Текст книги "Адмирал Д. Н. Сенявин"
Автор книги: Александр Шапиро
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
ил
О
О
зо2
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
99
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
АЛ.ШАПИРО
узосяног изз>АЛтсАьсм/ьо ии-нистс?сл1л>А о я отгоны союза сср
М ОСХ/ЬА ~ /$5 8
Книга доктора исторических наук А. Л. Шапиро «Адмирал Д. Н. Сеиявнн» посвящена жизни и деятельности выдающегося русского флотоводца, героя Дарданелльского и Афонского сражений, (много сделавшего для укрепления военно-морского могущества России. Автор использует в своем труде многочисленные архивные источники, ранее не находившие отражения в нашей исторической литературе. При этом глубокое исследование вопроса он сочетает с популярным изложенном материала. Книга рассчитана на широкие массы читателей, интересующихся . боевым прошлым нашей Родины и историей военно-морского искусства.
ВВЕДЕНИЕ
Военно-морская история сохранила память о многих славных делах и замечательных людях. В трудных походах и жестоких сражениях тысячи моряков проявили силу характера и ума, изобретательность и храбрость. Но подобно тому, как над горными хребтами возвышаются вершины первой величины, среди талантливых и отважных моряков выделяются самые талантливые и самые отважные. К их числу относится Дмитрий Николаевич Сенявин.
В молодости Сенявин учился у Ушакова и сражался под его начальством на Черном и Средиземном морях. Между учителем и учеником возникали личные трения и служебные конфликты. Но никто не усвоил так глубоко военно-морского искусства Ушакова и никто не развивал его так плодотворно, как Сенявин.
Сенявин был не только лучшим учеником и соратником Ушакова и решительным борцом за сохранение боевых традиций русского флота. Биография Дмитрия Николаевича представляет интерес прежде всего потому, что он сам умножал эти традиции и внес свой ценный вклад в сокровищницу военно-морского искусства. Действия на морских сообщениях французов в Адриатике, блокада Дарданелл, Дарданелльское и Афонское сражения с турецким флотом и другие боевые действия, которыми руководил Сенявин, явились для своего времени значительным достижением военно-морского искусства.
Тактические и стратегические воззрения Сенявина и его взгляды на вопросы воспитания оказали влияние на многих флотоводцев и в том числе на М. П. Лазарева и
П. С. Нахимова. Ушаков, Сенявнн, Лазарев, Нахимов, Бутаков, Макаров связаны друг с другом не только общностью национальной почвы. Каждый из этих выдающихся представителей русского военно-морского искусства испытывал непосредственное личное влияние своего предшественника. Подобно тому, как Ушаков в свое время учил и воспитывал Сенявина, сам Сенявнн позднее воспитывал и учил Лазарева и Нахимова.
Под руководством Сенявина русские вооруженные силы совместно с черногорцами и другими балканскими народами боролись против войск и флотов наполеоновской Франции и Оттоманской империи. Борьбе этой сопутствовали успехи и неудачи. Подвергались колебаниям отношения царского правительства к балканским народам. Но при всех изменениях военно-политической обстановки и при всех колебаниях царя Александра и его министров Сенявнн учитывал нужды южных славян и греков и стремился к их удовлетворению. Военная и дипломатическая деятельность выдающегося русского флотоводца способствовала укреплению и развитию дружбы между народами России и народами Балканского полуострова.
Существенный интерес представляет борьба Сенявина с аракчеевской системой подготовки солдат и матросов. Он выступал против аракчеевщины с иных политических позиций, чем декабристы. Но его прогрессивные взгляды и гуманное отношение к «нижним чинам», его конфликты с царем и морским министром и, само собою разумеется, его большое флотоводческое дарование создавали ему авторитет и популярность среди самых передовых русских людей первой четверти XIX века – декабристов.
Жизнь и деятельность Сеиявниа привлекали интерес современников и потомков. О нем писали дореволюционные дворянские и буржуазные историки. О нем писали советские историки и среди них такой выдающийся ученый, как покойный академик Евгений Викторович Тарле. И все же литература, посвященная Сенявииу, еще далеко не соответствует его месту в истории русского флота и военно-морского искусства. Не соответствует она и тем большим возможностям, которые открываются перед исследователем, когда он знакомится с сохранившимся документальным материалом.
