Текст книги "Имена мертвых"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Глава 10

«Кто она? Что за девчонка привалила с Тьеном?»

«С чего Тьен весь растопорщенный?»

«Ну еще бы. С виду не нахальная, но яркая такая, мало что не светится – лицо сияющее, блеск в больших темных глазищах, губы кармином полыхают, кожа золотится, и кажется – взмахнет рукой, и искорки посыплются, как блестки».

Явление Тьена с незнакомкой компания у Берты Шнайдер встретила молча – с одной стороны, парней придавило, что Тьен тайком завел такую кралю, с другой – девчата принялись придирчиво оценивать ее. Они-то уже выше тем, что собрались у Берты – а каковы шансы у новенькой? тут держи своего кота за хвост – парни, сколько б ни клялись в верности, готовы скакнуть в сторону за приключениями.

Девушкам стало скучно – они как бы посерели на фоне пришедшей. Чем она – фосфорным кремом намазалась, что ли?.. А держится как! словно одолжение им делает, зайдя сюда.

Перси, со Дня Всех Святых охваченный мистическим восторгом, глядел на гостью тупо, но увидел больше всех – указав на нее всей ладонью с расставленными пальцами, изрек тревожно:

– Она! это она… чужая…

К пророчествам Перси не очень прислушивались и часто советовали бедолаге не играть в Нострадамуса, особенно перед экзаменами, чтоб не накаркал; вот и теперь он смуту внес.

– А это Перси, не в своем уме, – представил его Тьен.

– Познакомь, – предложил Вальдо, свойски обхвативший маленькую Рамбур.

– Мартина, – назвалась для всех Марсель, глядя на Вальдо. Ага, вожак. Именно этот здоровенный «боец» задирал Клейна. А Перси со взглядом каменной ящерицы тогда стоял от него слева. Кто был четвертым?.. Наивно ждать, что кто-нибудь откроет свое имя. Здесь могут быть приняты не имена, а прозвища.

– Руку… поцеловать, – не мигая, потянулся к ней Перси; Тьен дружелюбно подставил свою:

– Целуй.

Компания захохотала; смех оборвал смущение недоуменной паузы, и Марсель с Тьеном погрузились в круг с плеском веселых голосов.

– А вы знакомы, – Тьен улыбнулся Вальдо. – Мы позавчера встречались. На заправке.

Вальдо проглотил новость бестрепетно, как истый самурай – только кивнул. Да, Тьен пришел во славе! А врал-то, врал – «Я не знаю ее». Нарочно притащил эту Мартину, чтоб похвалиться.

Тьен сообразил, что фамилия новой знакомой не «Деблер», если имя – не «Марта». Все же она пошутила над ним. Хорошо, хоть не успел ее представить.

– Как погода в Маэлдоне? – мимолетно спросил Вальдо. Надо показать пришлой, что тут сходка непростых ребят, и то, что она разъезжает на автомобиле Леонида, – еще не повод для гордости. Давай-ка, признавайся, что резиденция принца для тебя закрыта…

– Холодно, ветер с гор. Его высочество велел развести камин в рыцарском зале… там так славно греться. И бокал «императора» из погребов принца.

– Потанцуем? – ди-джей после глухих плывущих завываний, переплетавшихся со звоном колокольчиков, запустил могучий, захватывающий ритм; от трибуны, как от камня, брошенного в воду, побежали упругие, почти осязаемые волны звука, и замерцал стробоскоп, выхватывая из черно-красного полумрака белые изломанные позы мятущихся танцоров. Тьен, увлекая Марсель в гикающее, вопящее месиво танца, с состраданием подмигнул Вальдо – «Что делать, сегодня не твой день, капитан!»

Марсель втянулась не сразу. Компании давешних гонщиков она ничуть не боялась, сейчас они были безвредны, и все опасные порывы вырабатывали в танце. А вопросики, чреватые издевкой – пусть. Она умела ответить так, чтоб не дать противнику простора для подначек.

