Текст книги "Хроники Сергея Краевского (СИ)"

Автор книги: Александр Архиповец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Потом развели костер и приступили к нехитрой трапезе. Кусочки вяленого мяса, сыр, пара лепешек и, конечно же, фляга с вином ‑ вот и вся еда. Тепло от костра и выпитое вино располагало к откровенной беседе.

‑ Что‑то я никак не возьму в толк, ‑ начал Феред, ‑ зачем графу эти цыгане? Разве мало в городке различного сброда, балаганных циркачей и танцовщиц? На базаре их полным‑полно. Неужто он хочет удивить гостей цыганами? Раньше особой любви к ним у Джошуа я не замечал.

‑ Это дело не нашего ума, ‑ ответил Рой. ‑ Но одно тебе скажу: все это неспроста. Собирать гостей в чужом графстве, в чужом замке ‑ такого еще не бывало. Ведь он только опекун, да и то последний год. А истинный владелец ‑ Мелвин ‑ живет на правах пасынка. Не хорошо все это. Ох, чует мое сердце ‑ быть беде!

‑ Но что мы можем сделать? ‑ спросил Феред.

‑ А ровным счетом ничего! Выполнять его приказы, нравятся они нам или нет. Как бы ни был хорош Мелвин, а власть и деньги ‑ в руках Джошуа. Да и служим мы у него. Сам знаешь, иначе отец давно лишился бы своего места. А так граф терпит его, единственного из прежних слуг де Квин.

‑ Тебе хорошо говорить, ты ведь наследуешь место глифа. А что ждет меня? ‑ проворчал Феред. ‑ Вечная каторга в охране Кармелинов? Кому, как не тебе, знать, что там скорее потеряешь голову, чем прокормишь семью. Один только младший гаденыш чего стоит...

‑ А тебя силой никто и не держит, ‑ вспылил Рой, ‑ не нравится ‑ иди в наемники к королю. Он как раз набирает войско для службы на границе.

‑ Спасибо, братец! Большое спасибо! Услать меня хочешь к Горуну в пасть... Думаешь, не замечаю взглядов, которые бросаешь на Мелису? А ведь она мне жена!

‑ Ты что, Феред? Совсем ошалел? Прекрати! Все это чушь! Не хватало нам поссориться из‑за женщины. Тоже мне, нашел момент! Ведь не дурак, должен понимать, в какое время живем. Скоро совершеннолетие Мелвина, и что будет дальше ‑ никому не ведомо. Если мы хотим чего‑то в жизни добиться, то должны держаться вместе.

Выговорившись, Рой надолго замолчал. Тень ссоры, подобно темной туче, легла между братьями. Отвернувшись друг от друга, каждый думал о своем.

Вновь пошел мелкий холодный дождик. Костер больше дымил, чем горел. Умывшись в ручье, по‑прежнему молча, путешественники улеглись в своем укрытии, положив под головы походные сумки и постелив под спину плащи.

Рой первым нарушил затянувшееся молчание:

‑ Давай‑ка поговорим лучше о деле. Перед отъездом граф предупредил, что главная наша цель ‑ Камилла. Больше ему никто не нужен. Ты о ней, конечно же, слышал.

‑ Та цыганка‑колдунья, о которой идет молва в народе? ‑ примирительным тоном уточнил Феред.

‑ Да, она. И доставить ее мы должны любой ценой. Таков приказ графа. Потому нас и послали вместе. В случае успеха ‑ ожидает награда, а о неудаче не хочется и думать.

‑ Ох, Рой! ‑ выдохнул Феред, ‑ боюсь, ты прав. Добром это не кончится.

‑ Ладно, брат, не стоит унывать раньше времени. Давай‑ка лучше спать. Завтра с рассветом нужно быть в седле. Все еще, может, и устроится.

Феред в ответ с сомнением покачал головой. Но в темноте Рой этого не увидел. Не привыкший к излишним душевным переживаниям и сомнениям, юноша уже спал богатырским сном. Не долго бодрствовал и Феред. Дневная усталость, а также монотонный шепот дождя убаюкали и его.

* * *

Но не все этой ночью спали так же крепко, как братья О'Кейн. За полсотни лиг на своем шикарном ложе в родовом замке Кармелин тщетно пытался уснуть старый граф Джошуа. И вовсе не капли холодной дождевой воды, просачивающиеся сквозь крышу из листьев, или лесная свежесть будили его. Нет. Он ворочался с боку на бок, пытаясь найти удобную позу, гоня прочь назойливые мысли, которые не давали покоя.

