Текст книги "Оберон - 24. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

– Надоели мне эти черепки, – пробормотал я, устав поднимать гантели. Поглядев на турник, попробовал подпрыгнуть, но до перекладины не достал. Тогда кто-то взял меня за бока и помог дотянуться. Я думал, я лёгкий. Но это оказалось оптическим обманом зрения. По-моему, я весил не менее центнера, потому что все мои усилия подтянуться оказались напрасными. Рухнув вниз со вздохом, я с удовольствием, с мягкого пола, наблюдал, как легко подтягивается моя Катя. Потом она посадила меня на велотренажёр, сама села на соседний, и мы сделали вид, что катаемся по парку.

Загоняла меня Катя до того, что я покрылся потом, сама при этом только разогрелась.

– Ну как? – смеялась она, – Понравилось?

– Понравилось! – улыбался я, довольный, что занимаюсь спортом с Катей.

– Пошли, примем душ, скоро вечерний чай. Чем думаешь заниматься вечером?

– Не знаю…

– Я зайду за тобой, сходим в комнату отдыха.

– На вечерний чай, что, опять в комбинезон переодеваться?

– Ну да, всё торжественно, ты же не уговорил Василису.

Честно говоря, я и не пытался. Может, поговорить? Опять будет говорить о дисциплине. Может, наоборот, ребята сняли бы напряжение?

В своей каюте я принял душ, отметив, насколько все эти чудеса стали для меня привычными. Захотел, трансформировал душ в подобие тропического ливня, с картинками тропиков вокруг, или можно сделать обычный рожок наверху, со старым кафелем, в потёках ржавчины, если замучила ностальгия. Можно попросить душ, чтобы струи били со всех сторон, приятно массируя тело.

Привычно надев свежее бельё, я достал свой комбинезон, который сам чистится в шкафчике, оделся в него, и отправился в кают-компанию.

Так как нас двенадцать пар, дежурить выпадало раза два-три в месяц.

Стол уже был накрыт, ждали Василису. Когда она появилась, все встали. Заняв место во главе стола, в капитанском мундире, она разрешила нам сесть, и мы приступили к чаепитию.

Через пять минут обязательного молчания, Василиса разрешила нам разговаривать.

– Вася! – спросил один мальчик, я не знаю его имени, – Можно, Тонька в следующее своё дежурство опять переделает кают-компанию?

– А что, кроме Тоника никто не может переделать, по своему усмотрению? Или не хочет?

– У него получается лучше всех! – загалдели ребята.

– Как хотите, – пожала плечами Василиса, – Его дежурство будет через две недели.

– Мы можем уступить ему! – засмеялись девочки.

– Подумаем. Сегодня получила сообщение. Скоро прибывают взрослые.

– А мы? – в наступившей тишине спросил Мишка.

– Взрослые будут исследовать Город, мы заниматься раскопками. Наверное, – добавила Вася.

Больше вопросов не было, вечерний чай закончился, ребята расходились в тишине.

– Что случилось? – спросил я у Ростика, когда мы зашли в каюту, переодеться.

– Не знаю. Что-то случилось, раз взрослые прибывают раньше графика. По графику должен прибыть борт с почтой для нас, но его задержали из-за тебя. Что теперь, я не знаю, может, опять из-за тебя?

– Кто я такой, чтобы из-за меня срывать графики? – спросил я, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

После недавней своей самооценки, я мог представить себе всё, то угодно, вплоть до лоботомии. Живьём. Я передёрнул плечами, отгоняя от себя эту жуть, и начал переодеваться. Оказывается, в моём маленьком шкафчике можно было найти любую одежду. Я надел светло-серые маечку и шортики, приготовился ждать Катю.

Катя явилась в розовой блузке и сиреневой коротенькой юбочке, светло-розовых гольфиках и белых босоножках. Выглядела она так чудесно, что мы с Ростиком одновременно сглотнули.

– Что стоишь? Пошли, – потянула она меня за руку.

Комната отдыха представляла из себя уютное место с мягкими диванами, возле которых стояли столики с шахматами, вдоль стен тянулись книжные полки, здесь можно было смотреть кинофильмы. Кино можно было смотреть и в кают-компании.

Всё это напомнило мне рейс в открытом океане. Не зря Василиса сделала настоящую, морскую кают-компанию. Осталось только иллюминаторы сделать, как на фрегате, и показывать там море.

