Текст книги "Смертный страж. Тетралогия"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 53 страниц)

Перемахнув луг, Игорь остановился на берегу ручейка, чертыхнулся, сверившись с картой.

– Давай посмотрю!

– Не ссы, спецназ, десантура выведет, – пообещал Игорь, ухватился за ствол березки чуть выше головы, толкнулся вперед, перелетел ручеек и рванул дальше. Варнак, хорошенько разбежавшись, несчастный ручеек просто перепрыгнул.

Берег пошел выше, зеленый прибрежный ивняк быстро сменился сосновым лесом. Игорь снова сверился с картой, сложил ее и сунул в карман, вытянул свой талисман, зажал в кулаке. Приподнял на уровень лица и тихо позвал:

– Укро-он!

Ничего не произошло, если не считать того, что разом вдруг замолкли все птицы.

– Укро-он! – опять окликнул десантник, оглядываясь по сторонам.

И опять лишь шелест ветра между стволами был ему ответом.

– Укро-о-он! – позвал он в третий раз.

И вдруг что-то изменилось. Пахнуло перепрелыми листьями и дождевыми червяками, запищали, разбегаясь, мыши, зашевелилась земля, хлестнули по стволам сосновые корни, затрещали ветки, посыпалась хвоя. Корни, трава, подлесок сползлись, закручиваясь в единое целое, поднялись выше, уплотнились, обретая некие понятные очертания. Что-то похожее на тяжелую садовую скамейку, вставшую на дыбы. Вместо рук она размахивала щупальцами и на щупальца же опиралась. Голова тоже была. Почти человеческая. Торчала где-то сбоку, словно воткнутая создателем не глядя, наугад.

– Возьми амулет в руку! – предупредил Игорь. – Пусть он тебя почувствует.

Варнак вытянул за веревочку знак солнца, выданный десантником еще в первые дни их знакомства, сжал в кулаке. Существо зашевелилось, раскачиваясь и приближаясь. Как ни странно, оно пахло пылью и сухой древесиной. Голова его оказалась с обратной стороны фантасмагорического переплетения.

– Это ты, обретший брата? – заговорило чудище. – Я рад твоей жизни.

– Я тоже рад, Укрон, – кивнул Варнак.

Чудище резко придвинулось, голову человека оплели щупальца, вблизи оказавшиеся обычными гибкими сосновыми корнями.

– Ты совсем не боишься, смертный.

– Ты спас мне жизнь. Зачем мне бояться тебя теперь?

– Ты благодарен?

– Конечно.

– Я не чувствую твоей благодарности.

– Ты в зеркало никогда не смотрелся? Встретившись с тобой, трудно думать о чем-то еще.

– Ты радостен. – Корни зашелестели, опадая в стороны. – Ты честен. Ты чист. Ты прошел испытание.

– Какое?

– Неважно. Не по воле моей свершилось сие деяние, но коли ты испытание прошел, то назначу тебе иное. – Чудище заиграло корнями, поворачиваясь, и наконец показало ему лицо, словно вырезанное игривым ребенком на старой дубовой коре. – Ты станешь служить мне?

– Смотря что тебе нужно.

– Деяние важное на плечи твои возложу. Для смертных всех важное, для нас, для цели великой. – Корни все разом зашевелились, словно языки пламени в разгоревшемся костре. – Ведомо нам, напасти новые готовят глупцы для лесов и лугов, для наволоков и дубрав. Потопить все желают, изничтожить, водой новой налить. И несть в безумцах понимания, что беды все роду людскому исконно от водяного избытка идут! Лихоманки, анчутки, хвори и лихорадки, русалки и комары, навки и болотницы… Все, все из воды сырой к вам лезет, извести пытается, отравить, погубить, гнилью сожрать, плесенью заползти. Все от нее! И лишь в царствии нашем воздух целебным и легчайшим бывает, грибы да ягоды сладкие растут, зверье доброе плодится. Радость сию супротив болотницы защитить надобно! Остановить окаянное безумие!

– И что я должен делать? – уточнил Варнак, начиная понимать всю весомость Игоревых предупреждений.

– Человека смертного сбереги, что на пользу нашу старается. Ведом он тебе, ты уж для него постарался.