Но все старания тщетны ‑ желанный сон не шел. Эта бессонная ночь была далеко не первой. Они тянулись чередой, одна за другой, нанизываясь, словно бусины, на нить жизни. И, наверное, окончится этот кошмар лишь когда она оборвется.

Джошуа пытался заставить себя думать, что это старость лишила его сна. Но не мог. Для этого Кармелин был слишком умен. Граф прекрасно умел обманывать других, незаметно плести тонкие, но крепкие сети заговоров, был истинным мастером интриги, и мало кто рискнул бы вступить с ним в борьбу.

Одной из сильных сторон его ума была способность реально оценивать факты и делать правильные выводы. Вот и сейчас, отбросив бесполезные попытки заснуть, он встал, сделал не‑сколько глотков вина, но вкуса не ощутил, так как мысли уже улетели далеко‑далеко...

Присев на край стола, Джошуа крепко задумался, упершись неподвижным остекленелым взглядом в стену. Если бы кто‑то увидел его в тот момент, то наверняка бы решил, что разум совершенно покинул это еще крепкое тело.

А началось все года четыре назад. В тот день он возвращался с успешной охоты, где ловко подстрелил красавицу лань и был очень доволен собой.

С утра стояла прекрасная погода, но к полудню стало нещадно припекать, и графу хотелось как можно быстрее укрыться от жары в прохладе замка. Казалось, ничто не может испортить удачный день. Но, выехав из леса на проселочную дорогу, кавалькада неожиданно столкнулась с цыганскими кибитками. Свита бросилась вперед, пытаясь освободить путь. Джошуа пришлось остановиться, ожидая пока цыган оттеснят на обочину, что весьма его разозлило. Из‑за этих грязных выродков ему, графу, приходится париться на жаре и глотать дорожную пыль.

Он гневно прикрикнул на слуг, торопя их:

‑ Рой, чего ты с ними церемонишься? Немедля гони их прочь, пока я не разозлился по‑настоящему! Тогда вам всем непоздоровится!

Роя (старшего из братьев О'Кейн) подгонять не было нужды. Свое дело он знал. Умело руководя другими и сам ловко орудуя плеткой, "помогал" цыганам убраться с дороги Его Светлости.

Одна из лошадей, вздрогнув от удара, так резко рванула в сторону, что перевернула кибитку. Та с грохотом свалилась на бок и переломилась. Соплеменники, побросав свои повозки, кинулись на помощь. Поднялся несусветный крик и гам.

Джошуа, проезжая мимо, на секунду приостановился, на‑блюдая за этим разворошенным муравейником. Цыгане охали, причитали, что‑то лопотали на своем гортанном языке. Один из них, седой грузный мужчина, очевидно, вожак, пытался как‑то организовать этот неуправляемый сброд.

"Да, это племя всегда будет диким, ‑ подумал граф. ‑ Их удел ‑ нищета и вечная дорога. У них нет ни крова, ни своей земли. Как вообще можно так жить на белом свете?"

Тем временем из‑под обломков кибитки вытянули пожилую цыганку, а вслед за ней девочку‑подростка лет тринадцати. Обе были живы, но сильно исцарапаны и напуганы. Первой пришла в себя старуха. Завопив, словно безумная, она бросилась к ребенку. Убедившись, что все в порядке, недобро глянув в сторону графа, оставила успокоившуюся девочку на попечении соплеменников и направилась к нему. На окрик вожака Сибилла (так ее звали) даже бровью не повела. Слуги, словно по команде, преградили ей дорогу, но Джошуа приказал расступиться.

"Что может сделать мне это ничтожное существо", ‑ подумал он.

Подойдя ближе, заговорила:

‑ Ты ‑ велик и могущественен, граф Джошуа Кармелин. Настолько велик, что нет тебе дела до других людей. Ты, походя, чуть не лишил жизни старую Сибиллу и ее дочь Камиллу. И сейчас в твоей душе нет раскаяния. Она, словно камень. Еще не одну жизнь погубишь, не задумываясь. Но придет время, и каменная душа дрогнет, обагренная горячей кровью. Но будет поздно. С сегодняшнего дня тебя покинет сон, пусть он исчезнет, как пыль дорог, подхваченная ветром. Это мое проклятие.

