Текст книги "Адмирал Д. Н. Сенявин"

Автор книги: Александр Шапиро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

2) в 8 часов поворотить без сигналу к западу, 3) в пол⁴⁹ ночь переменить курс и идти на юг, 4) приуготовиться к бою».

После остановки в Мессине дивизия Сенявнна направилась к Корфу. Мимо отмелей и камней Мессинского пролива пришлось идти ночью при сильном волнении. И на этом последнем переходе Сенявин поразил подчиненных своей решительностью и искусством. При заходе солнца он поднял сигнал сомкнуть линию и следовать за

его кораблем. В непроницаемой темноте он благополучно пропел дивизию через все опасности и 18 января бросил якорь у степ Корфу. .

За время перехода Сенявин использовал любую возможность для проведения военных учений. Когда, не доходя Копенгагена, э.скадру задержали противные ветры, он приказал сняться с якоря для учения. Учебные артиллерийские и ружейные стрельбы он проводил в районе Гибралтара и в других районах. Сенявин приказывал командирам кораблей систематически «обучать служителей пушечной и ружейной экзерцицни.." поворотам и действию парусами». Такое внимание к вопросам боевой подготовки оказало самое благотворное влияние на ход боевых действий, развернувшихся вскоре после прибытия эскадры к Корфу.

Интересно сопоставить переход дивизии Сенявина с Первой Архипелагской экопедицией 1769—1770 гг. Тогда Спиридов подошел к берегам Греции через 200 дней, а Эльфинстон – через 220 дней после выхода из Кронштадта. У Сенявина примерно тот же путь занял всего 130 дней, причем в это время включаются многие недели, затраченные на приемку и подготовку купленных в Англии бригов.

В 1769 году пришлось возвратить часть кораблей, потерпевших аварии на переходе, и основательно ремонтировать остальные в пути. А все корабли Сенявина дошли до Корфу без серьезных повреждений.

Отправляясь из Кронштадта, Сенявин принял на борт своих кораблей две роты Первого и две роты Второго морских полков (749 человек, в том числе 17 офицеров). Таким образом, скученность на кораблях была значительной. Однако благодаря постоянной заботе о чистоте и опрятности и о доброкачественности пищи и питьевой воды ни на одном корабле не было тех заразных болезней, которые, по словам Броневского, «подобно кровавой войне, свирепствуют между морскими служителями». Строго соблюдая наставления о сохранении здоровья, личный состав не подвергался и простудным заболеваниям.⁹. Се-иявииу удалось, таким образом, предотвратить массовые болезни, сотнями косившие матросов на других флотах и причинившие в свое время серьезный урон личному составу эскадр Спиридова и Эльфинстона. Все это не только характеризует распорядительность Сенявина и его

заботу о подчиненных, но является также ярким показателем успехов, достигнутых русским флотом за 35 лет после Первой Архипелагской экспедиции.

Прибыв к Корфу, Сенявин принял под свое командование находившиеся в различных портах Средиземного моря корабли дивизии А. С. Грейга ⁵⁰. Сухопутные войска, оставшиеся на Средиземноморском театре после окончания кампании 1805 года в Италии, также перешли под начальство Сенявина ⁵¹. В Средиземноморскую эскадру входило в начале 1806 года 10 линейных кораблей (считая превращенный в транспорт линейный корабль «Михаил»), 5 фрегатов, 11 бригов, бригантин и других малых кораблей и 12 канонерских лодок¹⁰. А сосредоточенный на Ионических островах корпус насчитывал около 10 200 русских «пехотинцев и артиллеристов и 2000 албанских и греческих добровольцев, объединенных в легион легких стрелков ^п.

В предвидении близких боев Сенявин держал эти силы сосредоточенно¹² и уделял большое внимание их боевой подготовке. Учитывая, что большая часть матросов не имела опыта ведения морского боя, Сенявин решительно потребовал их обучения «пушечной и оружейной экзерциции». А чтобы добиться сплаваиности только что сформированной эскадры, проводил специальные учения. Были введены сигналы для обучения «поворотам и действию парусами» во время совместного плавания кораблей.

