Текст книги "Простолюдин (СИ)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

5

Это оказалось просто, как дважды два. Как моргание и мычание. Дал бы себе труд немного подумать – нашел бы искомое еще при первом вылете. Сезонные карты ветров ничуть не секретны: гляди на них и соображай, где бы ты сам разместил фабрики монад, будь ты Инфосом. Учти пассаты, муссоны и полярные циркуляции. Отметь на карте подходящие точки и ищи повышенную концентрацию наночастиц с подветренной стороны от них. Куда уж проще! Ругая себя за тупость, я отправился в дальний полет к первой же вычисленной точке (в Скандинавии) и, сверившись с ветром, вошел в невидимый пылевой хвост.

Он был узок – значит, я попал в него недалеко от места выброса монад. Развернув флаер против ветра и поглядывая на пляшущую на экране цифирь, я, как пес, идущий на запах, достиг горной цепи – и что же увидел над ней? Трубу. Самую заурядную высоченную трубу, принадлежавшую в далеком прошлом тепловой электростанции, многократно заклейменный экологами источник вредных загрязнений, ныне предназначенный для иной работы. Я даже разглядел издали бетонный куб главного здания электростанции – и повернул обратно. Не нужно уподобляться назойливому комару. Комаров бьют.

В следующий полет я взял с собой Мику. Мы отправились исследовать другой кусок Евразии, тоже полуостров, но уже Пиренейский. Так и есть – нашли еще одну трубу, опять в горах и тоже никого не интересующую, кроме нас. На всякий случай я общался с Микой при помощи жестов. Умно ли это было? Глупо ли? Не знаю.

Однако никто нам не помешал, если не считать полоумной вороны, разбившейся о прозрачный колпак. Даже насмерть напуганный Инфосом человек не принял бы столкновение с птицей за противодействие. Ворона – это просто ворона, мир ее праху.

– Не делай так больше, – тем не менее сказал мне Мика по возвращении в колонию.

– Почему?

– Ромео. Понял? Подожди.

Он надеялся, что Саркисян вот-вот отладит свою технику для тайной передачи мыслей. Я – нет. И ошибся. То, что сотворил этот народный умелец, следовало бы назвать издевательством над электронной техникой, произведенным с особой дерзостью и цинизмом. Но своей цели он достиг.

И обозвал меня никудышным инженером, младенцем в подгузнике и серой посредственностью, когда я не сразу врубился в суть его гениальных технических решений!

Я пропустил мимо ушей его оскорбления. Носатый неряшливый хам Ромео – это одно, а гений Ромео – совсем другое. Ради второго стоило ужиться с первым, не комплексуя по поводу своей мнимой значимости, как какой-нибудь Алистер Коллинз. Втроем мы нацепили на головы обручи и устроили конференцию.

«Как слышно?» – сквозь ужасные помехи чирикал Мика.

«Хреново, – разъяренным тигром рычал Ромео, подкручивая что-то на обруче. – Шумы, обрывки. Вытряси мусор из своей башки. Вытряс? Ну вот, теперь совсем пусто… Ты хоть почирикай, птичка!»

Трудно с гениями!

«Чирик-чирик!.. А кто это квакает?»

Квакал, похоже, я, хоть и не стремился передать собеседникам никакой информации. Но вы попробуйте вообще ни о чем не думать, только внимать! Трудно это. Саркисянову изобретению не хватало помехозащищенности.

Потом в моем обруче что-то отпаялось, и я получил такой ментальный удар, что отключился. Вы видели, как взрывается мир, и не кусками, а весь сразу, каждой его песчинкой? Я видел, слышал, обонял – и больше не хочу. Плевать, что все это произошло лишь в моей голове. Мне с того не легче. Не всякому врагу такое пожелаешь. Мика потом рассказывал, что я вдруг ужасно заорал ни с того ни с сего и в судорогах рухнул на пол. Когда меня привели в чувство, я дрожал еще целый час, а эти двое ковырялись в аппаратуре и доковырялись-таки до приемлемого качества телепатической связи. Сквозь звон в ушах я слышал, что Мика даже подсказал что-то Ромео, и тот нехотя признал, что и у круглых дураков иногда бывают годные идеи. Потом они опробовали связь вдвоем, остались довольны и вновь нахлобучили мне на голову обруч: продолжаем, мол, конференцию. Я был слишком слаб, чтобы воспротивиться, знал только, что еще один взрыв мира в моем черепе – и мне конец.

