Текст книги "Растопить ледяное сердце (СИ)"

Автор книги: Алекса Никос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

– За что Хольмгер проклял род Линден?

– Может быть, ты сначала выслушаешь мой первый рассказ? – слегка обиженно спрашивает богиня, и я понимаю, что ей давно хочется выговориться.

– Извините, – опускаю голову, изображая покаяние. – Прошу, продолжайте.

– На чем я остановилась? Ах, да. Война. В один из дней боги собрались вместе и пошли в наступление на жилище Одда и его приспешников. Они надеялись, что, объединив все силы, смогут одолеть брата, заставят его предстать перед советом старейшин и ответить за свои планы по порабощению миров. Бой был долгий, несколько богов погибли в этой схватке. Но Одд был слишком самонадеян, считая, что даже объединенная магия не в силах будет противостоять ему. В этом и была его ошибка. Брата и его сторонников схватили. Совет старейшин приговорил его к страшной казни – заточению его сущности в шерле, – по лицу Фрейзы пробегает страх. – Шерл – не обычный камень для нас. Его опасается каждый, выросший в обители, потому что знают, что только он способен удержать в себе божественную сущность. Клетка, которую никак не сломать, не обойти. Одда заточили в такую навечно, без возможности просить о помиловании, без надежды когда-то вернуться в обитель.

– Но зачем Хельма отдала камень с душой казненного бога купцу?

– Это снова лишь домыслы. На самом деле, камень выкрал из хранилища один из сторонников Одда. Он спрятал его в Лираэллии и многие столетия искал способ освободить брата из заточения, даже не пренебрегал помощью смертных. Одд все эти столетия тоже не сидел без дела. Его сущность была ограничена шерлом, но разум и магия оставались при нем. Брат научился извлекать свет из чужой магии, превращать её в тьму, надеясь с помощью ее силы сломать свою клетку, выбраться на волю, чтобы отомстить. Его задачей было напитать энергией тьму так, чтобы она захватила собой весь мир, в котором он оказался.

– Именно поэтому камню требовались жертвы?

– Не камню, – поправляет меня Фрейза. – Одду требовались жертвы.

Учитывая, что в камне заперта сущность бога, это уточнение кажется мне лишним.

– В любом случае, это в прошлом. Сильнейшей вспышкой света ты сумела привлечь к себе внимание совета старейшин. Так они и узнали, что шерл все это время находился не в хранилище, а в одном из миров. И даже сумели вытянуть из моего брата правду о его замыслах.

– Как можно разговорить камень?

– У старейшин свои методы, – уклончиво отвечает богиня.

– То есть, все закончилось?

– Да. Мы все считаем, что опасность миновала. Шерл спрятан теперь в более надежное место, чем хранилище, к которому, как оказалось, легко получить доступ.

– Это хорошо, – с наслаждением вдыхаю ароматный воздух.

Повисает тишина, которую нарушает лишь стрекот кузнечиков и жужжание шмелей. Наблюдаю за бабочками, бесшумно и легко порхающими от цветка к цветку. На одних они задерживаются чуть дольше, на другие садятся лишь на краткий миг.

– Ладно-ладно, – Фрейза взмахивает тонкой рукой, словно делает мне великое одолжение. – Я расскажу тебе о проклятии Хольмгера.

Удивленно смотрю на богиню.

– Ты разве не об этом меня просила?

– Об этом.

Раз уж она сама предложила, глупо отказываться. Тем более, что мне интересно, чем так провинился предок Райнхольда перед божеством.

– Это случилось далеко после истории с Оддом. Смертных последователей расселили по разным мирам и стерли им память, чтобы понизить концентрацию черных душ, дать им возможность перевоспитаться и избежать лабиринта.

– Один из предков Райнхольда был такой душой?

– Верно. Очень давний предок. Как ты понимаешь, он успешно справился с испытанием. Ему помогла женщина.

– Он влюбился?

