Текст книги "Закат империй"

Автор книги: Александр Лайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

– Давай дальше, – приказал Джави, притягивая к себе блюдо с холодным мясом. – Подожди. Эй, Мутаннар!

Церемонимейстер возник мгновенно, как будто прятался под подносом.

– Чего желает божественный?

Выглядел он куда более оживленным и бодрым, чем раньше. Его снедала жажда государственно полезных деяний и, конечно же, любопытство. И еще его переполнял восторг. Он понимал, что свершается нечто невообразимо важное, и был счастлив услужить. То есть оказаться сопричастным тому, о чем вскоре начнут складывать песни.

«Если бы он знал, насколько он прав!» – мысленно вздохнул Джави. «Только боюсь я, что мы тех песен не услышим. И не здесь их споют.»

– Принеси свежих лепешек, – приказал он. – Мягких пшеничных принеси, из самой лучшей муки, с топленым маслом. И харджиновых, да посолонее – таких, которые с сыром едят. И большой кувшин розового полусухого игристого, с юга Нортении – знаешь, слабенькое такое, шипучее, похоже немного на фидийский сидр.

– Два кувшина, – бесстрашно сказал Тамаль, не переставая терзать струны. – А лучше три.

– Пожалуй, я его задушу, повелитель, – с чувством сказал Баррахат. Совершенный в своей невыносимости нахал.

– А потом тебе оторвут яйца и заставят вместо меня петь про реки говна, – хладнокровно сообщил Тамаль. – Жалко тебя. Давай пусть лучше повелитель надо мной измывается. Я уже привык.

– Принеси два кувшина, Мутаннар, – добродушно сказал Джавийон. – Или даже три – будешь пить, Шер?

– Ох, – неуверенно сказал Баррахат, – жарко ведь, мочи нет. Как вы пить можете, повелитель? И мясо… с лепешками… с ума сойти можно.

– Я привыкаю, – серьезно признался Джавийон. – Меня Ник научил. Я тоже поначалу сомневался – но знаешь, получается, что и вправду все можно. И есть, и пить… и другое, наверно. Так будешь пить?

– Ну, – с сомнением сказал Баррахат, – если Ник учил… Давай действительно три кувшина, Мутаннар. Только третий ма-аленький…

– А второй большой-большой! – радостно дополнил Тамаль.

– А первый – ротонского хрусталя с золотым горлышком! – самолюбиво закончил Джави. – Что ж я, не император разве?!

– Повинуюсь, божественный! – восхищенно прошептал Мутаннар и растворился в сумраке террасы.

– Дальше, – деловито сказал Баррахат, – орден Эртайса. Пустозвоны и суесловы, да простит меня повелитель. Совершенно бестолковая свора родовитых безумцев, не знающих, куда деть время. Боюсь, что они забыли даже собственные легенды и тем более – древнюю историю ордена. Не уверен, что от них может быть какой-нибудь прок. Вот Коллегия Таинств – другое дело. Но они за последние десятилетия слишком увлеклись ритуалами Границ. И все чаще заходят на территорию Темных обрядов. Сумеречные мисты не особенно охотно делятся своими знаниями с кем бы то ни было, повелитель. Хотя знать могут многое.

– Знать – это хорошо, – глухо сказал Джави. – Но даже если смолчат – ты сможешь сделать какие-нибудь выводы из их молчания, Шер?

– Из самого молчания – нет, – Баррахат ответил не сразу, что-то взвешивая. – Но из формы, какую это молчание примет – можно попытаться. Далее: курия. Эти ответят. И полагаю, что ответят правду. И наконец, Башня. Про Башню мы уже говорили.

– Я убежден, что Хурру мне ответит, – сказал Джавийон. – И ответит правду – во всяком случае, насколько он ее знает. Даже честнее курии ответит, Шер.

– Ну, будем надеяться, – Баррахат скривился. – Повелитель, я еще раз напоминаю о своей некомпетентности. Я уважаемого Хурру в глаза никогда не видел, а вы рядом с ним провели несколько лет. Я бы, наверное, скорее обратился к Мирти Кайбалу – ведь научной работой, если не ошибаюсь, руководит он?

