Текст книги "Смертный страж. Тетралогия"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 53 страниц)

– Слушаюсь, господин капитан!

– Сержант! – подозвал полицейского офицер. – Соберите всех своих людей и тщательно прочешите этот склон! С собаками! Они были тут всего полтора часа назад. Не могли же они провалиться сквозь землю! А ты, боец, – повернулся он к снайперу, – возвращайся на позицию. И ищи! Смотри в оба! Если не найдем до темноты – будете все до одного сидеть тут ночью и искать русских через инфракрасные приборы. Я заказал десять комплектов – к сумеркам доставят на вертолете. Чем быстрее обнаружите цель, тем раньше пойдете отдыхать. Все, по местам! За работу!

Глава четырнадцатая

Она просыпалась мучительно долго, с трудом осознавая, как ее выносят на руках и укладывают на жесткую землю. От реки веяло прохладой, солнечные блики, пробиваясь через колышущуюся листву, резко били по глазам, какие-то птицы расселись неподалеку на ветках и оживленно чирикали, словно обсуждая ее состояние. А оно было совершенно похмельным.

Болезненно морщась, Дамира приподнялась на локте, посмотрела на Шеньшуна, задумчиво перебирающего пули, что наконец-то вышли из его тела.

– Интересно, откуда я это знаю? – пробормотала она.

– О чем?

– О пулях. Что они из тебя вышли, пока мы были… Пока спали…

– Ты видела, как они падали. Просто тогда еще не совсем проснулась.

– Господи, моя голова… Сколько же мы дрыхли?

– Не знаю. Дерево должно было нас исторгнуть, когда перестанут летать воздушные шелестелки. Когда перестанут бегать смертные и ездить их машины. Когда наступит привычная тишина.

– И долго это длилось? День? Два? Неделя? – Она чуть помолчала и сделала еще предположение: – Сто лет?

– Не знаю. Может, несколько дней. Может, несколько столетий, – пожал плечами нуар. – Главное, чтобы смертные про нас забыли.

– Это не могло длиться долго. Мы бы умерли от истощения!

– Мы были в живой древесной плоти, Дамира, – пояснил страж богов. – Дерево менялось с нашей кожей влагой и соками, забирало из наших тел все ненужное, подпитывая всем необходимым. Мы не двигались, не дышали, не думали. Мы почти умерли. Поэтому нам не требовалось много сил. Вполне хватало того, чем могло поделиться дерево. Я специально выбрал самое сильное.

– Ты погрузил нас в анабиоз?

– Нет, это был просто сон. Но очень глубокий, когда тело отказывается от всего, что ему не нужно, ради сохранения жизни.

– А что оставляет как нужное?

– Да, в общем-то, ничего. Ему важно не высохнуть и не сгнить.

– Страх какой! – передернула плечами женщина. – И, кстати, есть все же хочется.

– Это нормально. Возможно, к тебе в желудок ничего не попадало несколько лет. Разумеется, он пуст. Сейчас я что-нибудь найду… – Нуар прикрыл ладонью глаза от солнца, обозревая кроны, и быстро полез куда-то вверх по склону.

– Несколько лет? Мама… – пробормотала археологиня, ощупала ноги. Боль в них прошла совершенно, как и не было. Хоть рекорды по прыжкам устанавливай. Если счет сна шел на годы – не удивительно. – Неужели мы проспали несколько лет? Боже, родители с ума сойдут!

Уже через пару минут Шеньшун вернулся, неся несколько желтых плодов размером чуть меньше футбольного мяча, полностью покрытых длинными, похожими на копчики бананов, пипками. Разломал один из них, протянул женщине. Внутри оказалась белая, чуть склизковатая мякоть с редкими черными косточками.

– А это съедобно? – с подозрением поинтересовалась Дамира.

– Конечно, – кивнул нуар. – Разве ты не чувствуешь?

Археологиня не чувствовала, но поверила. Поколебавшись, ковырнула маленько рыхлой плоти пальцем, попробовала на язык. Вкус был как у перезрелого винограда, сладкий и со слабой горчинкой. Уже без дальнейших сомнений она уверенно выгребла ладонью все содержимое, прожевала, отбросила жесткую скорлупу. Шеньшун дал ей еще плод.

