Текст книги "Закат империй"

Автор книги: Александр Лайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– Интересный у вас подход, – оценил воин. – И в чем-то вы правы. Сон! Тебя вправду оттаскивать придется, или как?

– Я сам отойду, – неохотно сказал рыцарь. – Секундочку еще, Рен. Секундочка у нас есть еще?

– Вам, сударь, не рубин нужен, – доверительно сказал продавец. Яхонт, конечно, именно яхонт, это вы правильно понимаете. Только не рубин. Рубин вместе с силой злость возбуждает, от рубина крови хочется, а вам, сударь, этого не надо. Вы вот сюда взгляните.

Он вынул из другой лунки густо-синий небольшой камень.

– Сапфир, сударь, из Дайрета. Добыт давно, еще в позапрошлом веке. Потому гранен просто, тогда ведь многофасеточных корон не делали. Но с большим умом и пониманием гранен, все лучшее сохранили и украсили. Павильон неглубокий и с калеттой, и калетта большая, а то ведь нынешние все на шип норовят свести, говорят, игра лучше, а что игра? Игра – она игра и есть, а вот глубина краски без калетты не та. В короне четыре грани всего, да хорошо положенные, наклон правильный, площадка крупная. Его хоть куда – и в рукоять вставить можно, и на груди амулетом носить, и для фибулы хорош, и для перстня. А сапфир даст терпение, гнев отгонит и поможет великому спокойствию и сосредоточению. Это камень надежды, сударь, надежды, которая всегда сбывается. Берите, верное слово говорю.

– Простите, сударь, – вмешался воин, – я не спрашиваю, сколько он стоит, но предупреждаю, что таких денег у нас с собой заведомо нет. Идем, Сон. Иначе они точно замкнут свой дурацкий круг.

– Вы, извините за дерзость, собрались участвовать в поединке? – с тревожным удивлением спросил продавец.

– Не вижу причин делать из этого тайну, – сказал воин, словно споря неизвестно с кем. – Да, собрались.

Продавец глубоко задумался.

– Тогда берите камень даром, – вдруг сказал он решительно. – Берите, берите, вам он пригодится куда больше моего. И прямо сегодня пригодится. Берите, я сказал! Весь мир уходит на запад, а там золота много, целый океан золота, который я видел. Не удивляйтесь, но когда солнце садится в Океан, на Островах говорят – «расплавленная медь». Не знаю, не знаю, мне это всегда напоминало расплавленное золото, в котором скоро мы все утонем. Дурная профессиональная привычка. Чепуха. Не слушайте меня, благородные судари. Берите камень, рыцарь, и уходите! Только поскорее, пока я не начал жалеть о сказанном! Мне не понадобятся деньги в час Заката, но камни – это ведь как дети… Да принесет он вам счастье и удачу, сударь! Прощайте!

Продавец порывисто отвернулся, всем своим видом показывая, что продолжать разговор не намерен.

– Спасибо, сударь, – с робкой благодарностью сказал рыцарь. – Не знаю, как вас и благодарить… Да помогут вам боги, да осенят они вас своей благодатью!

Жрец вздрогнул, взглянул на рыцаря с немым изумлением, граничащим с благоговением, и почтительно поклонился продавцу. Тот по-прежнему стоял спиной к прилавку, гордый и взъерошенный, как воробей.

– Идем, – не терпящим возражений голосом сказал воин, схватил рыцаря за руку и повлек за собой к середине поля. Жрец подобрал подол хламиды и поспешил за ними.

– Знаешь, что в этом мире прекраснее всего, Рен? – спросил рыцарь, высвободив руку.

– Что? – воин и не подумал замедлить шаг.

– Клинки, самоцветы и кони. Как ты думаешь, отчего бы это?

Воин посмотрел на лукавое лицо своего спутника и захохотал.

– Посторонитесь, люди добрые, – негромко говорил жрец, уже пробираясь к веревкам. – Пропустите отважных соискателей, именем господним прошу.

Люди посильно расступались, придирчиво оглядывая новых претендентов. Воин явно не вызывал возражений, на рыцаря смотрели с жалостью. До веревок они добрались, сопровождаемые волной интереса и пикантными обсуждениями. Воин обернулся к жрецу.

