Текст книги "Имена мертвых"

Автор книги: Александр Белаш

Соавторы: Людмила Белаш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)

Вальдо перевел дух, победно оглядывая свою команду, будто сам заключал пари с принцем.

– И пошел он их класть одного за другим, а следом лейб-егерь, магазины подает. Все и охотиться бросили – только глядели. На восьмидесятом фазане Леонид побелел; думали, он в садовника дробью влепит, но сдержался, только крикнул: «Хватит!» – «Я не знал, что у вашего высочества мало дичи, – издевается садовник, – Но вы, монсьер, правы – а то мне и прицеп понадобится для трофеев». Леонид вскипел: «Вы бесчестно скрыли, что подготовлены, как снайпер». Тот в ответ: «И по вам не скажешь, что вы скупердяй», – «Вы не дворянин, сьер, иначе бы мы поговорили по-другому», – «Монсьер, я противник дуэлей, но в случае чего выбор оружия за мной; я выбираю карабин – и монархия осиротеет». В общем, ругались, ругались над кучей фазанов, Леонид бросил ему ключи от «лендокса», так и расстались. Садовник подобрал ключики, отряхнул и сказал: «Пока наша аристократия держит слово, держава будет стоять».

* * *

Аник задерживается в столице – это объяснимо. Он позвонил и попросил пару недель на свои цветоводческие дела. Герц не беспокоится. Аник увлеченно занят новыми сортами, эта профессия приносит ему неплохой доход.

Или он нашел подружку в Ламонте и на время обосновался у нее.

«Не забудь вернуться вовремя», – напоминает Герц о подзарядке.

Через три дня он видит Аника на третьей странице «Эрценк Бастион», в светской хронике – его садовник снят вместе с принцессой Виолой; дочь монарха вручает Анику диплом, вверху заголовок: «Новый бойфрэнд Ее Высочества?»

«Полный порядок, – телефонирует Аник позднее, – самочувствие отличное, по горло занят работой».

«Это касается цветоводства?» – сердито спрашивает Герц.

«Да; веду переговоры о моих сортах. Их хочет приобрести солидная фирма, поставщик двора его величества…»

На четвертой неделе отсутствия Аник приезжает в золотистом «лендоксе» с королевскими номерами, забитом тушками фазанов в пластиковых пакетах.

«Профессор, эта тачка не влезает в мой гараж. И птица! птицу надо срочно в морозильник. Центнер фазанятины, вкуснейшее мясо задаром…»

Дальнейшее напоминает Анику славные времена допросов в замке Граудин. Он смирно сидит на стуле, положив руки на колени, а Герц с Клейном орут на него с двух сторон:

«Как у тебя оказался этот автомобиль?»

«Откуда столько фазанов?»

«Окрутил принцессу? ты с ума спятил!»

«Охотился в резиденции Леонида?! На спор?!!»

Является чин из районной полиции. Это уже пятый по счету полицейский, заинтересованный гербовыми номерами «лендокса». Пятый раз на свет извлекается листок из блокнота Леонида с вензелями и водяными знаками в виде корон, заполненный беглым, но безупречно ровным почерком принца: «Доверенность на вождение автотранспортного средства. Я, Леонид Норбертин, принц Гленорский маркиз Рэмский сьер дан Маэлдон и прочая, доверяю Анику Дешану…», и далее, с подписью и оттиском сердоликовой печатки.

Приходится звонить в Маэлдон через коммутатор коронной службы безопасности. Леонид ледяным голосом подтверждает: «Да, именно так. Дарственная на машину будет выслана по почте».

«Он тебе подарил это авто? за что?!.»

«За особые заслуги. Речь идет о чести и достоинстве правящей династии, поэтому рассказывать, за что и как, я не имею права. Все сохраняется в строжайшей тайне».

Герцу хочется отвесить ему оплеуху. Аник это чувствует и потому старается не шевелиться.

«Ну а как она, принцесса-то?» – отдышавшись от гнева, спрашивает Клейн.

«Нечто. Мессалина!.. И знаешь, что она хотела? чтобы я сделал ей ребенка. Я отвертелся тем, что в детстве перенес тропическую свинку в тяжелейшей форме. Бабы всегда требуют то, чего мы не можем дать! А просто дружить не согласилась. Наверное, у нее таких друзей…»

«…целый музей», – подводит итог Клейн.

