Текст книги "Имена мертвых"
Автор книги: Александр Белаш
Соавторы: Людмила Белаш
Жанры:
Городское фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)
Глава 10
Они не стали дожидаться черного «феррари», а просто отметились на заправке и стали колесить по Кольберку.
Побывали на морском берегу…
Осеннее море хмуро и неприветливо. Вода смягчает погоду, но в воздухе висит невидимая влага, оседающая на лице и руках мельчайшими каплями, а в легких – противной сыростью тумана. Здесь запах йода и гниющих водорослей – вон они, лежат бурыми бесформенными грудами на кромке прибоя, их никто не убирает, – на пляже ни души. Ветер гонит волну за волной; волны ленивые, маслянистые, синевато-серые… Ветер вспенивает их, как в миксере, и трудно понять – то ли это брызги, отделяясь от гребней, взлетают вверх, то ли дождь сыплется с неба мокрой пылью.
Нет, не таким запомнила море Марсель в последний раз. После выпускного бала они наняли автобус и приехали сюда, чтобы гулять по набережной и встречать рассвет. Была чудесная, теплая майская ночь; они ходили по берегу, взявшись за руки, смеялись и шутили. Нежный ветер вздувал белое платье Марсель, как парус, и гладил кожу. Море было спокойное, густо-синего цвета, оно сливалось с небом, но горизонт посветлел, и солнце поднялось из глубин, сверкая и озаряя мир. Начинался новый день, начиналась новая жизнь…
Марсель, ежась под пронизывающим холодным ветром, с грустью вспоминала, как на восходе солнца они, бывшие одноклассники, поклялись встретиться на этом берегу через пять лет и рассказать друг другу о себе, о своих успехах и достижениях… Они бросили в волну монетки, чтобы вернуться сюда.
Никогда. Это страшное слово. Никогда ей, Марсель, больше не встретиться с друзьями. Она умерла. Все это знают. Она не сможет прийти; эта страница ее жизни закрыта, отрезана… навсегда…
«Марсель Фальта? нет, не знаю; вы, должно быть, ошиблись, перепутали – это бывает…»
Угрюмое море швыряет ей брызги в лицо и гонит, безостановочно гонит волны на пустынный пляж. Холодно, одиноко, неуютно.
«Где-то там моя монетка?»
Нельзя в одну реку войти дважды…
Примолкнувшая компания покинула берег.
Затем они прогулялись по городу и пообедали в ресторанчике.
Марсель была довольна; она разогрелась и перестала грустить. Они непринужденно, по-приятельски болтали о всяких пустяках: как изменилась мода, что нового в политике, в музыке, кто сейчас Мисс Вселенная, как дела с вакциной от СПИДа, прошел ли в парламенте закон о браках между однополыми лицами – и так далее, и тому подобное; Клейн докладывал кратко и емко, часто скептически; Аник следом вставлял такие едкие комментарии, что Марсель плакала от смеха.
Глядя на свое отражение в стеклах витрин и зеркалах, Марсель нашла, что она смотрится и сама по себе неплохо, а в обществе элегантных ассистентов Вааля – и того выгодней; если бы Клейну вырасти на голову – любой журнал мод соблазнился бы украсить обложку такой эффектной троицей.
Обратно, в Дьенн, «Коня» вел Аник.
Спешить было некуда; к сумеркам трасса заметно оживилась, больше стало легковых машин. Аник опустил антикрыло; «Конь» влился в общий поток, скромно придерживаясь крейсерских ста двадцати километров в час. Музыка в салоне звучала незнакомая, тихая, умиротворяющая.
Петляя и увиливая, разговор все-таки дошел до цели путешествия – Мунхита.
Мунхит – пригород Дьенна, выросший когда-то вокруг локомотивного депо и мастерской по ремонту паровозов. Мастерская стала заводом, больше ничего приметного в Мунхите не имелось, кроме дешевого жилья. От Дьенна Мунхит отделяла четверть часа езды электричке или автобусе, пятнадцать километров редколесья по левому берегу Рубера, россыпи коттеджей, а ближе к городу – пустыри, длинные шеренги складов и заводские ограды.