– Подожди нас здесь, отче, – сказал он негромко. – Мы еще погуляем немного – потом. После поединка.

– Повинуюсь, мой господин, – так же тихо ответил жрец.

– Я не понял, ты их, что ли, действительно ждать собрался? – спросил у жреца сосед по толпе, немного косящий мужичок среднего роста. Так это ты сильно наивный, прости, святой отец. Я бы на твоем месте их благословил на прощание, да сразу стал молиться за их души. Потому как побьют их там обох, помяни ты мое слово.

– Пути господни неисповедимы, – не повышая голоса, сказал жрец и низко склонил голову.

– Проходите, отважные претенденты, – сказал совсем осипший глашатай со своего помоста и в последний раз поднатужился. – Вот, жители Хигона и гости наши, смотрите – последние претенденты вошли в круг! Круг замкнут! Сейчас в освященном шатре Ордена начнутся поединки испытания, а вы тем временем увидите мастерство лучших бойцов черной гвардии! Мечники и копейщики покажут вам свое непревзойденное искусство, но об исходе каждого из поединков в шатре вы будете оповещены незамедлительно!

Он утомленно спрыгнул с помоста, а на его место вскарабкался другой глашатай: тот, с низким и гулким голосом.

– Почтенные претенденты, разделитесь на тройки по своему усмотрению, ибо именно тройками вы будете входить в шатер! Приготовьтесь, милостивые зрители, ибо сейчас я объявлю имена первых соискателей!

В круге претендентов началось движение. Воин решительно протиснулся к помосту глашатая, снова увлекая за собой рыцаря.

– Простите, уважаемый, куда это вы? – тут же нехорошо возбудился богато одетый человек с отличным мечом на левом бедре, по виду – умбретский вельможа.

– Если вы хотите сказать, что все места в первой тройке заняты, благородный сударь… – начал воин.

– Именно это я и хочу сказать!

– …то я попросил бы вас именем господним уступить два места в этой незавидной позиции мне и моему спутнику. Право, сударь, вторым идти всегда лучше. Второй – не двадцатый, устать вы не успеете, а вот узнать, что там, внутри, происходит, и с каким результатом закончились первые бои – никак не помешает. Поглядите на меня, сударь. Я вижу, что вы можете приблизительно оценить уровень мастерства бойца даже беглым взглядом. Потому – не легче ли вам будет драться, уже зная, чем завершился мой вызов, сударь?

Вельможа задумался.

– Да, вы правы, – сказал он наконец. – Я уступаю вам свое место, сударь. Д'Онер, не будет ли вам угодно поступить так же?

Худосочный нортенийский воин, по виду – небогатый провинциал, просто сумрачно кивнул.

– Первая тройка собрана! – сообщил воин глашатаю, подныривая под веревку.

– Тогда назовите свои имена, чтоб возвестить о них народу, – сказал глашатай, сойдя на время с помоста.

– А безымянно у вас не сражаются? – удивился воин.

– Отчего же, на турнирах сражаются. Но в гросс рыцарей может войти только человек, назвавший свое имя. Да и полные списки всех членов Ордена регулярно распространяются. Причин на то много, да стоит ли вам сейчас морочить этим голову?

– Верно, не стоит, – кивнул воин. – Погодите, я сейчас узнаю имя третьего, – и он снова поднырнул под веревки.

– Кто у нас тут третий? – спросил он у д'Онера, оказавшегося ближе. Вельможа что-то объяснял остальным в центре круга, очевидно – договаривался о перераспределении очереди.

– Наш третий останется с нами. Возьмите себе кого-нибудь из хвоста, – коротко сказал нортениец.

– Годится, – согласился воин. – Эй, кто-нибудь из последних троек согласен пойти с нами?

– Я пойду, – вызвался веселый парень лет двадцати, с простоватым крестьянским лицом. – Все быстрее.

– Как зовут тебя?

– Руг Мовериск, из Полирны.

– Крестьянин?

– Так и есть, сударь. То есть был крестьянин… до сегодня.

Воин одним, ставшим уже привычным, движением вывернулся под веревки и оказался рядом с глашатаем. Тот внимательно выслушал его и махнул рукой, подзывая двух оставшихся поближе. Потом взобрался на помост и помог залезть Мовериску. Рыцарь и воин запрыгнули сами.

