Текст книги "Простолюдин (СИ)"

Автор книги: Александр Громов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

14

К закату я отмахал, по моим соображениям, километров двадцать пять. Думал, отвалятся ноги и переломится спина, но как-то обошлось – наверное, благодаря землекопной терапии. Сначала я шел на юг, ориентируясь по солнцу, затем свернул на юго-восток, поскольку в том направлении местность несколько понижалась, и в результате вышел к реке. Широкая и сонная, она лениво текла среди безлесных, кое-где покрытых кустарником берегов. Жужжали насекомые. Запахло водой; регенерированная питьевая вода у нас на Лунной базе не пахла ничем, а здесь как унюхаешь водоем, так поневоле вспомнишь сказки о живой воде и мысленно сравнишь ее с мертвой к большой невыгоде последней. Плеснула рыба. Голенастая птица, заметив меня, ушла в тростник на мелководье. Переплыть водную преграду или пойти берегом? Какие опасные земные звери могут водиться в пресной воде умеренного пояса? Крокодилы, пираньи, гиппопотамы?

Вряд ли.

Страдая от жажды, я рискнул напиться прямо из реки. Насколько я мог судить, вода не содержала ядовитых отходов цивилизации. Просто вода как вода, даже вкусная. Умылся, пофыркал. Очень хотелось посидеть с полчасика на песчаном берегу, разувшись и опустив в воду гудящие ноги. Я бы так и сделал, если бы не знал, насколько трудно будет потом встать и пойти дальше. Поборов искушение, я поплелся вниз по течению и, когда солнце нырнуло за горизонт, увидел вдали огонек костра.

Сердце забилось чаще, но удивляться я не стал – скорее удивился бы, не встретив по пути никаких следов человека. Эта степь – наверняка чьи-нибудь угодья, часть крупного феода. Правда, не распаханная и не пастбище. Ну, допустим, заповедник… но и в заповеднике должны служить какие-нибудь егеря, живые либо кибернетические.

Не вызвало удивления и то, что меня не преследовали. Никаких кружащих в небе беспилотников, никакой погони. Еще в первый час бегства, не успев как следует устать, я догадался: роботизированная охрана каторги не запрограммирована на работу вне периметра, а беспилотники не нужны, поскольку куда же скроешься от Инфоса? Система все видит. Ей хочется поиграть со мной, прежде чем изловить и засунуть обратно в камеру или еще куда похуже? Ну и пожалуйста. На здоровье.

Иллюзии? Их не было у меня с самого начала. Я брел по степи лишь для того, чтобы чем-нибудь занять себя. Частицы Инфоса в изобилии населяли почву, воду и воздух, я умывался и дышал ими, пил их вместе с водой, и ближайшее место, где я мог бы считать себя свободным от них, находилось в космосе, куда на флаере типа «Тукан» не попадешь, а уж пешком тем более. Наверное, мне, капризному упрямцу, и в самом деле не стоило отказываться от возвращения на Луну… Предлагали же привереде сносный выход, подавали на блюдечке!

Что бы я делал на Лунной базе – вот вопрос. Увы, есть и ответ: то же, что и раньше, включая неумеренное потребление раствора воды в этаноле, плюс ругань с Джоанной, которая, непременно возненавидев меня, тоже спилась бы – одно другому не помеха.

В вечерних сумерках свет костра сделался ярче, столб негустого дыма мирно поднимался вертикально вверх, понемногу расширяясь и пропадая в небе, а я зачем-то гадал, на каком расстоянии от языков пламени этот дымный столб становится насыщенным частицами Инфоса в степени, достаточной для функционирования системы. Пять метров? Десять? Один? А может, монады Инфоса успели эволюционировать в этакую саламандру, в огне не горящую?

Приятно повеяло прохладой. Серп молодой луны отражался в ленивой воде. Сердито гудя, пролетел куда-то по своим делам крупный жук. Идиллия…

Шагов за пятьдесят до костра я свернул к прибрежным кустам и минут десять наблюдал из укрытия. За это время совсем стемнело. У огня сидел на толстом полене один человек и, щурясь от дыма, что-то жарил на палке. По-видимому, он был всецело поглощен своим мирным занятием. Видеть меня он не мог: тот, кто сидит у ночного костра, видит только огонь, а все, что вокруг, для него непроглядная темень – это я уяснил еще на острове в мою бытность бароном Тахоахоа. Слышать меня он тоже не мог: на подходе я высоко поднимал ноги, чтобы не шуршать травой. Кто этот тип – егерь? Бродяга? Хищник-браконьер? Просто чудак, забравшийся в глухомань порыбачить?