В первые минуты под сводами «Арсенала» она вела себя скованно. Оглядывая неприступные камни стен, перекрытия под потолком и до стона сжатые цилиндрические тела колонн, она пыталась понять, что было раньше на месте этого огромного цейхгауза, ЧТО потребовалось пробить шипами свай, замостить гробовой плитой фундамента и обложить неживой массой бурого известняка. Нет сомнений, что в таком месте дома отсыревали, торговля не ладилась, работа не спорилась, и архитекторы, по роду занятий состоящие в не чуждом таинствам обществе франкмасонов, путем проб и ошибок пришли к мысли забить несытую невидимую пасть земли каменным кляпом. Удалось ли им это? прекратилось ли поглощение?..

Но сила ритмичного звука и живые голоса избавили ее от первого – пугающего – впечатления об Арсенале. Пришло и буйно расцвело другое чувство – я жи-ва-я! я тан-цу-ю! Она сразу переняла новый стиль движения – и так лихо, что Тьен совсем очаровался.

Лавина сошла, камнепад прекратился, отзываясь слабеющим эхом грохота в ушах и стенах – и публика в зале протяжно визжала и улюлюкала, подпрыгивая все реже; музыкальная буря смолкла.

– Это был Вальдо, – пояснял слегка оглохший Тьен. – С ним Рамбур, не связывайся с ней. Перси – он придуривается, что верит в черта и во все такое. Просто парень головой обмяк. Вальдо у нас знаток, везде принят. А ты правда была в Маэлдоне? а еще где?

– В Рэмском замке есть алтарь Дракона, – взвинченный музыкой, горячо бредил Перси, цепляясь за Дафну. – Я прикоснулся к нему в полночь…

– Кто тебя пустил туда ночью? – смеялась Даф, отдирая пальцы мистика от рукава.

– Марти! – помахал Вальдо, будто век знаком с Марсель.

– Не зови ее, – ущипнула Рамбур его в бок.

– Отгоните сумасшедшего! – кричала Даф.

– Пошли в бар, – возник на пути Кирен – тот, что сменил Тьена в «феррари». Пока Рамбур держит Вальдо, самый момент утащить новенькую, и предлог хороший, чтобы наговорить кучу с верхом о гонке, повыспрашивать, а там, глядишь, и стрелку ее компаса перевести на себя. Что такое Тьен?

– У меня нет метки, – показала Марсель. – Извини.

«Совсем молоденькая! – возликовал Кирен. – Осталось узнать телефончик…»

– Тогда, может, по пиву?

– Что-то не хочется.

Перси, обиженный Дафной, зашел за Берту Шнайдер и достал фляжечку, плоскую, как записная книжка. Ха-ха, сейчас мне будет весело!

– Дай, – шмыгнув следом, перехватила его руку Гизела. – Не дашь – я закричу. Что у тебя там?

– Зелье, – утробным голосом ответил Перси, – лютое зелье!

– Хочу, – капризно требовала Гизела царапаясь.

Строптивая Мартина под охраной Тьена сблизилась с духовным лидером «бойцов» – не как просительница, а в достойной роли уважаемой высокой гостьи.

– Неплохо покатались. – Вальдо наступил на свою гордыню, чтобы писком не мешала разговору. – Одному гонять – что толку? надо с кем-то. Скоро Садовника увидишь?

– О, не знаю, – Марсель поглядела на Тьена, но Вальдо взгляду не поверил. Чтобы сразу так у парня с девкой сладилось – оба должны быть подкурены или пьяны. – На днях.

Дни впереди казались ей долгими-предолгими.

– Передавай привет от Вальдо Ван дер Мерве, – вожак козырнул своей знаменитой фамилией. Мол, пусть знает, что не с мелкими людишками гонялись, а равные – с равными. – И скажи, что тарантас он классно переоборудовал. Думаю, тысяч в сто ему влетело.

«Ах, пустяк!» – повела глазками Марсель.

– Можно и встретиться. Пешком, – миролюбиво улыбнулся Вальдо. – Я б не отказался выйти на ту мастерскую, где перестроили «лендокс». Так и говори – Ван дер Мерве шлет привет и лучшие пожелания.