В Мунхите селились те, кому казалось накладным иметь дом в Дьенне – и не только малообеспеченные люди; окружная полиция, к примеру, выкроив под застройку недорогой участок в Мунхите, немало на этом сэкономила. Не все ли равно, где полицейским чиновникам протирать брюки?
Когда Марсель ночевала у Долорес, она сходила с электрички в Дьенне и прямиком ехала на 13-м трамвае до парикмахерской Галеотти – утром 13-й ходит в эту сторону полупустым, – а там две минуты до школы. Она много чего могла порассказать об этом пути – что в ту, что в другую сторону – и что там красивого, и что опасного для девчонки, но сегодня рассказывал Аник.
– Кроме сада и оранжереи я отвечаю еще за разведку, – начал он, – и должен доложить, какая обстановка сейчас у сьорэ Долорес Мендоса Пелайо. Адрес у нее прежний; жильцы в подъезде сменились, на площадке, кроме нее, – все новоселы. Около года с ней живет студенточка, ее соотечественница – они вместе платят за квартиру. Зовут студентку Ана-Мария Тойя – такая раскосенькая смуглянка индейской крови. Бежала к нам по политическим соображениям. Живут тихо, не ссорятся. Гости у них бывают редко.
«Не зря ему профессор платит за садоводство», – подумала Марсель.
– Код замка в подъезде сменился, и еще новинка – комитет жильцов сбросился на охранную видеосистему. Теперь мало знать код – надо еще и представиться. Камера ведет запись на каждый вызов; записи стираются автоматически – в конце недели, если ничего не случилось. В общем, как всюду в приличных домах. Я это рассказываю, Марсель, затем, чтобы вы представили, как будет выглядеть ваш визит.
Марсель кивнула:
– Я поняла вас, Аник. Я наберу номер квартиры и появлюсь на экране, а уже потом Лолита и Ана-Мария решат, впустить меня или нет.
– Да, так и должно быть. Но вы вспомните, как вас встретила Долорес утром по телефону.
– А вы все слушали?
– Но я же отвечаю за разведку, – вздохнул Аник.
– Понятно… Конечно, она может отослать меня куда подальше…
– А лицом к лицу?
Марсель очень хотелось обнять Лолиту, но она чувствовала себя заранее виноватой за тот удар, который Лолите достанется. Она постаралась представить – вот стоит у порога Аурика, ее подружка, она отравилась два… нет, теперь уже пять лет, как отравилась, и просит впустить.
– Я думаю, испугается.
– Но вон не выставит? – спросил Клейн.
– Я попрошу, чтобы не выгоняла – я хочу объяснить ей…
– У Стины Ларсен, – всматриваясь в трассу, с легкой досадой цедил Аник, – было бы проще. Но есть у нас кое-что и для Долорес…
– Пропуск в ее дом, – Клейн протянул Марсель запечатанную в прозрачный пластик карточку.
Это было удостоверение агента иммиграционной полиции с фотографией Клейна, но на другое имя.
– Подделка, конечно, – продолжал Аник. – Пять лет тюрьмы и штраф сорок тысяч. Но действует безотказно. Все политэмигранты состоят на учете в «имми», а уклонение или отказ от содействия – это ой как плохо; они, получая вид на жительство, дают подписку – «обязуюсь оказывать содействие». И никуда не денешься. Должны впустить, будь я хоть черт с рогами.
– А телекамера? – вспомнила Марсель.
– Тут уже дело техники. Перед тем как дверь откроется, камера вращается, примерно как ходит маятник, – показал ладонью Клейн. – Но угол обзора меньше ста восьмидесяти градусов. Вы будете стоять в мертвой зоне, я покажу где. Я задержусь в дверях, чтобы фотоэлемент не сосчитал входящих, а вы проскочите, пока камера будет отвернута от вас. Так что по команде – быстро вперед. Команда – щелчок пальцами.
Уже совсем стемнело, когда «Конь» проехал мимо дома Долорес.
– Дома. Обе дома – окна горят, – пригнувшись, посмотрел Аник. – Я встану за углом. Марсель, подумайте еще раз – их может быть больше, чем две; вдруг, скажем, у них гости, а чтобы точно узнать, мне нужно время.
