Текст книги "Проклятый (СИ)"

Автор книги: Александр Лимасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Собрав людей тесной группкой, Бэр подпоясался перевязью с двумя десятками кинжалов, сложил на землю всё остальное оружие, набросил на плечи два мотка верёвки. Велел ждать, а сам полез на стену уже испытанным способом – вгоняя прочные лезвия в столбы частокола, образуя лестницу. Забравшись наверх, он окинул взглядом подмостки для стражи, свесился к своей дружине и шепнул:

– Волчонок, подними моё оружие.

Пока мальчишка забирался по кинжалам, поднимая меч воеводы, свою секиру, оба лука и тулы со стрелами, Бэр привязал верёвки и сбросил вниз.

– Поднимайтесь.

Не дожидаясь остальных воинов, он забросил меч за спину, накрест лёг ремень тула, поднял лук. Ещё раз оглядев помост и не увидев стражей, велел Волчонку двигаться по стене, убивая всех, кого встретит, уже поднявшемуся Выбейглазу – в другую, а сам тихо спрыгнул и помчался к дому в котором разорвал горло князю. Сейчас там должны быть те, кто впустил хазар. У него было к ним много вопросов.

Бэр подбежал к дверям, когда раздались крики, лязг оружия. Ругнулся:

– Болваны! Выпустили местных, они ж всех перебудят. – В княжьем тереме вспыхнул свет.

– Ящер!!! – заорал он, рубанул с ходу пару раз. Плеснуло тёплым, под ноги что-то упало. Вышибив дверь, он ураганом понёсся по коридорам, сметая стражей. Ворвался в княжью спальню – пусто. Бросился по комнатам – никого, лишь в одной испуганно шарахнулся о стену хилый человек, забился в угол, взмолился:

– Не убивай! Я лишь слуга.

Оборотень схватил его за глотку:

– Где глава! – слова опять, помимо воли срывались на звериный рык.

– Кто ты? – прошептал человек, п

таясь вжаться в стену.

– Воевода князя Владимира. Отвечай!

– Глава ушел. Подвинь этот сундук, там лаз.

Оборотень пнул окованный железом ящик, отослав к стене и обнажив дыру в кладке брёвен. Не раздумывая, он нырнул в открывшийся ход, выскочил в соседней комнате. Что-то засвистело над головой, Бэр, не глядя и не поднимаясь, махнул мечом, кто-то завопил, но оборотень уже вскочил, ноздри подсказали, что в комнате десяток сильных мужчин и где они стоят. Меч полетел в ближайшего, пробив грудь и пригвоздив к стене, а в руках уже лук. Все двигались как-то вяло, даже стрелы летели медленно и он успел убить всех прежде чем они сделали хотя бы пару шагов. Отбросил лук, снял тул, махнул рукой и с острой полосой серебристого металла в руках бросился к двери. За ней оказалась винтовая лестница сбегающая вниз. Подкованные сапоги стучали где-то в глубине.

Ступени всё не кончались, света не было и если бы не волчий нюх, указывающий след от смолистого факела, то пронёсся бы мимо неприметного хода. Сунулся, было, следом, но вдалеке что-то щелкнуло, донёсся грохот падающих камней и шум воды. Почуяв неладное, бросился назад к лестнице. Едва поднялся на десяток ступеней, как из хода, пополам с грязью и камнями, хлынула вода, круша всё на своём пути. Задержись он хоть на мгновение – смололо бы этой кашей. Грязно выругался и побрёл наверх.

Выбравшись из мрака в залитую кровью комнату, постоял, привыкая к свету, перекинул через плечо ремень тула, пристроил дугу лука в налуч, протиснулся в лаз. Слуга испуганно бросился к двери, но Бэр поймал за горло, сдавил, там что-то хрустнуло и безжизненное тело упало к его ногам. Знал он о засаде или нет, сейчас у оборотня не было ни малейшего желания разбираться. Вышел из терема и побежал на крики.

