Текст книги "Проклятый (СИ)"

Автор книги: Александр Лимасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава 11

Он проснулся от дикой боли. В голову словно вогнали шипованую булаву и медленно вращали, превращая мозг в фарш. Думать не получалось, даже при намёке на мысль впивались иглы. Попробовал двинуть глазные яблоки – в голову вонзились тысячи осколков, и он снова потерял сознание.

Когда пришёл в себя второй раз, было чуть легче, даже получилось открыть глаза. Когда немного развеялись пляшущие круги, осмотрелся. Довольно мрачное окружение: света меньше чем в сумерках, сухая выжженная земля. Деревья с изломанными, словно в адских муках, стволами, голые, потрескавшиеся ветви, чахлая пожелтевшая трава. Ни капли зелёного, везде красное, коричневое, жёлтое. Очень жарко, едва ощутимый ветерок только дразнит, но не охлаждает мокрое от пота тело. Во рту суше, чем в пустыне, внутренности полыхают, требуя влаги, тошнит.

Очень долго чуткий нос втягивал воздух, прежде чем уловил свежую струйку. В таком зное так может пахнуть лишь вода. Мгновение на раздевание, завязывание одежды в узел, туда же меч. Хотел пристроить и лук, но крепкая дуга оказалась сломана, а тул со стрелами вообще потерял. Удар о землю – вспышка адской боли в голове. Мощные когти вспарывают корочку земли, помогая бежать быстрее. Трава с жалобным хрустом ломается, притоптанная тяжёлыми лапами.

Свежесть проступила явственнее, волк вбежал на пригорок, не удержался, слишком поздно заметив обрыв, и, завывая, покатился по склону, стараясь не выронить драгоценный узелок. Плюхнулся в отвратительно тёплую воду. Долго и жадно лакал. Уняв пожар в груди, обратился человеком, принялся отстирывать одежду.

Жалкий ручеёк, за века вымыл огромный овраг в три человеческих роста. Сейчас же небольшой рукав тёплой воды вгрызся в каменное ложе, вымыл крохотное русло и течёт, уже не теряя влаги. Корни деревьев не в состоянии дотянуться до желанной воды и теперь здесь всё мертво.

Соскоблив с тела липкую от пота грязь, Бэр облачился в ещё мокрую одежду, забросил клинок за спину и принялся выбираться из оврага. Несколько раз съезжал с пластами рыжей земли, песка. Выругался и побрёл по течению, восстанавливая в памяти прошедшие события и пытаясь понять, где он и как здесь очутился.

Расстался с дружиной, оставив им коня, волком бежал по степи, пока не упёрся в жиденький лес. Там поймал оленя. Наевшись, снова помчался за восходящим солнцем. Около недели перебивался степной мелочью: зайцами, мышами, птицей. Наконец вышел в пески. Этот момент запомнился особенно ярко. Обернулся человеком, оделся, повернувшись спиной к закату, прокричал вызов. Вдруг песок под ногами стал не плотнее воды, Бэр провалился, даже не успев понять, что случилось. Некоторое время вокруг был только песок, противно царапающий кожу, забивающийся в уши, ноздри. Волчье нутро заставляло остановить дыхание до судорог в груди. Когда вдох стал неизбежным, он почувствовал что падает. Больно ушибся головой, в глазах вспыхнули тысячи солнц, что-то хрустнуло и всё погрузилось во тьму.

Пока он вспоминал, из сумрака выплыл очень пологий склон, пересекающий один из обрывов оврага. Он, земляным языком, спускался прямо к воде. Бэр удивлённо вскинул брови. Решил, что намыла вода, но пригляделся внимательнее: спуск явно рукотворный, земля утоптана, кое-где следы. Ноздри оборотня чуть дрогнули, запах показался очень странным, женщина, которой сотни лет и ещё один противный душок, совершенно не знакомый, тошнотворный.

– Интересные здесь места. – хмыкнул он. –Пойду, познакомлюсь с бабушкой.

Выбравшись из оврага, он пошёл по следам. Затем побежал. Оттиски чёткие, глубокие, ясно видимые даже при таком скудном свете. От тряски голова снова разболелась, но не слишком сильно. Пара свежих листиков целебной травы, невесть как оказавшейся в этом сумеречном краю, притупила неприятные ощущения.

