Текст книги "Закат империй"

Автор книги: Александр Лайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Александр Лайк
ЗАКАТ ИМПЕРИЙ

«Dusk is falling…»

Слова песни

1

В летний сан-бехар (третий день лунного месяца саир) брат Савальден, монах обители Ас-Саради, проснулся до рассвета.

Он покинул свою комнату, не одеваясь, и быстро спустился к океану. Небо на юго-востоке едва начинало светлеть, но здесь, у кромки прибоя, этого еще не было заметно. Черная громада хребта Ай-Рагир окутывала берег своей тенью, даря волнам еще несколько минут тьмы.

Савальден на мгновение замер, глядя на запад, туда, где вода океана незаметно становилась звездным небом. Потом глубоко вдохнул и, разметав гальку, ворвался в воду.

Вода была еще прохладной, она заставляла мышцы сокращаться резче, а кровь – двигаться быстрее, она быстро покрыла кожу мурашками и смыла последние липкие капли сна. Савальден решительно плыл прочь от берега, не отдыхая и не оборачиваясь. Только когда темный контур скалы Встреч ушел назад, открывая слева, на юге, голубое сияние башни Иль-Д'Аней, он остановился и перевернулся на спину.

Теперь небо стало заметно светлее даже над Ай-Рагиром. В окнах обители появились первые огоньки – пока еще тусклые и несмелые. Братья-джавальеры, просыпаясь, затеплили свечи. Время факелов уже уходило. Сегодня, завтра, возможно, послезавтра, в начале общей молитвы еще зажгут два-три факела. Через три дня факелы уже не понадобятся. Солнце с каждым днем будет вставать все раньше. И свет восхода упразднит слабый свет огня.

Савальден невидимо улыбнулся. Легкая утренняя волна добавила к улыбке вкус соли и водорослей. Взмахнув рукой, словно приветствуя восход, монах поплыл обратно к берегу.

Вверх, к обители, он уже бежал – и для того, чтобы согреться, и для того, чтобы проскочить через двор незамеченным младшей братией. Загорелое обнаженное тело скользнуло в дверь восточной башни за несколько мгновений до того, как первые монахи вышли из келий к молитве.

Оказавшись в своей комнате, Савальден тщательно растерся красным маслом и немного погодя смыл невпитавшееся масло красным же вином. Остатком вина он прополоскал рот и выплюнул в окно. Не удержался и выглянул в окно, чтобы проследить за полетом плевка. Тот отдалился от стены на дюжину стрел, и расплескавшись в воздухе странным розовым кружевом, дерзко плюхнулся на дорожку у дома приора.

– Ай-я-яй, – насмешливо сказал Савальден сам себе и приступил к следующей процедуре.

Он затянул запястья, щиколотки и талию полосами прочной тонкой кожи. Затем застегнул на руках и ногах свинцовые браслеты весом в доброго индюшонка каждый, а на талии – свинцовый же пояс, потяжелее, чем все четыре браслета, вместе взятые.

Пока гудели туго натянутые жилы в нишах молельни, он кружился по комнате в этом странном наряде, нанося базальтовым стенам страшные удары ступнями и раскрытыми ладонями. Стены вздрагивали, и вся башня словно вторила молочному перегуду едва уловимой вибрацией. А когда щипарь отсчитал тридцать восьмую молитву и побрел вместе с братией к кельям, краешек солнца показался над Ай-Рагиром и Савальден перешел к третьему этапу своего личного утреннего обряда.

Прямо на браслеты и пояс он натянул кольчугу – крупноколечной, неаккуратной вязки. Кольчуга была не впору и заметно стесняла движения. Поверх кольчуги монах надел кирасу. Это кривобокое изделие неумелого кузнеца – скорее, даже подмастерья – было значительно больше по размеру, чем следует, и болталось на кольчуге, как седло на козе. За ней последовали поножи, наручья, нараменники, тяжелый шлем с кольчужным назатыльником и неуклюжие перчатки из толстого сырокованого железа. Все это весило, пожалуй, поболе брата-кормильца и глупо лязгало при каждом движении Савальдена. Облачившись, монах присел несколько раз, обвыкаясь с помехой, кряхтя, опустился на колени – поножи вяло звякнули о камень – и вытащил из-под лежанки цельнокованый щит и длинный двуручный меч. Вздохнул с ненавистью, ухватил меч половчее одной рукой и принялся отрабатывать приемы круговой защиты против легковооруженных и быстрых копейщиков под прикрытием группы лучников. Первые несколько раз он цеплялся налокотником за край кирасы и получал воображаемую стрелу сзади справа – в подколенный сгиб. Потом уловил такт колебаний кирасы, вписал свои движения в раскачивание металла и смог завести щит за спину, прикрыв в нужный момент ноги. Но теперь наручье уперлось в край перчатки, сковало левое запястье, и через три движения Савальден мысленно признал, что должен был пропустить удар мнимого копья в левое плечо. Монах всуе помянул имя бога, которому служил, плохо отозвался о собственных родителях и начал все сызнова.

