Текст книги "Проклятый (СИ)"

Автор книги: Александр Лимасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Глава 8

– Нет!!! – Бэр вскочил, не давая увлечь на ложе, – Нельзя!

– Я люблю тебя Бэр!

– Но я не нуждаюсь в твоей жалости! Всё брехня! Я пойду на бой не потому, что нужно, а из-за клокочущей во мне ненависти!

– Может, ты всё ещё любишь её?

– Может.

– Наталья! Что в ней такого, чего нет во мне?

Он не стал отвечать. Полог отлетел в строну, выпуская воеводу, нехотя сполз назад.

– Боги, какой ты ещё ребёнок! Воевода! Нельзя управлять желаниями и ты не сможешь. Ты вернёшься ко мне.

Она легла, вспоминая его поцелуй, объятья.

Утром Бэр велел собираться и повел людей в поле. Целый день он заставлял стрелять, рубить, колоть и всё это на скаку. Дружина уже не держалась в сёдлах, но все усвоили эту сложную науку. Особенной ловкостью, как всегда, отличался воспитанник воеводы. Волчонок творил просто чудеса, лишний раз, доказав, что достоин звания дружинника. Алёна со слугами ускакала ещё утром. Она мчалась к родной веси Бэра.

Наталья видела, как на дороге вилась пыль, всадники скакали всё ближе, но не придавала этому значения, пока её не окликнули:

– Эй, это ты та, которую кличут Безкосой? – она обернулась. С высоты седла надменно смотрела очень красивая девушка в богатом наряде, сияющая золотом украшений.

– Да, это я. – взгляд всадницы заострился, стал жадно изучающим, сменился недоумением.

– Что вам угодно?

– Скажи, что в тебе такого, чего нет у меня? Почему величайший воин не может забыть тебя и быть со мной?

Сердце Натальи сжалось в предчувствии.

– Кто?

Красавица посмотрела взглядом полным презрения, бросила, словно плевок:

– Ты ещё и дура! – стегнув коня, унеслась прочь, только пыль еще клубилась некоторое время. Подошёл муж Безкосой, приобняв жену, спросил.

– Кто это? – Наталья вздрогнула, вырванная из оцепенения.

– Просто девушка.

Алёна нещадно гнала коня, снова и снова понукая его плёткой-трехвосткой. Бедное животное, уже ничего не видя перед собой, неслось, обгоняя ветер, с удил срывалась пена, стук копыт превратился в непрерывный грохот. Слуги давно отстали, а боярская дочь, почему-то злясь, заставляла скакать ещё быстрее, цедила сквозь зубы:

– Как он мог? Как он мог пренебречь мной ради неё? Простой селянки! У меня есть всё: красота, молодость, я чиста как горный ручей, положение отца, ум, связи, богатство. Нет, Бэр, ты будешь моим, никуда не денешься.

Её конь был почти загнан, когда впереди замаячили фигуры воинов, направляющихся к городу. Девушка позволила скакуну замедлить бег и чинно въехала в их ряды, подобралась к отцу. Велибор гневно сверкнул очами.

– Где ты была? Где служки?

– Не сердитесь, батюшка, слуги отстали, а была я… – она наклонилась к уху боярина и что-то горячо зашептала. Не сердитом лице отца проступила улыбка, расползлась шире и вот уже старец смотрит на Бэра с видом победителя, шепчет в ответ:

– Молодец, доча. – они отделились от дружины и поспешили вперёд, чтобы поспеть в палаты до наступления ночи.

Пламенеющий круг только коснулся виднокрая огненным боком, начал медленно погружаться, словно горячий металл раскаленной монеты в коровье масло, едва он скроется совсем – сомкнутся створки ворот и будут закрыты до утра, но копыта коня воеводы уже застучали по брёвнам моста, на том берегу – Киев. Петляя по кривым улочкам, дружина пробиралась на дружинный двор. Бер старался прятать глаза, но в надвигающейся тьме они светились всё сильнее.