– Спасибо, вкусно, – поблагодарила она.

– Их тут много, – ответил он. – Могу принести еще.

– Нет, у меня не такой большой желудок. Две ягодки – и он, похоже, наполнился.

Перекусив, она спустилась к воде, вымыла руки, оглянулась на деревья, посмотрела по сторонам. Решительно раздевшись, Дамира вошла в ледяную воду, торопливо присела, поднялась, отирая тело, руки и ноги, присела еще раз и выскочила на солнце. С тоской посмотрела на драную, замызганную одежду, вспоминая брошенную где-то в отеле сумку с чистым бельем. А также деньгами и документами. Пришлось надевать то, что есть.

Облачившись, она снова присела у берега, пытаясь отмыть кроссовки.

– Если ты решила переправиться, Дамира, то будь осторожна: река глубокая и быстрая, – предупредил сверху Шеньшун. – К тому же, этот берег безопаснее.

– Я хочу хотя бы посмотреть, что на той стороне? – оглянулась на него женщина. – Вдруг ты угадал: прошли века, и человечество уже вымерло? Тогда дорога тоже исчезнет.

– Сама не ходи. Давай лучше я, – сбежал к ней нуар, без спроса подхватил на руки и решительно вошел в воду.

– Зачем? – только и вскрикнула она.

– Так я тяжелее, – до обидного разумно ответил страж богов.

Поднявшись к дороге, на которой имелись четкие отпечатки недавно проехавших колес, они нашли сброшенный под откос, сгоревший джип. Дамира старательно принюхалась и расплылась в улыбке:

– Воняет паленым. Значит, больше полумесяца не прошло. Иначе все давно бы выдохлось, вымылось дождями и заросло травой.

– Я дни не считал, – признался Шеньшун. – Но если мы спали недолго, нас могут еще выслеживать. Пойдем обратно.

На безопасной стороне ущелья Дамира спряталась в тень прибрежных «фикусов», доела последний из принесенных нуаром плодов, а вскоре заметила среди листвы над головой еще один, точно такой же, но еще зеленый. После этого в памяти всплыло и название: «бириба». Инками никогда не культивировался, поскольку не переносит перевозку. Зато из него, по слухам, получается хорошее вино. Если застрянут тут надолго, можно будет попробовать.

– Шеньшун, а где-нибудь под камнями ты летающих драконов сможешь найти? – громко спросила она. – Боюсь, без них нам отсюда не выбраться. Пешком через горы года два топать придется, да еще все селения по ночам стороной обползать. Наши портреты, небось, на каждом столбе давно висят!

Нуар не ответил. Он продолжал колдовать возле деревьев. После долгих уговоров одно из них легло вдоль берега, частью кроны попав в воду. Страж богов пошел вдоль ствола, укореняя некоторые ветви, потом вернулся к комлю, присел, оглаживая кору, что-то нашептывая, прижимаясь лбом, приказывая и упрашивая. Комель громко скрипел, пузырился и выкручивался, превращаясь в малопонятное уродство с торчащими во все стороны короткими пеньками и глубокими трещинами.

Где-то спустя пару часов послышался треск – ствол обломился сперва возле вершины, а чуть позже и около комля. Уродливый обрубок, похожий на полусгнившую корягу, Шеньшун приподнял с одного края, перенес ближе к воде, потом передвинул с другой стороны.

– Дамира, иди сюда!

– Помочь? – Она спустилась к Урубамбе, ополоснула после бирибы руки и подошла ближе.

– Нет, просто стой рядом. – В два приема он дотянул раскоряку до самой реки, спустил на воду, удерживая за более широкий край, и приглашающе кивнул: – Залезай.

Женщина вытянула шею. Изнутри колода оказалась пустой. Не очень просторной – но все же пошире, чем спальное ложе, из которого ее извлекли поутру.

– Ты хоть знаешь, куда ведет эта река? – спросила она.

– В море, – с убийственной правильностью ответил нуар. – Все реки всегда впадают в моря.

– Некоторые текут в озера, – не удержалась от опровержения археологиня, но послушалась, забралась ногами вперед.