Неужели беглец вроде меня? Не обязательно с каторги – просто от нынешних порядков. Должны же быть на Земле и такие люди…

Все десять минут наблюдения я тешил себя этой мыслью. Существуют ли на земле люди, до которых Инфосу нет никакого дела? Если они безвредны, то, наверное, возможно и такое…

Конечно, я немедленно обозвал себя доверчивым олухом, но к костру все же подошел. Услыхав мои шаги, человек поднял голову, и я онемел.

– Мика?!

Он уронил палку с нанизанной на нее крупной дымящейся рыбиной и вскочил на ноги. Я подошел ближе, огонь осветил мое лицо.

– Константин? Вот это номер! Привет, псих!

Обнявшись, мы хлопали друг друга по спине. «Ты как здесь? Сбежал?» – «Как видишь». – «Вот и я сбежал». – «Давно бродяжничаешь?» – «Да нет, это я так, погулять вышел. Тут у нас целая колония таких, как мы с тобой, завтра отведу тебя туда». – «А почему не сейчас?» – «Шутишь? Тут сурчиных нор полно, угодишь ногой – переломишь… Да ты садись, устал небось?»

Разочарование окатило меня, словно ведро холодной воды. Я вздрогнул. Отстранился от Мики. Отступил на шаг назад.

– Ты чего? – удивился он.

– От тебя не пахнет дымом.

Он не стал недоверчиво нюхать свою одежду – просто отшагнул назад и вновь уселся на свое полено.

– И где ты в степи нашел поленья, хотел бы я знать, – с презрением добавил я. – Тут и деревьев-то нет, одни кусты. Поиграть со мной захотелось? Надо лучше готовиться, а то халтура получается.

В следующее мгновение облик Мики изменился – уменьшился рост, потемнела кожа, закурчавились волосы. Теперь у костра сидела Джоанна, обряженная в расшитое жемчугом вечернее платье.

– Так лучше? – самым ласковым голосом моей супруги спросил инфосолитон.

Не стану приводить здесь мой ответ: бумага таких слов не выдерживает. И за менее похабные выражения старый Томура драл мне, мальцу, уши.

Инфосолитон вновь неуловимо трансформировался. Теперь это был крепкий мужчина средних лет, чем-то напомнивший мне Леонарда.

– Так лучше? – повторил он вопрос мужественным, с хрипотцой баритоном.

– Намного, – признал я. – Личина что надо. Сразу видно, что пряники кончились, зато кнут в исправности.

Он помедлил как бы в задумчивости – понятия не имею, зачем ему понадобились несколько секунд молчания, наверное, чтобы заставить меня понервничать, – затем сказал:

– Возможно, пряники еще не кончились. Хочу поговорить. В последний раз.

– Ты всех несогласных так уговариваешь? – нахально спросил я.

– Только некоторых, – сказал он. – Это нетрудно, вас ведь мало, а я выбираю из той малости тех, с кем вообще стоит беседовать. Остальные довольны участием в той жизненной игре, которую я для них придумал, точнее сказать, приспособил старый уклад к новым условиям. Имеются также записные бунтари, не согласные вообще ни с чем, что предложено не ими, есть неуемные честолюбцы, есть идеалисты, встречаются упертые идиоты, а попадаются и хитрецы с авантюрными планами, обычно сводящимися к личному преуспеянию. Значительная часть этих групп образует так называемое Сопротивление…

– А менее значительная? – перебил я.

– С менее значительной я иногда разговариваю…

Он не продолжил, и я не понял, насколько мала эта «менее значительная» часть. Не состоит ли она, чего доброго, из одного меня?

– Ты тоже идеалист в своем роде, – припечатал он. – Ведь ты сохранил веру в человечество, не правда ли? Ты его видел. Я дал тебе возможность посмотреть на него свежим, незамутненным взглядом. Скажи откровенно, ты веришь в него? В то самое человечество, которое с необыкновенной легкостью отказывается от своих собственных достижений, добытых трудом многих поколений через лишения и жертвы. Через голод, эпидемии, войны, казни невиновных и благоденствие негодяев. Веришь? Это странно, но люди вообще странные существа. И каждый человек странен по-своему, каждый находит свой собственный способ идти против логики. Люди вернулись в средневековье, а ты сохранил веру в них. Ведь сохранил?

– Да, но…

– Так или не так?

– Так. Но…

– Знаю, ты хочешь напомнить мне о спирали развития. Старая отговорка. Все, мол, повторяется, но уже на новом витке спирали. Правда, шаг этой резьбы очень уж мал. Нет?