– Хорошо, я буду его охранять!

– О службе делу моему я тебя испрашивал, а не о сбережении смертного простого. Согласен ли ты службу мою должно справлять, с водяной напастью сражаясь и земли сухие и добрые от сырости сберегая, – али иную думу имеешь?

В этот раз Варнак серьезно задумался, опасаясь попасться на какую-нибудь уловку. Увидев тварь, самое место которой в фильме ужасов, поневоле вспомнишь все детские сказки и то, сколь хитра бывает нечистая сила на разного рода обманки против простого смертного человека.

– На службу, согласно которой я стану делать все, от меня зависящее, чтобы оберегать хорошие земли от подтопления… Ныне же для этого охранять Константина Белокотова, – размеренно повторил он условия чудища. – Да, на такое я согласен. Такую службу буду нести.

Существо зашевелилось, по голове Варнака опять поползли сосновые корни, и один из них вдруг вручил ему лист папоротника.

– Вперед иди, ни на что не оглядывайся, – вкрадчивым шепотом подсказало чудовище. – За папоротником следи. Как зацветет – становись и копай. Там тебе и награда…

После всего увиденного Варнак ничуть не засомневался: пошел вперед, как и было указано. Зажатый между пальцами лист оказался гибким и по мере движения отклонялся то в одну, то в другую сторону. Следуя его намекам, Еремей послушно поворачивал, продираясь через можжевельник и дикую малину, иногда стукаясь о деревья – но ни на миг не отвлекаясь от живого указателя. Наконец тот вдруг закрутился, сложился в бутон, через мгновение превратился в тончайшую золотистую пыльцу и развеялся в воздухе. Варнак присел, разгреб старую хвою до песка и принялся рыться в нем, мысленно ругая Игоря за то, что тот не предупредил взять лопату. Однако на глубине всего в локоть его пальцы вдруг ощутили препятствие, и вскоре он достал на свет небольшой, с три кулака, глиняный горшочек. Горшочек такой старый и дряхлый, что, когда Еремей закрутил его в руках, разглядывая – тот просто развалился, осыпав колени скромным дождиком из старых золотых и серебряных монет. Внутри было что-то еще – но сгнившее в труху. Даже непонятно, что.

Выбраться назад к машине оказалось не так просто – блуждая за листом папоротника, Еремей изрядно закружился. Но где-то после получасовых поисков он наткнулся на ручей, по нему вышел к месту переправы, а уж там и машина была рядом.

– Банзай, земляк, – подмигнул ему десантник, отдыхающий на пороге машины. – Ну, и как тебе настоящий лесной леший? Понравился? Ты ничего, молодец. Я, как первый раз его увидел, чуть не обделался.

– Когда я первый раз его увидел, мне было не до таких пустяков, – ответил Варнак. – А нынче уже не первый. Да и ты по дороге столько успел порассказать, что я нечто подобное и ожидал.

– Ну, я тоже с третьего-четвертого раза привык, – поднялся Игорь. – Сам даже потом вызывал, договаривался. Раны он классно лечит, с растениями помогает. Ну, тебя вылечил.

– Я помню. – Еремей сунул руку в карман, достал горсть монет.

– А-а, вон тебе чего досталось… – тут же вытянул шею десантник. – Ну, серебро это сейчас ничего не стоит, этого добра в древности наклепали много, а вот про пробу ничего не знали. В общем, сейчас это и за серебро не считается. «Сплав с большой примесью серебра» на ценниках пишут. Хорошо, если по пятьсот рэ за монету дадут. А вот золотые – ценные. Ты их больше, чем по две-три, не сдавай и вообще не показывай. И лучше на толкучках у нумизматов меняй, а не в магазинах. В магазинах отслеживают, можешь спалиться. Вот. А в общем, так: можно считать, начальник тебя на довольствие принял, должное содержание оформил. Отныне у тебя своя зарплата, а у меня своя. Прежний договор можешь забыть.

– Но ведь это клад! Его сдавать надо.

– Клад – это когда ты нашел, – напомнил ему десантник. – А когда в кассе заплатили – это уже премиальные.

– Но это же была не касса!