Налетевший ветерок принёс запах сочной хвои, прохладу. В ту же сторону тянулась цепочка следов.

– Наконец хоть что-то знакомое. – бормотнул он. – Живой лес, хоть бы сосны.

Вместо ожидаемых зелёных красавиц он увидел еловый бор. Деревья просто чудовищных размеров, разлапистые. Сам лес тёмный, неприветливый, ни ягод, ни вообще какой-нибудь травы. Только толстая подушка сухих иголок, хрустящих при каждом шаге. Следы пропали, пришлось идти по запаху, цепляясь за малейшие струйки, потом за намёки на них, потом за собственное самолюбие. Хвоя издавала настолько мощный аромат, что уловить что-нибудь среди этого кошмара не представлялось возможным.

Обернулся волком, чуть не рехнулся – запахи ударили с силой хорошего бревна. Едва не теряя сознания, перекинулся обратно и побрёл, уже не зная куда, лишь бы учуять что-то ещё.

Уловив знакомые струйки, вызвавшие тошноту в овраге, обрадовался как ребёнок и бросился бежать к источнику. Исполинские ели расступились, выталкивая чужака на крохотную полянку. Хвойный дух ослаб и позволил приостановить мысли, скачущие словно взбесившиеся блохи, остановить взгляд в одной точке, осмотреться. Поляна как поляна, ничего необычного, на ней избушка.

– Хорошо хоть не на курьих ножках. – чуть улыбнулся оборотень. – Похоже, тут всего можно ожидать.

Хлипкий на вид домик стоял как в маминых сказках, которые он с братьями слушал, забившись в угол на печке. Мать готовила добытого им зайца, отец в углу мастерил сапоги из шкурок. Взгляд оборотня чуть потеплел, губы изогнулись в едва заметной улыбке. Избушка стояла, как в тех сказках: неизвестно куда передом, но к незваному гостю – задом.

– Сколько же нам было? Мне, кажется, десять, Волку – девять, Лису – восемь. Матушке наши имена не нравились. Она, наверное, уже тогда знала, что нас будут называть зверьми и хотела чтобы мы носили красивые имена, как какие-то цветы, но не прижилось. – он шептал это, а в ушах звучала мамина сказка и, как в далёком детстве, он повторил её слова. – Избушка, стань к лесу задом, ко мне передом.

Колдовской лес вытянул из оборотня много жизни, сил хватало только держаться на ногах, в другое время он бы обязательно удивился. Избушка приподнялась над землёй, опираясь на столбы плотного, чёрного дыма, медленно развернулась и опустилась, повернувшись дверью к оборотню. Дверь открылась, выпустив хозяйку жилища. На вид ей было лет пятьдесят, не больше. Юбка из грубой ткани, в волосах немного седины. Возраст выдавали только глаза, уставшие и мудрые, словно тысячи лет следили за бегом времени. В них, стремительной белкой, промелькнуло удивление.

Довольно мелодичным голосом, который пыталась спрятать за каркающими словами, произнесла:

– Русского духу слыхом не слы… – в глазах отразился ужас, старушка метнулась обратно в избу, там послышался грохот, что-то лязгнуло и всё стихло.

– Неужели я такой страшный? – опешил Бэр. Он вошёл в избушку, огляделся. Всё как в сказке: жирный чёрный кот, котёл, травы. Только везде всё прибрано, нет ни паутины, ни вековой пыли.

– Хозяйка любит чистоту. – произнёс оборотень нараспев. – А где же сама хозяйка?

Он принюхался, знакомая струя шла из печки. Бэр постучал костяшками пальцев в чугунную заслонку:

– Можно?

– Уходи.

– Что так неприветливо? Я ж не разбойник какой, спрошу и уйду.

– Уходи.

– Слушай, бабушка, – Бэр начал злиться. – выходи по-хорошему. Я не хочу ломать твою печь, хотя мог бы.

Голос не ответил, похоже, старушка взвешивала свои шансы. Наконец, что-то решив, отодвинула заслонку и выбралась из своего тесного убежища.

– Что тебе надо? И вообще, кто ты такой?!

