Текст книги "Генерал Деникин. Симон Петлюра"

Автор книги: Александр Козлов

Соавторы: Юрий Финкельштейн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

Пытался спрятать евреев в здании суда чиновник Леон Биенко, однако и он немногого добился, в чем нет его вины. Одним словом, среди граждан Проскурова нашлось немало порядочных людей самых различных национальностей.

Было несколько мерзавцев и среди евреев, которые действовали на руку и заодно с погромщиками. Из архивных материалов мне стала известна фамилия Рохманенко (Рохман). Еврей, маскировавшийся под украинца, он состоял при есауле Савельеве – председателе комиссии по выяснению «большевистской деятельности, приведшей к погрому». Рохманенко арестовывал сыновей богатых евреев и вымогал взятки. Ему в этом помогал еврей Прозер, выступавший в роли посредника. Кончилось тем, что городской комиссар Г. Верхола (не забудем это имя!) арестовал Рохманенко, обнаружил 13 тысяч рублей и драгоценности, однако покарать не смог, так как атаман Семесенко взял этого мерзавца под свое покровительство: «Ворон ворону глаз не выклюет». Немного погодя, во время отступления петлюровцев из Проскурова, Рохманепко-Рохман был кем-то застрелен.

Что же касается самого атамана Семесенко, то и он не уцелел: спустя полтора года (!) после Проскуровского погрома его расстреляли на станции Ермолинская близ Каменец-Подольского. Где же он был все это время? Служил в войсках Петлюры (есть вариант, что он скрывался под фамилией Дорошенко), совершил еще ряд преступлений, а в мае 1920 г. его арестовали за хищение 3 тысяч рублей казенных денег, а не за убийство И тысяч евреев: эту цифру Семесенко с гордостью называл сам. Вероятно, несколько преувеличивал. В тюрьме он кричал: «Вы не можете меня убить! Я – голос украинского народа!» Вполне возможно, что расстреляли Семесенко, чтобы избавиться от истерического и слишком крикливого свидетеля преступлений высшего начальства.

А теперь, о «высших» – о Головном атамане. Где он был во время погрома? Что знал о нем? Сведения достаточно противоречивы. Все сподвижники С. Петлюры настаивают на его алиби, часто противореча друг другу. Вот свидетельства иного рода.

«Перед погромом, за несколько дней, я видел в ложе театра Петлюру в присутствии Тютюнника и Шепеля».

«В это же время (во время погрома – Ю. Ф.) в Проскурове находился «Сам Петлюра Семен», который все время находился в квартире, в своем штабе… Вдруг 15 февраля 1919 г., в 3 часа дня ровно, атаман Семесенко вышел из штаба, где находился сам Петлюра…», – сообщает Анна Немичиницер. Далее идет рассказ о том, как по намеку из штаба Петлюры на третий день погрома начали собирать деньги, чтобы спасти «оставшихся в живых евреев». Рассказчице было поручено эти деньги передать атаману. «… Мне удалось пробраться с деньгами к Семену Петлюре. Был сам Петлюра Семен и его адъютант… золотую монету и вещи золотые с бриллиантами (я) положила на столе перед Семеном Петлюрой, который на меня исподлобья посмотрел и тут же, взглянув на своего адъютанта, строго сказал: «Примить ци гроши».

Как же быть с известным рассказом «верного Личарды» Александра Доцепко? Пока никак. Продолжим наше исследование.

Видел ли его в театре музыкант Лейдермап, принесла ли в штаб деньги и золото Анна Немичиницер? Кто знает? Может, им просто показалось, что видели они С. Петлюру, а на самом деле это был Шаповал, Бэн, Юнаков. Допустим такую возможность и обратимся к показаниям тех свидетелей, которые никак уж не могли ошибиться.