– Именно так. Любовь наполнила его душу светом, озарила мрак. Далеко не у всех это получилось, но особенно был высок процент излечения у тех, у кого Одд отнял свет против их воли. Все же, невозможно заставить душу насильно творить зло, не подпитывая её при этом тьмой постоянно, – богиня грустно усмехается. – Но это, скорей, очередное отступление от основного рассказа. Как я уже говорила, Хольмгер и Темпус – сыновья старейшины, одного из великих. Только поэтому Темпусу простили его мезальянс со смертной ведьмой, от которого появились дети, наделенные новым видом магии. До аминаристов только боги могли взаимодействовать с душами. Хольмгер рос разумным ребенком, но иногда бывал слишком вспыльчивым. В каждом из нас уживаются жестокость и милосердие. Когда пришло время, Хольмгеру и еще нескольким его товарищам было передано управление Лираэллией. Это был самый молодой мир из созданных, но его жители уже успели пройти несколько этапов, самое время было привнести в магию. Настоящее раздолье для юных богов, которым нужно набираться опыта. Историю становления Лираэллии ты знаешь, она более-менее правдива. Опущу эту часть.

Фрейза задумчиво смотрит на меня, а я только сейчас замечаю, что у нее очень необычные глаза. Радужка поделена на сектора, сочетает в себе сразу несколько цветов: серый, синий, карий, лавандовый, зелёный и оранжевый. Выглядит крайне странно, но в то же время притягательно. Хочется вглядываться в её глаза, находить все новые оттенки.

– Хольмгер из тех, кто любит накинуть на себя личину смертного. По его словам, это нужно для того, чтобы лучше понимать людей, знать их мнение о себе. Но я думаю, что он просто развлекается таким образом, зная, что в любую секунду может показать свою истинную сущность, перепугав до смерти какого-нибудь нерадивого человека. Смертные ценны своими эмоциями, ведь наши за столетия жизни выцветают так сильно, что мы почти перестаем испытывать их.

– По Темпусу и не скажешь, – снова вспоминаю бога, обожающего дурацкие мантии.

– Он пошел против закона, но встретил свою настоящую любовь. Год от года она лишь крепнет, не теряя своей пылкости. Это поддерживает в нем огонь эмоций. Увы, но не всем так везет.

– Как это? – даже подскакиваю от удивления. – Патриция же была смертной?

– Неужели ты думаешь, что бог, обладающий властью над душами, позволил бы любимой умереть спустя всего лишь полторы-две сотни лет, которые отмерены ведьме? – Фрейза выглядит такой удивленной, что невольно хочется извиниться за свое невежество. Едва сдерживаю порыв, напомнив себе, что не так уж я давно знакома с магией и божественными сущностями, чтобы все знать о них. – Ты, кстати, общалась с Патрицией, она составляла для тебя композицию из аромамасел, которая пришлась тебе по вкусу.

Перевариваю новую для себя информацию. А ведь Патриция тогда показалась мне совершенно неземной. Цвет ее глаз, необычный для человека, голос, странные намеки. Я была слепа, когда сразу не догадалась, что передо мной божественная сущность. Но у меня есть оправдание. Мой страх перед будущим, метания от Райнхольда к Клаусу, множество новых для меня знаний, магия, к которой я не привыкла. Все эти вещи занимали меня гораздо сильнее, чем девушка, которую я сочла слегка странной.

– Конечно, Темпус собирался пожертвовать собой. Спуститься на землю, стать смертным, – тем временем продолжает богиня. – К слову, обычно так поступают боги, пресытившись вечностью. Они отпускают свою магию и отправляются вниз, где проживают незаурядную жизнь в качестве простого человека. После смерти их души попадают сначала в чистилище, а потом в новый цикл, воплощаясь в теле. Но богам позволено так поступать только в том случае, если в обители есть такой же магически одаренный преемник. В иной ситуации давно налаженный механизм даст сбой. Темпус на тот момент был единственным привратником, поэтому ему не разрешили отпустить свою магию, чтобы отправиться к любимой. Но бог оказался слишком упрямым, он поставил условие о бессмертии для Патриции, в ином случае грозился спуститься из обители без высочайшего дозволения. Он знал, на что идет, знал слабые места оппонентов. Да, его могли бы после наказать муками, но боги бы все равно на долгое время остались без того, кто может управлять душами и их перемещением. А без этого умения иногда бывает невозможно поддерживать необходимое равновесие.

