Текст книги "Имена мертвых"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц)

Глава 12

Кое в чем Аник был прав: неожиданная стычка в прихожей позволила войти к Долорес без долгих разговоров, но это не значило, что появление Марсель прошло, как нечто само собой разумеющееся. Как только за вооруженными гостями закрылась дверь, все попрятавшиеся сомнения и страхи выползли из укрытий и стали подкрадываться к Долорес.

Откровенно говоря, Долорес растерялась. Пока Ана-Мария убиралась в прихожей, они с Марсель вдвоем наводили порядок в опустошенном стенном шкафу, и общая работа до поры не давала прозвучать вслух неизбежным вопросам; Марсель, как могла, оттягивала то, что должно было случиться, пыталась сохранить самый естественный тон и старалась, чтобы ни одна реплика не заходила дальше дела, которым они сейчас занимались. «Это куда повесить?» – «Сюда». – «Дай мне плечики…» – «Слушай, а это где лежало?..» Они разбирали вещи вместе, их руки и глаза встречались, но если руки Долорес были так же нежны, как и минуту назад, то в глазах усиливалось тревожное недоверие; она первая не выдержала – собралась аккуратно расправить блузку, но вдруг отбросила ее.

– Послушай!..

– Что? – Марсель улыбнулась, чувствуя, что пришло время для серьезной беседы; когда речь заходит о важном, улыбнуться – самое верное средство. Китайцы говорят: «Кулак не бьет по улыбке».

– Дай мне руку.

Долорес взяла руку так резко, что не сразу смогла найти у Марсель пульс.

Живая, теплая рука; пульс часто, но ровно толкается в подушечки пальцев.

– Перекрестись.

Марсель охотно перекрестилась – и как она сама не догадалась, ведь простейший тест, чтобы убедиться, что ты не во власти нечистого.

– Читай «Отче наш».

И это у Марсель получилось без запинки.

Неизвестно, каких результатов ожидала Долорес, – что Марсель исчезнет с воем в клубах серного дыма? что провалится сквозь все этажи в геенну огненную? согласитесь, подобная феерия под занавес выглядела бы как дурная комедия даже в квартире, где час тому назад одинокая женщина читала свежее барселонское издание «Пополь Вух», а полчаса назад в прихожей палили из бесшумных пистолетов и истекал кровью совершенно незнакомый мужчина. Но Долорес было не до смеха. Внешне она прямо-таки с научной строгостью стремилась выявить и, если удастся, посрамить Врага рода человеческого, однако, к счастью Марсель, Долорес мало что смыслила в мистике и демонологии и без внимания проходила мимо магазинов, где торгуют соответствующей литературой.

В глубине души Марсель побаивалась, что ее по недомыслию или в переполохе ткнут чем-нибудь патентованным, но среди действительно близких ей людей никто не был всерьез одержим оккультными науками. И поэтому, когда Марсель бойко отбарабанила «Отче наш», Долорес поняла, что ей нечем больше испытывать гостью из небытия. Святой водой окропить? применить святые дары? – как-то не запаслась заранее. Крестное знамение выполняет правильно… Да незачем это – и не нужно… эти пробы дремучие – откуда вырвались? Католическая автоматика в мозгу сработала.

Хочешь – верь, хочешь – нет, но это Марсель.

Положение – хоть из дома беги. А куда? к психиатру – «Доктор, у меня галлюцинации: пришла одна старая знакомая, ныне покойная, а выгнать ее сил нет, у нее, представляете, глаза такие умоляющие; и дайте таблеток, чтобы простреленный телефон сам починился и вскочил назад на тумбочку…»

Но надо что-то делать с Марсель. Она ведь настоящая, из плоти и крови, даже пульс есть. Стоит и грустнеет, как осенний вечер. Она пронзительно реальна, как загадочный ларец с секретным замком; бросишь ларец в море – всю жизнь будешь жалеть, а открыть страшно – вдруг умрешь на месте?

Скрепя сердце, Долорес спросила ее сухим тоном, будто свою дочь, без спроса и назло маме укатившую с дружком-молокососом на курорт, где их обоих застукали, – его на том, что машина краденая, а ее – со шприцом в вене:

– Теперь скажи, зачем ты явилась.