Возросший в начале XIX века уровень культуры русского дворянства привел к небывалому до того времени распространению мемуарной литературы в стране. Внутренняя политика и общественная жизнь, войны и дипломатия, домашний уклад и служебный быт гораздо шире освещались в воспоминаниях и письмах современников Сенявина, чем в воспоминаниях и письмах его предшественников.
Интересным памятником русской мемуарной литературы начала XIX века являются воспоминания самого Сенявина К В дошедшей до нас части этих воспоминаний описано детство, учеба и начало службы замечательного флотоводца. Деятельность Сенявина в период средиземноморских кампаний русского флота 1798—1800 гг. получила некоторое отражение в «Записках флота капитан-лейтенанта Егора Метаксы» 2.
•Но особенно подробно в мемуарной литературе описаны средиземноморские кампании 1806—1807 гг., в которых Сенявнн возглавлял русский флот и войска. Этим кампаниям посвящены четырехтомные «Записки морского офицера» В. Бронсвского, трехтомные «Воспоминания на флоте» П. Свиньина, «Письма морского офицера» П. Панафидина, «Дневные записки, веденные на корабле «Урнил» Г. Мельникова, а также неопубликованные записки Ф. Селиванова и Г. Красовского3. Известный интерес представляют мемуары наполеоновского маршала Мармона, письма английского адмирала Кол-лингвуда, записки католического каноника из Будвы Койовича, воспоминания анонимного дворянина из Дубровника и нескольких других русских и иностранных современников Сенявина 4.
«Записки морского офицера» и другие опубликованные мемуары сравнительно широко использовались биографами Сенявина. Гораздо в меньшей степени был использован богатый документальный материал, хранящийся в наших архивохранилищах. А между тем неопубликованные архивные документы являются наиболее важными и наиболее ценными источниками жизнеописания замечательного флотоводца и истории руководимых им вооруженных сил. В Центральном государственном архиве Военно-Морского '* Флота в Ленинграде находится фонд Канцелярии эскадры Д. Н. Сенявина, в котором– сохранилось • большое количество приказов командующего, рапортов командиров кораблей и других документов, относящихся к действиям русских средиземноморских вооруженных сил в 1806—1807 гг. Относящиеся к тому же периоду рапорты Сенявина царю и морскому министру и приказы, направляемые из Петербурга на Средиземноморский театр, отложились в фонде Департамента морского министра по эскадре Сенявина. В фонде шканечных журналов сохранились журналы «Сильного», «Скорого» и других кораблей, участвовавших в Дарданелльском и Афонском сражениях5. Серьезный интерес для исследователя представляет так называемый Сборный фонд. В эту коллекцию вошли адресованные Сенявину письма и инструкции Александра I, письмо Наполеона и многие другие документы, хранившиеся когда-то в частных собраниях. Для изучения действий русского флота на Средиземноморском театре в 1806—1807 гг. имеют также значение хранящиеся в Центральном государственном архиве Военно-Морского Флота фонды эскадры, бывшей при Корфу, Военной по флоту канцелярии и фонд адмирала А. С. Грейга.
Значительную ценность представляют также фонды Военно-ученого архива и Канцелярии военного министерства № 1, хранящиеся в Центральном государственном военно-историческом архиве в Москве.
О жизни и деятельности Сенявина перед средиземно-морскими кампаниями 1806—1807 гг., как и о его делах в 1820-е годы, сохранилось сравнительно мало документального материала. К тому же материал этот трудно разыскивать, так как он по крупицам рассыпан в различных архивных фондах. И все же обследование фондов Департамента морского министра, Главного морского штаба, Комитета для образования флота, частных фондов Грейга и Рикорда и других фондов Центрального государственного архива Военно-Морского Флота, а также дел, хранящихся в Центральном государственном историческом архиве Ленинграда и в рукописном отделении Государственной публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, позволяет восстановить неизвестные ранее факты из биографии Д. Н. Сенявина.
В настоящей работе использованы также отдельные документы из Архива Академии наук СССР и Архива ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР.
Официальные рапорты и ведомости, как и неофициальные письма и воспоминания, содержат сплошь и рядом неточные сведения, тенденциозные суждения и даже заведомую ложь. Данные о численности участвовавших в боях сил, о потерях сторон и другие сильно расходятся. Чтобы не ошибиться, необходимо сопоставлять и анализировать показания различных источников.
