Текст книги "Проклятый (СИ)"

Автор книги: Александр Лимасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Наследством волхва, схороненным в окованной медными полосами скрыне, укрытой в дальнем углу избы, оказались три боевые секиры и тугие хазарские луки – всё, что нужно для воинов.

– Предадим огню дом? – Предложил Лис.

– Нет, – ответил Бэр – пусть стоит.

Они стояли и смотрели на опустевшую избу, осиротевший лес, друг на друга. Волк, молчавший всё время, изрек:

– Надо сменить одежду, наша, со вчерашнего дня, вся в крови и испорчена.

Лис поддержал:

– Дома есть смена, пойдём, Бэр.

– Идём, – согласился старший брат – но сначала искупаемся. Очистим тела от крови, а души от скверны.

Лесное озеро встретило своих любимцев ласковым плеском воды, приглашая избавиться в нём от всего накопившегося. По воде бежала мелкая рябь, пользуясь которой, рыбешки выпрыгивали, хватая неосторожных насекомых, что звенели слюдяными крылышками прямо над водой. Братья, разгоняя беспокойные круги по водной глади, отмылись от крови, с грехом пополам отстирали одежду и направились к деревне.

На этот раз весь приветствовала их могильным молчанием. На улицах пусто, даже собаки не высовывались из конур, непостоянный ветер, что не давал о себе знать с вечера, резкими порывами гнал между изб сорванную с яблонь, что украшали почти каждый двор, листву, только суматошная курица, нарушая давящее безмолвие, пронеслась с беспорядочным кудахтаньем.

Сбросив изрезанную одежду и облачившись в новые волчовки и тканые штаны, братья сели завтракать. Под горестные мысли кусок в горло не полез бы, но солёная оленина с квасом быстро вернула силы в молодые тела, а вместе с силой вернулось желание жить. Бэр, выглядевший особенно мрачно, произнёс:

– Разделите родительское наследство поровну. Волку, как старшему достанется этот дом, но ты должен помочь Лису поднять хозяйство. Изба деда в вашем общем владении.

Лис удивлённо поднял брови:

– Бэр, а ты?

– Я ухожу.

– Куда? Мы пойдём с тобой! – возразил Волк. – Мы же братья!

– У вас есть девки. Обзаведетесь семьями, а у меня никого нет. Так что пойду искать топор на свою буйну голову.

Братья начали сердиться.

– Бэр, не дури! У нас девки, но у тебя любимая!

– Любимая! – заорал старший брат. – Все наши беды из-за моей глупой любви! Если бы я не кинулся на того хазара, отец и остальные были бы живы!

– Мы этого не знаем, так что это не твоя вина!

– А чья?! – кричал он. – Её? Вряд ли! Это я дурак лесной влюбился не в ту! Если я уйду, то и беды уйдут из деревни.

– Тогда мы уйдём вместе! – ответили младшие братья. – И ты нас не отговоришь!

– Воля ваша, но знайте – боги желают только моей смерти. Если вы пойдёте со мной, то вызовете их гнев и на себя.

– Мы не боимся гнева богов! Втроём и Перуна одолеем!

– Тогда собирайтесь. Уйдём сейчас.

– Мы готовы. Оленина в котомках, тулы со стрелами в углу. Идём.

Они подхватили свои скромные пожитки, посидели молча, встали. Дверь отворилась с легким скрипом, неохотно, словно чувствуя, что больше не свидятся, выпуская братьев в пыль дороги. Но уйти просто так им не дали. Вся деревня стояла и с жадным вниманием ждала их слов. В первом ряду расположились Безкосая и её дядя. Сердце Бэра забилось чаше, но ярость погасила жгучее чувство, выровняв удары крови в венах.

Они двинулись сквозь толпу. Люди, не решаясь загородить дорогу, расступались, склоняя головы и со страхом глядя в широкие, укрытые шкурами, спины. Наконец кузнец – старейший житель деревни остановил братьев.

– Вы убили старосту, вы сильнейшие богатыри веси. Кто-то из вас должен стать главой. Мы хотели бы видеть им Бэра.