Герц гневается на Аника пару месяцев, но молча, и прощает ассистента, убедившись, что эта история не получила продолжения в прессе.

* * *

– Киндера Виола завела – от лейб-гвардейца, это всем известно. А Садовник помирился с Леонидом; принц делает ему заказы. «Лендокс» он перекрасил, номера сменил. Так что мы почетно нарвались, – Вальдо избавился от стыда за вчерашнее и уже гордился приключением, в котором поучаствовали столь заметные персоны.

Тьен немного поколбасился среди своих, но времени было в обрез и вскоре пришлось распрощаться и с компанией, и с Бертой.

В смысле погоды ему повезло, но пришлось пробежаться до дома по мокрому холоду.

Не оставляли в покое мысли о вчерашней девчонке в «лендоксе» – особенно после рассказа Вальдо. Положим, охотник на фазанов – не самый призовой гусак, но как в его болиде оказалась вылитая Соль?.. Кто она, откуда знает его имя? Или у Соль была сестра-близняшка? а почему тогда эту сестру никто не видел? или они учились в разных школах и подменяли одна другую на уроках, кто что лучше выучил? Такое, говорят, случается…

– Ты вернулся, Тьен?! – окликнула мамуля, вперясь в телевизор. – Сколько раз можно тебе говорить… – Но Тьен проскочил мимо маминой комнаты сразу к себе, подумав с раздражением: «Спрос, как с большого дяди, а прав – что у щенка… ты бы к отцу так прицарапалась! у ночных баров они полицию не ставят, пусть там хоть режутся, а „Арсенал“ – как восставший дурдом оцепили!..»

Не нравилась ему такая установка, что молодой – значит, плохой, и молодых надо пасти с кнутом. Сами чем лучше?! дай взрослым волю – еще посмотрим, кто круче начудит, папаша или сын. Они завидуют свободе молодых и выдумывают, как бы деток ущемить.

Переодевшись, Тьен нырнул на кухню, поставил чайник, собрал того-сего поесть и все унес в свою комнату.

– Ты помнишь, что у тебя дежурство сегодня? – влезла мамуля, только он расположился закусить.

– Да, мама, помню.

– Отдохни немного. Что ты носишься неизвестно где?

– Дай поесть спокойно!..

Никак понять не хочет, что человеку надо согреться после улицы, прийти в себя. Музыку, наконец, послушать!

– Не ешь в наушниках.

– Да, да, конечно.

«Сейчас полезет целоваться! нет, пронесло – ушла».

Тьен рухнул на кровать, пошарил на полке над головой – глаза во что-нибудь воткнуть – и вынул обтрепанный, с заклеенным корешком томик Маркуса «Легенды гор и долин». Во! то, что надо.

Маркуса Тьен любил читать с самого начала, с редакционного предисловия – «Бенедикт Маркус (1870–1932) – видный отечественный фольклорист, чья наиболее плодотворная деятельность пришлась на начало XX века. Сын школьного учителя и сам учитель в Кольдене с 1894 г., он еще в студенческие годы…» – знакомые слова лились, как ручеек весной, и сам Маркус, лысый, кругленький, в круглых очках и тесном галстуке, глядел на Тьена с фотографии важно и сурово. По лицу трудно догадаться, что именно такой надутый кругляш предпослал своим «Легендам» эти строки: «Сверхъестественное у нас появилось не вчера. Первые свидетельства о том, что кто-то живет в Кольдене помимо людей и зверей, относятся ко временам римской колонизации, а именно ко II веку нашей эры, но то была пора веротерпимости, и мир еще не был разделен тенью креста между Богом и Дьяволом. Реальное и потустороннее противопоставлялись друг другу как две стороны одной медали…» Маркусу было о чем писать! его родной Кольден, где в сплав народов замешались западные славяне, оставив о себе название реки Даны и самого края – Кольден – Колодан – Коло Даны – Земля вокруг Даны, – еще в начале века кишел такой нежитью и нечистью, что страх берет!..

Страница за страницей открывалась Тьену любимая книга – проказы домовых и танцы фей, зловещие голоса в древних склепах, ночные шорохи на кладбищах, проклятия, видения, – пока сама собою не легла ему на грудь, раскрытая на мрачном предании о настоятеле доминиканского монастыря в Гофлере, в чье тело вкрался бес; пальцы Тьена соскользнули с книги, глаза закрылись, лишь из наушников чуть слышно доносилась приглушенная музыка.