Обошлось без взрывов. Правда, в голове шумело, стреляло, колотило молоточками, но терпеть было можно. Мика прочирикал Саркисяну о двух найденных «родильных домах».

«Их должно быть десятка два», – утробным рыком отозвался тот.

«Не меньше. Вот что я думаю: незачем Константину рисковать. Можно поручить поиски ребятам Сэма Говорова. Переправить им прибор, а еще лучше просто переслать схему, они разберутся…»

Петр и Андреа? Эти могут. Не нужно даже объяснять им назначение прибора – сами сообразят.

«На всякий случай, если ты не в курсе, – звероподобно ревел Ромео, – Земля большая. Кроме того, они простые дворяне, им труднее перемещаться. Куда-нибудь на остров Пасхи тоже они полетят?»

«Туда – другие, – тонко щебетал Мика. – Вообще нужно несколько групп. Мы можем взять на себя Азию. Надо поискать в Гималаях или Каракоруме, там точно что-то есть…»

Я был согласен с тем, что там что-то есть, но до самого конца дискуссии так и не вставил ни одного слова, точнее, мысли и лишь поквакивал время от времени, но уже тихонько, не то что прежде. Мои подельники все решили без меня.

«Родильных домов» – генераторов монад – оказалось двадцать девять. Три недели спустя Мика телепатировал мне карту мира с их точным местоположением. Двадцать две из двадцати девяти совпадали со старыми термоядерными электростанциями, по идее выработавшими ресурс и законсервированными, но… выходит, работающими?

«Если они выдают лишь долю процента номинальной мощности, то топлива им хватит на века, – чирикал Мика. – Не думаю, что процесс производства монад очень уж энергоемкий…»

Я тоже так не думал.

«Предлагаешь подождать две-три сотни лет?»

«Предлагаю тебе подумать над тем, что бывает при разрушении термоядерного реактора», – чирикало у меня в голове.

«Да ничего не бывает, – квакал я. – Реакция прекращается, радиоактивное заражение минимально или вообще отсутствует…»

«То-то и оно. Удачно, правда?»

Никогда я не слыхал, как смеется воробей, но Мика изобразил именно это.

Пока велись поиски «родильных домов», Саркисян усовершенствовал свою телепатическую технику. Вместо вызывающих обручей или столь же заметных присосок, вдобавок требующих бритья головы, он применил микродатчики, полностью маскируемые даже белесыми волосенками Мики. Для включения связи требовалось лишь почесать себя за ухом. Что может быть естественнее почесывания?

Надежда то рождалась во мне, то гасла. Инфос знал, чем мы занимаемся, он не мог не понимать, на что мы нацелились, но не препятствовал нам. Может быть, он выжидал, чтобы опасность стала явной и задача приобрела дополнительный интерес? А может, он пока бездействовал, чтобы прихлопнуть нас не просто так, а за конкретные дела и в назидание другим? Подставить нам ножку перед самым финишем? Мне вспомнился Сизиф. Камень, что он катил на гору, вел себя как порядочный валун до самой вершины и, наверное, очень веселился, если обладал сознанием. Знал отлично, чья возьмет и всегда будет брать, и все равно забавлялся.

Инфос не камень. Его забавы острее и изощреннее.