– Тонь, давай, сыграем в шахматы, – предложила Катя, расставляя фигуры. Я согласился.

С удивлением я понял, что готов сделать всё, лишь бы быть с Катей. Какое счастье, подумал я, что я её напарник, а то получал бы ещё больше неприятностей, если бы она мне понравилась, будучи чужой парой.

– Катя, Кать, – попросил я. – Расскажи, кого как звать. Я забыл…

– Забыл, так забыл, – легко согласилась Катя, – вон, смотри, с книгой сидит Фёдор, за шахматами Костя со своей Светой, Лена с Наташей. Остальные, кто где. Кто-то опять пошёл в спортзал, наверно, в волейбол играют, кто-то спать завалился. Ты не хочешь спать?

– Не, не хочу, – покраснел я, скрывая причину, по которой мне не хотелось уходить.

В шахматы я продул. И не один раз.

– Ты мне поддаёшься? – с досадой спросила Катя, в очередной раз расставляя фигуры.

– Что ты, Катюш, ты замечательно играешь! – оправдывался я, пытаясь унять сердечко.

– Раньше ты всегда меня обыгрывал, и сразу уходил.

– Я же говорю, что изменился.

– Я вижу. Прости, что обижала тебя.

– Кать, если захочешь, обижай, сколько угодно! – сказал я от чистого сердца.

Катя внимательно посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Так я наслаждался обществом Кати весь вечер, пока не пробили склянки, после которых полагалось готовиться ко сну.

Почистив зубы и умывшись, я лёг на своё место. Пришёл Ростик, залез на свою кровать, поворочался там, потом слез вниз, и забрался ко мне под одеяло. Подышав там, он спросил:

– Можно, я буду спать с тобой? Мне одному неуютно.

– Спи, а то я один могу здесь потеряться, такой худой.

Ростик хихикнул и спросил:

– Ты правда, жил на Земле?

– Жил, – согласился я.

– Расскажи?

– Ростик, я жил там двести пятьдесят лет назад.

– Ну и что! – настаивал мальчик.

– В то время для нас ваша станция была фантастикой.

– Я знаю, мы же учили историю.

– Многие ребята, которые жили в то время, с удовольствием поменялись бы с вами местами.

– Ну и менялись бы! Мы бы тоже… с удовольствием! Так ты поменялся с Тоником?! Тебя как зовут?

– Алекс… Саша.

– Саша?! Вот здорово! Как ты там жил? Учился в школе? Расскажи!

– Ростик, я уже не хотел ни с кем меняться. Я уже был дедом, у меня внуки…

– Врёшь! – подскочил Ростик, – Чтобы у тебя были внуки, значит, должны быть дети?!

– Ну да, у меня были девочки. Конечно, теперь можно сказать, что были.

– И каково это?

– Что?

– Быть папой.

– По-всякому, – пожал я плечами, – и тяжело, и радостно. Но, прежде, чем быть папой, я был сыном.

– Правда?! – задохнулся Ростик, не в силах спокойно лежать, он крутился на месте, садился, внимательно заглядывая мне в глаза.

Я рассказал немножко. Обычная жизнь обычного мальчика показалась Ростику сказкой.

– Ростик, – спросил я, – Тебе на самом деле интересно, или завтра будете надо мной смеяться?

Ростик замер под одеялом, потом сказал:

– Если честно, мы хотели узнать, врёшь ты всё, или правду говоришь.

– И что?

– Н-не знаю… ты так запросто рассказываешь, как будто взаправду жил на Земле. Но так не бывает! – снова привстал он на локте, глядя мне в глаза.

– Не бывает, – согласился я, – не бывает искусственных мальчиков и девочек, не бывает детских археологических экспедиций на заброшенных планетах. Я сплю, и мне снится сон. Давай спать, я завтра проснусь, и пойду на работу! – Я повернулся к стене и закрыл глаза. Ростик тоже замолчал, думая, наверно, где я придумал, где сказал правду.

Я же говорю, что Ростика для меня нет, что я для него тоже не существую.

Всё получилось так, как я и говорил вечером Ростику: утром я проснулся, и пошёл на работу. На раскопки, встав, спросонья чуть не полетел на пол через спящего рядом мальчика.