Возник рядом Перси, сдавленно дыша зельем, с ним Гизела, издающая диковинные горловые звуки, – поперхнулась от жадности.

– Прет от вас, – поморщился Вальдо. – Охрана вычислит. Шли бы в сортир, прополоскались.

Гизела рисковала, разделив с ним фляжку, – Перси лично варил эту бурду. По науке, состав должен был вызывать любовное влечение, но вызывал только отрыжку и желание запить томатным соком.

– Ты отравил меня, урод! – От ненависти, а может, от зелья у Гизелы расширились зрачки.

– Два пальца в рот, – равнодушно посоветовала Рамбур. – Нашла, из чьей бутылки пить. Ты еще покури, чем он сигареты набивает, вообще на метле в трубу вылетишь.

Испившие любовного напитка удалились, и Гизела зло тыкала кулачком в спину сомлевшего Перси. Ди-джей, перекурив, выкрикнул название нового хита – и зал заполыхал белыми вспышками, а компания влилась в дружное биение тел; кое-кто, держа во рту свистки, вторил музыке пронзительными звуками.

«Бом-бом-дага-дах! Бом-бом-дага-дага-дах!»

– Вы с ним родственники, да?!! – заорал Вальдо в ухо Марсель, тоже оставшейся у Берты.

Марсель порывисто кивнула.

– Я так и думал! – ревел Вальдо. Рамбур, устав дергать его, незаметно пнула друга коленом ниже спины. – Идем танцевать!

«Бом-бом-дага-дах!» Казалось, потолок приподнимается и опускается в такт оглушительным раскатам музыки и на финальном взрыве ударника зависает прямо над головами; дискотека становилась смятением живых молекул, мечущихся под титаническим поршнем. Марсель заставила себя сделать шаг, другой – и близость множества энергично движущихся тел передалась ей, словно резонанс; секундный страх исчез, стало легче дышать, и ритм – «пля-ши, пля-ши» – начал овладевать ею. «Раз-два, прыг-скок, впе-ред, на-зад, делаемпрыжок, этохорошо. Вверх-вниз, все-вдрызг, сна-нет, сон-бред!»

В рисунок царящей над залом музыки расплывчатыми пятнами, неясным вибрирующим эхом проникал второй, ведущий, главный звук – мягкие, гигантские удары молота, нет – пресса, выжимающего крики изо ртов, искры из глаз, мысли из голов. Под это непрерывное уханье Марсель не думалось, не помнилось – где раньше она слышала такое?..

«На-го-ре! на-го-ре!»

Она пошатнулась, схватившись за лоб, словно почувствовала прилив жара – где?..

Огляделась – стробоскоп дробил единое и слитное движение на сияющие стоп-кадры. Звуки разбивались на отрывочные ноты, жесты – на мгновенные окаменевшие фигуры. Вспышки прекратились – зал ожил, загудел, зашевелился. Подскочил Тьен, широко и радостно улыбаясь:

– Здорово, я весь пою! выпьешь воды?

Исчезло ощущение того, что ее перемалывают в трепещущую пыль. Остановились стены, замер потолок – «Арсенал» переводил дух, как обжора над следующим блюдом.

Танец за танцем. Марсель наслаждалась, стараясь отдаться ритму без остатка, упиваясь тем, что она может неистовствовать, а потом болтать в компании – о чем? а, просто ни о чем, о первом, что придет в голову. Эти разговоры, то и дело разрывавшиеся смехом, возникали без труда и прекращались сами собой. И Марсель сердилась, что неизвестно отчего порой нападает тошная слабость, совсем неуместная в этом омуте веселья.

«Это простуда. Бывает – жарко без причины, а потом зябнешь и слабеешь.

Это простуда. Начинает колотиться сердце, не унимаясь после танца, и кажется, что не хватает воздуха.

Это пройдет. Ничего страшного… не гляди вверх, а то увидишь, что потолок приближается.