– Я по тебе соскучилась.

– Я тебя не звала…

– Ты не хочешь меня видеть?., я уйду.

– Нет, – Долорес опять взяла ее за руку, но иначе – почти бережно. – Не уходи… кто ты ни есть, останься.

– Я Марсель – твоя Марсель. Зови меня Соль, как раньше.

– Соль… я не могу не верить глазам, но я же видела, что тебя похоронили. Приходила на твою могилу. Мне… как-то страшно немного.

– Я тебя напугала – прости, пожалуйста.

– Напугала – не то слово. Но если ты побудешь со мной и никуда не… девочка моя, пойми, я пока боюсь радоваться, просто боюсь, что ты зашла на минуту и снова уйдешь.

– Нет, я насовсем вернулась. Я сразу тебе позвонила, как толь… – Тут Марсель прикусила язык, боясь сболтнуть лишнее.

– Как только – что?

Марсель поняла, что может сейчас плести какие угодно небылицы и морочить Лолиту, сколько ей вздумается; она догадалась, что и Лолита, и Ана-Мария должны молчать о перестрелке в их доме, потому что могут быть неприятности, если полиция узнает о револьвере Аны-Марии. Иметь оружие без лицензии – большая беда для эмигранта. Своим-то гражданам лицензии дают не чаще, чем медали за отвагу на пожаре – здесь вам не Штаты, – а приезжим и того реже. Суд, штраф, тюрьма, вышлют из страны. И к тому же – из них никто не пострадал, а вот Клейн ранен, и тяжело; она представила его частным детективом – но похоже, что, на взгляд Лолиты, он в этой роли все больше не смотрится. Надо, очень надо как-нибудь извернуться… или не надо?

– Лолита, может, сядем?

Сели, но соблюдая дистанцию – пусть маленькую, но дистанцию.

– Знаешь, мне и смешно, и плакать хочется… но, честное слово, я жива. Ну, как тебе доказать… Булавка есть? дай, я себе палец уколю – и кровь выступит, я уже пробовала.

– Нет, Соль, ты погоди, – Долорес жестом предупредила ее порыв. – Что жива – это я вижу, очень хорошо вижу, но давай по порядку. Ана-Мария тоже тебя видит, это факт; значит, мы с ней не рехнулись. А разбираться мы начнем с того, что тебя НЕ СТАЛО уже как три года с лишним. Это было?

– Было. И документ есть – свидетельство о смерти, – с готовностью подтвердила Марсель.

– И три года ты НЕ ЖИЛА. Совсем. Лежала в земле.

– Похоже на то.

– Но тем не менее, – Долорес старательно продвигалась от факта к факту, – ты сидишь передо мной. Да? Как будто живая и от мира сего.

– На «как будто» я могу и обидеться…

– Не обижайся, Соль. Со мной еще не случалось, чтобы ко мне приходили те, кого уже нет. А я насмотрелась всякого, но такого – ни разу. Я вижу, понимаю, чувствую, что это ты. Но в голове никак не укладывается. Ну а ты сама – ты в курсе… то есть знаешь, КАК вышло, что ты снова здесь?

– Я здесь недавно, Лолита… – жалобно покаялась Марсель. – В общем, я догадываюсь, как это могло случиться, но, по-моему, здесь рассудок не вытянет, надо чуть-чуть сойти с ума – и тогда все станет на свои места, и бояться ты не будешь.

– «Путь разума увлек меня в беду…» – Долорес улыбнулась влажными глазами.

– «…теперь путем безумия пойду», – докончила строфу Марсель, мигом вспомнив тот персидский стих, и рассмеялась.

Так, смеющихся вполголоса, застала их Ана-Мария, проходя мимо двери гостиной.

– Теперь точно вижу – ты. Ну-ка, давай еще попробуем, из «Комде и Модана»: «Ум помутился в царских черепах…

– …и человечьей кровью мир запах».

– Молодец! все помнишь.

– До последней запятой!

– Но, – посуровела оттаявшая было Долорес, – от рассудка я отказаться не могу. Он меня кормит как-никак. А у тебя с головой все в порядке?

– Да вроде бы.