Внутри было прохладно, но сухо. Через лаз проглядывался только небольшой кусочек неба и край горного склона. Шеньшун оттолкнул корягу от берега, забрался внутрь, заворочался, устраиваясь рядом. Их уродливое, но довольно прочное плавсредство быстро разогналось и, покачиваясь по волнам, понеслось вниз.

– Не толкайся, – ворчливо потребовала Дамира, вздохнула и продолжила: – Ладно, так и быть. Просвещу дитя пыльного саркофага. Возле Мачу-Пикчу протекает река Урубамба, и плывем мы именно по ней. Урубамба впадает в Укаяли, Укаяли впадает в Амазонку, Амазонка впадает в Атлантический океан.

– Это хорошо. – Нуар оперся подбородком о скрещенные руки.

– Хорошо то, что Амазонка заканчивается в Бразилии, где нас наверняка никто не ищет, не ловит и внимания на нас не обратит. А весело – то, что протяженность Амазонки составляет чуть меньше семи тысяч километров. Если мы будем плыть с той же скоростью, как сейчас, не останавливаясь ни на минуту, чтобы поесть и размяться, наш путь до океана займет ровно тысячу часов. Или примерно… Один год без мелочи. А если вдруг нам захочется кушать – то и все полтора.

– Идти пешком получится дольше, – невозмутимо ответил Шеньшун.

Коряга же, мерно переваливаясь с боку на бок, плыла и плыла, оставляя позади одни километр за другим. Уже через пару часов их река слилась с другой, не менее полноводной, к сумеркам из какого-то ущелья к ним с шумом влился еще один горный поток. Река на глазах становилась не просто полноводной, а широченной. Там, где они спустились на воду, ширина протоки была от силы метров двадцать – а к сумеркам только водная гладь раскинулась от берега до берега метров на сто, а само русло, полное отмелей и наволоков, было и вовсе раза в три шире.

На ночь нуар причаливать не стал, полностью доверившись течению, но, проснувшись утром, Дамира обнаружила, что колода отдыхает на берегу, а ее спутник куда-то пропал. Она выбралась на свет, умылась, растянулась на берегу, греясь под ласковыми лучами солнца. Вскоре пришел и страж богов, выложил перед ней четыре желтых бирибы, сел рядом:

– Ешь, я подкрепился в джунглях.

Он пошарил руками среди камней, выбрал два, прижал к третьему, несколькими сильными ударами расколол тот, что поменьше, выбрал самый лучший осколок, его острой гранью взрезал шкуру одного из плодов и передал женщине.

– А ложку так же ловко ты сделать сумеешь?.. – с надеждой просила Дамира.

– Смогу, но для этого нужно возвращаться в лес, – ответил нуар. – Давай в следующий раз.

– Ладно, – смирилась археологиня с его ленью и запустила руку в плоть… ореха? Фрукта? Ягоды? Хотя какая разница?! Главное, что вкусно.

Когда она подкрепилась и, довольная, отвалилась на спину, раскинув руки, Шеньшун показал на край леса, что заползал на гору по ту сторону реки:

– Сегодня там садились самолеты. Я видел два. Потом один взлетел. Как понимаю, там у смертных находится аэродром, а возле аэродрома – крупный город. Вы ведь строите их только возле больших селений?

– Обычно да, – согласилась археологиня, садясь обратно.

– Ты убедила меня, Дамира. Смертные опасны, – продолжал нуар. – Я не стану более рисковать, я вернусь к усыпальнице без их помощи. Но тебе нечего опасаться. Ты исполнила свою клятву, ты свободна. Я тебя отпускаю.

– Еще раз скажешь это слово – опять получишь по морде, – сухо предупредила женщина.

– Я всего лишь пытаюсь уберечь тебя от ненужных тягот и опасностей. У тебя нет долга перед богами, ты не исполняешь великой миссии. Тебе это не нужно. Так почему бы тебе не уйти?

– После всего, что было? Я хочу досмотреть это приключение до конца.

– Ты увидишь все, когда боги возродятся.

– Нет, тогда я окажусь в толпе. На таком судьбоносном празднике я желаю сидеть в первом ряду!

– Но если так, тебе придется быть рядом со мной еще очень и очень долго. А ты меня ненавидишь.

