Текст книги "Опричнина"
Автор книги: Александр Зимин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Решительная битва произошла 30 июля [2392]2392
Документы о сражении при Молодях в 1572 г. С. 180. В Новгородской летописи говорится, что битва была «на Рожай на речькы, под Воскресеньем в Молодех, на Лопаст[н]е, в Хотинском уезде… от Москви за пятдесят верст» (НЛ. С. 119). Речь идет, очевидно, о Хотунской волости.
[Закрыть]«на Молодех у Воскресенья» (в 45 км от Москвы). Русские войска расположились у Гуляй-города, в котором находился Большой полк. В ожесточенном столкновении ногайцы и татары Девлет-Гирея потерпели сокрушительное поражение. Мурза Теребердей был убит, а суздалец Темир (Иван Шибаев) Алалыкин (из сторожевого полка) взял в плен «крымского большого мурзу Дивея» [2393]2393
Документы о сражении при Молодях в 1572 г. С. 180; Пискаревский летописец. С. 80 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]; Штаден. С. 111; Буганов В.И. Повесть о победе над крымскими татарами в 1572 г. //АЕ за 1961 г. М., 1962. С. 271, 274; Буганов В.И., Корецкий В.И. Неизвестный московский летописец XVII века из Музейного собрания ГБЛ // ЗОР ГБЛ. Вып. 32. М., 1972. С. 142–143. В середине XVI в. Яков Федорович Алалыкин служил дворовым сыном боярским по Костроме.
[Закрыть]. В плен попал и какой-то астраханский царевич. Во время сражения Девлет-Гирей взял в плен гонца с грамотами, которого послал русским военачальникам московский наместник Юрий Токмаков. В грамотах сообщалось, чтобы воеводы «сидели (в Гуляй-городе – A3.) безстрашно: а идет рать наугородцкая многая» [2394]2394
Пискаревский летописец. С. 80 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]. Штаден пишет, что Воротынскому «лживую грамоту» послал из Новгорода Иван IV. В ней говорилось: «Пусть-де он держится крепко, великий князь хочет послать ему в помощь короля Магнуса и 40 тысяч конницы. Грамоту эту перехватил крымский царь, испугался и обробел и пошел назад в Крым» (Штаден. С. 112).
[Закрыть]. Это произвело сильное впечатление на Девлет-Гирея, который уже начал подумывать о возвращении восвояси. К тому же 2 августа не увенчалась успехом и попытка татарских царевичей и ногайских татар освободить Дивея и взять штурмом Гуляй-город, оборонявшийся князем Д.И. Хворостининым. Приказав открыть с Гуляй-города огонь из всех пушек и пищалей, Михаил Воротынский с Большим полком обошел татарское войско с тылу и неожиданно ударил по Девлет-Гирею, произведя панику среди татар и ногайцев. К вечеру того же дня под прикрытием 3 тысяч человек, расположенных на левом берегу Оки, Девлет-Гирей переправился через реку. Оставив на правом берегу заслон в 2 тысячи татар, крымский хан, предавая огню и мечу русские земли, бежал в степи («пошел в Крым сильно наспех») и большая часть оставленных им «крымских людей» была перебита, потонула в Оке или взята в плен [2395]2395
Документы о сражении при Молодях в 1572 г. С. 180–181. Это сведение разрядных книг совпадает с рассказом Соловецкого летописца, где говорится, что «под гуляем городом сеча была великая» и 3 августа Девлет-Гирей побежал, «а оставил в болоте крымских татар тысечи с три резвых людей. Да на Оке царь оставил для береженья татар тысячи о две, и тех всех тотар побили» (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники. С. 226). Устюжский летописец сообщает: «И государевы воеводы сошли у Воскресения на Молодех и билися 5 дней» (УЛС. С. 109 [ПСРЛ. Т. 37. C. 103]). Сражение, следовятельно, происходило с 30 июля по 3 августа (о нем см.: Бурдей Г.Д. Молодинская битва 1572 года // Учен. зап. Ин-та славяноведения. Т. XXVI. М., 1963. С. 48–79).
[Закрыть].
Победа была полная. Героями ее были князь М.И. Воротынский и князь Д.И. Хворостинин [2396]2396
Р.Г. Скрынников отдает предпочтение князю Д.И. Хворостинину (Скрынников Р.Г. Террор. С. 173). Вряд ли для этого есть серьезные доводы.
[Закрыть]. Замыслы Девлет-Гирея вооруженной рукой покорить Русь или во всяком случае добиться отторжения от Русского государства Казани и Астрахани окончательно провалились.