– Сама себе ты можешь объяснить, как ты вернулась?

– Но ведь ты хочешь, чтобы я ТЕБЕ объяснила, да?

– Очень хочу, если это вообще можно сделать.

Марсель вспомнила обещание, добровольно данное профессору, и ей стало неловко.

– Лолита, тебе я не могу лгать. Мы же друзья…

«Сама, сама полезла с обещаниями, – пилила себя Марсель, – как будто за язык тебя кто тянул, ведь он поставил только три условия… два я пока выполняю честно. А как сказал Аник? – шеф всегда выражается точно, по-аптекарски; а как профессор сказал? никому, кроме отца, о том, что я была у него, и плюс моя отсебятина: „Буду молчать“. Та-ак, буду молчать ПРО НЕГО, то есть именно про него, конкретно про него – вот где лазейка. И про ребят конкретно – тоже».

Ребятами она незаметно для себя назвала Клейна и Аника, соучастников от слова «участь».

«Ребят они видели, видели обе. Ну и что из того? Это зрелище останется между нами… ой, как же Клейну досталось! – Марсель поежилась, пробуя представить себе удар пули в руку и боль – нет, не представляется. – У него должно скоро зажить, наверное – он заряжен. Хорошо бы зажило…»

– …поэтому я скажу тебе. Но не все. Не подумай, на мне нет никакого заклятия; я обещала не говорить. Может быть, от этого зависит моя жизнь.

– Если настолько серьезно, – обеспокоилась Долорес, – то лучше не говорить совсем.

– Нет, тебе… – тебе можно.

– Соль, я не стану выпытывать. Скажи то, что считаешь нужным.

– Ну так вот, – Марсель, как бывало – а потому привычно и легко, – забралась с ногами на софу, отметив этим начало рассказа, – воскресла я сегодня, ночью, где-то часов около двух. Потом я спала до половины девятого… тебе позвонила – глупо вышло, ты прости, но тогда я думала, что меня напичкали снотворными или вроде того…

Ана-Мария, на цыпочках подобравшись к полуоткрытой двери, слушала вместе с Долорес, но не высовывалась – еще бы немного и она, вся превратившись в слух, перестала бы дышать. Ей мнилось, что рубашка шуршит по телу, что мышцы гудят, что в ушах стучит кровь – ну все, решительно все мешает слушать!

А рассказ был такой, что прислушаться стоило.

– Минутку, Соль, – остановила рассказчицу Долорес, – я тебя перебью… Скажи, те двое, что пришли с тобой, как-то связаны с возвращением? они знают, что было сегодня ночью?

– Еще как знают!

«Интересная история, – подумала Долорес, – сидишь, занимаешься своим искусствоведением, а где-то рядом преспокойно воскресают покойники и ходят по городу… ну нет, я буду не я, если я тебя не разгадаю, девочка моя, сердечко мое, я должна тебя разгадать, даже если мне это недешево обойдется», – Долорес нюхом дипломированного архивариуса и старого музейного червя почуяла настоящую, хитро запутанную тайну, раскрыть которую – такое же наслаждение, как с точностью до года, месяца и дня датировать манускрипт без начала и конца, или установить его авторство, или сложить из истлевших клочков лист рукописи. Детективы музейных фондов и хранилищ – не меньшие детективы, чем их тезки из сыскной полиции, а внимания и терпения архивариусам не занимать.

Кстати, о «тех двоих» Долорес спросила не просто так, а заметив, что в доме стало подозрительно тихо. Ее вопрос – а вернее, ответ на него – касался той, что имела о «тех двоих» свое собственное мнение и таилась где-то… скорее всего за дверью. Осталось решить, насколько Ана-Мария может быть сопричастна к тайне Соль.

– Постой, Соль. Мы не одни… Ты забыла про Ану-Марию.

– Да, правда. Надо ее позвать.

– Ты уверена, что надо?

– Да. Раз так вышло… а то она бог весть что подумает.

– Хм… Думать раньше надо было… Ана-Мария! – В укоризненном голосе Долорес послышалась бабка-ворчунья, застигшая внучку-сластену на краже варенья из буфета. – Ты уже взрослая девушка, с револьвером ходишь, а подслушиваешь, как дошколенок. Входи и садись, тут есть кое-что интересное для тебя. И я вас представлю друг другу.

