Текст книги "Неандертальский томагавк в астроархеологии"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 40 страниц)

3
Около 12 световых лет от солнца
Окрестности Эпсилон Индейца

Звезды мигнули. Только и всего… Рейдовый скэтер как находился в центре корабля «Tapla», тускло-серебристого бублика, висящего в черной пустоте космоса, так и продолжал там находиться.

– Приехали, – лаконично сообщила Укли.

– Параметры? – так же лаконично спросил Арто.

– Наше отклонение от расчетного в пределах сотой промилле, – бодро отрапортовал навигатор Ван, – Объекты риска с подлетным временем менее пяти лет отсутствуют.

– Иначе говоря, – сказал Арто, – Траектория «Tapla» не требует корректировки. Так?

– Да, шкип. Лучше оставить все, как есть.

Арто кивнул и пожалел, что нельзя почесать лоб. По инструкции при экстремальных действиях полагается быть в скафандре, а перемещение в движке Хейма, и вообще пребывание в этом бублике считается экстремальным действием, потому что пока не относится к обычным. Значит, до перехода к штатному полету, лоб не почесать…

– Укли, как там система?

– Электро-мозги, движок и гиромагнитная ориентация в норме, шкип, – сказала она.

– Это радует, клянусь Ктулху. Ван, ты можешь аккуратно вывести нас из бублика?

– Никаких проблем, шкип, – ответил навигатор.

– Аккуратно, – повторил Арто, – Дистанция плюс пол мегаметра по нормали. Давай.

Ван положил ладонь на сенсорный пульт, скэтер чуть заметно сдвинулся с места и, чрезвычайно медленно, начал выплывать из бублика. Постепенно, почти неуловимо, скорость росла. Бублик сначала превратился в маленькое серое колечко, потом в едва различимую точку, а потом вовсе исчез. Вокруг – только бусинки звезд. И среди них выделяется яркостью Эпсилон Индейца «A» – оранжевый карлик, на четверть легче Солнца, на 20 процентов холоднее и в семь раз слабее по интегральной светимости. Сейчас «Tapla» находился от него на порядок дальше, чем Плутон от Солнца.

Эпсилон Индейца – тройная звезда. Кроме главного компонента, звезды «A», в ней есть еще пара коричневых карликов по диаметру не намного больше Юпитера, но намного массивнее: Эпсилон Индейца «Ba» в 50, а «Bb» и в 30 раз. Они образуют тесную пару, танцующую красивый космический вальс на расстоянии менее трех астрономических единиц друг от друга и в полутора тысячах астрономических единиц от главной звезды: Эпсилон Индейца «A».

Сейчас «Tapla» двигался из точки вне плоскости эклиптики всей тройной системы, по круговой орбите на колоссальной дистанции от всех массивных объектов. Даже если экспедиция в этой области продлится годы, «бублик» не попадет в зону, опасную в смысле столкновений, и вообще никуда не денется. Астронавты спокойно найдут его в расчетной точке, включат движок Хейма и вернутся домой…

Итак, предстояло выяснить судьбу трех «ковчегов», которые отправились сюда сто лет назад. Пунктами назначения этих «ковчегов» были (если верить инфо, оставленной в древнем игровом протоколе):

– Крупный спутник четвертой планеты Эпсилон Индейца «A». Сама четвертая планета, газовый гигант, напоминала Сатурн, но ее орбита располагается втрое ближе к звезде (примерно там, где в Солнечной системе лежит пояс астероидов).

– Вторая планета Эпсилон Индейца «A», которая движется (если снова взять аналоги в Солнечной системе) ближе к звезде, чем Венера, но дальше, чем Меркурий.

– Единственная довольно крупная (размером примерно с Марс) планета в подсистеме Эпсилон Индейца «B», вращающаяся по орбите, похожей на восьмерку, огибающую коричневые карлики «Ba» и «Bb».