Но прежде Василиса устроила нам утреннюю зарядку. Заспанные и ленивые, выстроились мы в спортзале, мальчики в трусиках, девочки в трусиках и маечках. Девочки в передней шеренге, мы в задней. Василиса, тоже в футболке и шортах, показывала, какие упражнения надо делать, под бодрую музыку, и мы потихоньку проснулись, глазки заблестели, мы уже с удовольствием махали руками и ногами, сгибались и разгибались. Я смотрел на спину стоящей передо мной Кати, и внутри у меня разливалось тепло, в предвкушении дня, который я проведу вместе с ней.

Я уже начал свыкаться со своим новым положением практиканта. Возможно, так бы и остался Тоником, если бы… Но всё по порядку.

Ребята начали привыкать ко мне, одно их раздражало: каждый вечер я старался сбежать, чтобы посмотреть на закат за стеклянным городом. Никто не садился за стол, пока не соберутся все.

Как я уже говорил, связь со станцией у меня не всегда срабатывала.

– Вася, я вернусь, как только отгорит закат, ужинайте без меня!

– Ты совершенно невозможный ребёнок! – сердилась Вася, иногда чувствительно меня шлёпая по заднему месту, – Ты подрываешь дисциплину! Сегодня ты ходишь смотреть на закат, завтра кто-нибудь захочет поковыряться в дюнах, послезавтра кто-то найдёт что-нибудь интересное на посадочной площадке во время прибытия очередного борта, или кому-нибудь, скажем, тебе, надоест смотреть на закат из-за изгороди, и ты пойдёшь поближе к Городу. Думаешь, законы пишут, чтобы вам навредить, притеснить? Законы пишутся кровью!

– Да помню я! Это техника безопасности…

– Вот именно, безопасности! Заставляешь меня ходить за тобой, ребят нервируешь. Смотри, будут бить, вступаться не буду!

Я обиженно-виновато шмыгал носом, но на следующий вечер опять убегал к ограждению станции, предварительно проверив связь. Если не забывал. Зато натренировался автоматически надевать свою вторую кожу. Вообще мой скафандр являлся скафандром высшей защиты, в нём так же комфортно в космосе, как и на планете типа Венеры.

Внутри он был из такого же белкового материала, как и я, следующие слои постепенно переходили в кремнийорганическую структуру.

Когда я спросил, почему мне легко работается на раскопках, и тяжело в спортзале, мне объяснили, что мне помогает скафандр. При желании, он может принять на себя очень большую нагрузку, но после этого его надо хорошо накормить, иначе начнёт высасывать силы из начинки, то есть, из хозяина. Скафандр питается в шкафчике. Можно кормить его собой, но тогда надо часто кушать самому.

А если без экстремальных нагрузок, то система регенерации позволяла находиться в нём очень длительное время без пополнения запасов. Я, правда, ещё не рискнул ни разу проверить регенерационные способности моей второй кожи, один раз только, по-маленькому. Всё просочилось, как в песок.

Вода, которую можно было пить, не снимая шлема, была похожа на родниковую. Ребята не знали, но я-то помню, какова настоящая вода на вкус. Разве что вкус у моего нового тела другой?

Тогда я рад за это тело, потому что всё, что предлагают на завтраки, обеды и ужины, доставляет мне искреннее удовольствие. Вася говорит, что до моего помешательства у меня был отвратительный аппетит. В отчёте? Если напишет правду, у наставницы отминусуют баллы, могут поставить незачёт по практике.

За мою смерть она уже что-то получила. Воскрешение не компенсировало наказание, как бы не повлекло ещё больше штрафных баллов. Там же думают, что Вася хотела заморозить живого, не заражённого человека, по ошибке. Только хорошее отношение Васьки ко мне спасло меня от окончательной гибели.

Это замечание насторожило меня: что значит «хорошее отношение»?

Шла вторая неделя моего пребывания на станции. Я уже привык к своему статусу ребёнка.

То, что я перестал интересоваться ископаемым мусором, мало кого удивило или рассердило, определённо такие находки никого не радовали. Ростик говорил, что некоторые ребята во время практики, находили настоящие захоронения, с действительно ценными экспонатами, которые даже выставляли в музеях, а по этим черепкам можно было лишь узнать, когда они были изготовлены, или разбиты.

В этот день мы, как обычно, позавтракали, стали собираться на привычные раскопки.

