Текст книги "Оберон - 24. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Машков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

– Ещё какая! – весело ответил я, торжествуя. – При виде тебя у меня все мужские желания пропадают начисто!

– Ну, Тонька! – прошипела Васька, – Ты ещё пожалеешь об этом!

– О чём мне ещё жалеть, садистка? Будешь бить больнее? – я прислушался. Тишина.

– Я сейчас перепрограммирую изолятор, – странным голосом сказала мне девушка, – слишком много свободы ему дали, – я услышал удаляющиеся шаги и попросил дверь открыться.

Осторожно выглянув из-за двери, убедился, что остался один, забрался в свою капсулу, закрыл крышку, и свернулся клубочком. Надоело.

Появилась Васька, прошла в ванную, не найдя там никого, подошла ко мне. Открыла крышку.

– Ну, что с тобой, Тонька?

– Домой хочу, – честно признался я.

– Все хотят. Только после этой планеты нас отправят на другую, потом на третью. Нас никто не ждёт дома.

– Меня ждут, – всхлипнул я. – Ты представляешь, что будет, если Тоник очнётся в моём теле?

– Оставь свои фантазии, – вздохнула Васька. – Так не бывает. Ты просто глотнул избытка кислорода, или каких других газов, вот тебе и мерещится всякая ерунда.

– Я не пойму, зачем ты издеваешься надо мной.

– Я не издеваюсь. Я пытаюсь заставить тебя перестать валять дурака.

– Я не валяю дурака. Я ничего не помню, а ты, вместо того, чтобы помочь мне, избиваешь. Если так пойдёт, я соглашусь стать Тоней, и всё. Делайте со мной всё, что хотите. Хоть убейте.

– Опять ты за своё. Никто тебя не собирается убивать.

– Ты сообщила начальству, что я погиб?

– Что погиб, не сказала, сказала, что ты сделал… Ты хочешь сказать, тебя списали?

– Откуда я знаю? Может, и списали! Теперь меня нет, а ты приведёшь лишнего человека!

– Сообщу, что ты ожил.

– Сообщи. Не думаю, что они обрадуются, если говоришь, что нас там не ждут. Кстати, почему не ждут? Мы что, все сироты? – Васька с удивлением посмотрела на меня.

– Ты серьёзно? – спросила она.

– Что?

– Что ты с другой планеты?

– Наверно, – пожал я плечами, – вообще-то я с Земли, если что.

– Все мы с Земли, – почему-то вздохнула Вася. – Ладно, сейчас принесу тебе твоё дело.

– Что, на бумаге? – удивился я, поднимаясь.

– На бумаге? А, да, отпечатала я, ты же виртуально не умеешь.

Через несколько минут я уже читал личное дело Антона Сопелкина, 13 лет, русского.

Сначала стояла таблица моего генетического кода, затем:

«Антон Сопелкин, был зачат в лаборатории № 754/875 (Луна – 46), лаборанткой Н. П. Леонтьевой в 2235 г. 30 апреля в 9 часов 30 минут по Гринвичу.

Развитие зародышевой клетки нормальное. Переведён в инкубатор через сутки. Приживление к искусственной матке нормальное, снабжение кровью стабильное, развитие по плану. (см. лаб. журнал 235/3004)».

Я ещё раз перечитал первые строки дела, посмотрел на свою фотографию. Вполне симпатичный улыбчивый мальчик. В зеркале я видел кого-то другого.

Что там, дальше? Почему национальность, если я искусственный?

«Плод развивался без патологий, снабжение питательными веществами стабильное, генетические отклонения отсутствуют. Пол идентифицировался как мужской. Развитие нормальное…»

Дальше опять ссылка на лаб. журнал.

«Отделение произошло по плану, через девять месяцев, ребёнок здоров, реакции хорошие, сосёт активно». Пробежав по диагонали сведения о пищеварении, приросте в граммах, чем кормили и какие витамины давали, какие получил прививки, добрался до момента, когда Антона переселили из детских яслей в школу-интернат на Луна – 46. Обучение началось с трёх лет. Обучался Антон легко, материал усваивал хорошо. В десять лет закончил первичное образование и переведён в школу космической археологии и палеонтологии. В тринадцать лет отправился на практику на Оберон – 24 в качестве практиканта.

Связей, порочащих его, не имел, подумал я, возвращаясь к началу дела.