Эти сигналы вошли в очень интересную таблицу; «Дневные сигналы от виц-адмирала и ковалера Сенявина генваря 28-го дня 1806 года» ¹³. Она содержала 433 сигнала, не считая сигналов «туманных» и для ночного времени. Специальные разделы были посвящены сигнало-производству на походе, при съемке с якоря, постановке на якорь и при оказании помощи терпящим бедствие кораблям. Но прежде всего таблица устанавливала сигналы для атаки, погони за противником, высадки десанта, отражения атаки брандеров и других боевых действии.

Бригантина.

Таблица ориентировала командиров па действия в самых разнообразных условиях с применением различных приемов ведения боя. В ней мы находим сигналы: «атаковать неприятеля с над-ветру» и «атаковать неприятеля из-под ветру»; «атаковать противника в строю кильватерной колонны» и «прорвать неприятельскую линию», «атаковать неприятельскую кордебаталию» ⁵², «атаковать авангардню», «атаковать арьергардию», «атаковать отделенную часть неприятельского флота» и «атаковать одно судно». Сигналы были разработаны как па случай боя с противником, стоящим па якоре, так и для боя па ходу.

Как видим, значение таблицы условных сигналов отнюдь нельзя сводить к упорядочению и улучшению связи между кораблями эскадры. Этот документ свидетельствовал о решимости Сеиявина твердо следовать по пути, проложенному Ушаковым, внедрять в практику разнообразные тактические приемы и, отказываясь от шаблонов, дальше развивать и совершенствовать морскую тактику. Вместе с другими документами, вышедшими из-под пера Сенявина, таблица условных сигналов способствовала выработке единства тактического мышления у офицеров и давала определенное направление боевой подготовке.

Боевая готовность эскадры и сухопутных войск, сосредоточенных на Средиземноморском театре, во многом зависела от их материального обеспечения. А в этом отношении далеко не все обстояло благополучно. Новый командующий сразу столкнулся с серьезными трудностями, вызванными не только удаленностью театра от русских берегов, но и небрежностью и злоупотреблениями высшего морского начальства.

Еще до прибытия Сеиявина на Средиземное море Гренг приступил к восстановлению заброшенного адмиралтейства на острове Корфу. Но оно могло лишь в небольшой степени удовлетворить нужды эскадры. Остро ощущалась нехватка в наемных мастеровых людях. 17 февраля 1806 года Сепявип доносил товарищу морского министра, что необходимых ему мастеровых люден «в здешнем краю приискать невозможно». Серьезные затруднения встречались при заготовке корабельных припасов. Как только Сенявин прибыл, Грейг донес ему, что

Рисунок с натуры П. Соиньина

железо, парусина н такелаж покупались ранее в Триесте, Венеции и Неаполе, по воина прервала связь с этими городами. Недоставало продовольствия.

.1ленинский, ведавший на эскадре Сеиишша хозяйственной частью, также доносил Чичагову, что провианта на Корфу мало: из Италии провиант нс мог быть доставлен, а из Албании подрядчики доставляли только живых быков, да и то «с великим затруднением, по причине, что Лли-паша скрытным образом делал но всем им препятствие». Не хватало медикаментов. Не были заготовлены дрова, необходимые для кузнечных работ. Не было свечей. В довершение всего эскадра испытывала острый недостаток в деньгах. Перед отправкой Сенявина из Кронштадта ему был дан аккредитив на венецианский банк. Но когда эскадра прибыла на Средиземное море, Венеция оказалась уже запятой войсками противника, и реализовать там аккредитив было невозможно. Наличных же денег у Сепяшша было очень мало.

В серьезных затруднениях, с которыми ему пришлось столкнуться тотчас же по прибытии к Корфу, Сеня-вин не обвинял Грейга. У Дмитрия Николаевича не было обыкновения хаять предшественников, чтобы затем в более выгодном свете выставлять собственную деятельность. Наоборот, в рапортах, адресованных Чичагову, Се-нявин всячески расхваливал «попечение и усердие господина капитан-командора Грейга»⁵³.

Но на недостаток «попечения» самого товарища министра Сенявни деликатно ему намекнул. Во время чтения сенявпнских рапортов Чичагову должно было прийти на память, как перед выходом эскадры из Кронштадта он не удовлетворил требования на мастеровых люден и распекал Сенявина за нежелание принимать негодные плавящиеся от жары сальные свечи. Если бы министерское начальство больше верило в предусмотрительность СеняЕина, некоторых затруднений можно было бы избежать.