Во время вынужденного безделья я аккуратно, надеясь сойти за порядочного колониста, посещал собрания в общей гостиной. Слушал, отмалчивался, а когда ко мне приставали, уверял, что не имею пока никаких идей, не встревал в склоки, скупо отвечал на праздные вопросы о Лунной базе и, кажется, сошел-таки за порядочного – в смысле, за балласт, не угрожающий ничьей мании величия. Мне того и надо было.

Ромео тем временем работал над портативной глушилкой близкого радиуса действия и притом особой конструкции: при ее включении Инфос не должен был понять, что его глушат. Задачка оказалась та еще, умелец ругался черными словами и зверел, едва завидев меня или Мику, так что мы избегали подходить к нему близко.

– Он сделает, – уверял меня Мика. – Если это вообще возможно – сделает.

– Даже я понимаю, что теоретически это возможно… – бурчал я в ответ.

– Чего тогда дергаешься? Кричит? Ну и пусть. Значит, ему так надо.

Прежде я никогда не думал, что чем больше крика, тем вероятнее озарение. Но прежде я не знал Ромео Саркисяна.

Мика повадился куда-то исчезать. Он брал флаер и улетал сегодня на восток, вчера на север, а позавчера на запад. Однажды он две ночи подряд не ночевал в колонии, а потом вернулся с красным от солнечных ожогов лицом и пузырями на шее. Мне он протелепатировал только одно: решает, мол, «организационные вопросы».

Ну ладно. Я не стал настаивать на подробностях. Чем меньше подпольщик знает такого, без чего может обойтись, тем лучше. В конце концов, создание боевой организации на руинах старого рыхлого Сопротивления просто-таки напрашивалось. Однако меня начинала угнетать мысль: я-то тут зачем? Освободительное движение – это прекрасно, но какое мое место в нем? Кто я – засвеченная декоративная фигура, необходимая, чтобы приковывать к себе внимание противника?

Я согласился бы и на такую роль. Но желал большего.

В тот день, когда Ромео продемонстрировал нам прототип миниатюрной глушилки и мы, сблизившись, смогли общаться просто голосом, я сказал ему, чтобы он не вздумал почить на лаврах:

– А смастерить такую же маленькую штуковину для получения инфосолитонов – сможешь?

Он взревел, схватил меня за ворот и принялся изрыгать черные слова. Переждав этот шквал негодования, я рассказал ему о четвероногой акуле в музейном запаснике и о движущейся стенке, остановившей ее бег. Стенка-то тоже была инфосолитоном, а сотворил ее я, ткнув наугад в иконку на экране.

Саркисян разинул рот, после чего, покряхтев, нехотя признал, что это принципиально возможно, раз уже кем-то было сделано. Мика рассказал нам то, что я и так знал: он был знаком с тем прибором, но поначалу предполагал, что это просто громоздкая глушилка, а тот инфосолитон, что треснул его по лбу – работа Инфоса.

– Так оно и есть, – согласился я. – Как и моя акула с лапами. А вот стенка – нет. Думайте.

Саркисян поскреб в затылке и нехотя признал, что я, возможно, прав. Но задачка – та еще! Воспользоваться ресурсами Инфоса для наших целей – как вам это понравится?

Мы с Микой уверили его, что нам очень даже нравится. Ромео плюнул и ушел думать. Я чувствовал подъем. Мика оглядывался.

– Что ты там высматриваешь? – спросил я.

– Не нравится мне это…

– Что именно?

Мика еще раз обвел взглядом вокруг себя и вновь ничего не высмотрел.

– Он не пытается наказать нас, – проговорил он.

За глушилку-то? За телепатию? За мои полеты? За связь с подпольем? За то, что нам стали известны координаты «родильных домов»? Я сам недоумевал, почему нет ответной реакции. А Мика просто боялся, что сейчас налетит откуда-нибудь инфосолитон, хлопнет его по лбу сильнее, чем в прошлый раз, и отшибет память.

– Мы нужны ему, – напомнил я. – Без нас ему скучно. Разве он не сказал тебе? Мне – сказал.

– Мне тоже, – признался Мика. – И я ему даже верю… ну почти.