Искусственно оплодотворён. Вот тебе и «сирота». Интересно, сколько нас там сразу зачали?

Впрочем, не это интересно, интересно, зачем столько?

– Вася, – позвал я в пространство, – зачем нас столько?

– Экспансия, – услышал я. Мог бы и сам догадаться. По номерам планет.

– Вась, имя понятно, а как с фамилией? Кто её присваивает?

– Кто вынимает из родового бокса, тот даёт фамилию. Может записать свою. А что?

– Ну, Сопелкин, как-то…

– Что-то ты никогда раньше не жаловался.

– Привык, наверно, – пожал я плечами. – А здесь как я себя вёл? Ты вела журнал?

– Сейчас принесу, готовила, для тебя.

Я почитал журнал. Ничего особенного. Аппетит нормальный, характер в меру коммуникабельный, отношения с товарищами ровные, успехи по навыкам археолога удовлетворительные.

Я посмотрел на Ваську. Та с вызовом смотрела на меня. Я решил промолчать о нестыковках в отчёте, и спросил: – Как мне вести себя с ребятами?

Васька забрала у меня журнал и прочитала:

– «В меру коммуникабельно, отношения с товарищами ровные, успехи по археологии удовлетворительные». – Захлопнув журнал, добавила: – Мы ещё займёмся палеонтологией. Вот закончим с раскопками селения Зель-Бут, поедем искать кости ископаемых животных.

– А они здесь были?

– Почём я знаю. Планета старая, значит, должны быть.

– С космоса захоронения должны быть видны. Выветривания, вымывания…

– Ну, вот, а притворялся.

– Ничего я не притворялся. Это общеизвестные знания. Когда ты меня освободишь?

– Да хоть сейчас. Только не советую. Давай, завтра с утра. Сейчас принесу ужин, поешь, поспишь…

– Почему ты не ешь со мной? Мне неудобно, когда ты смотришь на меня.

– Я ем на станции, вместе со всеми, а то там дисциплина упадёт. Вашего брата надо в строгости держать.

– А вашу сестру?

– Выйдешь, узнаешь. Не завидую я тебе, Тоник, если ты в действительности всё забыл. Держись.

– Такие все злые?

– На тебя, да. У нас карантин, очередной борт задержали на неопределённое время, а там новые книги, фильмы, игры, почта, новости…

– Что, нельзя по интернету переслать?

– Какой интернет, Тонька?! Двести тысяч световых лет!

– А как же… – я прикусил язык.

– А также, – передразнила меня Вася, – Плохо ты учился в школе. Хотя, конечно, с физикой у вас плохо. Про Туннель Турмалинова слыхал? Откуда тебе. Археологи, одно слово. На теории Турмалинова и Левановича работают «призраки». Искусственный ты разум…

– Вася, что ты дразнишься? – задумчиво поскрёб я затылок, – Ты, что ли, настоящая?

– У меня образование лучше.

– И воспитание…

– И воспитание!

– Что же ты ко мне пристала? – с тоской спросил я, – Если воспитание у тебя дворянское?

– Вам не понять, у всех мужчин головы деревянные, а вместо мозгов опилки.

– Вот и отстаньте от нас! – окрысился я.

– К сожалению, без вас не проживёшь. Нужна противоположность. Я умная – ты тупой…

– Кстати, если мы искусственные, почему тогда здесь и мальчики, и девочки? – оживился я. Может, в экспедиции всё по-другому?

– Если доживёшь до совершеннолетия, узнаешь, – пообещала Васька, вставая.

Глава вторая
Как я вышел на свободу, и почему не обрадовался этому

Утром пришла Василиса и принесла мне трусики и маечку. Наконец-то, вздохнул я, облачаясь в лёгкую одежду. Бельё нисколько не стесняло движений. К своему удивлению, я привык к наготе, и теперь придирчиво оценивал качество белья.

– Ну, всё, пошли, – Вася взяла меня за руку и повела по коридору. Когда коридор кончился, моя провожатая открыла дверь, и мы оказались в большом помещении, полным мальчишек и девчонок моего возраста.

– Наконец-то! – закричали они, хлопая в ладоши, – Тонька пришла! Катя, где её комбинезон? Одевай, давай! – Очень миловидная девочка вышла вперёд, держа на вытянутых руках белоснежный комбинезон. Покрутила его передо мной и помогла облачиться в него. Зарастила спереди шов.

Туговато внизу живота, почему-то. Ребята весело расхохотались.