Сознание правоты никак не могло заменить командующему недостающих мастеровых людей и припасов. И Дмитрий Николаевич с первых же дней пребывания на

Корфу развивает энергичную деятельность, чтобы «быть в Готовности к походу» (слово «готовность» написано с большой буквы самим Сенявниым). Он добивается возобновления работ по строительству адмиралтейства на Корфу, посылает фрегат «Кильдюии» в Черное море за мастеровыми людьми и корабельными материалами. Он возбуждает настойчивое ходатайство о создании на Корфу запаса корабельных материалов на четыре месяца, запаса провианта на 6 месяцев, а муки и круп даже на год. Но за счет того, что было поставлено из черноморских портов в марте —июле 1806 года, невозможно было удовлетворить даже текущие потребности Средиземноморской эскадры ¹⁴.

В апреле из черноморских портов к Корфу был доставлен груз продовольствия. При приемке его была обнаружена недостача сотен пудов муки и мяса; сухари же оказались гнилыми, «с паутиной и червями». Отвечая на запрос морского министра, командир Черноморского флота маркиз де Траверсе признал, что еще до отправки груза к Сепявииу «в некоторых сухарях начала оказываться паутина и с оною маленькие червячки». Но французский аристократ все же признал их «добротою годными для пищи» русского солдата и матроса. В доказательство своей правоты Траверсе сообщал, что сам он роздал уже более 5000 пудов этих гнилых сухарей «в сухопутную дачу» и немало «на суда в морскую дачу». Траверсе беспокоился лишь о том, «дабы служители не имели повода к противоречию» и потому приказывал перебирать сухари перед выдачей. Но Сенявин не считал возможным кормить своих солдат и матросов гнилью и отправил весь груз сухарей (8061 пуд) обратно¹³.

Траверсе мало волновала «непрочность» севастопольских магазинов, в которых гнили продовольственные запасы флота. Сенявин же на Корфу принимал действенные меры к улучшению их хранения. В момент его прибытия на Корфу провиантских магазинов было очень мало, и муку приходилось класть в бунты на улицах; а в мае Лисняискин сообщал Чичагову, что городские власти передали в распоряжение русского командования 11 магазинов. Были заключены более выгодные подряды на выпечку сухарей и на доставку мяса. Даны были подряды и на доставку дров.

Высокие цепы па дрова сильно удорожали производ

ил

ство кузнечных работ в Корфу. И, заботясь о государственном рубле, Сенявин потребовал, чтобы ему прислали из Таганрогского порта донецкий каменный уголь. Там, писал командующий «земляного уголья, сколько мне известно, есть довольное количество». Траверсе, к которому было направлено это требование, нашел, что сенявинская идея не выдерживает критики: при транспортировке часть угля обращается «в мусор и трату», писал маркиз. Вдобавок кузнецам придется «приучаться работать» на новом топливе. Для такого рода руководителей, как Траверсе, необходимость переучивать рабочих при введении новых производственных методов была уже достаточным аргументом против этих новых методов. Наоборот, Сенявин не останавливался перед трудностями, всегда возникающими при внедрении нового. Роль Сенявина как новатора выступит особенно рельефно, если мы вспомним, что высшее морское начальство не выходило из стадии первоначальных «опытов заготовления» донецкого угля даже в 1850-е годы, то есть через пол столетия после ' того, как Дмитрий Николаевич с успехом использовал его на Корфу. И*это несмотря на то, что в связи с введением паровых судов каменный уголь приобретал важнейшее значение для флота.

Много энергии затратил Сенявин, чтобы уменьшить нужду в деньгах и «не дойти до того затруднительного положения, как было в первую кампанию с господином адмиралом Ушаковым» ^,6. Аккредитив, данный на Венецию, с большим трудом удалось реализовать в марте 1806 года в Константинополе. Кроме того, пришлось истратить на содержание эскадры деньги, присланные Грейгу для покупки корветов, и небольшую сумму, которую удалось взять в долг па месте. Эти меры в сочетании со строжайшей экономией позволили п течение некоторого времени удовлетворять насущные нужды русских вооруженных сил, находившихся па Средиземноморском театре, и позволили им активно действовать в сложной военно-политической обстановке начала 1806 года.

