не смог оторваться от воды. На нем, в нем и вокруг него суетились техники – ни дать ни взять муравьи на трупе какой-то зверушки. Связь с материком прервалась, и я не видел в этом ничего удивительного. Рудольф нахмурился, отчего техники забегали быстрее, а в мою сторону посмотрел со значением: влипли, мол.

Я и сам понимал, что ничего еще не кончено. Было очень жарко, местное привычное дворянство – и то вспотело. Ни ветерка. Дышалось трудно, словно какой-то вредитель откачал из атмосферы часть кислорода, зато оставшийся воздух сгустился и утратил прозрачность. Горизонт, минуту назад еще чистый, быстро заволакивало. С востока приближалась даже не туча – целая свинцовая стена. Ее осьминожьи щупальца в два счета поглотили север и юг. Удивительно быстро помутнело и на западе. На атолл надвигался внеурочный тайфун, не предсказанный ни одним синоптиком. Тайфун, который не должен был возникнуть ни по каким законам атмосферной физики.

Мне – бревну – было все равно. Циклон так циклон, тайфун так тайфун. Да хоть цунами! Если Инфос решил убить меня и Рудольфа, он это сделает. Если захотел лишь поучить нас – сделает и это. И будет учить, пока мы не взмолимся о пощаде, пообещав впредь вести себя хорошо и быть послушными детишками.

– Убежище тут есть? – спросил император, критически оглядывая мой дом.

Я молча указал на гидрофлаер – чем не убежище? Рудольф выразил на лице сомнение.

– Ваше величество! – встряла Джоанна. – Под домом есть бункер! Только… – она потупилась, – там грязновато.

– Почему? – тупо спросил я.

– А я его только сегодня нашла. – Она переводила взгляд с императора на меня и обратно. – Это не тот бункер, где энергоисточник, это другой, который рядом… Радиоактивности нет. Простите, государь… Я все думала: где тут прятаться от ураганов? Бывают же тут ураганы, и прежние хозяева где-то укрывались от них. Ну, стала искать, пока мужа не было, и нашла…

– Ведите! – гаркнул император. – Остальным укрыться в гидрофлаере. Местных дворян – туда же!

Не очень-то он беспокоился о своей челяди и островитянах. Я тоже догадывался, что им-то вряд ли грозит что-нибудь серьезное.

Только нам.

Путь в противоураганный бункер вел через склад консервированной пищи. В соседнем бункере за проложенной листами свинца стеной помещался радиоизотопный источник электричества. Удобное расположение, логичное. Никакая стихия не оборвет силовой кабель. Можно просидеть под землей хоть неделю, хоть месяц, ни в чем особо не нуждаясь. Разве что в элементарных бытовых удобствах: помещение было невелико и замусорено всевозможной дребеденью, мебель отсутствовала в принципе, а маленький санузел выглядел так, будто в нем выясняла отношения парочка кабанов. Обколотый унитаз, однако, действовал, и на том спасибо.

Я не преминул заметить вслух, что неведомый строитель бункера рассчитывал защитить владельцев поместья от куда более серьезных катастроф, чем какой-то ураган, но, судя по кубатуре помещения, заведомо не планировал спасать местное население.

– Зачем же? – искренне удивился Рудольф, на минуту убрав с лица кислое выражение. – Не мы должны заботиться о дворянах, а они о нас, верно я говорю, баронесса? Наше дело – покровительство, их – служение.

– Безусловно, государь! – с готовностью подхватила Джоанна. – Долг обязывает.

Мне стало любопытно, произнесла ли бы она эти слова с таким же искренним энтузиазмом еще месяц назад, но я счел за благо промолчать. А император выкопал из-под кучи гнилых тряпок какой-то ящик и уселся на него. Мы с Джоанной остались на ногах. Впрочем, я очень скоро устал торчать столбом, расчистил место у цементной стены и привалился к ней, заставив Джоанну бросить на меня отчаянный взгляд: с ума, мол, сошел? Что за манеры? Так вольничать при императоре?!

– Вот и доказано, – сказал я, не обращая на жену внимания. – Игра окончена, верно?

Теперь Рудольф показал мне глазами на Джоанну: не при ней, мол. Я выразительно пожал плечами: чего уж теперь-то. Он смолчал.

– Подозреваю, что эстетические потребности вашего величества отныне будут удовлетворяться иными способами, нежели погружение в морские глубины…

Каюсь, это прозвучало с известной долей яда. Джоанна округлила глаза и открыла рот. А император и не подумал поставить меня на место.

– Если уж бежать из Помпей, то точно не в Геркуланум, – кисло согласился он.

Я чуть было не пожалел его: очень уж тоскливо он выглядел. А мне-то лучше, что ли?

Джоанна закрыла рот: в ее присутствии происходило что-то интересное. Она стреляла глазами то в меня, то в Рудольфа и, кажется, дышала через раз, боясь упустить еще что-нибудь пикантное. Я отвернулся.

– Как там насчет вырождающейся сложности кибернетической системы в ограниченном пространстве? – подпустил я еще одну шпильку. – История техники учит: всякую проблему можно если не решить, то обойти.

– Вы бы лучше заткнулись, барон, – пробурчал монарх. – И без вас тошно.

– Сдаетесь?

