Текст книги "Простолюдин (СИ)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

5

После налета на склад я перешел на нелегальное положение. Оно было в достаточной степени условным, чтобы не сказать фиктивным. Но Инфосу было не до меня, а скрываться от императорских спецслужб в принципе можно. Какое-то время.

Зато мое имя, уже несколько подзабытое, вновь гремело через все средства нелегальной массовой информации. Вот я в белом камуфляже командую атакой по колено в снегу. Вот – сам бегаю и стреляю. Вот рядом со мной падает сраженный боец. А вот – я раздаю продуктовые наборы голодающим. Крупным планом – их счастливые лица. Вот и мое лицо, мужественное, обветренное и исполненное отеческой заботы. Тот парень, что при первой нашей встрече долго рассматривал меня со всех ракурсов, оказался телеоператором. Он знал свое дело.

Кое-что в репортажах было правдой. Налет действительно имел место, правда, нам противостоял всего один робот-охранник, загодя выведенный из строя, так что палили и бегали мы впустую. Состоялась и раздача продовольствия. Во всем остальном – постановка. Сценарий, грим, дубли и монтаж. За три дня инструктор по боевой подготовке сделал из меня существо, худо-бедно умеющее двигаться в кадре как боец. Итог выучки: «Неспециалист поверит». Мика возразил в том смысле, что и в глазах спеца моя чуть заметная неловкость будет логично объясняться лунным происхождением. Более того, всякий разбирающийся в предмете поймет, что на экране живой человек, а не дурилка-анимация. Инструктор проворчал, что Мика ничего не понимает в дурилках, однако не стал настаивать. И все сошло лучше не надо.

За первым налетом последовал второй, поскольку Мика рассудил, что двух оставшихся складов графу Магальянес все равно много. Тут не обошлось без реального боя: один охранник был убит, остальные, без толку постреляв в метель, разбежались. Меня опять снимали на видео. Нагрузив флаеры провизией, мы смылись до прибытия отряда императорской гвардии.

Мика тотчас перебросил меня в Тасманию, где во владениях местного герцога мы провернули такую же операцию. Затем мы вернулись в южные Анды, поскольку от нас вряд ли ждали такой наглости, и вновь сыграли в благородных разбойников. Местные крестьяне – пардон, дворяне – были рады, хотя некоторые побаивались принимать от нас подарки. И все же брали. Голод никому не тетка и вообще не родственник, он лишает людей страха, а то, что этих людей давно не кормили досыта, было видно невооруженным глазом. Без всякого шума на всей планете был введен режим экономии – и правильно, конечно. Очень логично. Лучше долго недоедать, чем в какой-то момент остаться вообще без продовольствия и перспектив добыть его. Но какое голодному дело до логики? Ему просто хочется есть. Что это за жизнь, когда обедаешь не каждый день, а если все-таки обедаешь, то сосать в животе начинает уже спустя час после приема пищи?

Мало кто обрадуется сокращению рациона наполовину. Посулы правительства насчет того, что пока надо перетерпеть, а дальше станет легче, воспринимались без энтузиазма. Сколько времени терпеть? Правительство опрометчиво сказало правду: примерно года два… Ну, сказали многие, тогда понятно, почему станет легче: часть едоков вымрет от голода, и в эту часть войдут, разумеется, исключительно простые дворяне! Титулованным-то ничего не грозит, они набили свои закрома, что им за дело до плача голодных детей? Хватай еду, ребята! Дают – бери. Да здравствует Сопротивление! Благослови вас бог, храбрецы!..

Из зимы мы переметнулись в лето. На Алеутских островах нам дали отпор, мы потеряли троих, а одна пуля, рикошетом задела мой череп над левым ухом. Проклятый остров Агатту! Но и эта неудача пошла нам на пользу благодаря пропаганде. Кадры со штурмами складов, бесплатной раздачей провизии и, конечно, с моей мужественной благодаря гриму физиономией неведомо как проникали в местные телесети, а иной раз проскальзывали и в общепланетную. Мою голову бинтовали, а я, превозмогая боль, говорил на камеру: мы не остановимся, мы пойдем до конца, наше дело правое, и да здравствует дворянская революция! Из-за спины оператора Мика показывал мне большой палец.

Будь Инфос в форме, вряд ли ему было бы трудно в два счета расправиться с вирусами, внедренными в него умными дядьками из подполья, и задушить нашу пропаганду. Но он, как правило, опаздывал с ответной реакцией. К тому же подполье активно распространяло листовки и не брезговало ничем, что можно было использовать, включая скабрезные куплеты и настенную живопись. Некоторые карикатуры, при всей их непристойности, понравились даже мне.