Путешествие к местному Сатурну занимало 35 условных суток, из которых первая половина шла с ускорением около десяти G, а вторая – с таким же замедлением. Не модифицированный homo sapiens умер бы через несколько часов полета, но команда «green flamingo», как и большинство людей своего времени, сильно отличались от прототипа, возникшего в Африке 200 тысяч лет назад и дожившего без изменений до конца XXI века. Сторонний наблюдатель, не знающий основ постиндустриальной биомедицины, подумал бы, вероятнее всего, что четверо астронавтов находятся в коматозном состоянии, но это была обычная спячка, такая же, как у мадагаскарских лемуров (или у менее экзотических ежиков). В середине полета, когда ускорение, по графику на полдня снизилось до биологически-нормального одного G, астронавты проснулись, по очереди прогулялись в миниатюрную гигиеническую кабину, очень далекую от любых представлений о комфорте, затем перекусили, вяло поболтали о превратностях поисково-спасательной работы, и впали в спячку еще на 17 суток.

Следующее пробуждение астронавтов произошло за полтора часа до того, как скэтер вышел на орбиту спутника четвертой планеты. Последняя фаза торможения создавала нормальный вес, при котором можно полноценно помыться и пообедать…

– Я чувствую себя оттоптанной стадом слонов! – крикнула Укли сквозь шум воды.

– Ты не одинока в этом прекрасном чувстве, – с пафосом произнес Ван.

– А я просто хочу жрать! – честно признался Арто.

– Я работаю над этим, – утешил его Нокс, манипулируя инвентарем в узкой кабинке камбуза, – В идеале, получится цыпленок по-мексикански с имбирным пуншем.

– Оговорка про идеал звучит подозрительно, – заметил навигатор.

– Ван, я не знаю, что реально напихали в эти пакеты, – ответил матрос-универсал.

– А как оно на вид? – спросил шкипер.

– Как и любой концентрат, на вид – полное говно, – сказал Нокс.

Из люка гигиенической кабины появилась вымытая и довольная жизнью Укли и, застегивая на себе комбинезон, оптимистично заявила.

– Не старайся испортить мне аппетит, Нокс! Это абсолютно невозможно!

– Он просто тренируется, – предположил Ван и, сбросив комбинезон, нырнул в освободившуюся кабину, заниматься гигиеной.

– В прошлом, – продекламировал Арто, – На борту не было камбуза, и древние герои астронавты трагически жрали желе из тюбиков, да еще в условиях нулевого веса.

– Они летали недалеко, – заметила Укли, – До околоземной орбитальной станции. Ну, максимум, до Луны. Даже при древних скоростях, это всего день – другой.

Нокс передал Укли порцию цыпленка и кружку пунша, и сообщил:

– На древних орбитальных станциях тоже не было ни камбуза, ни веса.

– Зверское мерси!… – бортинженер глотнула пунша, – …Стоп! Как это не было?!

– Никак. Люди месяцами жили без веса и на одних тюбиках.

– Быть не может! Ты путаешь! Какие проблемы раскрутить станцию и сделать вес?

– На старте этого дела была выбрана неудачная конфигурация, вот и проблема.

– А почему? – спросила она.

– А потому, – ответил Нокс, – что первые орбитальные станции делали по образцу корпусов химических ракет. Ими тогда пользовались для суборбитальной заброски военных ядерных зарядов и вывода космических аппаратов на орбиту. Технология производства была уже отработана, а в те времена это имело решающее значение.

– Очень похоже на правду! – крикнул Ван из гигиенической кабинки.

Укли прожевала кусок цыпленка, и задумчиво потерла ладонями уши.

– Нокс, а Нокс, откуда ты все это знаешь?

– История технологий это мое хобби.

– Ха!.. – произнесла она, – А когда начали делать нормальные, крутящиеся станции?

– Ближе к середине XXI века, во время ренессанса астронавтики.

– Вот это точно правда, – сообщил навигатор, появляясь из люка, – а жратва готова?

– Более чем, – ответил Нокс, – А я пошел мыться.

Ван хищно облизнулся и схватил кусок цыпленка. Из гигиенической кабинки, сквозь шуршание водяных капель, слышалось, как матрос-универсал насвистывает какую-то мелодию ретро. Бортинженер снова потерла ладонями уши.

– А вот я совсем не понимаю логики истории. По-моему, в ней все через жопу.

– Так и есть, – согласился Арто, – взять хотя бы эту тему с «ковчегами».