ГЛАВА VIII

ОТВЕТСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ

Пока дивизия под командованием Сенявииа переходила из Балтики в Средиземное море, произошли такие серьезные события, как капитуляция австрийской армии при Ульме, аустерлицкая победа Наполеона и выход Австрии из воины. Международная обстановка существенно изменилась и усложнилась. Наполеон был на вершине своего могущества. Он вновь перекраивал карту Европы и возводил на королевские и княжеские престолы своих братьев и маршалов. Старые феодальные государи Германии раболепствовали перед ним, он бесцеремонно помыкал ими, привязывая их к победной колеснице французской империи. Бавария, Вюртемберг и Баден, а затем и Пруссия подписали договоры о тесном оборонительном и наступательном союзе с императором французов. Австрию он заставил принять чрезвычайно тяжелый мир. 14 декабря 1805 года в Пресбурге был подписан договор, по которому Австрия уступала часть своей территории германским союзникам Наполеона, а Венецианскую область, почти всю Истрию, Далмацию и Которскую бухту отдавала Франции.

Значение Пресбургского мира не ограничивалось ослаблением Австрии. К опасным последствиям могло привести проникновение французов на территорию Балканского полуострова и установление общей границы между владениями Наполеона н турецкого султана. Французское правительство не могло еще определить, будет ли ему выгоднее прикрыться маской покровителя * иацпо-нально-освободительиого движения на Балканах или помочь поработителям балканских славян и греков; будет ли ему выгоднее взять сторону мятежных пашей, чтобы развалить султанскую империю, или поддержать слабое и продажное правительство султана. Но если конкретные пути, по которым будет направлена французская политика на Балканах, не были еще точно определены, то цели этой политики были абсолютно ясны. Утверждение французского преобладания и владычества на Ближнем Востоке, – вот чего добивался Наполеон, когда захватывал восточное побережье Адриатики.

Эмиссары Наполеона вели энергичную деятельность, завязывая различные связи на Балканском полуострове. Они расточали обещания грекам и их смертельному врагу Али-паше янинскому, сербам и усмирителям их освободительного движения.

В январе 1806 года из Парижа в Константинополь был послан специальный посланник, чтобы привлечь турок на сторону Франции и восстановить их против России. И, несмотря на упорное противодействие русской дипломатии, французам удалось в конце января добиться признания Портой императорского титула Наполеона. В то же время турки начали сосредоточивать войска в Молдавии и отдали приказы об укреплении Бендер, Хотина и Измаила ^,. Таким образом, новая про-французская ориентация Порты приобрела явственные очертания.

Англичане не понесли потерь в ходе кампании

1805 года. И все же их решимость к борьбе оказалась надломленной после Аустерлицкого сражения. Самый упорный английский враг Наполеона – премьер-министр Вилиям Питт-младший – умер в январе 1806 года, и современники уверяли, что он был убит Аустерлицем. «Сверните-ка эту карту Европы, – говорил Питт незадолго до своей смерти, – она не понадобится больше в течение десяти лет». А преемник Питта Фокс заявил, что придется так же долго ждать конца владычества Наполеона, как долго пришлось ждать падения Римской империи². С момента прихода Фокса к власти, в феврале

1806 года, Англия искала мира с Францией.

Таким образом, политические позиции Франции значительно усилились в Европе, а коалиция ее противников трещала по всем швам. Это создавало серьезные затруднения и непосредственную опасность для России, являвшейся основной силой антифранцузской коалиции.

Политика, которую проводило правительство Александра I после кампании 1805 года, отличалась от политики, проводившейся правительством Павла после кампании 1798—1799 гг. Александр не порывал отношений с обманувшими его надежды союзниками. Наоборот, он направлял усилия русской дипломатии на возрождение антифранцузской коалиции. Главного врага царь и его министры видели в наполеоновской Франции, а главной задачей русской внешней политики считали дипломатическую и военную подготовку к будущей борьбе с французской агрессией.

Но всякий раз, когда нужно было решать конкретные дипломатические и военные задачи, связанные с этой подготовкой, у царя и его министров возникали разногласия и колебания. Позиции держав представлялись, по словам Чарторижского, «неясными и загадочными». Русские вооруженные силы были разбросаны по Европе, а армия, вернувшаяся в январе 1806 года из Австрии, потеряла в боях и оставила в австрийских госпиталях около 34 000 человек⁸. Между тем французская армия стояла в Австрии и могла быть без всяких помех придвинута к русским границам.