Бэр ещё помнил сказки и знал, что нужно ответить, но грубить почему-то не хотелось.

– Моё имя – Бэр.

Старушка едва удержалась на ногах.

– Ох, витязь, лучше бы ты оказался кошмаром из моего сна.

– Слушай, ответь мне на вопросы, а что лучше я и сам решу.

– Ну, спрашивай.

– Где я?

– А ты ещё не догадался? В нижнем мире.

– Я умер? Обидно. А почему нижний мир не такой, как говорят?

– Нет, ты не умер. И нижний мир – это не только мир мёртвых. Здорово же тебя головой приложило. Давай я тебя полечу, а заодно расскажу все, что знаю о твоих делах и моём мнении о них.

Хозяйка заставила его выпить какую-то гадость, отдающую мухоморами, а остатки втёрла в шишку на затылке.

– Недоброе ты затеял, молодец, наперекор богам пошёл, но, признаю, так далеко ещё никто не заходил. Скажи спасибо мечу.

– А что меч?

– Ты не знаешь?!!! – она удивилась так, словно он спросил, почему вода мокрая. – Ах да, предыдущий владелец отдал его не совсем добровольно. В этом клинке заключены души. Души тех, кто был богоборцами или сильнейшими из героев, такими как ты. Рано или поздно и твоя душа окажется в нём. Но я отвлеклась. – рассказывая старушка накрывала на стол, а Бэр жадно поглощал всё что появлялось из печи. – Человек, в руках которого сияет этот меч, непобедим. Если за ним идёт войско, нет силы, способной его остановить, ведь эти воины становятся подобны богам в воинском умении. Но Перуна ты им не победишь. Меч силён лишь против созданий из плоти, а настоящее тело есть лишь у демонов, да высших богов.

– Белобог?

– И Чернобог. Запомни, боги сражаются духом, а против духа меч бесполезен.

– А Радогост, а бог леса?

– Ты хорошо это помнишь? Мне духи природы пересказали те события в подробности. Радогост поднялся из пепла, прах сожжённого дерева стала его плотью.

– А земля – плотью бога леса?

– Ты быстро схватываешь.

Бэр отложил ложку, он уже наелся, да и разговор затягивал всё сильнее.

– А высшие боги?

– Люди созданы по их подобию, но не могут покидать своего тела, и не умеют мгновенно переносить его с места на место. Наверное, высших тоже можно победить, я не знаю, я живу не так долго.

– Извини, я перебью. Если меч мне не поможет, может, есть способ освободить их души?

– Подумай. Ты ещё можешь отказаться от боя, а наверху с этим оружием ты бросишь на колени весь мир.

– А их души не познают покоя? Нет! Есть способ?

– Глупец! Есть ли хоть что-нибудь, что делаешь для себя?

– Месть!

– Я скажу, что нужно делать, чтобы уничтожить этот клинок, но ты подумай.

– Говори.

– За этим лесом есть река подземного огня, в ней кроме души ничто не уцелеет.

– А где Перун?

– Дальше за рекой. Я не могу видеть грядущее и не знаю, кто из вас победит. Скажу лишь, что чую в тебе силу страшную, тёмную, а Перун – светлый бог. Сразив его, ты усилишь Чернобога.

– Мне наплевать.

– Это сейчас. В нижнем мире, только и разговоров, что о тебе да о будущем бое. Сам Чернобог недавно прибыл. Лично доставил сотни бочек медовухи и заставил демонов и своих слуг пить за твоё здоровье.

– Моё?

– Твоё, твоё. Сыном тебя называет! Сам пьёт! Гордится!

– Откуда знаешь?

– Сороки везде летают, а я их язык понимаю. Я тебе всё рассказала, дальше решаешь только ты. Ещё что спросишь?

– Почему ты меня испугалась?

– Сон приснился. Ты пришёл, обернулся чудищем и убил меня. Я думала – просто кошмар и тут появляешься ты…

– Но я умею только в волка.

– Это сейчас, однажды ты не сумеешь обернуться человеком.

– Ты веришь, что Перун будет повержен?

– Твоя душа сильнее, если поймёшь, как сражаться…

– Куда идти?

– Выспись, утром скажу.

– И ещё, что за запах, такой необычный из твоего котла.