– Касса-касса, – утвердительно заявил Игорь, забираясь за руль. – Просто такая вот хреновая тут у них касса сделана! Чего ты от нечисти лесной хочешь? Ведомость с занесением в компьютер? Не парься, ты все это заслужил. Поехали.

У дома на скамеечке, вместо неизменных бабулек, обнаружилась русая девушка в полотняном сарафане с ручной вышивкой. Она пахла сеном, душистым и ломким, полынью и вкусным грибным маринадом. Хотя внешней хрупкостью своей на домовитую хозяйку ничуть не походила.

– Привет, гадалка, – обнял ее Игорь.

– Привет! – Девушка поцеловала его в щеку. – Чего-то друг твой какой-то совсем не не удивленный. Неужто Укрон не пришел?

– Пришел, Зоримира, пришел, – ответил ей сам Варнак. – Просто я уже догадался, что все еще лежу в больнице в глубокой коме, а происходящее вокруг – это яркая и красочная галлюцинация. Сон. Разве во сне нужно чему-то удивляться? Вот я только что шнауцеру холку порвал, чтобы у гаражей за мной не гонялся. Веришь?

– Что поделать, Еремей, весь мир иллюзия, – пожала плечами девушка. – И все мы – всего лишь сон великого Создателя. Это еще в древних Ведах записано.

– Да? – Варнак испытал сильное разочарование. Он и правда все чаще переставал верить в реальность происходящего и очень надеялся, что его разубедят. Но, похоже, проблемы Еремея с галлюцинациями никого, кроме него самого, не волновали. – И ты тоже сон?

– Конечно, Ерема, – улыбнулась Зоримира.

– Ну, если так… – Варнак обнял ее за талию, наклонился и крепко поцеловал в губы. Шепотом поинтересовался: – Ведь во сне можно все?

Девушка не отстранилась. И даже ответила на поцелуй. Сказала с легкой усмешкой:

– Но даже во сне поцелуи должны быть страстными и искренними. Поэтому больше так не делай… Без искренности. – Она легким движением отодвинула его в сторону и вошла в дом.

– Кажется, это галлюцинацией не было, – вздохнул Варнак. – Позорище получилось очень натуральным.

Он проводил взглядом удирающего окровавленного пса. Наверное, в ближайшие дни от гаражей лучше держаться подальше. Хозяин собаки может попытаться отомстить. У двуногого, конечно, ничего не получится… Но зачем рисковать? Он ведь не желает затевать войну. Он хочет просто мирно и спокойно жить.

– Тьфу ты, черт! – Еремей, излишне отвлекшийся трудностями Вывея, встряхнулся и, войдя в парадную, догнал девушку у лифта. Он, конечно же, уже был здоров и крепок, но на девятый этаж без одышки пока не забегал. Так что Игорь помчался по лестнице один.

Когда закрывшиеся двери оставили их наедине, Зоримира вдруг подступила, прильнула к нему губами. Варнак несколько растерялся, потом попытался ответить, потом… Она шагнула назад, покачала головой:

– Нет, не получается.

– Это из-за шнауцера, – ответил бывший лейтенант. – Влез не вовремя, отвлекает.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что не предлагаешь просто покувыркаться. Для удовольствия. Ведь многим достаточно удовольствия. Единение чувств интересует немногих. Значит, у тебя остается шанс. И у меня.

Двери расползлись, не дав Варнаку времени ответить. Девушка вышла первой, оглянулась:

– Ты ведь, помнится, интересовался подружкой из прошлого? Школьной любовью? Что-нибудь для гадания принес?

– Прости, последний месяц мне было немножко не до гаданий, – оскалился Вывей.

– Это ты прости, я совсем забыла, – улыбнулась она. – У тебя хорошие клыки. Колгейт?

– Парное мясо, – ответил Варнак, усилием воли задвигая излишне возбужденного волка дальше в глубину сознания. – Неужели так заметно?

– У тебя свой талант, у меня свой, – многозначительно постучала пальчиками по двери девушка. – Главное – не закапывать.

– Да-да, – спохватился он, достал ключи. – И много вокруг таких талантов?

– Да почти все, – вошла в квартиру Зоримира. – Но таланта мало. Нужно его открыть. Нужно его не испугаться. Нужно в него поверить. Нужно приспособиться с ним жить. А получается это не у всех. К тому же, современная медицина успешно лечит от чего угодно. От любых отличий отдельного чудотворца от общей серой массы.