Солнце было уже достаточно высоко, из соседней деревни донесся жильный гул, призывающий людей помолиться и перекусить, рыжие струйки монашьих хламид потянулись к трапезной, а брат-щипарь, поленившись идти к нишам, просто кричал во дворе: «Во славу богов, братие, вкусим для поддержания мощи нашей!», когда Савальден счел упражнение выполненным удовлетворительно.

Щит и меч отправились под лежанку, груда железа – за ширму в углу, свинцовые отягчители плюхнулись в шлем и укатились под кирасу. Савальден высоко подпрыгнул, коснувшись правым локтем потолка, довольно улыбнулся, набросил хламиду на голое тело и сбежал по неровной лестнице к выходу из башни. У двери он остановился и осторожно выглянул во двор.

Двор был пуст, братья трапезовали. Савальден неслышными шагами пересек открытое пространство и проскользнул в умывальню. Там он с наслаждением содрал с себя жесткую хламиду и пожертвовал двумя ведрами воды, чтобы избавиться от едкого пота. Еще не успел отзвучать характерный стук мисок, свидетельствующий о раздаче каши, как Савальден уже вернулся в башню.

На этот раз он поднимался к себе очень медленно, следя за дыханием и сосредотачиваясь, как костоправ над сложным переломом. Войдя в комнату, он первым делом заложил дверь на тяжелый запор. Постоял, помолчал, резким движением сбросил хламиду на лежанку и стал спиной к стене. И прозвучало короткое, как щелчок спущенной тетивы о перчатку, слово – всего несколько звуков, сливающихся в один.

Посреди комнаты беззвучно взвился призрачный вихрь, лохматый и светящийся голубым. Ярко вспыхнул, потускнел, обрел форму и лик.

– Ты призвал меня, не озаботившись оградой? – язвительно спросил возникший, оглядевшись. – Не очень умно с твоей стороны.

Поросшая голубой шерстью лапа протянулась к Савальдену. Тот, оставаясь неподвижным, щелкнул языком.

Огненный клубок повис перед лапой, заставив ее замереть на полпути. Потом призванный небрежным движением смахнул его в сторону и сделал шаг вперед.

Клубок откатился, подпрыгнул и вернулся на прежнее место. Возникший снова остановился и внимательно посмотрел на него.

Клубок расплющился и превратился в тонкий огненный щит между пришельцем и Савальденом.

– Ага, – удовлетворенно сказал пришелец. – Неплохо, но не поможет.

С некоторым усилием он шагнул сквозь щит. Голубая шерсть зашипела, запахло нашатырем. Савальден, оставаясь бесстрастным, негромко сказал:

– Ашхир.

Воздух перед ним словно сгустился и стал светиться зеленоватым. Пришелец недовольно фыркнул.

– Согласен, – сказал он, поразмыслив. – Ты умнее, чем показался поначалу. Я просто ухожу и даже несколько благодарен тебе за развлечение.

На этот раз он шагнул к окну. Савальден щелкнул пальцами и окно затянулось непрозрачной пленкой.

– Тагурей-далар, – добавил он поясняющим тоном.

Пришелец поморщился.

– Ты, кажется, собрался спорить со мной? – сказал он полуутверждающе и направился к двери.

– Хой, – сказал Савальден.

Дверь превратилась в язык багрового пламени.

– Болван! – вскричал пришелец, явно раздражаясь. – Ты хочешь, чтобы я разрушил стену?

Савальден медленно развел руки. На стенах, полу и потолке проступили оранжевые руны.

– Ты хочешь драться со мной? – пораженно спросил пришелец.