Доктор Абрахам Салитерник, лечивший Семесенко от «нервного расстройства» венерического происхождения, и атташе Датского Красного Креста Хенрик Пржаповский утверждают следующее. Первый говорит о том, что на второй день погрома его пациент был вызван на станцию для доклада к прибывшему туда Верховному, что его явно встревожило, но вернулся он в хорошем настроении. Второй (Пржаповский) в тот же день добился аудиенции у Петлюры, «во время которой Семесенко ворвался в комнату с возгласом: «Согласно приказу Верховного атамана, я начал погром в 12:00 дня. Четыре тысячи зарегистрированных евреев уничтожено». С. Петлюра был очень смущен, бросил на Семесенко злобный взгляд и попытался перевести разговор на тему о большевистском восстании в городе. Стоя у стола, он спросил: «Чего большевики хотели?» И опять Семесенко, не уловив хода С. Петлюры, ответил: «Евреи ничего не хотели». С. Петлюра выпроводил Семесенко и попросил Пржановского «забыть то, что он слышал».

Обвинение на процессе в Париже подвергало сомнению как эти показания, так и телеграмму, полученную Семесенко 13 февраля:

«Секретно и очень важно. Все указывает на большевистское восстание части еврейского населения. Подавить беспощадно силою оружия, чтобы ни одна еврейская рука не поднялась в Подолии против возрождающейся Украины». Приказ подписан: «Верховный атаман».

Трудно совместить эти показания свидетелей с рассказом А. Доценко о том, как «побледнел и засверкал глазами» С. Петлюра, узнав о Проскуровском погроме. Тогда я добавлю; согласно утверждению А. Доценко, Семесенко вообще не был подчинен С. Петлюре, был дезертиром, собрал банду из русских черносотенцев и уголовников, освобожденных большевиками, па-звал свою банду Первой бригадой без официального приказа и т. д., и т. п. Верный был адъютант у Головного атамана!

«Святая ложь» А. Доценко начисто опровергается воспоминаниями Бориса Мартоса, министра украинского правительства той самой поры: «Уже на второй день (т. е. 16 февраля – Ю. Ф.) приехал С. Петлюра и перед казаками объявил Семесенко («Самосенко» – у Мартоса. – Ю. Ф.) выговор и заявил о смещении его с поста атамана бригады и отдал его под суд».

Итак, премьер Б. Мартос совершенно определенно утверждает, что Семесенко не был «вольным атаманом», а находился в прямой зависимости от Верховного, который прибыл в Проскуров, когда там продолжался кровавый погром. Что же касается смещения с поста и отдачи под суд, то это произошло куда позже и по совершенно иной причине. Да и попав под арест, Семесенко не был обычным узником. Вот, что сообщила на допросе в 1927 г. его ни в чем не повинная жена Анна Тимофеевна Семесенко-Шидловская (Арх. И. Чериковера, лист 35273).

«Он сказал мне, что совершенно даром арестован и сидит в тюрьме. В тюрьме за ним не было почти никакого надзора, он ходил совершенно свободно, сам один, он даже ходил в город в парикмахерскую, – без всякого конвоя.

Когда я спрашивала в «Директории» о причинах его ареста, то мне отвечали, что он скоро будет выпущен. Действительно, через месяц времени, он был освобожден». (Мною сохранены орфография, пунктуация и стиль документа.) По словам еврея из Каменец-Подольского А. Хомского, который видел Семесенко в тюрьме, тот с возмущением восклицал:

«Почему я один должен отвечать за погромы? Петлюра был в своем поезде на станции, а сам погром проведен по приказу Бэна, его военного советника». Что ж, слова Семесенко полностью соответствуют сказанному доктором Салитерником, показаниям, данным под присягой Хенриком Пржановским, и воспоминаниям Б. Мартоса. Хотя не все ясно в этой кровавой истории, но доподлинно известно, что в феврале С. Петлюра побывал в Проскурове, виновников погрома не искал, с оставшимися в живых евреями не встречался, а бригада Семесенко вскоре с музыкой, песнями и развернутыми знаменами покинула город и ушла в сторону г. Станислава, гордая своими подвигами.