– Слушайте, люди! – возвестил глашатай. – Вот она, первая тройка героев, которая тотчас же отправится в шатер. Это Руг Мовериск, землепашец из Полирны, стало быть, наш земляк!

Глашатай указал на Мовериска и подтолкнул его поближе к краю помоста. Толпа нестройно взвыла, то ли приветственно, то ли насмешливо, а скорей всего, нашлись и насмешники, и сочувствующие.

– Это благородный рыцарь Сон Делим, владетель Трестенты!

Рыцарь шагнул вперед и остановился рядом с крестьянином.

– И наконец, доблестный воин, капитан Ренер Тайсс, из Аймара!

Воин присоединился к товарищам и насмешливо помахал рукой толпе.

– Они идут в шатер, где немедля начнется испытание, а на поле уже выходят лучшие бойцы роты черных меченосцев, которые потешат вас своим мастерством! Радуйтесь и наслаждайтесь!

Глашатай в который уже раз слез с помоста, кряхтя и растирая колени. А рядом с тройкой оказался человек в светлом плаще, который сухо поклонился и представился:

– Командор Вихол Коборник. Не могу сказать, что рад знакомству с вами, но ссориться не будем. До обычного объявления правил хочу задать один вопрос: мейсар Делим, вы прибыли в Орден с рекомендацией?

– Да… в общем, нет, – запинаясь, ответил рыцарь.

Командор задумался. Потом спросил:

– Простите за невежество, а ваша вотчина… Трестента, если не ошибаюсь?.. Это где?

– На дальнем юго-востоке, – расплывчато ответил рыцарь.

– Сенейя, значит, – все еще задумчиво сказал командор. Потом, как видно, приняв решение, сказал холодно:

– Еще раз прошу прощения, мейсар, но в таком случае вы будете испытаны на общих основаниях.

– Я буду рад, – поклонился рыцарь.

– Радоваться тут нечему, – с каждой фразой командор морщился, как будто бы ему было неприятно говорить. – Идемте. Итак, правила… ну что ж, правила просты. Если вы их еще на память не выучили за этими веревками – повторю. Если выучили – все равно повторю, потому что обязан. Сейчас мы войдем в шатер. Вы помолитесь. Потом вы по одному взойдете на алтарь. Поединок происходит на алтаре Эртайса, чтобы каждая капля пролитой в его честь крови тут же претворялась в истинную жертву.

– Интересная мысль, – сказал воин с неподдельным интересом. – Но немножко жестокая.

Коборник в который раз поморщился.

– Не перебивайте, капитан. На этом алтаре вас и убьют. Ваше тело будет погребено на кладбище Ордена, близ храма Эртайса, с соблюдениями всех почестей и церемоний. Выдача тела родственникам исключается. Ваше имя будет занесено в Бархатный Мартиролог Ордена, а ваши потомки, буде таковые имеются, получат почетное право выбирать себе тройку самому, на любом из испытаний Ордена. К вам это в принципе не относится, поскольку сегодня последнее испытание Ордена перед Рассветом, но известить я тоже обязан.

– А если мы победим? – с любопытством спросил рыцарь.

Командор посмотрел на него с ощутимым презрением.

– Я полагаю, вы это не всерьез, мейсар? Однако знайте, что если вы действительно сможете устоять перед экзаменаторами Ордена, то займете место убитого вами.

– То есть станем экзаменаторами? – уточнил воин.

На этот раз командор удостоил его внимательным взглядом без презрения. Даже с некоторым уважением.

– Возможно, – просто сказал он. – В истории испытаний были случаи, когда экзаменатора убивали, а в оставшихся тройках были достаточно сильные бойцы. Порой в такой ситуации мы оставляли победителя на алтаре, чтобы не рисковать без надобности другими членами гросса. И в Орден вступал только один, лучший из претендентов. Теоретически такое возможно и сегодня. Но уж если говорить честно, то я не очень верю в подобную возможность. Есть еще вопросы?

– Есть, – сказал воин. – Внутренняя структура гросса. Кратко.

– Кратко, – хмыкнул Коборник. – Сто тридцать два рыцаря, девяносто шесть младших и тридцать шесть старших. Двенадцать членов Капитула, восемь советников, три командора и генерал. Зачем вам это, капитан?