Савальден направил в его сторону указующий перст и начертал в воздухе замкнутый контур. Пришелец тут же оказался заключенным в многогранный кристалл радужного сияния.

– Рах-дезиар, – сказал монах властно, – рах-серез.

– Кто ты? – испуганно спросил призванный. – Зачем ты заточил меня? Ведь ты надо мной не властен, я бесполезен для тебя, зачем же ты сковал меня в этом мире?

– Ты Беелсинузель, прозываемый также Аш-Шарат, – спокойно сказал Савальден. – Я знаю тебя и я узнал тебя.

Он поднял над головой правую руку ладонью вперед. Кристалл растаял. Аш-Шарат рухнул на колени.

– Повинуюсь, господин, – сказал он просто.

– Принеси одежду, – так же просто сказал Савальден. – Такую, что подходит для моих замыслов.

– Позволит ли господин…

– Раскрываю тебе замыслы, – прервал его Савальден и провел левой рукой по лицу. – Теперь иди и принеси.

Аш-Шарат свился в голубой вихрь и исчез. Радужный кристалл замерцал и растворился в воздухе. Савальден критически посмотрел на свою ладонь и скривился.

– Впрочем, – сказал он негромко сам себе, – нет в этом мире совершенства. Времени вечно не хватает.

Воздух хлопнул невидимыми ладошками и Аш-Шарат появился снова.

– Я сделал, как ты велел, господин, – он поклонился.

– Положи у окна, – не оборачиваясь, сказал Савальден. – Можешь уходить и насладиться свободой. Но помни, что я вновь могу призвать тебя.

– Я помню, господин, – Аш-Шарат поклонился еще раз и тут же его не стало в комнате.

А Савальден подошел к двери, распахнул ее и крикнул:

– Брат Дюберри!

Эхо суматошно заметалось среди стен и лестниц, взвилось наверх и вылетело через бойницы башни вместе с гнездившимися там дикими голубями.

– Брат Дюберри!

Внизу, под лестницей, распахнулась дверь крошечной каморки, и оттуда, встревоженно озираясь, выскочил молоденький монашек.

– Это кто звал? Вы, брат Савальден?

– Я, – улыбаясь, сказал Савальден. – Подымитесь ко мне, брат Дюберри, если я не прервал вашу молитву.

– Иду, иду, брат Савальден, – юный Дюберри подобрал хламиду и заторопился наверх. – Уж не случилось ли чего?

– Еще нет, – степенно сказал Савальден. – Но вскоре уж наверняка случится.

Тут Дюберри увидел Савальдена – обнаженного, загорелого, улыбающегося немного насмешливо – и от изумления едва не упал с лестницы.

– Не следует удивляться, брат мой, – сказал Савальден сверху. – Я прошу вас сходить к брату приору и велеть ему быть у меня как можно скорее.

– Брату приору? Велеть? – теперь Дюберри был изумлен настолько, что позабыл о необычном виде Савальдена. – Но брат Савальден, помилуйте, приор наложит на меня покаяние, которого я до конца дней не отбуду!

– Возможно, это было бы именно так, друг мой, – согласился Савальден, если бы вы передали ему такие слова от смиренного брата Савальдена. Однако я предлагаю вам такую формулировку: сперва скажите приору, что Анси де Марни д'Эстель покидает обитель, а уж затем – что магистр Меррен ан-Назир тотчас же требует к себе рыцаря Гериара. Магистра можно найти в комнате, ранее принадлежащей смиренному брату Савальдену.

– Ах!.. понимаю! – чуть ли не шепотом воскликнул Дюберри, и не отрывая взгляда от Савальдена, попытался спуститься по лестнице пятясь. Первым же шагом он наступил на полу хламиды и полетел вниз.

На четвертой ступеньке снизу его подхватили крепкие руки Савальдена.

– Идите, друг мой, – ласково сказал нагой монах. – Но не слишком торопитесь, иначе вы расшибетесь, а приор придет слишком рано и я не успею одеться.

Дюберри преданно кивнул и выбежал из башни. Савальден поглядел ему вслед и хмыкнул.

– У меня складывается впечатление, что дела Ордена и впрямь заботят мальчишку куда больше, чем дела Храма, – сказал он сам себе. – Значит, я прав. Хотя сейчас это это уже не играет ровно никакой роли.