Старший брат бросил удивлённый взгляд на дядю Натальи: рослый, непомерно широкоплечий, руки переразвиты работой кузнеца, с прямым сильным взглядом, преисполненным в тоже время светом опыта прожитых лет он неуловимо походил на убитого деда, что всегда заставляло Бэра уважать его. Чьи-то мягкие пальцы коснулись старого рваного шрама на плече, оставленного клыками кабана – первого убитого им вепря. Он оглянулся и утонул в бездонных озёрах карих глаз.

Едва заметные ямочки на скулах вызвали приступ острейшего желания коснуться их. Хотелось гладить тёмно-каштановые волосы, целовать маков цвет уст. Его губы раскрылись, Бэр хотел наклониться и коснуться её, и тут же перед глазами встали погребальные костры, плоть родителей, пожираемая огнём, и всё закрыла красная пелена. Девушка в ужасе отшатнулась – слишком резкая перемена чувств читалась в его глазах: только что она видела нечеловеческую любовь, готовность отдать за неё жизнь, по первому слову броситься в нижний мир, и, внезапно, внеземное чувство сменилось чудовищной болью, а затем в булатных глазах вновь засиял холод смерти.

Бэр поднял глаза на кузнеца:

– Нет. Я ухожу. Для меня здесь больше нет жизни.

– Как пожелаешь, – кузнец посторонился – а твои братья?

– Мы уходим с Бэром!

И они быстро зашагали, взбивая сапогами пыль, по дороге к городу. Но не ровной кружной, а протоптанной ими же – через лес. Кто-то истерично всхлипнул: на весь, вслед за уходящими братьями, наползала тень от огромной грозовой тучи, закрывшей свинцовой чернотой уже полнеба. И чем дальше уходили братья, тем довольнее рычал небесный зверь.

Глава 2

К полудню они пробежали лес, когда их внимание привлёк истошный щенячий визг. Продираясь сквозь кусты, они бросились в ту сторону, на ходу набрасывая тетивы на луки. Через полверсты, за разбежавшимися дубами взорам братьев открылась лесная поляна с трупами волчьего семейства.

Огромный чёрный волк был утыкан десятком стрел, причём опытный взгляд охотника определил что все они нанесли смертельные раны, волчица убита одним метким выстрелом. А на деревьях… От этого зрелища у Бэра потемнело в глазах: подвешенные за лапы волчата, ещё живые, трое со вспоротыми брюшинами, вывалившимися кишками, а к четвёртому только приставили нож! Трое молодых парней со смешками раскачивали повизгивающего волчонка, бахвалясь, как ловко они вскроют ему живот. Одежда на извергах богато украшенная, луки с затейливой резьбой. Похожи на Сокольника – промелькнуло в голове Бера, когда он с рёвом вывалился на поляну.

Парни явно были умелыми охотниками. Они не дёргались в стороны, и не сомневались, а, не раздумывая, метнулись к лукам. Братья едва успели пронзить их ноги стрелами. Добавив секирами по головам, успокоили на некоторое время.

– Что будем делать, брат? – Рыжий Лис бросил свое оружие в ременную петлю.

– Снимите уцелевшего, а изувеченных нужно убить как можно скорее. Они и так намучились.

Перехватив волчатам жилы на шеях, братья сняли их и уложили в нору. Туда же последовали и волк с волчицей. Завалив вход землёй, Бэр превратил волчье логово в могилу.

Уцелевший волчонок оказался недавно народившимся кобельком. Глаза только прорезались. Он жалобно скулил и тыкался носом в траву, на которой лежало тело его матери.

Волк рыкнул:

– Ящер! Он ещё сосунок! Бэр, что будем делать? Он без молока не выживет!

Старший брат окинул тяжёлым взглядом тела охотников. Ненадолго задумался:

– Этих на деревья, как они волчат. Ждать когда придут в себя. Лис, ты из нас самый быстрый, раздобудь оленёнка, только живого. Скорее.

Они привязали охотников за руки к ветвям раскидистого дуба. Дерево в праведном гневе зашелестело зелёной листвой: оно не считало этих людей достойными висеть на себе. Младший брат унёсся как ветер, и только листва колыхнулась там, где её задел край одежды. Бэр прислушался, но ничего не услышал, настоящий охотник двигается бесшумно.

– Волк, возьми свою вонючку. Надо привести их в чувство.

– А зачем отослал Лиса?

– То, что мы будем делать – справедливо, но он ещё слишком молод, чтобы видеть такое. По закону Ургора, волка-оборотня, убивший волка ради забавы, должен отдать свою жизнь.

