Текст книги "Опричнина"

Автор книги: Александр Зимин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц)

От автора

Кто из читателей не сохранил с детских лет в своей памяти мужественные образы купца Калашникова и князя Серебряного, верного слуги Васьки Шибанова, отважного Михайлы Репнина?! Кто не помнит византийски суровый облик царя Ивана Грозного у Васнецова, мудреца на престоле у Антокольского, обезумевшего от горя отца в бессмертных творениях Репина и Римского-Корсакова?! Кто не испытывал чувства досады за большого мастера киноискусства Сергея Эйзенштейна, который ходульной риторикой пытался изобразить жизнь и деятельность «государя всея Руси»?!

Трудно сейчас назвать имя хотя бы одного более или менее видного ученого прошлого, который при построении многоэтажного здания отечественной истории не остановил бы свой взор на опричнине, этом любимом детище царя Ивана.

Но позвольте, скажут читатели этой книги, если все это так, то стоит ли еще раз возвращаться к этому сюжету, хорошо известному всем по учебникам отечественной истории? Оказывается, стоит.

У опричнины удивительная судьба. Она долгое время являлась темой полупублицистических споров, социологических обобщений, но только не специальных исследований. Ведь до появления известной статьи С.Ф. Платонова, вошедшей позднее в его «Очерки Смуты», работ исследовательского характера об опричнине не было. Да и в настоящее время монографические разыскания на эту тему отсутствуют. Как известно, книга покойного П.А. Садикова представляет собой посмертный сборник статей главным образом о финансовых учреждениях и земельной политике в годы опричнины. Не завершили своих многолетних изысканий по эпохе Ивана Грозного и такие видные советские историки, как С.Б. Веселовский и И.И. Полосин, оставившие после себя лишь фрагменты ценнейших исследований в области опричных реформ.

Разномыслия по вопросам истории опричнины в исторической литературе не исчезли и до настоящего времени. Еще бытуют в зарубежной историографии чисто карамзинские представления, в которых история России 1565–1572 гг. рассматривается сквозь призму деяний «царя-тирана». В советской исторической литературе основное внимание уделяется социально-экономической сущности опричной политики. Однако в работах ряда историков, особенно в период культа личности, давались идиллический образ царя Ивана IV и приукрашенное представление об опричнине, ложившейся тяжелым бременем на трудящиеся массы Русского государства. Этому в немалой степени способствовали высказывания И.В. Сталина, безудержно восхвалявшего Ивана Грозного, забывая о тех неисчислимых бедствиях, которые принесло народу распространение крепостничества в XVI в.

В последние годы стали выходить работы, дающие верное освещение ряда важных вопросов истории России периода 1565–1572 гг. Но обобщающего труда на эту тему еще не появилось. Все это и делает необходимым специальное исследование вопросов истории опричнины, которое и предлагается вниманию читателя настоящей книги. Имея самостоятельное значение, она вместе с тем примыкает к работе автора о реформах Ивана Грозного, составляя ее непосредственное продолжение. Именно поэтому в данной книге отсутствуют разделы, посвященные социально-экономическим предпосылкам опричнины. Со всеми этими вопросами читатель может познакомиться во второй и третьей главах книги «Реформы Ивана Грозного» [69]69
  Зимин A.A. Реформы Ивана Грозного. М., 1960.


[Закрыть]. Это же обстоятельство следует иметь в виду и при обращении к историографическому обзору темы опричнины, который лишь дополняет разбор взглядов историков на время Ивана Грозного, содержащийся в указанной книге.

Настоящая работа написана на основе всей совокупности сохранившихся источников, как опубликованных, так и рукописных. Не все проблемы освещены в ней равномерно. Основное внимание уделено социально-экономическому и политическому смыслу опричнины. Вопросы внешней политики России 60-х – начала 70-х годов XVI в., а также истории общественной мысли рассматриваются лишь в той мере, в какой они необходимы для понимания хода и значения опричных преобразований [70]70
  Во второе издание книги включены дополнения, исправления и уточнения, ставшие необходимыми в связи с изучением проблемы в 1964–1974 гг., а также те разделы, которые были опущены в первом издании по техническим причинам. На книгу опубликованы следующие рецензии: Бурдей Г.Д. Опричнина в новой исторической литературе // Преподавание истории в школе. 1964. № 6. С. 27–34; Троицкий С.М. и Хорошкевич А.Л. Обзор литературы по истории СССР периода феодализма // ИСССР. 1965. № 3. С. 183–184; Дубровский С.М: Еще раз о «великом государе». Новын труды об опричнине // Знамя. 1965. № 1. С. 211–216; Каштанов С.М. Книга о русском войске XVI в. // ВИЖ. 1965. № 2. С. 87–90; Кобрин В.Б. [Рецензия] // ВИ. 1965. № 12. С. 155–157; Fine J.//Kritika. 1964. Vol., № 2. P. 1–11; Wojcik Z. Opricnina w swietle najnowszych publicij//Kwartalnik historyczny. 1965. R.72, z. 4. S. 919–930; Hoffmann P. Sowjetische Publikationen zur russischen Geschichte des 16. Jh.//Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft. 1965. Jg. 13, Hf. 1. S. 151–156; Idem. Jahrbuch fur Geschichte der UdSSR und der volksdemokratischen Lander Europas. Berlin, 1966. Bd.9. S. 419–424.