В который уже раз за сегодняшнее утро монах поднялся в свою комнату, теперь, впрочем, неторопливо и беззаботно, и принялся разбирать принесенное Аш-Шаратом. Демон не ошибся, читая его замыслы. И выбрал, пожалуй, наилучшее из того, что было доступно в этом мире.

Когда приор, задыхающийся от спешки и волнения, распахнул дверь, забыв постучаться, его встретил человек, похожий на Савальдена не больше, чем дикий вепрь похож на домашнего хряка. Человек этот стоял у окна и тщательно разминал и без того мягкую кольчужную перчатку. Приор напряженно замер на пороге, не решаясь войти.

– Светлое утро, рыцарь, – негромко сказал Савальден, поднимая голову. Заходите и отдышитесь, время пока есть.

– Вы… – нерешительно начал приор, – …вы… магистр?

– Да, Гериар, – жестко сказал Савальден. – Я магистр Ордена, двести девяносто второй магистр, Меч Веры Меррен ан-Назир. И я приказываю тебе вычеркнуть из списков обители брата Савальдена. Время Савальдена прошло. Сегодня вечером мне снова нужен благородный всадник Анси де Марни, лен д'Эстель.

– Я повинуюсь, сверкающий лен, – приор грузно опустился на одно колено. – Право же… я ни о чем не подозревал… То есть, разумеется, я знал, что вы – Эстельский лен, мейрессар Анси, но то, что вы – магистр…

– Это было последнее испытание, Гериар, – Савальден жестом велел приору подняться. – Это было испытание моего терпения. Кстати, я отнюдь не де Марни. Последний Эстельский лен, Дюваль д'Эстель, умер бездетным.

– Но как же тогда…

– Рыцарь Сокровенной грани Дамлар завещал свой титул Ордену. Так что не беспокойся, мое право именоваться так неоспоримо. Если тебе интересно, могу добавить также, что я землепашец Харим, матрос Аб-Раах и наемник Даш. Пять ролей, каждую по три года, пришлось мне сыграть, чтобы с честью встретить нынешнее утро. И никто не должен был догадаться, кто я на самом деле. Никто не должен был видеть, чем я занимаюсь каждый день. И мне это удалось, Гериар, мне это удалось. Труднее всего было, пожалуй, на корабле. Конечно, нелегко и солдату в чистом поле, и крестьянину, который все время на виду у болтливых соседей, и всаднику Короны посреди дворцовых сплетен, и странному монаху под пристальным взглядом приора…

Савальден слегка насмешливо глянул на приора. Тот побагровел от стыда и растерянности.

– Ты можешь сесть, – спокойно сказал Савальден. – Нет, ты ни в чем не виноват. Ты не должен лично следить за каждым братом в обители. Они сами прекрасно следят друг за другом. И если за эти три года на меня не поступило ни одного доноса, значит…

Он замолчал, и приор тотчас снова сжался в комок.

– Значит, не ты плох, а я достаточно хорош, чтобы обвести вокруг пальца даже пронырливых братьев-джавальеров, – закончил Савальден. – И все-таки труднее всего было на корабле. Слишком ограниченное пространство, слишком много времени – почти все – занято весьма нелегкой работой, а я был тогда так молод… Это было моим первым испытанием.

– Но зачем… – осмелился прошептать приор. – Зачем так?

Савальден молчал, и приор осмелел.

– Ведь устав Ордена не требует, чтобы магистр… чтобы проходить через такие муки! Зачем?

– Чтобы быть готовым к дню, который вот-вот наступит, – ровно сказал Савальден. – Двести девяносто один магистр и несколько тысяч советников три с половиной тысячи лет по дню, по часу, едва ли не по минуте продумывали всю жизнь одного человека. Нет, рыцарь, не всю – лишь от рождения до победы. И прожить эту жизнь суждено мне.

– Бог-охранитель! Что же должно случиться, мейрессар Анси?

– Наступает Рассвет, – Савальден закрыл глаза и сладко потянулся всем телом, словно просыпаясь. – Наступает Рассвет. Вино этого урожая не успеет доиграть, как нашему миру придет конец и родится новый, неведомый мир. И двести девяносто второй магистр сегодня покинет берег Заката, чтобы двинуться навстречу ему.

Лицо приора пошло белесыми пятнами, он поднялся с лежанки, хватая воздух ртом, как рыба.

– Рассвет!..