– Василиса, а Тонька сегодня пойдёт на раскопки? – спросил кто-то.

– Не пойдёт, – строго сказала Вася, – ему ещё адаптироваться надо. Не обижайте его, он временно потерял память, помогите восстановить её.

– Поможем! – завопили два десятка глоток.

– Катя, ты остаёшься с Тоником, остальные на выход.

– Что я должна делать? – сморщив прелестный носик, спросила Катя.

– Будешь дежурной по станции, введёшь в курс дела Тоника Считай, что он новичок.

– Что, правда? – распахнула Катя свои и без того большие глаза.

Когда мы остались одни, эта милая девочка начала проверять мой IQ.

Полученный результат привёл её в восторг. Я оказался полным дебилом и неучем. А что она хотела?

Это в каком же веке я очутился? В двадцать третьем? Если летоисчисление осталось прежним.

– Катюш, я не виноват, что потерял память… – канючил я, таскаясь за девочкой по всей станции, мучительно думая, что не так с моим комбинезоном.

– А кто виноват? Может, я? – сердито глядя мне в глаза, спросила Катя.

– Нет, ну что ты? – мямлил я.

– Значит, ты врёшь, что потерял память? Может, это я заставила тебя снять шлем?

– Кать, ну, мне кажется, ты не могла, ты такая добрая девочка… – шмяк! Что-то залепило мне лицо.

Я протёр глаза. Что-то сладкое. Промолчав, умылся под краном. Оказалось, это кухонный кран, под ним овощи фрукты моют, а не грязные рожи.

– Здесь тоже овощи моют? – удивился я. – Зачем?

– С тобой, Тоня, конечно, весело, но не наедине. Закрой рот и молча следи, что я делаю. Завтра всё это будешь делать ты, а я буду наблюдать.

– С удовольствием, Катенька! – девочка что-то прошипела, я не стал прислушиваться. Мне только тринадцать лет, и я не люблю девчонок!

Я раньше никогда не был на космических станциях. И на инопланетных, тоже. Поэтому было интересно. Катя показывала мне, как пользоваться виртуальным пультом заказа обеда на двадцать пять человек, с учётом всех особенностей каждого конкретного организма.

– Вот, видишь, это окно? Здесь заложены все данные каждого члена экипажа…

– Э-э… А не члена? – попытался пошутить я.

– Это ты про себя? – спросила Катя, продолжая показывать, как распределять продукты, чтобы приготовить на всех, при этом чтобы все были сыты, и ничего не осталось.

– Сейчас я посмотрю, не снят ли с довольствия не член…Так, тебя кормила Василиса, снять не успела, тебе повезло.

– Фух! – подумал я про себя. Хорошо, Катя не приняла шутку на свой счёт, только начал устанавливать контакт…

– А теперь, не член, пошли дальше. Здесь панель измерения расхода воды. Делаем вот так, потом вот так, – Катя вывела на экран таблицу. Видишь, получился дебет. Выравниваем показатели, чтобы у тебя в душе не пропала вода. Понял что-нибудь? – смотрит Катя на меня вопросительно. Я киваю, пытаясь разобраться, понял, или нет.

– Смотри, завтра я тебя поправлять не буду, сделаешь что не так, ребята побьют.

– Катя, неужели тебе совсем меня не жалко? – вырвалось у меня. Катя сморщилась, как будто откусила лимон.

– С какой стати мне тебя жалеть? – удивилась девочка, – Быть парой такого ничтожества! Мне все сочувствуют, что ты воскрес!

– Мне показалось, что ребята обрадовались моему появлению.

– Тебе показалось! Они были рады, что опять есть, над кем пошутить.

– Ты хотела сказать, «поиздеваться»? – Катя пожала плечами и отвернулась, переходя к следующему пульту: – Здесь учёт потреблённой энергии. Что-нибудь перепутаешь, и мы замёрзнем, или наоборот, будет жарко. Выводи все показатели сюда, здесь пожелания проживающих в каждой каюте, какую температуру воздуха они предпочитают.

– А что, нельзя в комнате регулировать?

– В комнате, само собой, только, если ты задашь отсюда минимум энергии, ниоткуда она не возьмётся, надеюсь, это понятно?

– Разве нельзя, чтобы это рассчитывал компьютер? – удивился я.