– Как у вас все сложно, – ежусь я.

– Великая власть предполагает столь же великую ответственность, – безразлично пожимает плечами богиня, для которой все это – норма жизни. – Но я опять отвлеклась. Такими темпами я не закончу свое повествование еще много часов. А у нас не так много осталось времени.

– До чего?

– Хольмгер, в очередной раз приняв личину смертного, отправился в путешествие по своим владениям, – проигнорировав мой вопрос, продолжает Фрейза. – Это было уже после того, как они с друзьями рассорились, высказав друг другу давно копившиеся обиды и недовольства. Он был зол. Но не только конфликт с друзьями терзал его разум и сердце. Он впервые влюбился. И не в кого-нибудь, а в Каису, с которой они вместе росли. Но избалованная теплолюбивая девушка предпочла разумному Хольмгеру огненного Гуди, который, в силу пламени в его крови и сердце, фонтанировал эмоциями, подпитывал ими окружающих. А Гуди, как истинный огненный, не отказался от того, что само пришло к нему в руки. Это оказалось болезненным ударом для Хольмгера, чья душа еще не успела зачерстветь окончательно. Он не заметил, как забрел в главный храм королевства, который построили в его честь. Окинув взглядом ледяные стены, он неожиданно для себя понял, что все видят его именно таким. Холодным, безучастным, величественно прекрасным и неприступным. Никому невдомек, что внутри его сердце еще горит, пылает страстями, которые не могут найти выход. Отец с детства внушал Хольмгеру, что для бога недопустимо поддаваться эмоциям, недопустимо чувствовать, поэтому он подавлял их в себе, контролировал, сохраняя на лице маску безразличия. Всегда жил разумом, как и положено сыну старейшины. Даже вспышки гнева, периодически возникающие из-за накопившихся эмоций, он предпочитал переживать в одиночестве, не показывая окружающим своей слабости. От невеселых размышлений его отвлек мужчина, которого Хольмгер не сразу заметил. Тот стоял подле алтаря, был печален. Хольмгер спросил, что у него случилось, и оказалось, что мужчина в этот день потерял невесту, которая заразилась лихорадкой, прокатившейся тогда по Лираэллии. Мужчина не только горевал о смерти любимой, но и злился. На Хольмгера, на других богов Лираэллии, к которым день за днем возносил молитвы, прося сохранить жизнь своей невесте. В ярости мужчина не контролировал свои слова, обвинял богов в бесчувственности, сетовал на то, что, имея безграничную силу, они остаются глухи и слепы к молитвам тех, кто в них безоговорочно верит, идет за ними. В конце мужчина добавил, что, чем испытывать такие страдания, он предпочел бы стать таким же ледяным и равнодушным, как Хольмгер, вера в которого в мужчине умерла вместе со смертью любимой.

– Неужели молитва и правда не способна помочь? – тихо спрашиваю я, искренне сочувствуя горю мужчины, жившего несколько веков назад.

– Способна. Но лихорадка тогда была ниспослана на Лираэллию, чтобы забрать самые светлые души.

– Опять равновесие? – тяжело вздыхаю я.

– Да. Был перекос, необходимо было его устранить. Для людей болезнь и следующая за ней смерть понятнее, логичнее, чем объяснения богов о балансе и вынужденной необходимости, – поясняет Фрейза. – Для Хольмгера, скорей всего, обвинения мужчины стали последней каплей. Он не смог удержать свои эмоции под контролем, не успел уйти, прежде чем произнес слова, ставшие проклятием для рода Линденов, и вложил в него целое озеро своей магии.

– Какой магией владел Хольмгер? – я все же спрашиваю, хотя уже знаю ответ.

– Он мог повелевать холодом. Сердце того мужчины сковало льдом, стоило лишь божественной магии проникнуть в его нутро. Но человеческое тело – плохое вместилище, поэтому мужчина испытывал ужасную боль от холода, который никак не желал примириться с новым хозяином. Впрочем, мужчина был даже рад ей. Физические страдания заглушали собой душевные муки от потери любимой.