Как при этих обстоятельствах готовиться к отпору французской агрессии, не подвергая себя в то же время риску преждевременного столкновения с Францией? Какие дипломатические шаги следует предпринять, чтобы склонить на свою сторону правительства Пруссии, Австрии, Англии, Турции? Вступать ли в мирные переговоры с Францией, чтобы выиграть передышку для подготовки к новой войне, или воздержаться от таких переговоров, чтобы не уронить свой престиж и не подорвать у австрийцев, пруссаков и англичан веру в боевую решимость России? Как быть с русскими вооруженными силами заграницей и какие военные меры осуществить, чтобы укрепить свои стратегические позиции и безопасность своих границ? По этим и по многим другим важным вопросам не было единого мнения у царских министров и ясных устойчивых взглядов у самого Александра. Современники говорят о крайней нервозности и нерешительности царя. Он был раздражен своими советниками и старался свалить на них всю ответственность за аустерлицкую неудачу. Он не доверял никому и всем хотел руководить сам. И в то же время он не знал на что решиться.

24 ноября 1805 года, то есть через четыре дня после Аустерлица, царь приказал вернуть с Средиземноморского театра-в Россию большую часть находившихся там войск, оставив па Корфу лишь незначительные силы. А 14 декабря Александр подписал приказ о возвращении в черноморские порты всех находившихся в Средиземном море русских военных кораблей и транспортов ⁴.

Чем же объясняется такой отказ от завоеваний 1798– 1800 гг.? Чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, что после Аустерлица, и особенно до получения известий о содержании Пресбургского мира, в Петербурге боялись, что Наполеон двинет свои войска из Австрии на западные русские границы, поднимет восстание в Польше и натравит на Россию Порту. Угроза возобновления воины на рубежах Российской империи или даже в ее пределах представлялась, конечно, гораздо более серьезной, чем французская угроза Албании, Греции или Республике семи островов. Когда речь шла о возможности военных действий в Польше и на Днестре, военные задачи па Средиземном море отступали на задний план.

Но уже в начале 1806 года царское правительство признает ошибкой отзыв сухопутных сил с Ионических островов. Согласно рескрипту от 3 февраля эти силы приказано было оставить на Корфу и других островах Ионической республики, «чтобы насколько возможно препятствовать осуществлению французских расчетов на Оттоманскую империю» ⁵.

Если бы царь был хоть сколько-нибудь последователен, он должен был бы одновременно с отменой приказа о возвращении сухопутных сил отменить и приказ о возвращении эскадры Сенявииа. Ведь без флота нечего было думать о переброске войск с острова Корфу для действий против французов на континенте. Без флота нельзя было даже обеспечить бесперебойное снабжение сухопутных войск на самом острове Корфу. Это было ясно даже младенцу. Однако царь отказался отменить свой приказ о возвращении эскадры Сенявииа.

Говоря о царских приказах, посланных к Корфу после аустерлицкого поражения, следует учитывать, что доставка их отнимала по месяцу – два, а при неблагоприятной военно-политической обстановке в Северной Адриатике —даже несколько месяцев. И когда Сенявин, с нетерпением ожидавший новых инструкций, соответствующих изменившейся обстановке, прибыл к Ионическим островам, он застал там только приказ от 24 ноября о возвращении сухопутных войск в Россию. Последующие приказы и депеши, отправленные из Петербуга, все еще лежали в сумках фельдъегерей.

В момент отправки Сенявииа из Кронштадта царь поставил перед ним широкие задачи борьбы с французами на Балканском полуострове и на Средиземном море. Приказом же от 24 ноября на Корфу велено было оставить лишь такое количество сухопутных войск, которое необходимо было для защиты одного этого острова. Отсюда, естественно, было сделать вывод об отсутствии у царя намерений использовать русские вооруженные силы Средиземноморского театра для каких-либо действий на Балканах и вообще на континенте.

Придя к этому логическому выводу, командующий, лишенный собственной инициативы, ограничился бы, очевидно, выполнением чисто оборонительных задач до получения точных инструкций из Петербурга. Но Дмитрий Николаевич Сенявин не относился к категории начальников, боящихся принимать самостоятельные решения. Он не пожелал воспользоваться правом на пассивность, которое ему фактически давал царский приказ от 24 ноября, и решил самостоятельно принять меры, которые, по его убеждению, соответствовали изменившейся обстановке.