Дружинники, не смотря на ошибку с черниговцами, сработали неплохо, хазар перебили почти всех, а оставшиеся засели в большом доме, хоть и просторном но без выхода. Они упорно отстреливались. Узкие окна позволяли пускать стрелы, не боясь ответных – подойти невозможно. Дружинники Бэра скрывались за углами строений. Выбейглаз ярился, но сделать ничего не мог. Подбежавший воевода ругался страшно, дружинники аж заслушались. Потом, подумав, послал за горшками с конопляным маслом, а трём лучникам велел обвязывать стрелы пенькой.

– Что ты хочешь делать? – поинтересовался Волчонок, закончив обматывать десятую стрелу – Сжечь их?

– Угадал. Зальём их маслом и подожжём. Да, распорядись принести воды, так на всякий случай.

Тем временем принесли масло. Выбрав самых сильных дружинников, воевода велел привязать к кувшинам верёвки и, забравшись на крыши, куда нельзя было направить стрелы из осаждённого дома, раскручивая бросать. Кувшины разлетались на черепки обливая стены и крышу маслом, парочка даже попала в дом, проломив соломенный верх. Зажгли стрелы.

Всё занялось мгновенно, до небес взметнулось пламя, послышались крики ужаса и боли. Тех, кто не выдержав, выпрыгивал из дома, убивали стрелами, но большинство предпочло сгореть заживо.

Обошлось без большого пожара, сгорел только один дом. Занявшиеся было крыши соседних, быстро залили водой. Восторгу освобожденных горожан не было предела, витязи тут же получили все, о чём могли мечтать. Их повели в самые большие и богатые дома, накормили и уложили спать на самые мягкие перины.

С утра, сразу после того как дружинники привели своих коней с лесной поляны, начались празднества в честь освободителей, на площади накрыли столы, зазвучала музыка, самые красивые женщины подсели к киевским витязям, даже Волчонку досталась одна, помоложе. Началось свободное веселье, не стесняемое боярами, волхвами и князьями. Кто-то пустился в пляс, кто-то запел, кто-то кому-то уже правит личину, в другом месте братаются те, кто успел подраться раньше.

Свежая рыба, ещё парящее и истекающее кровью мясо, всё только что добытое шло на приготовление блюд, простых, но от этого не менее вкусных, чем изыски княжеского стола. Квас, медовуха, ключевая вода – всё возвращающее силы, но сохраняющее ясность ума. Не слышно пьяных выкриков, так раздражающих оборотня на княжеских пирах. Вот уже день клонится к вечеру, а честной пир всё не утихает. Дружинники раскраснелись, если есть понемногу, так можно просидеть за столом целый день, но они уже и наелись и натанцевались, а по ощущениям пир только начинается.

Красавицы, игриво постреливающие глазками, сменились девицами на выданье, они рдеются и опускают глаза, но молодость делает своё дело, дружинники не могут оторвать от них глаз. Это когда они ехали на жестокую сечу, было не до девиц, а теперь – самое время. Больше всего девушек, как всегда, вьётся вокруг воеводы, но он что-то загрустил. Пьёт, ест, но не весел.

Ночь накрыла всё своим покрывалом, щедро рассыпав по небу серебряную пыль, зажглись костры. Легкая улыбка тронула губы оборотня, ночь – его время, вот он уже в кругу танцующих. Совсем юная девушка лебёдушкой поплыла через хоровод, коснулась руки седовласого молодца, взяла за пальцы, увлекая в центр. Мелодия сменилась, зазвучала строже, напористей, побежала стремительной горной рекой. Молодица зарделась, закружила воеводу в танце. Платье из дорогой ткани вьётся облаком, не поднимаясь, впрочем, выше щиколоток. Голову опоясывает шёлковая лента, из под неё спадает тяжёлая коса, отливающая золотом. Красавица не хуже Алёны. Постепенно остановились танцующие, смотрели во все глаза, настолько красива была пара. Казалось, будто сама богиня весны Лада и лучезарный Ярило спустились к смертным. «Вот достойная жена для воеводы» – одновременно подумали все витязи.