– Учуял таки? Колдовство это. Всего лишь колдовство, жалкое подобие мощи богов. Хватит! Спи.

– Сплю.

Утром старушка пошептала заклятие от чар колдовского леса и показала направление. Спросила с надеждой, не передумал ли он. Бэр не передумал.

Странно, но после наговора старой ведьмы оборотень смог с лёгкостью ориентироваться в еловом бору. Не таким уж неприветливым он оказался. Через десяток вёрст вековые ели расступились и открыли взгляду широкую, выжженную равнину. Земля высохла и потрескалась, кое-где, разметавшиеся, словно камни, брошенные детской рукой – огромные валуны в человеческий рост. Здесь было немного светлее – сумрак подземного мира разгоняли огненные всполохи, выбивающиеся иногда из широкой расселины. Над ней будто стояло постоянное сияние, как от расплавленного железа в тёмной кузне.

Через расселину переметнулся широкий мост, на первый взгляд из грубо отёсанного гранита. Но, приглядевшись, Бэр различил фигуры драконов и чудовищ, довольно умело вырезанные на сером камне. Гранитная дуга соединяла берега огненной реки, заканчиваясь со стороны Бэра небольшой площадкой, укрытой чем-то вроде крыши, опирающейся на четыре фигурных столба. Площадка, столбы и арка были сложены из красного гранита. На полированных гранях, переливаясь, играли отсветы огня.

Вход на мост сторожили. Два стража, самой уродливой и угрожающей внешности с огромными секирами в когтистых лапах. Бэр потянулся, похрустел суставами, предчувствуя добрую схватку, прикоснулся к мечу, тот задрожал в радостном предвкушении, жаждя крови.

– Сейчас я тебя напою. – прошептал оборотень и тут в памяти всплыли слова, сказанные умирающим отцом: «не начинайте драку первыми и не убивайте без необходимости».

Бэр отодвинул протестующе дрожащую рукоять, и решительно зашагал к мосту, стараясь не наброситься на стражей. Ему внезапно невыносимо захотелось убивать и стоило больших усилий подавить это чувство. Плотная земля проминалась под уверенными ударами подошв. По мере того, как оборотень подходил к мосту, лица, или скорее морды стражей вытягивались в угрожающие гримасы, а секиры посвёркивали всё решительней.

Когда перевертень подошёл вплотную, один из них раскрыл широкую пасть, усеянную странно белыми и на вид очень острыми клыками, и что-то прорычал. С большим трудом удалось разобрать слова:

– Хто такой? Грр. Чего надо? Убирррайся!

Бэр понемногу начал жалеть, что не напал на них. Теперь это было как-то неудобно: стражи не собирались нападать, они просто несли свою службу и их взгляды ясно говорили, что если чужак уберётся, не создавая хлопот, они будут только рады. Но Бэру надо было на тот берег, а отвечать чудищам не хотелось. Поэтому он взглядом велел исчезнуть и не загораживать дорогу, а не то…! – Рукоять меча услужливо сунулась в ладонь, умоляя пустить его в дело.

Страж решил не отступать, заревел, поднял недобро блеснувшую секиру. Но его напарник, всё это время молчавший и тщательно изучавший пришельца, вдруг довольно разборчиво прорычал, чем немало удивил оборотня:

– Стой, болван! Это же принц! Он убьёт тебя, особо не утруждаясь, а если ты его хоть поцарапаешь, владыка придумает тебе такую пытку, что эта река покажется сущим раем!

Чудище испуганно опустило секиру, и стражи склонились в почтительном поклоне. Бэр удивлённо хмыкнул и ступил на мост. Дойдя до середины, вынул меч. Оглядев в последний раз, поцеловал холодное лезвие, шепнул «спасибо» и бросил в огненную реку. Никакого грохота или молний, чего он опасался. Густая расплавленная масса беззвучно приняла в себя клинок душ. То ли действительно прозвучал, то ли почудился вздох облегчения. Желание убить кого-нибудь тут же отступило, словно меч подталкивал своего владельца к схватке, а теперь отпустил.

Бэр не стал задерживаться на мосту, на нём было невозможно дышать, сухой жар обжигал кожу, волосы трещали и заворачивались мелкими кольцами.