– Компьютер знает, что ему делать! – отрезала Катя, – Это детская станция, здесь положено обучаться, а не отдыхать! Скажи спасибо, что здесь есть роботы-уборщики. На Ганимеде – 15, нам приходилось полы мыть самим! Жаль, не могу тебя заставить это делать!

Я промолчал, делая вид, что очень заинтересовался видом из иллюминатора.

Вид был так себе: песчаные дюны красно-жёлтого цвета, дальше обзор закрывали округлые корпуса станции, из-за которых выглядывало какое-то огромное стеклянное сооружение, даже отсюда было видно, что до него очень далеко.

Вообще, станция для меня, как новичка и жителя начала 21 века, производила впечатление.

Центральная часть была похожа на приплюснутую сферу, опоясанную большими круглыми иллюминаторами, нижний край иллюминатора мне по пояс, размером примерно метр в диаметре. Здесь находилась кают-компания, рядом кухня – автомат, с меняющимся меню. 365 дней, 365 блюд, включая первые, вторые, завтраки, обеды и полдники. Ещё был вечерний чай.

Дальше располагались каюты экипажа. У старшей была отдельная каюта, совмещённая с кабинетом, у остальных двухместные, с санузлом, душевой кабинкой, кровати двухъярусные, диван, два стула, столик для занятий.

От центрального блока ответвлялись тоннели числом восемь, заканчивались они полусферами разного размера и назначения. Была энергосфера, изолятор, где я развлекался с Васей, оранжерея, биосфера протеиновая, биосфера растений. Насосная станция, качающая воду из скважины, Тамбур для выхода наружу, регенерационная сфера.

За всем этим присматривал дежурный, как объяснила Катя, чтобы мы учились управлять станцией в случае отказа главного корабельного искусственного разума.

– А эти виртуальные пульты? – поинтересовался я, – мы через них управляем компьютером? А если они не раскроются?

– Что не раскроется?

– Вот эти, виртуальные пульты? Здесь есть дублировка? Механические кнопки, рычаги?

– Когда не раскроются эти пульты, можно только одно: ждать спасателей, или спасаться самому.

Потому что это может произойти, если прекратилась подача энергии, то есть вышел из строя энергокомплекс. Тогда дублируй, не дублируй, результат один.

– Понятно, – глубокомысленно сказал я.

Обойдя все пульты и проверив, всё ли в порядке на станции, мы вернулись в кают-компанию.

Катя включила обзорный экран, который, казалось, повис посреди помещения. Создавалась иллюзия, что стена исчезла, и мы оказались снаружи.

Ребята раскапывали какое-то поселение. Каменные стены, сложенные из грубо отёсанных камней, кое-где с остатками штукатурки, были отрыты по пояс. Мальчишки наполняли носилки породой и куда-то относили её, девочки что-то расчищали кисточками и маленькими лопатками.

– Катя, объясни мне, что мы здесь делаем? – попросил я. Катя посмотрела на меня, как на насекомое: – Пфы! Ты даже этого не знаешь! Заморыш, замухрышка, да ещё тупой, как пробка! Ну вот зачем ты ожил?! Может, нас отправили бы в какое-нибудь другое место, повеселее. Есть такие планеты! – мечтательно закрыла она глаза.

– А всё же? – шмыгнул я носом. Катя открыла глаза и непонимающе посмотрела на меня.

– Ты ещё здесь? – состроила она гримасу отвращения. Катя помолчала и удостоила меня ответом:

– Здесь когда-то жили люди. Мы раскапываем их поселения, пытаемся понять, какая раса здесь проживала, почему погибла. Сейчас на планете, кроме нас, работают ещё четыре экспедиции. Когда полностью откопаем этот посёлок, соберём все данные, перейдём на участок, где должны быть кости ископаемых динозавров, или как их здесь называли. Разберёмся с прошлым, докажем, что здесь можно открывать станции терраформирования, постепенно специалисты превратят это уныние в цветущий сад, сюда приедут колонисты, потом настоящие люди будут приезжать на отдых. А нас отправят исследовать другие планеты.

– Почему ты думаешь, что, если бы я умер, вас бы отправили отсюда? Вы же ещё и половины не откопали? – с недоумением спросил я.

– Вдруг бы посчитали это место опасным? Нас бы временно эвакуировали, сюда бы прислали следователей. Всем так надоело это унылое место! Ничего не нашли, одни черепки, как будто здесь никто не жил.

– Думаешь, вы бы попали на курорт? – спросил я.