Аник темнил с умыслом – вдруг Марсель забоится идти, и можно будет уговорить ее вернуться; это камень с души, хотя бы до завтра. Он ведь точно знал, что дома только двое, и что это Долорес и Ана-Мария. Он еще на подходе к Мунхиту включил экран, и там время от времени пульсировали две графические развертки – голоса обеих. Компьютер «Коня» идентифицировал их как объекты 42 и 43. Как попал в квартиру Долорес чуткий электронный «клоп» – это, ей-богу, детали, которые не так уж важны.
Пожалуй, лишь сейчас Марсель начала понимать, сколько всего было сделано для нее – это, так сказать, не считая услуг по воскрешению из мертвых и лично ассистентами предложенной помощи на случай непредвиденных обстоятельств.
Клейн и Марсель подошли к подъезду; Клейн как бы невзначай огляделся – лишние люди в поле зрения есть, но помешать не должны.
У подъезда Марсель встала к стене – в мертвую зону; Клейн набором кнопок вызвал квартиру Долорес. Телекамера нацелилась на него объективом. Доставая удостоверение, Клейн перевел тумблер на плоском миниатюрном устройстве, лежавшем у него в кармане, – у Аника на пульте сработал сигнал, и он запустил систему наводки помех. Вместо записи на пленке видеомонитора останется сплошная рябь.
– Да? что вам угодно? – раздалось из коробки на стене.
– Иммиграционная полиция, – Клейн дал осмотреть сначала себя, затем, не заслоняя объектива, поднес к нему документ. – Младший инспектор Лозовский. Сьорэ Мендоса, у меня к вам неотложное дело.
– Хорошо. Входите… – Замок открылся.
Марсель скользнула мимо Клейна, пока он замешкался в дверях.
Проскочили.
Дом Долорес был близнецом среди десятка муниципальных домов-скороспелок, выросших вокруг чахлого сквера с фонтаном на дрожжах послевоенного промышленного подъема, – темный, краснокирпичный, с мрачноватыми подъездами, где холодные серые лестницы обвивались вокруг закрытых железной сеткой лифтовых шахт; высокие узкие двери – прямоугольный выпуклый узор делал их похожими на шоколадки; ступени лестниц – бетонные, а площадки этажей – из мягких, уже немного вытертых крупчато-белых плит. Раньше здесь жили служащие и высококлассные рабочие локомотивного завода, потом дома перестали быть для них престижными, и понемногу Кирпичник – так звался квартал – заселили эмигранты из тех, что посостоятельней, но не настолько, чтобы снять особняк. Эмигрантский ил, по-немецки «гастарбайтеры», оседал где-то гораздо ниже, в Бетонниках и Старых Казармах, а сюда стекались те, кто имел основания рассчитывать на лучшее, нежели место у конвейера или совок с метлой. Отсюда они растекались, судя по участи, – кто в Бетонники, кто в «Азию», кто в респектабельный «Париж». Лолита осталась здесь – со своими «латинос», с запахом перца, с общей памятью о горячем солнце, разноцветных праздниках и смертельно черных ночах.
Лифт остановился. Они вышли; Клейн стал перед зрачком дверного глаза, чтобы Лолита видела – пришел тот, кого ждут.
«Клак, ш-шик, чак» – сработали дверные затворы; дверь у Лолиты двойная, на всякий случай.
Долорес открыла; Клейн отодвинулся, уступая место.
И на пороге оказалась Марсель.
Долорес была в халате поверх свитера – и топят неплохо, а ей все зябко; волосы забраны назад.
Лицо ее – мягкое, плавное, милое – дернулось от страха, посерело в секунду; она сжала халат на груди, отшатнулась.
Перед ней стояла Марсель. Как живая. Не улыбаясь. С робкой надеждой в глазах. Она быстро сказала:
– Лолита, это я, здравствуй. Я тебе звонила…
Сзади маячил борцовского сложения коротыш – тот, что назвался младшим инспектором Лозовским; Долорес его почти не заметила.
Пятясь, отыскивая опору, она вскрикнула – вырвался ужас, зажатый в горле.