От отвратительной смеси с запахом гниющей плоти и щедро отвешиваемых пощёчин пленники быстро пришли в сознание. Не получив никаких уроков из своего бедственного положения, они начали запугивать братьев. Особенно ярился один, по виду – самый сильный и в особенно разукрашенной одежде:

– Вы горько пожалеете, что помешали забавам княжеского сына! – Вопил он. – Мой отец будет сдирать с вас кожу по пяди в день, а затем на кол!

Бэр, не удостоив его выкрики ни малейшим вниманием, сказал Волку:

– Повторяй за мной. Сначала спутников княжича, затем его самого.

Он подошёл к одному охотнику, средний брат к другому. Вынули ножи, распороли дорогую одежду. Подвешенные плевались и орали, как бесы.

– Теперь, как они волчат.

Услышав эти слова, сказанные совершенно будничным голосом, княжич побледнел, его медвежий рык сорвался на визг подраненного поросёнка.

Ножи погрузились в ухоженные тела и мгновенно разрезали поперёк животов. Затем перехватили веревки на руках. Охотники, вопя, грохнулись на землю. Надрезанные животы лопнули, и сизые внутренности вывалились на залитую кровью траву. Раненые с воем пытались затолкать их обратно, но кишки раздувались, шипели и не желали возвращаться. Бэр, поигрывая ножом, подошёл к княжичу.

– Мой отец тебя озолотит! Я сделаю всё, что пожелаешь! – Скулил он. – Только не убивай!

– Всё, что пожелаю? Видишь волчонка? Ты лишил его семьи. Оживи её и ты свободен.

Княжич безумными глазами посмотрел на скулящего волчонка и совершенно тупо произнёс:

– Но это невозможно!

– Тогда не обижайся.

Острая сталь рассекла тело княжича, но он, в отличие от сотоварищей, остался висеть, раскачиваясь и вопя на весь лес, остро завидуя спутникам, которые хоть как-то могли ослабить свои муки. Плоть с треском рвалась, кишки вываливались из расширяющейся раны, пока не упали на землю, двигаясь вслед за болтающимся княжичем, усиливая его страдания.

– Когда он умрёт? – спросил Волк.

– К вечеру потеряет сознание от потери крови, а ночью отправится к Ящеру в лапы. Всё, здесь мы закончили. Бери свои вещи, а я возьму волчонка, и бежим за Лисом. Его нельзя пускать на это место.

Чуткие уши уловили разгневанный рёв оленя.

– Туда!

Пробежав около трех вёрст, братья наткнулись на Лиса. Тот с довольным видом тащил на плечах оленёнка. Они вышли навстречу друг другу на небольшой и круглой полянке, поросшей сочной молодой травой и кряжистыми деревьями по краям, раскинувшими могучие ветви будто шатры. Младшие поинтересовались:

– Зачем он, брат?

– Сейчас увидите. – Бэр взял добычу, положил на траву. – Держите голову и ноги. – велел он братьям. Затем достал из заплечного мешка поскуливающего волчонка, и тот немедленно цапнул его за палец. Бэр щёлкнул его за это по лбу.

– Глупый, моя кровь тебе молоко не заменит.

Он разжал маленькие, но сильные челюсти с чертовски острыми зубами, высвободил палец. Поднёс волчонка к шее сына лесного красавца и надрезал на ней жилу, так чтобы кровь сочилась, но не била фонтаном. Оленёнок дернулся, попытался освободиться, захрипел.

– Пей.

Волчонок глупо уставился на красное, что, пузырясь, текло из разреза.

– Вот балда! – Бэр взял малыша за голову, раскрыл ему пасть и приложил к ране. Зверёныш кашлянул, облизнулся и принялся жадно сосать.

– Кровь вместо молока? – Удивлённо воскликнул Лис. – Как ты догадался?

– А как ты думаешь, чем меня дед в младенчестве кормил?

Пока братья охали по поводу всего удивительного на свете и припоминали разные байки, волчонок напился, подошёл к сидящему на земле Бэру, нашёл место потеплей и улёгся спать. Волк не выдержал, хохотнул:

– Бэр стал папой? Или мамой? А, брат?

– Опекуном, шутник.