– Если каждого появившегося чудотворца лечить, общая масса всегда останется серой.

– Молодец. Быстро схватываешь, – похвалила девушка.

– А ты, значит… – запнулся Еремей, не зная, как закончить начатую мысль.

– Не гордись напрасно, смертный, – резко обернулась к нему Зоримира и легко присела на подоконник. – Ни ты, ни я ничем не лучше прочих людей. Просто у нас с тобой была фора. Мы не открыли своих талантов сами. Наш дар пробудил в нас Укрон. А увидев Укрона, намного легче поверить и во все остальное. Может статься, здесь, вокруг нас, в соседних квартирах, живут люди, в сотни раз способнее меня к прозрениям, в тысячи раз более чувственные, в миллионы раз более контактные… Но их некому разбудить. А пробудившихся самостоятельно окружающие считают странными и лечат галоперидолом. Кстати, галоперидол – это очень хороший стимул к предельной скромности. Это я так, на всякий случай.

– Да я и сам догадался, – рассмеялся Варнак.

– Правда? – Она спрыгнула с подоконника и подошла ближе.

Еремей, поддавшись порыву, поцеловал ее снова. Она ответила на поцелуй и улыбнулась:

– Уже лучше. На троечку. Уровень искренней и непорочной дружбы. Наверное, нам нужно больше тренироваться.

На лестнице послышались шаги, Игорь толкнул дверь:

– У клиента все в порядке. И я нашел его ноготь. Сломал вчера перед выходом. Сам видел на камере, как он, выходя, скусил что-то на пальце и сплюнул. Я не искал, потому что фиг его знает. А тут взгляд как-то упал, пока глазки и двери проверял, смотрю – лежит. Ну, я его сразу в бумажку – и сюда.

– Молодец. Теперь с тебя кофе, ковшик и тазик.

Как и во всяком нормальном доме, населенном одними мужиками, ковшика на кухне не нашлось, но зато обнаружились пассатижи и пара прочных ножей, с помощью которых в ковшик была превращена банка из-под тоника, спешно опорожненная Игорем. Над тазом с водой Зоримира нашептала какие-то наговоры, сыпанула сушеной травы, капнула что-то из принесенного с собой пузырька. В поставленный на огонь ковшик девушка кинула желтые комья воска, к тазику придвинула стул, кивнула на него Варнаку:

– Садись, яхонтовый, карму твою смотреть станем.

– Это как?

– Это не больно. Не бойся, я не доктор, ничего не отрежу. Смотри прямо перед собой и думай о том, чего тебе больше всего желается.

В эти минуты Еремею больше всего желалось есть – но признаться он не рискнул, попытался найти более ценную и возвышенную мечту, принялся лихорадочно копаться в мыслях, и она вдруг явилась во всей красе: тушка пахнущей лесом и кровью, сочной молодой косули, лежащей среди изумрудной травы.

– Смотри прямо, не отвлекайся. – Гадалка вытянула ковшик и пролила из него воск прямо через взгляд молодого человека. Тут же выловила из тазика получившуюся отливку, закрутила в руках: – Та-а-ак. Порчи, сглазов, приворотов нет, в этом деле все гладко. Со здоровьем все хорошо, тайных пороков нет, на душе покой… Ха, ну, надо же! В него стреляли, лечили, колдовали, с Укроном встретился – а на душе покой!

– Это все сон! – напомнил Варнак.

– Я помню, – ответила девушка. – Судьба ровная, с нежданными опасностями… Но это почти у всех такое, в Москве даже по пешеходному переходу улицу перейти – и то смертельная опасность. А вот это больше всего похоже на долгожданную встречу… Интересно, с кем? Я не гожусь, я уже здесь. На подружку школьную пока не гадали. Значит, не встретится. Тогда кто? Эй, слуга лешего, признавайся, о ком с такой страстью мечтаешь?

– Как, как ты меня назвала?

– Леший ты у нас отныне, яхонтовый мой. Али служить Укрону верой и правдой не поклялся? Вот оно так и выходит. Он у нас леший, всем лесам главный – а ты так, из молодых и мелких. Но ты мне зубы не заговаривай! – спохватилась гадалка. – А ну, в глаза мне посмотри: о ком ты с такой страстью мечтаешь, что у тебя при сердце целый горб на отливке вырасти ухитрился?