Мамуля заглянула к Тьену:

– Тьен, немедленно вставай! Тебя требуют на вызов!..

* * *

На часах было 19.03.

Марсель, от нетерпения взяв книжку, полистала ее, но строчки и картинки не удерживались в сознании, глаза бездумно скользили по страницам, пальцы рассеянно перебирали листы, в голове было одно – когда же, когда? сколько времени понадобится курьеру, чтобы доехать сюда?

Аньес – то ли выполняя приказ, то ли по чудом проснувшейся собственной инициативе – принесла ей коробку конфет, но Марсель их даже не открыла. Конверт она засунула лицевой стороной вниз под пресс-папье, чтобы никто не видел адреса. Ожидание было мучительней, чем она предполагала.

– Приехал курьер срочной почты, – поклонилась Аньес. – Сьорэнн выйдет к нему или прикажет передать письмо?

19.35! долго же он добирался!

– Я сама.

Сквозь матовое стекло входной двери был виден только силуэт; Марсель открыла дверь…

Это действительно был курьер. Мотоцикл с приклеенными на боковины бака эмблемами срочной почты стоял у ворот; сам курьер поверх наглухо застегнутой кожанки был запоясан ярко-желтым ремнем с портупеями крест-накрест, по швам заклепанных рокерских брюк шли желтые лампасы, на груди слева – бэйдж с номером, фотографией и фамилией, слева на ремне – почтовая сумка-планшет с замком, все как положено.

Только это был Тьен Шильдер, тот, что вчера чуть не принял участие в гонках на шоссе № 7.

Он стоял на крыльце и недоверчиво, пристально разглядывал ее.

Сердце у Марсель тревожно застучало – «Осторожней! будь осторожней!..»

Ясно, все ясно – Тьен подрабатывает на срочной почте; так давно обуздывают рокеров – одно дело гонять, нарываясь то и дело на полицию, другое дело – надеть желтые ремни, горящие в свете фар, и гнать почти на равных с «неотложкой» и той же полицией, без ограничений в скорости – ну кроме светофоров.

Она не изменилась в лице, но через несколько секунд поняла, что слишком долго и внимательно разглядывает Тьена – дольше, чем можно ожидать от девушки, просто вручающей письмо курьеру.

«Вдруг он поймет?..

А если уже понял?..»

Он вряд ли забыл, что вчера его узнали, назвали по имени и приказали выйти из машины какие-то пижоны, с которыми была странно знакомая девушка, похожая на покойную Марсель, его одноклассницу.

Клейн, изучавший вечернего гостя с помощью установленной над входом видеосистемы, быстро вспомнил, где он его встречал и почему парень ему знаком, но решил не высовываться и понаблюдать за встречей дистанционно. Он положился на благоразумие Марсель – она сегодня получила сильную встряску и раз пять подумает, прежде чем открываться бывшему знакомому. И никогда не поздно будет вмешаться.

– Добрый вечер, – выговорил Тьен наконец, шаря вслепую рукой по планшету. – Вы вызывали курьера?..

– Здравствуйте, да, – так же вполголоса и неуверенно отозвалась Марсель, потирая в пальцах конверт. – У меня срочное письмо…

Тьен справился с собой – достал квитанционную книжечку и авторучку.

– Куда отправляете?

– В Хоннавер.

– С вас восемьдесят пять талеров… а как вас записать?

Если б они увиделись впервые, Тьен бы просто сказал:

«Извините, сьорэнн, – разрешите вопрос? Вы очень похожи на мою одноклассницу, Марсель Фальта, пожалуйста, не сочтите за бестактность – вы не доводитесь ей сестрой или родственницей?»; служба в почтовом ведомстве обязывала быть вежливым. Но вчера она – она, точно! – сказала коренастому коротышке с «Коня Дьявола» что-то о нем, о Тьене, и тот велел ему выйти из машины. Откуда она его знает?

– Марта… Марта Деблер.

Тут Марсель вспомнила, что в спешке выскочила на крыльцо без денег.