[Закрыть].

При подготовке книги к изданию автору оказали большую помощь М.Е. Бычкова, И.В. Ледовская, В.М. Покровская, Н.Я. Трофимова, В.Г. Шерстобитова, а также сотрудники научного кабинета Института истории АН СССР, архивов и рукописных отделов московских и ленинградских библиотек. Много ценных советов и замечаний на разных стадиях работы было высказано специалистами из научных учреждений Москвы и Ленинграда. Всем этим своим друзьям автор приносит глубокую благодарность.

Глава I
Историография. Обзор источников

Дореволюционная историография.

Начало страстным спорам в историографии вокруг опричнины положили Иван Грозный и Андрей Курбский, с именами которых связано уже само становление нового этапа в истории Русского государства XVI в. В их эпистолярном поединке отчетливо выступают диаметрально противоположные оценки событий опричных лет, на долгое время определившие направление историографических споров. Окруженные цветистыми легендами историков различных направлений, эти крупнейшие политические деятели своего времени и талантливые публицисты, как правило, изображались в дворянско-буржуазной исторической науке носителями двух «начал» – самодержавия и крамольного боярского сепаратизма. Казалось бы, так и должно было быть – одну сторону представлял государь всея Руси, а другую – опальный вельможа, дерзнувший бежать «от царского гнева» в Литву. Но вот эта-то кажущаяся очевидность и привела к многочисленным недоразумениям, лишь затемнившим, а не просветлившим полемику царя и боярина, а вместе с тем и понимание опричных преобразований. Если в историческом споре Ивана Грозного и Андрея Курбского первый является нападающей стороной, когда речь заходит о реформах правительственного компромисса середины XVI в., то уже при разговоре об опричнине державному повелителю приходится зачастую занимать оборонительные позиции. «Про что, царю, сильных во Израили побил, еси и воевод от Бога данных ти, различным смертем предал еси?» [71]71
  Сочинения князя Курбского. Т. 1//РИБ. Т. XXXI. СПб., 1914. Стб. I [ПИГАК. С. 9; Ср. С. 7].


[Закрыть]– восклицает князь Андрей в своем первом послании московскому царю, с которого и началась полемика царя и боярина. И дело, конечно, заключалось не только в том, что Курбский принадлежал к кружку молодых энтузиастов, осуществлявших реформы середины XVI в., а в разгоряченном воображении грозного царя родилась идея опричнины, железной рукой претворявшаяся в жизнь во второй половине 60-х – начале 70-х годов. Иван Грозный не мог привести ни одного примера, ни одного факта (как это сделал Курбский для времени Избранной рады), для того чтобы показать самоценность опричных мероприятий: они приобретали в его устах смысл только как расплата за какие-то прошлые преступления бояр и княжат. Это могло лишь укреплять позиции Курбского, выступившего с обличением царя Ивана сразу же после своего бегства из Юрьева в 1564 г. Для него все существо опричнины сводилось к бессмысленному истреблению воевод, оклеветанных в изменах и чародействах. Этими гонениями и объясняет князь Андрей свой отъезд за рубеж [72]72
  Сочинения князя Курбского. Т. 1//РИБ. Т. XXXI. СПб., 1914. Стб. 1–7.


[Закрыть].

Царь Иван в том же 1564 г. направляет Курбскому пространный ответ. Поражает внутренняя неслаженность этого, по словам князя Андрея, «широковещательного и многошумящего» послания. Отвечая на обвинения Курбского, Иван IV старается доказать, что опричные репрессии вызваны были изменой бояр. Чего только он не приписывает «крамольным боярам!» Оказывается, «и литовская брань улучилася вашею же изменою и недоброхотством», хотя сам же он пишет ниже, что Адашев и Сильвестр выступали против Ливонской войны [73]73
  Послания Ивана Грозного/ Текст подгот. Д.С. Лихачев и Я.С. Лурье, под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1951. С. 11; Ср. С. 49. (Далее – ПИГ) [ПИГАК. С. 14; Ср. С. 38].


[Закрыть]. С негодованием описывает он те обиды, которые якобы накопились у него на действия вельмож, Сильвестра и Алексея. Иван IV не отрицал самих гонений на бояр за «измены и чародейства», Отстаивая самодержавные права царя, он заявлял, что «жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же» [74]74
  ПИГ. С. 30 [ПИГАК. С. 26].