– О молодом зайце на вертеле, политом гусиным жиром, с коричневой румяной корочкой. И чтобы снизу угольки березовые, и от падающего жира скворчали и огоньком пыхали.

Десантник зашевелился. Громко хлопнула дверца морозилки, и Игорь недовольно выругался:

– Что за гады все пельмени слопали? Хоть бы полпачки оставили, прежде чем за новой сходить.

– Мурло твое бессовестное, Еремей! – покачала головой Зоримира. – У самого зазноба на сердце размером с Эверест, а ко мне целоваться лезет!

– Да где зазноба?! – возмутился Варнак. – Нету у меня никого!

– А вот это видишь? Вот это? – сунула она ему под нос продолговатый восковой слепок. – Вот здесь – видишь? Если слепок весь в торчащих шипиках – это порчу означает, али проблему тайную со здоровьем или тяготами душевными. А когда гладкий, как у тебя, – это все нормально. Здесь у тебя пусто с позорными тайнами, вот у тебя судьба протяжная вся в мелких бугорках, эта сторона – на встречу, эта – на память, а эта – на дела сердечные. Раз они бугром пересекаются, значит, быть долгожданной встрече, на все линии завязанной.

– Воск как воск. Застыл криво, только и всего. Ничего это не значит!

– Я как-то доктору про кардиограмму то же самое сказала. А он почему-то обиделся.

– Так то кардиограмма!

– А это отливка! Люди врут, а отливки – никогда. Все, иди давай отсюда! Только время на тебя зря потратила. Игорь, ноготь!

Десантник передал гадалке бумажный сверток, заботливо придвинул табуретку, положил на нее страницу календаря. Зоримира, сняв босоножки, поставила ноги в воду, развернула бумажку, стряхнула обломок ногтя на ладонь, прикрыла второй, опустила веки, что-то нашептывая. Резко развела ладони, уронив находку в воду, закинула голову назад. Игорь подсунул ей в руку карандаш, и она, не глядя, принялась торопливо чиркать по бумаге. Потом вдруг резко затряслась, руки расслабленно обвисли, но зато голова поднялась, и девушка открыла глаза. Застонала:

– Изрядно сегодня торкнуло… Не надо было дважды на одной воде гадать. Игорь, вынесешь?

– Конечно, не беспокойся. – Десантник взял исчирканный листок. – Ого, почти весь месяц изрисовала! Вот тут на послезавтра зубец лихой вижу, потом канитель низкая на две недели, потом еще пара зубцов, и канитель пошла вверх.

Еремей глянул ему через плечо. Карандашная линия ровной не была нигде, вся состояла из мелких штрихов – некоторые из них выпирали чуть выше или чуть ниже, а в отдельных местах зубцы вырывались вверх на два-три сантиметра. Поскольку рисовала Зоримира поверх календарного листа, было хорошо понятно, на какие дни и недели месяца приходятся эти всплески и даже, хотя и очень примерно – на какую часть дня.

– Дешифруешь? – спросил у гадалки Игорь.

– А ничего особенного, – мельком глянула на листок она. – Пологих зигзагов нет, дальней дороги не случится. Жизнь как жизнь. Послезавтра риск смерти есть и в конце месяца. После второй беды постоянная опасность в его судьбе возникнет. Но с этим вы уже сами разбирайтесь. Он, как я понимаю, только благодаря вам и выживет. На самотек пускать не стоит.

– Может, и мне погадаешь? – подмигнул Игорь.

– Легко, – ответила девушка, надевая обувь. – Ждет тебя дальняя дорога к желанному порогу и большие радости.

– А как это ты так определила?! – вскинулся десантник. – Без воды, без наложения рук?

– А разве не ты мне все уши про свой летний отпуск прожужжал? Ну вот, сменщик твой вернулся. Лети.

– Он же только после госпиталя. Может не потянуть.

– Дело твое. Ладно, мальчики, я побежала… И не думай! – Она предупреждающе ткнула пальцем в сторону Еремея. – И даже близко ко мне не подходи!