– Минуточку, я сейчас принесу деньги…

И, не отдав письмо, она шмыгнула в дом, захлопнув дверь. Тьен остался стоять, вспоминая некстати, как друзья донимали его: «Тьен, там знакомые были?.. В „лендоксе“ видели девчонку – кто она?»; он, считай, не соврал в ответ – да, ТАКУЮ он видел когда-то, но что за девочка сидела в машине? Марта Деблер, как оказалось.

Вот ведь бывает – попадаются живые копии людей, не близнецы, а двойники.

Но откуда, откуда она знает его в лицо и по имени?!.

Марсель тем временем нашла в пальто банкноты – те, что оставил ей Аник, когда явился к Долорес. Но думала она не о деньгах.

«Что если просто взять и отпустить курьера, не сказав ему больше ни слова? До конца притворяться Мартой Деблер? Или…»

Опасно, опасно – он дружит с парнями, которых Клейн вчера обставил в гонках; вдруг он сболтнет своим знакомым, те захотят взять реванш как-нибудь по-другому. Нет, не рискнет – он понял, что она его узнала – по лицу видно! – и помнит, в какой обстановке они встречались. Стоит ей позвонить в полицию… нет, полицию лучше не вмешивать.

«Чего ты хочешь, в конце концов? – разозлилась Марсель на себя. – Поговорить с ним, да? Ну так действуй, что ты мечешься!»

– Пожалуйста. – Она протянула ему сотню; пока он отсчитывал сдачу, в уме прикинула, как бы начать разговор.

– Мне кажется, я вас где-то видела… – раз говоришь с официальным лицом, называй его на «вы», хоть он и сверстник.

– И мне показалось то же самое, – Тьен обрадовался, что таинственная сьорэнн Марта заговорила первой, но был настороже – к чему она клонит?..

– …и совсем недавно.

– Да, прямо на днях, – подхватил Тьен, всем видом показывая отнюдь не служебную заинтересованность. – Может, на улице?

– Н-нет, где-то еще… Простите, я задерживаю вас, да?

Тьен неуверенно улыбнулся:

– Пока я не доставлю пакет – считайте, я у вас на службе.

«Ты помнишь, что видел меня», – горело в прищуренных глазах девчонки; взгляд парня отвечал: «Да, помню, а ты-то зачем делаешь вид, что этого не было?»

– Или вы на кого-то похожи… так странно похожи…

– На него? – Тьен пощелкал ногтем по именной табличке на груди.

– Этьен Шильдер, номер сорок шестой – как незнакомое имя прочла вслух Марсель, – О!., это было во сне!.. Вы ехали на черной легковой машине и вас… да, вас звали Этьен.

– Меня и правда так зовут, – в который раз Тьен подивился находчивости девок – во дает! надо ж так все повернуть, и попробуй теперь докажи, что ты встретился с ней не во сне. – Выходит, я вторгся к вам в сон – прошу прощения.

– И вы видели этот сон? – Марсель словно была вне себя от изумления. – Тогда скажите, а на чем я ехала?

– На бордовом «лендоксе-торнадо»; на борту надпись – «Конь Дьявола».

– Нет, я надпись не помню, – задумчиво покачала она головой.

Девочка явно напрашивалась на знакомство – и Тьена все больше разбирало любопытство. Не простой интерес – настоящий азарт, с которым люди ставят последний талер в надежде: «А вдруг я возьму весь банк?»; приключение манило и притягивало, и глаза Марты Деблер, казалось, обещали что-то невероятное, чего и выдумать нельзя.

– Да, чудо какое-то… ведь мы раньше не встречались?

– Нет… кажется, нет, – согласилась Марсель.

– Может быть, в гороскопах у нас что-то общее? совпадение звезд…

– Может быть!

Оба словно договорились не вспоминать об одной странной детали – как вышло, что она опознала его на заправке.

– Извините, сьорэнн, я спешу, – Тьен взглянул на часы. – Служба! платят за скорость доставки; ну, вы понимаете…

– Да, поезжайте.

– Но случай диковинный, – Тьен не уходил, – я просто в растерянности… Когда мы встретимся… во сне?

– А может – просто встретимся?

– Завтра я свободен с четырех.

– Значит – в пять? У Римских ворот, в Старом Городе.

– Значит – до встречи?

– До встречи, – тягучий взгляд девчонки обнадеживал, а загадочная улыбка будоражила воображение.

