Текст книги "Закат империй"

Автор книги: Александр Лайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– А где командор Коборник? – спросил воин, неторопливо поднимаясь и разминая плечи. – Разве он не должен вернуться?

– Должен, – скорбно сказал генерал. – Он странный человек. При первой возможности склонен уклониться от жертвоприношения. Мне кажется, что ему не очень по вкусу обычные претенденты.

Веслед захохотал.

– Возможно, он присоединится к нам после вашей смерти? – тактично предположил генерал. – Вы должны были ему понравиться.

– Не вернется он, – сказал Скредимош, наконец-то завладев ложкой. Я убежден, что он стоит за веревками и треплется с Младехом. О чем, интересно, можно говорить с Младехом?

– Довольно, – сказал воин. – Благодарю вас за угощение, генерал. Постараюсь воздать, чем могу. Прошу, Осмог, – он острием обнаженного клинка указал на алтарь.

Осмог хлебнул прямо из кувшина и шагнул на камень. Воин взошел на площадку с противоположной стороны.

– Ну что, капитан, – дружелюбно сказал экзаменатор, похлопывая себя левой ладонью по бедру. – Сразу начнем, или поиграем? Интересно, что изменилось за последнее время в Аймаре. Не появилось ли вдруг чего нового? Может, есть какие забавные финты?

– Все новое – только хорошо забытое старое, – со странной интонацией сказал воин. – Очень хорошо забытое.

– Тогда начнем сразу? Или будем вспоминать?

– Можно и начать, – протяжно сказал воин, стремительно выходя в центр и пробуя защиту Осмога. Зазвенела сталь в первом настоящем скресте с начала испытаний.

– Это может быть даже любопытно, – удовлетворенно сказал генерал. – А что, Делим, ваш товарищ всегда такой… загадочный?

– Нет, – коротко сказал рыцарь. – Он вообще не любит загадок. Он достаточно откровенный… субъект.

Осмог и воин обменялись серией коротких кистевых ударов и теперь обходили друг друга по кругу. Со стороны они были чем-то похожи на двух боевых псов, готовящихся к первой решительной схватке.

Теперь первым решил атаковать Осмог. Он нанес два сильных удара в голову – оба были отражены встречными движениями, но со второго скреста воин высоко откинул клинок экзаменатора и коротко, по прямой ударил в корпус. Осмог с неожиданной легкостью отпрыгнул, завязал клинки во вращении, вышел из вращения по внутренней стороне и попытался тут же ударить в выдвинутую ногу. Воин убрал ногу, пропустил выпад в пустое место и захотел ударом сверху отсечь Осмогу кисть правой руки. Тот поспешно развернул клинок и успел принять этот удар на гарду.

– С такой работой надо будет точиться уже после первой тройки, недовольно сказал он.

– Вряд ли, – отозвался воин и провел серию разновысоких выпадов, закончившуюся ударом в поясницу. Осмог скользящим парированием разбросал выпады в разные стороны, но удар поймал с большим трудом, едва не вывихнув при этом запястье.

– И где только силы у тебя берутся? – одобрительно сказал он, отходя на шаг и меняя позицию. – Генерал, знаете ли, это хороший боец. Если бы раньше знать – можно было бы и подумать насчет приема.

– Ладно, солнце, ты говори меньше, – примирительно сказал генерал. Ты береги дыхание и кончай его побыстрее. Чего теперь зря трепать языком? Ты ж знаешь, что из боя выходят только на стол. Ты очень хочешь пойти на стол вместо него?

– Я-то совсем не хочу, – убедительно сказал Осмог. – Да только он тоже что-то не рвется.

– Можешь не сомневаться, – сквозь зубы с присвистом сказал воин.

– Но ведь придется!.. – с нажимом сказал Осмог, исполняя сильный рубящий удар справа сверху в основание шеи.

То, что последовало за этим, вначале больше всего походило на резкую отмашку снизу. Но воин одновременно сильно пригнулся, при этом уклоняясь влево, навстречу удару, и чуть ли не присаживаясь на левую пятку. Удар Осмога просвистел над правым ухом и правым плечом противника. А отмашка, казалось бы, безнадежно запоздавшая, прошла прямо за оголовьем рукояти. В запястье экзаменатора.