Как чувствовал себя С. Петлюра в эти дни? – Чужая душа – потемки, но можно догадаться, что «еврейские дела» не давали ему покоя, так как разрушали его представление о самом себе, как об украинском Гарибальди, гуманисте и демократе, защитнике всех униженных и оскорбленных. И все из-за этих проклятых евреев, которых он еще недавно так искренне любил! Многих даже сделал своими помощниками, а Арнольда Марголина прикомандировал к Антанте в роли постоянного ходатая. Воспоминания А. Марголина – интересный историко-психологический документ, говорящий о том, как нелегко порядочному человеку участвовать в далекой от порядочности игре.

Находясь в Женеве, А. Марголин при всем желании не мог вообразить истинные размеры украинской трагедии и ту позорную роль, которую в ней исполняли «социалисты» во главе с Петлюрой. Его письмо от И марта 1919 г. к Костю Мациевичу, министру иностранных дел, свидетельствует об этом. Выразив свой гнев и возмущение в связи с Проскуровским погромом, он добавляет: «Я хорошо знаю, что правительство делает все возможное для борьбы с погромами. Я также хорошо знаю, насколько беспомощны все его члены…» Марголин, как говорится, добросовестно заблуждался, говоря об усилиях правительства. Он даже пригрозил своей отставкой в знак протеста против погромов, но довел дело до конца лишь спустя два месяца. Однако чем объяснить тот факт, что профессор Т. Гунчак, отдавший многие десятилетия изучению этой темы, знакомый с архивными материалами и всем, что написано о еврейских погромах в Старом и Новом свете, упорно не замечает разницы между Вл. Винниченко и С. Петлюрой в их оценке происходившего: «…Петлюра, Винниченко и другие выдающиеся деятели украинской революции не изменяли своим принципам и продолжали оказывать отпор любым антиеврейским настроениям», – пишет профессор, не упоминая, что Вл. Винниченко, признав свое бессилие в борьбе не только с рядовыми погромщиками, по и с «выдающимися деятелями», сложил с себя полномочия и покинул Украину.

Вот характеристика вождей петлюровского круга, данная одним из них – дважды министром юстиции, украинцем С. Шелухиным. Назвав эту группу «господствующей демагогической частью украинской интеллигенции», он пишет:

«Работа этой части интеллигенции, хотя и незначительной, по благодаря… патологической жажде власти над народом и всем – была разрушительной… Проявив жажду власти, эти люди создавали негодные правительства, какие уничтожали свободу нации и не выявляли ни малейшей способности к конструктивной работе. Узость понимания, свойство думать по трафарету, недостаток критики, самохвальство, нетерпимость к инакомыслящим, упрямство, неспособность разобраться в фактах, неумение предвидеть и делать выводы из собственных поступков, неустойчивость и недостаток чувства настоящей ответственности за работу – их отличительные свойства…» («Украина», Прага, 1936).

О ком это сказано – о лидерах эпохи Директории или о современных «вождях»? Может быть, о большевиках, одолевших «самостийныкив»? Не иначе, борьба за власть рано или поздно всех «приводит к общему знаменателю». Так, за что же боролись?!

Однако вернемся к Проскуровскому погрому, так как реакция на него, подобно лакмусовой бумажке, может рассказать о многом.

И. Мазепа, последний из петлюровских премьеров, в своем фундаментальном труде «Украина в огне и буре революции» – в книге, богатой материалом, точными и глубокими наблюдениями, острыми характеристиками и яркими деталями – о Проскуровском погроме упоминает в следующей фразе: «В такой ситуации в отдельных местностях на Украине, как-то: в Проскурове (15 февраля), в Житомире (22 марта) и др., начались противожидовские выступления». Это – все. Отсутствие иных упоминаний о страшнейшем в Украине погроме красноречивее любых слов! Лицо, безусловно, заинтересованное, прекрасно информированное, И. Мазепа не нашел возможным обвинить проскуровских евреев в их собственной гибели, скрепив своей подписью легенду о «неудавшемся еврейском восстании». Профессор Т. Гунчак пишет об этом событии более подробно.