Далеко уходить они не стали. Пока солнце окрашивало листву в темно-золотой цвет, а затем во все оттенки красного, братья устраивались на ночлег под мощной ольхой расположившейся на краю полянки. Тут же разожгли небольшой костерок. Подождали, пока разгорится во всю мощь, добавили толстых сучьев, а когда прогорели и они, разложили на угольях ломти нежнейшего мяса (у оленят оно везде нежнейшее). Внутренности забросили в кусты. Оттуда уже давно выглядывали любопытные мордочки лисьего семейства, смотрели мечтательным взглядом, облизывались, но подойти не решались.

Зажарив мясо, добавили хворосту, и огонь вспыхнул с новой силой, выхватывая у ночного мрака небольшой круг, превращая ближайшие деревья в неверные силуэты призраков нижнего мира. Братья лежали, жевали сочное лакомство, и каждый думал о своём. Лис острил булатные наконечники на стрелах – планировал завтрашнюю охоту, Волк разглядывал секиру – такое оружие он не жаловал, предпочитал палицу, но плавные изгибы лезвия вызывали в памяти его любимые истории о кровавых битвах. Бэр, которому за пазуху забился посапывающий зверёныш, уже засыпая, вспоминал Наталью.

Безкосая не спала. Она не могла забыть глаза Бэра, ещё никогда она не видела их так близко. Вспомнился разговор с дядей после ухода братьев:

– Почему ты его не остановила, племянница?

– Как? Как я могла остановить Бэра? Он же зверь!

– Тогда Сокольник, по-твоему, человек? – В голосе кузнеца больно жалила злая насмешка.

– Не напоминай об этом изувере!

– Бэр – зверь, Сокольник – изувер! Так кто тебе нужен?!

– Тот, кто меня полюбит

– Глупая. Как ты думаешь, почему Бэр всегда защищал тебя? Почему он порвал глотки Сокольнику и тому хазару? Видела бы ты его лицо, когда он видит тебя!

– Ты думаешь, этот зверь способен любить?

– По-моему он зверь как раз потому, что способен. Те же сама говорила, что он добрый.

– Я так думала раньше! А теперь…

– Теперь! – Заорал кузнец. – Из-за тебя его родители погибли, дед был убит! Одно твое ласковое слово способно было превратить свирепого медведя в ласкового котенка!

– Дядя, не кричи на меня!

– Не кричи на неё! – передразнил старик. – Ты искала любовь и не узнала её. Не потому ли, что он не кидался на тебя как кобель, не истекал, как остальные парни, слюной от одного твоего вида?! Такой парень! Лучший охотник, силач! Все девки за ним бегают, а она нос воротит!

– Но почему он ничего не сказал?

– А у них в роду все такие. Могут спать со всеми бабами в деревне, – при этих словах, щёки девушки залило алой краской – но если влюбятся – всё, в присутствии любимой двух слов не свяжут. С Бэром это сразу понятно: он слишком сильный и боялся оттолкнуть тебя. А теперь он жаждет крови, чтобы заглушить свою боль, а заодно и чувство к тебе. Ты упустила своё счастье, Наташа.

По щекам покатились жемчужинки слёз – воспоминания приносили боль. Теперь, когда дядя рассказал ей о том, что он видел, когда она ещё раз вспомнила отношение Бэра к себе…

Её волосы понемногу отрастали, лежали крупными волнистыми кольцами, но девичьей косы уже не будет. Девушка подошла к окну. В серебристом свете луны её тело казалось легким облачком. Она смотрела на свою небольшую, но крепкую, дразнящую грудь, тонкий, гибкий стан и всё думала, что если бы не Бэр – не быть ей больше девой. Но там, в лесу, рядом с мертвым Сокольником она лежала без сознания, неспособная сопротивляться. Его лицо было залито кровью и он мог взять её, не опасаясь быть узнанным. Но вместо этого – вынес её из чащи, оставил в безопасном месте, а сам ушёл. Просто ушёл. Неужели правдивы те сказки, в которых девушек боготворят, не смея даже коснуться. Не то что взять силой, а даже коснуться… И как величайшего счастья, ждут мимолётной улыбки.