Налеты на склады и перестрелки с гвардейцами происходили повсеместно, но в глазах публики героем становился я один. Если кому-то это нравилось, то уж точно не мне. То, что делали бойцы Сопротивления на всех материках и островах Земли, делалось якобы по моему приказу. Ко мне окончательно прилипла кличка Лунатик, причем никого не смущало то, что лунатик – это не мигрант с Луны, а больной, который ходит во сне, ни черта не видя и не соображая. Не знаю, кто выдумал эту кличку, но он угодил в самую точку: я действительно не видел общей картины во всей ее полноте и не всегда понимал смысл моих действий и процессов вокруг. Сопротивление использовало меня как знамя, и я терпел, утешая себя: лучше уж бороться в таком качестве, чем ни в каком. И разве Мика не предупреждал меня, что так и будет?

Да, я тогда вызверился, но кому это интересно?

Стояло холодное лето с ночными заморозками и утренними холодными туманами. Урожай в средних широтах, как и следовало ожидать, почти весь погиб. Правительство вновь урезало рационы – теперь уже гласно, а не тихой сапой, как в первый раз. Популярности это ему не добавило. Император заявил на весь мир о недопущении спекуляции и о том, что пищи при должной экономии хватит на всех. Ему не очень-то верили. Эксперты выступали с расчетами и успокоительными заявлениями – им верили еще меньше. Спекулянты процветали. Рудольф призвал крупных феодалов открыть закрома – население только хмыкало в горсть: как же, эти откроют! Впервые было официально объявлено о мерах по борьбе с экстремистами из «так называемого Сопротивления» – и наша популярность начала расти как на дрожжах. Оживилась и балластная часть Сопротивления; вожди подполья по-прежнему не доверяли ей, но стали использовать ее на второстепенных фронтах. Уже через неделю правительство спохватилось и объявило нас вне закона. Просто и безыскусно. Зря. Лучше было придумать что-нибудь позатейливее. Лозунг «Убей сопротивленца! Сколько раз увидишь его, столько раз и убей!» больше действовал на воображение обывателя, чем на эффективность наших операций. И все же мы несли потери. Не от обывателей, конечно, – от императорских гвардейцев и «отрядов самообороны», сформированных крупными феодалами из помилованных преступников и всякой дворянской швали. Были разгромлены штаб-квартиры подполья во владениях герцогов Цейлонского и Сахалинского.

В конце лета я уже не участвовал в налетах и перестрелках. Кадров с моим «геройством» и щедростью при раздаче награбленного добра нуждающимся и без того хватало с избытком. Меня начали прятать. Где, позвольте вас спросить, можно укрыться от Инфоса – в жерле Мерапи?

Пока получалось, что почти везде, если укрываемый готов отказаться от некоторых бытовых удобств вроде мягкой постели и ежедневного умывания. Главный противник пребывал в нокдауне, ему было не до меня. Вероятно, его немочь только усиливалась с распространением по атмосфере вулканического пепла и уменьшением притока солнечного света. Время от времени с разных концов света поступали сведения о его чудачествах. Что там олень, скатанный в шар! Поговаривали – не знаю, правда ли, – что такое случалось и с некоторыми невезучими людьми. В одну секунду быть смятым, перемолотым и покатиться куда-то шариком – бр-р!.. А кашалота, размазанного тонким слоем по пляжу, вы видели? А дикие инфосолитоны, напоминающие видения, какие бывают только в наркотическом бреду? А миражи на полнеба? В Тасмании выпал зеленый снег. Ходили слухи, что где-то деревья сами выкапывались из земли и пробовали ходить на корнях, а где-то с неба упала градина размером с небольшой айсберг. Искусственный разум психовал, вместо того чтобы экономить ресурсы, попросту отключив часть функций. Кратер Мерапи еще продолжал дымиться, но это была уже сущая ерунда. Вулкан уже сделал все, что мог, большего от него не требовалось.

Впрочем, мы пока еще не начали открытую войну непосредственно с Инфосом…

Это сделало Братство вольных штукатуров. Внезапно, будто прорвало дамбу, в мир выплеснулся поток правды во всех мыслимых упаковках, от серьезных статей до бойких фельетонов и опять-таки карикатур. Затем пошли репортажи. Смысл был один: мы рабы искусственного интеллекта. Император и правительство виновны лишь в том, что пляшут под его дудку, – хотя что им, собственно, остается делать? Главный враг не они, главный враг – информационная среда. Именно сейчас самое время ударить по ней и сбросить вековечный гнет. История человечества должна вершиться людьми, а не какими-то там монадами. Вперед, братья, завоюем свободу!