Он упоминает о «брутальном погроме, который произошел в Проскурове при участии войск Директории». Более развернутое описание погрома профессор вынес в примечание: «Проскуровский погром 15 февраля 1919 г. был спровоцирован большевиками, которые при помощи еврейского населения подняли восстание против войск, которые поддерживали Директорию. После подавления восстания атаман Семесенко, который назначил себя комендантом Проскурова, приказал начать общий погром против всех евреев – жителей местечка. За это преступление он был арестован и казнен в мае 1920 г.».

Никакие документы в подтверждение данной версии Тарасом Гунчаком, как и его предшественниками, не приводятся. Надеюсь, читатели этой книги уже достаточно подготовлены, чтобы дать самостоятельную оценку вышеизложенному. Хочу лишь добавить, что хотя участие еврейского населения в большевистской авантюре никем и ничем не доказано, предпочтительное отношение к большевикам, большее доверие к ним, чем к петлюровским лихим атаманам, со стороны местечковых евреев, а не только пролетариев и молодых интеллигентов, не должно никого удивлять: до борьбы с космополитизмом, до «убийц в белых халатах» образца 1953 года было еще далеко, а изрубленные тела родных и близких – прямо перед глазами и в памяти поколений.

В конце марта атаман Бэн, полковники Захарчук и Капкан учинили в Житомире погром – на глазах у Петлюры. Погибло 317 человек. Делегация уважаемых горожан во главе со Скоковским и городским головой Пивотским (оба не евреи) умоляла Петлюру прекратить бесчинства. Тот обещал – и вновь, как уже не раз случалось, с пулевым результатом. Погромы продолжались повсеместно.

Из всех приказов, отданных С. Петлюрой за период с февраля по сентябрь 1919 г., его соратники включили в юбилейное издание 1956 г. (30 лет со дня гибели) только два: № 1 от 1 февраля 1919 г. – О формировании «синей» дивизии нормального состава, и № 131. Включено также письмо С. Петлюры в ЦК Украинской социал-демократической партии от И февраля о выходе его из партии в связи с тем, что сама партия вышла из Директории. Из всех видных социал-демократов только С. Петлюра не пожелал «соскочить» с погромной колесницы: слишком много иллюзий и честолюбивых планов было с нею связано, слишком много крови пролито. Ох, если бы не эти проклятые евреи…

Приказ № 131, о котором неизменно упоминают сторонники и защитники С. Петлюры, – это шедевр лицемерия и трусости. С одной стороны, нужно было как-то умаслить Антанту, которой порядком надоело слушать о еврейских делах в Украине. С другой стороны, нельзя злить «хлопцив», соратников-атаманов, с которыми столько пролито своей и чужой крови, что и в будущем с ними не развяжешься. Сбежал Вл. Винниченко; вертится под йогами «еврейский министр» Пинхас Красный, выжидающий подходящего момента, чтобы переметнуться к большевикам; что-то невнятное произносит в Швейцарии Арнольд Марголин, заявляя, что весь антисемитизм петлюровского движения, в отличие от деникинского, шел «от хвоста», а не «от головы». Однако и сам А. Марголин (па которого потом очень часто ссылались петлюровцы) принадлежал если не к «голове», то к «шее». Да и не видел он своими глазами Украину 1919–1920 гг., поэтому не верил или с трудом верил сообщениям очевидцев. Этим, в частности, можно объяснить его конфликт с одним из лидеров еврейского движения в Украине доктором В. Темкиным, который считал Петлюру даже более повинным в погромах, чем Деникина, так как его моральный и политический авторитет в украинской среде был выше, чем авторитет Деникина в белогвардейской. Это нисколько не умаляло вины Деникина, допустившего погромы, но подчеркивало возможности и ответственность С. Петлюры. О приказе № 131 подробно будет сказано несколько позже.