Мы с Ростиком и Катей уже прилично углубились в тупичке, нам помогала напарница Ростика, Лена, тоже очень приятная, неконфликтная девочка. Я с удовольствием трудился с ними, мы весело болтали в перерывах, ребята иногда подтрунивали надо мной, называя «дедом». А я?

Когда моюсь в кабинке, выхожу и смотрю на себя в зеркало, на свою тощую детскую фигурку, силюсь представить, что мне под шестьдесят, и уже не могу. Новая жизнь властно начала захватывать моё сознание. Если сначала я думал, что не сегодня, так завтра проснусь, то теперь кажется, что сном была прошлая жизнь.

Мальчишки и девчонки, в полном составе, бывало, собирались в кают-компании, послушать мои рассказы. Я сразу предупредил, что мои рассказы, не что иное, как истории из давних – давних времён, когда люди только выходили на орбиту Земли, и то, что сейчас является рутинным и скучным делом, в то время было смелой фантастикой.

Так вот, когда мы начали собираться на выход, у Василисы прозвучал сигнал связи с куратором группы. Наша начальница удалилась в свою каюту, вышла бледная, с пожатыми губами.

На немой вопрос ребят, Вася глубоко вздохнула, и сказала:

– Объявили эвакуацию. Сейчас прибудет «призрак», ждём корабль, и переодеваемся в скафандры.

Кроме Тоника и Кати. Тоник и Катя остаются.

В кают-компании воцарилась звенящая тишина.

– Я не знаю, почему! Сказали, их заберёт к себе прибывающая экспедиция, они будут работать со взрослыми.

– Так никогда не было! – сказал Мишка.

– Я сама ничего не понимаю, – развела руками Вася, – но не могу не подчиниться приказу. Со мной говорил Первый заместитель губернатора колонии системы Морской Звезды Дмитрий Колодезный.

Сами понимаете, насколько это серьёзно. Приказ обсуждению не подлежит. Ждём прибытия борта, и сразу переодеваемся.

Ждать пришлось недолго. В иллюминаторы было видно, как заколыхался воздух, вспыхнул сиреневыми сполохами, порыв ветра поднял песчаную метель, и на посадочной площадке материализовался громадный конус «призрака», меж пространственного корабля.

Ребята зашевелились и в полной тишине отправились облачаться в свои скафандры.

Мы с Катей остались стоять посреди кают-компании. Вася подошла к нам, взяла меня за плечи, и неожиданно, крепко поцеловала в губы.

От неожиданности я стал вырываться, сучил ножками, но Вася была сильной девушкой, мои попытки вырваться из её объятий потерпели фиаско. Наконец Вася отпустила меня. Я стал плеваться и вытирать губы рукавом.

– Ты с ума сошла! – воскликнул я.

– Ну что ты бесишься? – дрогнувшим голосом спросила Вася, – Я же не виновата! Я люблю тебя!

– Упаси господь от такой любви! – крикнул я со слезами на глазах. Вася закусила губу и вышла.

Мы с Катей бросились к иллюминатору, стали наблюдать, как вышли наши друзья, сопровождаемые Василисой, дошли до корабля, исчезли в нём. Потом силуэт корабля заколыхался и растворился.

Теперь опять стали видны песчаные дюны.

Мы остались одни.

Глава четвёртая
Одни

Мы отошли от иллюминатора, Катя посмотрела на меня и закатила мне пощёчину. Моя голова метнулась влево, Катя треснула по левой щеке, потом, с плачем, обняла меня за шею.

– Катя, успокойся, – гладил я её по спине.

– Я ударила тебя, Тоник, где больно? – отстранилась она от меня. Я пальцем показал на левую щёку.

Катя поцеловала эту щёку. Тогда я показал на правую щёку, Катя поцеловала правую.

Я показал на губы. Катя засмеялась и неумело ткнулась своими губами в мои губы.

– Я не виноват, Катя, – пытался оправдаться я.

– Глупый, я ударила тебя за то, что ты целовался с Васькой!

– Я не целовался с ней!

– Всё равно. Наконец-то мы одни, Тоник!

– Что же тут хорошего? – удивился я.

– Как мне все надоели! Мне только с тобой было хорошо.

– Катя, я не понимаю, что здесь происходит, но мне это не нравится.

– Тоник, давай об этом подумаем завтра? Сегодня будем с тобой вдвоём.