– Да, Хурру занят обучением неофитов, – кивнул Джавийон. – Молодых идиотов, вроде меня. Но все важные или даже просто интересные вопросы августалы Башни решают втроем – Хурру, Кайбалу и распорядитель священнодействий Деррик дан Син, лен д'Эльмон. Кому бы ты ни направил запрос, ответ подготовят все трое.

– Дан Син, – задумчиво повторил Баррахат. – Он из Умбрета?

– У него владения на самой границе с Нортенией, – объяснил Джави. – А Эльмон – это уже вообще восточная Нортения. Так что скорей его можно считать нортенийцем. А что?

– Да ничего, по правде сказать, – замялся Баррахат. – Просто интересно – Академия-то умбретская, а на высших ступенях иноземцы.

– А то, что в Совете Дамирлара собрались люди со всех концов Империи, и даже из-за ее пределов, тебя не удивляет? – желчно спросил Джави. – Каэнтор тоже не дурак. У него в Академии работают истинные ученые. Зато и учиться к ним приезжают со всего мира – и кстати, не бесплатно, как ты догадываешься. Но давай не будем отвлекаться.

Тут как раз появился Мутаннар, подгоняя кравчего и хлебодара, и все равно пришлось отвлечься. Тамаль, дорвавшись до кувшина, долго и вдохновенно хлебал из горлышка, игнорируя поставленный рядом кубок, потом с сожалением отставил емкость, горько вздохнул, обтер бороду и снова взялся за довлар. Джави завернул ломоть мяса в лепешку, надкусил и рявкнул на Мутаннара:

– Чего замерли? Топайте, топайте! И ближе тридцати шагов не подходить!

Баррахат сделал несколько глотков вина, которое тут же выступило липким потом у него на лбу, и с благоговением посмотрел на жующего императора.

– Не удивляйся, – проворчал Джави с набитым ртом. – Считай, что я тренируюсь. Говорят, даже тем, кто идет к берегу Восхода, надо что-то есть в пути. Давай считать письма, Шер. Значит, в Башню – раз, в курию – два, этим… эртайсовым рыцарям ты, как я понял, писать не советуешь?

– По-моему, бессмысленно, – откровенно сказал Баррахат. – Они, уродцы убогие, конечно, ответят, только ответят длинно и бестолково, а воспринимать их бред всерьез у меня все равно сердце не лежит.

– В Коллегию напишем?

– Можно рискнуть, – с некоторым колебанием сказал Баррахат. – Если ответят – хорошо, а нет – так, пожалуй, и лучше.

– А храмовникам?

– Храмовникам нужно написать обязательно. Правда, потом придется долго решать, как понимать их ответ. Да уж сообразим как-нибудь, повелитель. Кто поедет с письмами?

– Никто не поедет, – невнятно сказал Джави, уминая четвертую лепешку. – Я вызвал Аретиклея, некогда мне верховых ждать. Пошлем с лиссами. Если сегодня вечером отправить, завтра… то есть уже послезавтра поутру могут придти ответы. Конный курьер за это время еще и в один конец не доберется.

– Мудро, – одобрил Баррахат.

– Так ведь на кой ляд мы лисс держим, спрашивается? Глазки им строить? По-моему, как раз на случай спешной надобности. Хорошо же! Последний вопрос: что мы будем делать, пока ждем ответов? Просто нервничать?

– Зачем нервничать? – Баррахат подумал. – Будем потихоньку решать предварительные вопросы общей безопасности. Если повелитель склонен принять совет Уртханга по поводу Керта Сальтгерра…

– Я вообще-то тебя хотел, – извиняющимся тоном сказал император.

– Пусть повелитель не сходит с ума, – брезгливо сказал Баррахат. – Ну куда меня в стратеги?

– А разве мы сейчас не стратегией занимаемся?

– Ерундой мы занимаемся, прости Эртайс, не гневайтесь, повелитель. Уважающий себя стратег на таком уровне ответы еще даже не вычисляет, а просто знает заранее – по личному опыту.

– Закат. По опыту. – с убийственной иронией сказал Джави.

– Кризис, повелитель. Именно по опыту, – непоколебимо сказал Баррахат. – Какая разница, чем вызван кризис? Развиваться-то он будет не в каком-нибудь воображаемом мире, где нет ничего, кроме Заката. А в нашем с вами мире, повелитель. В том самом мире, о кризисах которого любой опытный стратег знает очень и очень немало. А хороший стратег – почти все.