Поразительна непоследовательность защитников С. Петлюры в прошлом и настоящем. Можно понять, почему такие представители петлюровской «старшины», как Юнаков, Шаповал, Кущ, Доценко, Синклер и др., всеми силами возвеличивали и очищали от скверны своего вождя: моральное и политическое крушение С. Петлюры лишало бы и их последнего щита перед лицом европейской общественности и, что тоже не исключено, перед пулями новых Шварцбардов. Кроме того, всячески возвеличивая С. Петлюру и говоря о его исключительном авторитете и влиянии, они исподволь делали его ответственным за все происшедшее, уступая ему ради этого все сомнительные лавры национального героя. Куда труднее понять современных «полузащитников» С. Петлюры, которые не могут отрицать очевидного, но и не решаются его признать.

Евреи и украинцы повязаны кровью, которая обильно лилась при Богдане, Железняке и Гонте, Петлюре и его соратниках, в Бабьем Яру и на Харьковском тракторном. Без справедливой оценки этой крови (обратно ее, увы, течь не заставишь!), оценки без передержек, подтасовок и прочих пошлостей, нет дороги к храму. Не нужно каяться, умываться слезами – нужно просто назвать вещи своим именем. Это куда труднее, чем в экстазе покаяния рвать на себе волосы и бить в грудь кулаком.

За время гражданской войны деникинцы совершили 213 погромов, красные – 106, петлюровцы – около тысячи.

Погромный «пик» был достигнут в мае и в августе 1919 г. (соответственно 148 и 159 погромов), когда петлюровцы в союзе с силами ЗУHP (Западно-Украинской Народной республики) предприняли совместную попытку отобрать Киев и все Правобережье у большевиков. В борьбе за Киев красные оказались меж двух огней: на них одновременно наступали украинские войска и Деникин. Победа была близка, но в этот момент галичане (западные украинцы) вышли из игры, не желая конфликтовать с белой армией. Начались межукраинские раздоры, которые, само собой, вылились в невиданные по размаху еврейские погромы, так как погромы всегда – результат нравственного и политического разложения. Август и сентябрь – 244 погрома. Нет возможности перечислить все очаги. Ссылка на то, что они происходили в прифронтовой полосе, ничего не меняет: где в Украине ее, этой полосы, не было? Велик соблазн безнаказанных погромов, как способа психологической разрядки и решения многих материальных и политических проблем. Балта, Ананьев, Фастов, Житомир, Жмеринка, Проскуров, Бердичев, Овруч, Черняхов, Фельштины – продолжать можно до бесконечности. Количество погибших измеряется многими десятками тысяч. Короче говоря, кровь лилась рекой.

Грубую ошибку допускают обличители С. Петлюры, игнорируя факты спасения евреев и наказания погромщиков. Случаев, когда местное население – украинцы, русские, поляки, батюшки и ксендзы, крестьяне и ремесленники с большим риском для себя прятали евреев, особенно детей, было немало. Но эпизоды, когда петлюровские погромы пресекались воинской силой, а погромщики наказывались, можно пересчитать по пальцам.

22-23 марта «ближние атаманы» организовали погром в Житомире, на глазах у С. Петлюры, и длился он до тех пор, пока офицер галицийской полиции Богатский, без приказа Директории, рискуя своей жизнью и жизнью своих подчиненных, не прекратил бесчинства. Сообщение местного деятеля М. Д. Скоковского об этом событии пропитано горькой иронией: «Верховный руководитель Украинской армии мог бы в любом случае сделать хотя бы столько, сколько сделал шеф его местной полиции. Но не сделал».

Не понимать, что многие из невольных свидетелей погромов испытывали чувство глубокого стыда, личного унижения и сострадания, – глупо и недостойно. К сожалению, те, кто мог и обязан был не допускать или прекратить резню, это чувство сумели подавить и весь свой праведный гнев обратили против евреев, этой «подлой и бесчестной породы», которая нарушала их душевный комфорт и подрывала высокое мнение о своих рыцарских достоинствах. О таких «фельдмаршалах погромов», как Семесенко, Палиенко, Андриевский (все – полковники петлюровской армии), я и не говорю.