Добравшись до строений, принадлежащих дружине, он гаркнул, заставив дрогнуть даже резных зверей:

– Завтра праздник, гулянья. Завтра вы свободны, отдыхайте на месяц вперёд. Волчонок, с утра ко мне! Всё ясно? Доброй ночи! – эти обыденные слова прозвучали с непонятной злостью, Бэр сам удивился: никогда не испытывал этого чувства. Знал ненависть, бешенство, сумасшедшую ярость боя, кровавое безумие, когда, оставаясь человеком, становился зверем, рвал врага зубами, даже испугался один раз (еще мальчишкой задремал под деревом, а братья выпросили у рыбаков пару живых ершей и сунули ему за пазуху), но злости не ведал. Её знают только люди. То, что чувствует и он – дурной знак, надо спешить, уходить из города пока ещё способен оборачиваться волком. Киев насквозь прогнил, ни одного достойного человека, родившегося здесь, все – приезжие.

– И я тоже сгнию, если задержусь. – шепнул он, направляя коня в княжьи конюшни – Но что меня разозлило? Вроде жил здесь и ничего, а тут три дня побыл вне стен и уже гнетёт, не даёт дышать. Гадкое состояние.

Волчонок влетел к Бэру ни свет ни заря, погромыхивая кольчугой, но уличить воеводу в лежебочестве не смог, даже в праздник тот встал раньше всех. Оглядев вбежавшего парня, сказал:

– Я думал, придёшь раньше, ладно не расстраивайся, я сегодня вообще не спал, не смог уснуть. И, как я погляжу, ты, Волчонок, тоже, будто бесов всю ночь гонял. Беспокоит что?

– Ты мне как в душу глянул, Бэр, в лес хочу. Здесь не продохнуть, я какой-то слабый, вялый. Тебе тоже тяжко?

– Тоже самое, но впятеро хуже. Леса дают силу, но к себе привязывают накрепко, особливо молодых, остальной дружине полегче. А что мы стоим? В ногах правды нет, садись, я тебе кое-что расскажу.

– Слушаю, воевода.

– Помнишь, как пришёл в ополчение?

– Такое забыть. С изуродованной секирой, в лохмотьях, самому смешно.

– Прошло два месяца, ты сильно изменился. Я научил тебя многому, самого лучшего ученика. Как думаешь, случись что, ты сможешь верховодить дружиной?

– Бэр, не уходи, ты нужен нам.

– Я должен.

– А Алёна?

– А что Алёна?

– Дружина готовится в свадьбе.

– С чего они взяли?

– Ну как,… ты с ней полночи в шатре…

– Не продолжай, я понял. Не буду переубеждать, надоело. Но, хватит об этом. Ты пойдёшь со мной на пир.

– На пир? В кольчуге?

– Ты в ней случайно не спишь? Пойдёшь в кольчуге, я тоже надену, чую что-то неладное.

– Что именно, Бэр?

– Пока не знаю. Волчонок, слетай в молодецкую и предупреди дружину. Пусть гуляют, но с оружием и так чтобы явиться по первому зову. Беги.

Парень исчез, а оборотень вытянул меч из ножен. После победы над Радогостом этот прекрасный клинок ни разу не изменил ему, но всё же он – оружие бога, почему подчиняется смертному, почему сам бросается в ладонь, словно влипает? Однажды Бэр вытащил на морозе, рукоять, хотя и из металла, согрела руку, разогнала застывшую от холода кровь. Кем его считает этот меч? Даже когда бился с шестируким богом, он сам метнулся в ладонь. Или не сам?

Бэр подошел к двери, закрыл, положил оружие на стол.

– Не зря же я внук волхва? – пробормотал он, вытянул руку, мысленно приказал клинку метнуться к нему.

– Глупости. – Бэр решил прекратить мечтать, вернуть меч в ножны. Как всегда в голове пронеслось: взять за рукоять, развернуть, со щелчком загнать в деревянный чехол, он ощутил рукоять. Уже начал поднимать руку, когда по пальцам больно ударило и золочёная рукоять легла в ладонь, как влитая, до стола – пара шагов. Бэр сглотнул:

– Ни хрена себе! – положил обратно, отошёл, сделал движение взять, приказал метнуться в руку – ничего, представил как возьмёт, чуть двинул рукой – оружие в ладони.