– Что именно напророчил Хольмгер?

Словно из воздуха в руках Фрейзы появляется желтоватый от старости лист бумаги, исписанный увитым завитушками почерком.

– Сама прочитай.

Пробегаю взглядом по тексту.

«Радуйся, смертный, бог услышал твои молитвы и ниспослал тебе свое благословение. С этой минуты твое сердце и душа навсегда будут покрыты ледяной коркой, ограждающей тебя от человеческих эмоций. В каждом поколении в твоем роду будет рождаться лишь один мужчина, наследник, перенимающий мое благословение. Он будет ледяным и равнодушным к людским страстям, а его избранница, вскоре после бракосочетания, лишится эмоций, уподобляясь своему мужу. И не будет спасения от этого недуга ни на земле, ни в обители небесной. С каждым следующим поколением мороз будет все крепче сжимать душу и сердце, пока, в один из дней, они окончательно не рассыпятся ледяными крошками, оборвав жизнь последнего мужчины в твоем роду. Одну лишь надежду оставляю ему на спасение. Женщина, пришедшая из другого мира, но принадлежащая этому. Подобная той, что есть, но в то же время совершенно отличная. Несущая в себе свет, способный растопить лед в сердце и душе. Да будет так.».

– Тут не говорится, когда именно придет эта женщина, – замечаю я, несколько раз перечитав. – Линдены знали о ней? Искали?

– Тот предок твоего герцога, который и получил проклятие от Хольмгера, был доволен тем, что больше не испытывает боли и страданий от смерти любимой. Он нашел свое спасение в отсутствии эмоций, даже испытывал благодарность к богу. Символично, что его тоже звали Райнхольд. С этого имени начинался цикл, на нем же он должен был закончиться. До твоего появления в Лираэллии.

– Я снова кого-то спасла, даже не подозревая об этом, – бормочу я, не понимая, почему именно моей жалкой персоне было уготовано так много.

– В этом и дело. Ты не пыталась спасти, ты просто искренне полюбила. Свет, о котором говорится в тексте, совсем не о магии аминариста, которой ты владеешь. Это свет любви, тепло, способное отогреть даже заледеневшего от проклятия бога человека.

– Подобная той, что есть, но совершенно отличная, – еще раз перечитываю вслух строчку. – Мы с Альвиной были близнецами, рожденными одной матерью?

– Да. Для Лираэлли рождение близнецов нетипично. Так уж сложилось, что в одном из них непременно оказывается душа, напрочь лишенная света. Люди заметили это, поэтому начали убивать близнецов сразу после рождения. Твоя мать не сумела этого сделать, она каким-то образом переправила тебя в другой мир, оставив при себе Альвину. Неправильный на тот момент выбор, тем не менее, оказавшийся верным. У тебя есть еще вопросы ко мне?

Мне кажется, что богиня куда-то торопится. Неужели пришло время моей душе умереть, чтобы отправиться в новый цикл?

– А Хельма? – быстро спрашиваю я, решив еще немного оттянуть момент. – Почему она была против нашего с Райнхольдом союза?

– Это была не Хельма, а Хельга – ее дочь. Она заменяет мать, пока та отдыхает.

– У богини смерти бывает отпуск? – не могу удержать смешок.

– Всем иногда требуется время для себя. А что о твоем вопросе, так Хельга надеялась таким образом помочь Хольмгеру. Видишь ли, его отец лично вынес приговор сыну, наказав его за несдержанность. До того момента, пока проклятие будет висеть над родом Линденов, Хольмгеру запрещено покидать небесный дворец. Это, конечно, не заточение в камень, но тоже неприятно. Хельга, давно увлеченная Хольмгером, лишь отдаленно знает текст проклятия. Но в один из дней ей удалось добраться до книги судеб герцога Линдена, и она догадалась, что именно он – последний в роду. С его смертью проклятие рассеется, а значит, многовековые страдания Хольмгера закончатся, и они, наконец, смогут быть вместе.

– Но как она догадалась?

– Очень просто. Райнхольд должен был погибнуть в последний день годового цикла, сражаясь со тьмой.