– Бывает, рассказывали, недалеко от моря, ветром выдувает скелеты, их можно расчищать машинами, такие они большие.

Здесь можно только вручную. Нас вообще посылают туда, где надо копать с осторожностью. Считают, что наших сил не хватит, чтобы что-то сломать необратимо.

– Долго практика будет длиться? Потом что, в школу? – Катя кивнула:

– Да, уже через месяц в школу. На Луну – 46. – Катя опять сморщилась, – В школе все считают дни, когда отправят на практику, на практике считают дни, когда она кончится. Все надеются на каникулы, на отдых на нормальной планете, где можно ходить без скафандра. Говорят, есть такие планеты, где можно в море купаться голышом. Но это, наверно, сказки, или на таких планетах живут только настоящие люди…

– Катя… – я протянул руку и хотел утешить девочку, погладив её по плечу, как внезапно уткнулся лицом в стол. Катя заломила мне руку.

– Ну что ты делаешь?! – взмолился я, пытаясь вырваться из захвата. Стало ещё больнее.

– Никогда не дотрагивайся ко мне! – шипела Катя, – Руку сломаю, доходяга!

– Пусти, нужна ты мне, дикая кошка! – девочка отпихнула меня, я не удержался, и упал на пол.

– Ещё бы чуть, сломала бы! – жаловался я, потирая пострадавшую руку.

– Подожди, сейчас придут на обед ребята, я им скажу, что ты меня обижал.

– Я тебя обижал?!

– Конечно ты. Здесь же больше никого не было! Ты опасен для общества.

– Ты так шутишь, Катя?

– Какие шутки, Тоня, я тебя ненавижу, – тусклым голосом сказала Катя. Мне стало неуютно.

– Скажи, Катя, у вас за убийство не наказывают?

– За убийство наказывают, за несчастный случай – нет.

– У вас несчастные случаи были?

– Был, с тобой. Жаль, неудачный.

– Может, удачный? Я ведь теперь совсем другой человек, – попытался оправдаться я.

– Какая разница, внешне-то ты не изменился!

– Тебе не нравится, как я выгляжу? Но это с возрастом пройдёт!

– Дурак ты, Тоник! – Катя поднялась и ушла, где-то открылась и закрылась дверь каюты.

Я сидел на полу, и ничего не понимал.

С трудом поднявшись, я сел за стол, и, от нечего делать, осмотрел кают-компанию. Как и всё на станции, мебель здесь трансформировалась по желанию посетителей. Сейчас она выглядела, как стол в кают-компании парусного судна: один большой стол, во главе которого сидит капитан, за его спиной на стене висит штурвал, рында, старинные приборы, вроде подзорной трубы, компаса, сектанта, большие корабельные часы, разделённые на 24 деления. Тикают. На отдельной тумбочке стоит хронометр, на стенах развешаны карты доколумбовской эпохи, картина парусного судна. Наверное, фрегат, похож на «Палладу». Иллюминаторы здесь закрыты, вместо них ряд небольших, корабельных, в которых видно голубое небо с белыми облаками. Поглядев на облака, почувствовал небольшую тошноту, и понял, что пол покачивается.

Перевёл взгляд на экран, где ребята и девчата, в облегающих скафандрах, приобретших светло-салатный цвет, роются в развалинах. Причём заметил, что на девочках – розовый поясок, а на мальчиках – голубой. Иначе я перепутал бы их. Только, зачем их различать? Чтобы правильно распределить на работы?

Вполне возможно, гермошлемы зеркальные, защищают лица от слепящего солнца.

Интересно, почему Антон снял шлем? Не верю, что его до того достали, что он решил покончить жизнь самоубийством. Какая-то другая причина этому есть.

Давно хочу в туалет. Пробовал расстегнуть комбинезон, не получается. Звать Катю не хочу, снова получу на орехи, может и руку сломать. Какие здесь девочки агрессивные! Вот что я им сделал?! То Васька лупила мня, почём зря, теперь Катя. Катя мне понравилась… сначала. Оказалось – дикая кошка!

Стал непроизвольно злиться, ещё раз осмотрел кают-компанию, и переделал её в советскую столовую!

Сам не понял, как получилось, смотрю: обшарпанные колченогие столы, в количестве шести штук, возле каждого, стулья из той же эпохи.

Посмотрев на это великолепие, решил накинуть скатёрки и поставить на них приборы со специями.