– Вот в чём дело! Нет собственной воли! – он подбрасывал, швырял – меч возвращался. Вышел в коридор, положил у порога, отбежал – клинок в руке. Ощущая мальчишеский восторг, вернул оружие в ножны. Теперь оборотень чувствовал его, словно часть тела, нет – души, ощущал тепло, каждую пядь отточенных краёв, каждый колдовской узор. Не удержался, вынул снова, махнул раз, другой, по телу разлилось тепло, стало жарко. Закрутил лезвие невероятной петлёй – окружил себя сверкающей стеной, подпрыгнул – будто очутился в сфере из света, упал на спину, оттолкнулся – снова на ногах, а меч уютно устроился в ножнах. Бэру захотелось орать от восторга, мысли метались разъярёнными пчёлами, одно знал точно – он таких трюков никогда не знал.

Долетел перестук подкованных сапог, пошел по лестнице, по коридору, прибежал Волчонок:

– Бэр, я всё передал. Идём на пир?

– Торопишься? Придётся подождать, бояре да князь ещё почивают, дрыхнут по-нашему.

– Не все, воевода, не все. – из-за угла неслышно вышел Велибор и остановился в трёх шагах – Что ж ты так неуважительно о боярах? До пира ещё далеко, сперва обряды. Так что иди к моей дочери, зовёт.

– Ну нет, старец! – засмеялся Бэр – Лучше сразу к Ящеру в пасть.

– Она ж тебя не жениться зовёт.

– Ага, воевода утором зашел в девичью и долго не выходил? Дружина и так уже к свадьбе готовится.

– А это плохо?

– Для кого как, боярин, для кого как. Передай Алёне, захочет меня видеть, пусть идёт на пир. Я к ней ни ногой! И, в конце концов, я не хочу жениться! – при этом он состроил такую испуганную гримасу, что Волчонок покатился со смеху.

– Иди к волхвам, Велибор, смотри обряды, а я пойду, погоняю парнишку, пусть нагуляет аппетит.

Волчонок хотел возразить, что и так голодный, готов хоть коня, даже сырым, но Бэр уже тащил его во двор. Остановился только на резном крыльце.

– Фуух, еле ушел. Что, Волчонок, испугался? Думал в праздник издеваться буду?

– Думал.

– Не боись, сегодня отдыхаем.

Заголосили волхвы, задымили жертвенные костры, сейчас по всей Руси молят о хорошем урожае, о защите от воронья, саранчи и прочих напастей, обещают богатые жертвы после жатвы. Праздно шатающийся народ потянулся к капищам, потому как после жертвоприношений волхвы выносили редчайшие вещи, принадлежащие героям седой древности, сказители запевали кощуны о деяниях давно минувших и великих. Едва немного стихли вопли бьющихся в экстазе молельщиков, открылись двери княжьей трапезной.

Волчонок уже немного привык к роскоши княжеского стола, но увиденное на этот раз поразило: скатерти расшитые золотом, золотые и серебряные блюда, яства в таком количестве, что не нужно напрягать слух, чтобы услышать, как скрипят дубовые доски, прогибаясь под их тяжестью. Здесь было всё: икра осетра соленая, олений окорок печёный с чесноком, карась жареный, каша из гречихи с мясом, уха из щуки, уха из стерляди, уха из мелкой рыбёшки, поросёнок молочный, окорок свиной копчёный, фазан жареный, колбаски копченыё, колбаски кровяные жареные, отбивные жареныё с сыром, сыр козий пресный, сыр козий солёный, свежий творог, гуси цельнозапечёные, начинённые гречихой, утка печёная, курьи ножки жареные с чесночным соусом, грудинки куриные в сметанном соусе, просто жареная оленина, но со жгучими пряностями из восточных стран, сыр тертый со сметаной и толчёным чесноком, похлебка молочная с сыром, похлебка мясная из разваренной говядины, говядина напластанная, жареная специальным способом снаружи покрытая хрустящей корочкой, а внутри – нежнейшее мясо и рядом блюдо с толчёным чесноком, каравай приготовленный в капустном листе, рыбник, пирог с мясом, пирожки с капустой, пирожки с грибами, грибы молотые жареныё, грибы, запеченные в сметане с сыром, суп грибной, утка печёная, фаршированная грибами. Вина из Цареграда трёх видов, медовуха, хмельная брага, квас, квас с черносливом, пиво – стол уходил вдаль, скрывая содержимое прочих блюд. Всё это парило, хлюпало и булькало, источая умопомрачительные ароматы.