* * *
Ана-Мария слышала – пришли к Лоле из «имми». Не вовремя как-то пришли, «имми» обычно являются до ужина; там – чтобы зря не говорить плохого – деликатные люди работают. К Лоле редко ходили, и ходил всегда один и тот же, кто принял ее под наблюдение. Этот, что пришел, – другой.
И, сидя над книгами, Ана-Мария инстинктивно, как лесной зверек, навострила уши.
«Клак, ш-шик, чак» – дверь открывается…
Лола вскрикнула.
«Так не кричат при обычном визите.
Это – от вида того, кто в дверях.
Это не к Лоле – а к ней, Ане-Марии.
Убийцы. Добрались. Нашли».
Ана-Мария выхватила револьвер из-под подушки, пружиной прыгнула в коридор.
– Лола, от двери!!!
В проеме двое: чуть впереди девушка в пальто и беретике, а сзади, глубже, – приземистая фигура мужчины. Коренастый убийца кинулся вперед, на ходу правой рукой доставая оружие, а левой отбросив девушку к Лоле, в нишу-вешалку, прочь с линии огня.
В глазах Аны-Марии что-то сломалось, и все потекло медленно, как густой мед, – девушка, сбив телом Лолу, валится с ней во вздымающуюся пышным ворохом одежду, а этот, уже на мушке, в броске ныряет вниз и влево, поворачивая корпус правым плечом к ней, чтобы не подставиться всей грудью; рука с пистолетом вписалась в силуэт туловища, а левая еще идет взмахом назад и вверх.
«На, получай».
* * *
Крик. Быстрая возня – выметнулась смуглая девушка, уже присев и обеими руками держа тяжелый револьвер с набалдашником: «Лола, от двери!!!». Клейн сильно и больно толкнул Марсель в бок, она налетела на Лолиту, они вместе вмялись в нишу, обрывая вещи с вешалки – и раздался будто бы смачный плевок.
Клейна тряхнуло, как от удара дубиной.
– Мама дорогая, – он ахнул, приваливаясь плечом к стене. – Как больно-то…
Левая рука его повисла, из разорванного рукава полилась кровь, марая пол яркими кляксами; потекло по браслету часов, по удостоверению; правую он держал, полусогнув, стволом вверх, дулом на Ану-Марию.
– Ну и встреча, – выдавил Клейн. – Так ведь убить можно.
Он бледнел на глазах. И сползал, обтирая стену плечом.
«Пресвятая Дева, – Ана-Мария похолодела, – Дева-заступница… я офицера убила».
– Брось… оружие. – Он сел в кровяную лужу. – Закройте… дверь закройте, кто-нибудь. Помогите мне.
Долорес и Марсель, не сговариваясь, кинулись из ниши в суматохе, толкаясь, мешая друг другу, закрыли входную дверь; Ана-Мария, со стуком выронив револьвер, опустилась перед ним на колени:
– Сеньор, – губы у нее тряслись, – сеньор, простите, бога ради… что я натворила… я не хотела в вас стрелять! ну простите меня!
– Врешь, хотела. – Клейн припал к стене головой. – Куртку стяни… осторожней! – прорычал он.
– Лола! – закричала Ана-Мария. – Скорее бинт, санитарный пакет мне, сюда. Жгут не надо. – Смятым платком она хотела зажать рану и почувствовала, как мелкими камешками сдвигается под пальцами разбитая кость; Клейн взвыл сквозь зубы.
– Я позвоню в полицию и в «скорую помощь», – пробормотала Долорес, оглядываясь, словно забыла, где телефон.
– Не звони никуда, – выдохнул Клейн. – Слышишь – не бери трубку! ах ты…
Приподнявшись, он через плечо Аны-Марии всадил пулю в телефон на тумбочке – выстрел был не громче поцелуя, телефон подскочил и, разбитый, повис на шнуре. Ана-Мария поняла, что ошиблась, – это не штатное полицейское оружие, а заказное изделие, со стволом-глушителем, сразу и не поймешь, не приглядевшись – ствол толстоват.
– Пожалуйста, не звони! – Марсель повисла на Лолите. – Я прошу тебя!
– Что вы топчетесь?! – огрызнулась Ана-Мария. – Живее, дайте мне бинт!