Бэр сидел, опершись спиной о ствол ольхи и уставившись взглядом в жёлтый, словно кошачий глаз, диск луны, без устали освещающий ночным путникам дорогу. Его братья спали, лесная полянка дышала покоем. Сверчки заливались трелями, поддерживаемые многоголосым хором лягушек. Эти звуки, сопровождающие ночь, навевали сон, и глаза уже вновь начали слипаться, как, мгновенно разгоняя дремоту, прямо над ухом громко хрустнул сучок. Если бы чуткие уши не уловили сдавленное ругательство, старший брат решил бы, что это лакомка кабан ищет жёлуди – он уже некоторое время слышал похрюкивание. Но теперь братья вскочили и стали спина к спине – в руках луки, стрелы с чёрным пером лежат на тетивах.

Видя, что скрываться больше нет смысла, на поляну высыпали люди с кривыми мечами наголо.

– Хазары!!! – Заорал Лис.

– Какого лешего! Откуда в лесу хазары! – Завопил Волк, поддержав свои слова громовым рёвом, чем несколько ошарашил нападавших.

– Думаю, сейчас мы это узнаем. – Мрачно усмехнулся Бэр, всадив стрелу в голову ближайшего противника, отбросив того на пару шагов.

Никогда ещё братья не стреляли так быстро. Половина хазар лежала, превращенная в туши на вертелах. Но стрелы не бесконечны и вот уже в ход пошли секиры.

Нападающих осталось около полусотни и все пешие, что сразу усложнило братьям защиту. Отточенные лезвия славянских секир крушили лёгкие мечи, рассекали тела. Ноги уже скользили по траве. Растекшаяся кровь казалась зияющим входом в нижний мир, она темнела в лунном свете безобразным пятном, но сияла и переливалась жутковатой красотой.

Братья рубили безжалостно, стараясь убивать одним ударом. Хазар осталось около двух десятков, но самых матёрых и опытных. Всю схватку они как бы наблюдали со стороны и лишь теперь напали на вконец измотанных братьев. Оружие налилось невероятной тяжёстью, всё тело стало будто из сырого железа, руки и ноги уже не слушались. Бэр понял, что их хотят измотать, а затем, уже ни на что не годных, жестоко убить. Спасая братьев, он собрал последние силы, заорал, страшно выпучив глаза и бросился на мечи.

Четверо хазар, не ожидавших такого, упали захлёбываясь кровью. Остальные метнулись на старшего брата и поплатились ещё десятком раскроенных черепов – братья не оставили Бэра в опасности. Они ревели, подобно зверям, и очень, очень умело размахивали секирами.

Один кочевник отбросил саблю, выхватил ножи и …

Глаза Бэра расширились от ужаса, он бешено рубил и остальные хазары пали, поражённые тяжелым лезвием, но он не успел: Лис с перерезанной шейной жилой лежал на залитой своей и чужой кровью траве, пытаясь зажать, бьющую ключом, рану из которой вытекала его жизнь. Волк получил удар кинжалом, попавший прямо в молодое, сильное, полное жизни сердце. Лис несколько раз дёрнулся и затих.

Хазар развернулся к Бэру, оскалился, показав ряд острых зубов, и кинулся на него. Лицо кочевника было как печёное яблоко, крупный рот издавал вопли, которые должны были леденить кровь. Бэр, ничего не видя перед собой и лишившись рассудка от звериной ярости, замахнулся секирой. Хазар, маленький, щуплый и не думал отбивать. Он ловко увернулся; два взмаха ножами, удар ногой и оружие Бэра полетело в море крови, а на руке появились две раны. Густеющая красная жижа, с жадным чмоканием сомкнулась над секирой. Бэр захрипел, сорванное криком горло отказывалось издавать другие звуки, бросился на кочевника. Тот еще раз крутанул ножами, и старший брат получил глубокую резаную рану в плечо и оглушивший его разрез, рассёкший бровь и скулу. Кровь с готовностью хлынула из разошедшейся плоти, закрывая глаза красной пеленой.

Бэр уже не пытался реветь, он хрипел от бешенства. Ничего не соображая, схватился за лезвия ножей и вырвал их из рук убийцы его братьев. Хазар отступил, прыгнул в сторону, подхватил с ближайшего трупа кривой меч. Ступая в крови по щиколотку, Бэр бросился на него, поскользнулся, схватился за кочевника. Тот коротко рубанул…

Наталья вскочила с криком, по лицу катились слезы, а крупная дрожь колотила тело.

– О боги, всего лишь сон! Но какой ужасный! Великий, Чур, огради Бэра от беды!