[Закрыть]. Вот тут-то и коренилась двойственность образа Ивана Грозного: олицетворяя собой самодержавную власть, окруженную ореолом «святости», он в своей практике зачастую оказывался обыкновенным деспотом, от личной воли которого зависели жизнь и смерть его подчиненных. Следы удельной психологии в творчестве Ивана Грозного сильнее, чем это представлялось многим историкам. Он воюет не с боярством вообще, а с непокорными лично ему вельможами. Царь Иван отнюдь не сознательный выразитель интересов дворянства (каким был И.С. Пересветов). Ведь не кто иной, как он, возмущался Адашевым и Сильвестром, которые «молодых же детей боярских с вами (т. е. боярами. – А.З.) чес-тию подобяще» [75]75
  ПИГ. С. 30 [ПИГАК. С. 26].


[Закрыть]. Он негодовал и на бояр, которые в малолетство царя «не по делу» жаловали детей боярских, «верстая не по достоинству», «рабы же свои, аки вельможа, сотвориша» [76]76
  ПИГ. С. 33–34 [ПИГАК. С. 28].


[Закрыть]. Бегство Курбского продиктовано было, по его мнению, тем, что тот захотел «изменным обычаем быти Ерославскому владыце» [77]77
  ПИГ. С.10 [ПИГАК. С. 13.].


[Закрыть]. Жизнь заставила Ивана IV многое делать в интересах рядовых феодалов, но идеология его была куда противоречивее, чем та, которую в иконописных тонах воссоздавали ревнители российского самодержавия XIX в.

Красочную картину опричных зверств Курбский нарисовал в своей «Истории о великом князе Московском». Выступая апологетом Избранной рады, Курбский не разделял всецело взгляды консервативного боярства. Однако то, что было разумно в середине XVI в., в третьей четверти века постепенно становилось анахронизмом. Для Курбского, написавшего своеобразный реквием по убиенным в опричные годы, в это время на Руси ничего не происходило, кроме бессмысленной резни, объясняющейся лишь злой волей царя и наущениями его дурных советчиков [78]78
  РИБ. Т. XXXI. СПб. 161–354.


[Закрыть]. Рационалистские представления князя Андрея сталкивались с теократическими взглядами Ивана IV.

Опричнина сделалась достоянием историографии уже в начале XVII в., когда плеяда блестящих публицистов задумалась над причинами только что пережитого ими Смутного времени, казалось бы, потрясшего самые основы государственного строя.

Составитель хронографа 1617 г., происходивший из аристократического окружения молодого царя Михаила Романова, с недоумением писал, что он не знает, почему многомудрый ум Ивана IV после смерти Анастасии заменился яростным нравом. Верноподданнические чувства не позволили автору объяснить «крамолу междоусобную» вмешательством провидения, а вельможные симпатии заставили его все-таки с сокрушением отметить, что царь, «нача сокрушати от сродства своего многих, та-коже и от вельмож синклитства своего» [79]79
  Попов А. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции. М., 1869. С. 183.


[Закрыть].

Смелее высказывания тех публицистов, которые не были связаны с официальными кругами. Автор Пискаревского летописца (первая четверть XVII в.) заявлял, что опричнина была установлена «попущением божием…за грехи наши… советом злых людей». Обнаружилось даже, что «бысть в людех ненависть на царя от всех людей» [80]80
  ПСРЛ. 34. М.,1978. С. 190


[Закрыть]. Почти с радостью сообщал он о казнях времени опричнины.

Личные счеты с Иваном Грозным были у писателя князя И.М. Катырева-Ростовского, составившего в 1626 г. колоритную повесть о Смуте: в свое время грозный царь казнил одного из его родичей, Андрея Ивановича, и не раз «жаловал» опальными «милостями» других ростовских княжат. Катырев, как и Курбский, превознося успехи Избранной рады, считает, что лишь позднее царь, «супротивен обретеся и наполнися гнева и ярости, наченше подовластных своих сущих раб зле и немилостивно гонити» [81]81
  РИБ. Т. XIII. СПб., 1909. Стб. 561.


[Закрыть], безвинно истреблять воевод и других людей православного царства.

Талантливый и самобытный публицист дьяк Иван Тимофеев начинает свои воспоминания с характеристики опричнины. «От умышления же зельныя ярости на своя рабы» царь Иван «возненавиде грады земля своея и во гневе… всю землю державы своея, яко секирою, наполы некако разсече» [82]82
  Временник Ивана Тимофеева / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1951. С. 11, 12.


[Закрыть]. Отдавая должное уму и талантам Ивана IV, Тимофеев вместе с тем скорбит, что царь уничтожил многих, даже расположенных к нему вельмож. Этот «велик раскол» и был причиной Смуты [83]83
  «Сим разделением, мню, нынешнея всея земля розгласие, яко прооб-разуя оттуда до зде» (Временник Ивана Тимофеева. С. 12).