Нельзя не считаться с тем, что Броневский сознательно умалчивал о фактах, которые могли выставить в невыгодном свете царя и министров, и даже искажал отдельные документы, чтобы не задеть влиятельных сановников. Нельзя не учитывать, что Свиньин готов был в угоду занимательности своего повествования пожертвовать его точностью. Нельзя забывать того, что мемуары Мармона составлялись в целях личной реабилитации: боевые действия против русских и черногорцев в них излагаются иногда настолько произвольно, что поражения превращаются в победы и наоборот.
При пользовании дипломатической перепиской Сенявина с Наполеоном или английским адмиралом Дакуортом исследователя подстерегают одни опасности, а при пользовании донесениями, которые присылали Сенявину командиры кораблей, – другие. Без учета особенностей и целевого назначения документа, без учета классового облика, осведомленности и откровенности его составителя мы можем сделать грубые ошибки. Следует учитывать также искажения, которые допускались иногда при публикации документовб.
Поскольку в нашей литературе о Сенявнне почти отсутствует критический анализ источников, автор счел необходимым снабдить им свою книгу. Без этого специалист не смог бы проверить правильность приведенных фактов и выводов. В то же время необходимо было исходить из интересов широкого круга читателей, для которых ссылки на источники и их критический разбор не представляют интереса. Чтобы не загромождать основной текст, эти ссылки и критический разбор отнесены в конец книги 1.
Задача настоящей книги заключается в том, чтобы на основе привлечения к исследованию опубликованных и неопубликованных источников и на основе их критического разбора дать возможно более точный очерк жизни и деятельности выдающегося русского флотоводца Дмитрия Николаевича Сеиявина, показать его роль в развитии военно-морского искусства и в деле укрепления вековой дружбы русского народа и народов балканского полуострова.
ГЛАВА I *
В БОРОВСКОЙ ВОТЧИНЕ.
ШКОЛА ДЛЯ СОЛДАТСКИХ ДЕТЕЙ
В 1762 году русские дворяне добились крупной сословной привилегии: царь Петр III издал «Манифест о вольности дворянской». Если до этого манифеста все мужчины – представители господствующего сословия обязаны были служить в армии или в административных учреждениях не менее двадцати пяти лет, то сейчас им предоставлено было право вступать в государеву службу и выходить в отставку, когда им заблагорассудится. В числе лиц, незамедлительно воспользовавшихся этой привилегией, был капрал Измайловского гвардейского полка Николай Федорович Сеня вин. Он оставил службу, получив при этом чин армии подпоручика, и отразился в свое родовое имение. Здесь, в селе Комлезо, Боровского уезда, 6 августа 1763 года Николай Федорознч отпраздновал рождение сына Дмитрия. ч
Хотя в годы малолетства Дмитрия отец его находился в отставке и жил в то время в своем имении, глазные хлопоты по воспитанию мальчика и устройству его судьбы лежали на матери, которую сын всегда вспоминал с теплотой и признательностью. Подобно другим тогдашним женщинам ее состояния, мать Дмитрия Николаевича не отличалась образованностью, верила и во всех святых, и в нечистую силу, и в сон, и в чох. Она всерьез предрекала Дмитрию высокий чин уже на том основании, что он спал, «раскидавшись и*заложив обе руки за голову». Но веря в эти приятные предзнаменования судьбы, мать Дмитрия была все же достаточно практичной женщиной, чтобы всецело на них полагаться. Во всяком случае она проявляла большую энергию в поисках для своих детей протекции, без которой в то время даже дворянину невозможно было пробить себе дорогу.
Дмитрию еще не минуло семи лет, когда мать предприняла трудное и дорогостоящее путешествие в Петербург, чтобы определить его в шляхетный кадетский корпус – привилегированное учебное заведение для дворянских детей, готовившее сухопутных офицеров. В Петербурге был разыскан дальний родственник, который помог быстро получить удостоверение о дворянском происхождении мальчика. Этим дальним родственником был Ф. Ф. Сенявин, служивший в Главной полицмейстерской канцелярии и хорошо знакомый с «канцелярским обрядом». В делах Герольдмейстерской конторы Сената сохранилась его челобитная от 28 апреля 1770 года:
«Родственник мой отставной армии подпорутчик Николай Федоров сын Сенявин прислал ко мне сына своего Дмитрия пяти лет (в действительности Дмитрию было шесть лет. – А. Ш.) для определения в Сухопутной шля-хетной кадетский корпус. И дабы высочайшим вашего императорскаго величества указом поведено было сие мое челобитье Правительствующаго сената в Герольдмейстерской конторе принять и для определения показан-наго родственника моего малолетняго Дмитрия Сеиявина в Сухопутной шляхетной кадетской корпус дать мне свидетельство».