Отворились главные двери, и вошел Владимир, сияющий как солнце: золотые нити одеяний придавали блеск, самоцветные камни сверкали переливами граней, жемчуга играли с лучами света, как бы втягивая их и выпуская очищенными и нежными. За такую любовь к блеску и постоянное соперничество с Ярилой князя всё чаще называют «Красным Солнышком» и самое странное – это выглядит не лизоблюдством, а незлой насмешкой. Сопровождаемый солнечными зайчиками он прошествовал к самому видному месту – резному трону с высокой спинкой.

Пока князь усаживался, все стояли неподвижно и поедали глазами, но не правителя, как полагается, а стол с яствами, но это мелочи, так всегда и у всех, человек сперва думает о желудке, лишь потом о долге, если желудок уже молчит.

Князь опустился на свое место, в молчании поднял кубок, сделал первый глоток и, словно прорвало, разом застучали кубки, захрустело разрываемое, разрезаемое и разгрызаемое мясо, забулькало вино. Полетели первые здравицы, пред светлы очи явились скоморохи, гусляры, веселье понемногу теряло серьёзность, послышались шуточки, загрохотал дружный гогот, даже князь изволил хохотнуть над парой особенно удачных подколок.

Пировали долго и упорно, солнце уже давно сменилось луной, когда в ноги князю упал измученный гонец.

– Пресветлый, не гневайся! Хазары взяли Чернигов! – эти страшные слова заставили богатырей подскочить, схватиться за оружие, а бояр побледнеть, лишь Бэр испустил вздох облегчения – неизвестность, тяготившая его предчувствиями, кончилась и дальше всё знакомо.

Князь бросил на Бэра затравленный взгляд. Чернигов нужно отбить немедленно, пока хазары не закрепились в его стенах, а старшие дружинники, так резво схватившиеся за мечи, отяжелели от обильной еды, покачиваются от хмельного мёда и для боя будут непригодны дня три, если не неделю.

– Бэр, что делать?!

Не отвечая, оборотень поднялся с лавки, вытащил из-за стола Волчонка:

– Бегом, по городу. Собери всёх, я буду на южных воротах, пусть едут туда.

Помощника мгновенно унесло, только факелы у дверей слегка колыхнули пламенем. Воевода повернулся к Владимиру:

– Князь, собери ополчение и высылай следом, а мы выступаем сейчас.

– Разве твои люди не гуляют?

– Гуляют, но в меру, князь! – Велибор усмехнулся в седую бороду, когда широкая спина воеводы скрылась за дверьми: большинство сидящих за пиршественными столами слишком глупы, чтобы понять тонкий укор, даже князь не догадался какой булыжник полетел в его огород.

Как грозовая туча собирается из крохотного облачка, так личная дружина князя Владимира разрасталась вокруг одного человека. Бэру даже не пришлось ждать, люди собрались ещё до того, как он подъехал к воротам. За распахнутыми створками маячил ночной лес, сияющий кронами, посеребрёнными солнцем оборотней и пугающий чернотой дороги, куда не проникало даже крупицы блеклого света.

Сейчас воевода меньше всего хотел ехать по ней. Она кратчайшая, скакать всего пару сотен верст, на том конце павший Чернигов. Разбойники – пыль, даже когда он один, но перед поверженным городом раскинулась родная весь, приютившая одну девушку, и, поехав по короткой дороге, её не миновать. Кружная в два раза дольше – от Чернигова останутся лишь головни, хазары уйдут.

По нервам стегнуло словно плетью: головни, пепел, истекающий кровью отец.

– Хазары не отделаются малой кровью! – заорал он, направляя коня кратчайшим путём – Вперёд!!! Всёх под нож!

Лесная тьма поглотила людей, жаждущих крови.

Глава 9

Провидица, прихрамывая, выбралась из тёплой избы вдохнуть весенний воздух и послушать жаворонка, что приветствовал просыпающегося Ярилу. Светлый лик бога солнца только поднимался из-за виднокрая, прогревая старое тело, измученное ночным кошмаром. Позапрошлой ночью хазары захватили соседний Чернигов, но на весь не напали, с той стороны не чувствовалось угрозы – после богатого города деревня их не соблазнит, некоторое время. Ужас приближался со стороны Киева, волны ненависти и жажды крови докатывались с вечера. Шло не обычное войско, возвращался Бэр, и вместе с ним летели боль и смерть.