– Не то слово! – согласилась женщина. – Терпеть не могу. Но понимаешь, ты уже давно кажешься мне чем-то вроде вредного и кусачего домашнего пса. Прогнать такого можно только в первый же день. Но если вовремя не турнул, дал пожить рядом – то начинаешь привыкать и находить в нем свои прелести. Вроде, и шкодлив, зараза, а расставаться жалко! Так с ним и остаешься.

– Значит, я для тебя шкодливая собака? – уточнил нуар.

– Ты что, обиделся?

– Ты спасала мою жизнь три раза, – напомнил себе страж мертвых. – Три раза, три раза, три раза… Я тебя прощаю.

Он взялся за корягу и резво поволок ее в воду.

– Меня не забудь! – забеспокоилась Дамира и, подхватив с камней две недоеденные бирибы, спешно полезла в колоду.

Спустя полчаса они проплыли под узким пешеходным мостом, и река повернула, крутанув корягу вокруг своей оси. В проеме показались ослепительно-белые двухэтажки на высоком берегу и уплыли назад.

– Ты выбрала это сама. По своей воле, – предупредил ее Шеньшун.

– Хватит пугать, мне и так страшно, – вздохнула женщина. – Помолчи хотя бы час. А то и правда убегу…

Урубамба приняла в себя еще одну реку, повернула почти под прямым углом, здесь в нее влился очередной широкий поток, вынудив изогнуться обратно, и коряга, оказавшись на самой стремнине, понеслась дальше. Еще час беглецы плыли спокойно, а потом Урубамба запетляла столь резко и часто, что их стало раз за разом выбрасывать то на одни, то на другой берег. Шеньшуну пришлось постоянно вылезать, сталкивать плавсредство обратно. К счастью, никаких следов пребывания человека здесь уже не попадалось, заметить «опасных преступников» и выдать их властям было совершенно некому.

К середине дня петляния прекратились, и до вечера беглецы плыли почти по прямой, но к сумеркам, как назло, река опять словно заблудилась, кидаясь из стороны в сторону…

…Когда женщина открыла глаза, уставший за ночь нуар спал, словно убитый. К счастью, река, жалея стража богов, катила свои воды строго по прямой, лишь изредка отклоняясь немного в ту или другую сторону. Впереди грозно поднимался огромный хребет с белыми снежными вершинами, цепляющими густые облака. Казалось, столь грозное препятствие остановит водяной поток с легкостью, но к полудню Урубамба… – или уже Укаяли? – в общем, река легко прорвала препятствие по узкому длинному каньону, разрезавшему хребет надвое, словно ножом, и разлилась широко-широко, на сотни метров в стороны.

Они вырвались на равнину!

Впрочем, коряга особой разницы не замечала. Она качалась по волнам, день за днем и ночь за ночью, отмеряя в сутки никак не меньше полутора сотен километров и никак не привлекая к себе внимания ни попадающихся навстречу лодочников, ни обитателей редких ферм, что встречались по берегам даже здесь. Река то сужалась до сотни метров, то растекалась далеко в стороны, то разбивалась на множество проток, которые через два-три километра вновь сливались воедино. В одной из таких проток, где-то на пятнадцатый день путешествия, коряга и застряла между двумя рухнувшими с разных берегов сухостоинами.

– Это невозможно уже, – внезапно решил Шеньшун. – Нужно хоть немного отдохнуть и набраться сил.

Он спрыгнул в воду, оказавшись по грудь в мутной глинистой жиже, ловко выдернул спутницу и прямо на вытянутых руках перенес ее к берегу, поставил меж двух пальм, оказавшихся настоящими банановыми: протягивай руку и ешь, сколько влезет.

– Подожди немного, – попросил он, выбрался по толстым коричневым лианам и углубился в заросли.

Оттуда послышалось недовольное шипение, потрескивание. Вскоре страж богов вернулся, поманил женщину за собой, вывел на полянку шириной где-то три на два метра, окруженную высокими, по грудь, стенами жидких фикусов, молодых пальм, кустов с длинными шипами, но совсем без листьев, и вовсе неведомой жирной травы. – Нравится?

– Что тут может нравиться? – не поняла археологиня.

– Хочу разбить тут временный лагерь и сделать другую лодку. Более удобную и просторную.

– У нас же ничего с собой нет!