По обычаям, именно на весенних праздниках соединяются молодые, если сейчас Бэр поцелует её, то праздник продолжится уже свадьбой. Воевода наконец успокоится и станет помягче. Вот прозвучала последняя мелодия, пальцы на струнах остановились. Воевода отступил на шаг, поклонился девушке, поблагодарил за танец и направился к столам. Перехватил недоумевающий взгляд Выбейглаза, дескать, почему? Знаешь, ответил взглядом.

Поднялись кубки, зазвучали здравицы и веселье пошло по новой. На столах сменили блюда, мясо жарили уже прямо на площади, каждый, так как хотел, по своему вкусу. Постепенно исчезли все женщины, и с ними многие из дружинников, Бэр не возражал, пусть отдохнут от двух месяцев каторжной работы, сегодня они заслужили. Чуть погодя, большинство вернулось. Ласковые руки и жаркие объятья не заменят воинской дружбы, тем более что воевода не соблазнился обществом юной красавицы, а предпочел остаться со своими воинами. К утру вернулись все.

Едва виднокрай окрасился красным, воевода велел собираться в обратный путь. Провожать их вышел весь город, многие несли подарки, кувшины с напитками, еды в дорогу, многим воинам девицы подносили плащаницы, обещали дождаться. Бэр посматривал на это с лёгкой усмешкой: не дождутся девицы, выйдут за тех, кого прочат родители, но мужчинам нужно верить, что их ждут, что есть куда возвращаться, даже если возвращаться некуда. Он гикнул, свистнул и повёл дружину из города.

Снова перед ним развилка, но теперь поедут по кружной дороге, спешить больше некуда. Обоз поставили посередине, сломав стройный ряд дружины.

Массивные створки южных киевских ворот пошли в стороны, давая дорогу Бэру и его дружинникам. Новости разлетаются быстро, и весь город встречал своих героев. Пёстрая толпа вопила невообразимым многоголосьем, провожая войско к главной площади, переходящей в княжий двор. Через всю площадь пробежала широкая дорожка из цветных ковров, перекинулась лестницей и поднялась к княжьему терему, бросившись ступенькой под ноги князю, а краешком ковра, словно подлащиваясь, легла к копытам вороного скакуна.

Оборотень спешился, тряхнув седой гривой и расколов подкованной подошвой подвернувшийся камешек. Вопли прекратились, сейчас князь будет чествовать своего воеводу. Из толпы выдвинулась Алёна, неся на руках шубу. Едва заслышав о возвращении войска, она побежала в каморку Бэра и забрала дорогую одежду. Зная нелюбовь воеводы к пышности, она решила, что княжий подарок поможет ему выглядеть достойно в окружении бояр, разряженных в меха и сверкающих золотом перстней.

Бэр ступил на ткань ковра и гордо двинулся к князю. Его воины шагали боевым строем в два ряда, выгодно отличаясь от вечно толпящейся старшей дружины, заставляя задерживать дыхание, любуясь ровным шагом. Владимир, чуть сдвинув брови, заговорил:

– Мне доложили, что ты, Бэр, и твои воины вернули Чернигов Руси. Все русичи благодарят тебя и восхищаются великим деянием.

Толпа снова грохнула криками восторга, бабы бросали на воинов многообещающие взгляды, девки краснели, опускали глаза, мальчишки вопили, а старики сыпали благословениями. Князь вскинул руку. Дождавшись, пока всё стихло, он продолжил:

– Ещё мне доложили, что ты, пользуясь боями, украл черниговскую казну! Я требую ответа, Бэр, воин из леса!

Тишина стояла такая, что пролети муха – оглушит звоном крыльев. Губа воеводы изогнулась, показывая острый клык, но, справившись с собой, он заговорил чересчур ровным голосом.

– Хотелось бы узнать, кто доложил тебе такое?

Из-за боярских спин появился холеный статный человек. Он нес себя гордо, как дорогое украшение на подушечке из шёлковой ткани.

– Я свидетель тому.