Произнеся эти слова, Сибилла повернулась к графу спиной и, прихрамывая, направилась к толпе онемевших цыган.

Взбешенный Джошуа хотел стегануть ее плеткой ‑ проучить за дерзость. Но занесенная для удара рука застыла, словно натолкнувшись на стену. Его полный ярости и недоумения взгляд устремился на цыганку, но был как бы перехвачен жгучим взором ее дочери Камиллы.

Граф так и не смог позабыть этих глаз. Они были необычного для цыганского племени изумрудного цвета и горели магическим огнем. Мысли его спутались.

Рука с плетью безвольно опустилась. Позабыв о том, что хотел сделать, словно сомнамбула, он с огромным трудом преодолел наваждение и поскакал прочь по пыльной проселочной дороге в со‑провождении свиты, унося в своем сердце навороженную хворь.

С этого дня он лишился нормального сна. Муки бессонницы перемежались кошмарами короткого забытья. Вот уже более четырех лет его преследовала месть Сибиллы. Не помогли ни лекари, ни шептухи. С каждым днем становилось все хуже. Теперь бессонница сопровождалась приступами оцепенения и провалами памяти.

Не только ночи без сна, но и тяжкие думы донимали старого графа... Боги в свое время были к нему милостивы и даровали дочь и двух сыновей. Дочь Джошуа Лия никогда не занимала в его жизни большого места. Другое дело ‑ сыновья. Старшему ‑ Роланду, прямому наследнику, исполнилось уже двадцать восемь. Но вот беда: нравом и внешностью он пошел в мать ‑ был чересчур медлителен и неповоротлив. Не было в нем искры божьей. Не хватало живости, жесткости, страсти.

Зато у младшего ‑ Девина ‑ всего этого имелось в избытке. Ему не исполнилось и двадцати, а он уже успел немало накуролесить. И если бы не отцовский титул и богатство, скорее всего, сложил бы голову на плахе.

Юноша унаследовал не только внешность Джошуа, но и его худшие качества, многократно их умножив. Девин не знал меры ни в вине, ни в женщинах. Волочился за каждой мало‑мальски подходящей юбкой и постоянно вляпывался во всякие скверные истории. Он был вспыльчив, нетерпим, а в драке просто терял голову ‑ сразу же хватался за кинжал или шпагу и, не задумываясь, пускал их в ход.

Недавно связался с одной из фрейлин королевы, а когда их застал супруг, то затеял драку, тяжело ранил соперника, а сам еле унес ноги. Отцу удалось замять скандал. Ох и немало пошло на это золота! Если бы не доходы от графства Квин, то врядли что получилось.

Да, тяжелы заботы старого графа, мрачны его думы. Вот хотя бы взять это графство Квин. Мелвину скоро исполнится двадцать, и тогда прощай навсегда богатые земли и большие доходы, а вместе с ними и надежда устроить судьбу разгильдяя Девина.

Еще несколько лет тому назад Джошуа без лишних сомнений решил бы эту проблему ‑ отправив опекаемого в мир теней. Но сейчас проклятый сон, мучивший последние годы, не позволял этого сделать. Однако нельзя же откладывать вечно. Так можно и опоздать. Ведь тот мог до совершеннолетия укрыться на пару месяцев в провинции, а после появиться при дворе короля и спокойно вступить в права наследования. Тогда уже ничего не поделаешь. Проблему необходимо решать немедленно ‑ Мелвину придется умереть в ближайшее время. И случиться это должно у всех на виду, чтобы не возникло ни малейших сомнений.

Вот поэтому граф Джошуа Кармелин и решил позвать его в Квин на празднование своего дня рождения. Здесь они впервые за долгие годы встретятся лицом к лицу.

К этому же времени Джошуа приурочил решение и другой задачи. Он узнал, что неподалеку кочует табор Сибиллы. Молва о ней и ее необычной дочери Камилле достигла графства.

Впервые за долгие годы мучений у него появился шанс вылечиться или хотя бы отомстить за свои страдания.

За это время Камилла, по слухам, превратилась в несравненную красавицу. Никто из мужчин не мог остаться равнодушен к ней. Граф решил использовать ее красоту и обаяние для достижения своей цели. Для этого на следующей неделе она тоже должна прибыть в Квин...