Какое-то мгновение Осмог обалдело смотрел на обрубок правой руки, из которого щедро выплескивала кровь, заливая алтарь. Потом воин, выпрямляясь и уже в ударе разворачивая клинок параллельно земле, возвратным движением раскроил экзаменатору череп по линии волос, почти снеся верхнюю часть головы. Черепная крышка взвилась вверх, разметывая с краев красные, серые и белые капли, откинулась назад и бессильно повисла на затылочном лоскуте скальпа.

Воин подумал и могучим ударом вскрыл Осмога сверху донизу, от кадыка до паха. Панцырь и кольчуга облегченно распахнулись, как расстегнутая рубаха. Снизу выпала синеватая лента какой-то кишки и стыдливо повисла, как незавязанные шнурки подштанников.

– М-м…ых!.. – сказал Осмог. Он все еще стоял. И еще подпрыгивал на плитах алтаря его звенящий меч, так быстро все это произошло. И отрубленная кисть только-только разжималась, отваливаясь от рукояти.

Но на самом деле экзаменатор Ордена был уже мертв.

Воин придержал его тело левой рукой за плечо.

– Жертва принята, – сказал он с неприятной уверенностью. – Я возьму себе это.

Он небрежно обтер свой клинок об штаны Осмога, но не стал вкладывать его в ножны, а зацепил дужкой гарды за кольцо на правой стороне пояса. Потом запустил правую руку в потроха экзаменатора, сдвинув брови, пошарил там на самом дне разруба, нащупал и оторвал яйца. И только потом разжал левую руку.

Тяжелое тело могучего противника глухо стукнуло о камень. Воин повернулся к генералу.

– На стол, – приказал он, не дожидаясь команды от главы Капитула, и снова подошел к столу. Положил яйца Осмога на блюдо, перед лицом Мовериска, и снова сел на свой стул, придерживая меч левой рукой, чтоб не слетел с кольца.

– Так хорошо, – сказал он, любуясь своим кулинарным дополнением. Передайте кинжал, генерал, будьте добры. И еще соль. Спасибо. Да, Веслед, если вас не затруднит – какую-нибудь тряпку. Я бы хотел вытереть руку и клинок.

– Помыть руки ты не хочешь? – спросил рыцарь так спокойно, как будто его товарищ не участвовал только что в смертельном бою, а собирал черешню в саду.

– И помыть хочу, но не уверен, удастся ли это здесь сделать. Удастся, Веслед? Или нет?

– Наверное, удастся, – одними губами сказал Веслед, не в силах оторваться от картины на блюде. – Сейчас… прикажу подать воды…

Полог шатра отдернулся, и внутрь заглянул Коборник. Быстро окинул взглядом алтарь, потом повернулся и встретился глазами с воином, но ничего не сказал, только чуть шевельнул ресницами. И вышел, задернув за собой полог.

В шатре была напряженная тишина, прерываемая только тревожным сопением орденских рыцарей. Рыцари с трудом тащили по плитам алтаря тушу Осмога, не в силах приподнять ее над камнем.

Снаружи раздался взволнованный голос глашатая:

– Рыцарь Осмог Терез пал в бою с капитаном Ренером Тайссом! Да примет милосердный Эртайс…

Конца фразы расслышать было невозможно – так взревела толпа. От криков и даже визга все ненадолго оглохли, только рыцарь внимательно наблюдал, как воин ополаскивает руки водой из принесенного кувшина, как вытирает их чистой тряпицей и затем той же тряпицей стирает кровь Осмога со своего клинка.

Затем воин сосредоточенно встал, взял долю жреца в Осмоге, кубок вина и серебряную солонку, и без колебаний направился к священному огню. Отогнал оттуда перепуганных рыцарей-служителей, предварительно отобрав у одного маленький вертел, и занялся священнодействием сам.

Рыцарь, именующий себя Делим, повернулся к генералу.

– Наверное, это немножко не то, чего вы хотели, генерал. Но очень похоже. Как это вы… а, вспомнил. Достойная доля в достойной жертве. Зачем вы испортили Осмога, генерал? Он ведь мог стать великим воином, одним из лучших воинов этого мира, а вовсе не палачом для мальчишек, пусть даже и очень глупых, а точнее – очень наивных. А вы отвели ему столь недостойную роль… право, мне его жалко. Возможно, Осмог заслуживал менее почетной, но более славной доли.