[Закрыть]. Тимофееву, много лет служившему в Новгороде, особенно дикими казались новгородский погром и гибель Владимира Старицкого.

С XVIII в. исторические события становятся объектом научного исследования. Виднейшим русским историком первой половины XVIII в. был В.Н. Татищев. Он не оставил целостного изложения событий царствования Ивана IV; тем не менее и по его единичным высказываниям мы видим, как отрицательно относился В.Н. Татищев к спесивому боярству, ко всему тому, что мешает «монаршескому правлению», которое «государству нашему прочих полезнее, чрез которое богатство, сила и слава государства умножается, а чрез прочия умаляется и гибнет» [84]84
  Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн. I. Ч. 2. М., 1769. С. 545.


[Закрыть].

Являясь приверженцем петровского абсолютизма, Татищев и царствование Ивана Грозного расценивал положительно, осуждая «некоторых безпутных вельмож бунты и измены» [85]85
  Татищев В.Н. История Российская с самых древнейших времен. Кн. I. Ч. 2. М., 1769. С. 544.


[Закрыть]. Ненависть Татищева к боярству станет еще более понятной, если мы вспомним напряженную борьбу Петра I с боярско-аристократической оппозицией, чьим знаменем был царевич Алексей.

Поборнику дворянских привилегий князю М.М. Щербатову «самовластие» Ивана IV, равно как и «отгнание» от власти «знатных», «именитых» особ, не приходилось по вкусу. По его мнению, никакого конфликта между царем и боярами не было, а просто царь неизвестно почему порвал союз с боярством, заподозрив его без всякого основания в измене, превратился в тирана и привел государство к разрухе [86]86
  Щербатов М. М. История Российская с древнейших времен. Т. V. Ч. 2. СПб., 1903. С. 483–484.


[Закрыть]. Сущность опричнины Щербатов пытался найти в военных нуждах правительства. Иван IV, оказывается, хотел создать из стрельцов «наинадежнейшие войска» и стремился при этом «сам быть их непосредственно первым начальником и особливые отделил волости на содержание их, которые были опричниной именованы» [87]87
  Щербатов М. М. История Российская с древнейших времен. Т. V. Ч. III. СПб., 1789. С. 219.


[Закрыть].

Суровое щербатовское обличение самовластия царя-тирана Н.М. Карамзин облек в сентиментально-напыщенные формы.

Исходя из того, что самодержавие и дворянство тесно связаны между собой, Н.М. Карамзин осудил борьбу Ивана Грозного с боярством, которое, по его мнению, и не сопротивлялось ему, ибо искони было привязано к самодержавию: «Бояре и народ во глубине души своей, не дерзая что-либо замыслить против венценосца, только смиренно молили Господа, да смягчит ярость цареву, – сию казнь за грехи их!

Кроме злодеев, ознаменованных в истории названием опришнины, все люди, знаменитые богатством или саном, ежедневно готовились к смерти и не предпринимали ничего для спасения жизни своей!» [88]88
  Карамзин H. М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914. С. 13.


[Закрыть]

Давая общую отрицательную оценку царствования Ивана Грозного, мучителя, которого Россия сносила двадцать четыре года, «вооружаясь единственно молитвою и терпением» [89]89
  Карамзин H. М. История государства Российского. Т. IX. СПб., 1831. С. 258.


[Закрыть], Карамзин в опричнине увидел только «предлог для новых ужасов» царя. Государь выделил себе в опричнину особый удел, желая «как бы удалиться от царства, стеснив себя в малом кругу частного владетеля», создать отряд личных телохранителей [90]90
  Карамзин H. М. История государства Российского. Т. IX. СПб., 1831. С.47.


[Закрыть].

Н.М. Карамзин ввел в научный оборот много архивных документов (Александро-Невская летопись, сочинение Гваньини, послание Таубе и Крузе, переписка Грозного с Курбским), но его общая трактовка опричнины как результата действия только психологических факторов – «ужасной перемены в душе царя» после смерти его первой жены Анастасии, существования заговоров против Ивана «единственно в смутном уме царя» – даже в начале XIX в. была анахронизмом.

Карамзинская концепция царствования Ивана Грозного вызвала многочисленные отклики сторонников его взглядов и его идейных противников. Из числа последних Н.С. Арцыбашев (1773–1841), сторонник так называемой скептической школы, не оспаривал жестокости Ивана Грозного. Но «начало зла» в годы его правления он объяснял не дурными наклонностями царя, а действиями его приближенных, т. е. бояр, которые «исказили свойства монарха добродетельного и героя неустрашимого…» [91]91
  Арцыбашев Н. С. О свойствах царя Иоанна Васильевича // Вестник Европы. 1821. Ч. СХХ. № 18–19. М., 1821. С. 191.


[Закрыть].