– Хочу знать, как осуществляется продвижение внутри Ордена, и на какую карьеру я могу рассчитывать. В частности, с кем мне сейчас придется сражаться.

– Осмог Терез, старший рыцарь, инструктор Ордена по боевому искусству. Победитель Осмога станет младшим рыцарем с правом вне очереди претендовать на повышение в статусе.

– Понятно, – сказал воин. – Спасибо, командор, достаточно. У тебя есть вопросы, Сон?

Они вошли в шатер и остановились, ожидая, пока глаза привыкнут к мягкому полусумраку, заполнившему обширное помещение.

– У меня нет, – ясным голосом сказал рыцарь. – А у тебя, Мовериск?

– И у меня нету, – тоскливо ответил крестьянин и даже отступил на шаг, озираясь. Коборник махнул рукой. Двенадцать рыцарей, закованные в сталь, шагнули с двух сторон и перекрыли выход из шатра.

– Теперь отсюда уже нельзя выйти, – грустно сказал командор. – Раньше думать надо было, парень. Теперь давай иди вперед, ты у нас первый.

В центре шатра было возвышение из темного шершавого камня. Достаточно большое, шагов двенадцать в поперечнике. Воин пригляделся и определил, что площадка собрана из отдельных блоков, плотно пригнанных друг к другу. Тем не менее, доставка сюда этого сооружения, очевидно, потребовала немалых сил. И ощутимый ореол Силы, окружившей площадку, не позволял определить, на повозках перевозили отдельные камни, или доставили сюда при помощи магии.

А вокруг площадки стояли и сидели люди, большей частью за столами. Рыцарь и воин переглянулись, обнаружив, что рыцари Ордена прямо сейчас пьют вино. Не стесняясь в количестве. До такой степени не стесняясь, что трезвых среди них было немного, а встречались и попросту совершенно пьяные. А если многочисленными тарелками здесь пользовались по обычному назначению, то, значит, и закусывали рыцари тоже не скупясь.

Один стол был несколько повыше, и за ним сидели три человека. И еще одно место оставалось свободным. Коборник провел троицу прямо к этому столу и оперся рукой на столешницу.

– Первая тройка, генерал, – сказал он без выражения. Потом наклонился к сидящим и негромко добавил еще несколько фраз.

Полный мягкотелый человек в золотом венце чуть приподнялся и радостно заулыбался. Глаза его неестественно блестели, хотя видно было, что выпил он совсем немного.

– Я с радостью приветствую претендентов, – дружелюбно сказал он и обмахнул троих благословляющим жестом. – Завор, голубчик, будь добр, прикажи кому-нибудь добыть стулья. Два стула. Пусть те, кто пока не сражается, посидят немного, передохнут. Зачем их утомлять без нужды?

– Обо мне бы так заботились, – громогласно сказал здоровенный воин в желтом кожаном панцыре из-за соседнего стола. – Я, получается, должен стоять на ногах с утра до вечера и биться без перерыва, а они один бой провести без стула не могут? Совести нет ни у кого в этом шатре! Сколько их там в круг набилось? Сто? Сто двадцать? Или прикажите делать перерывы, или я каждые двадцать человек буду требовать замены на пять туров!

– Осмог, радость моя, – умоляюще сказал мягкотелый. – Не кричи, будет тебе замена. Кто у нас тут… а, Веслед! Будь и ты лапочкой, потешь старого генерала, найди замену Осмогу. И предупреди, чтобы заместитель много не пил, а то поранят еще, чего доброго, не дай бог, конечно.

– Это не в моей компетенции, генерал, – нетерпеливо сказал названный Веследом. – Пусть Коборник займется.

– Я занят претендентами, – безапелляционно сказал Коборник. – И вообще; поскольку этот человек должен взойти на алтарь и участвовать в ритуале, постольку и выбрать его – обязанность Скредимоша.

– Тоже правильно, – довольно сказал Веслед. – Генерал, я согласен с мнением командора Коборника.

– Завор, бедняга! – позвал генерал жалобно. – Брось стулья, я тебе приказал приказать, а вовсе не самому таскать. На тебя тут выпало еще одно неприятное дело, солнце…

– Мужеложец, что ли? – пораженно спросил рыцарь у своего спутника.