Переданные Наполеону территории были разделены на несколько обособленных частей. Истрия была отделена от Северной Далмации австрийскими владениями, а между Северной Далмацией и Которской областью лежала самостоятельная Рагузинская республика и две узкие полоски турецких владений.

Передача Истрии, Далмации и Которской области наполеоновским войскам, по условиям Пресбургского трактата, должна была завершиться к 30 января. На деле же она сильно затянулась. Французы не отважились пуститься в Далмацию и в Котор морским путем, так как боялись русского флота. А продвижение вдоль -побережья было делом нелегким: горные дороги не отличались удобством, и по пути трудно было кормиться за счет местных ресурсов. Кроме того, французского командующего – ге-

нерала Молитора – задерживала нехватка артиллерии. По договору Австрия должна была передать французам свою артиллерию в Далмации; но фактически Молитор получил лишь небольшое количество старинных венецианских пушек без снарядов. А так как Молитору было известно, что адриатические славяне и особенно черногорцы относятся враждебно к французским оккупантам, он решил ждать артиллерии , остановившись в Задаре (Цара) и выдвинув свои передовые отряды в район Ма-карска °.

При таких обстоятельствах стало возможным упредить французов и, высадившись в каком-либо пункте адриатического побережья Балканского полуострова, не подпустить их к Албании, Греции и Ионическим островам. Стало возможным серьезно укрепить стратегические позиции царской России. А в решении этой задачи Се-нявин видел выполнение своего долга.

Но где целесообразнее всего осуществить такую высадку? Посол России при неаполитанском дворе Тати⁵⁴ щев, который уведомил Сеиявина о содержании Прес-бургского мира, предложил территорию Рагузинской республики. Однако это предложение было отвергнуто Се-нявиным, так как правящая верхушка республики занимала то сдержанную, то открыто враждебную позицию по отношению к России.

Господствующее' положение в Рагузинской республике сохраняла торговая аристократия, которая закабалила мелких городских ремесленников и торговцев и сельское население и упорно отстаивала свои сословные прерогативы. Земельные владения рагузинской знати – нобилей были невелики и походили скорее на загородные усадьбы, чем на помещичьи латифундии⁵⁴. Но заскорузлого консерватизма и сословной спеси у нобилей было столько, что их хватило бы и на самых крупных феодальных землевладельцев. В начале XIX столетия торговая аристократия Рагузы являлась поборником отживших феодальных порядков и сословно-цеховых ограничений и цеплялась за свою старинную конституцию, по которой вся политическая власть была сосредоточена в ее руках.

Острые социальные противоречия еще усиливались противоречиями национальными и религиозными. По-

ТриестФиуме

• • •• V • ” • ^'• .^лоррНВД*^.^->.—Рогоэниц

.-1ч-

– :вство 1Л ^т? ^уУ'и я/§

Пескар!

–Неаполь'

«РИМ»Газ

^Бриндизи

И

Л . Ф

)крилское оз.

>Дуррес

ал о на

Лг

)трантоБутринто ^^аПарча"Превеза¹

Г-5.КОГ-:

Патрас

_л_

^р

Каринф^=

/ Черногория

2

Натарская область$ Рагузинская республикаМасштаб60 О 60 100 км

) °*(нйна ^

о.Св.Мавры

Зак. 173 (к стр. 100)

Адриатический театр военных действий в 1806 г.

скольку нобилитет был итальянским по языку и католическим по вероисповеданию, он защищал свои привилегии от масс славянского и православного населения балканской Адриатики под флагом католицизма. Вряд ли был тогда в Европе католический государь, который проявлял бы такую воинственную непримиримость к иноверцам, как рагузинский сенат. И этот религиозный пыл выглядел тем более курьезно, что своим верховным сюзереном Рагуза признавала никого иного, как турецкого султана. Рагузинский сенат в течение столетий искоренял православие в своей республике. Даже в XVIII столетии православные герцеговинцы, нанимавшиеся на несколько лет в услужение к рагузинцам, обязывались законом отречься от своей веры и исповедывать католицизм в течение всего периода пребывания в Рагузе.