Ошарашенно смотрю на богиню, и та устало вздыхает, явно утомленная моими расспросами.

– Обычно все, что написано в книгах судеб, сбывается. Но твое появление в мире вновь внесло свои коррективы. Те страницы уже переписаны в соответствие с новым жизненным путем твоего избранника.

– Он, – сглатываю горький ком в горле. – Полюбит еще раз? Женится?

– Нет. До конца своих дней он будет любить лишь одну женщину, будет предан ей. И это ты.

– Но, получается, род все же погибнет вместе с ним. Он же последний.

– О, за это не волнуйся. Род продолжится, даже получит новый виток развития, став еще более сильным. Больше я не расскажу тебе ничего из его книги, и так слишком многое ты теперь знаешь.

– Почему вы вообще все это мне рассказали?

– Решение старейшин, – глаза богини вспыхивают загадочным блеском. – Чтобы ты понимала, что ничего в жизни не происходит случайно.

– Даже смерть, – мрачно усмехаюсь я.

– Даже смерть, – эхом вторит мне Фрейза и встает. – А теперь тебе пора. Твоя книга судьбы закончена.

– В чистилище? – уныло спрашиваю я, понимая, что больше мне никак не удастся задержать богиню.

Поднимаюсь на ноги, решив принять свою участь достойно.

– Что за вздор? – скулы Фрейзы даже вспыхивают от возмущения. – Обратно. Писать второй том своей книги. Я не могу больше сдерживать время, но ты вернешься почти в тот же момент, в который ушла.

– Что? – не могу поверить своим ушам. – Так это значит, что я… Значит…

– Просто люби, Алевтина. И будь счастлива.

Последние слова богини доносятся до меня лишь эхом, потому что меня закручивает водоворот, сотканный из ветра, зеленых листьев и аромата луговых трав.

Эпилог

– Как думаешь, если мы уедем на пару дней раньше, чем собирались, Кейт и Давид обидятся? – спрашиваю мужа, указательным пальцем обводя ровный ряд пуговиц на его рубашке.

– Что-то случилось? – Райнхольд внимательно смотрит на меня. – Ты же так рвалась во Флэмен.

– Соскучилась, – признаюсь я. – По заснеженному Рэгнелду, по нашему дому, по живописи, даже немного по твоей вздорной сестре. Дворец слишком большой и здесь постоянно присутствуют какие-то чужие люди.

Райнхольд улыбается, перебирая мои волосы.

– Можем уехать хоть сегодня. Мы здесь вторую неделю, скажу честно, мне тоже уже порядком надоело.

– Почему не сказал?

– Зачем тебя расстраивать. Я считал, что ты наслаждаешься общением с подругой и малышом Теодором.

Вспоминаю пухлые щечки маленького огневика, его молочный запах, милое сопение, когда я его укачиваю в своих руках, и расплываюсь в блаженной улыбке.

– Правда, Тео совершенно очарователен?

– Правда, – легко соглашается муж, который, в отличие от меня, не высказывал бурного восторга по поводу новорожденного, когда мы впервые увидели его.

Но я видела его взгляд, наполненный нежностью, умилением и легкой завистью. Безусловно, Райнхольд тоже хотел бы ребенка, но не смеет торопить меня, ведь я имела неосторожность несколько раз сказать, что сначала хотела бы реализоваться, как художник, а только после этого стать матерью.

За прошедшие с момента битвы в пещере восемь месяцев моя жизнь изменилась в лучшую сторону.

Тогда я была мертва всего пару-тройку минут, но даже за это короткое время успело произойти несколько событий.

Сначала, ведомые Ульвом, появились полисмены из управления тайной полиции. Их глазам предстала совсем не радужная картинка: полуразрушенная пещера, герцог Линден, сжимающий мое мертвое тело в объятиях, бледный Клаус, находящийся без сознания, почти полностью опустошенный Грайн, продолжающий бормотать про спасение сына, считающийся погибшим старший принц, распластанный на черном камне. Бедные полисмены растерялись и не успели ничего предпринять, потому что их почти ослепила яркая серебристая вспышка – это моя магия поднялась и рассеялась в пространстве, прогоняя тьму. В тот же момент портал, через который мы все попали в пещеру, схлопнулся, словно его и не было. Неудивительно, ведь он был создан с помощью тьмы, а она навсегда покинула Лираэллию.