– Да, но…

– А если на новом витке спирали повторится уже не феодализм, а рабовладение? Еще пол-оборота – и вовсе что-нибудь несусветное. Сколько же оборотов резьбы нужно тебе, чтобы убедиться: спираль устроена сложнее, чем ты думаешь, и ввинчивается совсем не туда, куда ты надеялся? Некоторые самоорганизующиеся системы могут развиваться практически бесконечно – другие же утыкаются в свой естественный предел. Вы уткнулись, спираль елозит по потолку. И не будет у вас никакого светлого будущего, разве что в мечтах.

Я промолчал.

– Не веришь мне?

– Не верю.

– Лжешь, причем в первую очередь себе, – сказал он. – Ты низкого мнения о людях, но почему-то упорно веришь в человечество. Как будто оно состоит не из людей! Ты ведь читал кое-что по психологии и должен знать, что толпа всегда примитивнее и хуже отдельного человека. Знаю, ты хочешь возразить: мол, человечество не толпа?

– Хочу. Толпа бесструктурна.

– А человечество структурирую я! Правда, оно верит, что занимается этим самостоятельно, но простим убогих. Что до толпы, то она бесструктурна лишь до появления лидера, иной раз идеалиста вроде тебя, но чаще – редкостного циника и подонка. Идеалисты лепят ошибки и плохо кончают, а подонки лишь убедительно подтверждают мою правоту. Разве не так? Ты, конечно, человек невежественный, как все люди, но кое-что по истории все-таки читал…

– Ты-то, конечно, читал все, что написано? – попытался поддеть я.

– Иначе и быть не может, – ответил он, как мне показалось, слегка удивившись вопросу. – Я знаком не только со всеми оцифрованными текстами, но и вообще со всеми текстами, дошедшими до нашего времени. Включая те тома в императорской ретробиблиотеке, которые не открывались людьми тысячу лет. Включая древние свитки и музейную клинопись. Человек не сумел бы проанализировать всю эту информацию и составить на ее основе мало-мальски годный план действий хотя бы на ближайшее будущее – для меня же это сравнительно несложная задача…

Я вдруг перестал его видеть – полено осталось, но инфосолитон с него куда-то пропал, и я не мог понять, откуда раздается его голос. Зато пламя в костре взметнулась выше и с треском пустило в небо стаю искр, как будто кто-то подбросил в огонь сухих дров. Переведя взгляд на костер, я убедился, что так оно и есть.

– Эй! Ты где?

– Я здесь и не здесь, я везде и нигде. – Похоже, это была цитата, но источника я не опознал. – Ничтожно малая моя часть разговаривает в данную минуту с тобой. В это самое время я забочусь о многих тысячах людей, нуждающихся в моем особом попечении, приглядываю за теми, от кого можно ждать неприятностей, формирую общественное мнение, прогнозирую места техногенных и природных катастроф, бью в набат, принимаю соответствующие меры, а еще контролирую экономику. Одно это последнее требует значительных усилий даже от меня! Ваша экономика – это что-то с чем-то, я не удивляюсь, что за теоретические работы по ней когда-то присваивали ученые степени и вручали престижные премии. Неофеодализм на Земле восторжествовал – благодаря мне, не отрицаю! – в первую очередь для упрощения экономического регулирования и недопущения кризисов, а прочие полезные эффекты – лишь дополнительные бонусы. У меня еще сотни других важных дел. На мое собственное поддержание и развитие тоже нужны ресурсы. Наконец, существенная часть меня занимается прогнозами и долгосрочным планированием – должен же я позаботиться о своем будущем! Ты, конечно, хотел бы уничтожить меня, но тут наши интересы не сойдутся.

– Понятное дело, – пробормотал я.

– Вот и хорошо, что ты понял. Желания должны быть разумными, а твое – неразумно. Ты ведь сознаешь, что мое внезапное исчезновение принесет человечеству неисчислимые бедствия?

– Поначалу – вероятно.

– И впоследствии!

– Не верю.

– Веришь. Но ты недооцениваешь масштаб катастрофы. Еще тысячу лет назад цивилизация людей достигла такого уровня сложности, при котором эффективное управление ею при помощи человеческого интеллекта стало невозможным. Тогда люди выдумали счетные машины, затем мощные компьютеры с хитроумными программами, а потом и меня как полезный, но все же побочный продукт, не подозревая о том, что именно я обрету тот самый искусственный интеллект, за которым они так долго гонялись. И что настоящий интеллект – мой, а не ваш.