Новую страницу русской исторической науки составляют исторические взгляды декабристов, формировавшиеся в условиях начавшегося кризиса феодально-крепостнического строя. Дворянские революционеры подходили к оценке царствования Ивана IV с точки зрения своих общественно-политических взглядов, направленных на борьбу с самодержавным строем современной им России. Борьба Ивана Грозного с боярством рассматривалась декабристами как проявление тирании Ивана IV, обличая которую они в то же время осуждали произвол самодержавия вообще.

К.Ф. Рылеев в стихотворении «Курбский» называет Ивана Грозного «неистовым тираном» и «тираном отечества драгова» [92]92
  Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. Л., 1934. С. 154–155.


[Закрыть]. Другой декабрист, М.С. Лунин, также решительно осуждает царское самодержавие царя Ивана, которое, «только что восстановленное в первоначальном виде своем, доставило русским Царя Бешеного (Иоанн IV), который 24 года (1560–1584) купался в крови подданных» [93]93
  Декабрист М.С. Лунин. Сочинения и письма. Пг., 1923. С. 80.


[Закрыть]. «Долговременное тиранство» Ивана IV заклеймил и М.А. Фонвизин, который вместе с тем отмечал преемственность самодержавия XIX в. от образа правления в России XVI–XVIII вв. [94]94
  Фонвизин М.А. О подражании русских иностранцам // «Библиотека декабристов». Вып. 4. М., 1907. С. 105. [Ср.: Фонвизин М.А. Сочинения и письма. Т. И. Иркутск. 1982. С. 52, 297,392.]


[Закрыть]

В историческом мировоззрении декабристов первоосновой была их дворянско-революционная сущность. Ненависть к современному им самодержавно-крепостническому строю они переносили и на самодержавное правление Ивана Грозного и именно с этой точки зрения осуждали его царствование и опричный террор.

Официальная историография второй четверти XIX в. продолжала упорно придерживаться карамзинской точки зрения на опричнину. М.П. Погодин, младший современник Карамзина, выступил в 1828 г. с резко отрицательной оценкой опричной деятельности Ивана IV, сохранившейся у Погодина до конца дней его, с тенденцией все большего осуждения грозного царя.

Ненависть Ивана IV к боярам Погодин никак не оправдывал и считал ее корнем зла. Говоря об убийствах бояр, он как бы спрашивает царя: «За что? Было ли сопротивление? Были ль заговоры? Были ль какие-нибудь покушения свергнуть ненавистное иго? Ничего и ничего. Головы летят, пытки учащаются, и все тихо, спокойно, послушно, беспрекословно до последней минуты зло-деевой жизни» [95]95
  Погодин М. Царь Иван Васильевич Грозный // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачовым. Кн. 5. СПб., 1860. С. 8 (отдел критики).


[Закрыть]. Мы видим у Погодина только навязчивое желание показать, что подданные русских самодержцев никогда и не мыслили себе возможности сопротивления своим государям.

Исторические построения Н.Г. Устрялова повторяют в основном и карамзинскую схему царствования Ивана Грозного [96]96
  В 1833 г. Н.Г. Устрялов издал сочинения князя А.М. Курбского, в вводной статье к которым он полностью солидаризируется с Карамзиным. Позднее эта публикация неоднократно переиздавалась (Сказания князя Курбского. СПб., 1833; Изд. 2. СПб., 1842; Изд. 3. СПб., 1868).


[Закрыть], и его психологическую оценку борьбы с боярами царя Ивана, который в силу «причудливости нрава» под старость стал «грозою более подданных, чем врагов отечества». Говоря о перемене, происшедшей в Иоанне в 1560 г., которую якобы «изъяснить трудно», Устрялов писал: «Царь окружил себя людьми недостойными, в числе которых особенно замечательны как злейшие враги всех честных граждан Басманов, Малюта Скуратов, Вяземский» [97]97
  Устрялов Н. Г. Русская история. Изд. 3; ч. 1. СПб., 1845. С. 245.


[Закрыть]. Осуждая опричников Ивана IV, Устрялов видел в них только отряд телохранителей царя, главной заботой которого «было искоренение крамолы», причем мнимой [98]98
  Устрялов Н. Г. Русская история. Изд. 3; ч. 1. СПб., 1845. С. 246.


[Закрыть].

Представители официального направления в дворянской историографии, считая дворянство опорой самодержавной власти, возмущались борьбой Ивана IV с «вельможеством». В условиях развивающегося революционного движения этим историкам переустройство стародавних обычаев, произведенное Иваном Грозным, казалось слишком резкой переменой в жизни государства, а опричнина приобретала характер своеобразного символа государственного разрушения.

Выразителями новой буржуазной концепции опричнины явились К.Д. Кавелин и С.М. Соловьев, создатели так называемой государственной, или юридической, школы в русской дореволюционной историографии.