Она откинулась на лавку, потеплее закутавшись в медвежью шкуру и задремала, вдыхая успокаивающий запах лесного зверя, так напоминающий ей о любящем парне.

Бэр очнулся оттого, что холодный, мокрый нос тыкался в лицо, а мягкий язык прилежно вылизывал щёку. Он попытался открыть глаза. Это удалось, то есть один открылся сразу, а второй залепило толстой коркой спёкшейся крови, намертво склеившей веки. Ругаясь как бес, начал очищать глаз, безжалостно выдирая ресницы. Закончив малоприятное занятие, принялся за совершенно отвратительное. Мутным взором оглядел окрест. Кровь не успела загустеть за ночь и всю поляну покрывала страшная лужа, покрывшаяся плёнкой, местами уже подсохшая, превратившаяся в грязно-красную корку. Около сотни тел лежали в этой адской купели. Штаны Бэра промокли от крови, и волосы на ногах слиплись, затрудняя движение, отвечая острой болью на попытки пошевелиться.

Убийца братьев лежал под ним со сломанными ребрами, всё ещё сжимая в руке кривой меч. Он умер лёгкой смертью – осколок ребра пронзил сердце. В каком-то смысле повезло. Сумей Бэр взять его живым!…

Вновь безмолвие царило в лесу. Взгляд зацепился за тела младших братьев. Сердце словно придавило мельничным жерновом, но на большее сил уже не хватило. Весь ужас, вся боль и терзания из-за их смерти выплеснулись вчера, когда они погибали на его глазах, а он ничего не мог поделать.

– Будь я проклят! Братья, зачем вы пошли за мной, почему я не ушёл тайно? – Простонал Бэр.

Волчонок взобрался на колени и принялся искать молоко. Лицо парня чуть посветлело.

– Есть хочешь? Подожди немного.

Он достал нож, вспорол хазару со сломанными рёбрами брюхо и вырезал печень. Отрезал кусок, искрошил в кашицу, сунул под нос волчонку, а сам вогнал зубы в мягкую, истекающую кровью плоть.

Волчонок в удивлении осмотрел свой завтрак, что появился вместо привычного молока. Обнюхал, вспомнил недавнюю трапезу, запах красного молока источала и эта странная еда. Осторожно попробовал и, убедившись, что вкусно, сожрал всё.

– Вот молодец. – Бэр накрошил ещё. – Ешь, а у меня работа.

Скоро по лесу разнесся стук топора, взятого из окоченевших в посмертии рук Волка. Солнце село, нежный румянец листвы, ласкаемой его лучами, сменился багровыми отсветами, а затем вовсе посерел, когда погребальный костёр был готов. На закатной стороне осталась узкая полоска, переливающаяся серым, зеленым и темно-красным, не дающая света.

Бэр переносил братьев очень осторожно: ноги ещё плохо слушались, и он боялся споткнуться о незаметный корешок. Раны на руках открылись, мертвая кровь смешавшись с живой, побежала по жилам. Подобающе уложив их тела (руки на груди, сжимают оружие), он вернулся к телу, из которого уже вырезал печень. И принялся выдирать сердце. Вырезав комок мышц, проткнутый осколком кости, понёс к костру.

Довольно долго высекал огонь, кремень жалел искры, словно не желая разлучать его с родными. Наконец смог зажечь факел. Волчонок с интересом наблюдал за странным и непонятным для него действом. Решил для себя, что это игра. Вот сейчас братья закончат и будут играть с ним. Уж он за ними погоняется.

Факел опустился на костёр, огонь перескочил на сухой хворост. Разгорелся, жадно облизывая сырые поленья. Пока огонь не охватил всё, Бэр положил сердце со словами:

– Сердце убийцы.

Разрезал руку, щедро окропив тела братьев кровью.

– Кровь брата. Простите братья, другой жертвы не будет.

Словно поняв что-то, или просто поддавшись странной игре, волчонок заскулил и попытался запрыгнуть к мёртвым. Бэр подсадил. Зверёныш прошелся, понюхал, потыкался носом. Братья лежали не двигаясь. Они напоминали мать, которую он тоже безуспешно пытался разбудить. Заскулив, укусил себя за лапу. Взвизгнул от резкой боли, но на тела упало несколько капелек крови.

– Кровь спасённого.

Бэр снял волчонка, отошел. Глядя на буйство пламени, взлетающие искры, освещенную огнём поляну, прокричал.