Они засуетились; одна Ана-Мария сохраняла чуть больше спокойствия. Говорили все одновременно и на разных языках:
– Бинт сюда. А если зажать кровь? вроде под мышкой?.. Прижать не к чему, кость пополам. Клейн, тебе плохо? плохо, да? милый, потерпи, пожалуйста! Стягивай, стягивай туже… ох, мама!., кто тебя стрелять учил? еще туже, мотай, мотай.
– Давайте я вызову «скорую»?
– Сказано – не надо. Ты – залезь мне в карман. Внутри, справа. Там шприц-тюбики.
Эти тюбики Ана-Мария хорошо знала – наркотик, средство от боли и шока. Вколола, как умела, все три штуки.
– Надо шину наложить. Что-нибудь твердое, не короче руки. Ищите. Марсель, открой дверь внизу. Ты знаешь как.
– Кому открыть?
– Она знает кому.
– Я сбегаю за ним?
– Сам прибежит. Вас надо в больницу, сеньор. У вас пульс еле слышен, вы можете потерять сознание.
– Невелика потеря. Кровь не течет?
– Нет…
– Лола, он умрет от шока.
– Прямо здесь?!
– Он не из полиции, ты понимаешь?
– О… нет, я с ума сойду – все в крови, а если кто войдет?!
Вошел Аник, слегка запыхавшийся:
– Добрый вечер. Извините, что не стучусь.
Он был в белесо-серых, тоньше паутины, перчатках и поигрывал пластмассовой коробочкой вроде портсигара.
– Вы кто? – Долорес обняла Марсель, чтобы за что-то держаться; Ана-Мария все еще стояла на коленях рядом с Клейном, она в смятении повернулась к вошедшему. Дверь за собою он запер.
– Покойник с того света, – обронил Аник. – Ты что лежишь?
– Устал. Ты аптечку принес?
– Само собой.
– Слава богу. А я было в обморок собрался.
– Чья работа?
– Да этой, – Клейн вяло мотнул головой, – безобидной студентки. Вон ее пушка лежит – подбери; смотри, отпечатки не смажь.
Ана-Мария украдкой потянулась к оружию Клейна, но замерла, встретив цепенящий зрачок пистолета. Реакция у гостей была отменная, почти рефлекс, позавидовать можно; диво, что коренастый боевик не чмокнул ее первым.
– Цыц. Не дергаться. На-ка, впрысни ему, – Аник бросил ей коробочку. – Две ампулы… – Он обвел одним движением глаз хаос в прихожей, не отрывая прицела от головы Аны-Марии. – Сьорэ Мендоса, поверьте, мы очень сожалеем о случившемся. Нам нужен только плащ… и брюки, – скосился он на Клейна, – чтобы уйти отсюда.
– Но… этот человек, он ранен…
– Не будем спорить, сьорэ Мендоса.
Где-то в комнатах зазвенел телефон.
– Это соседи, – негромко сказала Долорес, не отпуская Марсель. – Они слышали шум…
– Скажите, что ничего не произошло. Но лишнего не говорите, прошу вас, сьорэ. Мы сейчас исчезнем и оставим вас в покое. Марсель…
– Она не скажет, – поспешно заверила Марсель, – ничего не скажет. Идем, Лолита.
Они ушли; проводив их взглядом, Аник спрятал пистолет под куртку.
– Эскуча ми, Ана-Мари. – Он обратился к ней на скверном испанском и для верности повторил: – Экутэ муа. Будет очень хорошо, если ты нас забудешь. Ты ждала кого-то другого и немного ошиблась…
– Совсем чуть-чуть, – отдуваясь, промямлил Клейн. – На десять дюймов.
– Надеюсь, ты рада, что мой коллега не ответил тебе тем же приветом? у него привычка – при виде дула стрелять, чтобы убить; тебя выручила жгучая красота – он просто не мог остаться равнодушным и помедлил нажать спуск…
– Кхм, – Клейн кашлянул, что значило: «Заткнулся бы ты, что ли?»
– Мы не станем путаться в твои дела. А ты не мешай нам делать наши. Мы с тобой не встречались и не общались. Забито?