Кажется, блокировать защитные программы и проталкивать свои материалы в общепланетную сеть штукатурам удавалось даже легче, чем нам.

Мика попеременно то краснел, то бледнел от злости. Наедине со мной он дал волю распиравшему его раздражению.

– Ведь даже не предупредили!.. Союзнички!.. – и шла крутая брань.

Я мог бы сказать ему, что мы тоже не предупредили союзников о начале войны с правительством, но предпочел держать рот на замке. В конце концов, кто, как не я, отвечал за связь с Братством? На ком вина?

Мика понемногу успокаивался.

– Ладно… – процедил он сквозь зубы. – Что случилось, то случилось, теперь не исправишь. Они не поддержали нас, когда мы начали экспроприацию продовольствия. Имели право. Да и не в их интересах потрошить склады. В их интересах, чтобы кто-нибудь другой, вроде нас, до поры до времени отвлекал на себя внимание правительства. Понимаю. Молодцы. Они раньше времени ополчились на Инфос. Это зря. Зато они все-таки начали действовать. Сейчас это важнее всего.

– Наверное, мне бы следовало слетать к герцогине, – пробормотал я, не зная, что и сказать, – договориться о координации наших действий…

– Ага, как же! – Мика вновь выругался. – Наивный ты. Угодишь к штукатурам в лапы – теперь они тебя уже не выпустят. Ты – Лунатик, народный герой, символ борьбы, наше знамя. Кто же отдает знамя соперникам?

– Но координация…

– Будет осуществляться по другим каналам. Забудь.

Об этом-то я «забыл», а о моем дурацком статусе идола – нет. Забудешь тут! Сопротивление и Братство почти одновременно выпустили массовым тиражом тоненькие брошюрки «Наш вождь» и «Надежда человечества». В обеих имелся мой портрет, далее шли краткие и неточные сведения о моем рождении на Луне в уникальном статусе подлинно свободного человека, о годах напряженной работы мысли, о моем горячем сердце, о мужественном решении прибыть на Землю ради освобождения человечества от постыдного ига, о неуклюжей попытке властей объявить меня сумасшедшим, о дуэли с негодяем, вероятно, подосланном врагами, о каторге, побеге и начале активной фазы борьбы. С кем я боролся и от какого конкретно ига намеревался освободить человечество – тут в источниках имелись некоторые разночтения, что и неудивительно. Автор-штукатур оказался парнем с воображением: в своей брошюре он заявил, что Константин Малеев, то есть я, не иначе как отдаленный потомок знаменитого республиканца Клода-Франсуа Мале, расстрелянного из кремневых ружей за мятеж против тирании двенадцать веков назад. Наверное, в агитпропе Сопротивления кусали локти: почему не додумались до этого сами? Зачем плохо учили историю? Ведь сходство фамилий очевидно!

За брошюрами последовали листовки и, конечно, ролики, обманным путем проскальзывающие в телекоммуникационные сети. Я только зубами скрипел. Тоже мне, нашли кумира всех угнетенных, осталось только забальзамировать тушку и отлакировать! Вполне вероятно, так и будет сделано после моей безвременной кончины от ранений, перенапряжения всех сил или чего-то подобного, когда я стану уже не нужен. Впрочем, с гораздо большей вероятностью я буду убит вместе с другими, чуть только Инфос очнется и одним махом уничтожит Сопротивление! Может, мне повезет принять героическую смерть, а может, и наоборот, приму самую позорную. Тут решаю не я.

Всякая гадость имеет несколько граней, и хотя бы одна из них не скажу, что обязательно светлая, но все же бывает светловатой. Мне перестала сниться Лунная база с ее тоскливым одиночеством. Мне больше не снилась Хелен. Мне снилась Джоанна, и сны были те еще. Подростковые, если вы понимаете, о чем я говорю. Я очень хотел, чтобы она была со мной, да и ей, наверное, мечталось быть рядом с этаким титаном-богоборцем. Где она? По-прежнему продает глушилки пресыщенным аристократам – или включилась в работу агитпропа на правах моей жены и якобы ближайшей помощницы? С ее страстностью ей там самое место…

От Джоанны не было ни слуху ни духу. Конспирация – вещь необходимая, но временами очень уж неприятная.