– Так чего же ты трепыхаешься?

– Я-то? Я уже спокоен. А только не нравится мне это. Если он не наказывает нас – значит, мы на ложном пути.

– Может, и на правильном, но в самом начале, – возразил я. – Может, Инфос хочет, чтобы ставки взлетели и игра стала острее. Ему же скучно!

– Может, и так, – уныло согласился Мика.

Я видел, что мои слова его ничуть не успокоили. В самом деле: если наш путь верен, а противник в данный момент не предпринимает никаких действий, значит, он предпримет их потом. Вот тогда держись! Чем дальше мы продвинемся, тем больнее нам будет падать. И тем нагляднее будет урок для тех, кто придет после нас. Если, конечно, кто-то вообще придет…

А какая у нас альтернатива? Опустить руки? Болтать по вечерам в гостиной, попивая кофеек, если не что-нибудь покрепче, и высасывая из пальца бессмысленные теоретические концепции?

Как ни странно, я был настроен оптимистично, хотя и не мог сказать, почему. Просто чувствовал: у нас может получиться. Интуиция, что ли? Чувство иррациональное, дурацкое, но гнать его прочь мне не хотелось.

– Ты бы лучше подумал, где и как можно организовать производство портативных глушилок, – сказал я Мике. – Их надо много. Даже очень много.

– Очень? – заморгал он. – Почему?

– Потому что ясно даже дебилу: человек с глушилкой – подпольщик. А Инфос не дебил.

Разжевывать не пришлось – Мика хватал на лету. Невидимый фронт невидим потому, что его бойцы внешне неотличимы от рядовых обывателей. Если бойцу необходима глушилка, то и заурядный обыватель должен не расставаться с ней. Все человечество охватывать незачем – достаточно нескольких процентов. Как, однако, заставить обывателя покупать глушилки? Дарить их мы, понятно, не могли.

– Как, как, – пожал плечами Мика. – Так же, как это делалось при классическом капитализме. Создать потребность!

6

На создание потребности ушло порядочное время. Облетели листья, наступила и прошла зима, в предгорьях начал таять снег, зашумели ручьи, а воз, как мне казалось, был и ныне там. За это время Ромео Саркисян довел до технического совершенства конструкцию инфосозащищенной глушилки – получился очень милый приборчик, причем в нескольких вариантах: можно было носить его на руке в виде браслета, можно – в кармане, а можно и на цепочке наподобие кулона. Последний вариант нуждался в доработке: Ромео мало что понимал в современном дизайне, а в женских украшениях – и того меньше. Мика отмахивался: ерунда, специалисты сразу найдутся, чуть только нам удастся заинтересовать идеей тех титулованных паразитов, чье благосостояние зависит не только от земельной ренты.

Сначала его агентам удалось наладить лишь штучное производство в кустарных мастерских. Где – я не спрашивал. Рекламная кампания отличалась своеобразием и вполне могла быть названа пещерной. Идею выдвинул я, вспомнив устроенный мною коктейль с болтунами Франсиско-Мадеро. Великосветские сплетни и шепотки – чем не канал распространения информации? Помог своими связями бывший герцог Бермудский, которого мы частично посвятили в замысел, да и Джоанна, навещавшая меня время от времени, не отказалась поспособствовать. Мало-помалу по миру распространились слухи о том, что информационная среда при всех ее достоинствах все-таки слишком много себе позволяет и что не любой разговор безопасен: чересчур вредных болтунов выявляют и берут на учет где-то там, наверху (а где – догадывайся). Особо изящные на вид глушилки вручались в качестве подарка сеньору или его супруге от верных вассалов. Титулованные затворники не котировались; наши агенты распространяли глушилки лишь среди тех, кто скорее удавится, чем бросит светскую жизнь. Поначалу новинка имела скромный успех. (А чего же мы ждали?) Мгновенно отреагировали лишь владельцы полуподпольных домов свиданий – и тут же обрели дополнительную клиентуру. В конце зимы некий барон из Сычуани рискнул начать на своем предприятии мелкосерийное производство. Условия он поставил грабительские, но Мика пошел на сделку: главное – сдвинуть телегу с места. Мода, твердил он с упорством дятла. Идея приватности разговоров – в общем-то ерунда. Бордели – тоже полумера. Наша продукция должна стать модной, и дело пойдет!