– Да, счастливая у тебя судьба, Гериар. Ты увидишь то, чего еще никто в этом мире не видел. Не знаю, как насчет Рассвета, но Закат ты увидишь.

– Рассвет!.. – бездумно повторил приор. Затем он словно захлебнулся дыханием, судорожно рванул хламиду на груди и вдруг мягко опрокинулся навзничь, как пухлая кукла.

Савальден открыл глаза.

– Здравствуйте! – воскликнул он недовольно. – Этого мне еще не хватало! Полюбуйтесь, боги и демоны, на этого паразита! Приор Храма, Рыцарь Ордена, который позволяет себе умереть от простого потрясения! Ты немного поспешил навстречу Закату, Гериар!

Боги и демоны промолчали – то ли не слушали, то ли у них не было слов. Савальден подошел к трупу и хлопнул его по щеке.

– Встань, скотина! – сказал он с отвращением.

Еще не остывшее тело шевельнулось. Потом приподнялось и с трудом село, поводя вокруг мутными глазами.

– Воскреснуть можешь? – устало спросил Савальден.

Тело прислушалось к чему-то, происходящему внутри, и отрицательно помотало головой.

– Ну бес с тобой, – Савальден досадливо поморщился. – Вставай. Дыши. Дыши, идиот, ты же без этого разговаривать не сможешь!

Бывший приор неумело засопел.

– Сейчас ты пойдешь в комнату приора Бархара, – сказал Савальден. Запишешь там в книгу – коричневую такую, лежит на столе слева – что Анси де Марни закончил срок послушания и возвращается к жизни мирской. Потом соберешь братию и объявишь всем, что брат Савальден покидает монастырь с особой миссией во имя Храма. Прикажешь брату Дюберри сопровождать его и во всем ему повиноваться. По дороге отвечай на приветствия монахов. Если будут о чем-нибудь спрашивать или просить чего-нибудь – вели подождать до вечера, сейчас ты очень занят. Когда мы с Дюберри покинем обитель, выжди полчаса у себя в комнате, потом выйди во двор. Там можешь падать и умирать окончательно. Понял? Запомнил?

Приор с трудом разлепил губы.

– Нет, господин, – сипло сказал он. – Не понял и не запомнил.

– Эх, – разочарованно сказал Савальден. – Ты и при жизни ни умом, ни памятью не отличался. Аш-Шарат!

В комнате снова возник голубой вихрь.

– А говорил, насладиться свободой… – проворчал Аш-Шарат, без вдохновения концентрируясь. – Какая ж это свобода – туда-сюда, туда-сюда… Я слышал тебя, господин. Я здесь и готов повиноваться.

– Вселись в это тело и овладей им! – властно сказал Савальден.

– Повинуюсь, господин, – пробормотал Аш-Шарат невнятно. – О, да оно еще теплое! Застыть совсем не успело!

– Можешь считать, свежее, – заметил Савальден.

– А можно, я заберу себе душу? – без надежды спросил Аш-Шарат, втягивая голубые дымки внутрь приора.

– Вообще-то он священник, – рассеянно сказал Савальден. – Впрочем… бери. Только ненадолго. Будет знать, как умирать под руку!

– Ух! – сказал Аш-Шарат, еще не до конца веря в свою удачу. – А… ненадолго – это насколько?

– Месяца на три-четыре. Может, на полгода. Впрочем, дольше у тебя и не получится.

– Почему не получится, господин?

– Не скажу. – Савальден критически оглядел тело. – Годится. Теперь ступай и выполни мои замыслы.

– А…

– Раскрываю тебе замыслы и налагаю на дерзкий дух твой печать молчания! Иди и сделай!

– Повинуюсь, господин, – уныло сказал приор и вышел из комнаты. Савальден мрачно посмотрел ему вслед, взял с лежанки дорожный мешок и стал собираться к отъезду.

– Впрочем, возможно, так даже лучше, – сказал он несколько минут спустя.

* * *

Когда почти не отличающиеся от скал ворота монастыря скрылись за поворотом, восхищенно-изумленный Дюберри повернулся к Савальдену и несколько секунд смотрел на него с немым восторгом.

– Ладно уж, спрашивай, – добродушно сказал монах, не оборачиваясь.