Послышались шаги. Шарканье разваливающихся лаптей выдало их хозяина – пастуха Дударика. Старуха поморщилась, будто откусила от гнилой луковицы. Неслабый, но трусливый, неряшливый, на три года старше Бэра, ещё мальчишкой со стайкой приятелей задиравший братьев, теперь не стоил и волоса молодого богатыря. Но всё же, он не убил ни одного человека, может, поэтому он, а не Бэр – муж Натальи.

У стариков свои развлечения и провидица не смогла себе отказать в маленьком удовольствии.

– Беги, Дударик, прячься.

Пастух остановился в недоумении.

– Ты что, старуха? Аль с умом плохо? Так я могу тебе помочь, поленом по голове, говорят помогает.

– Беги, Дударик. Идёт Бэр…

Изба, стоящая в центре веси, горделиво выставляла на показ свежие стёсы брёвен, откуда ещё сочилась смола. Её поставили совсем недавно, для молодой семьи. Внутри дом не отличался убранством, но, заботами молодой хозяйки, сиял чистотой, нигде ни пылинки, супружеское ложе застлано шкурами, на стенах пучки трав, выгоняющих дурные запахи, огромная печь занимает пол-избы, в её тёплом нутре сейчас доспевает ароматный каравай хлеба и котелок с кашей. Вернётся муж – останется доволен. У тёплой печки пригрелся громадный кот, чёрный с белым брюхом и длиннющими усами – редкий пакостник. Тонкие пальчики прошлись по мягкой спине, заставив усатого зверюгу выгнуться и замурчать.

Девушка сидела у окна, веретено весело звенело в ловких руках, когда донёсся топот ног. С безумными глазами влетел Дударик, распахнул погреб, сиганул, даже не думая, что может переломать ноги о перекладины лестницы, крышка хлопнула, скрывая лаз. Наталья подскочила с лавки, открыла.

– Что с тобой?

– Закрой немедленно! Будут спрашивать, я в лесу!

– Кто будет спрашивать?

Из темноты в девушку полетела луковица, пролетев мимо, ударилась о стену и покатилась по полу.

– Закро-о-ой!

Ничего не понимая, она закрыла крышку, вышла на улицу и стала всматриваться в даль лесной дороги, ведущей к сердцу Руси – Киеву. Земля начала тревожно подрагивать, словно вдалеке скакал конь размером с гору, цокота не слышно, но нутро чует.

Гнедой конь мощно вколачивал стальные подковы в землю, всю ночь без устали он нес молодого седока, рядом мчались такие же могучие скакуны с сильными всадниками, но его хозяин – самый молодой. Конь мог нестись в таком окружении веками, обогнать всех, но седок не давал обойти вороного зверя несшего в седле странного человека, от которого пахло волком и веяло нечеловеческой силой, да и сам конь был подстать: взгляд злой, зубы немного заострённые, особенно четыре передних клыка.

Волчонок, в начале ночи счастливый, что наконец-то будет биться с хазарами, теперь чувствовал себя очень непривычно. От понимания того, что может скоро умереть, ушли все чувства, слух и зрение обострились, тело стало лёгким и, хотя скакал всю ночь, ни капли не устал.

Парень всё думал, когда же Бэр остановится, а тот гнал так, словно хотел на скорости смести какое-то препятствие. Всю ночь молчит, волосы развеваются от встречного ветра, что сразу утихает, стоит лишь остановиться, холодные глаза ничего не выражают, словно душа опять ушла из тела, а поводья сжал так, что побелели костяшки. Весь будто натянутая тетива, которая, потяни ещё на волос, либо лопнет, либо с хрустом переломит дугу лука.

Всё войско похоже на летящий меч: воевода – острие, а дружинники – отточенные края, по сотне с каждой стороны, любую преграду сметут с ходу, даже тысячу перебьют не останавливаясь. Каждый воин знает, что он должен делать и в какой момент и что будут делать остальные дружинники.

Юный витязь припомнил, как долго Бэр учил их сражаться вместе, плечом к плечу и малым числом побеждать большую силу, в лесу, на равнине, в холмах. Если нападут сейчас – четверть витязей укроется за спинами соратников и вначале стрелами, а затем и копьями будут бить врага. На равнинах, завидя супротивника, не сговариваясь, разойдутся клином, меч в той руке, с какой стороны оказался, благо воевода обучил одинаково хорошо владеть обеими, и врубятся в преграду. Воевода научил его многому, но как будут отбивать город, Волчонок не представлял, на стенах секирой не размахаешься, а копья вообще бесполезны.