Правительство вновь запоздало с контрпропагандой. Когда она началась, я узнал о себе много интересного: неизлечимый параноик с опасными маниями, законченный алкоголик, неблагодарная свинья, обласканная императором и обманувшая его доверие, безнравственный тип, ну и так далее. Местами концы не вязались с концами, например: если я неизлечимый маньяк, то почему меня выпустили из клиники? Если императорская ласка заключалась в том, что я оказался на каторге за поступки, формально не являющиеся преступлениями, то какой благодарности ждал от меня Рудольф?

Такие неувязки подмечают те, кто любит и умеет думать. Увы, это не о большинстве населения. Гораздо важнее было то, что контрпропаганда запоздала, а уж топорная она или ювелирная – вопрос второй. Средний человек, успевший поставить в своей голове плюс или минус по какому-то вопросу, не любит менять этот знак на противоположный. Так что успеха контрпропаганда не достигла, скорее наоборот.

В сентябре правительство назначило награду за мою голову. Обещанная сумма была не слишком велика, чтобы миллионы моих поклонников не возгордились, но вполне достаточна для вожделений какого-нибудь некрупного феодала. Пожалуй, это был первый умный ход со стороны правительства.

Я где-то читал, что человеку в моем положении не стоит ночевать три раза на одном месте. Мысль, наверное, правильная, если мала опасность быть схваченным или убитым при перемещениях с места на место. Мика не рисковал слишком часто менять логово. Иной раз я задерживался в одном месте и на неделю.

Очередным местом стал остров в Белом море, маленький, низкий и весь какой-то промозглый. Перекрученные деревца чахлой рощицы, неведомо как и зачем укоренившиеся в тонком слое почвы, всем своим видом давали понять, как им тяжела и противна такая жизнь. Пронизывающий ветер с моря обдирал с них последние листья, толком не успевшие предаться фотосинтезу за короткое хмурое лето. Водяная пыль била в лицо. Вряд ли октябрьская погода была здесь подарочком и в благополучный год, а уж в этот и подавно. Свинцовые волны безуспешно глодали гранитный берег, серый, как лунный реголит. Несколько вытащенных далеко на берег допотопных лодок, потемневшие от времени бревенчатые рыбацкие хижины, бревенчатый же господский дом с входной дверью, заколоченной крест-накрест досками, музейный ручной пресс для заготовки съедобных водорослей, коптильня для рыбы да длинный сарай с воротами в торце – вот и все, что напоминало о присутствии человека. Не то что выйти в море рыбачить – подойти-то к полосе прибоя было неуютно. Сарай пустовал, в нем мы и разместились: я, Мика и полдесятка бойцов. Загнали внутрь и флаер, чтобы не отсвечивал. Задымила железная печь на дровах из плавника, и стало терпимо. Мне случалось ночевать и в менее гостеприимных местах.

– Кто владелец этого райского уголка? – спросил я просто из любопытства.

– Барон Сыроватка, – ответил Мика.

Где-то я уже слыхал про этого барона… О! Ну как же, как же… Старый знакомый! Секундант Жужмуйского. Как-то он теперь поживает, у кого числится в вассалах?

– Он что, на нашей стороне?

– Сочувствующий.

Ну надо же, он еще и сочувствует! Щедрая, видать, душа. Ему бы самому кто посочувствовал…

Мне даже смешно стало: на Земле добрая сотня тысяч баронов, если считать только тех, кто имеет земельные владения, а попал я именно к знакомому. Как-то мы с ним встретимся? Хотя…

– Судя по этому интерьеру, – обвел я рукой дощатые стены, – Сыроватка тоже делает вид, что он не при делах. Как и прочие. Иначе был бы здесь и пригласил в дом, нет?

– Соображаешь, – похвалил Мика и не стал развивать тему.

– Ты чем-то озабочен? – спросил я.

Он лишь пробурчал в ответ что-то неразборчивое и отвернулся к печке. Я решил не настаивать. Четверо бойцов уже спали вповалку на волглых матрасах, пятый бодрствовал. Я тоже нашел себе матрас и не без труда подтащил его к печке. Наверное, из него можно было добыть полведра воды. Сыроватка… Сырая ватка… С рыбой! Сырой и соленой! В дальнем углу сарая тесно столпились бочки для засолки, старые, многократно использованные. Ничего, переживем… Во время перелета Мика обмолвился, что мы останемся здесь не более чем на двое суток, как и положено в теории. Неуютно, уныло, безрадостно, но двое-то суток можно потерпеть…

В тот момент я не знал, что терпеть придется всего ничего.