Без свидетельства Герольдмейстерской конторы о дворянском происхождении ин один кандидат не мог быть принят в кадетский корпус. Свидетельство это было получено в совершенно невиданный для тогдашнего «канцелярского обряда» срок – через два дня после подачи челобитной. Либо тут у Сеиявина из Полицмейстерской канцелярии были свои люди в Герольдмейстерской конторе, либо оказал благотворное действие «барашек в бумажке» 1.
Матери Дмитрия удалось найти и других ходатаев за сына. Но протекция оказалась недостаточно веской, и сухопутная карьера Д. Н. Сеиявина закончилась, не успев начаться. Так как поступить в шляхетный кадетский корпус не удалось, пришлось начинать курс наук дома под руководством комлевского приходского священника отца Кузьмы2.
Священники приходов, расположенных в помещичьих имениях, были подчинены своему церковному начальству, но являлись одновременно такими же слугами помещика, как приказчики и управляющие. Сельское духовенство удерживало крестьян в покорности барину и побуждало их к неукоснительному отбытию всех феодальных повинностей. Однако по своему материальному положению и образу жизни сельские священники иногда недалеко уходили от крестьян. Они хорошо знали жизнь, нравы и обычаи народа, народную культуру. И эти знания отец Кузьма в какой-то мере передавал своему ученику.
В воспоминаниях Дмитрия Николаевича комлевский священник рисуется как человек простой, бесхитростный и даже несколько наивный. К ученику он сильно привязался, а к учебным занятиям относился с добросовестностью. К восьми годам Сенявин уже хорошо читал и «изрядно писал». Но дальнейшее преподавание было не под силу отцу Кузьме. Чтобы «не быть в деревне праз-дну», Дмитрий был отдан в школу при гарнизонном полку.
Школы эти стали возникать еще в 1730-е годы «для собрания и обучения детей», прижитых солдатами во время бесконечно долгой службы или после ее окончания2. Солдатские дети не являлись крещеной собственностью помещиков. Но они не становились и свободными людьми. Уже в семилетием возрасте их указано было приводить к местным властям, причем нарушение этого указа каралось как укрывательство беглых солдат. В течение восьми лет солдатские дети обучались в гарнизонных школах, а по достижении пятнадцатилетнего возраста их зачисляли в полки, «дабы государству в рекрутах облегчение быть могло».
С 1744 года в гарнизонных школах для солдатских детей стали обучаться и представители различных некре-иостиых сословных групп и в том числе дети из дворян-
ских фамилий. В отличие от солдатских детей они жили «на своем иждивении» и не должны были после окончания школы обязательно идти в солдаты3. Именно на таких основаниях учился в гарнизонной школе Дмитрий Се-нявнн.
В гарнизонной школе он обучался: словесной и письменной наукам, пению, солдатской экзерциции, арифметике, артиллерийской и инженерной наукам.
И хотя в качестве педагогов выступали ротные писаря и унтер-офицеры и лишь в отдельных случаях офицеры, Сенявпн за короткое время изучил четыре правила арифметики и «несколько дробей». Но несравненно большее значение, чем эти успехи, сыграло в жизни Сеиявина общение с детьми из народа, занятия в одном классе с ними и совместные игры и забавы. Такую школу удавалось пройти немногим представителям дворянского сословия.
В те годы уже входили в моду иностранные гувернеры, причем дети помещиков попадали сплошь да рядом в руки «воспитателей», не имевших никакого образования и приезжавших в Россию в погоне за наживой, а иногда даже спасаясь от кредиторов и полиции. Среди гувернеров, вывозившихся вместе с модными товарами из Франции, и среди тех иностранцев, которые открывали пансионы для «благородных» дворянских детей, бывали грамотные и умелые педагоги; но чаще всего это были совершенные неучи, вроде фонвпзнпского Вральмана. И те и другие усугубляли типичную для дворян и дворянских детей отчужденность от народа. Начавший свое учение под руководством сельского попа и продолживший его в школе для солдатских детей, Дмитрий должен был в сравнительно меньшей степени заразиться этой страшной язвой господствовавшего сословия.