– Братья! Пируйте в Вирии спокойно! Я отомщу! – и повторил шепотом, словно заклинание. – Я отомщу.

Со стороны поляны донёсся стон. Бэр бросился туда. Один хазар оказался жив. Стрела пронзила его насквозь, но он выжил и пытался уползти. Двигаясь, попал раной на сучок и не удержал стона. С большим трудом, подавив желание тут же убить его, Бэр ухватил хазара за плечи и заорал:

– Кто вас послал?!!!

Кочевник и не пытался вырваться. С поразительной скоростью, не глядя, ударил ножом. Почти попал. Чуть точнее удар и он был бы спасён. Но теперь сломанная рука повисла безжизненной плетью, а сумасшедший взгляд схватившего его воина не обещал ничего хорошего. Хазар окинул взглядом заваленное трупами пространство, охнул и с ужасом посмотрел на Бэра. Тот не удержался, ударил по щеке:

– Кто вас послал?!

Кочевник взмолился:

– Не убивай вита-азь! – Молил он, в истерике. – Ничего не знай! Не убива-а-ай!

Бэр взбесился. Ударил по ключице. Послышался треск ломаемой кости. Пинок в плечо заставил обломки прорвать кожу. Пока тонкие кости вновь не скрылись в теле, он схватил их и начал тереть друг о друга, выговаривая сквозь зубы:

– Кто вас послал?!

Кости скрипели, костный мозг смачивал мелкие кусочки, откалывающиеся с каждым движением. Такую жестокую пытку выдержать невозможно и хазар спустя мгновение завопил и быстро затараторил:

– Кна-а-азь! Нашли его сын со вспоротый живот, и он велел «Идитя и найдитя убийца!» И мы пошли, нашли вас по следы. Хотели взять живой, но ты проснулса-а-а!

Это всё! Больше я не знай! Не убивай! Смилу… – Тонкая струйка крови потекла изо рта. Сердце не выдержало, и кочевник отправился в когти Ящера.

Бэр отшвырнул тело. Проклиная всё и вся, разгрёб красную жижу в нескольких местах. Наконец выудил свою секиру. Сломил сухую веточку, поскрёб ей оружие, очищая от засохшей крови, и, едва сдерживая рыдания вернулся к костру.

Поленья разгорелись во всю мощь. Бушующее пламя вздымалось до неба, грозя поджечь жилища богов, облизывая обжигающими языками чересчур низкие облака. Волчонок сидел на корнях дерева и заворожено смотрел на огонь. На чёрной шерсти играли всполохи, превращая зверёныша в маленького демона.

Бэр не стал садиться. Он стоял, сжимая оружие, и смотрел на огонь. И чем сильнее горел костёр, тем больше пустоты появлялось в душе. Когда от тел не осталось ничего, а костёр превратился в угли, он упал на колени и зарыдал.

– Братья, зачем вы пошли со мной?!

Рядом тонко взвыл звереныш, и волчий хор всю ночь оглашал лесные дебри. Под эти звуки Бэр и заснул.

Он снова был с братьями, они сидели на той же поляне, только деревья стали чересчур размытыми, а за ними не угадывалось леса, и ели кабана. Неверные тени плясали за деревьями, бэру казалось, будто он слышит далёкие голоса, крики. Жуя мясо, Волк произнёс, по своей привычке, сквозь чавканье:

– Не кори себя, брат. В нашей смерти нет твоей вины. Даже если бы ты ушёл тайно, мы бы тебя догнали. Нашли по следам.

Лис, проглотив изрядный кусок, поддержал брата:

– Мы всегда будем с тобой. Наша кровь смешалась, теперь мы едины и наша сила будет жить в тебе. А проклял ты себя зазря, ты не виноват, но ничего уже не поделаешь.

До слуха Бэра долетел тихий волчий вой.

– Тебе пора. – Сказали братья хором и растворились в тумане вместе с поляной, кабаном и костром.

Бэр проснулся. Волчонок жалобно скулил, требуя пищи.

– Есть хочешь? Потерпи, сейчас поохотимся.

Но солнце было уже в зените когда, наконец, удалось подстрелить небольшого зайца. Весь лес наполнял запах свежей крови, и зверьё стремилось уйти подальше от страшного места.