Генерал поискал голос и обрел его, хоть и не без напряжения.

– Менее почетной? Вы полагаете то, что произошло, незаслуженным почетом? Скорее, несчастным случаем, Делим!

– Ну, все-таки – стать жертвой Эртайса! – с нарочито подчеркнутой значительностью сказал рыцарь и улыбнулся. – И к тому же – обрести место на священном кладбище, передать детям право на смерть вне очереди… разве не это вы сулите всем претендентам, как великое благо? Только боюсь я, что сам Осмог не стремился к этому вашему «благу». И не старался достичь вершин благочестия изо всех своих сил. Скорей наоборот, он изо всех сил изыскивал возможность увильнуть от предложенной святой благодати. Вот и получается, что почет – незаслуженный.

– Он умер во славу Господа, – крепнущим голосом сказал генерал. – Это великое благо. Эртайс щедро воздает благом за благо.

– А почему это вы считаете, что благо для вас есть благом для всех? Разве есть на свете незыблемое, непреложное, непреходящее добро? И разве именно вы его счастливый обладатель? И уж в особенности: отчего это вы взяли на себя смелость решать, что является благом в глазах Господа? И как следует воздавать за тот или иной поступок?

– Я не понимаю, чего вы от меня хотите, Делим! – возмущенно сказал генерал. – Занялись бы лучше собой, вам сейчас сражаться!

– Я всего-то хочу понять, – с нажимом сказал рыцарь, – зачем вы превратили хорошего бойца сначала в приличного мясника, а затем – в средненький труп.

– Да причем тут я, боже… Осмог уже три года был экзаменатором, когда я стал генералом!

– Интересно, – неприязненно сказал рыцарь, – почему-то, когда надо отдать приказание, вы легко вспоминаете, что генерал – средоточие власти и воплощение всего Ордена, равно как и наследник славы прошлого. А вот когда надо отвечать за что-нибудь скверное, вы сразу проводите резкое различие: вот это – традиции веков, это – орденский устав, а вот это – всего лишь я, чего вы, дескать, от меня хотите? По-моему, это нехорошо и очень несправедливо. А несправедливости я, знаете ли, не люблю. И даже не терплю.

– А что такое справедливость? – криво усмехнулся генерал.

– Справедливость – то, что я считаю правильным, – ровно сказал рыцарь. – Не мешайте думать.

Тут вернулся воин, неся стальной прутик с нанизанными яйцами. Яйца прожарились и подрумянились, от них шел аппетитный парок.

– Угощайтесь, – строго, но приветливо сказал он генералу и стряхнул одно на его тарелку. – Не хочу быть перед вами в долгу. Рекомендую попробовать с сыром. Тебе, Сон, я не предлагаю. Я так понимаю, что ты все равно не станешь есть.

– Правильно понимаешь, – рассеянно откликнулся рыцарь.

Воин надкусил свою порцию и пожевал. Выражение лица у него было придирчивое.

– Ничего, – признал он. – Но бычьи все равно лучше. И больше. Вот тебе и вся мирская слава, Осмог! Вот чего она стоит, когда приходит время самой последней оценки.

– Все уходит в глину, но все уходит в нее по-разному, – сказал рыцарь. – Что будем делать теперь, Рен?

– Теперь ваш черед умирать, мейсар Делим, – насмешливо сказал генерал. – Рыцарь… э-э, Тайсс, я приказываю вам занять место экзаменатора. Через двадцать… нет, будем честными! Через восемнадцать туров вам дадут отдых на пять поединков. И постарайтесь поторопиться, мы возимся с первой тройкой так, как будто это королевский понос!

Воин поглядел на рыцаря.

– Однако они хотят заставить нас сражаться, Сон, – сказал он озадаченно. – Стоит ли тратить столько времени на глупости?

– У этого мира не осталось столько времени, сколько ты собираешься потратить, – с изрядной толикой желчи в голосе сказал рыцарь. – Те два выхода, которые я вижу, мне не очень нравятся…

– А меня один из них вполне устраивает, – сказал воин. – Но я бы хотел, чтоб ты успел додумать. Может, начнем пока?