– А Сальтгерр – хороший стратег? – настойчиво спросил Джави.

– Уж лучше меня, во всяком случае, – отрезал Баррахат.

– Дьявол… ну ладно, уговорили. Считай, что ты поддержал рекомендацию Ника, и я с ней согласился. Дальше.

– Прикажите ему немедленно принять командование оставшимися в городе силами. Если повелитель пока что не желает распространять слухи о Закате… я, во всяком случае, не стал бы…

– То?

– Можно использовать обтекаемую формулировку «на период отсутствия капитана Уртханга назначить исполняющим обязанности». А самому Сальтгерру сказать, что есть опасность спровоцированной извне попытки переворота… нет, нельзя так говорить.

– Почему?

– Видите ли, повелитель, ко внутренним распрям и беспорядкам Керт в таком случае будет относиться правильно. К тем, которые учинят наши любезные поданные. А вот возьмем, к примеру, ротонских гвардейцев… При заговоре, составленном на деньги Хигона, на них можно и нужно надеяться, как на силу, нейтральную по отношению к политике, и следовательно, преданную власти, как воплощению существующего порядка вещей. Но Закат – это не политика. Или уже не только политика. Сам порядок вещей нарушится. В ситуации «каждый сам за себя» список основных личных интересов претерпит поразительное изменение. Ну посудите сами, какое дело ротонскому наемнику до судьбы Дамирлара? Выжить бы самому, любой ценой – для начала. Потом, возможно, постараться помочь выжить друзьям и соратникам… если получится. А по определению даже это не получится, не может получиться. Так какой смысл подставлять свою шею за страну, которой через полгода не останется на картах мира? Нет, никакой наемник – не только из Ротоны, но даже из Дамирлара – не станет воевать и гибнуть за деньги и звания, тем более – за почести и славу. Только за себя или за идею. Я бы вообще выплатил наемной гвардии премию и отправил восвояси. По домам.

– Ник говорил то же самое, – признался Джави. – А денег на выплаты тебе не жалко?

– Если Закат на пороге – не жалко, – Баррахат пожал плечами.

– А кто собирался по поводу Заката гетмендийским самогоном спекулировать? – ядовито спросил Джави.

– Ну, повелитель, это совсем другое дело, – Баррахат посмотрел на императора с некоторым даже изумлением. – Это же как раз наоборот, когда деньги перестанут что-то означать для всех, а не только для нас с вами… Когда начнется настоящая сумятица, за золото уже ничего не купишь. А вот за еду – пожалуйста. Ну а за спиртное можно будет купить вообще все, что угодно. И без всяких вопросов, в любом хаосе.

Теперь удивленно поднял голову император.

– Очевидно, я не видел настоящего хаоса, – сдержанно сказал он.

– Да уж конечно, не видели, – проворчал Баррахат. – Тем более такого, какой нам предстоит. Такого в этом мире еще вообще никто не видел. Я не уверен до конца даже в сивухе… мда, шальных грибов накупить, что ли?

– Ты не шути, – посоветовал император, – ты думай. А если Заката не будет, что же мы тогда – зря ротенов лишимся?

– Ну, не обязательно же их немедленно отсылать, – отстраненно сказал Баррахат. – Когда все разъяснится, тогда и отошлем.

– А что по этому поводу подумают остальные правители? Шер, ведь только ненормальный без причины распустит ротонскую гвардию, это все понимают. Тут угрозой переворота не отвертишься. Что скажет сама Аальгетэйте в ответ на такой, я извиняюсь, довод? Как раз наоборот, если бы моему трону что-нибудь угрожало, я бы должен был просить дом Суатаоми прислать еще несколько тысяч ребят, для всяческой «опоры и поддержки».

– Повелитель, это мысль! – оживился Баррахат. – Напишите еще одно письмо – королеве. Правда-правда, повелитель, это светлая идея. Госпожа Суатаоми заведомо беспристрастна, надежна и нейтральна. Она не позволит подобному слуху распространиться, если он окажется ложным; а если он все-таки будет истинным, то она ответит ясно, точно и быстро. У нее лучшая в мире разведка, в конце концов! Если в мире есть хоть один непреложный аргумент – все равно, в пользу Рассвета или против него – то королева его уже отыскала. Или отыщет завтра. Императору Серебряной Конфедерации на прямой вопрос она ответит обязательно, хотя бы для того, чтобы подтвердить свой неукоснительный нейтралитет.