Сердито потупившись, Ана-Мария вошла.

– Знакомьтесь, девочки. Это Марсель, я давно и близко ее знаю; она умерла три года назад, но сейчас, как видишь, пришла к нам в гости. Это Ана-Мария, она дочь военного вождя бокаро, девушка серьезная и вполне надежная. Вам обеим есть о чем молчать с посторонними, но не между собой, поэтому пожмите руки, будьте на «ты» и – не ради Бога, а ради меня, – пожалуйста, не делайте глупостей друг другу во вред.

Марсель спрыгнула с софы, мягко подошла к Ане-Марии.

Они составляли интересную пару – пышноволосая гибкая Марсель и небольшая, упруго сложенная Ана-Мария.

– Извини, из-за меня ты чуть не пострадала.

– Обошлось, – Ана-Мария едва улыбнулась в ответ, но села неуверенно, словно боялась мин. Что гости сегодня странные, это она поняла по крови в прихожей, но не ожидала, что Лола отрекомендует ей стройную большеглазую девушку давно умершей, на какую та вовсе не походила.

– Кроме шуток, – сказала она, – ты в самом деле воскресла?

Марсель пожалела, что не узнала у Аника, как делиться зарядом, и забыла в машине мышку – вот бы повторить для них фокус! – но за нее вступилась Долорес:

– Мне ты можешь поверить? я тебе ручаюсь, что она с того света.

– И тот парень, высокий… он сказал, когда вошел:

«Я покойник» – и он оттуда?

– Этот… он пошутил…

– Надо же… – от восхищения Ана-Мария прищелкнула языком. – А как там?

– Расскажу все, как было, – Марсель заговорщицки подмигнула ей. – Вот лежу я в гробу…

– Со-оль! – Долорес всплеснула руками, – Девочка! Неужели нельзя быть посерьезней!

– Тогда погаси свет, я влезу под софу и буду завывать оттуда, как дух отца Гамлета, если тебе так ближе к сердцу. О-о, я такие тайны преисподней пропою – закачаетесь!..

– Боже! – схватилась за голову Долорес. – Единственный раз в истории человек вернулся к жизни – и сразу острить! и жаргон! нет, еще слово – и я отправляюсь к психиатру.

– Положим, в истории это не первый случай. – Марсель вольготно привалилась к спинке, как капризная звезда эстрады, настроенная шокировать пробравшихся к ней репортеров. Ей гораздо больше нравилось говорить обо всем 1 весело, чем стенать и ныть. – В реанимации этим каждый день занимаются…

– Соль, – твердо отрезала Долорес, – или ты сменишь тон, или я сейчас же уйду из дома.

Марсель издала вздох страдания и глазами попросила о поддержке Ану-Марию: «Ну а ты?..»

– Если это было один раз, – рассудительно промолвила та, – то могло быть и десять раз. И больше. Если смерть – правило, почему не должно быть исключений? Но я до сих пор видела, что люди умирают, а не наоборот.

– А я – исключение.

– Это случайно вышло? – здравый смысл подсказал Ане-Марии вопрос, который утихомирил Марсель лучше бессильных угроз Долорес.

– Нет, специально. Я думаю – это эксперимент. Есть люди, – Марсель закрыла профессора дымовой завесой, – которые ставят опыты на мертвых, пробуют их оживлять. Иногда у них что-то получается – как со мной.

– Почему они выбрали тебя?

– Честно – не знаю. Я ничем не лучше, я такая же, как все. Как ты, как Лолита. На кладбище, наверное, сотни мертвых – а выпало мне.

– Это колдовство? – не унималась пытливая Ана-Мария; логика, вложенная в нее годами учебы, плотным слоем облегала детскую веру в могущество колдунов, и вопрос возник закономерно – девчонка-бокаро, учившаяся на химика, не могла спросить иначе.

– Вряд ли… Есть такая наука. Она давно существует, с полсотни лет. Вот все, что мне известно. И я видела…

Сказать ли про мышку?