Битва при Молодях вместе с тем показала, что опыт создания смешанных опрично-земских полков полностью себя оправдал. Опричнина, исчерпавшая себя как орудие внутриполитической борьбы, становилась препятствием и с чисто военной точки зрения. Штаден прямо связывает ликвидацию опричнины с набегами Девлет-Гирея: «С этим пришел опричнине конец, и никто не смел поминать опричнину… И все земские, кто (только) оставался еще в живых, получили свои вотчины, ограбленные и запустошенные опричниками» [2397]2397
Штаден. С. 110. Ниже Штаден после рассказа о разгроме Девлет-Гирея говорит, что, «когда эта игра была кончена, все вотчины были возвращены земским, так как они выходили против крымского царя. Великий князь долее не мог без них обходиться» (Там же. С. 152). С отменой опричнины В.Б. Кобрин связывает и торжественное возвращение в июле 1572 г. двух икон в Софийский собор, захваченных во время пожара 1570 г. (HЛ. С. 117; Кобрин В.Б. Социальный состав опричного двора: Рукопись кандидатской диссертации хранится в ГБЛ. С. 26).
[Закрыть]. О том, что опричнина продолжалась семь лет, т. е. окончилась в 1572 г., сообщает и Флетчер [2398]2398
Флетчер. С. 31.
[Закрыть].
Известие о победе над Девлет-Гиреем 6 августа пришло в Новгород, где царь устроил по этому поводу пышные торжества [2399]2399
НЛ. С. 118–119.
[Закрыть]. Казалось, наступает время, когда можно будет решить наконец наболевший Ливонский вопрос. Уже 11 августа Иван IV отправляет грозное послание Юхану III, в котором заявляет, что, поскольку от шведского короля до «Троицына дня» не пришли послы с мирными предложениями, царь собирается в декабре возглавить поход в «Свейскую землю» [2400]2400
ПИГ. С. 144–147 [ПИГАК. С. 12–62].
[Закрыть]. 17 августа Иван IV отбыл со всем своим двором в Москву. Вскоре туда же отправились и «государьские лубы» с казною [2401]2401
НЛ. С. 121.
[Закрыть].
В это время произошло и еще одно событие, резко улучшившее внешнеполитические позиции Русского государства. 7 июля 1572 г. умер король Сигизмунд Август, и среди кандидатов на польский престол стали упорно называть Ивана Грозного и его сына Федора [2402]2402
Дербов Л.А. К вопросу о кандидатуре Ивана IV на польский престол (1572–1576) // Учен. зап. Сарат. ун-та. Т. XXXIX. 1954. С. 176–217.
[Закрыть]. В сентябре того же года царь в Москве принимал посольство Федора Воропая, сообщившего ему о событиях в Речи Посполитой. Воропай привез с собой грамоты, в которых опричник Юрий Токмаков назывался «боярином и наместником и воеводою московским», конечно, согласно инструкциям, полученным из Москвы. Но обстановка уже изменилась, опричнина фактически перестала существовать. Поэтому Воропаю на приеме у И.Ф. Мстиславского, М.Я. Морозова и Н.Р. Юрьева заметили, что «пишут князя Юрия паны рады боярином и наместником и воеводою московским не гораздо, и князь Юрий у государя не боярин и не наместник воевода» [2403]2403
Новодворский В. Указ. соч. Приложения. С. 12–13.
[Закрыть]. Осенью же 1572 г. литовские вельможи решили послать в Москву Михаила Гарабурду (хорошо знакомого царю по предшествовавшим переговорам), который должен был выяснить, как отнесется Иван Грозный, к выдвижению кандидатуры царевича Федора и к правам и вольностям Литвы. Ликвидация опричнины, вызывавшей за рубежом много нежелательных толков, облегчала царю Ивану переговоры с послами Речи Посполитой о польской короне.
21 сентября 1572 г. Иван Грозный во главе большого войска направился в Прибалтику, чтобы на этот раз покончить со шведским владычеством в Ливонии.
Разряд осенне-зимнего похода 1572–1573 гг. показывает, что к этому времени разделение служилых людей и полков на опричные и земские перестало существовать. В Большой полк, например, наряду с земским боярином В.Ю. Голицыным получили назначение опричники боярин П.Т. Шейдяков и окольничий О.М. Щербатый. В полку правой руки находились земские бояре И.Ф. Мстиславский и М.Я. Морозов, в передовом полку – бояре И.А. Шуйский (опричник) и Н.Р. Юрьев (земский), в сторожевом полку – И.П. Шуйский (земский) и И.Д. Плещеев (опричник), в полку левой руки – опричники С.Д. Пронский и Д.И. Хворостинин и т. п. [2404]2404
Синб. сб. С. 36 [РК 1559–1605 гг. С. 89]; Сухотин Л.М. Указ. соч. VII–VIII. С. 183; Веселовский С.Б. Учреждение опричного двора в 1565 г. и отмена его в 1572 году // ВИ. 1946. № 1. С. 101.