– А как же это? – развел он руки, указывая по сторонам. – Тут есть все, что нужно. И, кстати, если хочешь пить – вон из той лианы, что надломана, сочится сок. Он почти безвкусный, но чистый. В здешней реке вода пополам с землей. Смотреть страшно, не то что глотать. А я пока… Да, еще о насекомых нужно подумать. А то вечером высосут насухо.

Нуар вскинул руки и занялся своей малопонятной в век технического прогресса магией. Перекинул лиану от одного края поляны к другому, присел возле кустарника и травы, выманивая из них стебли, ветви и листву, подравнивая, заставляя сплетаться в плотное пружинистое полотно, прикрытое сверху листьями сразу в несколько слоев.

– Ты их не срываешь? – спросила женщина, любуясь его непостижимым умением.

– Живая зелень с человеческой плотью становится всегда единым целым, – нараспев ответил он. – Тем, чего не хватает, поделится, лишнее заберет. Хворь высосет, силу добавит… Или ты желаешь мертвую постель?

– Нет, пусть будет как будет.

Страж богов перешел на другую сторону полянки, снова взялся за «колдовство», превращая буйную растительность во второе спальное место. Как заметила Дамира – куда более узкое, чем первое. Самовлюбленное создание древности оставалось в своем репертуаре.

Она отошла к банану, сорвала себе несколько сочных желтых плодов, раскрыла, подкрепилась. А когда вернулась, то обнаружила, что стены лагеря приобрели серебристый оттенок: невероятное количество больших и маленьких пауков торопливо плели свои сети на подступах к временному жилищу путников, а некоторые уже принялись за более внушительное полотнище – от верхней лианы в стороны, формируя крышу.

– И не жалко тебе этих милых малышей? – укорила стража богов археологиня. – Сейчас все силы ради твоей прихоти отдадут, потом передохнут от натуги.

– Почему перемрут? – не понял Шеньшун. – Когда станет прохладнее, на наш запах и наше тепло со всех сторон полетят кровососы и влипнут в паутину. И всем будет хорошо. Нам – потому что не кусают, а паукам – потому что сытно. В обычную сеть так много гнуса не попадется.

– А каково будет комарам?

– Комары использовали свое время радости, пока были мелкими личинками и резвились в воде. Так уж устроен мир, что каждый получает свою долю жизни и силы от тех, кто его покидает. С тем, чтобы, покидая мир самому, отдать свою жизнь и силу другим.

– Мороз по коже. От чужой смерти рождаемся и смертью кончаем.

– Все рождаются от жизни, Дамира. Твоя мать подарила тебе частицу жизни и силы, выпуская на свет. Когда-нибудь и ты точно так же отдашь частицу самой себя новому поколению. Что в этом страшного? Мы все передаем друг другу жизнь, а не смерть.

– Твой стакан всегда наполовину полон…

– Что? – не понял нуар.

– Неважно, – отмахнулась женщина, прошла мимо и вытянулась на своей постели. – Да, Шеньшун, ты прав. Здесь будет помягче, чем в дупле.

– Не пугай пауков, – попросил нуар. – Я скоро.

Он ушел примерно на час. Вернулся мокрый, с апельсинами и огромным ананасом, уложенными на широкий пальмовый лист.

– Господи, как я соскучилась по кусочку мяса или хотя бы рыбы! – взмолилась Дамира.

– Ты согласна есть их сырыми?

– Нет!

– Тогда прости. Развести здесь огонь мне нечем и не из чего. Как только выберем хорошее место, накормлю тебя нормальной едой. – Он положил пальмовый лист на землю, снова убежал.

– И правда, чего меня сюда понесло? – укорила себя женщина, наблюдая за пауками.

Потоптавшись в похожем на кокон домике, она выбралась наружу через не заплетенный пока проход, пошла по протоптанной стражем богов тропе. Та сперва вывела ее на берег более широкой протоки, а потом, вдоль берега, на мысок, на котором нуар возился с двумя деревьями в полметра толщиной, стоящими корнями в воде.

– Получается, мы на острове? – спросила она.

– Тут везде острова, – ответил страж богов, осторожно переступая через глянцевое зеленое бревно, усыпанное черными пятнами. – Да еще по берегам не считано отрезанных проток и озер.