– В теме с «ковчегами» как раз понятная логика, – возразил навигатор.

– Если ты видишь там логику, то ты супер-гений, – заявил шкипер.

– Нет, шкип. Все просто. В слабо-технологической цивилизации, люди, в основном, тормозные. Они начинают конструктивно заниматься прогрессом, только, когда жизнь чувствительно пинает их по печенке. Полоса стихийных катаклизмов, или войн, или революций. А если не холодно, не жарко, не голодно и не очень страшно, то сотня поколений может жить, вообще без прогресса. Это называется: традиция. В Древнем Египте так жили три тысячи лет, или около того. Пока жизнь не пнула.

– Ты хочешь сказать, – произнесла Укли, – что ГК-чума была таким пинком? Кто-то вообразил себя самым умным и сделал это специально, чтобы слишком зажравшееся человечество занялось прогрессом?

– Ну, примерно так, – ответил Ван.

– Блин! Ты что, это одобряешь?!

Навигатор, азартно пережевывая следующий кусок цыпленка, поднял левую ладонь и повернул так и сяк, иллюстрируя многоплановость ситуации.

– Одобряю, или не одобряю, какая разница? Это была историческая неизбежность. Как египетские пирамиды, троянская война, Римская империя… Я имею в виду, не каждое конкретное событие, а принцип. Например, фараоны могли бы строить не пирамиды, а кубики, или полусферы. Но обязательно огромные и бессмысленные. Ахейцы могли завоевать, разграбить и разрушить не Трою, а какой-то другой богатый город в Малой Азии. Империя могла получиться не Римская, а Македонская, или Эпирская. Но это частности. Даже если бы эпоха Великих географических открытий стартовала не из Европы, а из Китая или из Мексики, это ничего бы не изменило по существу дела.

– Это антинаучный детерминизм! – возмутилась Укли, – Развитие популяции, которая состоит из миллионов людей, это сильно-нелинейный процесс. Если ты напишешь его уравнение движения, то оно будет неустойчиво почти в каждой точке. Оно склонно к ветвлению, и любой малый толчок будет приводить к перескоку системы на другое решение, другую линию развития. И вообще, я тебя спросила не про историю, а про конкретную ситуацию, и про твое этическое отношение к ней, а ты сползаешь!

Шкипер Арто громко хмыкнул и высказал свое мнение:

– Что толку гонять пыль по космосу? Прошлое – прошло, и нас не спросило.

– Нет, шкип! – возразил Нокс, вылезая из люка гигиенической кабинки, – Толк есть. Историей необходимо заниматься, потому, что мы в ней живем. Мы живем в нашем прошлом.

– Я не уловил, – признался Арто, – по-моему, мы живем в настоящем.

– Мы живем в завтрашнем прошлом, – пояснил матрос-универсал, – Мы что-то делаем, перемещаемся куда-то, и через один квант времени это уже прошлое, а завтра это уже часть истории. Хроника нашей команды, и вообще астронавтики, и человечества…

– Вот это, ты завернул… – с уважением, произнес Арто, – У меня мозг за семь секунд перегрелся от этой диалектики. Короче: я пошел в гигиену. Ван, прими вахту.

– Да, шкип, – лаконично отозвался навигатор, метнул себе в глотку последний кусок цыпленка и, с чашкой пунша в руке, сел за освободившийся командный терминал.

Бортинженер снова потерла уши, а потом похлопала Нокса по плечу.

– Что ты думаешь про «ковчеги» и про эту чумную тему? Вот, Ван говорит: пинок…

– Конечно, пинок, – согласился матрос-универсал, – Но это не попытка расшевелить человечество, как говорит Ван. Это гораздо более шкурная история.

– Давай не будем трогать мотивы, – предложил навигатор, – Давай идти по фактам. Космический драйв начался почти четверть тысячелетия назад, в 1950-е, а потом быстро завял. Космический ренессанс начался в 2040-е, чуть больше, чем полтораста лет назад, и вероятно, тоже бы завял, если бы не произошли некоторые события.

– Почему бы он завял? – спросил Нокс.