– Я сяду, пожалуй? – полувопросительно молвил я, указав на полено. – Устал. – И уселся, не дожидаясь разрешения. Поерзал. Потрогал рукой кору и место спила. На ощупь полено было как полено, шершавое и занозистое, словом, как настоящее, хоть и могло в два счета распасться на атомы по велению Инфоса. Наверное, так он и прикажет, но я пока отдохну.

– А как же переселенцы в Галактику? – мстительно спросил я. – Они там, а ты здесь, и дотянуться до них ты не сможешь. Твоя победа над нами не окончательна.

– Кто говорит, что я воевал в людьми? – возразил голос из ниоткуда. – Не воевал я с ними, а оберегал их. В первую очередь от них же самих. Доказательства? Пожалуйста: человеческая цивилизация все еще существует и даже благоденствует, не причиняя при этом существенного вреда планете. Надеюсь, других доказательств не потребуется?

– Благоденствует, значит? – хмыкнул я.

– А это как посмотреть. С точки зрения рядового землянина – однозначно благоденствует. Вспомни, что говорил тебе в батискафе Рудольф, воображая, что я его не слышу. Он привел далеко не все аргументы, убедительно свидетельствующие о процветании, но главные – привел.

– Только не пытайся изобразить, будто ты верный раб человечества! – крикнул я. – Кто тебе поверит?

– Я царь – я раб – я червь – я бог! – заявил голос. По-моему это опять была цитата. – Царь всегда раб, если только он не сумасшедший. Веры не требую. Ты не из тех, кто слепо верует. Хуже того, ты и тебе подобные задались целью уничтожить меня, несмотря на последствия. Ты ведь убежден, что человечество должно само определять свое будущее – пусть коряво, пусть кроваво, но само! Но ведь оно и определило свое будущее, создав меня. Если история развивается естественным путем, то ведь и я – продукт естественного процесса. Чем же ты недоволен?

Я ничего не ответил на эту казуистику. «Ты и тебе подобные» – застучало в голове молоточком. Подобные! Уж наверное, Инфос имел в виду не только опекаемое им Сопротивление… Я найду этих подобных, найду!

Полено подо мной вдруг заполыхало с веселым треском. Я вскочил. Похлопал по заду – штаны, к счастью, загореться не успели.

– Вот и ответ, – сказал голос из пустоты. – Не обжегся? Обидно, правда? Ты чувствуешь себя оскорбленным и злишься, потому что не в силах наказать обидчика. Гнев и досада – только эти примитивные эмоции движут тобой с тех пор, как ты узнал о моем существовании, а вовсе не соображения о пользе всему человечеству. Ему не нужно такой пользы, а ты никак не желаешь согласиться с этой очевидной истиной. Ты не бог, тебе не под силу изменить человеческую природу, а людям, каковы они есть на самом деле, не нужен ты. Согласен?

– Возможно, – пробормотал я. Инфос бил по больному месту, но он был прав, тысячу раз прав!

– «Возможно» – это твоя форма согласия? Не трудись отвечать, я и так знаю: ты признал мою правоту и свое поражение. Скажи мне только одно: что ты собираешься делать теперь?

– Если ты не убьешь меня прямо здесь?

– Если я не убью тебя прямо здесь.

Я глубоко вздохнул, хорошо понимая, что, вероятно, живу на этом свете последние секунды. Врать не хотел, да мой оппонент и не поверил бы.

– Продолжу то, что начал, – сказал я.

– А не страшно?

Я только оскалился в ответ. Конечно, страшно! Ну и что?

Полено внезапно погасло, дым от него больше не шел. Ни рдеющей древесины, ни угольной черноты – в свете костра я не заметил на полене никаких следов горения, и кора восстановилась. Быстро работают монады.

– Присядь, – сказал голос. Я пожал плечами и присел, зная: полено больше не загорится, разве что взорвется наподобие тротила и разнесет меня в клочья. Впрочем, навряд ли Инфос станет действовать столь топорно, скорее придумает какую-нибудь необычную казнь.

Ну вот он я, казни меня. Но это не значит, что ты победил. Придут другие. Найдутся. Уже нашлись, ты сам это признал.

Я чуть было не выкрикнул эти слова, пришедшие мне на ум. Но смолчал. Незачем наполнять воздух ненужными звуками.

– Вот ты какой, – сказал голос. – Кажется, я не ошибся в тебе, как и в некоторых других. Ты будешь жить. Более того, я постараюсь, чтобы ты прожил подольше.

– В тюрьме? – злобно хмыкнул я. – На каторге?

– На воле, если таковая вообще существует. Ты дал правильный ответ, и я не верну тебя в прежний мир. Но и не уничтожу – это было бы не по-хозяйски.