По ту сторону гранитной дуги тоже была арка, но на сей раз без стражей. От каменных украшений брала своё начало широкая, мощеная гранитом дорога и убегала за виднокрай. По сторонам расположились руины каких-то строений. Во многих местах ямы, кучи мелкого камня, перемешанного с песком. Одна из куч расположилась у подножия разбитого столба, он возвышался на полторы сажени, а его обломки упали в одну сторону, чуть-чуть не дотянув до дороги.

Здесь оказались и местные жители. Иногда взгляду представали такие страшилища что не существующая шерсть на загривке поднималась, а в горле зарождалось глухое рычание, иногда попадались почти что люди, не обращающие на оборотня никакого внимания.

Бэр шёл долго, а дорога всё не кончалась и везде разруха и запустение. Когда-то этот мир был великолепен, об этом говорили развалины величественных зданий, узоры, всё ещё сохранившиеся на обломках стен. Оборотень случайно опустил глаза на дорогу по которой шёл и ахнул: он стоял на плите, исчерченной великолепным узором, не стёршимся за леший знает сколько веков. Смахнув пыль с ближайших, проникся глубочайшим уважением к древним мастерам – то, что он мог вырезать на дереве, они воплотили в каждом дорожном камне, и, когда гранит дороги сменился мрамором, он испытал неподдельное разочарование, мрамор весь в красивых разводах, но плиты лишь полированные, узоров нет.

Дорога пошла между скальных клыков такой точной формы, что, будь они костяного цвета, их запросто можно было бы принять за настоящие, свернула в ущелье. За ним открылась настолько величественная картина, что всё виденное ранее сразу померкло.

Дворец из чистейшего белого мрамора, издалека он напоминал куст травы, если только трава бывает тридцати косых саженей в высоту. Вблизи же каждый стебелёк оказывался частью башни, стены, просто украшением, их переплетения создавали лестницы, балконы, арки всевозможных форм. Он подходил ближе, и с каждым шагом на стенах проступали высеченные сцены из битв, казавшиеся замершим мгновением. Вот воин метнёт дротик и закипит сражение с новой силой.

Сверкающие серебром, покрытые изображениями драконов ворота отворились, приглашая войти в это великолепие, и Бэр вошёл.

Замок потрясал своим внутренним убранством, такого количества самоцветных каменьев, золотых и серебряных вещей оборотень и представить себе не мог. Залы огромны, потолки теряются во мраке, туда не достаёт свет странных факелов, светящих ярко, но не дымящих и источающих ароматы смолистого дерева, каждый шаг отзывается многократным эхом.

Каменный пол, казалось, вздохнул с облегчением, когда подкованные сапоги перестали высекать из него искры – Бэр остановился перед резными дверьми, больше похожими на ворота. Резьба затейливая, но задумка та же что и на стенах – могучие воины секут не менее могучих противников. Бэр разглядел знакомых русичей в кольчугах и островерхих шишаках с добрыми мечами и секирами. Заметил хазар с их изогнутыми клинками, копьями. Краем глаза зацепился за совершенно неизвестных бойцов, мечи вроде хазарских, но сами в каких-то халатах, на головах сплошное безобразие – вместо надёжных шлемов какие-то тряпки, намотанные в несколько слоёв, закрытые тряпкой же лица. И множество других доспехов и оружия, превращающих своих владельцев в каких-то чудищ. А среди этой красоты вырезан огромный меч, разделённый на две половины створом дверей.

Вдосталь налюбовавшись, оборотень толкнул тяжёлые створки и вошёл в скрывающийся за ними зал. Среди кричащей роскоши дворца он казался чуть ли не отпечатком грязной подошвы, простым камнем среди самоцветов, или же могучим, суровым воином, не жалующим украшения среди разряженных в шелка и золото бояр. Потолок на высоте в три человеческих роста, по стенам – оружие. Свет от факелов создаёт впечатление пляски огненных демонов.

Полы отозвались иным звуком, нежели в залах, вместо мрамора – нешлифованный серый гранит. Странно, но Бэр почувствовал какое-то единение с этой комнатой: ничего лишнего, не скрываемая, но и не кричащая мощь, факела дают столько света, сколько нужно для схватки и не слепят глаза. Оборотню в этом месте решительно нравилось.