В разгар погромов была создана сначала Государственная военная комиссия под руководством полковника В. Кедровского, а затем Чрезвычайная комиссия по борьбе с погромами. В результате было казнено четыре погромщика под Киевом, а офицер Мищук и несколько его казаков расстреляны после погрома в Райгороде. Майор В. Клодницкий с батальоном пехоты, кавалерией и пушками предупредил погром в Хмельнике. Он удостоен специальной награды Антидиффамационной лиги Бней-Брит в 1962 году. Эта тема особого рассказа. Большинство фактов, говорящих в пользу С. Петлюры, я не подвергал сомнению или критическому анализу: они – как капля в море крови.

О поведении работника Датского Красного Креста Г. Пржановского и чиновника Л. Биенко, о гражданском подвиге Г. Ф. Верхолы я уже говорил. Защитники С. Петлюры на суде в Париже всячески старались скомпрометировать их показания, ссылаясь на польское происхождение некоторых свидетелей.

Регулярно цитируются лестные для Симона Петлюры и его соратников высказывания В. Жаботинского, и это несмотря на попытку выдающегося сиониста положить этому цитированию конец. Дело в том, что Жаботинский летом 1921 года «вступил в сделку с дьяволом» (так он сам охарактеризовал свой шаг), чтобы предотвратить новые погромы в случае петлюровского похода на Украину, который намечался на весну следующего года. К этому времени и относятся слова, которыми до самой смерти попрекали В. Жаботинского оппоненты из лагеря сионистов, а советские деятели считали неопровержимым доказательством его контрреволюционной сущности. Профессор Т. Гунчак привел их как в своей давней работе «Переоценка С. Петлюры и украино-еврейских взаимоотношений», так и в недавней книге, изданной в Украине. Вот они в переводе с украинского:

«Несомненным фактом является то, что ни Петлюра, ни Винниченко и никто другой из ведущих деятелей украинского правительства не был погромщиком. Я вырос с ними, я вместе с ними боролся против антисемитизма; никто и никогда не сможет убедить хоть одного сиониста Южной России, что подобные люди были антисемитами.

На эту же тему есть еще одно высказывание В. Жаботинского, которое приведено в фундаментальном труде И. Б. Шехтмана «Бунтарь и государственный деятель. История Владимира Жаботинского»: «Причина погромов таится не в субъективном антисемитизме отдельных лиц (речь идет о С. Петлюре. – Ю. Ф.), а в антисемитизме самих событий. На Украине условия жизни были против нас».

Спустя пять-шесть лет В. Жаботинский счел необходимым выступить с самоопровержепием. Кому же и чем удалось переубедить этого легендарно упорного и упрямого человека? – Самой жизни с ее беспощадными реалиями, а многие из них стали широко известны только во время событий, связанных с убийством Симона Петлюры. Вот это заявление в переводе с английского:

«Так как Петлюра был главой Украинского правительства и армии в самый худший погромный период и не наказал виновных, то он принял на себя ответственность за каждую каплю пролитой еврейской крови».

К сожалению, в работах Тараса Гупчака это высказывание обойдено молчанием, хотя профессор считает «критическую и сбалансированную оценку такого сложного явления, как погромы, крайне необходимой», чтобы «необоснованными и односторонними обобщениями не разжечь ненасытные аппетиты юдофобов и украинофобов, или тех и других вместе» (с. 22).

Этот мудрый и благородный призыв ждет практического претворения.

В окружении С. Петлюры были люди, не лишенные ума и совести, а потому достаточно трезво оценивавшие как свою роль в кровавых событиях, так и роль и вину Верховного атамана. Одним из таких был полковник Гришко Лысенко. Когда во время застолья в 1920 г. С. Петлюра спросил у него, кто, по его мнению, виноват в погромах, тот ответил: «Ты, Неrr Haupt-Ataman!» (господин Верховный атаман. – нем.). С. Петлюра покраснел и выбежал в соседнюю комнату.