– Не похоже, – авторитетно заявил воин. – Тут что-то другое. Скорее, у него просто мозги немножко набекрень. Нарочитая изнеженность… Не удивлюсь, если его с ложечки кормят. А вообще-то мужик он крепкий, здоровый, и сравнительно молодой еще… и сластолюбец, это ты верно заметил, но обычного толка. Мужеложцы не такие. Хотя черт их разберет, может, ты и прав. А какая разница?

– Да никакой, в общем, – сказал рыцарь. – Но интересно.

– Садитесь, господа, – сказал генерал нормальным голосом. – Эти стулья для вас. Будьте гостями за моим столом. Нет, я не мужеложец, если это вас так сильно интересует. Хотите вина? Вино хорошее, сенейское. Если не ошибаюсь, Делим, вы тоже сенеец? Или я неправильно понял командора Коборника?

– Сенейцем меня назвать трудно, – неуверенно сказал рыцарь. – Хотя родом я из тех краев.

– Понимаю, понимаю, – кивнул генерал. – Упадок древнего величия и дробление, дробление земель… Да, Сенейе очень не повезло, что вовремя не нашлось человека, способного собрать ее под своей рукой. Колыбель нашей современной культуры превратилась в арену для разрозненных земель и земелек, каждая из которых с дивной непосредственностью играет то в полную независимость, то в великое единение… прямо какие-то Северные княжества! Так вы не ответили – вина хотите?

– Благодарю вас, генерал, – вежливо сказал рыцарь. – Не стоит.

– А я не откажусь, – воин пристально разглядывал Осмога. Оказалось, что под плотным, но скорей декоративным кожаным панцырем на экзаменаторе еще и крепкая кольчуга. – Генерал, откуда в вас взялась склонность к этому странному сюсюканью, простите за нескромный вопрос? Вас что, мама в детстве по головке не гладила?

Генерал захохотал.

– Гладила, – сказал он, – гладила, капитан. Сюсюканье – это противоядие, которое я принимаю от жалости. И от страха. Да и от чувства вины тоже. Вот вы сидите передо мной, разговариваете, сейчас вина выпьете, а через несколько минут взойдете на алтарь, и вас убьют у меня на глазах. И мне будет вас немножко жалко, немножко обидно за вашу судьбу, а еще немножко стыдно, как будто это я заставил вас придти сюда на смерть. Поэтому мне хочется смотреть на все, как на спектакль, немножко грубый, немножко жестокий, несколько фривольный, но в основном – смешной, демонически смешной! Я мысленно поглажу вас по головке и скажу вашей тени, если она вдруг придет ко мне жаловаться – не плачь, маленький, это все только шутка, это не страшно. Ну, умер, ну что ж теперь делать?

– Хм, – сказал рыцарь, словно пораженный некой внезапной мыслью. – А вы, оказывается, трус, генерал. Не пойму, чего вам бояться?

Коборник вернулся к столу и поманил за собой Мовериска. Осмог встал, дожевывая кусок колбасы.

– Баш, дай-ка мой меч, – попросил он проходящего мимо рыцаря. – Да без ножен, на кой мне ножны? И еще тряпку… да, вот эту, а то вечно я ее, окаянную, забываю, и кровь в насечку въедается, а потом так чистить трудно…

– К алтарю, господа, – громко сказал командор Скредимош. – Рыцарь Осмог, претендент Мовериск… Во имя великого покровителя нашего, господа Эртайса – к бою!

Двое вступили на алтарную площадку одновременно с разных сторон. Осмог шел вперед вразвалку, свободно держа отточенный до неразумности меч в опущенной руке. Мовериск рыскал взглядом по площадке, словно искал, куда спрятаться. Вид у него был затравленный.

– Разожгите святой огонь, господа, – сказал генерал, не отрывая глаз от алтаря. – Забыли мы про огонь, надо было, конечно, перед началом поединка, ну да господь Эртайс нас простит.

Скредимош чертыхнулся и снова встал из-за стола, куда только что с тяжким вздохом опустился.

– Зачем он так наточил меч? – деловито поинтересовался воин. – Такая заточка не то что от ударов – об воздух затупиться может.