– Сам-то ты кто?

– Глава Чернигова.

– Владимир, я не трогал той казны.

– Нет тебе больше веры! Как-то ты сказал про свой счёт. Теперь мне всё ясно. Отдай свой меч, Бэр!

Стражи двинулись к воеводе, а дружинники Бэра обнажили оружие. Триумфальное приветствие грозило перерасти в кровопролитие, если бы Бэр не рыкнул громовым голосом:

– Стоять!!! – стражи с удовольствием остановились, они знают, на что способны дружинники Бэра, и желанием связываться с ними отнюдь не горят. – Слушай меня, князь и ты, глава Чернигова. Мы отбили город ночью, а днём захватили хазарский обоз, вывозивший казну. Мы пригнали его сюда. – Бэр взмахнул рукой, и служки вывели на площадь коней, тянущих тяжёлые телеги, гружёные мешками. Оборотень подошёл, вынул кинжал. Полоснул по одному мешку, на землю посыпались брусочки золота.

– Цельные рубли! – разрезал другой, блеснуло серебром. – Гривны!

Сдёрнул покрывало с третьей телеги, схватил несколько дорогих шкурок.

– Куны! Раз ты так жаден, князь, – он стащил шубу с могучих плеч, бросил в пыль. – забирай свой подарок! И ещё, Чернигов не захватили. Его главы открыли ворота хазарам, вступили с ними в сговор. Но ты любишь своих бояр, Владимир, вот и оставайся с ними. Раз ты не веришь верным воинам, я ухожу. Надеюсь, возврат города и казны окупят моего коня и одежду.

Полыхая яростью, он вскочил в седло.

– Прощай, Владимир. – его взгляд словно ножом резанул по глазам князя – Прощайте воины.

Но тут заговорил Выбейглаз:

– Я слышал, как князь поверил лжи боярина и не поверил правде воеводы. Так пусть князь остаётся с боярами, возвращенная казна окупит не только коня и одежду Бэра, но и всех наших коней и всё вооружение. Мы тебе ничего не должны, Владимир, я ухожу с Бэром и, думаю, многие уйдут с нами.

Князь в бешенстве смотрел, как вся его личная дружина развернулась и последовала за Бэром словно стадо, нет стая. Стая волков. Процедил сквозь зубы, указав на главу Чернигова:

– Этого на кол! – и приказал – Всем гуслярам, всем сказочникам и волхвам, всем русам, никогда не было Бэра, никогда не было моей личной дружины, никогда не захватывался Чернигов! Ничего этого не было под страхом смерти! Разнесите мои слова по всей Руси, а соглядатаи пусть бдят! И срочно призвать волхвов новой веры, нам нужен другой культ!

Владимир дрожал, слезящиеся от рези глаза метали злые молнии. Пока он шел в боярскую палату, служки испуганно шарахались в стороны, спасаясь от гнева князя.

Через неделю Владимир ослеп.

Глава 10

Шесть дней прошло с тех пор, как Бэр покинул княжий двор, Владимир даже не пытался остановить его. Бывшая охрана князя, а теперь лишь хорошо вооружённые разбойники, они скакали всё дальше и дальше от Киева. Теперь они были свободны от всех обязательств, но в первую же ночь состоялся совет, на котором единодушно провозгласили Бэра своим князем и поклялись в верности, а он рассказал им о том, что хотел сделать с их помощью. Порешили умереть, но каганат уничтожить. Не ради князя, а ради Руси, ради сожженных домов и осиротевших детей, из-за того, что пришлось взяться за мечи вместо плуга.

С каждым конским скоком приближались земли хазар. Несколько раз они натыкались на мелкие группы кочевников, человек по триста-четыреста, последние оставшиеся в живых под пытками указывали местонахождение кагана и его советников. Войско двигалось стремительно, сметая обозы, маленькие отряды. Хазары совершенно не опасались нападения, и понимали, что в облаке пыли несутся не степняки, а русские витязи, только когда стрелы вспарывали их тела. Обозы были богатыми, но брали русичи только еду, питьё и стрелы. Не отягощая себя и коней лишней ношей, покрывали в день до сотни вёрст. К вечеру седьмого дня остановились у широкой реки.