Невозможно судить о том, в чем С. Петлюра признавался, а в чем не признавался самому себе: мне не приходилось встречать ни таких документов, ни ссылок на них. Приходится расшифровывать эпизодические реплики. Как вспоминает князь Ян Токаржевский-Карташевич, однажды во время дружеской беседы в Париже С. Петлюра сделал такое «веселое, но глубоко ироническое замечание:

«Как это хорошо, что я никак не могу быть «петлюровцем»! И не хотел бы!»

Можно понять желание отставного Верховного атамана откреститься от петлюровцев и петлюровщины, но оно неосуществимо. Однако закономерен вопрос: а мог ли вообще Симон Петлюра не стать «петлюровцем»? Иначе говоря, мог ли он, возглавляя движение, положительно повлиять на его ход и тем самым сохранить свое имя в истории незапятнанным, достойным уважения, как это ни трудно в условиях гражданской войны, переплетенной с борьбой за национальную независимость? Мог ли он стать в один ряд с Гарибальди, Боливаром, Ипсиланти, Костюшко? Или он изначально был обречен сыграть именно ту роль, которую сыграл?

Избегая гипотетических рассуждений, расскажу о человеке, который успешно справился со своей ролью в одном из актов украинской исторической драмы. Конечно, сцена у него была поскромнее, чем у С. Петлюры. Но и возможностей куда меньше.

Чудо в Хмельнике,

или Шекспир на украинской сцене

Речь пойдет о человеке, который сделал то, чего не захотел, не посмел или не смог сделать Симон Петлюра.

Православный священник и доктор права Владимир Степанович Клодницкий почти полвека прожил в Америке и закончил дни свои в небольшом пенсильванском городке Нортхемптон, где и похоронен на кладбище при церкви. Это случилось летом 1973 года. Много лет он служил в православных приходах штата Нью-Джерси и только под конец жизни перебрался в Пенсильванию. Ростом под два метра, он был крепок и в восемьдесят лет. Для коллег и паствы явилось полной неожиданностью награждение протопресвитера Клодницкого почетным дипломом «Факел Свободы» еврейской Антидиффамационной Лиги Бней-Брит в 1962 году. Что же произошло за сорок лет до того, как, по знакомому нам выражению, «награда нашла героя»?

13 августа 1919 года двадцативосьмилетний майор Украинской Галицкой армии с батальоном пехоты и двумя пушками подошел к городу Хмельник, когда там назревал погром. Владимир Клодницкий служил в западноукраинской армии, которая совсем недавно соединилась с восточной, собственно петлюровской, для общего похода на занятый большевиками Киев. Время было самое погромное, причем галичане свирепствовали куда меньше, чем «восточники», с февраля вошедшие во вкус. Как и многие другие «западники», Клодницкий во время мировой войны служил в австро-венгерской армии, где дисциплина была покрепче и антисемитизм не особенно популярен. Успел красавец-майор закончить юридический факультет Львовского университета. Надо думать, его необычное поведение во многом было определено этими обстоятельствами. Но и не только ими.

Хмельниковская эпопея началась с полной неожиданности: майора с его войском не захотела пускать в город еврейская самооборона. Вооружена она была кое-как, но насчитывала порядка тысячи человек и настроена решительно. Майору все же удалось убедить евреев в своих добрых намерениях и войти в город без боя. Став во главе гарнизона, он приказал самообороне разоружиться, приняв на себя всю ответственность за судьбу населения, подавляющую часть которого в этом торгово-промышленном городе составляли евреи: община насчитывала 15 тысяч человек. Требование майора, несмотря на данные им обещания, повергло евреев в ужас: кровавый погром казался неминуемым. Он буквально висел над головой. Были веские причины ожидать его с часу на час.