– А вы его спросите, капитан, – посоветовал генерал. – Пусть сам ответит, если знает, конечно.

– Это допустимо?

– Да делайте что хотите, ради Эртайса. Сколько вам тут осталось-то, чтоб еще церемониями стесняться… Может, вам отлить, например, надо? А то перед смертью всякое бывает, а на алтарь вроде как и неудобно, все ж таки божественное… Вам хотелось бы в качестве последнего приношения возлюбленному господу накласть на алтарь?

– Да мне как-то все равно, – лениво ответил воин. – Осмог!

– Я слушаю, – отозвался экзаменатор, продолжая прижимать Мовериска к краю площадки простым продвижением вперед. Пока что клинки еще ни разу не скрестились.

– Зачем меч наточен до упора и еще чуть-чуть?

– Первый десяток разделать без натуги, – ответственно сказал Осмог. Ну и потом тоже… лениво мне его точить через каждые двадцать вас. А так человек на сорок хватит. Ну, потом, правда, все равно точить.

– Глупо, – сказал воин. – Нормальным косым прогоном с зашлифовкой на целый день боя хватает. А в бою не считаешь, двадцать их было или сорок. И беречь лезвие тоже особенно некогда.

– Ну ты сказал, – Осмог сделал короткий выпад, не позволяя Мовериску сбежать вбок. – В бою же выкладываться надо, каждый удар – как за собственную шкуру дерешься. Еще мне не хватало здесь на это село бестолковое выкладываться. Ну куда ты пятишься, дурачок? Остановись и руки убери – тогда и больно не будет. А то я ж тебя покалечить могу. А зачем же нам тебя калечить?

Мовериск вдруг сделал отчаянный выпад. Не такой уж и неумелый, кстати. Осмог неуловимым кистевым движением поймал лезвие его меча на сильную часть своего клинка, повернутую плашмя. Тут же, даже не завершив отвод до конца, выполнил филигранный проворот кистью в наружную сторону, поймал клинок Мовериска усиком гарды и придержал, разглядывая.

– Дерьмовый меч, – проворчал он, сильным толчком отшвыривая чужое оружие вместе с судорожно вцепившимся в рукоять противником. – Господа! Кому-нибудь болванка нужна? Железо нортенийское, недокаленное. Раковина на три пальца от рукояти.

– Разве что в ломе, – ответил кто-то из-за дальнего стола. – Может, на переплавку сгодится.

– Сказано мудро, сделано быстро, – согласился Осмог. – Дай-ка сюда железку, мальчик.

Он провел ложный выпад слева и тут же страшно ударил справа. Почти плашмя. Под самую крестовину меча Мовериска.

Меч претендента жалобно взвыл и переломился. На три пальца от рукояти. Мовериск отскочил, безумно глядя на обломок, который сжимал обеими руками. Осмог скользящими шагами неумолимо приближался, отнимая у него последние локти пространства.

– Сходить с помоста нельзя, – предупредил Скредимош. – За нарушение – мгновенная смерть.

Рыцари в доспехах двинулись поближе к алтарю, на ходу обнажая мечи. Мовериск на мгновение оглянулся, словно ожидая удара в спину, и в этот миг широко шагнувший вперед Осмог поймал его горло самым острием своего меча. Широкий веер красных брызг разлетелся над площадкой, и то ли дождем, то ли росой осел на алтарь.

Воин ощутимо вздрогнул. Рыцарь взял у товарища из рук кубок и жадно отхлебнул, словно бы у него мгновенно пересохло во рту. Воин помотал головой, как будто просыпаясь, и потянулся, чтобы вернуть себе кубок.

Мовериск хрипло вскрикнул. Точнее, попытался вскрикнуть, но смог издать только невнятный вздох. Руки его обвисли вдоль обмякшего тела, правая выпустила рукоять обломанного меча. Осмог вдавил острие чуть глубже и покачнул клинок – вверх-вниз. Мовериск кроваво всхлипнул, колени его подломились, и он повис на лезвии меча, как тряпичная кукла. Как рыба на крючке. Как туша на скотобойне, зацепленная нижней челюстью за крюк. Глаза его быстро стекленели.