– По архаичной социальной логике, – сказал Ван, – Затратили ресурс. Получили четыре больших объекта колонизации. Луна, Венера, Марс, Церера. Стоп. Дальше двигаться незачем. Будем переваривать, что схватили. А развивать дальний космос… Ну, не так интересно. Можно забросить сотню – другую дешевых дальних зондов, и хватит.

– Ты так говоришь, – заметила Укли, – как будто Луна, Венера, Марс и Церера это не отдельные космические объекты, а кусочки Земли, к которым присобачили мостики, и начали по ним кататься на тележках. А от Земли до Цереры, между прочим, даже при оптимальном расположении, дистанция полторы астрономические единицы. Когда-то потребовался прорыв в астронавтике, чтобы наладить логистику с колонией Церера.

Навигатор допил пунш, потыкал что-то на пульте, оценил на глаз изменения, которые произошли на видеомониторах и, через несколько секунд, вернулся к разговору.

– Да, прорыв был, но он уже состоялся, и дальше можно было лежать под пальмой.

– Во-первых, – ответил ему Нокс, – Все было не так просто. Технический прорыв занял почти двадцать лет, с научно-экономической и военно-космической конкуренцией, и много чем еще. А во-вторых, ты как-то обошел вниманием проект «Space-Age».

– Проект «Space-Age», это разовое событие, – возразил Ван.

– Нет, это как раз системное событие, в отличие от аферы с ГК-чумой. Давай, просто разберем цепь событий, и это станет очевидно.

– Ага! – обрадовалась Укли, – Сейчас мы порвем кое-какие антинаучные теории!

– Давай, разберем, – согласился навигатор.

Нокс прожевал последний кусочек, запил пуншем, и взял с полки комп-планшет.

– Без шпаргалки никак? – съязвил Ван.

– Я просто выведу на экран хронику, чтобы не было споров по датам и фактам… Вот, теперь хроника у всех перед глазами. 2061 год. Столетие человека в космосе. Было бы странно не начать какой-то знаковый проект. И его начали. Вопрос: каким временем интереса волонтеров-инвесторов можно было располагать? Ответ: до 2069 года. До столетия человека на Луне. Вот это системные предпосылки проекта «Space-Age».

– Это не системность, а PR, – возразил навигатор.

– Нет, это социальная зоопсихология человека. Она и определяет системность.

Укли громко похлопала ладонью по переборке.

– Эй! Не сползайте в теорию! Давайте даты и факты!

– Мы просто обменялись мнениями, – сказал Нокс, – А сейчас я буду двигаться точно по хронике. Концепт межзвездного корабля был создан и детально рассчитан еще в 1979-м. Тогда он назывался «Проект Дедал». К 2061-му он частично устарел, но это было не так сложно исправить, модернизировать, и уменьшить в десять раз по массе. На корабль со стартовой массой 100 тысяч тонн и полезной нагрузкой 450 тонн не хватило бы средств волонтеров-инвесторов. А вот «ковчеги» практически совпадали с исходным «Дедалом» 1979 года по массогабаритным характеристикам.

– Ты упустил из виду движок, – добавила Укли, – Импульсный термоядерный движок на гелий-дейтериевом синтезе, который был в проекте 1979-го, ни на фиг не годился. Даже расчетная скорость была бы меньше 15 процентов световой. Пока не появились схемы синтеза с высоким выходом фотонов, о звездолетах можно было только мечтать.

– Поправка принята, – сказал Нокс, – Идем дальше. «Space-Age» отправился к Центавру, сохраняя периодическую связь с Землей, и это очень важно. По мере того, как корабль приближался к цели, популярность проекта росла. Когда через 10 лет после старта был получен сигнал с поверхности планеты Эврика… Это событие определило четко вектор общественного мнения по поводу межзвездных проектов. И сразу возник вопрос: А кто станет лидером дальней экспансии? Тут-то и начался бум строительства аппаратов типа продвинутого «Дедала», уже на уровне сверхкрупных политических структур.

Ван поднял раскрытую ладонь, предлагая рассказчику сделать паузу.