– Или откажет, чтобы подчеркнуть независимость, – мрачно сказал Джави. – Я бы отказал.

– Извините, повелитель, но именно поэтому в Сирранионе сейчас столица империи, а в Пяастиэ – цитадель Независимых земель Свободной Ротоны. Ответит она, ответит, можете не сомневаться. Тем более что королева, насколько мне известно, прекрасно относится к вам лично.

– Вроде есть немножко, – согласился Джави.

– Пишите, – решительно сказал Баррахат. – То есть диктуйте. Или… может, мне написать? Под вашу диктовку? Чтобы не расширять без необходимости круг посвященных?

– С кругом мы как-нибудь справимся, – с подозрительной гримасой сказал Джави. – Если бы это было самой большой проблемой… Что еще нужно сделать? С чего начнутся неприятности в столице, если они начнутся?

– Ну, это понятно, – не задумываясь, ответил Баррахат. – Это как всегда. Сначала пойдут мервов бить, потом напьются, потом грабежи, потом хайсыги соберутся в кулак и попытают счастья, пока темно и пыльно. Тогда про мервов временно забудут и пойдут бить хайсыгов. Бить их – дело, сами понимаете, нелегкое, так что скоро все устанут и напьются. Потом опять вспомнят, что мервы негодяи и Эртайса не чтут – и все начнется сначала. И будет повторяться до тех пор, пока не станет ясно, что бить уже никого не нужно, потому что все равно всем приветливо машет кладбище. А вот дальше даже не знаю. Дальше на моей памяти еще не забирались.

– Понятно, – Джави потер переносицу. – Может, тогда выставить из города мервов и хайсыгов, вместо того, чтобы ротенов разгонять?

– А куда? – пожал плечами Баррахат. – Мервов все равно будут бить везде, по старой привычке. Вы же знаете, что во всем всегда виноваты мервы. Если жрать нечего – значит, мервы все сожрали, а что не сожрали, то понадкусывали и спрятали под кровать. Если вдруг вселенная рушится, значит, мервский заговор против верных сынов Эртайса. Ну, а хайсыгам идти некуда. С вашего позволения, наш непобедимый и блистательный полководец в Бетранской долине пылинки на пылинке не оставил.

– И даже не с позволения, а по прямому приказанию, – вздохнул Джави. – Да, Шер, именно в такие мгновения я понимаю, что у правителя всего три проблемы – зато серьезные.

Баррахат поднял брови, демонстрируя интерес и внимание.

– Территория, собственный народ и милые соседи, – пояснил Джави. Можешь считать, что я шучу. Хотя на самом деле я вполне серьезно.

– Тогда пять проблем, – совершенно серьезно сказал Баррахат.

– Вот те раз, – досадливо сказал Джави. – А еще две откуда взялись? Боги, что ли? И судьба?

– Нет, повелитель. С богами и судьбой спорить нельзя. А проблема, принципиально неразрешимая, не может считаться проблемой.

– Здрасте! – Джави агрессивно заерзал на подушках. – А чем же она, по-твоему, должна считаться?

– Это вы у августалов спросите, повелитель. У мудрейшего сана Кайбалу, например. Я имел в виду во-первых: случай; во-вторых: все остальное.

– Не чувствую разницы, – с вызовом сказал Джави. – По-моему, и то, и другое – только разные названия для непредвиденных обстоятельств.

– Ну что вы, повелитель, – искренне обиделся Баррахат. – Случай вполне предвидим, он всего лишь непредсказуем. Ну смотрите: бросаем мы, например, кубик. Если звезда – идем вперед, если луна – выжидаем на месте, копье – идем направо, щит – идем налево, волна – отступаем.

– А если пустышка?

– Если пустышка, тогда плохо, – Баррахат сделал охраняющий жест над плечом. – Но может ведь выпасть шесть или семь пустышек подряд, упасите нас боги?

– Может, конечно, – кивнул император.

– Тем не менее такую случайность мы вполне можем предвидеть, завершил Баррахат. – А вот если кубик повиснет в воздухе… Вот такие шуточки я называю «все остальное».