В пять! у Римских ворот! встреча с тайной! что может быть слаще?!

От виллы «Эммеранс» до трассы Тьену надо было проехать семь с небольшим километров; там, у поворота с сельской дороги на трассу, были заправка и каффи, стандартная кафешка, где проезжий может заказать порцию жареных колбасок и картошку с пряностями, купить сигарет, взять кофе или коктейль; для тех беспамятных, что едут на пикник без лимонада и котлет, тут продавали и готовые вторые блюда в запечатанных тарелках из толстой фольги и большие бутыли с прохладительным. Сейчас это можно купить по дешевке – не сезон разъезжать по лесам. Шоферы дальних рейсов так и делали – проезжали Дьенн, где горячие харчи на пару талеров дороже, и закусывали здесь, на «Развилке».

Там ужинали трое, время от времени поглядывая на сидящего у стойки парня – сросшиеся брови, темные глаза, короткие ершистые волосы; прикид крутой: десантная серая куртка вся в карманах, мешковатые бурые брюки заправлены в берцы. Рядом на стойке стояли початая бутылка тоника и недопитый стакан.

Лицо у парня бледное, какое-то замкнутое. Он всего минут десять, как зашел – и все сидит над стаканом.

Зазвонил телефон. Хозяин снял трубку.

– «Развилка». Хорошо. Кто здесь Габриель Картер? – добавил он громче, обернувшись к шоферам.

– Я, – поднял голову бледнолицый.

Хозяин протянул ему трубку.

– Карт, он выехал, – сказал Клейн.

– Понял, – деловито кивнул Карт, вернул трубку хозяину и положил рядом с бутылкой полталера. – Сдачи не надо.

Выйдя из каффи, он огляделся. Его мотоцикл – сажево-черный, без блеска, железный олень с хромированными рогами и стеклянным глазом – стоял справа за стеной каффи, невидимый с дороги. Приладив шлем и подогнав подбородочный ремень, он перевел в рабочее положение незаметный тумблер на закраине шлема; наушники ожили с мягким шуршанием помех, и встроенный в затыльную часть шлема – рядом с крохотным радиотелефоном – маркер неслышно запикал.

Когда мимо «Развилки» пронесся синий «харлей», оседланный парнем в желтых ремнях, Карт не шелохнулся; лишь минуту спустя он двинулся следом.

Карт несся по трассе, не выпуская из виду спину курьера, но держа дистанцию. Легкий шорох помех в наушниках не отвлекал его от преследования. Его вообще ничто не отвлекало и не интересовало – кроме ответа на вопрос: «Куда курьер доставит письмо?»

В Бальне он для контроля попробовал связаться с виллой «Эммеранс». Ответа не было – расстояние превышало возможности встроенного в шлем радиотелефона.

Приближаясь к каждому очередному городу на пути, он становился внимательней – не свернет ли курьер с объездной дороги в город? курьер не сворачивал.

«ХОННАВЕР» – справа пронесся прямоугольный щит с надписью синим по белому. Карт начал сокращать дистанцию – здесь, при более густом и медленном движении на дорогах, можно было не опасаться, что курьер заметит его.

Карт запомнил улицу и номер того дома, куда зашел курьер.

Он спешился и из какого-то каффи позвонил на виллу:

– Хоннавер, улица Берглайн, дом 31.

Задание было выполнено; оставалось дозаправить мотоцикл и ехать обратно.

Глава 10

К 21.00 обстановка была такова.

Герц Вааль дремал в кресле у камина; сон его был неглубок и чуток.

Людвик Фальта пришел в себя, и его рассудок освободился от гнета снотворного коктейля; он не очень изумился, узнав, что находится в отделении экстренной терапии клиники неотложной помощи. Врачам он уверенно заявил, что почувствовал себя плохо, вернувшись домой из университета, и потерял сознание; нет, никаких транквилизаторов он не принимал, тем более в больших дозах… что? у него в крови обнаружено?., э. то ошибка. Он никогда не злоупотреблял таблетками. Есть множество свидетелей того, что он своими ногами и в прекрасном состоянии вышел с кафедры. Нет-нет, он ни-ко-гда не пробовал наркотики. Бывали обмороки? потери сознания? нет. Черепно-мозговые травмы? нет, не было.