[Закрыть]Новый Ливонский поход царя Ивана окончился частичным успехом: 1 января 1573 г. русские войска взяли крепость Пайду (Вайсенштейн); на главный оплот шведского владычества в Прибалтике – Ревель (Таллин) на этот раз царь не решился идти, «понеже весна стала рано» [2405]2405
Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. С. 92.
[Закрыть]. В битве под Пайдой погиб последний видный опричник Малюта Скуратов, имя которого на века осталось в народной памяти, как имя палача и душегуба.
* * *
Итак, опричнина к осени 1572 г. была ликвидирована. Означало ли это полную реставрацию старых порядков (так думал С.Б. Веселовский), или только перемену фасада (так полагал П. А. Садиков), или распространение опричного устройства на всю территорию Русского государства (так казалось автору этих строк), покажут дальнейшие специальные исследования социально-политической истории России первых послеопричных лет. Но уже сейчас можно подвести некоторые итоги тем переменам, которые внесла опричнина в ход русского исторического процесса.
Основной смысл опричных преобразований сводился к завершающему удару, который был нанесен последним оплотам удельной раздробленности.
Следя за перипетиями длительной борьбы Ивана Грозного с крупнейшим удельным владыкой опричной поры – Владимиром Старицким, читатель мог убедиться, что эту борьбу нельзя объяснять чисто династическими причинами или болезненной мнительностью царя. Это была сознательно осуществлявшаяся политическая линия, имевшая целью сломить противника, который стал знаменем антиправительственных сил. И то, что этим знаменем сделался человек сам по себе ничтожный, сути дела не меняло (царевич Алексей в начале XVIII в. не многим превосходил по своим данным слабовольного князя Владимира).
Отношение правительства Ивана IV к Старицкому княжеству было лишь наиболее ярким образцом антиудельной политики царя Ивана.
Ту же судьбу, что и князь Владимир, испытали и «служилые» князья. Во время опалы 1571 г. потерял свои обширные вотчины в Епифани и Веневе князь И.Ф. Мстиславский. Тогда же в казну попали г. Лух с волостями, оказавшиеся выморочным владением после смерти И.Д. Бельского. М.И. Воротынский (владелец Новосиля) и Н.Р. Одоевский (владелец вотчин в Одоеве и Перемышле) погибли не в опричнину, а в 1573 г. Но судьба их владений не очень многим отличалась от истории Старицкого княжества: правительство неоднократно отнимало владения у опальных князей (в 1562 г. временно были забраны владения И.Д. Бельского и М.И. Воротынского, последнему позднее на некоторое время был пожалован Стародуб), но возвращало их, прежде чем ликвидировать вотчины-княжения этих виднейших членов Боярской думы. Только беспрекословное подчинение царской воле на некоторое время давало крупнейшим княжатам видимость гарантии от опалы и казни [2406]2406
Отрицая антиудельную направленность опричнины Ивана IV, Р.Г. Скрынников ссылается, в частности, на то, что в годы опричнины продолжали существовать «уделы» князя Бельского и других лиц (Скрынников Р.Г. Террор. С. 190 и след.). Но, кроме сказанного выше, надо иметь в виду, что Бельский, Воротынский, Мстиславский никогда «удельными» князьями не были. Они входили в корпорацию «служилых князей», были членами Боярской думы, но не были близкими родичами царя. Их положение резко отличалось от положения полусамостоятельных князей типа Владимира Старицкого (см. замечания С.М. Каштанова: Каштанов С.М. Книга о русском войске XVI века // ВИЖ. 1965. № 12. С. 88).
[Закрыть].
Прослеживая эту в целом твердую линию политики Ивана IV, нужно, конечно, учесть, что правительство ее придерживалось не всегда последовательно. Уже выделение опричнины было созданием своеобразного удела. Иван Грозный охотно давал небольшие княжения своим близким сподвижникам, прежде всего из числа казанских и кавказских князей («уделы» были у Михаила Темрюковича, Симеона Бекбулатовича и некоторых других). В 1572 г., составляя свое завещание в обстановке надвигавшегося похода Девлет-Гирея и грядущей отмены опричнины, царь Иван IV щедро наделял уделами своих родичей и сподвижников, как бы стремясь воскресить «старинные» порядки, против которых он сам же боролся в опричные годы. Но победа при Молодях временно стабилизировала положение на южных границах Руси, а отмена опричнины была осуществлена без резкого поворота к «удельной старине». Поэтому завещание царя никогда не было реализовано, а борьба с удельной децентрализацией продолжалась.