Он долго молчал, смотрел в пол, прислушивался. Над нами завывало, ураган сотрясал атолл. Чуть заметно вибрировали стены, и что-то приглушенно скрипело и стонало наверху – может быть, рушился дом. Инфос наказывал расшалившихся детишек.

– Я не вижу, что еще можно предпринять в данной ситуации, – сказал наконец Рудольф. – Дело всей моей жизни… – Он покачал головой. – Его больше нет, этого дела. Ни одного шанса… Все усилия, весь риск – насмарку. Все планы – в помойку, в сортир! Еще сегодня утром во мне жила надежда, зыбкая и, вероятно, иллюзорная – но надежда! Где она теперь? Может, осталась у вас?

Я тоже помотал головой.

– Когда это отсутствие надежды мешало людям драться?

– Людям? – едко спросил он. – Каким таким людям? Которым нечего терять? Ха-ха. Вы это обо мне? Да, наверное, сладостно умереть, вонзив зубы в горло врага, и какой-нибудь поэт срифмует в твою честь несколько строк. Возможно, это даже сделает Инфос, ему не жалко. А как же престол? А ответственность перед тысячами и тысячами людей, которые зависят непосредственно от меня? Не говоря уже о миллиардах прочих людей. А семья? А наследник? Возможно, я глупец, я допускаю это, но все же не полный идиот. Нет, барон, я не из тех, кому нечего терять, да и вы тоже. Не прибедняйтесь. Вы не волк-одиночка, вы находитесь в структуре, что бы вы там себе ни вообразили. От вас зависят люди, и вы зависите от них. Инфос при необходимости разорвет все это в любой угодный ему момент – а заодно и вас. Не жаль людей, так пожалейте хоть себя. Слышите, что творится наверху?

– Он убил бы нас еще на дне, если бы захотел, – возразил я.

– А я что говорю? Вы живы? Ущипните себя. Он не хочет вам зла – пока. До поры до времени. Он надеется, что вы осознаете нелепость своего поведения и примете правила игры. Потому что он…

– Какой игры? – взорвался я. – Не вижу никакой игры, если не считать игру в феодализм! Детская песочница! Пятнашки на лужайке! В какую такую игру я должен играть по правилам?

Я вновь перебил императора и на сей раз при свидетельнице. Лицо Джоанны сделалось серым. Но Рудольф начхал на мою вопиющую неучтивость. Наверное, он жаждал склоки.

И он получил ее. Мы орали друг на друга, как вульгарные скандалисты. Рудольф кричал, что ученые мужи из Сопротивления и раньше-то не давали никакой гарантии победы над Инфосом (ибо простерилизовать Землю высокой температурой, жестким излучением или убойной химией можно только вместе с человечеством, а оно по преимуществу состоит из тех, кто не прочь еще пожить); теперь же, когда стало ясно, что никакой план не может быть сохранен в тайне, шансы на победу не просто мизерны – они вообще отсутствуют. Ну и что с того, кричал в ответ я, все равно надо драться! Он спрашивал нарочито спокойным тоном: может, я полоумный? Может, и так, отвечал я. Возможно, наша борьба бессмысленна и даже глупа, но покориться, сложив лапки на сытом брюшке, и ничего не предпринимать, даже не думать о борьбе – умнее ли? И кто окажется в дураках, если спустя год или сотню лет выяснится, что способ одолеть противника все-таки существует? Какой? А я почем знаю! Он может существовать, и этого мне достаточно…

В ответ на эту тираду Рудольф назвал меня самоубийцей и еще раз напомнил о своем долге монарха и отца, а мне – о моем долге перед государем, вассалами и баронессой. (Баронесса тем временем почти лишилась чувств.) А я попросту назвал его трусом, убогой личностью и раздувшимся клопом. От такого оскорбления он побагровел и в самом деле несколько раздулся.

Потом мы выдохлись и некоторое время сердито глядели друг на друга, молча остывая. Что-то изменилось вокруг нас, я это чувствовал, но еще не мог понять – что. Прошла еще минута, и император спросил уже довольно миролюбиво:

– У вас на Лунной базе все были такими упрямцами?

– Пожалуй, только я.

– Это заметно.

– Потому-то я и жив, – сказал я. – Потому-то я здесь, а не там. Я не сдался.

– И по той же причине вы будете продолжать свою безнадежную войну с Инфосом в одиночку? – спросил Рудольф.

– Если придется, то и в одиночку. Послушайте!.. – Я поднял палец. – Ничего не слышите?

– Ураган стих, – кивнул Рудольф. – Это Инфос, конечно. Его работа. Нормальный ураган в этих широтах длится не менее суток. Рискнете выйти?

– А если это ловушка?

– Он поймает вас не в эту ловушку, так в другую. Вы сомневаетесь? Нет? Значит, вы не совсем идиот. Вообще вы проживете ровно столько, сколько будет угодно Инфосу. Слушайте, а если я сделаю вас графом и назначу на выгодную и притом ответственную должность? Что скажете? Ваша жизнь будет наполнена смыслом, вы сможете приносить пользу…

«Джоанна меня живьем съест», – подумал я и все-таки сказал императору – по-простому, без обиняков, – куда ему следует засунуть графский титул и должность.

– Грубо, – поморщился Рудольф. – И очень глупо. Интересно, как скоро вы пожалеете о своем решении. И успеете ли пожалеть.

Я не успел ни пожалеть, ни ответить ему – он растаял в воздухе.