– Ты уверена, что завтра будет?

– Что значит «завтра будет»? Куда оно денется?

– Не знаю, Катя, что-то случилось, возможно, связанное с моим появлением. Я боюсь за тебя.

– Я никому тебя не отдам, – Катя сдавила меня изо всей силы, я чуть не задохнулся.

– Сегодня пойдём на раскоп? – спросила она меня.

– Я бы пошёл, мне там нравится. Скучно будет, наверно, одним.

– Не будет, мы же вдвоём. Вот если бы тебя оставили одного! Но одного запрещено оставлять.

– И поэтому пожертвовали тобой?

– Что значит, «пожертвовали»? Ма с тобой пара. Если бы меня отправили куда-нибудь на край Галактики, ты последовал бы за мной. Или ты был бы против?

– Нет, Катя, теперь мы связаны.

– Вот видишь!

Мы решили сходить на раскоп. Чем ещё заниматься? Отдохнуть успеем вечером, тем более, что я надеялся подольше понаблюдать за Городом.

Придя на наше место, решили прокопать у стены поглубже. Сначала набирали носилки, потом относили на курган.

– На обед пойдём? – спросил я, когда заурчало в желудке, и тут почувствовал, что моя лопата во что-то упёрлась. Расчистив грунт, увидел небольшую статуэтку, сантиметров пятнадцати длиной.

Изображала она стилизованную женскую фигурку. Такие фигурки у наших предков считались хранительницами очага.

– Вау! – воскликнула Катя, – Что это?

– Хранительница очага.

– Пошли домой? – я кивнул.

Статуэтку мы положили в ящик для отмывания находок, и, когда сами отмылись и переоделись в маечки и шортики, наша находка была чисто отмыта и продезинфицирована.

Катя с интересом разглядывала её. Трогала пальцами большие груди, разглядывала со всех сторон.

Лицо у статуэтки было только намечено, все пропорции искажены.

– Неужели здесь жили такие уроды? – спросила Катя.

– Что ты, Катя, это фигурка духа. Женского духа.

– Откуда знаешь? – подозрительно спросила Катя, – Ты же ничего не помнишь!

– Я помню кое-что другое, – ответил я, – такие статуэтки находили на Земле.

– На Земле? – с недоверием спросила Катя.

– Разве вам не преподавали такие вещи? – удивился я.

– Преподавали, конечно, но как-то не верится. Сколько отсюда до Земли? – я пожал плечами:

– Затрудняюсь даже представить, но у нас считалось, что гуманоидная культура должна быть распространена по всему космосу. Потому что этот вид способен к созиданию. Какой ещё вид к этому способен, Катя?

– Не знаю, мы ещё не встретили разумных, ни на одной планете. Может, знаешь, почему?

– Наверно, всякой цивилизации есть начало, есть конец. Возможно, сейчас мы наблюдаем развитие единственной цивилизации в Галактике – нашей, Земной. Пройдёт несколько миллиардов лет, и мы уйдём, может быть, из этой Галактики, найдём другую, молодую. А здесь, когда природа восстановит ресурсы, съеденные нами, возникнет другая цивилизация, культура.

– Ты рассуждаешь, как старый дед! – поставила точку в нашем разговоре девочка, – Я поставлю эту статуэтку вот на эту полку. Если она хранительница домашнего очага, здесь ей самое место.

– Катя, мы будем обедать?

– Ой! – Катя поставила Хранительницу и бросилась заказывать нам обед. Дежурные ведь смылись в неизвестном направлении.

– Тебе что? Борщ? – спрашивала меня девочка, заботясь обо мне. На второе она предложила мне картофельное пюре с котлетой, на третье – компот из сухофруктов.

– Пойдём ещё? – спросила Катя меня.

– Конечно, пойдём! – воскликнул я, – Забыла, что ли, про закат?

– Пошли тогда, поспим. Я буду теперь спать в твоей каюте, одной скучно.

– Наверху, или внизу?

– Наверху, в нашей каюте я тоже наверху сплю. Мне нравится.

В каюте мы разделись и улеглись. Поболтали немного о нашей находке, помечтали найти ещё что-нибудь, и незаметно уснули.

Мечтать, ка говориться, не вредно. Смешно было надеяться, что на одном месте будет валяться куча статуэток, или целые вазы.