Ликвидация удела Владимира Старицкого и разгром Новгорода подвели финальную черту под длительную борьбу за объединение русских земель под эгидой московского правительства в годы опричнины. Сильный удар нанесен был и по феодальной обособленности русской церкви, окончательное включение которой в централизованный аппарат власти после столкновения Ивана Грозного с митрополитом Филиппом было делом времени. Вызванная коренными интересами широких кругов господствующего класса феодалов, эта борьба в какой-то мере отвечала потребностям горожан и крестьянства, страдавших от бесконечных междоусобных распрей феодальной аристократии.
Вместе с тем опричнина была очень сложным явлением. Новое и старое переплетались в ней с удивительной причудливостью мозаичных узоров. Ее особенностью было то, что централизаторская политика проводилась в крайне архаичных формах, подчас под лозунгом возврата к старине. Так, ликвидации последних уделов правительство стремилось добиться путем создания нового государева удела – опричнины. Утверждая самодержавную власть монарха как непреложный закон государственной жизни, Иван Грозный в то же время передавал всю полноту исполнительной власти в земщине, т. е. основных территориях России, в руки Боярской думы и приказов, фактически усиливая удельный вес феодальной аристократии в политическом строе Русского государства.
Варварские, средневековые методы борьбы царя Ивана со своими политическими противниками, его безудержно жестокий характер накладывали на все мероприятия опричных лет зловещий отпечаток деспотизма и насилия.
Здание централизованного государства строилось на костях многих тысяч тружеников, плативших дорогой ценой за торжество самодержавия. Усиление феодально-крепостнического гнета в условиях растущего разорения страны было важнейшим условием, подготовившим окончательное закрепощение крестьян. Бегство на южные и восточные рубежи государства, запустение центра страны были также ощутимыми итогами опричнины, которые свидетельствовали, что крестьяне и посадские люди не желали мириться с возросшими поборами и «правежами» недоимок. Борьба угнетенных со старыми и новыми господами из опричной среды постепенно и непрерывно усиливалась. Россия стояла в преддверии грандиозной крестьянской войны, разразившейся в начале XVII в.
Приложения
В первом издании монографии A.A. Зимина приложение содержало два документа с нашим кратким введением. Предполагалась более объемная публикация и лишь по техническим обстоятельствам задуманное не было выполнено. Позднее большинство текстов было издано в журнале Советские архивы (1968 г. № 3 и 1969 г. № 2). По этой ли причине или же по другим мотивам опубликованные грамоты далеко не сразу и до сих пор не полностью вошли в арсенал источников по истории опричнины Ивана Грозного.
Некоторое расширение числа издаваемых грамот связано с тем, что дополнительные тексты открывают перед исследователями новые важные стороны, неизвестные ранее факты в том сложнейшем клубке событий, который современники, а вслед за ними историки обозначали странным, неожиданным термином – опричнина. Ознакомившись с текстами документов, читатель ощутит реалии тех мрачных лет в их живой непосредственности. И очень вероятно, что не искушенный в профессиональных тонкостях человек далеко не сразу поймет, почему, собственно, публикуемые грамоты связываются нами с опричниной. Ведь только одному документу знакомо само это слово. Необходимы, следовательно, некоторые предварительные разъяснения.
Первое из них, хорошо известное – подавляющая часть архивов погибла еще в XVI–XVII столетиях. Относительно полные собрания документов – большая редкость и эти исключения представляют владельческие архивы ряда крупных и средних монастырей, иных церковных организаций. Поэтому почти все издаваемые ниже тексты прямо или опосредованно восходят к церковным архивохранилищам далеких от нас веков. Второе пояснение – действительная ценность миогих источников заключена в попутной по отношению к главному содержанию информации. Ее ненамеренный характер придает фактам такого рода особую меру достоверности. Затруднение только одно – нужно уметь выявить подобную информацию. Наиболее яркий пример тому – публикуемая под № 2 закладная кабала Д.В. и Л.А. Нелединских М.В. Годунову на село Башарово в Бежицком Верхе.