Постепенно мысли утратили четкость, казалось, что он вот‑вот заснет. Но, не тут‑то было: вздрогнув, Джошуа очнулся, покачиваясь, словно пьяный, подошел к кровати. Тяжело вздохнув, натянул на голову одеяло и закрыл глаза в надежде все‑таки задремать. На этот раз он действительно заснул. Приснился ему все тот же кошмарный сон. Вот он, затаив дыхание, крадется с кинжалом в руке. Спрятавшись за кустом, видит Мелвина об руку с юной красавицей. Джошуа, терпеливо ждет, когда юноша останется один. Вот, наконец, никого нет рядом. Медлить нельзя! Он бросается на жертву и вонзает кинжал в шею. В последний миг рука предательски дрожит, и удар не достигает цели. Мелвин падая, оборачивается. И о ужас! Перед ним ‑ не подопечный, а его сын Девин. Полными ужаса и боли глазами он смотрит на отца, что‑то пытаясь сказать.

Из раны струей бьет горячая кровь, заливает Джошуа лицо, стекает по шее, груди и спине, сковывает тело, словно панцирь, превращая плоть в камень.

Во сне граф рычит, словно смертельно раненный зверь. От этого жуткого крика просыпается весь замок. И так каждое утро.

* * *

‑ Мелвин, ты ни в коем случае не должен ехать в Квин! ‑ твердила юноше Джада. ‑ Ведь ясно ‑ это западня! Тебе из нее не выбраться живым! Подумай о матери, кто ее защитит. Не забывай и о графстве, о людях. Они стонут от непосильных поборов Джошуа. Ты ‑ их последняя надежда. Все ждут твоего совершеннолетия, надеясь на избавление от гнета. Осталось ведь совсем немного. Послушай старую кормилицу, ‑ продолжала она, ‑ уезжай отсюда на полгода. Возьми с собой кого‑нибудь. Вот, хотя бы Вула. Он не слишком умен, но зато силен и ловок, будет тебе хорошим слугой и поможет, случись какая драка. Прошу тебя! Уезжай, пока не поздно! Никому не называй своего настоящего имени. Пере‑двигайся скрытно, не привлекая внимания, чтобы тебя не выследили ищейки Джошуа. Будь осторожен и не дай им себя обнаружить. Ты увидишь, время пролетит быстро. И настанет великий день: граф Мелвин де Квин отправится прямо ко двору короля. Потерпи немного, помни, что стоит тебе сказать мажордому королевского двора: "Граф Мелвин де Квин нижайше просит аудиенции", ‑ и ты победил! С этого момента графство Квин для Джошуа навсегда потеряно. Тогда даже твоя смерть ничего не изменит.

Юноша слушал ее молча. Казалось, мысленно он был где‑то очень далеко.

"О чем он думает? Может, вспоминает недавний визит к Дрилле?" ‑ переживала женщина.

Так же, как и отец много лет назад, Мелвин вчера посетил ведьму. Вернулся задумчивым и печальным, словно узнал какую‑то страшную тайну. После этого стал еще больше похож на Сержа, такого, каким он был в последние дни жизни.

"Неужели и сына ждет та же участь? Неужто все ее усилия, весь смысл жизни рухнут в один миг? Этого нельзя допустить! Но что же может сделать она, старуха, что может противопоставить судьбе?" ‑ думая об этом, Джада грустно качала головой.

‑ Мелвин, сделай, как я прошу. Гонца Джошуа мы усыпим. Он проспит не меньше суток. За это время ты уедешь далеко. ‑ Кормилица с мольбой смотрела на юношу.

Ее голос, ее слова вернули молодого человека в реальный мир, он ласково положил руки ей на плечи и печально улыбнулся. Взглянув в его зеленые как у отца глаза, она все поняла. Все слова напрасны ‑ он все равно поступит по‑своему.

‑ Ты правильно поняла, кормилица. Но печалиться и хоронить меня раньше времени не нужно. Еще не известно, как повернет судьба. Ты ведь знаешь, что отец никогда бы не бежал от опасности. И я не буду тоже. Пусть сбудется воля богов. Собирай в дорогу. Вула я возьму с собой, как ты советуешь. Прости ‑ лучше помолись за меня, береги мать. А я обязательно вернусь. Ну, а сейчас мне очень хочется съездить в часовню к отцу.