Дело пошло весной, да так, как не снилось ни нам, ни тому китайцу. Барон озолотился, продавая лицензии. Маркиз Камеяма и герцог Нью-Джерсийский развернули производство в таких масштабах, о которых мы и не мечтали. Глушилки шли нарасхват, и наши товарищи, разбросанные по всему миру, находились теперь в несколько большей безопасности. Инфос бездействовал. Быть может, он научился читать по губам, а может, сознательно усложнял себе задачу, как делает тот, кто одержим желанием пощекотать себе нервы. Адреналиновый наркоман небиологической природы – возможно ли такое в принципе?

Наверное, да, только без адреналина.

Компактные приборчики для телепатической связи мы, напротив, не рекламировали. Их и надо было гораздо меньше, с их изготовлением вполне справлялись кустарные мастерские. С генератором инфосолитонов дело у Саркисяна долго не ладилось, он денно и нощно торчал в мастерской, почернел, оброс дикой бородищей, орал и брызгал слюной на каждого, кто попадался ему на глаза, но к весне расколол и эту задачку.

Инфос не вмешивался! Честно говоря, я этого не понимал: ведь генератор инфосолитонов управлял не чем-нибудь, а его частями! Если бы кто-то внешний попробовал управлять хотя бы моим мизинцем, этот мизинец в один момент стал бы частью кулака, вразумившего такого управляющего. Ибо не суйся, куда не просят!

Репрессий, однако, не последовало. Никто из нас не знал, до каких пор противник будет терпеть наши выходки, и это нервировало. Следует ли нам резко ускорить дело, чтобы сбить его с толку? Или наоборот, резко замедлить темп подготовки, чтобы он понемногу расслабился и счел нас беззубой фрондой?

Ускорить – трудно. А замедлить – до каких пор? Этак успеешь состариться и сойти в мир иной задолго до переворота, если он вообще когда-нибудь состоится. Вот уж радость! Стоило из-за этого переть на рожон!

Генератор инфосолитонов вышел не таким компактным, как два первых творения Ромео, но все же он мог поместиться в большом кармане или на поясе. При желании его можно было носить скрытно – ну, конечно, в том случае, если кому-нибудь не придет в голову тебя ощупать. Мы испытали генератор на покрытой твердым настом поляне. Инфосолитон оказался таким же примитивным, как и тот, в музее: на расстоянии вытянутой руки от прибора воздух сгустился в полупрозрачный диск и двинулся прочь, понемногу расширяясь. Он взломал наст, снес к черту нижние лапы раскидистой ели на краю поляны и рассеялся.

– Годится как защита, – констатировал я.

– Возможно, не только, – сказал Мика и стал озираться по сторонам. Никто на нас не нападал.

Наверное, он подумал о том же, о чем и я: пока мы внутри колонии, Инфос не станет вмешиваться без крайней необходимости: развлекайтесь, детки… Но стоит деткам начать шалить вне специально отведенной им резервации…

Дел у меня в ту пору было немного, и я, предчувствуя, что довольно скоро их станет по горло, упражнял мышцы. Тренажерный зал и бассейн оказались как нельзя кстати, а еще я брал лыжи и, свалившись несчетное число раз мордой в снег, научился довольно сносно ходить на них. Чем и занимался часа по три в день, наматывая круги вокруг колонии, если только не сильно вьюжило. К весеннему снеготаянию я окреп настолько, что самонадеянно сравнивал свои физические возможности с таковыми же возможностями обыкновенного нетренированного землянина.