Дав Волчонку напиться крови и сожрать печенку, Бэр освежевал зайца и съел сырым. Протянул кость Волчонку.

– Будешь?

Но тот, осоловев от сытости, покрутился и улёгся подремать.

– Ну, как знаешь.

И парень начал грызть молодые косточки, добывая сладкий мозг. За этим занятием он вспомнил Наталью, но ни щема в груди, ни желания оказаться рядом не ощутил.

Ручеёк, к которому Бэр подошел напиться, отразил лицо: вместо молодого, слегка печального парня, из воды на него смотрел седовласый старец с язвой на лице. Мельком брошенный взгляд выхватил жар пламени, полыхающего в душе, но через мгновение огонь спрятался за зрачком. Парень умылся, сдирая остатки засохшей крови, оставил лишь корку на ране – старец превратился в мужа с уродливым шрамом через глаз, но седые волосы остались.

Волчонок, напившись воды, желал играть. Гонялся за бабочками, пытался поймать кузнечика. Шерсть стала совершенно чёрной, гибкие мышцы уже буграми переваливались под шкурой – было видно, что станет таким же огромным как убитый отец.

– Надо бы придумать тебе имя, – сказал Бэр – будешь Волком?

Волчонок махнул хвостом, мол, буду.

– Вот и ладно. – Улыбнулся парень в ответ. – В город пока лучше не соваться. Поживём в лесу, пока ты не вырастешь.

Деревья рассержено шумели, возмущаясь сильным ветром. Полная луна то исчезала за рваными краями плотных, злых облаков, то появлялась вновь, неизменно выходя победителем из неравной схватки. Плотный туман надвигался от реки, скрывая землю с редкими кустиками травы. Промозглая сырость, падающая с неба, грозила перерасти в ледяной дождь, но и она обжигала случайных путников безжалостным холодом, гонимая северным ветром. Иногда доносился треск сломанных ветром ветвей, сердитый вой звереющих от холода волков.

Непостоянный лунный свет выхватывал стены города, лишённые всяческих огней, венцы теремов, укрытых этими стенами. Пустошь, окружающая поселение лишь иногда держала на себе чахлые кусты, неспособная взрастить ничего более живого, слишком часто здесь пасли городской скот.

Горящие жёлтым огнём глаза огромного волка наблюдали за человеком, карабкавшимся на стену, окружавшую город. Мужчина поднимался легко, и только он знал, каких усилий это ему стоило. Немного отсыревшие брёвна частокола позволяли без шума, лишь с лёгким хрустом, вгонять в них надежные кинжалы. Человек подтягивался на одном и втыкал следующий. Пот катил градом, но он неуклонно подбирался к верхушке. Наконец мягкие подошвы сапог тихо стукнули оземь на той стороне.

Бэр затаился, высматривая чересчур бдительных стражей, но, похоже, те, успокоенные непогодой, дремали в своих коморках. Неслышно, словно лунный свет, он двинулся к самому большому терему, скорее всего, княжескому дому.

Или работники поленились и не обрубили, выступающие на углах, концы брёвен, или князю так нравилось, но теперь Бэру не пришлось думать, как забраться внутрь: булатный кинжал охотно вгрызался в торцы брёвен, позволяя хозяину подниматься всё выше… Поднявшись на третий поверх, он, втыкая длинные лезвия клинков в щели, перебрался к окну.

Пока Бэру невероятно везло, он попал прямо в княжью спальню. Свет лучины выдёргивал из мрака стены, украшенные многочисленным оружием, сундуки с одеяниями, разбросанную вперемежку по полу мужскую и женскую одежду, сиротливый сапог, заброшенный на стол, остатки позднего ужина плавали в разлитом по столу вине.

Сам владыка, насколько позволял видеть дрожащий свет, лицом походил на своего сына. Некогда мышцы сильного воина, лишь слегка заплыли жиром и ещё не утратили свою мощь. Трепещущий огонёк светильника освещал широкую спину, покрытую застарелыми шрамами. Князь старательно пыхтел на постанывающей бабе, Бэр видел розовый кончик молодой груди.

Двигаясь кошачьей походкой, он подошел к двери, окованной, для прочности, металлическими полосами, без скрипа задвинул железный засов, ещё сохранивший следы недавней смазки. Дверь массивная, добротная из тщательно высушенного дуба, такую не всякий таран вышибет.