Впрочем, сейчас он еще меньше походил на монаха, чем при встрече с приором Бархаром. Сухощавость Савальдена казалась порожденной годами аскетической воздержанности, а изящная стройность лена де Марни Д'Эстель говорила только о чистоте благороднейшей крови да безупречности дворцового воспитания. И замкнутое выражение сурового и строгого лица, которое утром указывало на отрешенность от мирской суеты, после полудня вдруг стало горделивой надменностью Великого магистра Ордена. И мышцы, скрытые грубой мешковиной рясы, вдруг заиграли под батистом и шелком – мышцы опытного воина. И пергаментная желтизна иссохшей кожи обернулась прекрасным морским загаром.

– А… – Дюберри помотал головой, словно пытаясь стряхнуть наваждение. – А… как вас теперь называть, брат Савальден? И куда мы едем? И… я-то вам зачем? Ведь вы – Магистр, а я…

– А ты мой оруженосец, – Савальден смотрел на юго-восток, где дорога змеилась с перевала в долину. – В первом же селении мы купим лошадей. Мы едем в столицу. Называй меня как хочешь, хотя для посторонних мейрессар Анси прозвучит в самый раз. У меня слишком много имен, мой славный Дюберри, тебе ни к чему помнить их все. А настоящего моего имени не знает никто. Кроме меня, разумеется, и… еще одного человека. Верхом ездить умеешь?

– Немного, – Дюберри опустил глаза. – Я ездил, когда был маленьким. Но, мейрессар Анси, вы не ответили – зачем я вам нужен?

– Надоедливый, противный мальчишка, – серьезным голосом сказал Савальден. – Какая тебе разница?

Вдруг он остановился и крепко взял Дюберри за плечо.

– Скоро этот мир погибнет, малыш, – тихо сказал он, глядя монашку прямо в глаза. – Близится Рассвет. Тот самый Рассвет, о котором так любят рассказывать жуткие и прекрасные сказки. Но все рассказчики забывают об одном: Рассвету предшествует Закат. Закат и Ночь. Я еду навстречу Рассвету и хочу спасти тебя. Вернее, попытаться спасти. И делаю я это потому, что знаю тебя и вижу: ты предпочел бы погибнуть в пути, а не ждать смерти в монастыре, прижавшись спиной к океану, за который некуда отступать. Некуда – да и бесполезно. Тебе было тесно в монастыре, так же, как и мне. Ты рвался на свободу. Поэтому я устроил так, что тебя поселили в моей башне, я наблюдал за тобой, и я решил: ты поедешь со мной. Если тебе это не нравится – возвращайся, молись и сдохни, как забившаяся в угол крыса. Если нравится – иди рядом и умри в бою. А если повезет – ты встретишь новый День, которого те, сзади, уже не увидят.

Дюберри дышал часто и прерывисто. Затем внезапно вскинул голову и посмотрел на Савальдена по-собачьи преданно, снизу вверх.

– Я поеду, – срывающимся голосом сказал он и облизал пересыхающие губы. – Я поеду. Я попытаюсь выжить, если смогу. Или хотя бы умереть с пользой. Я никогда даже мечтать не мог…

– Знаю, – Савальден сощурился. Грустно и ласково оглядел мальчишку и опять отвернулся. – Никто не верит, что можно попасть в легенду. Не верил и я – много лет назад.

Голос его дрогнул и вдруг зазвенел победной сталью.

– И все-таки бывает и так! Первый вестник уже прибыл: близится Закат! И мы отправляемся в путь, к священному Берегу Начала! Легенды грядущего мира будут рассказывать о тебе, малыш, но до этого…

Савальден на мгновение умолк и продолжил уже обычным, будничным голосом:

– Но до этого еще далеко. Долгий путь нам предстоит, самый долгий из всех путей, сколько их есть на этом свете. Не думай о легендах, мальчик, легенды родятся сами, а нам следует всего лишь жить – и выжить.

Синий дымок мелькнул перед ними, вспыхнул на солнце паутинным блеском и растаял. Савальден замолчал, вглядываясь в исчезающие завитки.

– Что-то случилось? – полуутвердительно спросил Дюберри.

– Да нет, – лениво ответил Савальден. – Просто умер приор Бархар. Закат забрал свою первую жизнь. Теперь это будет часто случаться, малыш. Идем быстрее, к вечеру мы должны спуститься в долину.

Дюберри быстро обернулся к монастырю, словно запоминая очертания скрывшего его скального выступа, и подобрав подол рясы, поспешил за магистром.