– Понятно, – сказал Джави. – Но ты все равно неправ. Особенно насчет неразрешимых проблем.

– Покорно слушаю повелителя, – настороженно сказал Баррахат.

– Я, например, собираюсь у тебя на глазах потягаться с судьбой, император встал и с удовольствием потянулся. – А боги… Может быть, с ними и впрямь трудно спорить, Шер. Только ведь мы собираемся сами стать богами, ты помнишь?

– Мы? – Баррахат тоже поспешно вскочил, подобрав сердас.

– Как минимум я, по твоему настоятельному требованию. И еще наш верный великолепный Уртханг, по зову сердца и присяги. И наверняка найдется еще немало желающих, – император наконец попал левой ногой в сандалию, наклонился и щедро плеснул в кубок вина. – За богов, да будут они к нам благосклонны!

– Адиз-з-з! – ликующе заорал Тамаль и схватил кувшин.

– Адиз, повелитель, – сдержанно согласился Баррахат и поднял свой кубок. – Воистину адиз.

Император д'Альмансир сделал большой глоток, выплеснул остатки вина в бассейн и швырнул кубок следом. Тамаль неодобрительно посмотрел в бассейн и душераздирающе вздохнул. Баррахат быстро натянул сердас и замер, ожидая приказа. Но Джавийон без слов положил руку ему на плечо и громогласно позвал:

– Мутаннар!

– Я здесь, божественный! – церемонимейстер, кланяясь, выскользнул из тени террасы и остановился на безопасном расстоянии – как раз шагах в тридцати от императора.

– Найди глашатая, и пусть он возвестит всем придворным, что император почтил богов возлиянием. Пусть все немедля выпьют во славу богов, да пошлют они нам удачу в наших начинаниях!

– Адиз, повелитель! – Мутаннар начал торопливо пятиться к выходу из двора. – Что еще угодно божественному повелителю?

– Протокол-секретаря в мой кабинет, Аретиклей пусть ждет… где он там бишь расположился?

– В халкидоновом покое, повелитель, – негромко подсказал Баррахат.

– Вот там пусть и ждет, я к нему сам приду. Всем остальным оставаться здесь, кроме Тамаля. Тамаль, разбойник, ты пойдешь со мной. И ты, Шер. Ах да, Мутаннар! Еще найди Сальтгерра – как возгласит адиз, пусть сразу идет к Аретиклею и ждет меня.

– Слушаюсь, божественный! – Мутаннар убежал внутрь дворца.

– А Тамаля зачем? – недоумевающе спросил Баррахат вполголоса.

– Увидишь. Пойдем, Шер. Тамаль, пес, что ты копаешься?

– Повелитель, можно, я кувшин с собой возьму? – истово спросил Тамаль и на всякий случай скорбно сдвинул брови.

– Бери. Идем, быстрее! Во мне нетерпение взыграло!

Джави легко перепрыгнул ступеньки, легко и беззаботно пробежался по террасе и первым ворвался в кабинет. За ним, немного поотстав, появились Баррахат с Тамалем. Тамаль отдувался и сопел, что почему-то вызывало мысли о виноделии и дегустации.

– Дыши в другую сторону, мерзавец, – посоветовал Джави. – Или вообще не дыши.

– Зачем же не дышать? – самолюбиво спросил строптивый Тамаль. – Я могу и в другую сторону, если повелитель прикажет.

Распахнулась дверь и на пороге появился первый протокол-секретарь Тенджир Таваф, сын предводителя клана Муттаби.

– Позволит ли войти божественный повелитель? – певуче поинтересовался он. – Или повелитель изволит слушать песни?

– Входи, Тадж, – приветливо сказал Джавийон. – Будем писать длинные, но очень интересные письма.

– Но, повелитель, протокол не позволяет присутствовать при дипломатической переписке этому бездельнику, – вежливо напомнил Тенджир.

– Тадж, – сурово сказал Джави, – ты кому это говоришь? Если я сказал – можно, кто посмеет сказать «нельзя»?

Тенджир поклонился.

– Будет так, как прикажет божественный.

– Уже гораздо лучше, – сказал Джави довольно. – Заходи, готовь свои игрушки. Первое письмо будет в Ротону, королеве Аальгетейте, частное, конфиденциально.