Она вышла на площадку и громко хлопнула дверью.

– Обиделась, – ухмыльнулся Игорь. – Обиделась, и к гадалке не ходи! А поначалу, вроде, глаз клала, приворожить собиралась. Интересно, почему ведьмы всегда одинокими остаются?

– Слишком много про своих мужиков знают, – ответил Варнак. – Даже больше знают, чем есть на самом деле. Правильно я никогда гадалкам не верил…

Он потянулся к телефону, набрал номер:

– Костя? Привет, это Еремей. У нас тут шевеления какие-то отметились… Нет-нет, не беспокойся. Ничего серьезного. Но ты не против, если я в ближайшие дни вместе с тобой поезжу?.. Ну и отлично, завтра перед выходом из дома меня предупреди, поедем вместе.

– Оп-па! – вытянулось лицо Игоря. – Что, так просто?

– Просто, – пожал плечами Варнак. – Нафига мне устраивать клоунаду со слежкой, рискуя его потерять, если мы можем спокойно сесть в одну машину? После стрельбы у «Туриста» он все равно знает, что я его охраняю. К тому же, внимательный просмотр интернета порой невероятно повышает сговорчивость даже у самых капризных людей. А Костя парень, вообще-то, нормальный. Вполне даже разумный и покладистый.

– Если так, то это финиш, – почесал в затылке десантник. – Мне с моими камерами и сигнализациями ловить нечего. Он тебе сам о приходе и уходе звонить будет, вместе с тобой ездить и об отлучках предупреждать. Ты знаешь, наверное, Зоримира, как всегда, права… А не свалить ли мне в отпуск? Имею я право пару месяцев развеяться?! Справишься без меня, младший леший?

– Сам ты леший, – беззлобно ответил Еремей.

– Знаю, – широко осклабился Игорь.

Из дома они с Белокотовым выходили по всем правилам: Еремей встретил его у квартиры, первым спустился, вышел из дома, огляделся. Следом, через четверть минуты, появился Костя, открыл и завел джип. Варнак запоздало принюхался, но ничего похожего на взрывчатку не ощутил. Хотя, с другой стороны, если бы была – почуял бы сразу. Как то, что в квартире на втором этаже подгорела молочная каша, а на третьем развесили сушиться белье с лавандовой отдушкой. На первом пахло только мусоркой и крысами. Да пищал компьютер в угловой квартире, имитируя визг шин на виражах автогонок. Так что в машине младший леший расположился уже расслабленно, поглядывая из окна на прохожих. Потянулся, зевнул:

– Костя, скажи, а ты к строительству водохранилищ какое-нибудь отношение имеешь?

– Забавный вопрос… – искренне удивился Белокотов. – А чего тебя это заинтересовало?

– Да тут разговор был. Я сказал, что ты атомный сверхпроходимец, и на этом вроде затихло. Вот, по случаю решил переспросить. Вдруг обманул?

– А чего это вы вдруг меня обсуждали? Я что, киноактриса какая-нибудь с голыми титьками?

– Ты охраняемое лицо, – опять зевнул Варнак. – Так что хочешь не хочешь, а говорить про тебя нам приходится. И по делу, и из любопытства тоже. Да ты не бери в голову. Не имеешь – и ладно. Я так и сказал.

– Надеюсь, ни на что не спорили?

Зевота Еремея мгновенно прошла:

– Ты что, строишь водохранилища?! Но, блин горелый, ты же мне сам тут неделю назад вещал, как вы на пару с академиками реакторы запускаете и линию ЛЭП сверхпроводимую строите!

– Не линию, а просто кабель, – поправил его Белокотов, – и не ЛЭП, а экспериментальный отрезок двести метров длиной, и не я, а НИИ Кабельной промышленности в соавторстве с Московским авиационным институтом. До реальных сверхпроводимых ЛЭП у нас в России еще лет десять не дойдет. А вот отдельные приборы и рабочие узлы для ускорителей, микроскопов и реакторов мы на основе криоэлементной базы делаем давно. У них нет внутреннего сопротивления, и поэтому они имеют на порядки большую точность в работе. Ну, и расход энергии опять же меньше выходит. Я же кабельщиков всего лишь консультировал.