– Вступивший в поединок не имеет права его прервать, – сказал рыцарь. – Подожди… я почти понимаю… чего же он боится?

Полог снова распахнулся, в шатер вошел Коборник.

– Паника, смятение, извечные проволочки? – ядовито спросил он, проходя к столу и бросая на него перчатки. – Чего ждете, судари мои? Осмог, насколько я разбираюсь в Искусстве, сам собой не воскреснет, а орденского некроманта почему-то не звали. Кстати, генерал, недурная идея, верно? Пусть за честь Ордена сражаются трупы! Во-первых, их не жалко… а во-вторых, может, вы хоть их жрать откажетесь!

Он заливисто захохотал. Стало видно, что он порядком пьян, причем последний раз пил только что, перед тем, как войти в шатер.

– Заткнитесь, Коборник! – в ярости крикнул Скредимош. – Вы позорите Орден! Вы надираетесь с этим вонючим наемником вонючей сивухой и являетесь в шатер только для того, чтобы оскорблять благородных людей! Я клянусь вам, что в следующий же раз, как только появится достойный кандидат, вы сами станете на алтарь с мечом в руках!

– Буду счастлив, – театрально поклонился Коборник. – Только следующего раза не будет. Рассвет, понимаете…

– Вот! – вдруг сказал рыцарь и порывисто поднялся. – Вот оно! Командор Коборник, я хочу задать вам несколько вопросов по правилам проведения поединков.

– Да ради Эртайса, – командор с шутовской церемонностью прижал руку к груди. – Хоть до самого Заката.

– Почему победитель в поединке получает право на внеочередное повышение статуса?

– Так ведь он же, – Коборник сделал размашистый жест в сторону воина, – убил старшего рыцаря. А станет только младшим. Значит, вправе претендовать на повышение до старшего.

– Почему же он станет тогда всего лишь младшим? – быстро спросил рыцарь. – Почему не назначить ему сразу место старшего?

– А это уж так у нас заведено. Соискатель, как считается, претендует только на место в Ордене. И предлагают ему всегда самое низкое.

– А если бы он убил командора?

– Тогда имел бы право на внеочередное повышение до ранга командора, – вяло сказал Коборник и покачнулся. – Как я, собственно…

– Молчать, скотина! – крикнул Скредимош, вскакивая из-за стола. Но остановить Коборника уже не успел.

Рыцарь медленно повернулся к генералу. Тот прожевал последний кусочек тестикулы и оцепенел, так и не проглотив. В глазах его метался безмолвный ужас.

– Теперь я понял все, что хотел, – пугающе спокойно сказал рыцарь и обезоруживающе улыбнулся. – Есть три способа оставаться генералом. Можно быть бойцом. Можно быть палачом. А можно быть лапочкой. Ты выбрал самый безобидный способ, Мугор. Конечно, пусть палачами будут другие. Теперь ты ответил мне, зачем изувечил Осмога.

Он взял кубок с вином из рук застывшего в безнадежном отчаянии Скредимоша и выплеснул в лицо генерала.

– Я претендую на титул генерала Ордена! – сказал он звонко и отшвырнул пустой кубок. – Выходи из-за стола, Мугор.

– На бой за звание генерала должно быть соизволение командоров, сказал вдруг Коборник, икая. – Иначе… почему бы я… до сих пор не…

– Это очень легко исправить, – вмешался воин. – Я знаю двух людей, которые так хотят остаться командорами, что будут согласны. Правда? – он в упор посмотрел на Веследа.

– Я… не уверен, – отважно сказал тот.

– А то я могу для начала побыть командором немножко, – невинным тоном сказал рыцарь. – А ты, Рен?

– Можешь не сомневаться, – заверил воин. – Всю жизнь мечтал быть командором. Что касается третьего голоса, то с ним, кажется, и так все в порядке.

– То есть мне только одно не нравится, – сказал Коборник, стараясь взять себя в руки. – Что это не я буду драться.

– Ну, так что же скажут командоры? – нежно спросил рыцарь, приближаясь к Веследу с очаровательной наивной улыбкой.

– Я согласен, – выпалил тот. И сразу добавил: – Хотя и против моего согласия.