Он вышел на середину этого скромного чуда, огляделся ещё раз – никаких следов человека или кого другого. Вздохнул, сожалея, что придётся отсюда уйти, когда пол чуть дрогнул, что-то скрежетнуло, плиты под стеной разъехались и поднялся каменный трон с сидящим на нём божеством.

– Перун! – вылетело из горла Бэра вместе с рычанием.

– Приветствую тебя, Бэр. Ты всё-таки пришёл.

– Я обещал, что достану тебя везде!

– Смело! Может, вместо схватки, присоединишься к моему воинству? Белобог будет доволен.

– Нет! – отрубил Бэр. – Я пришёл за твоей жизнью! – эти слова вызвали у Перуна лишь усмешку.

– Боги бессмертны, ты не знал?

– Это мы и проверим! Я вызываю тебя!

– Ну что ж, ладно. Только я буду биться как бог, и здесь нет судей, которые спасут тебя! – произнёсло божество, вставая с трона. На его месте появился лёгкий туман, колыхнулся, потемнел, растянулся в подобие человеческой фигуры…

– Он не нуждается в помощи!

Перун развернулся, вздрогнув от неожиданности.

– Чернобог? Что тебе нужно?

– Я буду судить ваш бой. – туман сгустился и превратился в человека. – Приступайте.

Бэр почувствовал, как на горле сомкнулись жёсткие пальцы. Перед глазами колыхался призрак Перуна, оборотень стремился схватить его, но его руки лишь двинули воздух, беспрепятственно пройдя сквозь бога. Ноги оторвались от пола, стена метнулась навстречу, больно ударила по голове.

В глазах темнело от нехватки воздуха, гортань, казалось, уже вдавливалась в затылок.

– Вот и всё. – раздалось над ухом. – Ты покойник!

Откуда-то донесся голос, казалось, что он пробивается через толщу веков, настолько глухим он был и звучал не в ушах, а словно в самой душе:

– Сражайся духом, а не плотью. Не опозорь меня.

Мысли умирали одна за одной, пока не осталась единственная, даже не мысль, а ощущение: огнь гложет кусочек льда, испаряет воду, чем меньше лёд, тем реже бьётся сердце. Человек уже сдался, но волк продолжал бороться. Казалось растворилось и исчезло всё: комната, Перун он сам, остались лишь лёд и пламя. Расколов смёрзшуюся воду на тысячи осколков, дохнул заключённый в кусочке льда ветер, мазнул изморозью, набросился на пламя, поглощая его и превращаясь сам. Вот уже бьются два огня – жаркий всепожирающий и холодный, способный заморозить весь мир и в то же время плавящий горы; оранжевый и белый, равные по силе.

Бэр, наконец, поймал горло бога, сдавил, в то же время лёдяной жар набросился на живой огонь, окружил, погасил, обратил в камень.

Оборотень упал, пытаясь отдышаться. Горло саднило, лёгкие с жадностью впитывали воздух, перед глазами понемногу светлело.

Придя в себя, он огляделся. Перуна не было, гранитные плиты облизаны огнём и покрыты инеем, пальцы правой руки смёрзлись. Кое-как разлепив их, Бэр в удивлении уставился на крупный камень синего цвета, в его глубине трепетал язычок пламени, но и он понемногу угасал. Очень болело обожженное лицо, осторожно проведя рукой по подбородку, он обнаружил полное отсутствие бороды, вздувшиеся волдыри лопнули от прикосновения, противно защипало.

Неужели победил? – пронеслось в раскалывающейся голове. Он отшвырнул камень, тот откатился к ногам тёмного владыки.

– Мальчик мой! Ты победил бога! Я горжусь!

– Почему ты считаешь меня сыном? Мой отец – человек.

– Да, конечно, отец плоти, но твой дух создал я! Похитил у Белобога, чистую душу, которую он готовил для нового миссии и создал тебя. Твоя непокорность, бунтарство – это моё! – бог говорил, словно создатель шедевра, понимающий что никто не сможет повторить его детище и, в то же время, пытающийся доказать что такое может каждый, стоит лишь захотеть.

– Зачем?