– За этими водами начинаются их земли. – пробормотал Выбейглаз. – Мы добрались без потерь. Что дальше, Бэр?

– Ударим в самое сердце. Вели привести оружие и одежду в порядок. И пусть готовят стрелы, их должно быть не меньше сотни на брата.

Помощник развернул коня и спустился к воинам. Бэр спрыгнул на землю, расседлал скакуна и с тоской всмотрелся в противоположный берег. Солнце садилось, окрашивая всё в огненный цвет, превращая реку в поток крови. Ветер доносил запахи ковыля, высушенных трав, горьковатый, но приятный аромат полыни, пересохшей земли. Ветер степи, ветер зноя.

Донёсся конский топот – возвращается Волчонок. Его молодой жеребец по-прежнему слишком сильно вбивает копыта в землю, то ли от дурной силы, то ли от гордости. Проносясь мимо, паренёк заорал:

– Князь, князь, я нашёл брод! – Бэр недовольно сдвинул брови: мальчишке нравится называть его так. Он не понимает, что войско просило принять этот титул. Он сделал это для них, чтобы не чувствовали себя изгоями, чтобы могли говорить: «Мы пошли за СВОИМ князем».

– Но я не князь, – шепнул он – я Бэр, воин из леса. Охотник, землепашец, убийца, оборотень. Кто угодно, но не князь. И я не знаю, что будет завтра, я знаю лишь то, что очень хочу искупаться.

Он разделся и нырнул в холодную воду. Поплыл, задержав дыхание, насколько смог, вынырнул, осмотрелся. С середины реки видел, как конь вломился, поднимая тучи брызг, на мелководье, начал взбрыкивать, шугая рыбу. Бэр несколькими мощными гребками добрался к своему вороному.

– Искупаться хочешь? Давай я тебя помою.

Он купал своего зверя под постоянной угрозой атаки хазар. Самозабвенно скоблил короткую шерсть, расчёсывал длинную гриву и чувствовал себя мальчишкой, купающим пегую кобылку родителей. По весне ей предстояло пахать землю, а пока нужно холить её, кормилицу. Когда же это было? Следующей весной тянула плуг, а осенью она должна была ожеребиться, но околела, так и не разрешившись от бремени. И весной соху тянули он и братья. Потом… А что потом?

– Хазары! – прошипел он. – Будьте вы прокляты! И будь я проклят, что не ушёл тайно. Перун, я иду к тебе! Я знаю, что ты слышишь, готовься!

Он вернулся в действительность, воспоминания приносили боль. Конь стоял, не двигаясь, страшась потревожить хозяина, занятого какими-то очень важными и непонятными ему, обычному чёрному жеребцу, мыслями.

– Ты, мой хороший. – Бэр гладил бархатный нос, стыдясь признаться в своей слабости даже коню. Признаться, что спасается от постоянных мучений в воспоминаниях о таких крохотных кусочках счастья, которые всё же были. Были, даже в его проклятой жизни!

Зачерпнул пригоршней воду, плеснул в умную морду. Поднимая облака водяной пыли, выгнал коня на берег, вышел сам, оделся. Ругнулся, опять разделся и принялся стирать рубаху и штаны, вымывая пыль и пот. Развесив одежду по кустам, потащил к воде потничек – кони тоже чистоту любят. Выполоскал, разложил на гальке, улёгся сам. Так и лежал, любуясь закатом.

С первыми звёздами прибежал Волчонок:

– Бэр, воины волнуются. Может, чего случилось?

– Нет, всё в порядке. Народ почистился?

– Даже помылся.

– Почему я не видел?

– Не хотели тебя беспокоить и мылись там, – он указал ниже по течению. – за изгибом. Ты какой-то странный князь.