– Сложно вам живется, командор, – сочувственно сказал рыцарь. – Вы так противоречивы. А вы? – он повернулся к великому ризничему. – Вы тоже исполнены противоречий? Ваш дух смущен?

Скредимош встал.

– Я согласен, – сказал он с достоинством.

– И я согласен, – сообщил Коборник, не дожидаясь вопроса.

– Сволочи, – ужасным голосом сказал генерал. – Подонки.

– Такими их воспитал Орден, – сказал рыцарь. – Значит – ты. Зерна гибели ты взлелеял сам. Это справедливо.

– Но это же не только я! – закричал генерал.

– Всякий носит в себе и деяние, и расплату. Всякий платит за себя. И заплатишь ты собой. Вставай. – Рыцарь повернулся к воину. – Если у тебя нет возражений…

– За угощение я с ним расплатился, – лениво сказал воин. – И я уже получил, что хотел – и битву, и победу.

– Теперь я хочу справедливости, – сказал рыцарь и не оглядываясь, шагнул на алтарь.

Коборник посмотрел на генерала.

– Вам помочь, ваша святость? – почтительно осведомился он. – Или вы сами, сучья мать, выползете?

Генерал встал. Пинком отшвырнул легкий стул и двинулся к площадке, сильно оттолкнув по дороге Коборника. Командор едва не упал, но все-таки удержался на ногах.

– Я всегда ждал этого дня, – сообщил он.

– Дурак, – сказал генерал отвлеченно-бодро. – Это я его ждал.

Он вытащил меч и остановился на краю площадки.

– Восемь лет я ждал, что завтра – сегодня, сейчас! – придет кто-то, кто захочет сожрать меня. Я удивлялся: почему же его так долго нет? Может быть, что-то случилось в мире, если уже восемь лет я не чувствую зубов в своем горле? Но нет, все нормально. Болото закипело, забродило. Расступилась ряска, и вот из зловонной жижи поганый пузырь выносит нового Короля Горы. Жизнь продолжается! Себя только жалко.

Генерал повернулся было к площадке, но снова остановился.

– А если кому-то кажется, что все началось внезапно, неожиданно, с одной-единственной сановной сволочи, то пусть пойдет на орденское кладбище и посмотрит годы на могилах. У северной стены. А если ему станет дурно и он не поверит – пусть раскопает могилу и посмотрит на кости. Все, судари мои. Мне пора, мой поганый пузырь, кажется, лопается. Встретимся на дне!

Он вскинул меч и взошел на алтарь.

Коборник смотрел на встречу двоих с жадным любопытством. Веслед отвернулся. Скредимош опустил голову на руки, словно заснул за столом. Только воин был бесстрастен. Он вполглаза наблюдал за происходящим, сосредоточенно поедая сыр. Ломтик за ломтиком.

Генерал работал клинком быстро и умело. К удивлению большинства присутствующих, он дрался не хуже Осмога. А если и хуже, то ненамного. Он яростно атаковал рыцаря снова и снова, со всех направлений, изо всех позиций. Некоторые из его ударов казались неотразимыми.

Но рыцарь перехватывал все до единого.

Пока что он не сделал ни одного наступательного движения, он только оборонялся. Но оборонялся с каждым ударом все жестче и жестче. Генералу стало трудно наносить удары, хоть он и выполнял их почти без замаха. А рыцарь блокировал его все плотнее и плотнее, пока не возникло впечатление, что он останавливает клинок генерала еще до того, как тот начнет движение.

А потом рыцарь начал действовать сам, и вся зрелищность боя пропала, испарилась без следа.

Потому что за движениями рыцаря невозможно было уследить.

– Генерал, – сказал он отстраненно. Не обращаясь к противнику, нет, а просто произнося вслух слово, которое имело для него какой-то особенный смысл. – Ге-не-рал.

Удар сверхъестественной силы, скорости и точности сорвал золотой венок с головы генерала. Венок покатился по камню, смешно подпрыгивая и брякая, совсем как жестяная детская игрушка, только набитая чем-то до чертиков тяжелым.

– Граф се Упалех, – так же отстраненно, но уже более заинтересовано сказал рыцарь. – Это ведь тоже…

Сокрушительный выпад угодил генералу в пах. Тот хрипло взвыл и выронил меч, обеими руками хватаясь за искалеченное место.