Заодно я попытался ликвидировать зияющие пробелы в моем образовании. История, социология, политология, экономика – за штурм этих горных вершин я взялся особенно рьяно. Немедленно выяснилось, что каждая из них представляет собой не отдельно торчащий пик, а целый горный массив со сложным рельефом, локальными вершинами, гребнями, скалами и ущельями. Пришлось стиснуть зубы. Если вы думаете, что после силовых тренажеров, лыжных забегов и заплывов в бассейне наука укладывается в голове особенно хорошо, попробуйте-ка сами. Что наши предки умели лучше всего, так это исписывать страницу за страницей, том за томом. Они породили такое количество научной мысли, что разобраться со всем этим наследием оказалось решительно невозможно, пришлось скакать по верхушкам, как мелкая обезьяна. Философия и вовсе ввергла меня в отчаяние.

Мика был не теоретик, он был практик. И все же я спросил именно его:

– Чего мы хотим в конечном счете?

Он посмотрел на меня, как на идиота.

– Уничтожить Инфос. Ты против?

– Я-то не против. Но что будет потом?

– С кем?

– Со мной, с тобой, еще с тремя миллиардами людей на планете Земля…

– Они научатся жить как взрослые люди, – сказал он, – а не как дети, которым надо поминутно вытирать носы, а баловников – шлепать. Даже хуже: дети хоть учатся чему-то, а мы нет.

– С этим не спорю, – сказал я. – Цель достойная. Но какую общественную формацию мы собираемся создать, одержав победу? – Ох, и сомневался же я в той победе! – Сохраним феодализм с императором наверху?

– Ну нет! – Мика даже в лице изменился. – Никакого императора. Никаких сословий. Все люди должны быть равны!

Он даже не сказал «равны в правах». Интересно, как он мечтал ликвидировать, например, интеллектуальное неравенство? А физическое? А гендерное? Ох, младенец…

– Значит, свобода, равенство, братство? – не унимался я. – Ты, помнится, говорил о капитализме. Стало быть, свобода частной инициативы, собственность как основополагающая ценность и свободная конкуренция на рынке? – Я вспомнил разговор с Рудольфом. – Капитализм был годен в прошлом, когда на планете хватало ресурсов и все время увеличивались рынки сбыта. Теперь этого нет. Значит, начнется драка хапуг за то, что еще осталось. Будут многочисленные конфликты, в том числе вооруженные. С неизбежными жертвами. Немедленно расцветет сепаратизм, успешные регионы не захотят кормить голодранцев из бедных регионов, начнутся локальные войны, вспыхнет религиозная вражда, и планета вновь будет разделена на отдельные государства. Потом все худо-бедно устаканится, сильные хапуги сожрут слабых и наведут какой-никакой порядок, но все равно будут жуткие кризисы, голод, и трем четвертям человечества небо покажется с овчинку. Нравится?.. Я так и думал. Так что же – социализм? А какая его версия? Их много. И в каждой есть подводные камни.

– Сначала будет диктатура, – нахмурившись, пробурчал Мика. – Без нее нам вообще не удержать завоеванное.

– Верно, – согласился я. – Поначалу – да. Ну а потом? Как насчет собственности на землю? На промышленность? На средства связи? Конфискуем и поделим поровну? Сохраним за нынешними владельцами при условии их лояльности, а нелояльных господ унасекомим, предварительно обобрав до нитки? Кстати, даже в самом мягком варианте сопротивление титулованной знати будет бешеное. Нам нужны ренегаты из этой среды, причем достаточно влиятельные. Мы должны их использовать. Их надо было начать искать еще пять лет назад. Их ищут?

Мика только моргал. Ясно было, что он не задавал себе и половины этих вопросов. Его настоящим врагом был Инфос, а остальные – так, примазавшиеся и не слишком существенные. Вместо ответа он сварливо посоветовал мне пойти заняться настоящим делом, ну вот хотя бы помочь Ромео. Я ведь неплохой техник.