– Откуда ты знаешь?

– Рассказали. – Ближнее дерево от его прикосновения шевельнулось, подвигаясь к соседу. Зеленое бревно под ногами выгнулось и отползло немного в сторону.

– Что это у тебя там? – По спине женщины пробежал холодок.

– Это местная змея. Удав. Проглотила какого-то зверя и теперь так довольна, что не желает уползать, даже если на нее наступаешь. Глупа, но понять можно.

– Это она тебе про озера рассказала?

– Нет, что ты, – рассмеялся нуар. – Местные охотники проплывали. Забавные совсем. Юбки из соломы и на голове трава. Сказали, что людоеды. А я ответил, что не человек.

– Я ничего не слышала!

– Они очень тихо говорили. Удава боялись разбудить.

– Если сами назвались людоедами, значит, не настоящие. Пугали.

– Правда? Жалко, я не знал. Я бы тоже их напугал.

Дамира засмеялась. Она представила себе, как мог пошутить страж богов. После того, как зашевелись бы деревья, расцвели пни, затанцевали кусты и заговорили крокодилы, дикари не то что удавов – собственных юбок начали бы бояться.

– Темнеет, Шеньшун!

– Уже иду. Тут много хлопот выходит. Дня три придется провозиться.

Перешагнув анаконду, нуар обошел самые заросли по воде, взял Дамиру за руку, повел в маленький походный домик и пропустил вперед в узкий лаз. Внутри было уже ощутимо теплее, чем снаружи. Паутиновая крыша, пусть и тончайшая, все же сохраняла под собой летнее тепло.

Как это и бывает в тропиках, едва солнце село за горизонт, на мир буквально упала непроглядная тьма. Но ненадолго. За стенами, в ближних кустах, на пальмах, деревьях вокруг один за другим загорелись светлячки, наполняя палатку нежным золотистым светом. Возле самого входа кто-то переливчато засвистел, запевая то ниже, то выше, без конца сменяя мелодии. Нуар достал из кармана каменный осколок, срезал макушку ананаса, быстро порезал его на ломтики, почистил апельсины. Виновато пожал плечами, подвинул ближе к ней.

– Ничего, для здоровья фруктовая диета только полезна, – ответила она на молчаливый вопрос и принялась за ужин. Свистун замолк, но вместо него кто-то протяжно застрекотал, тоже пытаясь создать некое подобие музыки. Дамира остановилась, прислушиваясь. Призналась: – Первый раз со мной такое. Никогда не думала, что в дикой глухомани может оказаться так красиво и приятно. Сюда бы еще интернет провести – и я бы тут на всю жизнь осталась.

– Ты этого хочешь?

– Не смущай меня, нуар. Ведь я могу и согласиться.

– Увы, делать «интернет» я не умею.

– Вот видишь. – Она коснулась руки спутника: – Спасибо. Пойду укладываться.

Археологиня отступила к своей лежанке, вытянулась на ней – и эта сторона домика тут же погасла.

– Так это сделал ты?! – удивленно приподнялась женщина.

Нуар взмахнул рукой, и светлячки на деревьях и пальмах перестали излучать свое золотистое сияние. Только у самого пола остались слабые отблески. Стрекотание тоже прекратилось.

– Я поняла, – ответила археологиня. – Спокойной ночи.

И тут ее подхватили сильные руки, взметнули вверх, перенесли на другую сторону палатки, уложили в постель. Она ощутила рядом тепло горячего тела, ее голова легла щекой на мягкое сухое плечо.

– Что ты делаешь, Шеньшун? – тихо удивилась она.

– Ты сказала, что такое может сделать с женщиной лишь тот, для кого она стала единственной. И кому не нужна ни одна другая с этого мига и до конца его жизни, – сказал восставший из мертвых. – Я уже давно понял, что мне интересна лишь ты, и никто другой. Я выбрал тебя, я хочу назвать тебя своей единственной и не менять больше ни на кого, пока моя жизнь и силы не уйдут обратно в новый молодой мир. Хочу, чтобы ты всегда спала рядом, в моих руках.

– Да ты, кроме меня, никого и не знал, страж богов, – погладила его по щеке Дамира. – Ты встретил меня, когда проснулся, и больше ни с кем даже словом не перекинулся. Это всего лишь случайность. Окажись на моем месте любая другая, ты сказал бы ей то же самое.