Царизм пытался использовать эти религиозные противоречия. Русское консульство, открытое в главном городе Рагузинской республики Дубровнике после первой русской архипелагской экспедиции, выступало решительным защитником славянского православного населения, и это обстоятельство содействовало росту авторитета России среди народных масс Приморья, Герцеговины и Черногории. Но чем больше надежд народы этих стран возлагали па Россию, тем враждебнее к ней становилось отношение нобилей.

Отношение рагузинской аристократии к Франции было более дружелюбным. Профранцузская партия была сильна в Сенате. Во время войны 1798—1800 гг. рагу-зинцы занимались контрабандными перевозками в пользу французов. Позже через Рагузу французы пытались завязать сношения с Черногорией. Вражда к России была так сильна, что ради нее рагузинские аристократы готовы были простить французам даже «революционные смуты». К Бонапарту же большинство из них испытывало явные симпатии.

Высадка русских войск в Рагузинской республике не была бы оправдана в глазах населения, потому что по Пресбургскому договору ее территория не передавалась Наполеону и угроза французской оккупации еще не представлялась реальной в Дубровнике. Вместе с тем высадка в Рагузинской республике привела бы к дипломатическим осложнениям с ее протектором – султаном.

Иная обстановка сложилась в Которской области. Которцы, или, как их иначе именовали, бокезцы ⁵⁵, не только знали, с какими тяжкими поборами и мобилизациями была сопряжена французская оккупация. Они понимали, что эта оккупация грозила отдалением воссоединения Которской области с Черногорией, к которому стремились жители обеих этих земель.

Окруженная со всех сторон владениями враждебной Оттоманской империи, Черногория могла сообщаться с внешним миром только через Которскую бухту. Тот, кто обладал Котором, мог всегда контролировать торговые и политические связи черногорцев. Сама обороноспособность страны в большой степени зависела от доброй воли владетелей Которской бухты, которые всегда имели возможность преградить доставку пороха и свинца на Черную гору. Сейчас владетелем Котора становился Наполеон, что представляло огромную опасность не только для внешних связей, по и для независимости Черногории. Бокезцы тяготели к Черногории, так как были связаны с ней в экономическом, а также в культурном и религиозном отношении. Из 45 000 жителей Которской области две трети были православными и в религиозном отношении подчинялись церковному и светскому вождю Черногории митрополиту Петру Петровичу Негошу.

Свои надежды на избавление от французского гнета и на воссоединение бокезцы и черногорцы связывали с русской помощью. Таким образом, в Которе Сенявин мог опереться на надежных друзей и сразу соединить свои силы с несколькими тысячами храбрых черногорских и бокезских воинов.

Оценивая стратегическое значение Которской области, Сенявин указывал, что, являясь «почти малейшим местом» в Европе, она очень важна по своему «географическому и политическому положению». Которский плацдарм, считал он, призван будет сыграть крупную роль как в случае распространения наполеоновской агрессин на Балканы, так и в случае возникновения новой русско-турецкой войны. Сенявин писал, что, обладая Которской

Фельдъегерь.

областью, Россия легче будет удерживать Турцию в страхе и помешает ей вступить в союз с французами. Стратегическое значение Которской области (как и Рагу-зннской республики) заключалось также в том, что отсюда легко было установить военные связи с сербами и герцеговинцами. И Сенявин осуществил эту задачу немедленно после прибытия в Котор.

Занятие Котора должно было значительно улучшить систему базирования русского средиземноморского флота. Которская бухта находилась значительно ближе, чем Корфу, к захваченным французами адриатическим портам Италии и Далмации. Базируясь на Котор, легче было поэтому осуществлять блокаду этих портов. Которская бухта обладала рядом отличных качеств. Офицер сеня-вииской эскадры Панафидии считал, что едва ли вообще можно отыскать лучшую и более безопасную стоянку. А сам Сенявин писал, что Которский залив «по пространству своему, закрытию от ветров, достаточной глубине у самых почти берегов и хорошему грунту, должен... почитаться одним из лутчих в Европе».

Большим преимуществом Которской бухты было удобство ее обороны как со стороны моря, так и со стороны суши. Бухта и вход в нее защищались тремя крепостями: Котор (Каттаро), Херцегнови (Кастелыюво), Ишпани-ола (Спаниоло) и несколькими небольшими укреплениями. По словам Сенявина, залив может быть защищен «с малыми силами противу весьма превосходных».