– …как при мне оживили мышь. Белую мышь, лабораторную. Раздавили насмерть – и оживили, меньше чем за минуту… чтобы доказать мне, что и со мной было похожее. Мне показалось – в нее влили энергию. Ведь если подумать – нет же колдовства в том, что у ящерицы отрастает новый хвост, а у тритона – новая лапка. Просто регенерация, восстанавливается то, чего не хватает. Например, есть схема устройства тела, – у Марсель понемногу раскручивался маховик фантазии, – она заложена в каждой клетке, в генах; если взять эту схему, можно вновь построить все тело, пусть даже от него осталась одна клетка.

– А если ничего не осталось? – Ана-Мария будто жаждала услышать однозначный и ясный ответ – «Колдовство!»

– А душа? – вдохновенно набросав самодельную теорию воплощения, Марсель решила защищать ее любыми средствами, хотя бы и далекими от науки. – Или – призрак живых, энергетический двойник? Вдруг он тоже готовая схема?

– Глядя на тебя, во все можно поверить, – сказала Долорес. – Кажется, я начинаю жалеть, что вовремя не увлеклась спиритизмом.

– Н-нет, – запротестовала Марсель, – по-моему, и начинать не стоит! Это старье! верить, не верить – какая разница? скажи – ты в электричество веришь?

– Ах, вон ты о чем… Верить – или проверить, ты это хочешь сказать?

– Да-да. Тот путь, каким вернулась я – он УЖЕ протоптан. Когда эти люди обнародуют результаты, а они это сделают, тогда прежнее знание придется отменить. Вот ты, Ана-Мария, спросила про тот свет – видела я его или нет; ну, расскажу я тебе – а как узнать, снаружи он или внутри меня? все, что я видела, видели оживленные в больнице – да мало ли что люди видят в бреду?!

– А страшно там?

– Я сомневаюсь, что попала туда. Не присягнула бы и не подписалась, что – да, была, видела.

– Но скажи хоть – на что это похоже?

– Больше всего – на сон. То страшный сон, то радостный.

И так примерно часов до девяти вечера, то недомолвками, то своими домыслами, уворачиваясь от наводящих вопросов и тщательно избегая конкретных деталей, Марсель; рассказывала о своем путешествии на тот свет и обратно. Но поскольку поделиться впечатлениями она все же хотела, рассказ ее оказался чем-то наподобие пространного, с отступлениями и размышлениями вслух интервью, взятого вечером у человека, который утром вступил в контакт третьей степени с экипажем НЛО и соображает достаточно! трезво, чтобы не ласкать слух прессы затертыми банальностями типа: «Мы все под властью Высшего Разума!»

Ана-Мария осталась слегка разочарована рациональным подходом Марсель к тайнам небытия и потусторонним силам; волшебные видения ей были больше по душе, чем какой-нибудь интерьер подвальной лаборатории с бетонными стенами, где бесстрастные специалисты в окружении мониторов искусственного дыхания, электронной развертки кардиограмм и автоматического анализа крови, в свете бестеневой лампы, под прицелом телекамеры гальванизируют труп, перебрасываясь деловыми репликами.

– …и это была видеозапись? – К реальности Ану-Марию вернул голос Лолы.

– Да, документальная, как делают в полиции, с отметкой времени в углу экрана. Число, часы, минуты – все, что полагается. Я видела свою могилу! надо будет как-нибудь сходить туда… Представляешь – засветился ореол; там лежали цветы, опавшие листья – они сморщились и сгорели, потом свет стал… как-то плотней, земля под ним затряслась, свет сгустился еще сильней, в нем искры забегали, как мухи в бутылке, – и вдруг все погасло. И уже я лежу. В довольно красивом платье, но оно все слиплось на мне.

– Да… зрелище необычное. И – если я правильно поняла – могилу они не раскапывали?

– Нет. Я фильм смотрела два раза и хорошо помню – все было цело и осталось цело, только обгорело немножко и приподнялось.

– Тогда тебе лучше отложить поход на кладбище. Наверное, следы заметят, вызовут полицию. Не зная сути дела, решат, что это вандализм.

– Следы их никуда не приведут. А дела всяких вандалов, если их на месте не схватят, по-моему, сразу сдают в архив.