Дело в том, что по несомненной вине местного зерноторговца Абрахама Соколянского сгорело подгородное село Кириловка. Еврей сжег украинское село! И когда? – Летом 19-го года! Такое ощущение, что хмельниковские события рождены фантазией великого Шекспира.

Осенью 1918 года красивый украинский парень из уже названного села смертельно влюбился в единственную дочь богатого торговца Соколянского. Почти год их роман сохранялся в тайне, однако потом состоялось дерзкое «умыкание», причем некоторое время родители девушки (во всяком случае, отец) были в отчаянии, не зная, куда девалась дочь. Предполагалось самое страшное. Когда же стало известно, что никакого похищения не было, что беглянка переменила веру и стала законной женой влюбленного хлопца, отец проклял вероотступницу. Мать была менее стойкой и начала тайком встречаться с дочерью и ее мужем. Это бы еще полбеды, но однажды, когда Абрахам уехал по делам из города, молодые в сумерках пробрались в дом Соколянских и ушли не с пустыми руками: мать дала им денег, кое-какие драгоценности, пуховую перину и, что самое главное, двух коров в придачу. Не быть же дочери Соколяиского бесприданницей!

Гневу отца, когда он обнаружил пропажу, не было границ. Поначалу насмерть перепуганная жена скрыла свое соучастие, и богатый торговец, не только обесчещенный, но и ограбленный, кинулся в Кириловку требовать возврата если не дочери, то хотя бы коров и драгоценностей. Село находилось рядом, и такие визиты повторялись несколько раз, но это лишь вызывало насмешки. Тут и случилось непоправимое: обезумевший от стыда и ярости отец однажды ночью поджег хату, где теперь жила его единственная красавица-дочь. По другой версии, подожжен был сарай. Внезапно поднявшийся ветер разнес искры – и заполыхало все село. Горящие села в те годы были привычным элементом пейзажа, но чтобы так… Насколько мне известно, обошлось без жертв, однако многие дома сгорели дотла.

Это невероятное, не имевшее аналогов событие настолько оглушило крестьян и православных горожан, что они попросту растерялись и замешкались с погромом, хотя повсюду расползлись слухи, будто в поджоге повинны многие евреи, а не один Соколянский. Тогда была приведена в боевую готовность самооборона, на которую и наткнулся майор Клодницкий, подойдя к городу. Последовали переговоры и разоружение в ответ на твердое слово офицера не допускать бесчинств и самоуправства. Надо полагать, что нацеленные на город пушки тоже были веским аргументом. Через несколько дней майор сумел доказать, что слов на ветер не бросает.

В базарный день тысячи крестьян, с ружьями, саблями, револьверами и даже пулеметами на возах и тачанках, заполонили город. Любой опрометчивый шаг неизбежно мог обернуться погромом. Не теряя ни минуты, Владимир Клодницкий, предварительно расставив в ключевых точках солдат своего батальона, жандармов и пушки, поднялся на балкон Городской управы и обратился к зловеще насторожившейся огромной толпе с речью, достойной быть хотя бы частично воспроизведенной.

«Братья! Кто из вас строил свой дом?» Толпа замерла от неожиданности, а когда майор повторил свой вопрос, со всех сторон донеслось: «Я, я строил! Авжеж! (укр. – конечно)». Тогда офицер продолжал: «Когда вы закладывали новую хату, вы трижды крестились, читали «Отче наш», кропили вашу работу святой водой и просили Господа помочь вам в ваших трудах.

Наша великая порабощенная Украина призвала меня и моих людей помочь вам построить ваш дом, вашу державу на счастье всем жителям Украины. Вы призвали нас на помощь, но сами думаете окропить фундамент нашей державы еврейской кровью. Это грешное дело, братья, и такого не будет! Вы видите пушки, нацеленные на город? – Они в любой момент могут уничтожить вас и меня вместе с вами. В стране, которую мы начали строить, должен быть закон и порядок».