Раскопав свой тупичок, пошли домой. Несмотря на неудачу, настроение у нас было превосходное.

Я предложил посмотреть закат, и девочка с радостью согласилась.

Мы стояли возле ограды, я с восхищением смотрел на дивные краски, а Катя откровенно скучала.

– Кать, ты не видишь? Смотри, какие краски чудесные!

– Ничего красивого нет, обычный закат.

– А ящерицу видишь? Вон, под куст саксаула ползёт!

– Какого саксаула? – удивилась девочка.

– Вон же растёт, кривой, как пучок железа.

– Так это и есть пучок ржавого железа.

– Откуда здесь арматура? – с удивлением посмотрел я на Катю, – Там что, остатки строений? Я говорю, куст! Ящерица легла под куст и слилась с песком. Какого цвета песок?

– Серого, – ответила Катя.

Странно, подумал я, на станции я специально спрашивал, какого цвета имеет тот или иной предмет, все отвечали правильно. Здесь же никто не видит такого великолепия.

– Тоник, то, что видишь ты, никто не видит, – сказала Катя, – Ты так восторгаешься, наверно, это действительно красиво, мне даже завидно.

– Да, Катя, мне жаль, что ты не видишь такой красоты. Дюны, к примеру, не серые, а жёлто-красные, бегают маленькие ящерки, жучки и паучки.

– Не вижу, Тонь, всё серое. Пошли домой.

Вечером мы поужинали, отдохнули, и Катя предложила посетить тренажёрный зал.

Мы попробовали позаниматься на разных тренажёрах, но пустой зал пугал своими размерами, нам было не до шуток и смеха. Помывшись в душе, поиграли в шахматы, потом сходили, попили вечерний чай и решили ложиться спать.

Станцию мы обошли, проверили все данные. Но, так как мы остались вдвоём, разница в показаниях оказалась минимальной, поэтому Катя перевела всё обеспечение на автоматический режим.

Мы легли спать, погасили свет, оставив крохотный зелёный ночник.

Катя поворочалась наверху, повздыхала, и слезла вниз. Бросила ко мне на кровать подушку, одеяло, и улеглась рядом со мной.

– Я так мечтала остаться с тобой вдвоём, – сказала она, – но никогда не думала, что будет так тоскливо.

– Вот ты рядом со мной, чего никогда не могло быть, когда здесь были все ребята и Василиса, и всё равно не хватает ребят, постоянной ходьбы, беготни, даже ссор.

– Да, Катенька, давай обнимемся, представим, что всё, как прежде, а мы просто спрятались от всех.

Катя хихикнула, мы обнялись, уткнувшись носами.

– Тоник, как тебя по-настоящему зовут? Саша? Саш, расскажи про отношения мальчиков и девочек у вас, на той Земле.

– Да такие же отношения, – пожал я плечами, – как и здесь: воюют, дружат, любят и ненавидят, всё, как везде, мы обычные люди, Катя.

– Да я не о том…

– О том, Катя, нам ещё рано говорить. Когда вырастем, я тебе всё расскажу. Будем спать? Или рассказать сказку?

– Сказку, – надула губки девочка, – ты же старший… на двести пятьдесят лет старше! Дедушка, расскажи сказку!

Я рассказывал сказки, которые мог вспомнить, или просто о жизни на Земле, или весёлые истории из жизни детей или внуков, Катя потихоньку засыпала в моих объятиях, а мне казалось, что мы дома, у моей мамы, что мы братик с сестричкой, утром она нас разбудит, и… я заснул.

Утром Катя разбудила меня, когда уже в каюте было светло.

– Я пойду к себе, умоюсь, – сказала она, – будем делать зарядку? – я кивнул, начав сильно зевать.

– Просыпайся! – засмеялась Катя, и ушла. Пришлось вставать. Пошёл, смыл сон, сделал все утренние процедуры. Не успел одеться, как зашла Катя. Она тоже была в маечке и трусиках:

– Пошли в спортзал! – потащила она меня.

В спортзале мы встали напротив друг друга и Катя начала мне показывать упражнения. Немного размявшись, я предложил:

– Катя, давай играть в пятнашки?

– Это как? – замерла Катя, а я хлопнул её по плечу, и с криком «пятна!», побежал от неё.

Катя, с негодующими воплями погналась за мной. Недолго я бегал, Катя быстро меня запятнала.