Город Боровск, где учился Дмитрий, был типичным провинциальным городком Центральной России XVIII века. Население его насчитывало всего около пяти •тысяч человек. В городе было десять каменных и 720 деревянных «обывательских домов», воеводская канцелярия, острог и 11 церквей. Остатки земляного вала и возбуждавший острый интерес у всех городских и окрестных ребятишек подземный тайник на берегу реки Протвы напоминали о боях с тушинским царьком Лжедмит-рием II. О героической борьбе защитников города, многие из которых отдали в начале XVII века жизнь в битве с польскими панами и их ставленником Лжедмит-рием, свидетельствовал и герб Боровска с сердцем и лавровым венком, символизировавшими верность и славу. Но это было, пожалуй, все, что оставалось от военного прошлого сонного уездного городка.
Еще более глухим местом было село Комлево, где протекла большая часть детства будущего флотоводца.
В Комлево и прилегающей к нему деревне Фатеево числилось в то время 60 крестьянских дворов с 254 мужчинами и 249 женщинами. Крестьяне эти находились в совместном владении нескольких семейств Сенявииых и семейства Зепбулатовых. Если учесть, что комлевские крестьяне почти не были втянуты в промыслы и торговлю и «довольствовались хлебопашеством», если добавить, что урожаи на барском и на крестьянских полях собирались сам-четвёрт, сам-третей или сам-друг, станет ясно, что доходы, которые Комлево могло приносить родителям Дмитрия Николаевича, были довольно ограниченны. У них, правда, были еще деревни и пустоши в Боровском, Малоярославсцксм и других уездах. Но даже учитывая все эти владения, Сеиявины не могут быть причислены к разряду крупных помещиков 4.
Жизненный уклад таких, основанных па барщинной системе, вотчин, какой являлось Комлево, складывался на протяжении веков и отлился в устойчивые рутинные формы. Заботы мелкопоместных дворян, сидевших в своих барщинных имениях, сводились прежде всего к тому, чтобы мужики не отлынивали от работы на барском поле, дворовые прилежно ткали, пряли и исправно ходили за барской скотиной и за барскими детьми, приказчики не слишком беззастенчиво воровали, крестьянки не засиживались в девках и в деревне становилось больше семей – тягол 3, служивших тогда единицей обложения всякими повинностями.
Барщинная система являлась питательной средой, на которой вырастали помещики, подобные Простаковым и Скотипину из фонвизинского «Недоросля». В условиях, •когда барское иоле обрабатывалось руками и инвентарем крестьян, а «хозяйственная деятельность» помещика ево-дилась в основном к мерам принуждения своих крепостных, естественно, развивался тип тунеядствующего, ленивого, презиравшего всякий труд и вместе с тем жестокого барина. А слабость хозяйственных связей поместья способствовала крайней ограниченности культурных интересов помещиков. Муруго-пегие и чистопсовые щенки и карточная игра, коржики с салом и соусы с грибками и всякие водки и наливки – вот к чему сводился круг интересов этих помещиков.
Бесправное положение крестьян открывало неограниченные возможности для грубого вмешательства помещика в жизнь крестьянских общин и семейств, для всякого рода насилий и надругательств над крепостными.
В годы юности Сеня вина в Калужской губернии, в которую после губернской реформы 1775 года входил Боровский уезд, помещица Маслова засекла насмерть свою крепостную крестьянку. За это зверское убийство калужская палата уголовного суда приговорила Маслову всего лишь к церковному покаянию. Приговор суда -был утвержден генерал-губернатором Кречетниковым и не отменялся вышестоящими инстанциями, так как в нем не было решительно ничего, что противоречило бы обычаям крепости и ческого госуда рства.
Тип бюрократа-самодура представлял собой калужский губернатор Лопухин: напившись пьяным, он бродил по улицам вверенного его попечению города и забавлялся тем, что выбивал стекла в обывательских домах. А в губернское правление он въезжал верхом на раздьяконе 4. Кроме этих и других безобразий и непристойностей, за губернатором накопилось ни много ни мало, а 34 уголовных преступления5.