– С голубым вензелем, значит, – меланхолично прокомментировал Тенджир, копаясь в сумке. – Отвезет особый порученец или императорский флаг-курьер?

– Лисса отнесет, – сказал Джави, разыскивая что-то в секретере.

– Мягкий пергамент, зеленый сургуч, зеленый воск, – привычно сказал Тенджир. – Я готов, повелитель. Царственной Аальгетэйте Суатаоми до Ротениа, дворец Звезды, Пяастиэ, так?

– Так, – сказал Джави, рассеянно улыбаясь. – Милая матушка! Сегодня поутру я получил дивное известие, с коим смею обратиться к вам, дабы…

Дверь снова растворилась и в щель просочился Мутаннар. Глаза его возбужденно горели.

– Ну что случилось? – укоризненно спросил Джави.

– Божественный повелитель! – сипло выдохнул Мутаннар. – Полномочный посол Свободной Ротоны покорно просит спешной и неотложной аудиенции с чрезвычайным сообщением для божественного императора!

– Ешь тя вошь! – не удержался Тамаль и зацепил кувшином за довлар. Довлар грохнулся на пол, порождая невероятный плывущий звон пополам с гулким треском. – Я дико прошу прощения у повелителя, но ведь вот!..

– Интересно, – одними губами сказал Баррахат.

– Так, – сказал Джави. – Ему нужен прием по парадной форме, или хватит рабочего?

– Он просит соизволить принять его для кратчайшей беседы в высшей степени доверительного характера, – понизив голос, сказал Мутаннар.

– Тогда веди сюда, – не задумываясь, сказал Джави. – Шер, будь рядом со мной, а ты, Тадж, обеспечишь церемониальные тонкости. Ох, дьявол! Шер, быстро принеси из соседних покоев любую рубаху! Только сухую. Стой! И сухую обувь!

– Повелитель, – возмущенно сказал Тенджир, – я требую удалить певца.

– Тадж, – сухо сказал Джави, – требовать здесь могу только я. Заткнись и выполняй свой долг.

– Мой долг, повелитель, как раз и требует обеспечить высшую степень доверительности беседы, удалив всех посторонних.

С террасы вбежал запыхавшийся Баррахат, отдал императору рубаху и тут же, опустившись на колени, стал помогать снять сандалии и обуть расшитые серебром мягкие туфли.

– Ладно, – чуть мягче сказал Джави, пытаясь попасть рукой в нужный рукав, – затихни, Тадж. Тамаль сегодня не отойдет от меня ни на шаг – во всяком случае, пока что не отойдет. И покончим с этим. Я так хочу.

– Я раб повелителя, – спокойно сказал Тенджир и поднялся из-за стола. Джави быстро застегивал последние пуговицы.

Церемонимейстер ожидающе посмотрел на молодого протокол-секретаря. Тот бесстрастно дождался, пока Баррахат вынесет на террасу сандалии, и официальным тоном приказал:

– Пригласите почтенного гостя и обеспечьте исполнение всех его ранее заявленных просьб, именем великого д'Альмансира!

Мутаннар распахнул дверь настежь и неожиданно могучим голосом возвестил:

– Полномочный посол Независимых земель Свободной Ротоны будет гостем божественного императора д'Альмансира!

Посол появился почти мгновенно. Невзирая на жару, он был одет как для церемонии высшего ранга, и даже исхитрился выглядеть так, словно это его не слишком обременяет. Невысокий худой человек, уже очень и очень немолодой, но отнюдь не дряхлый, быстрым шагом вошел в кабинет и низко поклонился.

– Моя повелительница, светлая королева Аальгетэйте шлет дружеский привет великому императору д'Альмансиру, – почтительно, но с глубоким достоинством сказал он. – Мой приятный долг – передать императору крайне срочное сообщение.

– Только истинно преданные глаза видят нас, – ответил Тенджир, выступая вперед и делая знак Мутаннару. Тот немедленно плотно прикрыл дверь в кабинет. К превеликому своему сожалению, церемонимейстеру пришлось сделать это снаружи, что оставило его одиноко изнывать от любопытства в коридоре.

– Только истинно преданные уши нас слышат, – Тенджир прошел к затворившейся двери и стал к ней спиной. Тамаль попытался повторить его действия и прикрыл спиной дверь на террасу, неожиданно заслужив одобрительный взгляд протокол-секретаря. Баррахат остался за плечом Джавийона.