Лучше смотреть на тех, кто рядом – теплые, живые лица, разговор без умолку о музыке – какая самая отбойная, от какой в тряску впадаешь о звездах – какие они наркоманы и талантливые, как подружкам счет теряют и какую дрянь поют; о том о сем – так занятно! забываешь обо всем. Надо только держаться в тесноте компании, не отводить взгляда от глаз собеседников, потому что за пределами их круга свет меркнет, пульсирующими наплывами сгущается темнота… что это? неполадки с электричеством? И отопление, похоже, увернули – холодней становится…»

– Нельзя больше ждать, – встал Клейн. – Едем. Уже сорок минут десятого!

– И начал граф на битву собираться! – заговорил Аник напевно, натягивая синие джинсы. – Надел рубаху он, окрашенную в пурпур, надел он сапоги кордовской кожи и начал примерять доспех тяжелый. Кольчуга – крепче не было и нету! – колечками блестит, как чешуею; не прорубить ее клинкам неверных! Шишак надежный с кованым навершьем, с наносьем, изукрашенным на диво – ударов булавы он не боится! Щит, пояс, рукавицы боевые – над ними, Бог свидетель, потрудились на славу щитники, швецы и кожемяки…

– И не забыл набор он джентльменский – платок для носа, запасную челюсть, – прибавил Клейн, надевая свои темно-синие и более просторные джинсы – затычки для ушей и глаз протезный, костыль, бандаж…

– …лорнет и зубочистки…

– …без коих в бой идти – одно расстройство.

– Я без оружия иду на дискотеку, – Аник вжикнул «молнией», застегивая черную «косуху», – а ты, мой верный Клейн, – ужели ныне идешь на танцы с голыми руками?

Клейн молча предъявил гвоздь сантиметров на пятнадцать и убрал его во врезной карман своей кожанки.

У зеркала они, не сговариваясь, встали плечом к плечу – иначе оба в нем не помещались. Аник – кожаная кепочка, отложной воротник, пояс в талию, охряно-желтые сапожки со скошенными каблуками и заостренными носами, по-ковбойски. Клейн – черная вязаная шапочка албанского сепаратиста, куртка пошире, по фигуре, на застежке-планке, аскетический воротник-стойка, ботинки с рубчатой подошвой; все кожаное на обоих, черное, включая перчатки.

– А мы еще ничего! Мы можем нравиться не только падшим женщинам! – воскликнул радостно Аник и поковылял к выходу на полусогнутых, слегка расставляя колени, вихляясь и гнусаво припевая:

 
Когда мы с другом выходили,
Все лярвы пялили глаза!
 

Клейн еле сдержался, чтоб не отвесить ему пинка для скорости.

По пути проверили – не помешает – положение заряда и маркера. Все там же. С микрофона часов на руке Марсель шел галдеж и гогот молодых голосов.

– Вспоминаю юность, – Аник жадно втянул ноздрями воздух. – Я молодею! Я уже совсем как мальчик!

Когда запарковали «вольво» на стоянке «Арсенала», Клейн законопослушно направился к воротам, но Аник перехватил его и поволок в обход:

– Там есть окошки. Ты что, никогда не лазил на танцульки через сортирное окно?! Тебя с гвоздем не пустят.

Окна были не сказать, чтоб низко. Клейн ощупал кладку стены, поковырял пальцем в перчатке по швам между камнями.

– Залезть можно.

– Не можно, а должно! Становись в позу атланта, я полезу по тебе. Ну не ты же по мне! ты весишь, как борец сумо!

Перси было худо. От зелья его так расквадратило, что он топал мимо унитазов и писсуаров, сталкивая удивленных парней с дороги, пока не уперся в тупик последней секции многокомнатного туалета и стал по-звериному озираться, отыскивая раковину. Присутствующим показалось, что он ищет, на кого наброситься, и они понемногу усочились от греха; Перси прихлопнул дверь секции и принялся сосать из крана холодную струю, временами отрываясь, чтобы сплюнуть и вдохнуть со всхлипом. Умылся. В ушах тонко звенело, секция мутилась и колебалась в глазах. Он прислонился к плиточной стене, иногда потряхивая головой и бормоча что-то. Заглянувшие к нему поспешно прикрывали дверь.

Потом – он вскинулся на звук – из стены полезли голова и руки, затем плечи. Черный человек.