Вместо ответа, Чернобог поднял синий камень:

– Сила, способная заточить бога – большая редкость. – он свистнул, пред грозны очи владыки явился бесёнок, Бэр никогда их не видел, но каким-то образом понял что это именно бесёнок. – Отнеси этот алмаз в междуречье, там найдут ему применение. – маленький бес схватил камень и исчез, а бог повернулся к Бэру. – Идём, переоденешься и отдохнёшь, а затем я отвечу на все твои вопросы.

Владыка хлопнул в ладоши. В раскрытые створки двери впорхнули девушки, делавшие вид, что прячут совершенные тела в прозрачных одеждах, легких как весенние облака. Вуали, закрывающие лица не могли скрыть ослепительной красоты. Чернобог указал на Бэра:

– Приведите его в порядок. – девушки поклонились и повели оборотня из комнаты, словно невзначай касаясь его рукой или бедром.

Через несколько залов перед ним открылась небольшая палата с крохотным озерцом в каменной чаше. Вода попадала в неё небольшим водопадом, сбегая из пасти каменного дракона, и исчезала в такой же пасти, которую соединял с чашей мраморный жёлоб. Вообще, оборотню показалось, что здесь очень любят украшать всё изображениями этих сказочных созданий. В этой комнате, как и везде во дворце пол и стены из мрамора, но иногда взгляд цеплялся за фигуры из малахита.

Девушки раздели его, сбросили свои одежды, обнажив тела настолько совершенные, что перехватывало дыхание, повели оборотня в бассейн. Облив водой, принялись тереть какими-то приятно пахнущими брусочками, скользящими по телу, вопреки ожиданиям, очень мягко, не царапая, оставляя белесый след и пену, смывающую грязь. Одна из девушек, видя его удивление, сказала, журчащим как весенний ручеёк, вырвавшийся из ледяных оков, голосом:

– Мыло. Ни разу не видел?

Бэр вспомнил, как киевские бояре хвастались этим мылом. Дорогое удовольствие, очень дорогое.

– Слышал, но не видел.

Девушки долго скоблили его, подливая в воду благовония. Отмыв, наконец, едкий пот, принялись за волосы. Костяным гребнем расчёсывали спутавшиеся пряди, намыливая и снова расчёсывая.

Во время купания ловкие пальчики недвусмысленно касались чресел, девушки, зачёрпывая воду, изгибались так, что в глазах темнело, да и масла добавили ароматы сладострастия. Груди красавиц постоянно касались его кожи и, какой бы толстой она не была, жгли, вызывая сладкий озноб.

Купальщицы с недоумением смотрели на мужчину. Против их красоты устоять не могут даже бессмертные, по праву они носят гордое звание гурий, тёмный владыка призвал их прямо из небесного чертога, но парень словно интересовался только купанием. Бэр старался не показывать признаков внутренней борьбы, ему стоило невероятных усилий подавлять бешеные позывы плоти. Не помогали даже воспоминания о той, что принесла столько боли, приходилось надеяться только на свои силы. Он бы давно набросился на них, но одна мысль не давала покоя: Что ему нужно? И, пока нет ответа, никаких его даров Бэр принимать не собирался. Телу ничего не оставалось, как покориться булатной воле.

Выбравшись из бассейна, оборотень разлёгся на широком столе, а одна из девушек, поливая его благовонными маслами, принялась разминать затёкшие мышцы. Тонкие, но сильные пальцы умело двигались по телу, разгоняя давние кровоподтёки, разматывая болезненные узлы мускулов, свитые постоянными сражениями. Потом красавица забралась на Бэра, прошлась по спине, потоптала хребет.

Оборотень уже не помнил, сколько он лежит, так приятны были ощущения: кровь мчалась по всему телу, казалось, он стал способен двигать горы, всего переполняла гремящая мощь.

Когда он захотел одеться, выяснилось, что его вещи сожгли, а вместо них предложили широкий кусок шёлковой ткани, замотали его каким-то странным способом – ткань не стесняла движений и в то же время не спадала, закрывая всё тело, кроме волосатой груди.