Посол еще раз поклонился, но говорить ничего не стал, а только лишь расстегнул неприметный карман на груди и добыл оттуда небольшой пакет.

– Это послание прибыло в посольство не более часа назад, – пояснил он, – сопровожденное приказом передать тотчас же. Моя миссия исполнена, о божественный. Я благодарю императора от имени моей повелительницы и смиренно прошу разрешения удалиться.

Джави бездумно кивнул. Его внимание было приковано к зеленой сургучной печати, облитой для сохранности зеленым же воском. Император быстро обернулся к Баррахату и решительно сломал печать.

Мягкий пергамент был украшен голубым вензелем. Венец Ротенов, окружающий две изящные буквы – А и С.

– Лично. Конфиденциально. – тихо сказал император. – Тадж!

Тенджир с безукоризненной точностью завершил формулу прощания и сам распахнул перед послом дверь. И только потом поспешно подошел к императору.

– Приказывайте, повелитель.

– Оформление, кажется, соответствует тому, что приготовил ты, сказал Джавийон. – Так?

– В точности так, повелитель. Только это письмо прибыло не с лиссой, а с гончим соколом. Все остальное совпадает.

Император развернул письмо и за плечо притянул к себе Баррахата.

– Ты тоже читай.

Тонким, несколько старомодным почерком на пергаменте было написано:

«Милый Джави!

Неизбежные серьезные изменения всей текущей континентальной политики в самом скором времени приведут к тому, что мои попугаи окажутся вредны в Дамирларе и полезны дома. Будь во всеоружии и направь вольнонаемные команды Ротоны ко мне в столицу, как только это будет для тебя удобно.

Искренне любящая тебя

Альге

В Звездном дворце Нашего города Пяастиэ, дня седьмого месяца саир, на рассвете.»

– Ну и соколы у тетушки Альге, – с некоторой завистью сказал Джави. Это что же, он со вчерашнего утра от Ротоны до Сирраниона добрался?

– Получается, так, – подтвердил Баррахат. – Хотя лиссы Аретиклея еще быстрее, так что можете не завидовать, повелитель.

– Да я и не завидую… почти, – сказал Джави. – Ну и что ты на это скажешь, Шер?

– Кажется, вы уже получили ответ, – кратко сказал Баррахат.

Джави некоторое время стоял, покачиваясь с пяток на носки и обратно, потом свернул письмо в трубочку и снова подошел к секретеру.

– Порви то, что написал, Тадж, – сказал он, не оборачиваясь. – Письма в Ротону мы теперь писать не станем. Тамаль, у тебя вино в кувшине еще осталось?

– Ну, – неопределенно отозвался Тамаль, – можно сказать и так, что осталось. Хотя, конечно, это уже слезы.

– Давай сюда, – Джави отобрал у него кувшин и глотнул. Потом еще раз глотнул. Потом бросил кувшин в угол и крикнул:

– Мутаннар, сидра или кериваля, быстро!

– Повинуюсь, божественный! – глухо послышалось из-за двери.

Джави несколько раз прошелся по кабинету, остановился перед Баррахатом и тяжело посмотрел на него.

– Шер, – сказал он, – продиктуй Таджу письма… если хочешь. В общем, как сам надумаешь, так и сделай. Я для себя уже решил поверить, кажется.

– Я бы все-таки затребовал третье «да», повелитель, – мрачно сказал Баррахат. – Хотя полагаю, что вы правы. Первые два «да» получены от людей с такой степенью компетентности, что… а-а, к дьяволу! Продиктую.

– Потом, – непреклонно сказал Джави, – возьмешь четырех гвардейцев, отведешь Тамаля и Таджа в ониксовый покой и закроешь там до особого распоряжения.

– За что, повелитель? – оскорбленно заорал Тамаль, пятясь к двери.

– Подслушивать меньше надо, – лаконично ответил Джави. – Радуйся, что не казнил. Или язык не вырвал.

– А Тенджира за что? – не отступал самоотверженный Тамаль.

– За то, что он сейчас напишет, – угрюмо сказал Джави. – Это, видишь ли, очень лично. И очень конфиденциально.

– Ну, – сказал Тамаль, – если так… А что такое «конфиденциально»?