Прижав к груди плачущую няньку, Мелвин тяжело вздохнул, чувствуя, что зря не послушался совета любящей Джады.

Прошло не более получаса, а он уже отворял тяжелые литые двери часовни. Тихо, словно извиняясь за то, что тревожит отцовский сон, подошел к могильной плите.

Внутри было светло. Окна располагались таким образом, что свет, отражаясь от множества зеркальных плиток, рассеивался, заполняя все внутреннее пространство. Ночами тоже не было надобности зажигать светильники. Призрачный свет Камеи, Дионы и Ларги наполнял часовню мистической таинственностью.

Ее стены на высоту человеческого роста были выложены темно‑зеленым мрамором и украшены четырьмя массивными серебряными светильниками. На полу ‑ тоже мрамор, но черный. Во всем, даже в мелочах, царили строгость и гармония печали.

Могила отца с возвышающимся над ней надгробием служила алтарем. Рядом располагалась еще одна размером поменьше. Она ждала свою хозяйку вот уже почти пятнадцать лет. На мраморной крышке золотом сверкала надпись: "Графиня Райза де Квин".

Обе могилы находились на некотором возвышении в обрамлении замысловатого мозаичного узора, в котором преобладали красные и черные тона. При виде этих надгробий из глаз Мелвина покатились слезы. Плакать юный граф мог позволить себе лишь в полном одиночестве.

Благодаря особенностям освещения каждое надгробие от‑брасывало четыре едва уловимые тени. Две из них, наслаиваясь одна на другую, сливались в единую, более плотную. Она выглядела довольно необычно. Казалось, что здесь открывается путь в потусторонний мир. Мелвину, сидящему на мраморной скамье и пристально всматривающемуся в нее, начинало казаться, будто бы дверь туда в самом деле приоткрывается...

Юноша мысленно прощался с отцом. Он размышлял над тем, как все в этом мире странно: вот он еще совсем молод, а ему уже грозит смерть. И он не в силах избежать судьбы. Не так ли было и в жизни Сержа де Квин? Наверное поэтому, почти не помня отца, зная о нем лишь по рассказам Джады и Дина, он все равно любил его, ощущая какое‑то странное и неотвратимое единение. И не случайно Мелвин в решающий момент поступил так же, как и он: отправился в лес к колдунье Дрилле. Ведь ей даровано тайное знание. Он предполагал, что старуха, как и его мать, когда‑то перенесла большое горе, которое лишило ее ума. И с тех пор она живет на берегу лесного озера, неподвластная времени.

Некоторым она соглашалась предсказать будущее. Как правило, ее пророчества сбывались.

Мелвина всегда интересовало, что услышал в роковой для себя день отец. Почему слова Дриллы так изменили его судьбу? Юноша не раз пытался увидеть колдунью, поговорить с ней, узнать, что его ждет. Но все попытки были тщетными. Колдунья игнорировала его.

Но на этот раз, увидев молодого графа, Дрилла остановилась и, не дожидаяся вопроса, заговорила:

‑ Вот и сын оборотня пришел ко мне! Он тоже хочет знать свою судьбу. Ну что ж, пусть знает. ‑ Вперившись в него жутким взором, скорее проскрежетала, чем произнесла свое пророчество:

Ты ‑ третий лик единой сути,

А потому с ее судьбой,

Хоть сам сейчас того не знаешь,

С великой силой за спиной!

Она на зов придет, поможет,

Но счастье унесет с собой,

Взамен тебе весь мир предложит,

Но что весь мир, коль нет одной?

Коль нет любимой и желанной,

Той, что приносит счастья свет!

И ты принять дары не сможешь,

Дашь отрицательный ответ.

Любовь, сомненья ты положишь

На чаши жизненных весов,

И этим душу растревожишь, ‑

Таков твой путь и смысл таков!

Пока он пытался осознать то, что услышал, Дрилла ушла. Искать ее было абсолютно бесполезно, и Мелвин отправился домой.

Юноша далеко не все понял из услышанного, но основную мысль все же уловил. Он должен довериться судьбе, идти ей навстречу, а не бежать, подобно трусу. Это еще больше укрепило его в правильности ранее принятого решения.