– Все равно – не ходи туда.

– А мне теперь спешить незачем. Через недельку схожу…

– Да, кстати – почему никто не вспомнит про ужин?

– О, правда! – Марсель поднялась. – Я приготовлю, а ты стол накрой.

– Я с тобой, Соль, – встала Ана-Мария; девушки вместе ускользнули на кухню, на ходу споря, что бы такое поаппетитней состряпать: санкочо, венесуэльский пабельон или просто пожарить картошки; вот они загремели чем-то, захрустели пакетами – «Здорово! какой окорок!., а сырой картошки нет, одна сушеная? не люблю я ее… Давай вон ту фасоль».

Долорес благоустраивала стол к ужину – запоздавшему, но никогда не лишнему – и подводила итоги.

Итак, что известно?

Где-то в пределах страны, а точнее – не больше, чем в полутора часах езды от Дьенна, находится лаборатория, где воскрешают умерших.

Что бы там ни сочиняла Марсель, создатели лаборатории владеют небывалым искусством. Могут возродить умершего даже три года назад человека в его ИСХОДНОМ облике, причем полностью восстанавливается разум, в том числе память, – Марсель не забыла стихи, которыми увлекалась, и помнит, как готовятся санкочо и пабельон.

Как происходит воскрешение?

Пожалуй, самое темное место во всей истории. На какой-то основе, содержащей информацию об умершем, под действием некоей энергии очень быстро – за минуты – происходит реконструкция тела. Готовое тело надо активировать, особенно кровообращение, что выполняется по уже известным правилам реанимации. Видимо, Марсель права, отвергая «старье», мистику и столоверчение, – здесь наука, применяемое на практике знание; кто-то из ученых взялся за дело по-новому, отобрав из слепого опыта магов то, что можно измерить, вычислить, доверить технике. И этот – эти? – «кто-то» добился успеха. Эксперименты продолжаются; пример – мышь, и скорее всего не одна. Выходит, что дело не в душе, если оживают мыши – или же у мышей тоже есть душа.

Опасно ли начинать поиски лаборатории?

Очень опасно. Воскресители работают тайно – их можно понять, – под прикрытием агентств или спецслужб; сегодня они разумно воздержались от убийства, показав немалое самообладание, но что помешает им завтра стрелять в упор, если кто-нибудь попытается раскрыть их тайну?

Что может случиться с Марсель? С какой целью ее оживили? Почему ей позволили рассекретиться, пойти с визитами по знакомым? Или у воскресителей гуманные планы, и своих клиентов они считают в первую очередь людьми?..

Надо следить. Сопоставлять. Делать выводы только из очевидного и не давать очевидному привести себя к ложным выводам.

Пока Долорес сопоставляла, у Марсель и Аны-Марии вовсю шла стряпня, шипела и вздыхала фасоль на сковородке, лез в глаза едкий запах лука, пламенел перец в пакетике, и вкусный съестной дух поднимался над плитой.

– Нет, честное слово, – отпиралась Марсель, – ничего не было. И учти – я бредила, с кошмарами, видела черта – не к ночи будь помянут, – потом черт сгинул, едва дали наркоз…

– А какой он – мандинга?

– Пакость – как его и рисуют. Грозился меня утащить – да не тут-то было; от наркоза всех их сдуло ветром, а я даже «Господи, помилуй!» не успела выговорить – так меня съежило от страха. Сейчас кажется – я от разрыва сердца умерла бы раньше, чем от пневмонии; я почти утонула в страхе!

Глядя на Марсель, ловко орудующую ножом, никак нельзя было сказать, что еще вчера она лежала в земле. Но Ана-Мария все ясней вспоминала услышанную в детстве сказку о мертвецах-мстителях; и это еще не все – сказка сказкой, а ведь возмездие настигло дона Антонио, и в Чикуамане чего только не говорили об ужасах на асьенде Васта Алегре, где жил полковник Оливейра.

– А ты знаешь, – сказала она отвлеченно, перемешивая фасоль с маслом, – что у твоих друзей огненная кровь?..

– Почему огненная?

– Она исчезает.

– Как это – исчезает?..