Ага, «помочь»! Чтобы носатый техногений обозвал меня по-всякому и выставил за дверь при первом же моем промахе, а то и вовсе без него? Нет уж, дудки.

– Иди, иди, мыслитель. Работай.

В этом был весь Мика. Может быть, и неплохой тактик, но определенно не стратег. Я не стал и заикаться ему о том, что не понимаю, как можно рассчитывать на успех без поддержки со стороны императора. Мика взбесился бы. Такие крепости, как он, надо брать измором.

Бермудский все-таки проболтался. Когда я в очередной раз пришел на совещание, на меня обрушился шквал вопросов: что за штуковину такую мы соорудили втихаря? К счастью, речь шла только о глушилке. Я отбрехался: идея, мол, еще сырая, эффективность глушения и сейчас-то под большим вопросом, а как только Инфос найдет противоядие, и вовсе выйдет пшик. Мол, наша попытка – лишь пробный камень, эксперимент, из которого когда-нибудь (но не сейчас) в принципе может что-то получиться, а может и нет. Мне строго указали на то, что такие эксперименты должны проводиться исключительно с общего одобрения колонистов и ни в коем случае не иначе. Дескать, мы с Микой (Ромео остался в тени) своими безответственными действиями могли подвергнуть опасности всю колонию. Я умудрился состроить покаянную физиономию, сокрушенно кивал и, к своему изумлению, легко подавил внутри себя приступ бешенства. Научился кое-чему за время жизни среди людей!

В тот вечер делали доклад сразу двое: Алистер Коллинз взял в союзники фокусника. Они раздолбали в пух и прах идею создания электронных глушилок (я мысленно сказал им спасибо) и выдвинули новую теорию секретной коммуникации. Практически любого человека можно научить галлюцинировать – ведь так? Если не может сам, придется поместить его в большой бак с теплой соленой водой в полной темноте, то есть по возможности отрубить ему все каналы получения внешней информации и вдобавок помочь медикаментозно – загаллюцинирует как миленький! Это давным-давно проверено. При наличии усердия подопытный после ряда упражнений научится «ходить без костылей», то есть обходиться без специальной среды и таблеток, а далее – следующий этап: объединение видений двух находящихся поблизости друг от друга людей в одно целое и общение посредством совместных галлюцинаций, не отслеживаемых Инфосом…

Такого бреда я не ожидал даже от Алистера!

Спорить, впрочем, не стал, издеваться – тем более. Собрание сочло идею заслуживающей внимания и выбрало рабочую группу для ее проверки. Я взял самоотвод, отговорившись тем, что после одиночества на Луне мне просто страшно лезть в какой-то бак, где все пять моих чувств окажутся заблокированными. Мне посочувствовали, тем дело и кончилось.

– Ты доверяешь своей жене? – спросил меня однажды Мика.

– В некоторых вопросах – да.

– Это в каких же?

Я немного поразмыслил и решил не врать.

– В тех, где вероятные последствия наших действий не угрожают ее статусу баронессы.

– А еще лучше – могут поднять ее на новую ступень? – прищурился догадливый Мика.

Я лишь нечленораздельно буркнул в ответ. Разговор продолжился телепатически и вдобавок при включенной глушилке.

– У нас мало связей среди титулованных, – сказал Мика. Как будто не я еще недавно указывал ему на это!

– Знаю, – протелепатировал я.

– Госпожа баронесса не откажется помочь?

– Она ведь нам уже помогала…

– Я хочу знать: до конца ли она с нами? При том условии, о котором ты говорил.

– Попытаюсь выяснить.

– Было бы неплохо. Массовое недовольство в чисто дворянской среде мы организуем, оно уже давно зреет, необходима лишь умная пропаганда. Но без знати – той ее части, от которой что-то зависит, – нам не обойтись. Нужно начинать обрабатывать эту делянку.

– И чем же мы можем привлечь титулованных на свою сторону? – усомнился я. Мика ответил вопросом:

– Ты когда-нибудь видел абсолютно счастливого человека?