Вот почему юный граф велел Джаде собирать вещи. Завтра утром он вместе с гонцом Джошуа отправится в Квин, туда, где решится его судьба. Как хочется, чтобы она была к нему благо‑склонна...

* * *

Далеко, далеко от часовни, сидя возле походной цыганской кибитки, вечером того же дня просил милости у судьбы еще один человек. Но не для себя. Свою жизнь старик уже прожил и готовился уйти в мир теней, где его давно ждали предки. Просил он счастья названной дочери ‑ Камилле.

Это был вожак цыганского табора, муж Сибиллы ‑ старый Фече Рилон. Уже давно в его бороде нет черных волос. Да и зрение совсем не то, что раньше. Не видел он звезд на небе, не мог рассмотреть парящего в высоте сокола, различить одинокого всадника вдали. И хоть силы пока еще не совсем покинули некогда могучее тело, но пламя ночного костра пылало уже не так ярко, также как и очи Сибиллы. А ночи становились все длиннее и томительнее. Все чаще сон забывал навестить его, оставляя наедине с печальными мыслями.

Вот и этой ночью он даже не пытался заснуть. Укутавшись в потертый плед, не спасавший от ночной сырости, Фече снова и снова мысленно возвращался к событиям минувшего дня.

Главным из которых был, конечно же, приезд гонцов от графа Джошуа Кармелина. Они передали приглашение посетить город Квин. Хотя оно и было преподнесено в уважительной форме, но звучало как приказ. Ослушаться ‑ значило нарушить законы королевства. А за это полагались кандалы и каторга.

Сам Фече уже ничего не боялся. Но ведь он отвечал за весь табор. Но главное для него не табор, а Камилла.

Фече прекрасно понимал, что Джошуа нужны были его дочь и жена. В первую очередь ‑ Камилла.

Старый цыган не забыл случая на проселочной дороге, как помнил, наверняка, его и граф. Ничего доброго от этой встречи ожидать не приходилось.

Но ехать нужно. Туда ведет линия судьбы. Об этом ему сегодня сообщила Сибилла, а ей можно верить. Его жене провидение даровало чрезвычайные способности. Магические сны, в которых она витала в иных мирах, вещие предсказания, а иногда со‑стояние транса, что сродни колдовству ‑ не позволяли ни на миг в этом усомниться.

Иногда Сибилла рассказывала свои сны Фече. Он и сейчас помнит многие из них. Вот хотя бы этот: она идет по небольшой площади, огражденной невысоким каменным забором белого цвета. От налипшей пыли и грязи он стал серым. Под ногами ‑ не земля и не каменные плиты, а какой‑то твердый, шершавый настил, кое где выщербленный со множеством трещин. На нем мусор, куски недоеденного хлеба и какие‑то похожие на пергамент грязные листки. Дует холодный пронизывающий ветер. Грязный снег кучами лежит у ограды. Вокруг снуют непривычно одетые мужчины и женщины. Между ними бегают так же чудно выряженные цыганчата. Язык незнакомый, хотя и понятный. На ней тоже странная одежда и необычные украшения. Хмурые и молчаливые люди, прячась от холодного ветра, столпились у забора. Иногда подъезжают невиданные кибитки, передвигающиеся сами, без лошадей, извергая при этом страшный смрад. Воздух тяжелый, зловонный. Удивительно, как им только дышат? В горле постоянно першит, и она с трудом сдерживает приступы кашля.

Вдруг Сибилла видит юношу. Внешне он мало отличается от прочих, разве что одет еще скромнее. Но от него исходит необычайно сильная аура печали. Он чем‑то явно удручен. Боясь его спугнуть, подходит ближе, Заговаривает с ним.

‑ Послушай, красавец, дай старой Сибилле руку, она предскажет тебе судьбу.

‑ Не старайся, цыганка, зря, ‑ отвечает юноша. ‑ Денег у меня нет, остались лишь копейки на обратный путь, так что на мне особо не разживешься.

‑ Я погадаю тебе без денег, ‑ настаивает она. Осторожно берет его холодную руку, подносит к глазам. Потом с испугом глядит ему в лицо, в необыкновенно зеленые глаза и начинает что‑то вещать...

Что она предрекла юноше ‑ Сибилла сейчас не помнит. Так бывало всегда, когда она невольно прикасалась к тайному знанию из Книги Судеб.