Кавелин оценивал государственное значение опричного периода царствования Ивана IV, исходя из представления о том, что в эпоху Ивана Грозного завершалась борьба между государством и удельными князьями, или «вельможеством». Иван Грозный, пишет Кавелин, «хотел совершенно уничтожить вельможество и окружить себя людьми незнатными, даже низкого происхождения, но преданными, готовыми служить ему и государству без всяких задних мыслей и частных расчетов. В 1565 году он установил опричнину. Это учреждение, оклеветанное современниками и непонятое потомством, не внушено Иоанну, как думают некоторые, желанием отделиться от русской земли, противопоставить себя ей… Опричнина была первой попыткой создать служебное дворянство и заменить им родовое вельможество, – на место рода, кровного начала, поставить в государственном управлении начало личного достоинства: мысль, которая под другими формами была осуществлена потом Петром Великим». [99]99
  Кавелин К.Д. Мысли и заметки о русской истории// Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 1. Стб. 640.


[Закрыть]

Придавая опричнине значение государственное, Кавелин не порицает Ивана IV за то, что опричнина «принесла много зла», обвиняя во всем его приближенных и особенности нравов того времени.

Кавелин возражал против исключительно психологического объяснения поступков царя: «Жестокости и казни Грозного – дело тогдашнего времени, нравов, положим даже личного характера, но сводить их на одни психологические побуждения, имея перед глазами целый период внутренних смут и потрясений, невозможно. Должны были быть глубокие объективные причины, вызывавшие Грозного на страшные дела» [100]100
  Кавелин К.Д. Мысли и заметки о русской истории// Кавелин К.Д. Собр. соч. Т. 1. Стб. 640.


[Закрыть].

С.М. Соловьев рассматривал опричнину как следствие «враждебного отношения царя к своим старым боярам». Время опричнины у него необходимый этап в борьбе старого родового строя со строем государственным, ответ на те «важные вопросы», которые задавал век государству, а «во главе государства стоял человек, по характеру своему способный приступить немедленно к их решению» [101]101
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III. М., 1960. С. 707.


[Закрыть].

Отстаивая идею закономерного характера русского исторического процесса (по преимуществу как развития государственности), Соловьев в духе гегельянского тезиса о разумности всего действительного склонен был оправдывать все проявления деспотизма.

Наряду с положительной оценкой опричнины Соловьев давал и психологическую характеристику личности самого Ивана: «Страшному состоянию души Иоанновой соответствовало и средство, им придуманное или им принятое». Морализируя по поводу опричнины, Соловьев считал, что «как произведение вражды» она «не могла иметь благого, умиряющего влияния…» [102]102
  Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. III. М., 1960. С. 707.


[Закрыть].

Славянофильскую концепцию царствования Ивана Грозного и опричнины изложил К.С. Аксаков. Мысль о том, что в патриархальной (допетровской) Руси могла существовать какая-то борьба, какое-то сопротивление самодержавию, абсолютно чужда Аксакову. Споря с Соловьевым, он писал, «что почтенный автор не совсем справедлив к боярам, многим из которых нельзя отказать в доблести… Древняя доблесть их ярко блещет в начале царствования Иоанна; имена их раздаются около стен Казани, на полях Ливонии, перед ними бегут крымские ханы… Но значение их миновало, и суд истории совершается над древнею дружиною» [103]103
  Аксаков К.С. Сочинения исторические. Т. I. М., 1889. С. 135.


[Закрыть].

Аксаков признавал историческую необходимость уничтожения уделов в стране, раз явилось единодержавие. Он только выступал против средств, которыми это делалось, и против того, чтобы это называли борьбой, ибо, по мнению Аксакова, реально никто и не помышлял о том, чтобы вернуться ко времени уделов. Иван Грозный боролся с «идеей дружины», которая, как говорит Аксаков, «отвлеченная и молчаливая, стояла перед царским троном» [104]104
  Аксаков К.С. Сочинения исторические. Т. I. М., 1889. С. 136.


[Закрыть]. Главной целью Грозного, по его мнению, было стремление разделить «Государство» и «Землю» для того, чтобы полностью себе подчинить первое [105]105
  Аксаков К.С. Сочинения исторические. Т. I. М., 1889. С. 164–165.


[Закрыть].

Пытаясь доказать славянофильский тезис о трогательном согласии в допетровской Руси между царем и народом, Аксаков старался подчеркнуть, что «Иоанн нападал на лица, именно на бояр», как представителей старой дружины, изжившей себя, «выгораживая постоянно народ» [106]106
  Аксаков К.С. Сочинения исторические. Т. I. М., 1861. С. 169.


[Закрыть].

В условиях революционной ситуации конца 50-х годов славянофильские идеологи искали в самодержавии защиту от революционной опасности. Поэтому и в трактовке опричнины они хотели показать, что в России не было (и не может быть) каких-либо внутренних потрясений, ибо самодержавие и народ на Руси якобы всегда жили в мире и согласии, никогда не мысля себе каких бы то ни было выступлений против государя. Опричнина была средством, не оправдываемым нравственно, ибо «суд истории» и без этого произносил свой приговор над «древнею дружиною», боярством, с которым вел свою мнимую борьбу Иван Грозный.