Полумрак лесной тропы начал рассеиваться, а за поворотом словно сорвали занавесь – лес закончился, и копыта уже поднимают мелкую злую пыль луговой дороги. Через полверсты раскинулась деревенька, вросшая одним боком в гущу леса. Бэр дал шпоры коню, заставляя перейти в стремительный галоп, помощникам и дружине ничего не оставалось делать, как последовать его примеру.

Девушка с тёмно-каштановыми волосами смотрела, как из леса появляются огромные воины на могучих конях, копья поперёк сёдел, сбоку приторочены тулы со стрелами. Словно чешуя гигантского змея, щиты прикрывают бока витязей, двигающихся как одно целое. Кольчуги нестерпимо блестят, даже глазам больно, островерхие шлемы сияют равно зеркала, только воевода с непокрытой головой и седые волосы развеваются на ветру. Когда его конь перешёл в галоп, она отступила на шаг, спрятавшись за угол избы, мало ли что на уме у этих воинов, они слишком сильны, чтобы бояться возмездия за что бы то ни было.

Восторженный мальчишеский вопль разрезал тишину утреннего часа:

– Витязи!!! Витязи князя!

Гурьбой высыпали ребятишки, глаза горят. Мальчишки сразу приосанились, свои ножи и деревянные мечи носят с гордостью, ну ни дать, ни взять – маленькая дружина, а девчушки просто смотрят как на богов. Это событие надолго останется предметом их игр.

Двери сазу нескольких изб открылись, выпуская девок в лучших сарафанах, когда только успели переодеться, цепляющих на ходу серьги, чуть позже появились самые красивые, на выданье, в венцах, в руках блюда с пирогами и разносолами, кувшины с мёдом и квасом. Наталья чуть оттянула уголки губ в лёгкой улыбке, замуж за витязя хотят все, но те, кто постарше, знают, что нужно уставшему воину и что приятнее смотреть на молодиц в венце, созревших и чарующих чем на наспех одетых девок, выставляющих себя на показ. Оно и понятно, воины из стольного града, видели первых красавиц и требования у них повыше, чем у местного мужичья.

Дружинники скакали уже совсем близко и, похоже, останавливаться не собирались. Она снова окинула взглядом небольшое войско, что-то в нём показалось странным, всмотрелась внимательнее. Воины скакали не на показ и именно воины, а не женихи: доспехи и оружие без украшений, в глазах холод, сильные, матерые, безжалостные, словно две сотни Бэров. Она перевела взгляд на воеводу, что-то показалось знакомым, и с криком бросилась под копыта его коню.

Выбейглаз видел, какая мука отражалась в глазах Бэра, словно он хотел пронестись через эту весь и не увидеть чего-то ужасного, причиняющего боль. И, когда какая-то дура бросилась наперерез коню воеводы, ожидал что скакун попросту стопчет эту сумасшедшую, но Бэр дёрнул поводья так, словно из-под земли выскочил демон нижнего мира, конь аж завизжал и присел, а девушка подбежала и, обняв сапог воеводы, шептала, – Бэр, живой! – целовала дублёную кожу голенища.

Случилось то, чего оборотень боялся больше всего: рядом находилось самое дорогое существо, сердце разрывалось от любви и боли. Хотелось обнять её, целовать, гладить волшебные волосы, касаться нежной кожи, а душу стегали плетьми погребальные костры, смерти братьев, снова костры, боль, боль, боль, безумие, смерть волка, ставшего кровным братом, в ушах звучало: «Мой супруг, супруг, супруг». Едва снова не лишившись разума, он прошептал:

– Уходи, Наталья.

Огромная собака с лаем кинулась на воеводу, затормозила, упершись в землю всеми лапами поднимая клубы пыли, принюхалась, заскулила, словно прося прощения и, пятясь и подметая брюхом пыль, отодвинулась подальше.

Девушка со слезами смотрела в лицо оборотню:

– Что с тобой, Бэр?

Он крикнул:

– Убирайся! – Плеть вылетела из-за пояса, взвилась над головой. Безкосая вцепилась в его ногу и быстро заговорила:

– Не гони меня, если хочешь, бей, но не гони, я люблю те… – подкованная подошва больно толкнула в плечо. От удара девушка отлетела с дороги, а Бэр орал:

– Оставь меня! Иди к своему мужу!