«Черные люди явились за мной», – ужас чуть не подрубил Перси колени.

Черный согнулся, взявшись за раму, и выкатился из окна изящным сальто, приземлившись на ноги.

– Ага, привет, – кивнул Перси; колени окрепли. Рогов у черного не было. – Я думал – молодняк пробирается. А ты вроде не пацан. Чего, пять талеров на вход нету?

– Я из принципа. Клятву на мече дал – пока не поседею и не трахнет паралич, на танцы ходить без билета, – черный отряхнулся и брезгливо осмотрел перчатки со следами пыли. – Подсоби, там еще приятель карабкается. Большущий кабан; я один не втащу.

Уперлись вдвоем – следующий посетитель вправду был мясист, чуть собой окно не закупорил.

– Что ж ты так разъелся, культурист? – кряхтел черный, нажимая ногой в стену. – Сбросил бы килограммов тридцать, а?

Когда кряжистого малого втащили, Перси испугался по-настоящему, трезво. И зелье улетучилось, как и не пил его. Пока крепыш сопел и обмахивал руками кожанку и джинсы, Перси бочком-бочком заструился к выходу.

– Куда?! – негромко рявкнул первый черный, и лицо его не по-хорошему изменилось; Перси замер. – Заложить нас собрался?

– Не, не, я так…

– Это гонщик. – Невозмутимый маленький атлет изучал Перси, словно повар – курицу на разделочной доске. – Из «феррари». Я его запомнил. И он меня – тоже.

– Я? нет, я не гонщик, – отрекся Перси. – Я… чернокнижник.

– Демонов вызываешь? – поинтересовался атлет.

– Вот мы и пришли, – Теперь Перси опознал и первого, он тогда пересел спереди назад; приятель крепыша взял Перси за плечо. – Веди нас к своему господину и повелителю.

– Мужики, мы в расчете. Проиграли, бабки выложили. Я четвертной отдал.

– Господь с тобой, какие деньги?.. Мы за своим добром. Вперед, чернокнижник.

– Повеселились, – мрачно молвила Рамбур. – Вон Перси легавые ведут. Сейчас всех шмонать будут.

На первый взгляд, двое, под конвоем которых брел унылый Перси, действительно напоминали сотрудников инспекции по делам молодежи – любят они рядиться под опекаемых. Но на второй взгляд Вальдо понял, что…

– Это не легавые. Марти, там твой родич с другом.

Марсель обернулась – и ахнула. Клейн и Аник! здесь?! откуда?!

– Мартина, привет! – Аник взмахнул рукой снизу вверх, и Марсель поклялась бы, что с его пальцев брызнули и растаяли бледные сиреневые искры.

И жест!

Как в фильме, в том – «Море цвета крови».

Какого-то дельца, не угодившего Марвину, привезли в песчаный карьер, выволокли из машины. Идет дождь, темно. Делец оправдывается, умоляет. В стороне стоит высокий тонкий парень в шляпе и пальто с поднятым воротником, курит. Лица почти не видно. Марвин делает знак, парень быстро подходит – и взмах. Такой же взмах и синий блеск ножа, и еще раз. Свет фар на миг выхватывает лицо убийцы.

– Кто это? – шепнула Рамбур Вальдо.

– Садовник.

– Да, Садовник. – Аник снял узкие черные очки; он был уже так близко, что услышал. – Что тебе сделать – клумбу подстричь или газончик разровнять? – И все двусмысленно, с какими-то опасными движениями кистью.

Марсель не знала, что сказать, зато Вальдо знал.

– Какие проблемы, парень? Мы как бы не в долгах.

– Разговор есть. К ней, – кивком указал Садовник на застывшую Мартину.

– А если она не захочет? – выдвинулся Тьен.

– Тебя кто-нибудь спрашивал? – Аник повел глазами.

– Она пришла сюда со мной!

– Это не значит, что уйдет с тобой. Куда ей с тобой идти-то? к папе-маме на квартиру? они еще не разрешат…

– Ты в «Арсенале» дико выглядишь. – Вальдо решил проехаться по возрасту и внешности Садовника. – Ты ошибся дверью; тебе надо в клуб «Ностальгия», танцевать фокстрот.