– И при чем тут водохранилища?

– Сейчас попробую рассказать, – выкатился на проспект Белокотов. – Ты знаешь, сколько нужно времени, чтобы в штатном режиме остановить атомную электростанцию? Даже не остановить, а просто снизить мощность с рабочей до минимальной? Сутки! Понимаешь? Сутки! А как думаешь, сколько времени нужно, чтобы остановить угольный блок электростанции мощностью в жалкие триста мегаватт?

– Ну, не знаю, – прищурился Варнак. – Представляю, какого размера там котлы. Пока топливо прогорит, пока сами остынут… Сутки?

– В этом отношении лучше всего газовые станции. Но у них тоже имеется полный комплект своих заморочек, начиная от выбега турбин и заканчивая проблемами газовых магистралей, в которых возникают скачки давления при снижении выработки и проблемы падения оного при запуске. В общем, в идеале, для предельной экономичности любые тепловые станции должны работать в режиме стабильной нагрузки. Потому как всякая попытка их включения и выключения связана с гигантскими проблемами как технологического характера, так и банального перерасхода топлива. Единственная система, которая позволяет легко маневрировать мощностью, – это гидроэлектростанция. Там все просто: задвижку открыл – электричество пошло, закрыл – не пошло. Приоткрыл наполовину – турбина крутится с половинной мощностью. Для рек это, конечно, беда. Уровень воды то повышается, то понижается, нерестилища заболачиваются или пересыхают, берега подтапливаются, пашни засаливаются – но технически эти циклы эффективны и оперативны. Это считается «маневренная мощность».

– Ну, наконец-то мы заговорили о водохранилищах, – кивнул Варнак.

– Подожди. Теперь выгляни в окно и вспомни, как мы живем. Ночью везде тишина, никому ничего не надо. Утром толпа встает и включает свет. Бдзинь! – потребление электричества скачет. Потом поднимается солнце, народ выползает к машинам – потребление падает. Потом они приезжают на завод, включают станки, и нагрузка на сеть – пи-и-у! – в несколько раз к потолку. А вечером станки везде выключили, и она сразу – кирпичом вниз. А потом стемнело, все сели к телевизорам, и ага: дядя, давай электричество! Получается в итоге, что днем у нас есть три серьезных пика потребления, не считая пары десятков маленьких, а ночью АЭС и «угольники» работают вхолостую, поскольку нагрузки на них нет, но загасить их с такой скоростью, с какой скачут запросы потребителей, физически невозможно. И что нам в такой ситуации делать?

– Что? – терпеливо переспросил Варнак.

– Мы строим гидроаккумулирующую электростанцию. Перегораживаем какую-нибудь речушку, ставим в плотину турбину и ночью, когда электричества в сети, как блох на обезьяне, закачиваем воду наверх, за плотину, затапливая там все вокруг: леса, луга, нерестилища, пляжи. А днем через те же турбины сливаем воду вниз, отдавая обратно в сеть примерно треть от затраченной на перекачку энергии. В реальности такие перекладывания на закачку-слив случаются по двадцать раз на дню, но суть от этого не меняется. Таких гидроаккумулирующих станций сегодня в России строится… – Белокотов прищурился, вспоминая: – Ленинградская, Загорская, Зеленчугская, Владимирская, Курская, Волоколамская… Ну, общим счетом около десятка узлов гигаваттной мощности.

– Значит, ты все-таки строишь водохранилища?

– Да все наоборот! – чуть не выкрикнул Белокотов. – Я хочу запретить это мракобесие раз и навсегда! Ты даже представить себе не можешь, что за маразм там творится! Ты понимаешь, не прудик, не два – десятки километров! Десятки квадратных километров нормальной, полноценной плодородной земли собираются тупо затопить! Вот взять – и затопить! Леса, поля, деревни. Хрясь – и под воду. Вбить в этот кошмар миллиарды рублей, залить километры бетона. И все ради чего? Ради банальной маневренной мощности! Вместо того, чтобы поставить компактную и дешевую станцию на сверхпроводимых аккумуляторах, которая будет иметь на порядок больший КПД, не станет портить природу и может быть втиснута в любую инфраструктуру, – они банально закапывают деньги в землю! И ничем это твердолобое упрямство не пробить! Везде сидят махровые старперы, которые сделали в детстве диссертации на «гидре» и рогом упираются, ничего менять не дают! Никаких новых технологий, никакой сверхпроводимости, никакой природы, никакой компактности. Они… – Он отпустил руль и затряс обеими руками. – Они просто не соображают ничего в современной физике и энергетике! Высидели себе задницей посты еще при Берии и ничего менять не позволяют!