Сплетённые полоски кожи опустились на конский круп, конь оскорблено ржанул, поднялся на дыбы, немного помесил воздух копытами и рванул в яростный галоп. Дружинники, не удостоив деревенских красавиц даже взглядом, последовали за воеводой, заставляя деревянные домики сотрясаться от мощного буханья широких копыт.

Волчонок скакал притихший и озадаченный, а в голове Выбейглаза всё стало по местам: разъяснилось, что стряслось с Бэром в лесу, равнодушие к Алёне, боль в глазах, сомнения. Он с сочувствием смотрел на воеводу, но чем дальше от деревни, тем спокойнее становилось его лицо.

Наконец Бэр остановил коня, тот косился умным глазом: «А бить больше не будешь?», спешился и, ведя вороного скакуна в поводу, свернул с дороги. Двигаясь по едва заметной тропе, велел идти следом.

Ярило сиял светлым ликом с высочайшего места, скоро начнёт снижаться и Волчонок хотел уже спросить, долго ли ещё будут идти, когда лесные исполины расступились и обнажили большую поляну с сочной травой и ручейком.

– Расседлать коней! – велел воевода – Выбейглаз и Волчонок, за мной, остальные ждите здесь. – не дожидаясь выполнения приказа он скрылся в кустах, помощники метнулись следом, но как не спешили, видели лишь изредка мелькающую спину. Наконец Бэр остановился, принюхался.

– Идём очень тихо. – велел он.

Прокравшись около трёх сотен шагов, они подобрались к границе леса. Меньше чем в версте поднималась стена из толстых брёвен, вбитых стоймя.

– Чернигов? – прошептал Волчонок

– Да, парень, это Чернигов. – ответил воевода, не переставая нюхать воздух.

– Что такое, воевода? – забеспокоился Выбейглаз.

– Гарь, запах гари.

Помощник принялся втягивать воздух широкими ноздрями:

– Я ничего не чую.

– Я тоже, а ветер в нашу сторону.

– Ну и что?

– Выбейглаз, ты дурак? Или с памятью плохо? Думай, прискакали хазары. Что они делают с захваченным селением?

Оскорблённый помощник сердито зашептал:

– Убивают, грабят, насилуют, жгут… – он запнулся.

– Вот, вот. Если бы сожгли хоть один дом, я бы учуял, а так только дым из очагов и вонь этих проклятых кочевников, ещё немного крови, совсем немного. Давайте по лесной кромке к воротам.

Тяжёлые створки оказались закрыты, а кое-где на стене мелькали головы степняков.

– Никаких разрушений, Ящер их задери! – ругнулся Выбейглаз – какого лешего, Бэр?!

– Думайте, воины, соображайте, что это значит.

– Кто-то их впустил? – догадался Волчонок – Измена?

– Молодец, мальчик, Быть тебе воеводой.

– Все жители переметнулись к хазарам? – усомнился Выбейглаз.

– Вряд ли, скорее старейшины. Да и не сейчас они предали, кол им в… гм. Я думал, что он один.

– Кто один? – заинтересовался паренёк.

– Да был тут князь, заключил с ними договор. Гад!

Брови Выбейглаза взлетели вверх, на лице промелькнуло выражение ужаса. – Так это ты его так?

– Угу.

– А девку за что?

– Случайно, я не хотел.

– Ладно, хрен с этим князем, всё одно он с Владимиром враждовал. Что делать будем? Тарана у нас нет.

– Зачем таран? – с удивлением спросил воевода.

– Ты меня удивляешь. Чем ворота вышибать?

– Ворота мы вообще трогать не будем.

– А как внутрь попадём? – грубовато и с раздражением спросил старший помощник.

– Увидишь. А если вспомнишь, чему я вас учил, не будешь задавать глупых вопросов. Возвращаемся.

В этот миг ворота распахнулись и показались три подводы, укрытые шкурами. На каждой сидело по несколько лучников. Бэр проследил глазами, прикинул куда они поедут. Телеги тяжёлые, гружёные доверху, с дороги не свернут, но через жилые земли тоже не поедут – маловато охраны для тех дорог, единственный подходящий путь – через лес в земли хазар.

– Бегом за мной! Готовить луки.