Настал мой черёд бегать за хохочущей, вёрткой девочкой. Я успел запыхаться, когда смог до неё дотронуться, и тут же увернулся, и припустил от неё, откуда только силы взялись! Бегали до изнеможения, когда уже, от хохота не было сил, я свалился на маты и сдался. Катя тоже свалилась рядом, тяжело дыша.

– Какую весёлую игру ты придумал! – радовалась она.

– Не придумал, а вспомнил.

– Всё равно умница! – я не спорил. Отдохнув, опять пошли мыться от пота.

В кают-компании мы взяли овсяную кашу с клубникой и чай с пирожными. Кушали, радостно глядя друг на друга.

– Сегодня пойдём на раскопки? – спросила Катя. Я подумал.

– Катя, у меня есть одно дело. Помнишь, ты говорила о вездеходе? – Катя кивнула, облизывая ложку.

– Я хочу посмотреть на него.

– Давай посмотрим отсюда. – я кивнул:

– Да, сначала посмотрим на экране.

Прибравшись за собой, мы развернули широкий экран, Катя понажимала на значки, и в каюту въехал вездеход. Был он красного цвета, высокий, на четырёх гусеницах.

«Краулер», – всплыло откуда-то название этого чуда. Посмотрел, как он управляется, что за энергетическая установка.

Энергетическая установка оказалась маленьким ядерным преобразователем энергии.

Я открыл описание. Установка представляла собой круглый цилиндр, метр в высоту и полметра в диаметре. Внутри стояли активные стержни, погруженные в поглотитель, который преобразовывал энергию альфа, бета частиц, и гамма излучения, в электроэнергию. Инверторы и выпрямители преобразовывали её в несколько видов напряжений. В каждом гусеничном элементе стоял двигатель постоянного тока.

Каждый мощностью по сто киловатт.

Управлялся это чудо техники бортовым компьютером, лёгким движением руки. Кабина и сиденья были трансформерами, подстроенными под наш возраст.

– Кать, хочу… – сказал я, протягивая к вездеходу руки. Катя засмеялась:

– Мальчишка всегда мальчишка. Пойдём смотреть.

– Одеваться надо?

– Нет, туда можно дойти по переходу, – Катя взяла меня за руку и мы, как были, в маечках и шортиках, пошли к переходу. Катя набрала код на виртуальном пульте, диафрагма перехода раскрылась, и перед нами открылась длинная труба, прозрачная изнутри. Казалось, что она стеклянная. Решётка трапа, казалось, висела в воздухе.

– Давай бегом? – предложила Катя и побежала вперёд, я за ней.

Скоро я начну опять, как в детстве, бегать, вместо того, чтобы ходить.

Следующая диафрагма открыла проход в довольно обширный ангар, в котором стоял вездеход и большой обтекаемый аппарат матового чёрного цвета.

– Что это? – спросил я.

– Спасательный катер, – пожала плечами Катя.

– На сколько мест?

– На тридцать.

– Неужели все поместимся?

– Да, там тридцать мест. Катер выводится на орбиту, и все погружаются в сон. До тех пор, пока не найдут.

– Долго ищут?

– Кто его знает, я ещё не попадала в такие неприятности. Но ждать можно хоть сто лет, потом разбудят.

Я с уважением посмотрел на спасательный катер и направился к вездеходу. Залез по лесенке в кабину. Да это настоящий кабинет! Офисные кресла, четыре штуки, столик, шкафчик в виде бара, широкие окна из бронестекла. Впереди стояли два кресла, водительское и штурманское. Я занял водительское, которое сразу приняло удобную для меня форму. Рядом рухнула Катя.

Я раскрыл пульт, почитал инструкцию. Управление было рассчитано на ребёнка, умеющего читать.

– Вввв, – сказал я, – вв-у-ув! – Катя звонко рассмеялась.

– Кать, покатаемся?

– Прямо так? Без скафандров?

– Здесь можно снимать скафандры.

– И голышом?! – зашлась в смехе девочка. Я покраснел. Здесь же не было приспособлений для снятия и хранения второй кожи.

– Я имею ввиду…

– Да знаю я, что ты хотел сказать, – улыбнулась Катя мне, – если хочешь, заводи, здесь можно прокатиться метра два вперёд-назад.