Они покосился на ошалевшего от такой горячности телохранителя и замолчал. Через минуту поинтересовался:

– Мы о чем говорили-то?

– Спасибо, ты ответил во всех подробностях, – кивнул Варнак. – Повторять не нужно.

– А почему вопрос-то такой возник, я не понял?

– Ты не поверишь, Костя! Главный леший всех русских лесов крайне высоко оценил твою работу по спасению его зверей, грибов и ягод и очень просил передать его большую благодарность.

Белокотов расхохотался:

– Ну да, само собой! Если бы белочки и ежики знали, как я дерусь за их сухие квадратные километры, давно бы поставили мне памятник из шишек. Бьюсь, как зверь! Надо это, грамоту такую нарисовать. Буду награждать отличившихся сотрудников. «Благодарность русского лешего» с поощрением из фонда заработной платы. А что, хорошая идея!

– Хорошая, – согласился Еремей. В отличие от развеселившегося товарища он пребывал в слегка ошарашенном состоянии. Такого поворота событий он точно не ожидал. Итак, лесной леший Укрон платит ему золотыми кладами за защиту ученого, который борется против затопления больших лесных площадей. Все логично. Но вот только каким образом леший узнал про эти исподние научно-технические дрязги?! Может, у него еще и в Думе собственное лобби имеется? И друзья в аппарате президента?

– У меня есть заманчивое предложение, – повернулся к нему Белокотов. – Я, чтобы парковку не искать, перед управлением выскочу, а машину тебе оставлю. У тебя наверняка дела какие-нибудь есть, хлопоты. Съездишь, разберешься. А я, как вечером домой соберусь, тебе звякну, и ты меня заберешь. В Росатоме внутри безопасно, а наружу я выходить не буду. Честное пионерское! Согласен?

Еремей похлопал себя по нагрудному карману. Его документы и права были с собой.

– Давай попробуем.

Вечером Костя встретил машину, стоя рядом с уже знакомой Еремею круглолицей девицей. Все вместе они отправились в ресторан. Правда, Варнак, решив следовать профессии, устроился отдельно, за самым дальним столиком – дабы в личную жизнь Белокотова не встревать. Когда же голубки наелись – занял место за рулем, предоставив им ворковать на заднем сиденье и всячески изображал из себя наемного водителя. И вроде бы – получилось. Девица ни одного вопроса не задала, Костя тоже делал вид, что все так и должно быть. И даже ненавязчиво придержал гостью на улице, чтобы Варнак смог войти в парадную первым.

Утром они вместе отвезли гостью к Каширскому шоссе, потом Еремей повернул к чиновнику на работу. Тот сидел, молчал и вел себя, словно все так и должно быть: личный водитель, согласованный маршрут.

– Что, зуб болит? – не выдержал Варнак.

– А? – встрепенулся Костя и тут же сообразил: – Нет, ничего. Просто Таня сегодня была… Очень уж прощалась трудно. Вроде, раньше все было легче. Может, ждала чего-то, а я не сообразил?

– Все они одного хотят. Да только надо ли нам такое?

– Ты о чем?

– О том, – уклончиво ответил Варнак. – Я тут познакомился с одной… Хочет ответного чувства, без этого даже обижается.

– Я ее понимаю… – кивнул Белокотов. – Когда от радости, доставленной любимой, получаешь большее наслаждение, чем от удовольствий для себя, это и есть то, ради чего стоит постараться. А просто надыбать симпатяшку… Ну, это как обложку из «Плейбоя» на стене приклеить. Может, и красиво – да толку что от этой красоты? Урок прикладной физиологии?

На этот раз Варнак предпочел промолчать. Так уж сложилось, что в своей не самой длинной биографии он успел провести больше удачных полевых выходов, нежели сладких поцелуев. И делиться опытом ему было рановато.