Рамбур хихикнула; Садовник тряхнул плечами, чуть ссутулился и развел руки, оттопырив указательные пальцы и мизинцы.

– Ну, парень, ты меня уел! Ал, слышь? меня обидели! Тут старичков обижают! щас я буду выеживаться как муха на стекле…

– Аник! – Кадр из фильма намекал Марсель, что оттопырками и вызывающими позами он не ограничится. За ним же девятнадцать… – Аник, пойдем. Ты скажешь мне, что хочешь, – Взяв Садовника за рукав «косухи», Марсель повлекла его в сторону.

– Что вы к ней примотались? – Возмущаясь, Тьен стал понемногу напирать на невысокого качка. – Что вам надо?

– Уймись. – Спокойный крепыш стоял твердо, и напор Тьена прекратился. – Никто приматываться и не начал. И не дай бог.

– Тут пацифик-зона, мужик, не надирайся, – напомнил Вальдо.

– А на шоссе ты был вояка. – Коренастый плавно перевел на него железный взгляд. – Слова всякие говорил. В пацифик-зоне, значит, вы после шалостей от нехороших встреч отсиживаетесь.

– Ты кто Садовнику-то будешь? – ушел Вальдо от обидных обвинений.

– Друг сердечный.

– М-м-м, понятно – семья.

– Думаешь, ты такой, что с тобой и толковать нельзя? – Тьен, хоть и стоял, не нажимая на дружка Садовника, но его мало-помалу разбирало. – А то пойдем, поговорим.

Расстегнув карман, крепыш неспешно опустил туда руку; компания немного отступила от него, и Тьен напрягся – но тот извлек солидный гвоздь и взял его большими и указательными пальцами, чуть сдвинув места хватки от шляпки и острия.

Все безмолвно наблюдали, как гвоздь изгибается в кольцо. Кисти коренастого играли костяшками, под кожей червями шевелились жилы. Завязав гвоздь узлом, он протянул его Тьену:

– На.

– Это что, намек?

– Нет, пригласительный билет. Когда развяжешь – приходи, говорить будем. А до того – о чем мне с тобой беседовать? Ну разве о машинах – так у тебя драндулет. И вообще – ведите себя легче, господа молокососы.

Перси, взяв у Тьена гвоздь, тщетно старался что-нибудь с ним сделать.

– Аник, зачем вы сюда пришли?

– Хотите, Марсель, – не обратив на ее вопрос внимания, сказал Аник, – я угадаю, какая ваша любимая сказка?

– При чем здесь это?!.

– Сказка о Золушке. Когда часы пробили полночь, ее карета превратилась в тыкву, кони – в крыс, а бальное платье – в дырявые лохмотья. Как думаете – полюбил бы ее принц, если бы превращение произошло ПРИ НЁМ?

– Я… не понимаю!

– Это сказка о факторе времени, Марсель. Вы забываете смотреть на часы, – Аник, пользуясь сумерками дискотеки, вглядывался в еле видимое свечение тела девушки. Плохо. Пламя заряда начало стягиваться к чакрам срединной оси, руки до локтей и ноги ниже коленей подернулись тьмой. Критическая централизация, как шеф и предсказывал.

– Сейчас тридцать две минуты одиннадцатого. В вашем распоряжении чуть меньше двухсот минут, но переход из принцессы в Золушку начнется раньше. Если сейчас самочувствие неважное, то дальше будет хуже. Мы ждем вас снаружи; машина Клейна – на стоянке.

Не ответив, Марсель стремительно развернулась и направилась к компании – впрочем, Аник не отстал.

«Забыть! об этом надо забыть! Вернуться в круг новых друзей, говорить, смеяться, радоваться – и не глядеть на часы! Если не видеть меняющихся черных цифр на серой матовой панельке – ничего не произойдет. Пусть этот вечер длится без конца!..»

– Мы уходим, – успокоил Садовник враждебно молчащую компанию. – Идем, Ал. Счастливо оставаться!