Шеньшун сглотнул, потом встал, поднял ее на руки и отнес обратно на прежнюю кровать. Вернулся к себе и упал на живот, вытянув руки над головой. На деревьях и в кустах перепуганно замигали светлячки, чирикнула и замолкла птаха в кустах, а другие от греха и вовсе полетели прочь.

– Что это было? – не поняла Дамира.

– Ты говорила, мужчина может выбрать себе единственную и поступать с ней так. Но только если она согласна. А ты отказалась.

– Отказалась? – несколько опешила археологиня. – Ну да, это ведь правда была случайность… На моем месте могла оказаться другая. Так что между нами… Если подумать… Что, так ни слова и не скажешь? Эй, Шеньшун?! Ты уверен в своем выборе? Нуар?! – приподнялась она на локте. – Что, и это все? Ну уж нет!

Она поднялась, перешла палатку и толкнула стража богов, поворачивая набок:

– Ну уж нет! Мы так не договаривались. Выбрал – значит выбрал! Терпи, какая есть. К черту случайности! Весь мир случайность. Раз встретились, значит – судьба!

В изголовье его постели вспыхнули с десяток светлячков, еще несколько засветились где-то сверху, над полупрозрачной крышей. Довольный Шеньшун сгреб ее сильными лапами, легко уложил головой себе на плечо и, любуясь в живом золотом свете ее лицом, разглаживал ее волосы, осторожно касался кончиками пальцев губ, щеки, водил ими по шее…

Археологиня быстро поняла, что показывать гостю нужно было не только фильмы о любви, но и хотя бы немножко эротики.

– Ты что, никогда не нарушаешь воли богов, нуар? – спросила Дамира. – Ни даже чуть-чуть?

– Мне так хочется совершить это преступление, моя женщина, что каждый миг его предвкушения сам по себе приносит наслаждение.

– Какой же ты гад! – смеясь, она легко ударила воина кулаками в грудь. – Все у тебя не как у людей. Ненавижу!

Но нуар ее все равно снова простил. И тем заслужил первый в своей жизни настоящий человеческий поцелуй.

Следующий день пролетел, как калейдоскоп счастья. Над Дамирой светило ласковое солнце, ее освежал ветер, ей пели птицы и стрекотали цикады. Рядом с нею был любимый, который то осыпал ее цветами, то угощал фруктами, то заставлял склоняться перед ней пальмы и травы, а птиц – создавать для нее рисунки в воздухе и устраивать фигурные полеты. Который носил ее на руках, топил ее в своих ласках и сжимал в объятиях. Поэтому она даже не заметила, как стремительно пролетел этот долгий летний день.

На второе утро Дамира проснулась одна. Женщину это не встревожило: она знала, что никуда нуар не исчез и теперь уже точно не исчезнет до конца ее жизни. Не такое это существо – страж богов, – чтобы нарушать добровольно данную клятву. Куда он ушел, археологиня знала. И даже собралась отнести ему большой ломтик ананаса, чтобы Шеньшун освежился угощением. Вот только археологиня никак не могла понять – куда подевалась вся ее одежда?

В конце концов, Дамира плюнула и пошла как есть. Уж не Шеньшуна же ей теперь стесняться?

Разумеется, страж богов, спустив на воду малопонятную ей конструкцию из двух стволов и густой копны ветвей, продолжал возиться на мысу. Анаконда куда-то подевалась, и потому женщина смело вышла на глинистую отмель, протянула ему ананас:

– На, подкрепись. Ты не видел моей одежды?

– Какой одежды?

– Ты что, забыл, в чем я ходила?

– Разве это одежда? Там уже ни одной нитки целой не осталось!

– Ну, ты молодец! – начала догадываться Дамира. – И как мне теперь быть?

– Я сейчас приду…

Археологиня вернулась в паутиновую палатку. Следом почти сразу вошел Шеньшун, неся большой кусок змеиной кожи, с которого струйками стекала вода.

– Ты убил удава?! – вскрикнула она.

– Да ты с ума сошла! – ничуть не меньше изумился нуар. – Он сам сбросил! Змеи часто полностью сбрасывают свою кожу, я тебе точно совершенно говорю!