– Значит, Нокс, по твоей версии, необходимый пинок человечеству дал «Space-Age», успешный полет к Центавру и основание колонии «Калифорния-Кэйт». А «ковчеги» проектировались и строились ради амбиций сверхкрупных политических структур индустриальных государств, путем подсматривания, копирования и увеличенного масштабирования, практически, любительского корабля «Space-Age». Так?

– Именно так. Это вполне в стиле вождей индиков.

– …И, – продолжал навигатор, – когда возникла эпидемия ГК-чумы, эти «ковчеги» оказались как раз кстати. А исходно, такое их использование не планировалось?

– Тут все довольно запутанно, – ответил Нокс, – Вроде бы, военные ведомства не предполагали переброску людей на межзвездные расстояния. Эти «ковчеги» тогда назывались «десантными крейсерами» и строились для переброски коммандос на пригодные для колонизации объекты в Солнечной системе. Поставить туда ногу.

Укли энергично кивнула, выражая понимание этой идеи.

– Ухватить кусок побольше, и охранять его, пока не придумаешь, как его съесть?

– Да, – Нокс кивнул, – Первый получает все, а опоздавшему достаются объедки.

– Но этот план «постановки ноги» не реализовался, – заметила она.

– Не реализовался, – подтвердил Нокс, – в нем нашлись принципиальные дефекты.

Из люка вылез шкипер Арто, проворчал что-то жизнеутверждающее, и набросился на порцию цыпленка по-мексикански.

– Шкип, ты слышал тему про космические корабли с десантниками? – спросила Укли.

– Еще один миф времен Третьей холодной войны, – ответил Арто.

– Но сотни «ковчегов» на стапелях «Unijet-prop» были реальностью, – сказал Нокс.

– Ну, и что? Во время каждой холодной войны, сверхбольшие политические альянсы строили множество всяких бессмысленных дорогостоящих монстров. «Ковчеги» не отличались в этом смысле от атомных авианосцев Первой холодной войны. Даже их масштабы близки: размер 400 метров и масса 100 тысяч тонн.

– ОК, – согласился матрос-универсал, – Возможно, доктрина космических десантов, это просто миф. Главное: строительство «ковчегов» велось корпорацией «Unijet-prop» на средства европейского военного бюджета в рамках гигантской программы, которая поглощала триллионы долларов из карманов налогоплательщиков. И когда кто-то из журналистов нашел доказательства того, что данная программа заведомо-абсурдна, а финансируется лишь, чтобы пилить деньги между хозяевами «Unijet-prop» и бонзами в правительстве и мажоритарных партиях… В общем, сразу запахло жареным.

– Но такие корабли строила не только европейская «Unijet-prop», – возразила Укли.

– Да, – подтвердил Арто, – сверхкрупные корпорации Северо-Американских Штатов и Шанхайского Блока строили таких же монстров. Потом некоторые из сохранившихся крейсеров использовались у нас в Ассоциации, как грузовики-роботы в рейсах Центр – Немезида и Центр – Мангароа. Мой инструктор пилотажно-технической подготовки в колледже говорил, что это были неплохие машины.

Бортинженер в некотором недоумении почесала макушку.

– Что-то я не понимаю. В то время цветовая поправка к массово-энергетическому соотношению была уже известна, а это значило, что фотонные движки морально устареют. В смысле, что их заменят движки, использующие топ-кварк эффект.

– Во-первых, – сказал Нокс, – эффект высвобождения топ-кварка был еще на стадии лабораторных фокусов, понятных только узким профессионалам. До инженерного применения оставалось лет двадцать. Во-вторых, ты не представляешь себе шквала пропаганды в тогдашних mass-media. «Китай при поддержке янки строит тысячный звездолет! Европа и Магриб на грани поражения в борьбе за дальний космос!».

– Но ведь звездолет это не ложка, под подушкой не спрячешь, – возразила она, – Мне кажется, даже тогда несложно было проверить, есть ли на орбитальных верфях такое количество строящихся большегрузных машин, или нет.

– Ты права, – подтвердил матрос-универсал, – В один прекрасный день, независимые журналисты это проверили. И тогда эпидемия ГК-чумы стала неизбежной.

– А в начале авторы аферы надеялись, что никто не заметит? – спросила Укли.