Врачи были деликатны и неназойливы. Если доктору Фальта угодно придерживаться версии внезапной и беспричинной потери сознания – пожалуйста, никто не возражает. В промывных водах из его желудка действительно не обнаружено сильнодействующих средств, зато в крови… токсикологи определили не одно, а целых три вещества, в их числе – препарат, обычно применяемый для кратковременного наркоза, пожалуй, первый случай в Дьенне, когда солидный ученый муж впрыскивает себе такую адскую смесь. У полиции есть какие-то сомнения – но это полицейские проблемы, им их и решать. Так или иначе, диагноз будет шифроваться по рубрике Е 855: «Случайное отравление другими лекарственными средствами, действующими на центральную нервную систему»… Сохранение врачебной тайны гарантируется, но случай должен быть занесен в картотеку.

Со злым жаром Людвик размышлял, что ему надо предпринять в ближайшее время… о дьявол, все кувырком!

Инспектор Мондор, вызванный из дома («Рикки, твой клиент Фальта, чью могилу сверлили – ну, ты понял, – чем-то влупился так, что лег плашмя; приезжай, у него в квартире не все ясно. Я к тебе ближний патруль послал»), закончил читку протокола осмотра места происшествия и отпустил понятых; он уже побывал в институте и в клинике, но к Людвику его не допустили; пришлось ограничиться беседой с врачом.

Аник, будто заправский ниндзя, в маске, перчатках и черном комбинезоне, лез по задней стене здания Института судебной медицины, чтобы проникнуть через окно в комнату, где хранятся биологические образцы, и подменить в пробирке деревянную труху от гроба Марсель настоящим трупным материалом.

Лолита, вернувшись домой, поставила лиловую розу в вазу и, чтобы отвлечься, села смотреть триллер, видимо полагая, что клин клином вышибают.

Клейн после отличного душа разминался с железками в небольшом спортзальчике виллы «Эммеранс» и, наверное, сотый раз отжимал штангу, лежа на спине.

Задумчивая Марсель, осознав, что ее надраивает мочалкой в ванне какая-то незнакомая женщина, возмутилась, сказала, что она не беспомощная и не больная, выставила Аньес и домылась сама, через силу ругаясь на всех и вся, особенно на мягкий дурман в голове, не дающий сосредоточиться и подстрекающий не то петь, не то танцевать – прямо тут, не вылезая из теплой пены.

Тошнее всех приходилось Анику – угрюмый ветер притащил с океана тяжелый ледяной дождь, и Аник висел на подоконнике, как удавленник, никому не нужный и всеми забытый, на суку в сыром лесу. Где-то далеко шумели машины; пока охрана института грелась в служебном помещении и проклинала отвратительную погоду – как было хорошо днем! – Аник, умело справившись с сигнализацией, под унылым дождем забирался в окно.

Место инъекции у Марсель сильно болело. Она вытерлась огромным пушистым полотенцем, хмуро оглядела себя в зеркале и – свежая, благоухающая шампунем – стала искать одежду. Напрасно – немногословная служанка все унесла, оставив ей алый купальный халат и шлепанцы.

– Мадемуазель, – постучавшись, вошла Аньес, – фен в вашей спальне… Когда прикажете подать ужин?

– Я бы хотела одеться.

– Свежее белье на кровати, мадемуазель… Одежда в платяном шкафу – пусть мадемуазель изволит выбрать платье к ужину… Что еще прикажете?

Причесывая мокроватые волосы, Марсель прошлась по ванной – Аньес и глазом не повела.

– Вас зовут Аньес, да?

– Да, мадемуазель.

– А меня – Марсель.

– Очень приятно, мадемуазель. Рада с вами познакомиться, – и ни движения на лице.

– Аньес, чей это дом?

– Это вилла сьера Дешана… Я могу идти, сьорэнн?

– Нет, погодите… Клейн… он здесь?

– Сьер Клейн выразил желание отужинать с вами, сьорэнн. Он сейчас в спортивном зале. Желаете пригласить его? сюда или в спальню?

«Однако порядочки у сьера Дешана! он один сюда подруг возит или с Клейном вместе?..»

– Можете идти, Аньес.

Она машинально подняла руку к голове, потом в отчаянии отбросила гребень. О боже!..