Подрастающий Дмитрий на каждом шагу сталкивался с подобными представителями крепостнической Руси.
Но уже с детства он знакомится и с другими людьми. Среди помещиков, владевших имениями по соседству с Сенявииыми, прежде всего.следует назвать отца великого русского революционера и ученого – Радищева. Семьи Радищевых и Сенявиных были совладельцами пустошей
Тверитиново, Кутепово и Куровское в Боровском уезде и, весьма возможно, встречались друг с другом домами 5.
На этом основании нельзя, конечно, сделать вывод об идейном влиянии будущего автора «Путешествия из Петербурга в Москву» на Сенявина. Дмитрий Николаевич никогда не реагировал по-радищевски на российскую действительность и никогда не примыкал к революционному лагерю. Но важно отметить, что окружение, в котором рос Сеня вин, состояло не только из таких моральных уродов, как Маслова или Лопухин. Противоречия феодально-крепостнической системы резко обострились во второй половине XVIII века. В этих условиях даже среди тех дворян, которые в противоположность Радищеву являлись сторонниками крепостного права и самодержавия, раздавались голоса протеста против помещичьего изуверства, сословного чванства и презрительного отношения к народу. От второй 'Половины XVIII века дошло гораздо больше известий о насилиях над крестьянами, чем от первой половины века, и потому, что в это время появилось гораздо больше дворян, которые стали обращать внимание на такие насилия и громко выражать свое возмущение ими. Нельзя не отметить некоторой гуманизации общественной нравственности, распространявшейся среди части русского дворянства. Эта гуманизация коснулась и Сенявина и помогла ему позднее усвоить прогрессивные взгляды на взаимоотношения между дворянами офицерами и крестьянами матросами.
На формирование сознания будущего адмирала немалое влияние оказали семейные традиции, связанные с военной службой. Род Сенявнных упоминается в исторических источниках еще в XVI веке. Подобно другим представителям господствовавшего класса феодалов, Сеня-вины приобретали вотчины и поместья, гоняли своих крестьян на барщину, собирали с них оброк, пороли их и участвовали в подавлении крестьянских восстаний. А в отличие от более знатных и богатых феодальных родов Сенявины не сумели стяжать крупных земельных владений и не занимали руководящих постов в Московском царстве. Но они были активными участниками боевых походов и войн, которые вела Россия в XVII веке6.
В борьбе с польскими интервентами погиб в начале XVII столетия Иван Федорович Сспявни6 и дважды был ранен его брат Матвеи Федорович. Несколько пред-стлвителей следующего поколения Сеиявппых были участниками воины 1054—1667 гг., которая после воссоединения Украины с Россией велась против польских феодалов. В этой борьбе за общие интересы украинского и русского народов сложили свои головы братья Лев и Ефим Григорьевичи Сенявипы.
Многие другие Сепявины по царскому зову являлись, в XVII веке «конны, людны и оружны», чтобы выступать’ в походы против шведов, татар и других врагов русского государства. Но особенно хорошо Дмитрии Николаевич помнил и высоко ценил подвиги своих предков, которые «в царствование императора Петра Великаго славно служили в гвардии и па флоте».
Дед Дмитрия Сеиявина Федор Акимович и его шесть братьев находились на службе в годы Северной войны и преобразований Петра I. Они занимали посты воевод в различных городах, были генералами, бригадирами и полковниками. А Наум Акимович и Иван Акимович являлись первыми в роду Сенявиных моряками и одними из первых русских адмиралов. Оба они начали службу в качестве солдат Преображенского полка и, подобно многим другим преображенцам, были переведены па флот. Иван Акимович еще в 1697 голу плавал с Петром на Переяславском озере, а Наум Акимович в 1699 году был мат-, росом на корабле «Отворенные врата», который ходил по Азовскому морю под командованием царя.
В первые годы Северной войны Наум Сеиявнн участвовал в боях за Орешек, Ииеншаиц, Юрьев 7 и Нарву, а в 1706 году с горсткой храбрецов подошел ночью на лодках к шведскому военному боту «Эсперн», вооруженному четырьмя пушками и имевшему 100 человек команды,, и завладел этим кораблем.