Я включил питание кнопкой с вертикальным значком, кнопка засветилась, потом завёл двигатели пиктограммой «play», загорелся зелёный огонёк. Двинул пиктограмму со стрелкой «вперёд», вездеход неслышно двинулся вперёд. Другой рукой двинул стрелку реверса, когда вездеход вернулся на место, я коснулся «паузы». Машина остановилась, огонёк горел. При нажатии кнопки «стоп» двигатели выключились. Были здесь ещё пиктограммы «налево», «направо», причём повороты отдельно ещё и для заднего хода. Что мне понравилось, в машине был предусмотрен автопилот. Можно было, задав курс, дремать в креслах, или, записав свой путь, обратно вернуться по той же дороге, короче, заблудиться в песках на такой машине было невозможно.

– Как его зовут? – спросил я, заикаясь от восторга.

– Кого? – удивилась Катя.

– Вездеход?

– Кажется, ВДЭ-122…

– Что это значит?

– Вездеход детский, экспедиционный. 122-я модель.

– Я назову его «Мальчик», – вспомнил я книгу Стругацких, «Страна багровых туч».

– Подходящее название! – засмеялась Катя, кладя свою очаровательную головку мне на плечо.

Я тут же забыл про вездеход.

Оставив «Мальчика», мы вернулись в кают-компанию, времени до обеда оставался час с небольшим. Мы решили пообедать, и сходить, ещё покопаться, в центре лабиринта.

Так мы и сделали. После сна мы оделись в скафандры и пошли попытать счастья в центре лабиринта.

Мы весело провели время на раскопе, надеясь найти хоть что-нибудь.

Представьте себе, нашли. Кусок окаменевшего дерева, на котором были явные следы обработки.

– Что это? – шёпотом спросила у меня Катя.

– Похоже на детскую модель парусника. Видишь, как будто корпус корабля. Остальное, наверное, сгнило.

Катя прижала кусок дерева к груди:

– Давай, тоже заберём?

– Заберём, конечно, это ведь тоже предмет древней культуры.

– Поставим его рядом с Хранительницей.

– Поставим, – согласился я, – будет полка экспонатов.

– Нет, – не согласилась Катя, – это будет наша полка, Хранительница очага с детской игрушкой… найти бы ещё что-нибудь, мужское, чтобы была семья, как у настоящих людей.

– Кать, что ты заладила? Мы и так настоящие. Но здесь мы навряд ли найдём что-то, принадлежащее мужчине.

– Матриархат?

– Или матриархат, или здесь поклонялись женщине-богине, Дарящей Жизнь.

– А детская игрушка?

– Подношение, или просьба о чём-нибудь, например, о здоровье сына.

– Тоник, ты говорил, что ничего не смыслишь в археологии, – ядовито заметила Катя.

– Кое-что я помню, – ответил я.

– Тебя интересно слушать, не то, что на лекциях, там так скучно рассказывают, половина учеников спит с открытыми глазами. Потом учат тему в гипносне.

– Там спят, и тут спят? – засмеялся я, – А что делают, когда не спят?

– Едят! – приняла шутку Катя.

Вечером я опять захотел полюбоваться закатом.

– Катя, если тебе не интересно, иди на станцию, приготовь ужин, а я полюбуюсь. Мне не будет обидно и скучно! – предложил я.

– Смотри, чтобы тебя здесь ящерицы не съели, – рассмеялась Катя, и направилась к станции.

Наверно, и правда, видит одну серость. Ну и ладно.

Вспыхнул закат, переливаясь разноцветьем в алмазных гранях октаэдров, ещё мощный перелив цветов получился у гранёных шаров с многочисленными гранями, смешивались цвета в призмах и кубах, преломлялись в пирамидах. Высоченный столб, похожий на шестигранный карандаш, светился зелёным, переходя в желтизну сочных цветов, постепенно смещаясь в оранжевый…

Что же это за город? – удивлялся я, какую загадку он несёт в себе? Не помог ли он переместиться мне сюда?

Подумав эту мысль, я подумал и о взрослой экспедиции, которую мы ждём. Не связано ли это со мной каким-то образом? Вдруг они засекли какую-то аномалию, возмущение в пространстве? Может быть, захотят наши потомки установить связь с прошлым? А может быть, их заинтересует возможность перемещения сознания пожилых людей в молодое, искусственное тело?