Убедившись, что любовные соблазны его не прельщают, гурии повели Бэра в дальний зал замка. В коридорах, которыми вели оборотня, как и везде, рябило в глазах от обилия украшений, но, как бы ни был прекрасен дворец, зал в котором он оказался, просто подавлял своим великолепием: вместо обычного мрамора, полы вымощены малахитовыми плитами, на стенах мозаика из драгоценных камней, золото уже не так бросалось в глаза, столько его здесь было. И в то же время, эта кричащая роскошь была расположена со строгим смыслом – мельчайшие детали складывались в узоры, те в свою очередь сливались в танце рисунков, весь зал представлял собой целую, законченную мозаику, а венчали этот шедевр два трона из чёрного гранита. Нарочито грубой работы, они придавали залу особый вид, внося мощь в хрупкие узоры, создавая ощущение незавершённости и, лишь подойдя ближе, на тронах можно было обнаружить резьбу такой сложности…, каменных дел мастера отдали бы пол жизни лишь бы увидеть это. Перед каменными креслами расположилась серебряная чаша с водой, стоящая на треноге.

На одном троне восседал владыка тьмы, жестом указал оборотню на соседний. Бэр сел на оказавшийся неожиданно мягким камень, пощупал сидение – за каменной окраской пряталась подушка из льняной ткани, а под ней, судя по ощущениям, шерсть.

Чернобог начал разговор:

– Ты не стал развлекаться с гуриями. Почему?

– Не хочу быть тебе обязанным, даже самую малость, пока не узнаю что от меня нужно. – Владыка не заметил, или сделал вид, будто не заметил, что ему говорят как равному.

– Хм, я догадывался, что воспоминания о той девушке не смогут остановить тебя при таких соблазнах, значит и искушения над тобой не властны? Забавно, я, например, никогда не мог перед ними устоять.

– Что тебе нужно?

– А ты не догадался? Я владыка и мне нужен принц, миссия мрака, антихрист, если тебе угодно. Хватит Белобогу запускать в мир своих пророков, настал мой черёд!

– То Христос, то Белобог, нижний мир совершенно не похож на тот, о котором рассказывают волхвы, девки эти соромные. Я не пойму, какая вера правдива, а какая лжёт.

– Как ты мог понять? Этого не знает ни один волхв, даже не все боги могли представить всю истину. Одни и те же боги у разных народов зовутся по-разному. Одни из самых близких – ваши, славянские верования. Во главе всего – Род, бог всего сущего, наш всеобщий отец, точнее мой и Белобога. Ниже нас – Перун, бывший бог войны и небесного огня, и Ярило – бог мира и солнечного света. Остальные – мелкие божества, демоны, всех и не упомнишь. Что же касается остальных вер… Белобог проверяет, какая из них подчинит людей лучше всего, обратит их в рабов, сделав счастливыми. Интересная задумка, кстати, его последователи расшибают лбы в земных поклонах, стирают колени в кровь, молясь, унижаются, не смея ответить ударом на удар и надеются, что им что-то обломится от царства небесного. Они не понимают, что в вирий могут попасть лишь достойные – воины и подвижники. Подвижники, а не молельщики, те, что всю жизнь прожили, работая для людей, защищая их, иногда бросая вызов самим богам. Конечно, простым людям проще воздвигнуть идола и поклоняться ему, чем измениться самим. Самое великолепное, что поклоняться языческим идолам – грех, а немного обтёсанным, христианским – зачтётся на небесах, даже я до такого не додумался.

В моём ведении как раз противоположное: сатана, шайтан – это всё Белобоговы прихвостни. Я предводитель бунтарей, разрушителей, самых жестоких воинов, самых смелых и непокорных. У меня лучшие бойцы, не чета его ничтожествам.

– У вас что, война?

– С начала времён. Он считает всех людей рабами, и его вера делает их таковыми.

– Русь. – невольно вырвалось у Бэра.

– Да, смотри сам. – владыка указал на воду в серебряной чаше. Оборотень перевёл взгляд туда.

Река, на берегу – Владимир с какой-то бабой, люди в чёрных балахонах с крестами и книгами, воины с бичам. И люди! Множество людей в реке. Бичи свистели, загоняя обратно тех, кто пытался выйти из воды. Пару раз сверкнула сталь, и самые непокорные упали, окрашивая воды кровью. Бэр отвёл взгляд. – Хватит!