– Знаю, – отмахнулась археологиня. – Ладно, прости. Не сразу сообразила.

– Раз знаешь, – Шеньшун протянул ей широкое пятнистое кольцо, – тогда надень это на себя.

– Зачем?

– Потому что я тебя об этом прошу.

Дамира фыркнула, но послушалась. Точнее – просто вскинула руки и позволила мужчине натянуть на себя сверху вниз мягкую холодную кожу. Получилось, что шкура начинается на три пальца ниже подмышек и заканчивается на две ладони выше колен.

– А это – сюда… – Просунув руку, нуар закрыл ее груди половинками крупного оранжевого ореха. – Потом выбросим.

– И зачем все это?

– Она сейчас влажная. На солнце высохнет, сядет по месту и запомнит форму. – Шеньшун зашел сзади, что-то сделал между лопатками, и верх одеяния стал сидеть плотнее.

Дамира провела по талии ладонью:

– Платье из змеиной кожи? Хочу зеркало!

– Как только я смогу его найти.

– Если оно будет сидеть так плотно, что как влитое, – как же его снимать?

– Осторожно скатывать снизу вверх. Не беспокойся, я все сделаю.

– Вот как? Без тебя ни шагу? – улыбнулась она. – Ну и ладно. А сам почему полуголый?

– Не родился еще тот удав, в шкуру которого я способен втиснуться. Резать и сшивать долго, как-нибудь потом. Лодка готова. Поплыли?

Дамира подала руку, и кавалер галантно проводил ее через зеленые джунгли к мысу, помог подняться на бревно, и показал, куда забираться в зеленую копну.

Лодка, выращенная нуаром, была, конечно же, совершенно не человеческой. Два дерева, лежащих корнями вперед, по его воле накрепко сплели свои ветви, создав сразу две поверхности. Верхняя, покрытая пышной листвой, оберегала пассажиров от солнца. Нижняя, в метре от воды, была просторным и упругим ложем, выстеленным большими пальмовыми листьями. Разумеется – зелеными и живыми.

Шеньшун обнял женщину, крепко прижал и уложил щекою себе на плечо. Осторожно пригладил волосы.

Лодка дрогнула и, медленно перебирая корнями, поползла на глубину.

– О чем ты думаешь? – спросила Дамира, глядя в его глаза.

– Теперь на тебе не осталось ничего чужого. Ты вся моя.

– Так вот, что это было?! Ты злобный жадный собственник, Шеньшун!

– А о чем думаешь ты?

– Длина Амазонки семь тысяч километров. Если плыть по десять часов в день, мы будем добираться до океана ровно два года, день в день. Шеньшун, нуар ты мой единственный… Как же это волшебно!

Смертный страж – 3

Воля смертных

Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, всё – суета и томление духа! Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать!

Еккл. Гл.1 ст. 14–15

Пролог

Толстые гранитные стены древнего альпийского замка никогда в своей истории не знали отопления. Двух-, а местами и трехметровый монолит камня и замешанной на курином белке извести хранил в себе тепло так надежно, что внутри древнего строения не ощущалось перемен не то что между ночью или днем, но и между знойным летом и снежной зимой. Впрочем, даже попытайся кто-нибудь натопить комнаты до комфортных людям температур – упрямые стены наверняка взяли бы свое, и тут же поглотили лишнее тепло, вернув привычную легкую прохладу, вынуждающую обитателей носить круглый год свитера и теплые носки, а спать – под ватными одеялами.

Однако монахи ордена Девяти Заповедей не роптали. Что неприятно человеку, то крайне полезно для чувствительной аппаратуры атомных часов, детекторов жесткого излучения и оптики, для иного высокоточного оборудования многочисленных лабораторий. Именно ради стабильности всех параметров окружающей среды капитул христианского ордена, находящегося под покровительством пророка Экклезиаста, и пошел на расходы, связанные с приобретением и ремонтом древнего замка, стоящего на отшибе от торных путей. В радиусе сорока километров от него не было ни железных дорог, ни оживленных автострад, и только дважды в сутки идущий рейсом на Мартинью самолет проносился над средневековыми башнями, внося регулярную сумятицу в показания тончайше отъюстированных приборов.