Закладные кабалы на вотчины как тип поземельной документации, неплохо известен. Отдадим должное нечитаемой грамоте – среди остальных подобных текстов она выделяется рядом особенностей. К примеру, в ней налицо более поздние пометы (они относятся ко второй половине 80-х годов XVI в.), фиксирующие отказ нескольких представителей следующего поколения Нелединских от своих прав на заложенное имение. Заемная сумма, оказывается, принадлежала не М.В. Годунову, а его малолетней внучке, княжне Ульяне Федоровне Турениной. Скорее всего недолгая и потому вряд ли счастливая история ее замужества также отразилась в записях на обороте подлинного документа Но для нас сейчас важно другое – конкретная дата составления кабалы, место ее написания и состав свидетелей (послухов) сделки. Год назван в самой грамоте – 7064. Дата определяется указанием на двухлетний срок займа: два года начинались со дня «верховных» апостолов Петра и Павла. В подобных случаях время написания кабалы не мокю отстоять от начала исчисления срока займа более, чем на один-два дня. Иными словами, сделка состоялась между 27 июня и 1 июля 1566 г. (но старому стилю). Но именно в эти дни (с 28 июня по 2 июля 1566 г.) в Москве заседал знаменитый земский собор по самому важному тогда вопросу – продолжать ли войну за Ливонию с Великим княжеством Литовским или же соглашаться на литовские условия мирного соглашения. Участником Собора, как известно, был М.В. Годунов, и следовательно закладная писалась в Москве и именно в столице находились участники и свидетели займа под заклад вотчины. Не менее восьми человек (из десяти) входили в состав государева двора. В тысячной книге 1550 г. среди дворян третьей статьи записаны А.Ф. Кашкаров (по Торжку) и Г.Б. Погожево (но Бежецкому Верху). Они же фигурируют и в Дворовой тетради в соответствующих городовых разделах, причем помимо Г.Б. Погожево среди дворовых по Бежецкому Верху зафиксированы Д.В., H.H., И.М. Нелединские, A.B. Челюсткин, М.П. Рясин. М.В. Годунов в Дворовой тетради записан по Вязьме [2407]2407
Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. Подг. к печати A.A. Зимин. М., 1950. С. 80, 81, 199, 202–204.
[Закрыть].
Почему важны эти факты? Исследователи (подробнее других этим занимался A.A. Зимин) установили полное преобладание среди участников соборных заседаний членов земского (не опричного) государева двора. Б.Н. Флоря высказал предположение, что депутатами стали те дворовые дворяне из разных городов, которые оказались в Москве в дни соборных заседаний. Публикуемый документ доказывает ошибочность этой гипотезы. Никто из вышеназванных лиц в деятельности собора участия не принимал, помимо М.В. Годунова. По вероятному мнению A.A. Зимина Бежецкий Верх представляли М.А. Мономахов, Е.Т. Старого, Б.И. Дементьев и И.П. Рясин (старший брат одного из свидетелей грамоты). От Торжка присутствовали И.П., Е.П. Новосильцевы. Ни по происхождению, ни по уровню служб, ни по принадлежности к числу дворовых перечни депутатов собора, свидетелей и участников закладной сделки не отличаются чем-либо существенным [2408]2408
Зимин A.A. Земский собор 1566 г. // Исторические записки. М., 1962. Т. 71. С. 210 (примеч. 107); Он же. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964. С. 172–173; Floria B.N. Skład
[Закрыть].
Но тогда неоспорим вывод – выборы представителей от членов земского двора по крайней мере по ряду городов имели место. Конечно, это были своеобразные «выборы» – они происходили в Москве, выбирали дворовые, находившиеся тогда в столице и притом из собственных рядов. Воздействие на эту процедуру московских дьяков, возможно, но нельзя полагать его сколь-нибудь существенным. Здесь важны два обстоятельства, о которых мы уже писали. Во-первых, сверхсрочный созыв собора. Во-вторых, многолюдство провинциальных дворовых в июне-июле в Москве. Допустить в таких условиях контроль над выборами многих десятков депутатов (скажем, по степени их лояльности лично царю и его опричному окружению) – крайне затруднительно. Следовательно, собор не был демонстрационно-пропагандистским мероприятием, его созыв действительно имел в виду выявить и зафиксировать позиции разных влиятельных слоев общества но указанной выше проблеме [2409]2409
О времени принятия решения о созыве собора и причинах «многолюдства» дворовых в Москве см.: Назаров В.Д. Указ. Соч. С. 298–302; Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 266 и след. Как ни странно, в этой книге автор прошел мимо нашей статьи о соборе 1566 г., работы Б.Н. Флори, повторив в основном свои наблюдения почти тридцатилетней давности.
[Закрыть]. Другое дело, что чрезвычайная поспешность с началом соборных заседаний, общая политическая атмосфера вряд ли способствовали полному и реальному учету общественного мнения по поводу целесообразности продолжения войны в Прибалтике. Вот так скромная кабала помогает решить ряд принципиальных вопросов истории собора 1566 г. Опричнина ассоциируется прежде всего с массовым политическим террором. У этого феномена много личин и еще больше признаков, последствий, опосредованных проявлений. Характерный порядок действий, связанный с арестом «в опале», рисует память А.М. Колупаеву-Приклонскому (№ 12). Он должен был арестовать и доставить в Москву кн. И.Ф. Бахтиарова-Ростовского. Поражает придирчивая дотошность в процедуре описания и сдачи местным властям на ответственное хранение всего движимою имущества будущего арестанта. Документ датируется последним годом официальной опричнины, но, бесспорно, отражает тщательно документируемую вакханалию расправ, сопровождаемую сноровистой тщательной фиксацией конфискуемых ценностей.