Осмог без труда держал его на весу, только еще передвинул клинок, чтоб тот удобно лег под подбородок.

– Что скажете, генерал? – спросил он.

– Ну что ж, – задумчиво сказал генерал, – первый есть, а почин дело доброе. Распорядитесь насчет объявления, командоры.

Коборник, который все это время так и не садился за стол, ушел к выходу из шатра.

– Жертва принесена, и даст бог, принята благосклонно, – продолжал генерал, – потому что парень по сельской своей беспросветной дурости верил во что-то искренне и сражался честно, тут не подкопаешься, а с нашей стороны тоже все было сделано чисто и правильно, значит, по справедливости Господь наш, светлый Эртайс, должен быть нами доволен.

Теперь заметно дрогнул рыцарь.

– Быстрее там нельзя? – грустно спросил Осмог. – Это все ж таки не кролик какой, генерал, у меня рука устанет.

– Молодой, здоровый, симпатичный. – быстро сказал генерал. – Но кровь худая, кость черная. Знаешь что, Осмог, дай-ка ты мне, солнце, мозги.

Осмог плавно извлек клинок из горла Мовериска, и за тот краткий миг, пока тело еще держалось на ногах без посторонней поддержки, одним вихревым взмахом снес с изуродованной шеи бестолковую голову.

Голова, вращаясь и разбрызгивая все еще горячую кровь, взлетела на локоть выше, на мгновение замерла, и тут Осмог перехватил ее за волосы в едва начавшемся падении. Лишенное стальной опоры меча тело покачнулось, колени наконец-то согнулись, и безголовый труп упал на спину, вылетев за пределы алтаря.

– На стол, – кратко скомандовал Скредимош.

Два рыцаря без доспехов ухватили то, что было Мовериском, за руки и за ноги, и унесли в дальний конец шатра, на каменный высокий стол, скорей напоминающий пьедестал саркофага.

Осмог вразвалку подошел к столу генерала и положил голову на пустое блюдо. Под обрубком шеи тут же стала собираться лужица. На ослепительно белом амеральде ротонского обжига кровь просвечивала, как рубин с Островов. Запекаясь, она тускнела и темнела, подергиваясь мутной пленкой.

– Открыть? – невозмутимо поинтересовался Осмог.

– Да уж открой, мой славный, – томно попросил генерал. – Завор, порежь лимончик, только не тонко, а лучше даже просто на четыре части.

Осмог вытащил широколезвийный кинжал и аккуратно всадил в затылок моверисковой головы, держа клинок плоскостью параллельно блюду. Потом резко повернул. Явственно хрустнул череп. Вторым движением, быстрым и опоясывающим, экзаменатор взрезал кожу, поддел, и не без усилия стянул скальп. И наконец, воткнув кинжал чуть пониже виска, перед ухом, Осмог сделал еще одно небольшое усилие – и половина черепной коробки отошла от остального черепа, с внятным треском и странно знакомыми чмокающими звуками, напоминавшими то ли открывающуюся бутылку, то ли выдергивание сапога из жидкой грязи.

– Счастье родное, когда ж ты научишься? – укоризненно сказал генерал. – Дать тебе, что ли, голов с собой, чтоб ты дома потренировался?

– Нечего, нечего, – обиженно прогудел Осмог, вытирая клинки извлеченной из-за голенища тряпицей. – Вон Скредимош вообще до сих пор сообразить не может. Пилит их по твердой кости, понимаешь, как хирург или столяр какой. Я ему давеча обещал нож с побережья привезти – есть там такие кинжалы, с зубцами по одной стороне. Чтоб ему, значит, пилить сподручнее было.

Воин и рыцарь переглянулись. Снаружи донесся зычный голос глашатая:

– Руг Мовериск, землепашец, пал в бою с рыцарем Осмогом Терезом. Да примет милосердный Эртайс его душу!

– Да, – сказал генерал, с интересом наблюдая за двумя оставшимися претендентами. – Да, именно так. Кстати, чтобы вам не пришлось думать лишнее время – потому-то мы и не отдаем трупы. Тем более, порой и отдавать-то нечего. Но это не сегодня, сегодня – праздник. Сегодня мы можем себе позволить быть разборчивыми и придирчивыми.

– А зачем вы это… делаете? – с усилием сглотнув, спросил рыцарь.