А запомнил этот странный сон Фече потому, что, по рассказам жены, у того юноши были такие же глаза, как у их дочери. Ни у кого они не встречали подобных, хотя и прожили долгую жизнь. Да и Камиллу старики нашли лишь благодаря чудесному дару Сибиллы. День этот запомнился навсегда.

В то лето табор кочевал среди холмов графства Квин. Погода стояла на редкость хорошая. Ясное утро обещало погожий, теплый день. Но внезапно сверкнула молния, и раздался небывалой силы гром. На еще совсем недавно ясном небе стали собираться грозовые тучи. Облака возникали как бы ниоткуда. Наслаиваясь друг на друга, быстро образовали сизую пелену, которую мощные порывы подгоняемого самими демонами ветра сплошной стеной понесли на запад, в Долину Межгорья. Туда, где испокон веков монолитом стоял среди Священных земель на краю базальтовой дороги Храм Горуна. Ветер был настолько силен, что мог перевернуть кибитки. Пришлось на время бури укрыться за горой.

В этот момент на Сибиллу будто что‑то нашло. Словно безумная, не разбирая дороги, она помчалась вверх по склону. Фече, пытался ее удержать. Да куда там! Что может остановить обезумевшую женщину? Разве смерть. Пришлось карабкаться вслед за ней.

Через полчаса они добрались до полуразвалившейся лачуги на краю горной деревушки. Сибилла, словно боясь опоздать, стремглав бросилась внутрь. И прежде чем Фече успел войти, появилась на пороге, прижимая к груди ребенка. В следующее мгновенье, не выдержав напора ветра, хижина рухнула. Так у них появилась дочь со странным именем ‑ Камилла. Хоть и много лет минуло с тех пор, но этот день по‑прежнему свеж в памяти старого цигана.

С годами Камилла превратилась в очаровательную девушку. Она была похожа и не похожа на приютившее ее племя. Характерное смуглое лицо, цыганские черты с присущей им колдовской красой. Вьющиеся черные волосы, спадавшие на плечи, освещали необычные сияющие изумрудами глаза. В ней сочеталось чудесным образом нечто божественное, и в тоже время чисто земное. А колдовского было еще больше. Старики боялись в этом признаться порой даже самим себе. И все же не чаяли в ней души.

‑ Мы растим юную богиню, ‑ шептала Сибилла мужу, ‑ это смысл нашей жизни, наша судьба.

И Фече верил ей. Он сам знал много такого, чего не мог рассказать никому, даже жене. Но в этом не было нужды. Сибилла и так все видела. Но, несмотря на магический дар, она не все могла понять.

То, что дочь никогда не болела, можно было объяснить хорошим здоровьем и заботой названных родителей. Ее способность заживлять свои раны и владеть умами других ‑ врожденным даром, но как объяснить то, что ее кровь, попадая на землю или одежду, бесследно исчезала? И еще ‑ облик Камиллы в ночи Двойного Полнолуния менялся. Менялось лицо, цвет волос ‑ все. Неизменными оставались лишь глаза. От этого зрелища кровь стыла в жилах. Девушка превращалась в чужую, холодную, ледяную красавицу, как бриллиант, неудержимо влекла волшебной красой, но в тоже время словно говорила, что ее красота не каждому доступна. И вела она себя порой не так, как другие дети. Непоседливая и веселая, она иногда становилась задумчивой и подавленой, добрая и ласковая, в гневе превращалась в необузданную и жестокую. Иногда казалось, что если захочет, то может убить одним взглядом. Но эти странности, проявлялись не так часто. В основном, Камилла выглядела обычной девушкой, не особенно отличалась от сверстников. Так же смеялась и плакала, радовалась и грустила. Разве что была более душевно ранима и обидчива.

Вот такая у них росла дочь. Для нее просил счастья у судьбы Фече Рилон, сидя холодной ненастной ночью возле старой цыганской кибитки.

* * *

Серебристый полумесяц Ларги затмили взошедшие в полной красе сестры‑соперницы золотая Диона и кровавая Камея. Бродившие целый день по небу, как отара овец, белоснежные тучки, утратив скрывшегося за горизонтом пастуха‑Гелеоса, разбежались. Не смели, не могли перечить магии ночи Двойного Полнолуния. Призрачный свет, мягко струившийся с небес, окрасил мир в мистические тона. Двойные тени, перекрывая друг друга, рождали дивные, сказочные образы, тревожащие душу. Умолкли птицы, прервали жужжащие полеты жуки‑рогачи. Даже задира‑ветерок, гнавший по полю вересковые волны, испугавшись своей дерзости, утих.