– Ну, как если прольешь спирт – видела когда-нибудь?

– Да… но с чего ты решила?..

– Я пошла вымыть в прихожей, а крови почти не осталось. Почему у них такая кровь? А у тебя тоже?

Марсель не ответила; забыв об овощах, она в раздумье поскоблила ножом по доске, потом пяткой без стука закрыла кухонную дверь.

– Ты не скажешь Лолите?

– Не скажу. Но ты… я хочу попросить тебя кое о чем.

– О чем?

– Познакомь меня с тем, которого зовут Клейн. Мне с ним надо поговорить.

– Я передам ему – ладно? не знаю, разрешат ли ему увидеться с тобой.

– Пожалуйста, Соль, сделай это для меня.

– Обещаю. А ты не говори Лолите… – Марсель подошла к раковине и, наскоро сполоснув руки, провела нерешительно пальцем по левому запястью и взяла нож.

– Подожди! не режь себя, Лола заметит!

– Как иначе я проверю?..

– Не сейчас, Соль, ради бога, не сейчас! значит, ты не знала, что у тебя не… кровь? и зачем я тебе сказала!..

Покусывая губу, Марсель приставила лезвие к голубым жилкам на запястье, поводила им по коже, как смычком, примериваясь полоснуть… быстро, вжик – и все прояснится.

А ведь Клейн предупреждал – тело настоящее, но не прежнее; может, нет ничего страшного в том, что оно немножко отличается?.. Неужели она – копия, макет, одушевленная имитация человека?!.

– Не надо, я прошу тебя. Лучше после, когда Лола уснет, – заклинала Ана-Мария.

– А не побоится она раньше меня уснуть?.. – пробормотала Марсель, слушая биение своего сердца – огненная кровь?! почему? или вне поля заряда часть ее тела тотчас распадается?

– Мы потихоньку, в моей комнате… ты ляжешь у меня, – Ана-Мария пыталась загладить промах.

– Хорошо, я не стану пробовать… если ты скажешь, что тебе известно про огненную кровь – и откуда.

– Я девчонкой слышала о… людях вроде Клейна. У них пламя вместо крови, и их нельзя убить.

– Но где, когда ты это слышала?!

– Это давно, лет десять назад, у себя, в Чикуамане.

– Я почти готова, а вы? – Долорес вошла, не заметив тающих в воздухе темных вихрей смятения. – Дайте мне салфетки, девочки, и считайте, что стол расцвел.

Очень скоро умело сервированный стол заблагоухал едой, как лучшая клумба в саду Ее Величества Кулинарии, и был общими силами очищен от яств столь же прилежно, как и накрывался. Когда перемыли, вытерли и расставили посуду, девушки как-то мечтательно заговорили о яблочном пироге; Долорес, следившая за фигурой, которая периодически ускользала от слежки, пыталась намекнуть о вреде переедания на ночь, об издержках увлечения мучным и сладким, но тщетно – юный аппетит оказался сильнее, и пирог отправился в последний путь, в комнату Аны-Марии, где его ждала неминучая расправа. «Я три года об этом пироге мечтала!» – восклицала Марсель, принюхиваясь на ходу к яблочному диву.

Вздохнув тайком о пироге, Долорес пожелала своим «птенцам» спокойной ночи, отсыпала им пару таблеток валиума – день был трудным, пусть сон будет легким – и пошла спать.

Она помолилась и приняла валиум, поэтому заснула без опасений и тревог; куда больше заботила ее мимолетная, но подозрительная мелочь: КАК второй, высокий спутник Соль узнал, что его приятель ранен? не придется ли часть оставленных ими за беспокойство денег потратить на чистку дома от «клопов»?..

Убедившись, что Долорес спит, девушки украдкой развели себе кофе и занялись вплотную пирогом; попутно Ана-Мария рассказала Марсель о себе, а когда от пирога остались одни воспоминания, завалились на неразобранную кровать – тут-то Ана-Мария и поведала чистосердечно все, что знала о проклятой асьенде Васта Алегре и о том, как на Васта Алегре излилась чаша гнева Господня.

А в 23.20 Аник сел на прямое прослушивание квартиры Долорес и таким образом незримо присоединился к их беседе.