– Забито, – сумрачно кивнула Ана-Мария. – Могу я встать, сеньор?..
– Что я – держу тебя?
– Я руки помою и поищу, из чего сделать шину.
– Только револьвер не трогай. А шину…
– К черту шину, – Клейн попробовал встать, – косынку найди или платок побольше…
Подхватив праздно лежащий револьвер, Аник опустил его в прозрачный пакет, и «троупер» тоже растворился у него за пазухой; он нетопырем порхнул в комнаты следом за Аной-Марией, и ей пришлось молча лицезреть, как с ловкостью картежного шулера и легкостью сквозняка он пробегает пальцами по тумбочкам, ее столу, кровати, полкам – прочесал все быстро, без слов, нашел патроны – не взял… чиркнул ногтем по корешкам ее книг – «Тяжелые фракции нефти сорта „Дубай“», «Основы технологии производства дизельного топлива», «Крекинг-процесс», – задержал взгляд на географической карте, набивных рисунках по ткани, глиняных куколках – и исчез, унося в памяти важнейшие мелочи, например написанные фломастером на карте названия племен, треугольные флажки, звезды и могильные крестики с датами, фотографии разновозрастных мужчин и женщин – больше молодых, широколицых, слегка раскосых, с гладкими черными, будто намасленными, волосами, очень похожих на Ану-Марию. После него в комнате осталось еще кое-что, кроме впечатления от стремительного обыска, – бляшка на липучке, приклеенная снизу к столешнице, – миниатюрное радиоухо; отправляясь по делам, Аник всегда брал с собой пяток «клопов», вдруг захочется незаметно подарить кому-нибудь.
Марсель не замечала, что ее колотит нервная дрожь, плохо видела даже Лолиту; ее мутило – прямо перед ней, в двух шагах, разорвало кровавыми брызгами руку Клейна, и Клейн, оседая, покрывался цементной пылью по коже, а смуглые пальцы Аны-Марии уминали в рану белую пену бинта, бинт слипался и намокал кровью, льющейся толчками из только что сильного, но мигом обмякшего, внезапно выдохшегося тела. Долорес гладила ее лицо, руки, наконец привлекла к себе, головой на плечо.
– Успокойся, мое сердечко, успокойся. Я с тобой, девочка моя.
– Лола, – в гостиную шмыгнула Ана-Мария, – у меня есть брюки, но он в них не влезет. Слушай, если он к ТЕБЕ пришел, может, ТЫ найдешь для него брюки?
– Он жив? – спросила Марсель, пряча нос в вороте свитера Лолиты.
– Уже на ногах. – Ана-Мария растерянно потерла за ухом. – Вы меня простите, сьорэнн, пожалуйста. Он ваш друг? я не знала… Понимаете, Лола кричит – она не кричала никогда, – я решила, что это терминадос, кончатели… кто убивает. Меня хотели убивать дома, на родине. Я их жду все время.
– Девочка моя, кто эти люди?
– Не спрашивай. – Марсель глубже зарылась в теплый козий пух. – Я не скажу. Они вам ничего не сделают, они охраняют меня.
– Да, – согласилась Ана-Мария, – он вас выручил. Я думала – вы терминадо, девушки тоже служат убийцами. А он не стал стрелять. Терминадос стреляют сразу…
– Он не из полиции, Соль?
Марсель вздохнула – трепет души и тела поулегся, она еще вздрагивала, но реже и реже; подняла лицо:
– Нет, не оттуда. Они… – что бы сказать? – они из частного агентства.
– Лучше бы они заявили на меня. – Ана-Мария села, как рухнула. – Лола, сколько лет мне дадут?
– О чем ты говоришь?!
– Не хочу, чтобы меня шантажировали. Они забрали мой «троупер», завернули в пакет. Станут требовать деньги – какие у меня деньги? Я сама заявлю, что стреляла в агента…
– Не вздумай!
– Не делайте этого! – хоть и по разным причинам, но в один голос воскликнули Долорес и Марсель.
– Почему? Я виновата, – недоумевая, уставилась на них Ана-Мария.
– Это я виновата, все из-за меня.