Все вокруг изменилось, к чему ни прикоснись – на всем клеймо, печать отвержения!

Мертвая среди живых, призрак среди людей, изгнанница без права возвращения! куда ни войдешь – переполох, смятение, выстрел, удар, страх!

Самые близкие – стали чужие! если кто и думает о тебе – то воскрешенные покойники… куда бежать?!

Ах да – Клейн ждет к ужину… Придется пойти. Во всяком случае – не убегать же отсюда в шлепанцах и халате на голое тело? Клейн – хоть и с того света, но чем-то родной, свой… хотя…

Как там в путешествии Гулливера?.. «Благодаря хорошему знанию некромантии правитель обладает силой вызывать по своему желанию мертвых и заставляет их служить себе…»

Надо разобраться. Хорошо бы Клейн помог – согласились же они объяснить, как действует машина воплощения?

«Скоро я до такой степени свыкся с обществом теней и духов, что на третий или четвертый день они… совсем не волновали меня, или, по крайней мере, если у меня и осталось немного страха, то любопытство превозмогло его…» – память подсказывала Марсель знакомый текст, когда она шла в спальню; она вздохнула – Гулливер быстро смылся с острова царя-некроманта, а ей-то что делать – той, что осталась? шея болит, руку ломит – идешь, как избитая, впору отлежаться, так нет – ужинать зовут. Плюнуть, велеть принести ужин в постель?

Гардероб не битком набит, но есть из чего выбрать, фен – пожалуйста, видеокомбайн, книги – она пробежала глазами по корешкам; есть даже грелка для ног в виде широкого мехового сапога. Ее здесь ждали, готовились к приему – оказанные знаки внимания не восхитили, но немного успокоили. На тумбочке, на салфетке – стакан с водой, обезболивающая таблетка, аккуратно выстриженная ножницами из блистера.

Обсушивая волосы, она выбрала что надеть: черные шальвары и красную блузку – и ярко, и в достаточной мере домашне, и подходит к интерьерам виллы. Теперь она заметила – здесь было красиво и повсюду цветы. Махровые сенполии, величественный амариллис, медово-сладкая хойя, орхидеи во флорариумах – скромная снаружи, внутри «Эммеранс» цвела и пахла роскошным садом, не хватало только пчел.

Мелькнула мысль: «Эту кровать, где я сижу, Аник, должно быть, устилает лепестками роз для своих подруг. Обнаженная на ложе из роз… что – теперь я?

Пусть только попробует!..

Интересно, за ЧТО его расстреляли?

Что мог совершить парень, который отдыхает в цветочном раю?

Садовник и разведчик профессора… умер в пятьдесят втором – а когда он ожил?

Судя по его вкусам, он мог быть любовником герцогини.

Вор-джентльмен. Незабудка в петлице, набриолиненные волосы, смокинг, томная бледность лица, чувственные губы, нежно-острый взгляд, маленький браунинг с рукояткой слоновой кости. Игорный стол – зеленое сукно, гладкие атласные карты, пышные пачки дореформенных талеров. Герцогиня дает ему деньги. Он соблазняет неопытную дочь герцогини. Герцогиня в ярости. Сцена. Угрозы. Он достает браунинг. Выстрел.

Так ли это было?»

* * *

Конец апреля 1940 года.

Неразбериха, паника, сумятица, кошмар.

Королевская семья покинула страну на самолете, чудом ускользнув от асов победоносного люфтваффе.

Армия разбита. Остатки флота под обстрелом уходят из Гидна. На острове Лундорт еще гремят морские орудия форта Скельд – последний оплот, будущий памятник национальной чести.

Порт Сан-Сильвер.

Воинство ее величества спешно грузится на корабли. Все годится для эвакуации – сухогрузы, балкеры, лесовозы. На морской паром вкатываются последние танки. Военные берут даже траулеры и буксиры. Никаких торжественных проводов – это бегство.

Радиостанция Ламонта – там уже сидят наци – убеждает мирных жителей, что никаких разрушений причинено не будет. Следует встретить солдат вермахта с пониманием их исторической миссии – рейх возвращает страну в лоно арийской расы, и мирные жители не ответственны за приказы своих экс-правителей.

Другое дело – евреи и коммунисты. С ними разговор особый.