Получилось. Вместо иллюминаторов появилось широкое окно с городским пейзажем за ним, дальше колыхалось море. Так, сделаем персональное место для наставницы. Хороший дубовый стол кресло, как трон. Вот так гораздо веселее!

Глянув на экран, увидел, что ребята уже собираются на обед. И тут услышал сзади себя какой-то звук.

Оглянувшись, увидел Катю с глазами в пол-лица, замершую посреди кают-компании.

– Ты что наделал! – завопила она, – Немедленно переделывай обратно!

– Я не помню, как было! – признался я.

– Нам сейчас попадёт от Василисы! – захныкала Катя, – Я тебя придушу!

– Ты-то тут при чём? – спросил я, – Я наделал, мне и отвечать.

– Тебя она не тронет, зато на мне отыграется по полной! – заломила руки Катя. – Я же отвечаю за тебя сегодня! Ты у нас без памяти, сам не ведаешь, что творишь!

– Тебе не нравится? – спросил я девочку.

– Мне? Мне нравится! Василиса меня порвёт! Она тот антураж неделю придумывала!

– Восстановит! – пожал я плечами, – Наверняка записала где-нибудь в память.

– Ладно, – немного успокоилась Катя, – но, если мне попадёт, получишь у меня!

– Хорошо, Катя, только не очень больно!

– Это, как получится! Уже заходят! Поздно переделывать. Давай на столы накрывать!

Мы кинулись к кухне-автомату, Катя стала вынимать оттуда блюда, я – расставлять их по столам, следуя инструкции и распоряжениям, отдаваемой по ходу дела Катей. Неплохо мы сервировали столы, особенно стол Василисы. Я напрягся, и поставил ей на стол букет цветов. Не знаю названия, какие получились. Катя, при виде цветов, тоже напряглась и отвесила мне леща, когда я наклонился над ними.

– Уй! – зачесал я затылок, и тут вошли ребята. Сначала они замерли, открыв рты, затем бросились к окну, забыв про обед, жадно всматриваясь в пейзаж. За окном ветер качал деревья, чирикали воробьи, противно кричали чайки. Облака двигались по голубому небу.

– Катя! – воскликнула Василиса, – Кто позволил?!

– Это я… – хотел сказать я своё веское слово, но не был услышан.

– Катя, я спрашиваю? Кто позволил ломать мою композицию, кто позволил дразнить ребят земными пейзажами?!

Катя стояла, опустив глаза в пол.

– Будешь наказана, – спокойно сказала Василиса, – времени нет на смену образа, надо обедать. Ребята, отошли от окна, или я его заменю на каменную стену раскопок!

Мальчики и девочки с понурым видом отошли от окна, стали занимать места за столами.

Вдруг один мальчик спросил меня: – Тоник, а в твоей столовой обедать можно только в форме?

– Ну почему? – сказал я, – В моей столовой можно кушать, одевшись, как кому удобно.

– Ура! – зашевелился народ, подрываясь со своих мест и бросаясь в каюты. Только один мальчик, глянув на Василису, остался сидеть в комбинезоне.

Скоро прибежали мальчики, все в шортах, в майках, кое-кто в рубашках – ковбойках, девочки вышли в юбках и блузках, степенно двигаясь. Расселись, поднялся весёлый гомон.

Василиса постучала вилкой по пустому высокому стакану: – Тишина! Кушайте, времени мало, план раскопок ещё никто не отменял!

Все принялись за еду. Как ели наши далёкие потомки? Так же, как и мы: вилками и ложками, иногда пользовались ножами, пили сок из стаканов. Посуда была сделана под фарфор, вилки-ложки – под серебро, или мельхиор.

Мы с Катей прислуживали за столами, наполняя хлебницы, наливая сок, по просьбе ребят подавали чай или компот. Мы будем обедать после того, как всё уберём.

Пообедав, ребята разбрелись по каютам, у них послеобеденный сон, а мы с Катей принялись убирать посуду. Потом сели за разные столы, потому что, Катя так на меня взглянула, что кусок мог застрять у меня в горле. И болит уже всё внизу живота! Сколько можно терпеть!

– Катя, Кать! – позвал я, – покажи, где моя каюта, а?

Катя огляделась вокруг. Возле окна стояли двое мальчишек. Один был в комбинезоне.

– Миша! – позвала Катя, – Отведи этого придурка в каюту, он забыл, где живёт!