– Инспекция по делам молодежи, – уверенно махнул Аник на служебном выходе членским билетом Ботанического Общества. – Сегодня у вас спокойно. Возможно, мы заглянем позже.

– Черные люди… – лопотал Перси, напрасно силясь развязать гвоздь. – После них исчезают вещи и пропадает память…

– Не знаю, как вещи, – недовольно отозвалась Рамбур, – а настроение у меня пропало. Марти, что у тебя за чертовы родственнички?

– Кузены. – Марсель рассеянно проводила глазами высокую и низкую фигуры, быстро потерявшиеся в вялом мельтешении дискотеки, – Им… поручили за мной присматривать.

– Бедняжка, как я тебе не завидую! С такими церберами точно девушкой останешься. Тьен, готовься – будете ходить под ручку, от и до по часам.

– Он тебе что-то плохое сказал? – Тьен взял Марсель за руку, – Ты испугалась? У тебя руки холодные… дай погрею.

– Не понравились они мне, – встряхнула гривой Даф. – И надо вам было, Вальдо, выделываться на шоссе? Они мигом вас нашли, понял? Глядишь, не отвяжутся, встретят снаружи.

– Ну да, и вдвоем «Арсенал» окружат. Нас много, бояться нечего. – Перестав видеть квадратного силача и Садовника с его сомнительными повадками, Вальдо стал куда смелей.

Ди-джей не дал публике остыть – динамики издали вступительный аккорд, крик огласил названия группы и следующей песни, и с восторженным воем оживившегося сборища воздух забился, уплотняясь под частыми ударами невидимого молота.

Танец – это спасение, скорей уйти в него! Там, где в кипятке звука подпрыгивают и извиваются сотни тел, не замечаешь того, как стынут кисти и ступни, как не хватает воздуха на вдох, как трепыхается сердце. Без передышки, танец за танцем, кричать, верещать со всеми вместе, вытрясти из себя нарастающее ощущение того, что ты – одна, и все, что здесь происходит, – не твое, не для тебя.

«Не останавливайте музыку! громче, сильней!»

После танца в зале прибавили свет, но Марсель показалось, что стало темней. Она потерла глаза – ой, что такое, руки ледяные! впору подышать на пальцы. И светлее не стало. Хорошо, что рядом Тьен, он понимает – что-то случилось; держит ее руки в своих, заботливо смотрит, с тревогой:

– С тобой все в порядке? Ты какая-то бледная. Может, я провожу тебя?

Зал «Арсенала» стал ниже, колонны вот-вот лопнут под нажимом сводов. Есть ли отсюда выход? или каменные челюсти уже сомкнулись, и нас тут похоронит?.. С последним ударом часов, в полночь, потолок накроет всех неподъемной плитой – Марсель, как наяву, представила: многоголосый вопль, отчаянный визг, крики о помощи: свет гаснет, как в кинотеатре, и потолок обрушивается с рокочущим гулом…

Скорей бы объявили танец! Вместе можно выстоять против нависшей силы камня! А в одиночку – нет. Сердце колотится, частое дыхание не насыщает, темнота сгущается…

– Давай сходим, выпьешь кофе, – предложил Тьен. Кто знает, что с ней творится? у девчат в критические дни бывают обмороки – все эти женские дела ужасны, даже думать о них жутко.

Или у нее дела с наркотиками? а может, она задолжала Садовнику? как бы там ни было, ей надо помочь.

– Нет… все нормально… – Случайно взгляд Марсель упал на цифровую панель. 23.14. Сколько мне осталось?.. Нельзя знать! можно умереть от одного знания, что ты скоро, в определенный час…

– Я не хочу этого! не хочу! – Марсель, чуть не сломав ногти, разомкнула застежку, сорвала браслет с запястья, осаднив кожу, и что есть сил шарахнула часы об пол.

«Все. Свободна. Не надо считать минут, не надо ждать. Жизнь принадлежит мне, а не часам!

Сейчас станет привольней дышать, стихнет сердцебиение, свет станет ярче!»

Но ничего не изменилось.