Наверное, ему никогда не доводилось вливать в себя достаточное количество раствора воды в этаноле.

– Ха! Видел. И сам бывал таким. Кратковременно, правда.

– А долговременно? А постоянно?

Я послал ему образ древнегреческого мудреца, пожимающего плечами и одновременно хватающегося за спадающую хламиду. После чего добавил:

– К чему эта риторика? Нет, конечно. Исключая умалишенных.

– Именно. Всякий человек желает чего-то большего, в основном для себя. Попадаются идеалисты, желающие добра всем подряд, с ними мы будем работать особо. Но основная масса жаждет денег, власти, положения в обществе и так далее в том же духе. Тут нужна пропаганда не массовая, а строго индивидуальная. Мы пообещаем сладкий пряник тем титулованным, кого можно использовать… Молчи! Это даже не совсем обман: после победы мы действительно повысим ранг некоторых из них. Но заставим работать! Понравится им это, нет ли – вопрос второй. Твоя жена согласится помочь?

– Поговорю.

И я поговорил с Джоанной – опять-таки телепатически. Как ни странно, она пришла в восторг от такого способа общения. Наверное, женщине особенно невыносимо чувствовать, что кто-то подглядывает за ней постоянно. Вот если бы время от времени, да заранее намекнув, да интересная мужская особь – другое дело! А у проклятой информационной среды даже пола нет.

– Ты не откажешься помочь? – протелепатировал я.

Она почти оскорбилась.

– Когда это я отказывалась? Кого надо убить?

Шутка, понятное дело. Хотя… стопроцентная ли шутка? Но курлыканье Джоанны мне понравилось. Не то что мое кваканье из болота.

– Никого убивать не надо. Надо найти недовольных аристократов… не торопись, пожалуйста. Я сам знаю, что их вагон с тележкой. Нам нужны не просто недовольные титулованные, а те, от кого реально что-то зависит, или на худой конец люди, близкие к ним. Нужны реальные, а не мнимые величины. Как распропагандировать их и привлечь на нашу сторону – вопрос второй. Сейчас надо просто найти таких людей, пусть даже их пока будет немного. Найти и осторожно прощупать – годятся ли в союзники? Справишься?

– Ага. Будем составлять список?

– Никаких записей. Кстати, ты продолжаешь рекламировать глушилки?

Джоанна засмеялась.

– Маркиз Камеяма мне даже приплачивает за это…

– Отлично, – сказал я. – Возможно, его тоже стоит прощупать.

– Без тебя бы я никак не догадалась! – надулась она. – С него и начну.

– Только будь осторожна, постарайся не подставиться и вообще знай меру. Лучше вовремя отступить, чем перейти черту.

– А то я мало работала с пациентами! Знаю, что можно и чего нельзя.

– Кое-чего все-таки не знаешь, – одернул я. – У тебя по лицу все видно. Глушилки глушилками, а телепатировать надо так, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. У тебя, я знаю, есть лингвистические способности, а как насчет лицедейства? В любительских спектаклях не играла?

– Только в детдоме. Да не переживай ты, я справлюсь.

– Справься, пожалуйста…

Пугать Джоанну я не хотел, но еще меньше желал, чтобы она узнала, что такое арест и каторга. Я не сомневался, что она рьяно возьмется за дело. Ох, уж это женское честолюбие, порой неотличимое от тщеславия! Если я еще недавно считался бароном не самого последнего разбора, то ее всего лишь терпели. Родилась простой дворяночкой – раз. Стала баронессой через брак, окрутив к тому же не отпрыска старинного рода, а выскочку с жалованным титулом – два. Выскочка-супруг пропал неведомо куда, по слухам – осужден (и поделом ему) – три. Чего же больше? Негласный статус Джоанны был низок. Переворот вполне мог показаться ей подходящим средством для того, чтобы скакнуть вверх на ступень, а то и на несколько.

Может быть, в мечтах она уже видела себя императрицей?