– Возможно, да, – сказал он, – В истории есть примеры…

– Внимание, экипаж! – перебил навигатор, – Осталось сто секунд торможения. Всем проверить закрепление предметов и приготовится к невесомости. Вероятны еще два маневра по орбитальной корректировке. Будьте внимательны, чтобы не треснуться головой и другими ценными органами о твердые предметы.

…

4
Система Эпсилон Индейца «A»
Сатурналии

Эпсилон-индейский Сатурн был ничем не примечательным газовым гигантом, какие встречаются во многих планетных системах. Радиус – примерно в десять раз больше земного, а масса – примерно в сто раз. У этого дальнего родственника Сатурна имелось несколько пылевых колец и около полсотни спутников. Три из этих спутников были довольно крупными, а один из них обладал достаточно плотной атмосферой, и значительным количеством воды на поверхности. Радиус этого спутника (в чем-то сходного с Титаном, спутником «солнечного» Сатурна) был примерно в полтора раза больше, чем у Луны, а его масса была больше массы Луны почти втрое. Ускорение свободного падения на поверхности этого спутника составляло около 40 процентов земного «G», и, как следствие, спутник был способен удерживать атмосферу.

– По обычаю, – произнес Арто, – название космическим объектам дает младший из астронавтов экипажа. Мы не знаем, кто младше, Нокс или Укли, так что названия придумывайте вдвоем, как хотите. Только быстро.

– А есть какое-нибудь слово, похожее на Сатурн? – спросила бортинженер.

– В древнем Риме был праздник Сатурналии, – сообщил матрос-универсал.

– Ну, это нормально. Пусть газовый гигант будет Сатурналий. Годится?

– Вполне, – сказал Ван и напечатал слово в формуляре бортжурнала.

– …Тогда, – продолжала она, – По логике, спутник с атмосферой надо назвать словом, похожим на Титан. Может, Титаник?

– Как-то негативно, – ответил Нокс, – Имя «Титаник» носил морской лайнер, который наскочил на айсберг в начале позапрошлого века в Северной Атлантике.

– Брр! Тогда лучше что-нибудь другое, более симпатичное.

– Титанида, – предложил он.

– О! По-моему, красиво!

– Я фиксирую, – сказал навигатор, и занес в формуляр название спутника.

Шкипер Арто торжественно щелкнул пальцами, давая понять, что ритуал именования завершен, и начинается работа.

– Укли, что говорят электро-мозги по поводу… Ну, вообще, по поводу?

– Электро-мозги, по обыкновению много чего говорят, – сообщила бортинженер, бегло просматривая текст и картинки на своем экране, – А если вкратце, то получается, что Титанида это умеренно-уютное место. В полдень в тропиках температура поднимается несколько выше нуля по Цельсию, а за ночь падает до минус сорока. Ближе к полюсам климат, естественно, холоднее. В умеренных широтах днем минус тридцать, а ночью минус сто. Титанида всегда повернута к Сатурналию одной стороной, поэтому сутки равны ее периоду обращения: 21 земных суток. Орбита Титаниды близка к круговой с радиусом примерно полтора миллиона километров. Западное полушарие, которое обращено к Сатурналию, холоднее, чем восточное, потому что шесть часов в полдень Сатурналий закрывает это полушарие от Солнца… От Эпсилон-Индейца. Теперь про атмосферу. Давление около ноль-семь бар, 85 процентов – азот, остальное – кислород. Примеси – водяной пар, углекислота, метан.

– Дышать можно, примерно как в Гималаях, – оценил Нокс.

Укли кивнула в знак согласия и продолжила.

– Про воду. Большая часть поверхности покрыта льдом или инеем, а тропический пояс занят океаном. Океан очень соленый, как Мертвое море, так что он не замерзает, хотя температура воды около минус двадцати по Цельсию. В нем есть плавучие льды, и ряд островов, в частности – крупный архипелаг, похожий на земные Большие Антильские острова. Куба, Ямайка, Гаити Пуэрто-Рико. Электро-Мозг полагает, что если «ковчег» пилотировался по адекватному алгоритму, то зона лэндинга выбрана именно там.