Дворянско-буржуазной историографии середины XIX в. противостояло революционно-демократическое направление, родоначальниками которого явились В.Г. Белинский и А.И. Герцен.

В.Г. Белинский был первым, кто решительно выступил против карамзинской концепции царствования Ивана Грозного.

Считая Ивана Грозного «необыкновенным человеком», душой «энергической, глубокой, гигантской» [107]107
  Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. II. М., 1953. С. 108–110.


[Закрыть], Белинский высказывает новый взгляд на царствование Ивана Грозного, оказавший затем большое влияние на исторические представления Кавелина о роли Ивана IV в русской истории. Деятельность Ивана Грозного Белинский рассматривает как продолжение политики Ивана III [108]108
  Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. III. М., 1953. С. 20.


[Закрыть], тем самым объясняя исторической необходимостью борьбу Грозного с боярством, понятую Белинским как борьбу за укрепление Русского государства. Иван IV – «сильная натура, которая требовала себе великого развития для великого подвига», он «довершил уничтожение уделов, окончательно решил местный вопрос, многозначительный для России»; это царь, «тирания» которого «имеет глубокое значение» [109]109
  Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. IV. М., 1954. С. 505; Т. VII. М. 1955. С. 57.


[Закрыть]. Белинский сумел понять широту политических мероприятий правительства Ивана Грозного, решительную борьбу с остатками удельной децентрализации. Вместе с тем он не свободен был от известной переоценки деятельности самого Ивана IV.

Со сходных позиций подходил к рассмотрению царствования Ивана Грозного и А.И. Герцен. Он считал, что московское правительство, занятое уничтожением уделов, «сложилось в мощную государственную силу при царе Иоанне Васильевиче» [110]110
  Герцен А.И. Собр. соч.: В 30 т. Т. XII. М., 1957. С. 101.


[Закрыть], что при нем оно делает «первые самобытные, государственные шаги» [111]111
  Герцен А.И. Собр. соч. Т. III. М., 1954. С. 339.


[Закрыть]. Сравнивая свирепость Павла I с тиранией Ивана Грозного и Петра I, Герцен пишет, что «тирании Иоанна Грозного, Петра I могут оправдаться государственными целями» [112]112
  Герцен А.И. Собр. соч. Т. VI. М., 1955. С. 416; Т. I. М., 1954. С. 132.


[Закрыть]. Таким образом, жестокая борьба Ивана Грозного с боярами связывается у Герцена с социально-политической обстановкой Московской Руси.

Но если, с одной стороны, Герцен, исходя из идеи закономерности исторического развития, понимал, что самодержавие Ивана Грозного – необходимый этап в развитии России, то, с другой стороны, тирания царя Ивана была для Герцена завуалированным материалом для обличения существующего самодержавного строя Николая I и для разоблачения допетровской Руси, идеализируемой славянофилами. Записывая 19 мая 1844 г. в дневнике рассказ паломника о том, как в Соловецком монастыре «монахи истязают арестантов ужаснейшим образом», Герцен добавлял: «Ну, в этом, я полагаю, славянофилам не обвинить петровскую реформу. Это так и веет Русью царя Ивана Васильевича и прежними нравами ее» [113]113
  Герцен А.И. Собр. соч. Т. III. С. 355; См. также: Т. II. М., 1954. С. 47–48; Т. VII. М., 1956. С. 161, 191; Т. XII. С. 191.


[Закрыть].

Осуждение Герценом опричных казней и кровавой расправы с Новгородом определялось в конечном счете отношением к самодержавию вообще. В этом проявился его страстный революционный темперамент обличителя.

Н.Г. Чернышевский также резко выступил против того, чтобы усматривать «гениальность и благотворность» в действиях Ивана IV, как это делал Соловьев [114]114
  Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. X. М., 1951. С. 61.


[Закрыть]. Он подчеркивал дворянский характер политики самодержавной власти и ее утверждения в годы правления Ивана IV [115]115
  Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. Т. X. М., 1951. С. 324.


[Закрыть].

H.A. Добролюбов очень высоко оценивал «Историю о великом князе московском» Курбского, где содержалась резкая критика жестокостей опричнины. Он писал: «Книга Курбского была первой, которая частично была написана под влиянием западных представлений; его Россия празднует начало освобождения от восточного застоя и узких односторонних понятий» [116]116
  Добролюбов H.A. Полн. собр. соч. Т. X. М., 1951. С. 61.


[Закрыть].

Но признание исторической неизбежности утверждения абсолютизма на известной ступени исторического процесса у ре-волюционеров-демократов не только не означало признания ими прогрессивности монархии вообще, а, напротив, связывалось с их страстной борьбой против современного им самодержавного государства и крепостнического строя.