– Как зачем? – ласково удивился генерал. – Это ведь жертва, понимаете, Делим? Приносим ее мы, стало быть, мы – жрецы. А всем известно, что есть доля жреца в жертве. Таков обычай, не нами он заведен, и уж если пьют вино, плеснув богам на землю или в костер, если жрец Аркентайна ест курицу, зарезанную на алтаре, а жрец благой Увенэ утоляет телесную жажду прихожанок, если в храмах Иолари занимаются святой проституцией и ведут хозяйство на вырученные деньги, а жрец Эдели печет свой хлеб из пожертвованного зерна, то что ж мы, не люди, что ли? А мервы, к примеру, во время своего обряда вообще пытаются причаститься божественного. Не жертвенной человеческой крови, а крови самого бога! Уж не знаю, насколько это у них получается – наверное, плохо, иначе все мервы уже давно отличались бы повышенным бессмертием, но согласитесь, что замысел интересный! А вы спрашиваете о нас… даже странно. Повторяю: претендент согласен принести себя в жертву Эртайсу. Мы исполняем обряд и берем себе положенную долю в жертве. А что обряд боевой – так на то Эртайс и бог-воин, бог-боец, бог-победитель. Победитель ему угоден, а побежденный – в честном и справедливом поединке, прошу заметить! – становится… ладно, я вижу, вам все понятно.

– Да, спасибо, – сказал рыцарь. Он снова был бледен и нервно перекатывал сапфир пальцами левой руки.

– Отведайте, – гостеприимно предложил генерал. Тонким, изящным кинжальчиком вскрыв мозг, он зачерпнул полную ложку и выдавил сверху четверть лимона. – Солить не надо, кровь достаточно солона. Хотя некоторые любят присолить. Отведайте во славу Эртайса, именем его! Я предлагаю вам вкусить от чистого сердца, потому что это – жертва великому богу победы, а победа вам сейчас пригодилась бы.

Воин с некоторым колебанием протянул руку и принял ложку.

– Ты станешь есть? – с непритворной содроганием спросил рыцарь.

– Ничего не могу поделать, – воин пожал плечами. – Ведь это жертва Эртайсу, да еще и предложенная мне от чистого сердца.

Он бережно положил содержимое ложки в рот и медленно проглотил.

– Как ни странно – вкусно, – сказал он. – Хотя немного соли все-таки не повредило бы.

– Вы блестяще держитесь, капитан, – довольно сказал генерал. – Мне, право, жаль, что вы так скоро покинете нас навсегда, приобщившись к сонмам облачных воинов.

– Мне тоже нужна победа, – мрачно сказал Осмог, отобрал ложку и полез в череп.

– Имей уважение к Капитулу, – капризно сказал генерал, – оставь хоть что-то другим. Вы попробуете, Делим?

– Благодарю вас, – отрешенно сказал рыцарь. – Мне лучше воздержаться. Я хотел бы подумать… кстати, командор Коборник говорил, что перед боем следует помолиться. Почему же вы не велели этого сделать покойному Мовериску? – он посмотрел на блюдо и поспешно отвел взгляд.

– Помилуйте, Делим, да разве можно повелеть молиться?! – с деланным ужасом вскричал генерал. – Каждый из бойцов обращается к богам в сердце своем… если считает нужным. Впрочем, если вы хотите молиться вслух – молитесь, вам никто не помешает! Вы выходите на алтарь следующим?

– Нет, следующим выйду я, – воин решительно встал. – Я увидел все, что хотел увидеть, теперь пора исполнять условия, которые я на себя взял в круге вызова.

– Вы настоящий мужчина, капитан, – с нескрываемой похвалой сказал генерал. – Я с удовольствием съем ваши яйца. Это будет достойная доля в достойной жертве. И завершит первую тройку мейсар Делим, чье благородное и чувствительное сердце станет украшением нашего стола.

Тягучий, густой и сладковатый запах поплыл в воздухе. Рыцарь пригляделся. Это жертвенное мясо очищалось и совершенствовалось на священном огне.

– Не увлекайтесь там! – прикрикнул Скредимош на рыцарей, озабоченно сновавших между каменным столом и жертвенником. – Впереди сто с лишним человек!