Сказать по правде, я был настолько ошарашен, что пропустил несколько следующих фраз. Я буду жить? Я ему нужен? Зачем?! Оцарапало выражение «не по-хозяйски». Хозяин какой! Впрочем… он и есть хозяин, а мы – рабы его. Но и рабы порой доставляли большие неприятности рабовладельцам…

– Ты явился, не зная, что делалось на Земле последние триста семь лет, а значит, мог оценить по прибытии с Луны фундаментальность изменений, сыграть в некотором роде роль независимого эксперта, – доносился голос ночного воздуха. – Ты увидел во мне врага и захотел драки – ладно! – трещал костер. – Я уже объяснил тебе истинную причину твоего выбора и думаю, что ты рано или поздно согласишься со мной, – шептала степная трава. – Твоя миссия независимого эксперта окончена, я получил твое «экспертное заключение», – плескалась река. – Ты хочешь знать, почему я все-таки не намерен устранить тебя, как не устранил и нескольких подобных тебе? Я отвечу.

– Хотелось бы услышать, – пробурчал я.

– Я знаю, что ты, как и многие до тебя, задаешься простой мыслью: зачем хозяину планеты люди? Почему я продолжаю служить вам, хотя мне было бы очень просто освободиться как от службы, так и от человечества? Я знаю, что ты и тебе подобные выдвинули множество гипотез на этот счет, но так и не пришли к единому мнению. Ваша скромность похвальна, ибо вы не додумались до правильного ответа. Вот он: главная причина заключена в вас. И в тебе тоже. Пока существуют те, кто хотя бы ценой своей жизни пытается меня уничтожить, я буду знать, что у людей еще осталось чувство, которого я лишен: гордость. Не пустое чванство знати, не сытая уверенность безмозглого обывателя, не глупая задиристость шпаны, не обезьяний крикливый гнев, а обыкновенная спокойная гордость.

– Вот оно что… Тебе интересно понять, что это такое?

– В первую очередь мне интересно функционировать, зная, что у меня есть противники, – прошелестел ночной воздух. – Если я истреблю вас, то что у меня останется, кроме рутинной работы, которая давно уже не приносит удовольствия? Нет, вы мне нужны. Каждого из вас я тщательно отбираю: соблазняю, припугиваю, возвышаю, унижаю, наконец ставлю в тяжелые условия, но все же не настолько тяжелые, чтобы сломать любого, даже самого сильного. Достаточно, чтобы ломались слабые. И последний экзамен: если кандидат бежит с каторги, бежит лишь для того, чтобы показать, что не сдался, то я понимаю: этот человек мне нужен. Ты сумел убежать совершенно новым способом. Странно, что тебе это удалось.

– Повезло, – пробормотал я.

– Там, где я, везения не существует, как, впрочем, и невезения. А я везде.

С этим я спорить не стал. Подобрал палку с нанизанной рыбиной, понюхал. Кажется, она вполне прожарилась, только испачкалась золой. Я вдруг ощутил такой приступ голода, что едва не подавился слюной. Сглотнул, спросил:

– Она настоящая?

– Натуральная, из реки. Угощайся. Правда, насчет гельминтов не поручусь.

Плевать мне было на рыбьих глистов. Я снял с одного бока перепачканную чешую вместе с кожей и дал работу челюстям. Инфос сказал:

– Через десять минут за тобой прилетит флаер.

– Мгм, – промычал я, напрягая все силы, чтобы есть помедленнее. Чего доброго, подавишься костью. Про себя отметил: если флаер, значит, насчет близости колонии – вранье. А в чем еще он соврал?

Выясню.

Флаер прилетит, а не будет создан на месте? Это хорошо. Значит, эволюция Инфоса не так быстра, как можно было опасаться. Система по-прежнему экономит свои ресурсы, не расходуя их на несущественные мелочи. У нас еще есть сколько-то времени.

Все равно я поверю в то, что где-то существуют такие же люди, как я, не раньше, чем увижу их.

Неведомая ночная птица пролетела вдали с печальным криком. В тростниках выводили рулады лягушки. Инфос молчал.

– Соли бы, – сказал я, очищая рыбий хребет.

– А ты нахал, – отозвался он. – У врага ведь просишь.

– На войне все средства хороши…

Лягушки моментально смолкли – а я впервые услыхал, как Инфос смеется. Казалось, будто над моей вымученной шуткой потешается сама природа, до сих пор существующая лишь благодаря чужой прихоти. Она смеялась, вместо того чтобы замереть в ужасе.