– Действительно, – вдруг подал голос воин. Он уже добрался до предпоследнего ломтика сыра и внимательно разглядывал дырочки в нем. Если я правильно понимаю хигонские обычаи, евнух не может править областью или носить соответствующий титул.

– Рыцарь Ордена. И это вздор…

Лезвие меча коснулось завязок накидки и разрезало их. Легкая ткань с рисунком, повторяющим герб Ордена, плавно опустилось на алтарь.

– Мугор Вотчез, – сказал рыцарь, дотрагиваясь острием клинка до подбородка генерала. – Ну вот, хоть что-то…

– Дерьмо… – простонал генерал, силясь разогнуться, но боль скручивала его все сильнее. – Дерьмо…

– Что ты считаешь дерьмом, Мугор Вотчез? – чистым и ясным голосом спросил рыцарь.

– Всех… все вокруг дерьмо…

– Весь мир – дерьмо? Так, Мугор Вотчез?

– Та-ак… Весь…

– Возможно, ты и прав, Мугор, – сказал рыцарь, приближаясь и занося меч в коротком замахе. – Возможно, ты и прав. Но скажи: кто просил становиться дерьмом – тебя?

Меч сверкнул над спиной генерала. Тот упал на колени и судорожно закашлялся. Кровавая пена выступила на его губах.

– Конечно, я предпочел бы, чтоб ты встретил меня грудью, – с мертвящим холодом в голосе сказал рыцарь. – Но сойдет и так.

Резким движением он вывернул наружу разрубленные вдоль позвоночника ребра, перебросил меч в окровавленную левую руку, ударом сомкнутых пальцев правой пробил левое легкое и вытащил из грудной клетки темный комок. В генерале что-то страшно хлюпнуло, мучительная, безжалостная судорога на мгновение свела все его тело, но тут же он обмяк, издал последний булькающий вздох, и начал падать лицом вперед. Уже безжизненное тело осело и распласталось на алтарном камне.

– Жертва принесена, – сухо сказал рыцарь, взвешивая на ладони сердце бывшего генерала. – Но этого я не возьму себе. И никому не советую. Гнилое сердце мертвеца, который не жил.

Он подошел к краю площадки и небрежно бросил сердце в пылающие на жертвеннике угли. Потом сильным ударом ноги опрокинул жертвенник.

– Боги не терпят падали, – жестко сказал он. Вернулся к центру алтаря, где лежало тело Вотчеза, и еще раз опустил пальцы в кровавое месиво спины. Потом поднес руку к губам.

– А кровь соленая, как всегда, – сказал он тихо. – Соленая, как море. Как слезы. Как пот. Все, что дает нам жизнь. Кровь соленая, как ветер Рассвета.

Воин встал.

– Ты свершил справедливость?

– Я сделал то, что считал правильным, – все так же тихо сказал рыцарь, поднял генеральскую накидку и вытер ей руки.

Коборник вдруг быстро направился к выходу и покинул шатер. Все молчали. Рыцарь подошел к столу, взял кувшин с остатками вина и отхлебнул. Потом вытер клинок скатертью и вложил его в ножны.

Голос глашатая прозвучал в абсолютной тишине. Голос дрожал и срывался.

– Генерал Мугор Вотчез пал в бою с рыцарем Соном Делимом!

И на этот раз даже криков не было. Только слитный вздох десятков тысяч людей, прошумевший глухо, как недалекое море. Вздох, который забыли выдохнуть.

Воин снова взошел на алтарь. Тело Мугора Вотчеза до сих пор лежало на холодном камне, и никто не торопился его убрать. Казалось, что у рыцарей Ордена тоже отобрали сердце, яйца и дыхание. Они беззвучно жались к стенкам шатра, как испуганные дети.

Скредимош вдруг со всей силы стукнул кулаком о стол.

– Сволочи! – закричал он надтреснутым голосом. – Сволочи! Закат ведь на носу! Завтра в путь… и все ведь было хорошо!.. Нет, изгадили, сломали, испортили – и счастливы! Все сволочи! И я тоже!..

Он снова уронил голову на руки и тоскливо, неумело заплакал.

Воин поднял руку в жесте, которым обычно призывают к молчанию. Но все и так молчали.