Опричные годы – время мощных подвижек в сфере частной недвижимой собственности. Исконная система светской вотчины, складывавшаяся на протяжении XIV–XV вв. и уже испытавшая немало потрясений в конце XV – середине XVI в., была обречена опричными порядками на ускоренное исчезновение. Помимо прямых конфискаций со стороны опричных властей наблюдается мощнейший отток светских вотчин в монастыре и иные церковные корпорации. Уже прочно укоренившиеся в обществе номинально-заупокойные традиции в форме земельных вкладов приобрели в годы опричнины огромный размах. В монастырях искали социальной и моральной защиты. Получили широкое распространение фиктивные и полуфиктивные акты продажи вотчин, зачастую как бы отложенных до момента смерти продавца. Мелкие и даже средние землевладельцы закладывались за монастыри, переходя в разряд светских монастырских слуг. Почти за всеми подобными сделками стояли реальные или ожидаемые опалы. Полная непредсказуемость даже ближайшего будущего лишь усиливала стремление найти опору и поддержку во вневременном, заручиться покровительством тех, кто по определению был ближе к Богу. Несколько грамот вполне воспроизводят эти ситуации.
К примеру, данная (№ 1) Л.Г. Шеремета-Хлуденева, представителя древней старомосковской боярской фамилии. Его вклад датируется первыми месяцами опричнины, когда факты громких расправ были остры и прошла первая волна массовых репрессий – высылка на житье в Казанский край многих представителей титулованной и нетитулованной знати. Именно эта судьба выпала на долю сына вкладчика, В.Л. Хлуденева – он фигурирует в числе отправленных в недавно завоеванные земли. Глухие, неявные свидетельства текста подтверждают этот факт. Показательна, во-первых, клаузула с запрещением выкупа отдаваемого в московский Богоявленский монастырь имения. По имени назван лишь сын, причем контекст подразумевает его отсутствие при оформлении вклада. Нет его и среди свидетелей, что было обычной практикой, отсутствует также его очищальная запись, подтверждающая его отказ от будущих претензий на выкуп вотчины. Иными словами, отсутствие сына при оформлении очень важного для его отца вклада было вызвано не конъюнктурными, но весьма серьезными мотивами. Во-вторых, Л.Г. Хлуденев и его сын записаны в дворовой тетради по Переяславлю-Залесскому, но никаких следов земельных владений в этом уезде наша грамота не содержит. Это косвенно подтверждает опалу и ссылку В.Л. Хлуденева в Казань с конфискацией земли. Последняя числилась, скорее всего, именно за Василием, ибо, судя по вкладной, его отец уже «избыл» но возрасту службы. Цель вклада отражена в грамоте несколько туманно. Помимо традиционного поминания родителей и самого вкладчика, Л.Г. Хлуденев хочет быть «причтенным» к «избранному стаду», т. е. монашеской братии Богоявленского монастыря. Но прямо о постриге речь не идет, равно как нет следов принятия пострига Л.Г. Хлуденевым ранее. Классический пример добровольного ухода за ограду городской обители с келлиотским уставом с целью обрести покровительство, покой и посмертное «устроение души [2410]2410
Тысячная книга… С. 139; Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 258, 330, 529 (В.Л. Хлуденев был казнен по делу И.П. Федорова в середине 1568 г.).
[Закрыть].
Иная ситуация с Г.И. Колычевым (№ 8). Поражает атмосфера составления духовной грамоты. Нет ни одного светского лица в качестве свидетеля, единственный послух – духовный отец Г.И. Колычева из вотчинной церкви, писец грамоты – дьячек из того же храма. Священник является по существу и душеприказчиком завещания. Поражает конспективная краткость текста – все так или иначе отдается в руки духовною отца. Перед нами опальный или опасающийся опалы человек, выбитый из привычного круга социальных связей, который диктует свою последнюю волю и окончательные расчеты в год убийства опального же митрополита Филиппа Колычева (своего дальнего родича) и новгородских казней.
Вполне типична ситуация с актами Раковых (№ 9, 10). В течение примерно полутора лет представители фамилии освобождаются путем вклада и продаж от своих вотчин в разных уездах [2411]2411
Помимо публикуемых документов, см.: Садиков П.А. Из истории опричнины // Исторический архив. М.; Л., 1940. Т. III. С. 242–243.
[Закрыть]. Хотя в синодиках опальных имен Раковых нет, срочное освобождение почти десятка лиц одной фамилии от своих вотчин в трех уездах свидетельствует о социальной деградации этой знаменитой еще в середине XVI в. дьяческой фамилии.