– Я же просил, не называй меня так. А странный я потому как мы на границе хазарских земель. Те, с кем мы бились, так, мелочь, неопытная молодёжь. А среди них есть и матёрые. – он поёжился, вспомнив убийцу братьев. – И все они там, за рекой, при кагане.

– Сомнём, втопчем в пыль! – уверенно заявил мальчишка.

– Думаешь?

– Уверен!

– Сядь, я тебе кое-что расскажу. У меня было два младших брата. Такие же ловкие и умелые. Мы заночевали в лесу. – на ледяные глаза навернулись слёзы, голос сорвался. – Напала сотня хазар. Мы перебили всех, остался один. Он убил братьев и оставил мне на вечную память этот шрам. – Бэр коснулся пальцами кинжального следа на лице. – Он был один.

– Но ты убил его?

– Сам чуть не погиб!

– Сомнём! Заставим умирать в мучениях! На колья, четвертовать, крюком за ребро! Рвать конями, хоронить заживо!

– Неужели это я сделал тебя таким кровожадным? – ужаснулся оборотень.

– Нет, они! Ты ведь сам жаждешь этого! Признай!

– Да, жажду. Но запомни, Волчонок, разница между нами и ними кроется так глубоко, что её можно и не заметить.

Они следуют за своими желаниями, издеваются, пытают, глумятся над трупами. Мы убиваем. Просто убиваем. Иногда жестоко. Иногда стариков, женщин и малых детей. Подвергаем чудовищным пыткам, но по необходимости, а не ради удовольствия. Едва русич прольёт кровь просто так, начнёт глумиться над побежденными, как он становится хазаром. Ярость, злость – их следует выпускать в бою, а жестоким пыткам подвергать тех, кто на твоих глазах издевался над беззащитными. Запомни мои слова накрепко.

Волчонок сидел притихший. Мир в его глазах стал намного сложнее, спросил неуверенно:

– А когда не станет ни русичей, ни хазар?

– Русичи будут всегда, как и хазары. Мы становимся ими не по рождению, а по своим поступкам. И жизнь даётся человеку, чтобы определить, кто он. Один последний поступок может превратить одного в другого, мне дед рассказывал, а я говорю тебе. Ладно, не забивай голову. Пойдём в лагерь.

Бэр быстро оделся, подобрал конскую сбрую, свистнул, подзывая своего скакуна, и побрёл к кострам. Сытно поужинал свежей говядиной, захваченной в последнем обозе и, окончательно разнежившись, улёгся спать, положив под голову седло.

Утром, едва небо начало сереть, поднял воинов и повёл через реку, следуя ориентирам Волчонка. Едва русло скрылось из вида, как начались неприятности. Только что в небе не было даже намёка на облака, как подул ветер и пригнал тяжёлые тёмные хлопья. Перун метнул огненную стрелу. Каменные стены небесной цитадели рухнули с грохотом, сотрясшим землю, и упали первые капли из ран богов. Битва была недолгой, но жаркой. Божественная кровь лилась ручьями и обрушивалась ливнем на степь. Дождь вбил в землю запахи, позволяющие Бэру определять движение хазар, прибил пыль, маскирующую его витязей. И, когда тучи, наконец, разошлись, сияющие доспехи стали видны за много вёрст, заранее предупреждая о приближении русичей. В довершение всего, на самом виднокрае появилось войско из множества всадников.

Бэр тут же сделал лицо жёстким, холодным. Его воины должны видеть мрачную решимость, черпать в нём стойкость. Донеслось гикание, свист. Оборотень слегка расслабился, пробормотал:

– Молодёжь, неопытные, думают побить с наскока. Ну-ну.

Волчонок занервничал:

– Бэр, их слишком много.

– Тысячи три, если не больше. – поддержал Выбейглаз.

Вместо ответа воевода поднял руки, сжал кулаки, развёл в стороны, разжал, растопырив пальцы. Тронулся с места, доставая лук. Его войско начало расходиться клином. Первая сотня приготовилась к стрельбе. Клин двинулся на приближающихся хазар, набирая скорость.