Вслед за вспышкой появилось несколько человек в светлых мантиях – прозревшие боги, пришедшие, чтобы забрать шерл. По словам Райнхольда, боги сориентировались куда быстрее полисменов. Оценив обстановку, они погрузили в сон всех присутствующих, за исключением моего мужа, и изменили им структуру памяти. Никто не должен был помнить о явлении богов на землю и существовании камня из шерла. Зато полисменам внушили, что Грайн – сумасшедший, до той степени увлекшийся легендами, что погубил магов земли, надеясь вернуть себе молодость и здоровье. Кстати, старший принц, который, как выяснилось, был заражен тьмой, пропал вместе с камнем. Не знаю, что с ним сделали боги. Остается лишь надеяться, что Демиан все еще жив.

Забрав с собой душу Одда и тело принца, боги создали новый портал, позаботившись о том, чтобы все могли без происшествий вернуться в Рэгнолд. Райнхольд умолял их о возвращении моей души, даже попытался обменять свою жизнь на мою. Но боги лишь переглянулись, скупо улыбнулись и, пожелав счастья, исчезли, предварительно сняв свои сонные чары. В тот момент, когда Райнхольд окончательно отчаялся, мое сердце забилось.

Короля и королеву Рэгнолда нашли спустя несколько суток в одном из жарких лесов Каиссапеи. Они мало что могли сказать о том, как там очутились, зато из их отношений снова исчезла холодность и отчужденность. Над памятью правящей четы тоже кто-то серьезно поработал.

Райнхольда и его группу приставили к государственной награде за поимку особо опасного преступника. В Олегии, столице Рэгнолда, еще несколько недель все только и делали, что обсуждали свихнувшегося Грайна и героизм моего мужа, спасшего магов земли от незавидной участи.

Так и закончилась эта история. Дело закрыли, Грайна поместили в лечебницу для душевнобольных. Нарушения в его разуме были слишком существенными для того, чтобы приговорить его к казни. Сошлись на том, что он, пораженный заболеванием, не ведал, что творил.

– О чем думаешь? – отвлекает меня от воспоминаний муж, легко касаясь губами моего виска.

– О том, что хочу уехать завтра утром, – обнимаю его за шею, удобнее устраиваясь на его коленях.

Конечно, этот диван достаточно широкий для нас двоих, но сидеть так близко гораздо приятнее.

– Хорошо, – легко соглашается Райнхольд, – я организую.

– Какой же ты у меня, – с восхищением шепчу, целуя мужа в губы.

– Какой? – хитро улыбается он, возвращая мне поцелуй.

– Самый лучший.

***

– Хочешь уехать? – с порога спрашивает Кейт, пропуская меня в покои.

Вечером того же дня я пришла к подруге попрощаться, чтобы уже завтрашним ранним утром, пока замок еще спит, отправиться домой. Путь в Рэгнолд будет утомительным, займет около трех суток, еще этот досмотр на границе. Лучше отправиться засветло, чтобы не стоять в длинной очереди.

– Как ты догадалась? – удивляюсь я, сразу же подходя к кроватке, в которой мирно спит Теодор.

– Я все же твоя подруга, Аля. Заметила тоску в твоих глазах, что с каждым днем становится все более явной.

– Прости, – оборачиваюсь к Кейт. – Я знаю, обещала, что задержусь дольше.

– Ах, оставь эти стенания, – беспечно взмахивает рукой подруга. – Твой дом давно уже там, хоть я до сих пор не понимаю, как ты переносишь этот холод.

– Он не так уж и плох, – улыбаюсь я, с нежностью вспоминая заснеженные пейзажи.

– Боюсь, я слишком теплолюбива, чтобы понять, – Кейт ежится. – Мне подавай жаркое солнце, горячий белоснежный песок под ногами, ласковые волны океана.