Земельная политика вообще главная тема печатаемых документов. Любая крупная политическая подвижка в стране вызывала обычно рост поземельных конфликтов. Так было в годы опричнины. Указная грамота 1567 г. рисует картину выступления монастырских крестин, вознамерившихся вернуть давно утраченный статус черносотных крестьян. Побудительный мотив понятен – в эпоху опричнины постоянно нарушались все и всяческие права собственности. Но в данном случае надежды не оправдались. Кирилло-Белозерский монастырь пользовался у царя особым вниманием, так что недавние монастырские земледельцы села Тимова, а до того в течение многих лет вотчинные крестьяне имения Львовых-Злобиных, остались в составе владельческого комплекса обители (№ 3).
Не менее выразительна указная грамота кн. Михаила Темрюковича Черкасского (№ 5). Из нее видно, что к ноябрю 1568 г. он владел Гороховцом с уездом на правах удела. Крестьян он называет «своими», город с уездом для него – «моя вотчина», его слуги держат мыт, фиксируют случаи предумышленных убийств и непредумышленных смертей в пределах монастырской вотчины, дают разрешение на похороны, по его «княжим» письменным распоряжениям происходит раскладка главных общегосударственных налогов – ямских и приметных денег, денег за посошный корм, за городовое, засечное и ямчужное дело. Тип удела также ясен: по нашей классификации перед нами удел служебного князя с индивидуальным статусом [2412]2412
Назаров В.Д. Служилые князья Северо-Восточной Руси в XV веке. // Русский дипломатарий. М., 1999. Вып. 5.
[Закрыть]. Это своеобразное явление: удел в опричнине, которая сама по себе была личным царским уделом.
Из поздней правой грамоты известно, что слуги и крестьяне кн. Черкасского продолжали нарушать земельные права Спасо-Евфимьева монастыря. Многочисленные челобитья «государевым боярам» и самому князю результата не дали, ибо по словам старца Филарета кн. Михаил Темрюкович «был тогды человек великой и временной, управы было на него добиться не мочно».
Все остальные документы раскрывают историю Вологды в годы опричнины (№ 4, 6, 7, 11, 13, 14). Превращение Вологды в одну из опричных столиц и обширное строительство в этой связи началось, судя по указанию позднего летописца, зимой 1565/66 г. Документальных подтверждений тому пока не обнаружено, но частые поездки Ивана IV в Вологду и длительное нахождение в ней в 1565–1567 гг. косвенно подтверждает это известие. Не позднее июня 1567 г. на Вологде, в Обнорской волости, начались испомещения опричников. Длительной была поездка на Вологду Ивана Грозного летом 1569 г. Возможно, царь побывал там и в следующем году. Однако, после 1570–1571 г. поездки Ивана IV в Вологду прекратились [2413]2413
Зимин A.A. Опричнина Ивана Грозною, С. 153, 260, 285, 288–289, 295; Скрынников Р.Г. Указ. соч. С. 227, 235–236 и др.
[Закрыть].
Документы называют нам имя виднейшего опричного деятеля на Вологде – Ивана Андреевича Бутурлина. Его пребывание там прямо документируется весной 1568 – осенью 1569 г. (№ 4, 7), но учитывая ход событий, появление Бутурлина в Вологде следует датировать временем летней поездки царя туда в 1567 г. Из контекста явки (№ 4) высокое положение Бутурлина очевидно, так что получение им боярского чина в опричной Думе относится к зиме-весне 1568 г., а скорее всего к лету 1567 г. Функции Бутурлина весьма широки. Он контролирует ход строек, распоряжается землеустройством городской территории, конфискуя деревню Спасо-Каменного монастыря под городской поскотиной Вологды и предоставляя взамен две дворцовые деревни в Сямской волости (понятно, что «по слову» и «по грамотам» царя – № 6, 7). Он следит за сохранностью земельного фонда в Обнорской волости, не попавшего еще в поместную раздачу (№ 7), передавая часть пустошей волости Корнильеву монастырю в возмещение убытков за вырубленный лес. Все это очень напоминает функции опричного дворецкого в сочетании с некоторыми функциями наместника.
Частые и длительные поездки царя с опричниками в Вологду, многочисленные приказные люди из опричнины под началом И.А. Бутурлина резко поменяли демографический облик города. Превращаясь в опричную резиденцию, Вологда приобретала черты столичного города. В частности, происходило массовое испомещение членов опричного двора в близкой сельской округе города, подобно тому, как испомещались тысячники под Москвой после 1550 г. Этого требовал сам стиль жизни той эпохи. Жалованная грамота 1584 г. (№ 13) сообщает фамилии десяти вологодских помещиков, из которых девять точно или почти наверняка входили в опричный двор. Это – знаменитый Василий-Васюк (Григорьевич) Грязной, Семен и Иван (Федоровичи) Мишурины, Юрий и Михаил (Андреевичи) Темиревы или Темировы, Никита и Григорий (Васильевичи) Хитрые, Петр (Игнатьевич) Таптыков и Иван Зезюлин или Зекзюлин. П. Таптыков в качестве Вологодского помещика известен не позднее лета 1567 г. Учитывая иные обстоятельства и событийный ряд 1566 – начала 1567 г., массовые испомещения опричников в Обнорской волости на Вологде следует связывать с пребыванием царя в Вологде весной – летом 1567 г., когда он досматривал «градсково основания» [2414]2414
Зимин A.A. Опричнина Ивана Грозною. С, 309–310; Кобрин В.Б. Из истории земельной политики в годы опричнины. // Исторический архив. 1958, № 3. С. 155–156.