Миша, молча, подошёл ко мне, взял за руку, и повёл по коридору. Пройдя мимо всех кают, он открыл неприметную дверцу и впихнул меня внутрь со словами: «вот твоя каюта».

«Каюта» была площадью метра четыре, заваленная всяким хламом, здесь же стояли роботы-уборщики. Зато была довольно длинная и широкая банкетка, светил светильник на потолке, было, чем дышать.

Я сел, а потом лёг, на банкетку, перестав думать совсем. Закрыл глаза, пытаясь уснуть.

Но уснуть мне не дали, ко мне в гости зашла Василиса.

– Ты что тут делаешь? – удивилась девушка.

– Миша сказал, что здесь моя каюта, – сказал я, садясь.

– Миша? – удивилась Василиса.

– Вася, – прошептал я, – я в туалет хочу, а комбинезон расстегнуть не могу!

Вася осмотрела меня:

– Тоник, ты зачем надел девичий комбинезон? Конечно, такой комбинезон может расстегнуть только девочка. Настроен он так.

– А мальчишеский, только мальчик, что ли?

– Нет, мальчишеский может расстегнуть и девочка.

Я сидел, разинув рот.

– Закрой рот, и пошли, в твою каюту. Что у тебя за привычка, рот раскрывать? – Василиса привела меня в каюту № 6, в которой спал Миша, провела рукой по шву. Шов не разошёлся.

– Вот негодяйка, – прошептала Вася, и вышла.

– Тонька, убирайся отсюда, – открыл глаза Миша.

– Меня сюда Василиса привела.

– Так она ушла?

– Сейчас вернётся.

– Потом, чтобы тебя не было! Понял? – я кивнул. Зачем раздувать конфликт?

Пришла Василиса в сопровождении Кати.

– Расстегни Тонику комбинезон! Зачем над товарищем издеваешься?

Интересно, подумал я, этот комбинезон Катя надевала на меня при всех, Василиса тоже видела, никто не сказал ни слова! Теперь возмущается!

Катя расстегнула мне комбинезон, я выскочил из него, и пулей скрылся в туалете.

– О-о-о! – сказал я вслух, – Кайф!!

Когда вышел, Вася меня ждала.

– Вот, в шкафчике, твой комбез, надевай.

Я достал комбинезон, осмотрел. На рукаве был пришит шеврон в виде герба: в левом углу белые звёзды на чёрном фоне, созвездие, похожее на Плеяды, в правом – чёрный череп человека, на белом фоне, внизу – сапёрная лопатка на зелёном фоне.

На левой стороне груди – надпись: «Антон Сопелкин», и группа крови, третья, положительная.

– Правильно, сначала посмотреть надо, что надеваешь! – назидательно сказала наставница.

– Надевай и иди, дежурь, дежурному послеобеденный сон не положен.

Мы вышли, закрыли за собой дверь, Вася пошла в свою каюту, я – в кают-компанию.

Катя там занималась составлением меню на ужин, я не пошёл к ней, надув губы, подошёл к окну, разглядывая родной пейзаж. Представил, что сейчас постою, и поеду домой, к жене…

Закрыв глаза, уже совсем сжился с этой мечтой, когда услышал:

– Тоник, ты что, обиделся?

– Как ты могла, Катя? – спросил я, не открывая глаз – Так и помереть можно.

– Надо было просто попросить! – фыркнула Катя.

– Мы поругались, и ты ушла.

– А ребятам понравилась твоя композиция, – сменила тему Катя.

– Я заметил, только благодарность у них странная. Меня отвели в чулан, сказали, что там моя каюта.

– Это Мишка, твой сосед, Васькин любимчик.

– И что теперь делать?

– Дай ему в морду.

– Боюсь, не смогу…

– А ты не бойся! «Боюсь, боюсь»! Будет возникать, врежь!

– Он меня в блин раскатает. Если ты мне руку чуть не сломала, Мишка и руки, и ноги…

– Ну и спи в чулане! – психанула Катя, и ушла. А я остался, разглядывая Амурский залив.

Подумав, я разместил здесь залив Восток, с песчаным пляжем, чистейшей прозрачной водой и видом на противоположный, гористый, берег.

Оказывается, это несложно, когда есть воспоминания.

– Что это?! – восхищённо спросила Катя, неслышно подойдя сзади и облокотившись мне на плечо.