В 1719 году Наум Сенявин, командуя отрядом из шести кораблей и одной шнявы, атаковал между островами Эзель и Готска-Саидэ шведский корабль, фрегат и бригантину 8 и после жаркого боя заставил их сдаться. Эту первую победу своих парусных кораблей на Балтике Петр I назвал «добрым почином Российского флота».
Сын Наума Сенявина Алексей Наумович командовал линейным кораблем «Иоанн Златоуст», который в годы Сем и летней войны участвовал в совместных действиях армии и флота против крепости Кольберг. Во время русско-турецкой войны 1768—1774 гг. он руководил строительством и боевыми действиями возрожденной Азовской флотилии, овладевшей обоими берегами Керченского пролива.
В ту же войну дядя Дмитрия Николаевича Иван Федорович участвовал в Первой Архипелагской экспедиции, прошел большой путь из Балтийского в Эгейское море вокруг Европы и принимал участие в боях против турецкого флота.
Таким образом, в XVII—XVIII вв. не было или почти не было крупных войн, в которых не сражались бы Сеня-випы. Военная служба являлась традицией семьи, в которой родился и воспитывался будущий флотоводец.
В МОРСКОМ КАДЕТСКОМ КОРПУСЕ
В феврале 1773 года десятилетний Дмитрий был определен в Морской шляхетный кадетский корпус. На этот раз препятствий к приему не встретилось, так как дело взял в свои руки адмирал Алексей Наумович Сенявин. Отец Дмитрия приходился ему двоюродным братом и служил при нем адъютантом 9. Однажды в Москве, вспоминает Дмитрий Николаевич, «батюшка представил меня дядюшке, я ему очень понравился, взяли меня с собою, привезли в Петербург и очень скоро определили в Морской корпус... Батюшка сам отвез меня в корпус, прямо к майору Голостеневу. Они скоро познакомились и скоро подгуляли. Тогда было время такое: без хмельного ничего не делалось. Распростившись между собою, батюшка садился в сани, я целовал его руку, он, перекрести меня, сказал: «Прости, Митюха, спущен корабль на воду, отдан богу на руки». «Пошел!» и вмиг из глаз скрылся»
Десятилетнему Дмитрию дали подписать текст присяги, составленный в невероятно тяжеловесном стиле и пугающий ребенка непонятными фразами о «прерогативах, принадлежащих к высокому ея императорского величества самодержавству», о «споспешествовании всему, что к пользе государственной во всяких случаях касатися может» и т. п.
Морской кадетский корпус был старейшим русским военно-учебиым заведением. Под именем Навигацкой шкоды он был основан Петром I еще в 1701 году и за годы своего существования подготовил немало замечательных офицеров и адмиралов. В 1771 году, после того как все петербургские помещения корпуса сгорели, он был переведен в Кронштадт. Здесь, в городе морской славы, многое напоминало о подвигах русских воинов, прорубивших окно в Европу и защищавших подступы к столице со стороны моря. Боевые традиции Кронштадта, быстро ставшего Сенявииу родным городом, способствовали воспитанию в нем чувства национальной военной гордости. Следует напомнить, что первые годы учебы Се-нявина в корпусе совпали с русско-турецкой войной (1768—1774 гг.) и известия, приходившие с театров этой войны, волновали юных кадетов и возбуждали в них жажду военного подвига.
В отличие от гарнизонной школы, в которой ранее учился Сенявин, Кадетский корпус был замкнутым привилегированным учебным заведением. Новый регламент, утвержденный в 1752 году10, предписывал принимать в корпус учащихся лишь «с показанием гербов и дворянства». Более того, регламент запрещал принимать даже детей «малопоместных дворян» 2.
Общение с людьми из народа, которых дворяне именовали «подлыми людьми», было категорически запрещено кадетам, и инструкции дежурным офицерам требовали «всепремепно и ежечасно» оберегать воспитанников корпуса от такого общения. А так как в Кронштадте проживало мало дворян, кадетов не увольняли в город. Сам начальник корпуса должен был признать ненормальным то, что времяпрепровождение кадетов «заключается в одном токмо между собою обхождении» 3. Но соприкосновение с «неблагородными жителями» Кронштадта казалось столь недопустимым, что увольнения не были разрешены.