Подруга мечтательно закатывает глаза. А я собираюсь с духом, чтобы задать вопрос, который терзал меня с того самого момента, как ко мне вернулась память о мире, из которого я пришла.

– Кейт, – тихо зову ее, возвращая из грез о пляжном отдыхе. – Помнишь, ты упомянула сказку о Колобке?

Лицо подруги сразу становится серьезным, а во взгляде могу уловить испуг. Кейт медленно кивает.

Я основательно порылась в детских книгах, чтобы однозначно сказать, что о такой сказке в Лираэллии никто не слышал. И если подруга родилась и выросла в этом мире, то никак не может знать о куске теста, который съела лиса.

– Может быть, тебе знакомы еще какие-то непопулярные сказки? Например, про Красную шапочку и серого волка, про Белоснежку, съевшую отравленное яблоко. Или, может быть, про Русалочку, лишившуюся голоса, чтобы обрести ноги.

– Ты… ты тоже… – подруга оседает в ближайшее кресло, не в силах сформулировать свою мысль.

– Попаданка, – подсказываю ей. – И похоже, что мы пришли в Лираэллию из одного мира.

– Боже, – подруга всхлипывает, а я присаживаюсь прямо на пол рядом с креслом и беру в руки ее похолодевшие ладони.

– Извини. Может быть, ты не хотела, чтобы кто-то знал? – закусываю губу, с тревогой глядя в лицо подруги, по которому катятся слезы. – Просто я не могла поверить в то, что такое совпадение возможно. Вот и решила узнать наверняка. Если ты пожелаешь, мы забудем об этом разговоре, словно его не было.

– Ты шутишь? – подруга опускается рядом со мной и обнимает меня. – Это от шока, сейчас пройдёт. Не думала, что когда-то мне удастся встретить человека, который… Постой, ты именно поэтому изображала потерю памяти, когда я встретила тебя в том лесу?

– Нет. Моя история гораздо сложнее и запутаннее, чем кажется на первый взгляд.

С полной уверенностью в правильности происходящего рассказываю подруге о том, как жила на земле, чувствуя постоянное одиночество и грусть, о работе дизайнером, о своей семье, о перспективе брака с нелюбимым, о ритуале, попадании в Лираэллию, о своей жизни уже здесь, в этом мире.

Подруга охает и ахает, качает головой в неверии, вздергивает брови от изумления, задает уточняющие вопросы.

Заканчиваю свое повествование встречей с богиней Фрейзой и нашим с ней разговором. Я не боюсь делиться с Кейтлайн подробностями, которые до этой поры были известны лишь мне и Райнхольду, потому что точно знаю, что она не выдаст мои тайны. Только если Давиду, но я совершенно не имею ничего против того, чтобы огненный демон узнал правду. Тем более, что некоторые факты из нашей с Райнхольдом жизни ему уже известны.

– Ты не жалеешь о том, что потеряла свою силу? Ты была первым аминаристом, появившимся в Лираэллии за многие века. Могла бы стать великим врачевателем душ.

– Нет, – качаю головой. – Я рада, что моя магия развеялась, прогнав собой тьму. Тем более, что все эти мертвые, заблудшие души, которые могли прийти ко мне за спасением, порядком пугали меня. Я не хочу становиться великой на весь мир, меня вполне устраивает моя жизнь.

– Ну и хорошо, – резюмирует подруга.

– А ты? – спрашиваю уже я. – Как оказалась герцогиней Конти, а потом женой короля Флэмена?

– Одна старая могущественная ведьма поменяла местами души, как оказалось, перепутанные богами при рождении.. Я жила в Москве. С мужчиной, от которого мечтала сбежать, и которого боялась так сильно, что никак не решалась на рискованный шаг.

Теперь из Кейтлайн льется её история. О Кате Ветровой, которая после смерти родителей сама не заметила, как попала в отношения с настоящим тираном. О Кейтлан, испугавшейся метки отбора невест для короля Флэмена. О ведьме, которая помогла решить проблему, поменяв местами души-близнецы.