Их разделяет две версты. Верста. Пятьсот шагов. Бэр пустил первую стрелу, тут же пошла вторая. Через несколько мгновений ушла вся сотня. Триста шагов. Он выхватил меч, взмахнул, давая сигнал своим лучникам. Сто шагов. Около тысячи хазар уже не поднимется с сырой земли. Витязи Бэра взялись за копья. Сшиблись. Пара ударов узким наконечником, метнули вперёд. Кто-то заверещал, понятно, жить может и будет, а вот о женщинах придётся забыть. Взялись за мечи и секиры. Пошла резня, хрипы коней, вопли раненых, скрежет металла о металл.

Бэр рубит свирепо, разваливая до сёдел, отсекая головы, руки. Ветер уже не треплет седые волосы, они потяжелели и слиплись от крови, вся кольчуга красная, а конь из чёрного превратился в тёмно-бурого. С каждым взмахом меча, с лезвия срываются капли, яхонтами переливаются на солнце, падая на пожухлую траву. Волчонок и Выбейглаз – за воеводой, бьют тех, кого не настиг клинок Бэра.

Страшный клин оставляет за собой дорогу шириной в полста шагов, залитую кровью и покрытую изуродованными телами по которым мечутся обезумевшие кони.

Перед Бэром замаячил просвет, пара ударов и он вырвался из хазарского войска. Всё, кочевники разделены надвое. Первые пятьдесят витязей с каждой стороны клина, вышедшие на свободу тут же развернули коней на осколки хазарского войска. Воины, не истратившие свои стрелы в начале битвы, укрылись за спинами соратников и начали стрелять. Заходя с разных сторон, войско Бэра заставило хазар отступить в море крови. Стрелы закончились, и лучники поспешили в сечу, создавая кольцо, из которого живым уже не уйти.

Хазар осталась тысяча, рубятся сурово, но уже видно отчаяние в их глазах. Восемьсот. Четыреста. Сто. Десяток. Протрубил рог и сеча прекратилась. Окровавленные клинки остановились в пяди от тел кочевников. Это было невероятным чудом, но из дружинников Бэра не погиб ни один, даже серьезных ранений не было. Русичи расступились и пропустили к пленникам огромного человека, залитого красным сильнее остальных.

– Можете умереть быстро и безболезненно, – начал он – только укажите, где каган.

Ответил юноша, отличающийся более дорогим оружием и надменным взглядом:

– Можешь пытать, жечь, бить, ничего не скажем!

– Связать! Мне некогда с вами возиться, но, клянусь Родом, ты будешь умолять о смерти, сам всё расскажешь! Вспомнишь даже то, как мамку сосал!

Бэр велел принести широкий камень, благо их много в степи, взял у одного из воинов палицу. Выволокли одного из пленников, стянули разношенные сапоги, засаленные, все в прорехах портки, заткнули рот.

– Это ждёт тебя, парень. Не скажешь ты, скажут остальные.

Хазара схватили за руку, прижали её к камню. Тот, решив что, будут выламывать пальцы, сжал их в кулак. Бэр лишь слабо усмехнулся и со всей дури шарахнул булавой. Послышался хруст ломаемых костей, кулак стал странно тонким, брызнуло красное, щедро окропив камень и окрасив показавшиеся осколки костей. Вопль разнёсся бы на всю степь, если бы не кляп. Бэр опустил булаву в кровавое месиво ещё пару раз, сломав заодно запястье, и принялся водить шипованым шаром по поверхности камня. Словно мельницей перемешивая мясо, кожу, осколки костей.

Пленник неожиданно дёрнулся, оставив на камне, то, что когда-то было кистью руки, попытался удариться виском об острый край и оборвать свои мучения. Его перехватили, быстро соорудили колодки.

– Локоть. – холодно приказал Бэр, сгребая хазарским мечом тошнотворное месиво.

На залитый кровью камень, просунув руку в колодку и крепко зажав, положили локтевой сгиб изуродованной руки. Воевода посмотрел на юношу, тот бледнел, но держался. Хазары, которых собирались пытать следующими сбились в кучу, их колотило крупной дрожью, но говорить, похоже, не собирались.