Цыганский табор, нашедший приют в излучине реки, поне‑многу засыпал. Лишь Камилле не спалось в такую ночь. Томление и необъяснимая тоска гнали прочь от людей в просторы благоухающего вереском и ночной свежестью моря зеленого разнотравья. Вскочив на Зорьку, она понеслась в степь, поддавшись зову крови. Но ни быстрая езда, ни степная прохлада не смогли остудить пылающего жаром юного тела.

Сорвав одежды, она бросилась в покрытые росой высокие травы. Покатилась, обрушивая звездопад сияющих в лунном свете капелек. Прикрыв глаза от наслаждения, замерла.

Не видела... не могла видеть, как над головой слились в сияющий нимб лучи Дионы и Камеи, вместе с вересковой росой смыли телесный грим, явив миру ту юную богиню, о которой твердила мужу Сибилла. В ней объединились черты Дриолы, Ризы, Лауры Герфеса, прародительницы Эвы. Любой мужчина нашел бы в ней то, что хотел, то, что искал всю жизнь, то, ради чего стоит жить, бороться и умирать...

Открыв глаза, Камилла увидела небо. Его бездонную звездную красоту. Душа неудержимо рвалась ввысь. Девушка вскочила и, расправив руки, словно крылья, потянулась к звездам. Серебристые искорки светлячков‑летунов окутали ее стан. Золотые волосы, волнами спадая на плечи, сияли в лунном свете. Глаза цвета морской волны затянула поволока. Мышцы напряглись, будто пытаясь унести тело в заоблачные дали. Казалось, мгновенье ‑ и свершится чудо... Но вот из приоткрытых губ вырвался не то вздох, не то стон несбывшейся мечты. Волшеб‑ство окончилось, сказка исчезла.

Юная цыганка, накинув мокрую одежду и дрожа от холода, позвала Зорьку. Та тихонько заржала, послушно ткнувшись теплой мордой в протянутые ладошки.

Обратный путь показался долгим. Камилла ехала задумавшись... Она прекрасно понимала, что сильно отличается от других. Ей даровано то, что недоступно иным. Ее необыкновенные способности пугают даже названных родителей. Хотя те и пытаются это скрыть, но девушка чувствовала, что старики ее все же побаиваются. Что же говорить о других?

Ее появление в таборе окутано тайной. Для чужих она ‑ дочь Фече и Сибиллы. Тем более с ее цыганской внешностью. Вот только глаза. Но ведь она из колдовского рода ‑ этим и объяснялись странности. Люди верили словам мудрецов ‑ цыган зачали демоны. Поэтому так много в них непонятного и чародейственного, недоступного остальным.

Своих настоящих родителей девушка не помнила. Порой ей казалось, что жизнь началась в той ветхой лачуге, из которой ее вынесла Сибилла.

Правда, во сне иногда мелькали какие‑то странные смутные образы. Один эпизод, особенно яркий, помнился с самого де‑тства. Вроде она, еще совсем маленькая девочка, пыталась защитить огромного рыжего волка от женщины с кинжалом. Ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы его убили. Но, к не‑счастью, спасти его не удалось. Вся в слезах смотрела она на истекающего кровью зверя, на глазах превращающегося в красивого мужчину с печальными, добрыми глазами.

Она знала ‑ это ее отец. Помнится, что‑то кричала, просила не умирать. Видела, как кровь, вытекающая из глубокой раны на землю, бесследно исчезала. Потом исчез и он сам.

В том, что сон был вещим, Камилла нисколько не сомневалась и поклялась сама себе, что в жизни этой смерти не допустит. Она знала лишь одного человека, кровь которого исчезала подобным образом, ‑ она сама. Были и другие мистические способности, унаследованные от загадочных родителей. Власть над умами, чувствами, судьбами. Уста могли проклясть, глаза ‑ лишить рассудка, а руки ‑ излечить. Ее постоянно мучил один и тот же вопрос: кто же ее родители на самом деле? Почему бросили? Встретятся ли они вновь? Неужели ей предначертано прожить свой век цыганкой? От этих мыслей грустью и печалью наполнялось сердце.