– Вы потеряли вкус к победе, – сказал он негромко, но так, что услышали все. – Вы променяли его на жалкую подделку, на красивую, но убогую игру в героев. Вы пытались найти игру, в которой не бывает поражений. Но вы проиграли. И теперь у вас на губах навек останется вкус падали, потому что вы играли в убийство, когда со смертью играли другие. Вы не нужны мне.

В его словах была такая сила, что каждая фраза словно вынимала из рыцарей Ордена остатки истерзанной в клочья души.

– Я отрекаюсь от вас. Отныне и до конца света. Идите, добывайте себе победу сами – если сумеете. Может быть, тогда…

Воин замолк. Никто не шелохнулся. А рядом с воином встал рыцарь и заговорил, звонко и четко. Его светлые, чуть волнистые волосы были влажными от пота и липли к вискам. И благородный правильный профиль казался отчеканенным на медали.

– Вы потеряли стремление к справедливости. Вы променяли его на самоубийственную игрушку, заманчивую, но бездушную иллюзию правосудия. Вы пытались родить истину, которая не сможет стать фальшивой. Но вы изолгались. И теперь вовек не быть вам праведными, потому что вы были палачами, когда другие умирали за право прощать. Вы не нужны мне.

Кто-то из младших рыцарей в дальнем углу шатра приглушенно застонал, не в силах сдержаться.

– Я отрекаюсь от вас. Отныне и до конца света. Идите, ищите справедливость, убитую по вашему приговору. Если найдете – тогда…

И снова воин:

– Я, Ренер Тайсс, отказываюсь быть рыцарем Ордена, хоть и завоевал это право. Я не хочу быть рядом с вами.

И рыцарь:

– Я, Сон Делим, не желаю занять место генерала, пусть и принадлежащее мне по праву. Я не хочу быть рядом с вами.

Почти одновременно оба повернулись и вышли из шатра. И никто не посмел даже обратиться к ним.

А на выходе стояли трое. Немного пришедший в себя, но все еще сильно нетрезвый Коборник, седоусый офицер в форме наемной гвардии факелоносцев и костлявый жрец храма Эдели. Офицер повернулся к воину и отдал салют.

– Разрешите доложить, командир – я под свою ответственность пригласил вашего проводника обождать здесь. В толпе сейчас смутно, не поймешь, что и творится. И что у них через минуту затеется – тоже не смекнуть.

– Ты ошибся, – сказал воин. – За генеральский венец сражался не я. Да и мой друг от него отказался.

– А я и не генералу докладываю, – спокойно сказал офицер. – Что прикажете, командир?

Воин оглянулся.

– Да вроде ничего, – сказал он. – Разве что пожар пора тушить. Твои угли, Сон, еще и шатер подожгли.

Над шатром и впрямь поднималась пока еще тонкая струйка едкого черного дыма.

– Не думаю, что этому сооружению нужны пожарные, – сказал рыцарь. Какой смысл спасать дерево и ткань?

– А людей? – тревожно спросил Коборник.

Рыцарь поднял одну бровь и склонил голову набок.

– Проклятых и отверженных? Сами выберутся. Не стоит думать о сегодняшнем вечере, командор. Думайте о завтрашнем дне.

– Господи всевышний! – ударил себя в лоб Коборник. – Поход! Как же теперь поход?

Воин всмотрелся в его лицо и неожиданно улыбнулся.

– Можете взять себе старое знамя, – сказал он.

– Это справедливо, – согласился рыцарь и повернулся к жрецу. – Вы не скучали, святой отец?

– Я не привык скучать, повелитель моей души, – честно сказал жрец. Я молился и размышлял.

– Тогда в путь, – сказал воин. – Мы и так здесь задержались.

– Знамя, – озабоченно сказал Коборник, поворачиваясь к офицеру. Гирден, знамя у тебя?

– У помоста, – сказал факелоносец. – Но охраняют мои разгильдяи.

– Надо бы перенести в безопасное место, – сказал Коборник. – Если повелитель позво… вот те раз!

За его спиной было пусто. И на сто шагов во все стороны не было ни души, кроме молча ухмыляющегося Гирдена.

– Ты видел?.. – начал было Коборник и осекся.

– Конечно, нет, – сказал офицер.