Мне снился сон. Скучные, осточертевшие стены Лунной базы внезапно надвинулись на меня с боков и стиснули – не шевельнуться. Дышать я, правда, мог, что не слишком радовало: стены ужасно воняли рыбой. Откуда на Луне рыба? Не из лунных же сухих морей… Тут меня, стиснутого, осенило: нет, именно из лунных! Пока я спал, из всех кратеров забили ключи, впадины наполнились водой, а где вода, там и рыба. И сама Лунная станция превратилась в колоссальную рыбину, только навыворот – кишками наружу, чешуей внутрь. Засеребрившаяся стена сделалась упругой и мягкой. Без всякого испуга я увидел, как рядом со мной прорезались и шевельнулись жаберные щели. Вывернутая рыба, казалось, задалась целью развеселить меня. Я и вправду хихикнул. Но тут же почувствовал: это хорошо не кончится. В миролюбивых объятиях рыбы-станции я был обездвижен и беспомощен против всякого, кто вздумает приблизиться извне. А кто-то приближался! Или что-то. Я не слышал и не видел его, но знал: оно все ближе. Страшное. Смертельно опасное. Неумолимое.

Тут я задергался – само собой, напрасно. Обычно во сне так и бывает. И проснулся с колотящимся сердцем, когда ужас дошел до предела, что тоже в порядке вещей. Ну почему мне не снится что-нибудь доброе, умиротворяющее? Сны – чушь, информационный шум, нелепые игры расслабленного мозга, толку от них никакого, так почему бы им не быть приятными хотя бы для компенсации гадостей, случающихся с нами в яви? Ага, жди…

Я сел рывком. Сна как не бывало. Было темно, лишь тускло краснела щель от неплотно пригнанной печной дверцы. Угли догорали, воняло горьким дымком и селедочным рассолом. Одежда, теоретически непромокаемая, казалось, все-таки насосала влаги из матраса. А может, и не казалось. Похрапывали бойцы, свистел носом Мика. Выставленные по периметру острова «сторожки» охраняли их сон.

Но не мой. Сердцебиение почему-то не унималось. Ну что такое «сторожки»? Не панацея. Они придуманы для защиты от людей, а не от Инфоса. Люди, несомненно, глупее. Но что создано людьми, то может быть обмануто ими же. О чем думал Мика, выбирая это место? Над морем «сторожок» засечет воздушную цель за сто километров – не более пяти минут полета для боевого флаера. Если мы и успеем выгнать нашу колымагу из сарая, нам все равно не уйти. А если противник приблизится низко над сушей? Тогда у нас не будет и двух минут. Мика не дурак, нет… Но что у него на уме? Можно разбудить и спросить, но ведь не скажет.

С пугающей ясностью я увидел то, что лучше бы не видеть, и тотчас затормошил Мику.

– Вставай. Тихо…

Привстав на локтях, он быстро окинул взглядом помещение, не обнаружил никакой опасности и принялся тереть глаза.

– Чего еще?..

– Сейчас прилив или отлив?

Он помотал головой, соображая.

– Ну, отлив… наверное.

– То-то, что отлив. До нас доберутся пешком. Остров рядом с материковым берегом, пролив мелкий. – Припомнив, какие бывают мелкие существа в земной фауне, я добавил: – В отлив воробью по колено. «Сторожки»-то больше по воздушным целям, а?

– Перестраховщик, – пробурчал Мика. – Откуда им знать, где мы, если Инфос не подскажет?

– От барона Сыроватки, например…

– Тогда почему бы им не накрыть весь остров одним залпом? Спи. Фантазер.

Спать? Вот уж нет. Я уже не подозревал, а знал наверняка: опасность рядом. Приближается.

Я молча встал и при свете фонарика нашел свой автомат. Оружие следовало бы всегда держать под рукой, а я аккуратно повесил его за ремень на вбитый в стену крюк, сберегая железяку от сырости. Наверное, я навсегда останусь любителем, маскарадным бойцом, годным только на видеосюжеты. Пусть так! Но что могу, то сделаю.

Я видел, как досада на лице Мики сменяется интересом.

– Ты далеко? – спросил он язвительно.

– На прогулку, – с тем же сарказмом ответил я.

Секунды две или три он размышлял.

– Ладно, черт с тобой, – сдался он наконец. – Эй, парни! Подъем!