– А как электро-мозг оценил вероятность выживания колонистов? – спросил Арто.

– Три из десяти, – лаконично сообщила бортинженер.

Сквозь иллюминатор с двухсоткилометровой орбиты, Титанида казалась похожей на Землю. Лазурная дымка атмосферы, снежно-белые пятна и полосы облаков, неясные очертания береговых линий. Огромный желтоватый диск Сатурналия, пересеченный посредине серой линией пылевого кольца, казался сюрреалистической, дорисованной деталью этой панорамы…

– Надо же… – произнес навигатор, – Всего три из десяти.

– Приступаем к осмотру на месте, – твердо сказал шкипер, – Укли, как там дроны?

– В порядке, – ответила она, – можно работать.

– Значит, работаем. Начнем со здешних Антильских островов. Нокс, займись этим.

Матрос-универсал кивнул, выдвинул из гнезда на пульте терминал дрона, надел шлем виртуального обозрения и обхватил кончиками пальцев рулевую сферу.

– Готовность? – спросила его Укли.

– Пять секунд, – ответил он, включая гироскоп дрона, – …Теперь готов.

– Стартую, – она дважды нажала поле «launch» на сенсорном экране.

Дрон, похожий на схематичную скульптуру птицы-альбатроса, вылетел из магнитной катапульты и начал удаляться от скэтера. Нокс подождал, пока дистанция превысит рекомендуемую инструкцией тысячу метров и, выставив нужную ориентацию дрона в пространстве, включил движок. Белый альбатрос заскользила в сторону Титаниды…

…

Виртуальное пилотирование космоплана не принесло никаких сюрпризов. Обычное торможение в мезосфере, переход к активному полету в стратосфере, и снижение до рабочей высоты 5000 метров. Под крылом простиралась свинцово-серая поверхность океана, усеянная ярко-белыми неправильными многоугольниками плавучих льдин, а острова, которые Укли уже успела назвать «Тинтильскими», лежали прямо по курсу. Острова, как острова, ничем на вид не отличающиеся от приполярных архипелагов на Земле. Десятки километров пологих коричневых и серых скал с неровными светлыми пятнами снега и небольшими массами льда. Потом, десятки километров воды. Потом, снова скалы… Прошел час, другой … Не будь дрон оборудован металлоискателем, обнаружить место лэндинга «ковчега» было бы крайне сложно, а так, в начале третьего часа поисков появился устойчивый сигнал. Оставалось лишь ориентироваться по нему.

Доставляемый модуль стоял в широком и неглубоком каньоне, или длинной долине, расположенной между двумя цепями выветренных скал, спускающихся от гористой центральной части острова, названного «Тикуба», к океану. Вероятно, когда-то здесь прополз ледник, а потом, распавшись на отдельные айсберги, уплыл в океан, оставив после себя эту долину и ровный пляж, усыпанный щебнем, валунами и глыбами льда. Модуль: 300-метровый горизонтально расположенный цилиндр из тусклого металла, достроенный с одного торца прозрачной оранжереей – можно было принять за серую скалу, сросшуюся с ледяной глыбой. Мощные ноги-опоры, поддерживавшие всю эту конструкцию, целиком засыпал снег, поэтому казалось, что модуль лежит на брюхе.

Нокс прошел над модулем на бреющем полете, и сообщил:

– Температура поверхности та же, что у окружающих скал.

– Вижу, – буркнула Укли, глядя на экран телеметрии, – Но, есть небольшое повышение уровня радиации по сравнению с фоном. Значит, сколько-то времени реактор работал.

– А ты можешь определить, как давно он заглушен? – спросил Арто.

– Пока нет, – ответила бортинженер, – мало данных.

– Что мне делать, шкип? – поинтересовался матрос-универсал, выполняя длинный круг над модулем, на минимальной скорости.

– Поставь пока на автопилот, пусть дрон крутится вот так, а мы подумаем все вместе.

– Ясно, шкип, – Нокс нажал группу кнопок на пульте, затем снял шлем и оставил его висеть в воздухе в трех дециметрах от своей головой.

– На стене есть держалка, – сказал Ван, – Ты помнишь: у меня аллергия на свободно парящие предметы в рубке.