Какая тяжёлая! Неужели во мне совсем не сил? Как же я буду драться с Мишкой?

При этой мысли у меня в животе всё сжалось в тугой комок. Меня даже затошнило. Но «терять лицо» перед Катей, которая, оказывается, моя «пара», совершенно невозможно.

Какой же ты напарник, если на тебя нельзя положиться? Я бы, на месте Кати, плюнул бы, да и ушёл.

Может, это невозможно по условиям обитания на станции? А потом, когда закончится практика, она побьёт меня и плюнет сверху, уходя к тому же Мишке. Представив это, я сжал кулаки. Нет, не потому, что Катюша плюнет на меня: так мне и надо, а представил, как она берёт под руку противного Мишку, и уходит, не оглянувшись на мою поверженную тушку.

Нет, это я не переживу, несмотря на то, что я не люблю девчонок!

– Катя, – сказал я, боясь пошевелиться, – это залив Восток…

– «Восток»? А где это?

– Приморский край… – начинаю я.

– Планета какая? – перебивает меня Катя, обнимая меня. Я напрягаюсь, ожидая подвоха.

– Земля! – пожимаю я плечами, и тут же мне делают подсечку, и я громко грохаюсь на пол.

– Врёшь! Ты никогда не был на Земле! Я-то знаю! И таких фильмов не смотрел! Врунишка! Не подходи больше ко мне! – кричит Катя, чуть не со слезами в голосе.

– Катя, – протягиваю я в её сторону руку, забыв о боли в разбитой коленке и локте, – я не вру!

Катя отвернулась к пульту раздачи пищи, что-то набирает на нём.

– Вставай, хватит валяться! – командует она, не поворачиваясь, – Я не обязана всё одна делать. Сейчас ребята на полдник придут. Иди, накрывай свои дурацкие столы. И вообще! Верни всё на место! Как было!

С кряхтением я становлюсь на четвереньки, потом утверждаюсь на двух ногах. Это что, я мечтал о Кате, как о подружке? Да ну, нафиг! Не пойму, где был этот Тонька во время физподготовки?!

У, попадись он мне! Теперь я страдаю из-за него!

Постаравшись максимально быстро накрыть на столы, я, косясь в сторону Кати, отошёл немного в сторону. У окна мне нельзя, сейчас прибегут ребята, лучше не стоять у них на пути.

И точно! Словно вихрь по кают-компании! Прибежали и девчонки, и мальчишки. Девчонки забыли о хороших манерах, толкаются, как мальчишки:

– Ух ты!! Колька, вали отсюда, ты уже насмотрелся!

– Валя, не толкайся!

– Кто тут толкается? Сам меня локтем в ребро! Щас как дам!

– Ребята, за столы! – входит Василиса, – Полдничаем, и на раскопки.

– Василиса, прикажи Тоньке ещё что-нибудь показать! – говорит одна девочка, даже не взглянув в мою сторону.

– Вечером верну всё в прежний вид, – обещает начальница, – Всем быть в парадной форме!

– У-у-у, – разочарованно воют ребята.

– Это ты, Танька-задавака, виновата! – говорит девочке, которая просила Василису что-то мне приказать, самый маленький по росту мальчик.

– Заткнись, Ростик! – шипит Танька, – а Тоньку я ещё поколочу, чтобы не задавался!

– Я вот тебе поколочу, – негромко говорит Катя, – колоти своего Петьку.

Танька вдруг краснеет, и занимает своё место, напротив рыжего и конопатого Петьки, показывая ему язык. Петька делает вид, что не замечает напарницу.

Интересно, думаю я, наблюдая эти сцены: дети, как дети, почему к ним такое отношение? Они даже не клоны, как я понимаю, все зачаты из генетического материала людей, разве что вскормлены искусственным молоком, развивались в искусственной среде. Однако, на Землю им хода нет, иди, осваивай новые планеты, некоторые из которых, наверняка, пока непригодны для жизни, заражённые радиацией, или химией.

Я, правда, ничего об этом не знаю, но я же взрослый человек, из нескольких фраз, брошенных Катей и Васей, вполне могу догадаться, что ценность жизни и здоровья этих ребят для метрополии близится к нулю. «Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко!», – подумал я. Надо будет, их… то есть, нас, наделают ещё. Сотню, вместо одного пропавшего. Интересно, сколько здесь тратится на выращивание и обучение одного искусственного человека? В промышленных масштабах, наверно, сущие копейки.