[Закрыть].
Завершим на этом наше введение, подчеркнув, что разобранными выше сюжетами содержание издаваемых грамот отнюдь не исчерпывается [2415]2415
Подготовка текста и публикация В.Д. Назарова.
[Закрыть].
№ 1
1564/65 – Данная Льва Шеремета Григорьева сына Хлуденева иг. hoi оявленского м-ря Феодосию на сц. Бупгаково и д. Горки в Городском ст. Звенигородского у.
Данная фамота на селцо Бутаково и на деревшо Горки со всеми угодьи.
Се яз Лев Шереметъ Григорьев сынъ Хлуденевъ, что держа веру великому Богоявленъю Господа нашего Иисуса Христа и Пречистеи преблагословеннои владычице нашей Богородице и приснодевице Марие, честнаго и славнаго ея Благовещения, хотяще и желая иноческаго чину преобрести, и прииде время мое, и яз Шеремегь былъ челом игумену Феодосью, и священником, и старцомъ соборным, что б пожаловали от святые обители не огженули и причли ко избранному стаду, и даю в дом великого Богоявленья Господа нашего Иисуса Христа и Пречистеи его матери игумену Феодосию з братьею, или по нем иные игумены в монастыре у Богоявления Христова будугь, вотчину свою в Звенигородском уезде в Городскомъ стану селцо Бутаково и деревню Горки с лесы, и с луги, и с пашнями, и с рощами, и со всякими угодьи, и со всемъ с темъ, что к тому селцу к Бутакову и к деревне к Горкам изстари потягло, куды плугъ, и топор, коса, и соха ходила, что есми выменил то селцо и деревню у Никиты у Фуникова сына Курцова.
И яз Шереметъ то селцо Бутаково1 и деревню Горки далъ в дом чюдному Богоявленью и игумену Федосью з братьею по всехъ по своих родителех и по себе на вечный поминокъ, в наследие вечных благъ, да и меновную есми Никитину, что взял на тое вотчину у Никиты, и купчюю, что взялъ Никита у Китовраса у Кузминского, игумену Феодосию з братьею на тое вотчину на селцо Бутаково и на деревню Горки выдал, и ею даную грамоту на то селцо и на деревню Горки выдал, и ею даную грамоту на то селцо и на деревню дал.
А та у меня вотчина селцо Бутаково [2416]2416
В ркп. ошибочно Будаково.
[Закрыть] да деревня Горки не продано, и не заложено, и не закабалено нигде ни у ково ни в чем, не променено, ни по душе, ни в приданые не отдано никому, и крепостей на то селцо и на деревню нетъ ни у кого никаких.
И сыну моему Василыо, и роду моему и племяни до того еелца и деревни дела нетъ никакова, и не вступатися им в то селцо и в деревню у богоявленского игумена и у братьи ни во что никоторыми делы.
А у ково явитца на то селцо на Бутаково и на деревню Горки какая крепость нибудь, или учнеть кто-нибуди в ту землю впередъ вступатися, – и мне Лву Шереметю та земля, селцо Бутаково и деревню Горки по сей данои грамоте очищати, а к богоявленскому игумену и братье мне убытка не довести ни в чем никакова.
А не учну яз Шереметь земли очищати, и что ся Богоявленского монастыря игумену з братьею учинитца в той земле убытка, – и мне Лву Шереметю богоявленскому игумену и братье тоть убытокъ платити, а до игумена и до братьи убытка не довести ни в чемъ никакова.
А на то поел у си: Иванъ Федоров сынъ Чертенковъ Заболотской, да Козаринъ Петров сынъ Горошков, да Степань Шевель Григорьевъ сынъ Чернова, да Федор Ивановъ сынъ Фаев, да Никон Леонтьев сынъ Онисимова.
А даную грамоту писал Матюшка Васильевъ сынъ Тепневского, лета 7000 семьдесят третьяго.
РГИА. Ф. Синода. Он. 4. № (517. Л. 148–151. Список 1680–1682 гг.
Публ. Никодим. С. 164 г 165 (частично): АММЧ. I. Бог. № 41; АРГ/ ЛММС. № 76.