– Это гораздо больнее, чем выглядит. – говорил оборотень, круша суставы рук. Принялся за ноги. Закончив и с ними, приказал уложить промежностью. Несколькими ударами, сильными ровно настолько, чтобы пленник не терял сознания, превратил срамные уды в кашицу.

Проявляя сострадание, не оставил умирать от потери крови, а, коротко взмахнув, размозжил голову. Не выдержал, отошёл в сторонку, отдышаться и подавить тошноту.

– Тащите следующего.

Из кучки пленников отобрали одного. Пока волокли к камню, он ругался и грозил божественной карой, но, когда увидел останки предыдущего, завизжал поросячьим голосом:

– Не надо, князь! Всё скажу!

– Падаль! – заорал юноша. – Мой отец тебя!… – Бэр вбил его крик обратно в глотку вместе с зубами.

– Говори, хазар. Я слушаю. Но, если будешь заговаривать мне зубы, позавидуешь ему. – он кивнул на изуродованные останки.

– Каган! Он в половине дня пути с сыновьями и небольшой охраной!

– Убить всех, а юнца и этого труса возьмём с собой. Если солгал!…

Перерезав пленников, войско понеслось в сторону, указанную хазаром. Едва солнце опустилось за виднокрай, они добрались до места. Не желая возиться с охраной, Бэр велел перебить их стрелами. Люди метались в свете костров, обезумевшие, кто-то пытался стрелять в ответ, но таких Бэр убивал лично.

Каган расположился в небольшой долине, окружённой холмами, укрывающими от ветра и закрывающими пламя костров. Набрести на это место случайно было просто невозможно. В самой середине гордо возвышался расписной шатёр. Где-то далеко в степи находился хазарский город, но каган любил кочевье – это его и погубило.

Стрелы русичей сразили последних охранников. Кто ещё шевелился, получил лезвие в сердце или на шею. Кто-то пытался прорваться к коням, но там засели лучшие стрелки воеводы, и через булатный ливень прорваться не удалось никому.

Бэр черным смерчем ворвался в шатёр кагана, с ходу снёс головы двум старшим сыновьям – последним охранникам. Иногда на него накатывала такая ярость, что мог выстоять против целого войска, а тут всего десять вооружённых человек. А, вот и каган!

Отбросив изуродованное безжизненное тело, оборотень оглянулся на оклик. Перед ним плыл призрак.

– Перун!

– Я, воин из леса.

– Так это ты тайный советник кагана!

– Ты ведь знал это, своим волчьим нутром.

Задыхаясь от ярости – бог ведёт себя так, словно встретил приятеля, оборотень прорычал:

– Я вызываю тебя на бой!

– Иди в пустыню, Бэр.

Призрак колыхнулся и начал растворяться. Бэр бросился на него, хотел схватить, но поймал лишь воздух.

– Пер-р-рун!!!

От удара кулака несущий столб переломился как соломинка, шатёр провис. Воевода выскочил наружу.

– Волчоно-ок!

Мальчишка подлетел, споткнулся, едва не упал и застыл столбом. Бэр полыхал таким бешенством, что трава жухла на сажень от его сапог.

– Что угодно, князь?

– Снимай кольчугу.

Пока парнишка стягивал железную рубаху, Бэр снял свою. Дружина собралась вокруг князя, недоумевая. На мальчишеские плечи легли тяжёлые ладони князя. Оборотень заговорил. Громко, так, чтобы слышали все:

– Я, Бэр, передаю тебе титул князя и своих людей. – Бэр поднял свою кольчугу, надел на паренька. – Веди людей на северную границу Руси, там, будет твоё владение. Выбейглаз поможет тебе, слушай его советы.

Мальчишка бросился на шею Бэра, обнял:

– А куда пойдёшь ты, князь?

– Я уже не князь.

– Для меня ты всегда им останешься! Так куда?

– На восход, там лежит пустыня.