Матрос универсал улыбнулся, прикрепил шлем к стенке и сообщил.

– Приятно знать, что есть межзвездные инварианты. Например, твоя аллергия.

– Как учит нас физика, – наставительно произнес навигатор, – Фундаментальные законы природы одинаковы во всей вселенной.

– Давайте перейдем от абстракций к конкретике, – предложил Арто, – Что мы имеем?

– Трупы всего экипажа и пассажиров, если кто-то не сошел по дороге, – ответил Нокс.

– Или если кто-нибудь не родился, – добавила Укли.

– В последнее я точно не верю, – проворчал Ван.

– Теоретически это возможно, – заметила она.

– Давайте ближе к практике, – сказал шкипер, – Что нам надо сделать до того, как мы начнем прямой осмотр на месте?

Бортинженер четко продекламировала.

– Биотесты, комплектование экипировки и выбор посадочной площадки для шаттла.

– С экипировкой все ясно, – добавил Ван, – филдбот и блитцеры.

– Зачем тут блитцеры? – удивилась Укли.

– По инструкции, вот зачем, – ответил он, – если планета обитаема, или возможно, была обитаема, то экспедиция берет оружие. Наш случай как раз второй.

– Первый, – поправил Арто, – Титанида и сейчас обитаема.

– Упс… – удивился Ван, – Это как?

– Зеленые полосы и пятна в море, – сказал шкипер, – клянусь Ктулху, это псонты.

Навигатор поиграл пальцами на пульте экрана перед собой, и нашел на видеозаписи с дрона, сделанной во время полета над океаном. Там были четко видны длинные полосы буро-зеленого цвета, возникающие после линии рассвета, и расширяющиеся к середине дневной стороны Титаниды, превращаясь в россыпи гигантских пятен на поверхности океана. Ближе к линии заката они становились менее яркими и более расплывчатыми.

– Да, шкип. Действительно, похоже на псонты типа «флорелла». Фитопланктон.

– Если тут псевдо-биологическая флора, – заметила Укли, – значит, колонисты активно занимались реформингом Титаниды. Но почему тогда нет следов техники около базы?

– Ничем они не занимались, – возразил Нокс.

– А псонты натерлись в ходе туземной химической эволюции? – съязвила Укли.

Матрос универсал отрицательно качнул головой.

– Псонты сеял робот. Он сделал бы это, даже если бы ни один колонист не долетел до Титаниды живым. Простая программа: если мало кислорода, но есть вода, атмосфера, карбонаты и достаточная инсоляция, то робот активируется, и высевает псонты.

– Тут не так уж мало кислорода, – сказал Ван.

– Сейчас, – уточнил Нокс, – А 80 лет назад его было на порядок меньше. Откуда бы ему взяться, если на Титаниде нет собственной фотосинтезирующей флоры?

– Естественный фотолиз воды, – предположил навигатор.

– Реально, – Нокс кивнул, – И равновесного кислорода было бы около двух процентов.

– Откуда ты знаешь про робота? – спросил Арто.

– История технологий, это мое хобби, шкип. А проекты «ковчегов» есть в глобалнет.

Шкипер бросил взгляд на экран, куда транслировалось изображение с дрона, который продолжал нарезать круги на малой высоте вокруг базы колонистов, держа ее в фокусе объектива.

– История… Хм… Ты хочешь сказать, что детально разобрался в дизайне «ковчегов»?

– Не совсем детально, но в значительной мере, – ответил Нокс.

– И у тебя есть основания считать, что колонисты ничем не занимались?

– Ничем практически значимым, – уточнил матрос-универсал, – Но это не связано с дизайном «ковчега». Просто, мое интуитивное мнение при внешнем осмотре.

– Мое тоже, – поддержала Укли, – мне кажется, они сидели внутри, пока не… В общем, сидели, пока что-то не случилось.

– Вопрос… – сказал Ван, – …Почему они так себя вели? Где логика?

– У нас слишком мало инфо, чтобы восстановить их логику, – заметил Арто, – давайте, выполним тесты по инструкции, и будем готовить десант. Нокс, займись тестами.