– Это значит – закрыть на ключ, а ключ потерять, – устало сказал император. – Ладно, вы тут работайте, Шер, а я пойду с Кертом говорить.

– Повинуюсь, повелитель, – четко сказал Баррахат.

На пороге император остановился и добавил:

– Этих… невинных страдальцев накормить надо будет…

– Я распоряжусь, – пообещал Баррахат.

– Я понимаю, – отмахнулся Джави. – Я о другом. Еду к ним пусть обязательно немой носит. Есть у нас немые слуги?

– Как не быть, – невесело улыбнулся Баррахат.

– И вино пусть носит, – обреченно буркнул Тамаль.

* * *

Солнце медленно-медленно уходило за невысокие щебнистые холмы на северо-западе. Жара потихоньку разжимала пальцы, сдавившие горло Сирраниона.

Подняться на башню, думал Джавийон. Надо подняться на башню, пока светло, и глянуть на Радассу. На эту самую, как ее там Ник называл? Дай-Хестине, что ли? Кажется, именно Дай-Хестине.

– Мы все сделали? – спросил он у измотанного и молчаливого Баррахата. Тот пожал плечами.

– Вроде все. Во всяком случае, ничего больше не вспомню.

– Аретиклей готов?

– Собирается выпустить своих гонцов, как только солнце спрячется.

– А он не сможет это сделать с верхней площадки башни? Я хочу подняться на башню.

– Спрошу, – бессильно сказал Баррахат. – Мне тоже наверх идти?

– Отдыхай, – милосердно сказал император. – Еще набегаешься. Нам еще до самого конца света бегать. Что-то я у тебя спросить хотел… А, да! Как там наши узники?

– Сотрясают узилище, – желчно сказал Баррахат. – Тамаль надрался сам и вусмерть напоил Тенджира.

– Их покормили?

– И покормили, и напоили… лучше б не поили.

– А ужин немой носил?

– Немой, немой. Лучше бы глухой. Они там так орут, повелитель, что я на всякий случай гвардейцев в дальнем конце коридора поставил. Чтоб хуже слышно было. Хотя все равно слышно.

– А что орут?

– Уже непонятно. Сначала было о муках во славу родины и военной тайне. А теперь у них языки сильно заплетаются, а мысли уже давно заплелись. Тамаль пытается петь, а Тадж пытается подпевать, и это, повелитель, еще страшнее.

Джави посмотрел на башню и застонал.

– Пойду, пожалуй. И зачем я ее такой высокой построил?

– Как символ величия империи, – мертвым голосом сказал Баррахат. – Я жду вас внизу, повелитель. Только за Аретиклеем схожу…

Дворец даже сверху не стал казаться меньше. А вот люди превратились в суетливых козявок, то и дело выползающих из какого-нибудь закоулка белокаменного лабиринта только для того, чтобы снова скрыться в нем – но уже за другим поворотом. И только одна группа букашек вела себя строго, слаженно и осмысленно.

То строился у внешних ворот отряд Ника Уртханга.

Император медленно отвернулся. Ему вдруг стало больно смотреть вниз, больно и неприятно, и он повернулся к западу, где золотые лучи безмятежно таяли в розовом мареве. Потом к северу, где за горами, далеко-далеко отсюда, стояла очень похожая башня, которую так и называли, только с большой буквы – Башня. Потом к востоку. Туда, где самое далекое «далеко» почти теряло свой смысл, потому что человеческий ум уже не в силах как следует вместить пугающую безмерность подобных чудовищных расстояний и осознать их; он замирает в растерянности, довольствуясь скупой цифрой на карте. И где чуть-чуть дальше этого самого последнего «далеко» лежал окончательный, беспощадный предел всем человеческим чаяниям и стремлениям, а еще дальше уходили только стремления богов. Самый-самый краешек света.

Берег Восхода.

Император снова посмотрел вниз. Лязгнуло железо, и знакомый с детства, до невозможности привычный голос коротко сказал: «Марш!»

Кучка сверкающих козявок слитно качнулась и поползла к воротам.

– Или не ходить? – вслух сказал Джави, снова поворачиваясь к востоку. Но восточный горизонт был темен и молчалив, и звезды над ним подрагивали и мерцали, словно боялись чего-то неизведанного, выползающего из-за края мира.