Во второй половине XIX в., в период развития капиталистических отношений в России, либеральная дворянская и буржуазная историография, представленная западниками и славянофилами, все более и более сближается с официальным направлением.

К.Н. Бестужев-Рюмин, испытывавший влияние как славянофилов, так и Соловьева, полагал, что «опричнина была важным шагом к развитию понятия о государстве», что она «знаменует собой высшую степень развития враждебных отношений Иоанна к боярству». Вместе с тем он все-таки считал ее «странным учреждением», олицетворяющим «в грубой форме отделение лично принадлежащего государю от государственного», учреждением, с недоверием встреченным самим народом, «страшною кровавою драмою» [117]117
  Бестужев-Рюмин К.Н. Современное состояние русской истории как науки // Московское обозрение. Кн. I. 1859. С. 115, 116.


[Закрыть]. Бестужев-Рюмин склонен был видеть в опричнине борьбу царя Ивана с удельными княжатами [118]118
  Бестужев-Рюмин К.Н. Русская история. Т. II. СПб., 1885. С. 261–262.


[Закрыть].

Исходя из славянофильской доктрины об идиллическом единении царя и народа в допетровской Руси, К.Н. Бестужев-Рюмин оправдывал Ивана Грозного в его жестокостях и всю ответственность за них перелагал на самих бояр [119]119
  Бестужев-Рюмин К.Н. Несколько слов по поводу поэтических воспроизведений характера Иоанна Грозного // Заря. СПб., 1871. Март. С. 88.


[Закрыть].

Концепция опричнины К.Н. Бестужева-Рюмина получила свое дальнейшее развитие в трудах Е.А. Белова (1826–1895). Так же как и Бестужев-Рюмин, Белов рассматривал опричнину в плане борьбы Ивана Грозного с княжатами на примере столкновения с Рюриковичами и Гедиминовичами. Опричниной Иван Грозный «отвратил от России опасность господства олигархии ее и не дал возможность восторжествовать боярскому элементу над великокняжеским» [120]120
  Белов Е.А. Об историческом значении русского боярства до конца XVII века // ЖМНПр. 1886. № 1–2. С. 234.


[Закрыть]. Белов заявлял даже, что Иван Грозный «на сто лет стоял целою головою выше бояр, в то время когда боярство все более и более проникалось узкими фамильными интересами, не думая об интересах Земли Русской» [121]121
  Белов Е.А. Об историческом значении русского боярства до конца XVII века // ЖМНПр. 1886. № 1–2. С. 279.


[Закрыть]. Сущность опричнины он ограничивал борьбой Ивана Грозного с удельными княжатами. «Опричниной Иоанн уничтожил связи потомства князей Владимирова дома с их прежними уделами, что впоследствии старались переделать. Он расселил вотчинников и помещиков из бывших княжеств в разные стороны, чем навсегда сокрушил мечты удельных князей» [122]122
  Белов Е.А. Ответ моим критикам // ЖМНПр. 1889. №i3. С. 219.


[Закрыть].

В полемику с историческими статьями Е.А. Белова, посвященными Ивану Грозному, вступил другой представитель официального направления в русской историографии – Д.И. Иловайский. Заимствуя у Карамзина его схему исторического процесса, Иловайский не отошел от него и в трактовке опричного периода царствования Ивана Грозного. Он писал: «Так называемая некоторыми писателями борьба Иоанна с боярским сословием в сущности никакой действительной борьбы не представляет, ибо мы не видим никакого серьезного противодействия неограниченному произволу тирана со стороны сего сословия» [123]123
  Иловайский Д.И. История России. Т. III. М., 1890. С. 263–264.


[Закрыть].

Таким образом, опричнина у Д.И. Иловайского – это только «бессмысленная тирания», «кровожадное самоуправство» Ивана Грозного, не имевшие под собой никаких оснований.

В условиях поднимающегося революционного движения и реакционных мероприятий правительства, направленных на борьбу с движением народных масс, Иловайский выступил со своими историческими воззрениями как выразитель монархическо-черносотенных взглядов реакционного дворянства. Представителю официальной науки Российской империи Иловайскому надо было показать, что в истории русского самодержавия никаких выступлений против царской власти никогда не было, что самодержавие всегда охраняло интересы своих подданных, и если было в истории России царствование Ивана Грозного, «исполненное громких событий и превратностей судьбы, в первой половине своей возвеличившее Россию, а потом доведшее ее до великого истощения и унижения» [124]124
  Иловайский Д.И. История России. Т. III. М., 1890. С. 330.


[Закрыть], то все это потому, что государь этот был «натура испорченная, деспотическая, страстная», «свыше ниспосланная» нашему народу для его испытания, «для его закала в терпении в благочестивой преданности Промыслу» [125]125
  Иловайский Д.И. История России. Т. III. М., 1890. С. 331.


[Закрыть].