Бэр очень хорошо знал этот лес, дорога, по которой поедут подводы, постоянно петляет из-за множества крутых холмов и огромных камней, а они побегут по прямой и выйдут на тропу раньше, чем подъедет этот обоз.

Деревья мелькали по бокам, кусты испуганно шарахались в стороны, такую тушу не задержат, да и ветви жалко. Выбейглазу и Волчонку приходилось несколько хуже, расступаясь перед воеводой, кусты отыгрывались на его помощниках. Как ни вынослив стал Волчонок, но он понял, что с воеводой ему не тягаться, дыхание начало сбиваться, закололо в боку, ноги отяжелели, не пока ещё слушались. Он чуть не упал, когда деревья внезапно расступились и открыли вид на дорогу. Воеводы нигде не было.

– Бэр, ты где?

– Тихо! Тащи сюда Выбейглаза и полезайте на деревья.

Под дерево упал старший помощник, переводя дыхание.

– Не надо… меня… никуда… тащить, я сам… дотащился. Ох, и здоров же ты бегать, воевода. Моя задница чуть не отвалилась. Что мы здесь забыли?

– Щас увидишь, лезьте с Волчонком на деревья в сорока шагах отсюда. Как увидите, что я начал стрелять, пускайте свои стрелы. Я бью головного, вы задних.

– Думаешь, здесь проедет обоз?

– А где ещё? Выполняй без разговоров.

Волчонок, превозмогая усталость, забрался на дерево. Выбейглаз попробовал возмущаться, дескать, неблагородно, аки разбойники, из засады, но, услышав предложение встать на дороге и остановить пятнадцать лучников, взлетел на свое дерево чуть ли не быстрее парнишки.

Успокоившись, запели птицы, под дуб подобрался молодой кабанчик, внимательно осмотревшись, он принялся раскапывать прошлогодние жёлуди. Волчонок никогда бы не подумал, что их можно есть с таким аппетитом, у него даже слюнки потекли – так вкусно хрустел молодой вепрь.

Постепенно лесные жители вернулись к своим повседневным делам, теперь никто не догадается, что в засаде устроились трое лучших княжеских лучников. Только зачем устроились?

Волчонок уже издёргался, сколько сидят, а ничего не слышно, может, обоз поехал по другой дороге. Он хотел спросить, долго ли ещё буду сидеть так бесцельно, когда заскандалила сорока, разом стихли птицы. Парнишка бросил вопросительный взгляд на Бэра, но тот уже наложил стрелу и начал прицеливаться. Скрипнула ось, Волчонок обернулся и увидел первую телегу, движимою конём-тяжеловозом, понукаемым коротконогим возницей в войлочной шапке и просторных степных одеяниях. Когда она оказалась под деревом Бэра, свистнула стрела.

Они убили всех, даже тех, кто пал на колени и молил о пощаде. Люди метались, пытаясь укрыться от безжалостных стрел, ни о какой обороне не могло быть и речи. Волчонок впервые увидел, как убивает воевода, и ему впервые стало по настоящему страшно, потому что человек не может быть таким равнодушным, когда лишает жизни другого человека. Тот, кто пытался прицелиться, тут же падал, пронзённый стрелой.

Телеги отвели на поляну, где укрывалась дружина, оказалось, что дорога проходит рядом с ней и лишь огромный густой кустарник закрывает поляну от любопытных глаз. Бэр приказал людям спать, предупредив, что разбудит ночью. Костров жечь не разрешил.

Самый крепкий сон и сладкие грёзы с полуночи до восхода и едва ночь перевалила за половину, Бэр растолкал воинов и принялся объяснять, что они должны делать.

– В городе работаем тихо, режем степняков сонными, а если кому-то мешает это сделать честь, то засунуть её в… сами знаете куда. Мы не постоянное войско, нам нужно освободить город с наименьшими потерями. Кольчуги снять, копья оставить здесь, коней не растреноживать.

Подождав, пока воины выполнят его приказы, он повёл их к городской стене. Продираясь в потёмках сквозь кусты, он запоздало вспомнил, что это он здесь как дома и лунного света достаточно для волчьих глаз, а его воины к такому не привычны: то там, то здесь слышалось сердитое шипение, треск разрываемых острыми сучками рубах. Двигались намного медленнее, чем он хотел, но всё же вышли к стене, когда от ночи оставалась четверть – вполне достаточно для их работы.