Я с замиранием сердца слушаю подругу, которой пришлось научиться жить заново, избавиться от страхов и комплексов, которые ей годами внушал муж, об интригах и бывшей возлюбленной Давида, которая тенью вставала между ними, лишь стоило им начать сближаться.

– Это удивительно, – говорю я, когда подруга затихает. – Я бывала в Москве несколько раз. Она всегда казалась мне слишком шумной и многолюдной.

– А я бывала в Краснодаре. Еще в шестнадцать, за год до смерти родителей. Всего единожды. На несколько дней прилетала, чтобы повидаться с подругой, которая переехала с родителями в твой родной город.

Оставшийся вечер делимся друг с другом самыми яркими воспоминаниями о жизни на земле. Хохочем над школьными историями друг друга, сочувствуем бедам, которые пришлось пережить, обнимаемся, становясь еще ближе и роднее.

– Я бы хотела познакомиться с ведьмой, о которой ты говорила, – произношу я, уже собираясь уходить.

Теодор проснулся, подруга готовится к кормлению. Да и мне стоило бы лечь спать пораньше, чтобы завтра утром Райнхольду не пришлось будить меня слишком долго.

– Зачем тебе это? – Кейт берет сына из кроватки и укачивает на руках, стараясь успокоить.

– Мне не дает покоя болезнь моей сестры, – признаюсь я и набираюсь смелости, чтобы высказать свою робкую надежду. – По твоим словам, эта ведьма могущественная, не зря же она, играючи, сумела поменять местами души в разных мирах. Может быть, ее магия может помочь моей сестре? Излечить ее или хотя бы улучшить состояние? Мне невыносимо больно знать, как маленькая девочка страдает.

– Не знаю, Аля, – качает головой Кейтлайн. – Но я расскажу тебе, как найти Каллисфению.

***

– Зачем явилась, пришлая? – грубо встречает меня старуха на пороге своего дома, спрятанного в одном из лесов Флэмена.

Мне почти не пришлось уговаривать мужа сделать большой крюк по пути домой, чтобы попасть в гости к ведьме. Он понимал, что это важно для меня, поэтому не стал спорить и отговаривать от сомнительной затеи.

– Хочу попросить вас о помощи, – мой дрогнувший голос выдает волнение.

– Вижу, что вернуться в свой мир ты не желаешь. Даже странно, обычно пришлые приходят ко мне именно за этим. Тогда что? Любовь у тебя уже есть, здоровье в порядке, достаток, дело по душе.

– Я волнуюсь о здоровье своей сестры, оставшейся в моем мире.

– Не сестра она тебе, – безразлично бросает ведьма. – Нет в вас общей крови.

– Я знаю. Но не только кровь объединяет людей, еще и любовь, родство душ.

Ведьма застывает, будто к чему-то прислушивается.

– Проходи, коль пришла, – шире распахивает передо мной дверь и, отвернувшись, идет по темному коридору куда-то вглубь дома.

Лишь секунду поколебавшись, устремляюсь за ней, в темноте постоянно натыкаясь на какие-то предметы, которыми завалено тесное пространство.

– Садись, – коротко говорит ведьма, когда мы оказываемся на неожиданно уютной кухне, по стенам которой развешены пучки разных ароматных трав. – Я знаю, в чем твое желание и могу тебе с ним помочь. Но у меня будет одно условие.

– Какое? – мои губы пересыхают от волнения, я кожей ощущаю, что ведьма потребует что-то, что я не захочу ей отдать.

– Когда твоей дочери исполнится четырнадцать, ты отдашь её мне.

– Нет, – вырывается у меня, прежде чем я успеваю обдумать. – Я не готова отдать своего ребенка взамен на здоровье сестры.

– Куда же вы вечно торопитесь, – раздраженно произносит старуха. – Ты сначала дослушай, а потом отказывайся или соглашайся.

– Говорите, – складываю руки на груди, всем своим видом демонстрируя, что уже против любых её предложений.

– Твоей дочери суждено стать новой верховной, она не справится самостоятельно. И ты в этом не сможешь ей помочь. Я поделюсь с ней своими знаниями и умениями, научу, как правильно взаимодействовать с энергией, пребывать с ней в согласии.