– Не говори глупостей, детка, ты тут ни при чем, кричала я, а не ты, и я думаю – хватит того, что в доме был револьвер, а я этого не знала.
– Что же, по-твоему, мне отбиваться сумкой с учебниками? – Глаза Аны-Марии сделались из темно-карих угольными и полыхнули огнем. – Или прыскать на терминадос аэрозолью?
– Могла купить газовый пистолет!
– Скажи еще – привезти с собой мачете, самое подходящее!
– Тогда почему «троупер»? почему не базуку?!
– От базуки уши закладывает, – пояснил Аник, входя в гостиную. – Я по поводу брюк; сьорэ Мендоса, сьорэнн Тойя, извините за настойчивость, но мы вынуждены торопиться…
– Сейчас! – схватилась Долорес. – Сейчас, сеньор… – Она бурей влетела в шкаф и в секунду там все перемешала; у ее ног вырос порядочный сугроб вещей, пока она нашла что-то подходящее. – Вот! это годится?
– Пожалуй, да… – прикинул Аник на глаз.
– Я помогу. – Ана-Мария отняла у Долорес протянутые брюки и решительно пошла в прихожую, за ней – Марсель. Окутанный шалью Клейн поднялся с табурета, пьяно улыбаясь, – его повело; Ана-Мария и Аник подхватили, выровняли его.
– Ох. Я немножко не в себе. Прошу прощения, Марсель. Вы вроде собрались меня раздеть…
– Скажите, Клейн, с вами все в порядке? – крутилась и совалась между ними Марсель, пока его наряжали в брюки Долорес. – Вы сами сможете дойти?
– Я постараюсь, – засыпая, бурчал Клейн, – Ф-фу… голова кругом идет… Барышня… Марсель, я хотел… у вас часов нет, а мне их с рукой забинтовали. Слушай… ты ей свои отдай.
– Отдам, отдам. – Аник набросил на него длинный плащ, задрапировав Клейна, чтобы не было видно крови.
– Клейн… большое спа… я не знаю, как сказать…
– М-м… ой, не жмите меня…
– Я больно сделала? это нечаянно, извините…
– Удивительно, – грустно улыбнулся Аник, расстегивая браслет на запястье, – пока полруки не оторвет, черта с два кто поцелует…
– А вы еще не заслужили, граф.
– Каюсь. Но в следующий раз под обстрел вы пойдете со мной, мадемуазель. Это решено.
– Договорились, – Клейн кивнул отяжелевшей головой. – И чтоб тебе башку оторвало.
– Марсель, эти часы – отныне ваши. Наш общий подарок.
– Благодарю.
Ана-Мария взирала на этот обмен любезностями, и ей казалось, что она бредит; но она не забыла, что ее роль в этой истории – не последняя, и что для нее, может быть, история только начинается и с самого начала не сулит ничего хорошего. За все надо платить, за ошибки – втрое, если не больше.
– Сеньор Клейн…
– Мы же забыли, – напомнил Аник, – что вы нас забыли…
– Да… Сеньор Не-знаю-вы-кто, выслушайте меня. Я ошиблась, приняла вас за убийцу…
– Не вы первая, – утешил Аник, пока Клейн собирался отвечать.
– …и надо ли мне теперь оправдываться? Это моя вина. Чудо, что я вас не убила…
Клейн широко зевнул:
– Х-ха-а… с пяти шагов промазать – это не чудо, а плохая стрелковая подготовка.
Ана-Мария мысленно утерлась.
– Сеньор, я хочу уладить дело по-хорошему. Я буду платить вам за лечение, сколько понадобится, и за ущерб. Я честно рассчитаюсь с вами, не надо из меня вымогать, а иначе мы будем враги.
– Ого… – неискренне удивился Аник.
– Да, сеньор. Я вам зла не желаю, а то, что сделала, постараюсь воз… мстить… нет…
– …местить, – подсказал Аник.
– …возместить, да.
– Ты кого ждала? – спросил Клейн.
– Терминадос, – ответил за Ану-Марию Аник. – Ты алуче?
– Да, алуче, – Ана-Мария поглядела на него с осторожным недоумением.
– Она алуче? – Клейн, сомневаясь, покосился на Аника. – Это правда?