Вот сидит на заборе Аник Бакар. Он не еврей и никак не коммунист. Ему двенадцать лет. Он школьник. Ему нечего бояться наци.

«Похоже, занятия в школе начнутся нескоро. Большие каникулы! – От этой мысли Аник весело улыбается. – А может, к черту школу? Теперь никто нудить не будет – учись, учись, человеком станешь… Можно повалять дурака – только б мамаша не слишком ругалась».

«Ты своей смертью не помрешь!» – кричит матушка Бакар, накручивая бигуди. У нее есть все основания для такого прогноза – у Бакаров на роду написано: «Мы не умрем в своей постели», – как на рыцарском гербе. Жеану, старшему брату мужа, маневровый паровоз отрезал ноги; младший брат, Орас, попал под грузовую стрелу в аккурат, когда лопнул топенант; сам Филип, ее благоверный, угодил в бразильскую тюрьму за поножовщину в каком-то тамошнем порту. Это семья такая! в матушкиной семье, наоборот, все помирали пристойно, но смолоду – вон, меньшая, Эммеранс, ей девятый годок всего, а уже, как в гробу, лежит в кроватке, у нее туберкулез, такие вот дела; благо, в прошлый год удалось сбыть ее с рук в католический санаторий для бедных близ Мэль-Марри; там, видно, и помрет. Старшой, Жонатан, усвистал в море – и привет! черт знает, где он теперь.

«Старшого надо было скинуть, – думает матушка, – аборт тогда дешево стоил. А Филипа послать к матери, нужен он был, шпана портовая! без него хахалей хватало – и каких!»

«Что стало, Франсина, с твоей красотой? – вздыхает матушка, охорашиваясь перед зеркалом. – Дура я была, что в шестнадцать родила, а теперь тридцать два… да нет, еще хороша, еще возьму свое с мужиков, пока платят».

Теперь, когда муж стал на якорь в Бразилии, у нее все в порядке – есть сутенер, Бартель из «Копыта», самец! Франсина-Фрэн стискивает бедра, предчувствуя нахрапистый натиск Бартеля, всегда с привкусом насилия – о Ба-а-арт!.. – а как будет орать Филип, отощавший в заморских странствиях, если вообще вернется: «Г-гадина, с-сука!», а она ему: «Уймись! ты чего хотел, а? чаще в море ходи!»

«Фрэн, дай талер», – лезет в комнату Аник, следивший в щелку, как мать одевается. Может, сейчас она помягче…

«Иди воруй», – отшивает его Франсина.

«И пойду».

«Ну и иди!»

Белье, сохнущее на чердаках, открытые прилавки на толкучке, сумочки дам-ротозеек – все годится Анику и его друзьям. Главное – не попадись!

Андресу уже пятнадцать, он – башка! Заходит, когда ребятня лупится в карты. Есть работенка – продавать сигареты; с куревом туго – война. Талер с десяти из выручки – себе, остальное Андресу.

Ну это так, мелочевка. Бывают дела пожирней.

«Фрэн, пристрой в буфет», – просит Аник.

«Тридцать процентов», – ответствует прибарахлившаяся Франсина. Она нынче в выигрыше – вышибалу из «Маяка» загребли в концлагерь, Бартель занял его место и протащил туда свою Фрэн, теперь у нее водятся деньги. «Маяк» – престижное заведение, куда ходят офицеры наци, а в задний флигелек – и унтера.

«Скости маленько, – ноет Аник, и мать ласково щелкает его по носу».

«Ну, так и быть – двадцать пять. Обманешь – Бартелю свистну».

«Бартель, – зло бурчит Аник, – он же Бордель, он же Картель и Баррель… Имечко прям для розыскной листовки…»

«Заткнись!»

В буфете «Маяка» – не жизнь, а благодать. Обильные объедки, чаевые. Скажут – выпивку в номер, несешь, подаешь – кто тебе монетку, кто бумажку, а то слямзишь добротный германский презерватив и тут же внизу продашь. Притон что надо! шепчутся про кокаин, про морфий, подмигивают – «Эй, малый, отнеси пакетик туда-то и тому-то…» кто заподозрит мальца?

Аник – тонкий, гибкий, глазки лучистые, в опушке длинных густых ресниц, личико гладкое, с золотистым пушком; мальчонка-девчонка, переодеть – не отличишь.